Заблудшая душа. Диверсант Шаргородский Григорий
– Вы, господин, простите, конечно, такой же дурень, как и все мужики. Хотя вам-то, молодому, простительно. Ну, нравится девка, так берите и милуйтесь, а то ходит, понимаешь, и только косится.
– А если она не хочет?
– А вы спрашивали?
– Нет.
– Во-от, – многозначительно подняв палец, протянула притворно нахмурившаяся управительница. – А я не поленилась и спросила. Нравитесь. Так чего ж хороводы водить. Живите вместе, может, даже ребеночка родите. И вам хорошо, и ей польза будет. А надумаете жениться – так баронесса, коли не дура, только радоваться станет. Так, хватит мне тут голову морочить, идите, а то девка вся небось извелась от страха.
Ну и что ты с этим будешь делать? Не то чтобы я был против, вынужденный целибат утомил до крайности, но все равно как-то непривычно.
Утром меня разбудили деревянный стук за окном и резкие выкрики. Уфилы рядом уже не было. Не знаю, по своей воле или же в соответствии со строгими указаниями Никоры, девушка старалась не обременять меня своим обществом. Если признаться, не могу сказать – радовало меня это или расстраивало. Особой любви я к ней не испытывал, но иногда хотелось чуть больше нежности. Но это все потом, когда придет весна, запоют птички и всякое такое, а пока нужно работать и заниматься.
Так уж сложилось, что и моя собственная душа, и тело Герда Марана были убежденными совами. Поэтому все поползновения Курата по вытаскиванию моей тушки на тренировки ни свет ни заря натыкались на барское и категоричное «нет». Так что, вы думаете, сделал этот гад? Он просто перенес место утренних занятий казаков под окна моей спальни. И теперь вопли тренирующихся казаков вырывали меня из сна не хуже будильника.
Дернув за веревочку, которая вторым концом крепилась к колокольчику в кухне, я вызвал служанок – каюсь, появились у меня барские замашки. Явились обе: и вечно смущающаяся Уфила, и хохотушка Дирата. Зная мои привычки, девушки притащили с собой по ведерку теплой воды. Сотворить здесь нормальный душ так и не удалось, получилось лишь его жалкое подобие. В маленькой комнатушке рядом со спальней на высокой деревянной раме была закреплена кадка на два ведра. В днище кадки торчало медное подобие насадки для душа. Наверх этой конструкции вела удобная лесенка, на которую и забралась более шустрая Дирата.
После моей команды девушка вылила в кадку подаваемые подругой ведра. Вот так я и мылся по утрам. Весь процесс проходил за занавеской, и я в очередной раз улыбнулся, слушая приглушенную шумом воды возню: Дирата, как всегда, рвалась потереть господину барону спинку, а моя Уфила всеми силами противодействовала этому верноподданническому порыву.
Рыжую Дирату мне уже приходилось выгонять из спальни, застав под собственным одеялом, но наших отношений это не испортило – девушка обладала на редкость легким и незлобивым характером.
Одевшись для зимней тренировки, я заглянул в небольшое, но очень дорогое зеркало и увидел в нем уже ставшее родным лицо. Ничего особенного – довольно правильные черты, слегка курносый нос, но только слегка, успевшая чуть загореть кожа и серые глаза, которые мне чем-то напоминали глаза теперь уже императрицы Лары. Вот такое вот совпадение. Все это венчала шевелюра темно-русых волос, которую после каждого расчесывания я грозился превратить в оселедец или вообще лысину, но местное население меня явно не поймет – статус не тот.
Что ж, приятная часть утра закончилась, и начались суровые будни. Новая площадка для занятий – или, как ее воспринимали мы с Ругом, «пыточная» – не изобиловала никакими особыми приспособлениями. Не было ни сложных и опасных тренажеров, ни поворотных столбов, ни турников, отсутствовали даже простые мешки с песком. Самый опасный тренажер из всех возможных стоял посреди вытоптанного в снегу круга – выше пояса коренастый Выров был одет лишь в просторную рубаху, а в руках сжимал палку в виде сабли. Ему было тридцать лет, но сеточка тонких шрамов и на теле, и на лице добавляла лет десять, так же как и нехороший блеск в карих глазах. К моему внутреннему удовлетворению, на голове Вырова посреди свежевыбритой макушки красовался пока еще короткий чуб. В данный момент казак объяснял Ругу, как сильно тот ошибся, взяв в руки оружие.
Профессор был одет в усиленную металлическими пластинами фуфайку и похожий на перевернутый казанок шлем, по которому инструктор стучал, как по бубну. Попытки Руга помешать этому концерту выглядели жалко. Хотя следует признать, успехи ученого задохлика в фехтовании были уже заметны. Так что подобные издевательства все же имели смысл.
Вместе со мной за «избиением» наблюдала все казачья ватага – пятнадцать бывших воинов-пастухов и десять юношей, отобранных в казаки из переселенцев.
– Все, Выров, хватит дубасить Руга, вон пришла еще одна жертва, простите, господин, – тут же поправился Курат.
Выров шагнул назад и стремительным движением на пятках развернулся ко мне.
Силен зверь – казак двигался, как матерая рысь.
С низкими температурами я дружил не так близко, как этот «отморозок», поэтому не рискнул выйти на тренировку в одной рубахе. На мне был надет вязаный свитер с кожаными накладками на локтях. Кстати, все в поселении признавали удобство подобной одежды, многие женщины умели сносно вязать, но ни один мужчина не надевал ничего, в чем было бы больше десятка узелков. Выяснять подробностей подобных суеверий я не стал, а к моим чудачествам все уже успели привыкнуть.
Казак поднял кончик «шашки» на уровень лица и приготовился к схватке. Стоит сказать, что это оружие для моих бойцов было в новинку – в хтарской степи использовались похожие на палаши прямые мечи. Я же по пути в новые владения заказал в последнем крупном городе империи три десятка клинков из хорошего металла, похожих на казачьи шашки. Точнее, это оружие было ближе к драгунским шашкам – метровой длины, с защитной дугой и маленькой гардой. Для себя я тоже заказал клинки, которые вызвали еще большее недоумение кузнеца.
Заказ прибыл практически одновременно с переселенцами, и сейчас четверть сотни бойцов вовсю тренировались с новым оружием. Было тяжело, и поначалу я даже пожалел о слишком революционной идее, но все же убедил себя, что земные степняки дураками не были, а донские казаки и подавно. Бывшие «ковбои», переквалифицировавшиеся в казаков, подтвердили свою высокую квалификацию – показательная рубка на боевых шашках между Куратом и Выровом вызывала мороз по коже даже у меня.
Выров шагнул ко мне, и я тут же, стряхнув задумчивость, поднял свои имитаторы клинков. В правой руке у меня была палка длиной на пятую часть короче клинка в руках казака, а в левой чуть толще и на четверть меньше той же шашки. Сам не знаю почему, но неудобство тренировок с дарийскими «братьями» подталкивало именно к такой конфигурации. Стандартная стойка дари – низкое положение, когда левая рука держит «младшего брата» прямым хватом, а правая согнута в локте и сжимает «старшего брата» обратным хватом у лица, – мне не очень нравилась. И все же я добавил в привычный стиль боя местных воинов элементы боевой системы дарийских мечников.
Настоящие схватки всегда скоротечны – рывок навстречу друг другу и тут же разрыв дистанции, но за это время и я, и казак сумели провести по десятку ударов – как удачных, так и не очень. Выров получил одно касание по правому предплечью, а я три синяка, причем один на спине, если говорить очень приблизительно и корректно.
Считал ли казак меня опасным противником? Возможно. Особенно его настораживала моя двурукость. И все же при всем этом я понимал, что до бойца, держащего клинок с детства, мне как до морхских саванн на карачках. Что бы ни писали в своих творениях создатели фантастических реальностей, стать настоящим мастером боя невозможно ни за год, ни за пять, будь ты хоть семи пядей во лбу и обвешайся артефактами с ног до головы. Хотя вру – всегда ведь есть возможность применения суперпуперзаклинания. Но мне эта «лафа» не светила.
В моем «багаже» знаний имелись воспоминания о навыках очень опытных людей: уличного бойца, пирата, охотника дари и даже воюющего с детства генерала. Думаете, это хоть как-то повлияло на нынешние боевые способности? Ничуть!
Конечно, обрывки чужих воспоминаний о разных боевых связках давали некоторые плюсы, но, чтобы ими воспользоваться в бою, нужно все это вколачивать в рефлексы с потом и кровью, а мне, увы, мешали и занятость, и элементарная лень.
Вот и в этот день я пару колоколов, которыми здесь отмеряли приблизительно часовые отрезки времени, попрыгал по снегу с казаками, а затем быстро слинял по «очень важным» баронским делам.
Дела на сегодня, конечно, были, но не такие уж важные – прежде всего встретить возвращавшихся из учебного рейда «драгун». Это название я тоже перенес из земной жизни и при этом ничуть не погрешил против истины. Когда встал вопрос, как будут воевать лесные лучники с длинными луками против степных всадников, нагромождение казалось бы ненужных земных знаний выдало слово «драгуны», причем вместе с именем изобретателя этого рода войск. Недолго думая я решил «спионерить» идею маршала Бриссака и научить лесовиков ездить на лошадях. Конечно, превзойти казаков в джигитовке им не удастся даже до глубокой старости, за исключением пары самородков, но этого и не требовалось. Мои драгуны будут драться в стиле первоначальной задумки французского генерала, а не так, как позже сложилось в земной истории, – то есть передвигаться верхом, а воевать в пешем строю.
Пронзительный свист донесся с возведенной на крыше одного из бараков смотровой вышки сразу после обеда. Черныш к этому времени был готов, и мне оставалось лишь сбежать вниз со второго этажа и запрыгнуть на выведенного одним из мальчишек скакуна.
На выезде из поселка Черныш обогнал орущую гурьбу малышей, которые, увидев стремительно скачущего по снегу коня, завизжали еще громче. Яркое солнце, чистый снег, чуть щиплющий щеки мороз и возвращение отцов из двухдневного похода – что может быть лучше для маленького человечка?
Сотник Мороф ехал впереди на самой рослой лошади из той полусотни, что удалось сохранить из всего табуна. Вспоминать было неприятно, но определенная польза все же была – в строю остались только лучшие из лучших. Драгуны немного отстали от своего начальника, и на это были уважительные причины. Ведь в распоряжении сотни было лишь тридцать пять лошадей. Острая нехватка верхового транспорта принесла еще одну пользу, теперь уже стратегическую – ведь в походе неизбежна потеря лошадей, и может случиться так, что восполнить ее не получится. Поэтому вместе с Куратом и Морофом мы разработали разные вариации движения драгун по степи. Сейчас отрабатывался один из самых неблагоприятных вариантов – одна лошадь на троих. В седле восседал лишь один боец, за его спиной находились три колчана со стрелами и небольшие тюки поклажи. А рядом, уцепившись за седельные ремни, бежали еще два драгуна. Время от времени по команде десятников драгуны, практически не останавливая хода колонны, менялись местами.
Такое вот ноу-хау, и только жизнь покажет, насколько мы с моими советниками были правы.
Оставив колонну за спиной, Мороф подскакал ко мне и лихо остановил свою низкорослую степную лошадку. Фигуры коня и всадника по отдельности выглядели неказисто, а вот вместе смотрелись гармонично – эдакая уменьшенная модель Ильи Муромца и его скакуна.
Издалека некрупный Мороф не выделялся ничем особым, но вблизи становилось понятно, что этот человек – довольно незаурядная личность. В черных как смоль глазах чем-то похожего на цыгана человека сверкал задор, который в любой момент мог превратиться в бешеную злобу и жестокость.
История Морофа достойна отдельного романа. Он был чистой воды разбойником и убийцей, с детства ведущим жизнь грабителя на дорогах. Какие мрачные тайны скрывались в темных дебрях его прошлого, мне неведомо, и, честно говоря, как только возникало желание узнать подробности, благоразумие тут же загоняло любопытство увесистыми пинками куда-то в глубь мозга. В характере этого человека меня интересовали лишь две вещи – он был патологически честен и маниакально жесток к врагам своей семьи. Я не то чтобы относил себя к его родственникам, но право на некую долю верности все же имел.
Хотите верьте, хотите нет, но жизнь разбойника поломала маленькая и невзрачная, как мышка, женщина. Что именно случилось, достоверно не знает никто. Однажды банда Морофа напала на один из тайных лагерей маркиза Савата Кардея, но в этот раз налет закончился неожиданно – Мороф узнал в приготовленной к насилию женщине свою юношескую любовь. Половина бывших подельников легла прямо там, а другая половина вместе с атаманом влилась в ряды «идейных борцов». Сказка, граничащая с абсурдом, но когда в жизнь человека вмешивается болезнь под названием «любовь», возможно и такое.
Конечно, терпеть под боком убийцу и разбойника никто не захотел, и маркиз отправил этот «подарочек» мне.
Я взял его и сказал спасибо: Мороф оказался прирожденным тактиком и быстро прошел путь от должности рядового лучника до сотника. Именно с ним мы дорабатывали тактику драгун и всю систему ведения стрельбы на дальние дистанции.
– Барон, сотня вернулась с учебного похода. Погибших нет, пара легких обморожений, – как всегда, коротко отрапортовал сотник. Он, как и Охто, обращался к своему господину нестандартно, и если обращение на «вы» имело место, то «вашей милости» или «господина» от него не дождешься. Хорошо, хоть снисходил до «барона», и то в его устах это слово звучало как бандитская кличка.
– Хорошо, сотник. Веди бойцов в тепло.
– Чуть позже, барон. Пусть немного постреляют.
– Смотри не поморозь людей.
– Они что, неженки? – Взгляд Морофа блеснул злобой, но, к счастью, не ко мне, а к кому-то из подчиненных. Похоже, ребята немного разочаровали командира, и это им точно вылезет боком. В «репрессии» бывшего разбойника я не лез, потому что не видел другого способа подготовить к весне из рыхлой толпы партизан боевую сотню.
– Тебе виднее, Мороф, вмешиваться в процесс не стану, – сказал я в ответ на настороженный взгляд сотника. – Но за каждого бойца, который превратится в бесполезного калеку, будешь отвечать лично.
– Я отвечаю за каждое свое движение с пяти лет, барон, поэтому знаю, что делаю, – парировал сотник, и его слова прозвучали совсем уж «по-блатному».
Драгуны как раз догнали своего командира, и я съехал с дороги в глубокий снег, освобождая место для маневра.
– Сотня, стой!!! – хрипло заорал сотник, и драгуны, особенно те, кто бежал рядом с лошадьми, облегченно остановились.
– Стройся!!! – продолжал надрываться Мороф, и я подумал, что стоит «изобрести рупор».
Один из каждой десятки драгун быстро снял с седла длинный канат и, проезжая мимо лошадей, начал ловко зацеплять распределенные по канату крючки за уздечки скакунов своих товарищей. Получились стройные вереницы из десяти скакунов. В это время основная масса драгун отбежала от дороги, выстраиваясь в три жидкие шеренги. С собой они несли закрепленные на спине луки и снятые с лошадей колчаны.
Двадцать ударов сердца – и девяносто драгун были готовы сделать первый залп.
– Готовься! Синий шест! Два пальца право! Подъем три! – по-прежнему надрывался Мороф. Только он один мог так лихо рассчитывать расстояние и скорость ветра. Конечно, в отряде были достойные ученики, но до сотника им пока было далеко. Скрипнули сочленения длинных луков, и едва слышно зазвенели струны натянутой тетивы. – Дай!
Я в который раз внутренне улыбнулся, потому что команда к выстрелу у местных звучала так же, как команда запуска тарелочной мишени в стендовой стрельбе из охотничьих ружей.
Удар по кожаным накладкам, басовитый гул тетивы на луках – и в небо с тихим шорохом ушло целое облако из стрел.
– Готовься! – больше для порядка скомандовал сотник, потому что стрелки уже потянулись за следующей стрелой.
Драгуны дали еще четыре залпа, а затем побежали к торчащему вдалеке синему шесту смотреть, кто куда попал. Определить принадлежность снарядов при использовании стандартной стрелы удавалось благодаря римским цифрам – пожалуй, единственным известным мне письменным знакам, которые легко наносить на такую неудобную поверхность, как древко стрелы.
Мороф остался на месте. Он свое дело сделал – выбрал поправку на ветер и дальность. Этот способ был разработан сотником с моей подачи, но в основном самостоятельно. Боковую поправку отмеряли по количеству условных толщин пальца в сторону от видимой цели, а дальность корректировали углом расположения лука, который определили по небольшому грузику на короткой веревочке. Чем больше угол, тем дальше грузик отклоняется от древка лука. Вкупе с относительно стандартными луками и стрелами, а также с натренированным усилием, приложенным для натягивания лука, это давало приличную точность попадания при отвесной стрельбе. Разброс составлял где-то метров двадцать, за небольшим исключением у особо криворуких.
Подобрав стрелы, бойцы побежали обратно. О том, что будет с «криворукими», чья стрела воткнулась в снег слишком далеко от шеста, мне даже думать не хотелось.
Сегодняшнее представление имело не показательный характер, а практический – ведь именно после долгого марша бойцам придется стрелять по противнику, и никто не даст им времени, чтобы отдышаться.
Не говоря ни слова, Мороф собрал своих подчиненных и направился к видневшимся на снежной равнине серым квадратикам зданий.
Дальше их ждала восторженная встреча детворы и радость женской половины населения, точнее, большей ее части. Вечером состоится праздник и легкая попойка. В условиях крайней стесненности это было очень важно. Многих напрягало раздельное проживание мужчин и женщин. Не спасал даже плотный график использования двух сеновалов, которые пылкие влюбленные уже расшатали вконец. А праздники давали небольшие отдушины для эмоций. Все основные события в жизни этих людей произойдут весной – как хорошие, так и плохие, – пока же продолжалась зима с ее монотонностью и монохромностью.
События, хоть и не такие уж масштабные, начались немного раньше, чем ожидалось, – в день, когда отбушевала последняя в этом году метель.
Вечером перед самой метелью у меня возник скандал с Никорой.
– Пусть простит меня ваша милость, но это непотребство какое-то. – Перед самым ужином управительница встретила меня у крыльца дома.
– Что стряслось, Никора? – Если она надеялась подобным образом испортить мне аппетит, то сильно ошибалась. Мороз и физический труд – непробиваемые аперитивы.
– Сколько можно кормить эту зверюгу? Скоро дети будут голодать, а эта тварь уже сожрала целого быка.
– У нас так плохо с запасами? – спросил я с недоверчивым прищуром, потому что был прекрасно осведомлен, сколько съел волк.
– Да, скоро мяса совсем не останется.
– Никора, у нас все ледники завалены кониной.
– Так вот и кормите ею своего зверя, а не людей!
В принципе я ее понимал – переселившиеся в степь лесовики привыкли употреблять в пищу телятину и свинину, в крайнем случае баранину, лошадь для них вообще являлась исключительно транспортом и чаще всего умирала своей смертью.
– Никора, о конине мы уже говорили, и этот разговор будет последним, – нахмурился я. Управительница была прекрасной хозяйкой, но иногда ее заносило, так что приходилось опускать дородную даму с небес на грешную землю. – Хтары едят конину, и никто от этого не умер. Голода у нас нет и не будет. Пусть завтра же мне на стол подадут блюда из замороженного мяса. Если поварихи не знают, как готовить конину, пусть посоветуются с Охто. Свежим мясом кормить только детей. А вот чем из МОИХ запасов кормить МОЕГО зверя, я буду решать сам.
Этот разговор на повышенных тонах закончился тем же, чем и всегда, – поговорили и мирно разошлись. Не знаю, что стало причиной – упреки управительницы, мои заявления или же просто какие-то неведомые людям звериные мотивы, – но утром, когда отбушевала последняя метель, деревянная клетка на сеновале опустела, а старый хтар заперся у себя в конюшне и перестал разговаривать и со мной, и с Никорой.
Глава 2
Пограничник
Через неделю после метели степь практически избавилась от снежного плена и начала оживать. Зимнее безмолвие сменилось многоголосым оркестром природы, который пока еще только разыгрывался в ожидании появления основных солистов – птиц и степных цикад. В жизни нашего городка начинался весенний марафон, в котором призом была не серебряная салатница, а жизнь сотен людей.
К весеннему шуму природы в аккомпанементе оживившихся людей я уже начал привыкать, но звук, раздавшийся однажды рано утром, заставил меня буквально подскочить на кровати и, схватив оба клинка, рвануть к двери в чем мать родила. Уже на подходе я осознал, что вопит Уфила, поэтому едва не вырвал дверь с петлями.
Представшая предо мной картина сначала заставила замереть, а затем пришлось сдерживаться, чтобы не заржать.
В коридоре стояла моя милая подруга и визжала как резаная. А причина ее визга лежала у порога в спальню. Волк смотрел на девушку с выражением на морде, которое можно было озвучить как: «Чего орешь, дура?»
– Уфила! – крикнул я, но вместо девушки отреагировал волк. Он лениво встал и с видом исполненного долга убежал к ведущей на первый этаж лестнице.
– Уфила! – Я тряхнул девушку за плечи, чтобы она замолчала, но ее глаза по-прежнему ничего не выражали. Пришлось применить персональное лекарство от подвисания женского мозга.
Крепкий поцелуй, как всегда, заставил Уфилу залиться краской, особенно оттого что я был голым, а в коридор уже ворвался профессор Руг, размахивая оселедцем и усами. Из-за его плеча выглядывала Никора.
У моей девушки стыд всегда был самой сильной эмоцией, так что она быстро пришла в себя, а затем, покраснев еще больше от довольной улыбки профессора, убежала вслед за волком, и этот факт ее совершенно не волновал.
– Что здесь происходит? – спросил как всегда любопытный Руг, но ответа не получил. Впрочем, профессор не успокоился и, дождавшись, пока я оденусь, поплелся следом за мной в «царство» старого хтара.
Оба «красавца» находились на месте – в помещении наполовину опустевшего сеновала, примыкающего к конюшням.
– Охто, и как это понимать?
– Все хорошо, хозяин решил дружить, – вновь на грани понимания высказался весь собравшийся в веселых морщинах старик. Он действительно был счастлив.
– Так, Охто, давай решим раз и навсегда. Либо он «хозяин», а я «ваша милость барон», либо я хозяин, а он «волк».
– Хорошо, хозяин, – кивнул хтар, с умилением наблюдая, как волк поглощает кусок свежего мяса килограммов на пять веса.
Да уж действительно волчара жрет изрядно.
– Так, кого ты назвал хозяином?
– Тебя, хозяин.
– Фух, разобрались, – с искренним облегчением выдохнул я и вернулся к первому вопросу. – Объясни, что он делал у моей спальни?
– Не знаю. Может, хранил, – пожал плечами хтар. – Он приходил вечером, но мяса не взял. Взял утром.
– Как думаешь, почему он вернулся?
– Легкое плохо дышит, хозяин. В степи за добычей нужно долго бегать. Только быстрые ноги накормят сильного.
– А небыстрой добычи в степи нет?
– Хозяин не будет есть крыс… – начал было хтар, но, увидев, как мои брови поплыли навстречу друг другу, поправился: – Волк не будет есть крыс.
– Чудно, – хмыкнул я и посмотрел на волка, который уже заканчивал трапезу.
Похоже, хтар прав – волчара был истощен до последней крайности, но при этом поедал пищу с достоинством короля. В его поведении прослеживался смысл и последовательность действий: ночью служба – утром мясо, если перефразировать Бабеля.
И откуда же ты взялся такой умный?
– Ваня, – тихо, словно услышав мои мысли, прошептал Руг, – я, кажется, знаю, кто перед нами.
Это, конечно, было нарушением конспирации и могло вылезти нам боком, но слишком уж тяжело носить чужие имена и просто необходимо, чтобы время от времени кто-то называл тебя так, как в детстве называла мама.
– Ну и кто?
– Это вордорак, – односложно выдохнул Руг-Урген.
– Проф, ты уверен, что это слово объяснило мне абсолютно все?
– В текстах Хорама Странника упоминались «ловчие звери смотрителей», которых сотворили из волков, дав им разум.
– Ну не знаю. Зверь, конечно, очень умный, но интеллектом не давит.
Теоретически все, что говорил Руг, было очень интересно, но только теоретически. То, что писали местные «историки-фантасты» типа Хорама Странника со товарищи, на поверку могло оказаться великой истиной о демоническом прошлом этого мира, а могло быть простым бредом шизофреников. Хотя не мне, человеку, чью душу в этот мир затянул один из артефактов, а затем прыгавшему по телам разных людей, как неуравновешенный игрок в компьютерные игры, говорить об адекватном восприятии реальности. Сам такой.
Впрочем, теория – это хорошо, но с этим всем нужно было что-то делать. Поэтому я подошел к волку и присел перед ним на корточки. В таком положении наши глаза оказались на одном уровне.
Ох и здоровая же зверюга!
– Так, хозяин степей, раз уж ты решился прибиться к нашему табору, то должен понимать, что жрать здесь кого ни попадя я не позволю. – Выражение на морде волка не поменялось, но что-то мне подсказывало, что он меня понимает. – Поэтому, если я скажу «нельзя», это значит, что ты быстро успокаиваешься и прячешь зубы. Понятно?
Может, это случайность, но волк неожиданно моргнул.
– Он моргнул! – едва не напугал меня своим воплем профессор.
Волк посмотрел на замаскировавшегося под казака ученого, как давеча на вопящую Уфилу.
– Может, ты еще и говорить умеешь? – недоверчиво спросил я, уже не зная, чего ожидать от этого мира. К счастью, волк не заговорил, но опять-таки в его глазах почудилась искорка иронии. – Так, теперь мне нужно тебя как-то называть. Извини, но должность хозяина уже занята. Раз ты хозяин степи, то будешь Ханом. Надеюсь, тебя это прозвище не обидит?
Волк в ответ лишь лениво зевнул, всем своим видом показывая, что аудиенция затянулась и ему пора спать после ночной смены.
Уже выходя из сенника, я стал свидетелем интересной сцены.
– Хан, – раздался голос профессора, проверяющего, принял ли зверь кличку.
Волк поднял голову и резко показал зубы во внушительном оскале. Глухое рычание и нехороший блеск в глазах ясно показывали, что в иерархии новой стаи место профессора намного ниже волчьего.
– Руг, не цепляйся к нему. Это очень опасный объект для исследования.
Волк мне понравился, так же как начинавшийся день, наполненный хоть и тревожными, но энергичными хлопотами.
Бывшая баронская усадьба походила на муравейник. От зимнего сна не осталось даже следа, и если в низинах степи и в редких рощах еще белел снег, а на холмах сквозь прошлогоднюю траву проклевывались робкие стрелки молодой, то вокруг городка чернела потревоженная вспашкой земля.
Я заскочил в дом, чтобы надеть комбинезон, подхватил лопату, а затем, добравшись до места работ, буквально на пятой точке съехал в ров. Во рву было грязно, сыро и… очень весело.
Работать вместе всегда хорошо, особенно если нет негатива сачкующего элемента. Как ни парадоксально, советские времена научили людей не только самоотверженно работать на стройках века, но и поселили в душах желание сачкануть под шумок общего праздника труда. Там, где все уравнивается, нет желания высовываться и надрывать жилы. Не скажу, что пришедший на смену капитализм сделал людей трудолюбивее, но он принес с собой единственное лекарство от заявлений: «Не делай сегодня то, что завтра за тебя могут сделать другие». Мотивация в виде сдельной и персональной оплаты все расставила по своим местам.
В этом мире никто не слышал о социализме, капитализме и других извращениях. Здесь был еще памятен общинный строй, поэтому никто не отлынивал, все работали так энергично, что даже барону было трудно оставаться в стороне.
Практически стандартная лопата земного типа вонзилась во влажную землю, выковыривая изрядный ком грунта. Благодаря продукции штамповочного молота земляные работы велись очень продуктивно. Мы с еще двумя мужиками быстро наполнили землей большой короб. Один из моих «напарников» – средних лет лесовик с похожей на ту же лопату бородой – заливисто свистнул, и привязанные к углам короба канаты натянулись. На ежедневно растущем земляном валу, растопырив ноги, стояла конструкция типа «примитивный кран». На конце длинного плеча рычага была оборудована корзина, в которую с радостным смехом полезла малышня. Дюжина десяти-пятнадцатикилограммовых человечков перевесила короб с землей, а работники развернули за канаты всю конструкцию вдоль вала. Пара ударов молотка – и дверки внизу короба раскрылись, освобождая весь массив поднятого грунта.
Поработав пару часов лопатой, я выбрался со дна рва и тут же наткнулся на еще одно из своих «ноу-хау», перенесенных с Земли в новый мир: упряжка лошадей резво тянула за собой «каток», набранный из одинаковых обтесанных каменных блинов, как детская пирамидка.
Решил, что пора и честь знать, поэтому, взобравшись на вал, постарался окинуть взглядом и воображением всю картину строительства. Пользуясь опытом имперских легионов, на нашем мини-совете была выдвинута идея по строительству укрепления городка в виде восьмиугольника с восемью же вышками-башнями по углам. Легионерские лагеря имели шесть углов, но не в этом суть. Задуманное было осуществлено пока процентов на сорок, но уже выделялась будущая форма. Пока периметр получился небольшим и охватывал лишь восемь основных бараков. В городке стало еще теснее, к тому же все было измазано разводами чернозема и глины, но осознание того факта, что все это временно, не давало людям унывать. В тесноте, да не в обиде, особенно учитывая то, что обидеть нас есть кому.
В дальнейшем я планировал построить поселок на сотню больших дворов, которые сами по себе будут маленькими крепостями, и обнести все это таким же валом, а почти достроенное укрепление станет основой для «детинца» с донжоном посредине.
Выходящий к реке угол осталось оборудовать кольями – и получится преграда с трехметровым рвом и двухметровым валом, по верху которого проходит парапет чуть выше пояса из наполненных грунтом корзин. В остальных углах периметра все шло не так хорошо, и мне оставалось лишь надеяться, что к приходу хтаров мы успеем обезопасить свой тыл.
Несмотря на поговорку «Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах», – мы все же успели. Буквально через сутки после того, как с вала были сняты последние землекопы и переведены на поля, угольные шахтеры начали собираться обратно на карьер, а плотники вовсю занимались установкой навесов, прискакал конопатый и безумно рыжий парнишка, я даже умудрился запомнить его имя.
Еще зимой среди молодежи были отобраны два десятка пацанов от тринадцати до пятнадцати лет от роду, которые впоследствии должны были стать казаками, а сейчас на них была возложена роль дальнего дозора. Легкий подросток без амуниции и оружия на отдохнувшем коне обгонит любого степняка, так что именно они лучше всего подходили для этого дела.
Рыжий Лакор был неформальным предводителем этих «пионеров», так что неудивительно, что именно он принес важную весть. Для патрулирования новики разбивались на пары и по три звена в смену катались по степи за рекой. Натаскивал их сам Охто, в основном обучая искусству смотреть и вовремя убегать. Иногда с дозором уходил и Хан. Это случалось редко, но когда волк сопровождал «пионеров», за них можно было не переживать.
Тревожный и дробный стук копыт я услышал из своего кабинета. Короткий взгляд в застекленное дорогущим стеклом окно показал, что дело срочное. Лакор был похож на испуганную канарейку – рыжая шевелюра стаяла столбом, а ставшие огромными зеленые глаза мне было видно даже со второго этажа.
Мы столкнулись на лестнице, и, зная привычку детворы вываливать на собеседника сразу весь ворох всяческой информации, я жестом остановил рвущийся из парня словесный поток.
– Стоп. Только самое важное, в двух словах.
Лакор на минутку «завис», восприняв мой приказ буквально, затем прищурился и осторожно сказал:
– Хтары идут. – Сообщение в его устах имело оттенок вопроса.
– Так, теперь подробнее.
– Мы с Хриром хотели посмотреть норы сусликов, а потом подняться на второй…
– Не так подробно, – немного скорректировал я доклад. – Вы увидели хтаров. Где и сколько?
– Шестой холм, – четко заявил юный дозорный, но затем смутился. – Больше сотни точно.
– Молодец, – поддержал я стушевавшегося докладчика и порадовался, что еще зимой пронумеровал все холмы со стороны степи и немного подучил местную детвору. Про письмо говорить пока не приходилось, а вот считать они научились. Правда, до сотен пока не дошли, так что Лакор просто сравнил родную сотню драгун с увиденной в степи конницей хтаров.
Что было довольно грамотно и находчиво.
– За рекой остался кто-то из наших?
– Нет, – ответил мальчик, и тут же его слова подтвердил топот лошадей отставших дозорных.
– Так, Лакор, беги на главную вышку, пусть бьют тревогу.
Несмотря на то что рыжий парень был быстроногим, как степная косуля, похожий на огромное погнутое блюдо гонг возвестил о тревоге лишь через десять минут, когда перед крыльцом моего дома уже собралась вся военная верхушка поселка.
– Курат, седлайте коней и надевайте всю амуницию. Мороф, разводи людей по точкам. Все остальное – как оговорили раньше, на вал амазонок и снайперов. Никора, всех «небоевых» – в третий барак, и сразу займись водой.
Первым делом я «упаковался» в свою броню – бог весть что, одежка скорее оруженосца, чем рыцаря. Хотя у меня вполне хватало денег на нормальные латы, я здраво рассудил, что в степи полный доспех не понадобится. Поэтому у оружейника, помимо долгосрочного заказа на шашки для казаков, оплатил снаряжение оруженосца с некоторыми доработками, которые он сделал в течение суток.
Так, снаряжение на месте – клинки в ножнах по бокам, а кинжал по легионерской традиции горизонтально за спиной. Теперь осталось взять колчан с кавалерийским луком и часы.
Да, именно часы – их у меня было двое. В этом мире хоть и делали сносные компасы и даже подзорные трубы, но до тонкой механики пока не доросли, а вот с теорией у них было все в порядке. Большие водяные часы стояли в нише моего кабинета. Две стеклянные колбы на литр каждая, к тому же с часовыми пометками, были помещены в удобную раму. А вот маленькие, граммов на сто, имели кожаную оплетку и как раз подходили для походных условий. Большие часы я постоянно забывал переворачивать и даже успел пожалеть, что потратил на них деньги. А вот маленькие все же дождались своего момента.
Еще раз осмотревшись в кабинете, я выскочил в коридор.
Хтаров мы ждали, поэтому паники не было. Никора тут же повела стариков, детей и совсем уж слабых или эмоциональных женщин в третий барак, который изначально строили как своеобразный бункер – полуземлянка с толстыми стенами и наружными лестницами на бревенчатую крышу для поливки ее водой. В этом бараке жили мужики, так что особыми удобствами он не обладал, зато был более чем надежным укрытием.
Основная масса драгун, вместо того чтобы встать на стенах, расположилась между бараками, а на вал полезли самые меткие стрелки, которых я по старой памяти назвал снайперами, также на вал отправились «амазонки». О значении этого слова местные красавицы не догадывались, но оно им понравилось. Главной среди девушек и женщин, умеющих сносно пользоваться луком, была шустрая, но неожиданно посерьезневшая перед боем Дирата. А вот лучшим стрелком, как ни странно, оказалась моя Уфила.
Я встал возле «амазонок», по пути проведя рукой по округлой попе Уфилы, четко вырисовывающейся под длинной юбкой. Расчет, как всегда, оказался верным – краска залила лицо девушки, напрочь сгоняя бледность и маску страха.
В принципе всполошились мы рано, но оборона – это не атака, и здесь кураж как раз вреден, а успокоиться перед боем очень даже не помешает.
Люди сначала молчали, напряженно вглядываясь в степь через реку, но шестой холм находился в пяти километрах отсюда, так что через пару минут люди расслабились. Кто-то облокотился на парапет из больших плетеных корзин, кто-то вышел из тени односкатного навеса, который в бою должен защищать обороняющихся от стрел, а сейчас только закрывал теплое весеннее солнышко.
Напряжение вернулось минут через пятнадцать, когда среди пологих «волн» степного моря появились всадники. Женщины загомонили и едва не бросились к обращенной в сторону степи стене – ведь мы ждали прихода степняков вдоль реки, поэтому смотреть в степь за рекой с нашей позиции было неудобно.
– Всем стоять на месте! – немного визгливо, но настолько решительно крикнула Дирата, что вытянулись в струнку даже драгуны. Всегда смешливая и своевольная девушка как-то вдруг превратилась в командира. Отосланный на стену с десятком молодых драгун пожилой лучник только одобрительно хмыкнул.
Сборная солянка стрелков тут же успокоилась, и каждый вернулся на свое место. Отряд выглядел, конечно, колоритно – пятьдесят три бабы разного возраста и десять молодых драгун. По другим стенам были распределены еще двенадцать «амазонок». Внизу за периметром своего часа ждало девяносто бойцов. Итого получалось, что из почти четырех сотен жителей городка половина была боеспособной, а это очень и очень неплохо.
Покосившись в сторону пристроенных на стеночке водяных часов, я увидел, что «накапало» двадцать пять минут.
Так, до переправы им добираться еще минут десять, потом переправа и десять минут до городка – итого где-то с полчаса.
Так что дозоры нам дали фору в час как минимум. Неплохо.
Хтары явились под стены словно по заказу – как раз когда вода в часовой колбе перетекла на девяносто процентов. Кстати, у часовой колбы здесь было десять пометок.
В этом районе степи прижились только две небольшие рощицы – одна в полукилометре от поместья, а вторая в пяти километрах, как раз возле ближайшей переправы. В том месте илистое дно Чумры по каким-то неизвестным для меня причинам было плотным, а уровень воды невысоким – как раз по брюхо хтарскому коню.
Всадники появились из-за прижимающейся к реке рощицы плотно сбитой массой. Заросли они объезжали с изрядным запасом, подозревая, что за покрытыми лишь почками ветками может прятаться засада.
Кстати, эту мысль нужно обмозговать: ведь скоро листва закроет кроны деревьев и ветки кустов.
Навскидку хтаров было около двух сотен. С одной стороны, многовато, с другой – наших укреплений такому «войску» не взять.
Не знаю, кто именно командовал этой бандой, но он решил атаковать с ходу. Масса всадников начала огибать поместье, держась на расстоянии ста метров.
Это они, конечно, зря.
– Берегись, стрелы сверху! – скомандовал я, приседая за плетеным бруствером. Увы, команду «воздух» местный народ не воспринимал, поэтому приходилось выражаться точнее.
Внутри защитного периметра раздалась такая же команда, и тут же по доскам навеса застучали стрелы. Некоторые наконечники даже пробивали доски, но застревали в них и лишь бессильно щерились острыми жалами – плотники поработали на славу.
– Снайперы! Приготовиться! Трое по лошадям! Залп!
Драгуны по моей команде вскочили и практически без задержки послали стрелы в сторону возвращавшихся хтаров – огибать городок они не стали, потому что вал подходил к реке метров на двадцать, и влететь в этот промежуток было смерти подобно.
В толпе хтаров несколько всадников повалились на землю, заржали раненые лошади, и эхом этому крику боли завопили разъяренные степняки. И у имперских рыцарей, и у степняков были похожие правила насчет неприкасаемости лошадей. Я их полностью разделял. Но мне было просто жаль калечить этих прекрасных животных, а для местных вояк лошади являлись добычей, которую портить себе дороже.
В данной же ситуации на кону стояли жизни людей, так что мне было не до сантиментов.
Намек хтары поняли и тут же отхлынули к рощице. Что странно, нигде не было видно командирской группы – хтары пошли в атаку все до единого. Догадка насчет демократии здесь не проходила, так что ханом у этого клана был либо слишком горячий воин, либо слишком юный.
Похоже, верными оказались оба предположения – как только хтары доехали до зарослей, они тут же спешились и бросились обратно уже на своих кривых ногах, с воплями потрясая прямыми мечами. В этот раз в атаку пошли не все – часть степняков осталась с лошадьми, а часть задержалась, чтобы развести огонь и приготовить специальные стрелы. Да только поджечь мой городок им не светило.
Поджигатели вышли на безопасную, как им казалось, дистанцию в сто метров в момент, когда основная масса хтаров уже подбегала ко рву.
– Мороф, отметка пятнадцать, дальность сто десять! – крикнул я сотнику, уже выводившему своих людей из-под навесов у бараков. Развернувшись обратно, уже значительно тише отдал приказ защитникам стены: – Стрелять по готовности.
Нет, с воплями надо что-то решать, нужно завести рупоры или свистки.
– Дай! – тут же послышалось сзади, и в небо ушла плотная стая деревянных посланниц смерти, как бы это пафосно ни звучало.
Щелчки по защитным нарукавникам раздались справа и слева. Вновь побледневшая Уфила работала с монотонностью хорошо отлаженного автомата, а вот Дирата оскалилась, как волчица, и, кажется, тихонько рычала.
Эва как раззадорило девку. Главное, чтобы не свихнулась от потрясения и психологических метаморфоз.
Облако стрел рухнуло на поджигателей, заставляя выживших что есть силы рвануть обратно к роще. А в это время ринувшиеся в атаку хтары уже лезли на утыканный острыми кольями вал – явно больше от безнадежной злобы, чем с реальной целью.
Это издалека пологий накат кажется легко преодолимым, но, выбравшись из грязи рва, степняки не смогли добраться и до середины подъема. Большую часть нападавших сшибали стрелы, а меньшая валилась сама.
Пришло время и мне принять участие в отстреле степняков, используя свои слабые навыки лучника, но и их хватило с запасом – на таком-то расстоянии!
Отваги степнякам хватило меньше чем на минуту, и они дружно отхлынули обратно. Мой взгляд тут же привлек некто в броне, похожей на серую чешую. Я точно видел, что в него раза три попадали стрелы, но на скорость, которую развил данный субъект, это никак не повлияло.
Интересная бронька, хочу себе такую же.
То, что творилось во рву, выглядело жутким побоищем, но, как ни странно, от городка убегала большая часть нападавших.
Внезапно меня посетило чувство несовершенства окружающего мира. Повернув голову, я едва не зарычал от бешенства и на степняков, и на себя дурака. Под бруствером из корзин сидела Уфила, с удивлением уставившись на торчавшую из предплечья стрелу. Дирата уже писела рядом с подругой и тянулась к окровавленному древку.
– Не трогай! – Мне все же хватило мозгов на разумную мысль.
Подхватив стонущую девушку на руки, я метеором слетел со стены и побежал в сторону конюшни. Благо находилась она недалеко – при таком-то периметре.
Охто не участвовал в бою не только потому, что не хотел воевать с родичами, но и потому, что в качестве медика от него было значительно больше пользы, чем от воина.
– Здесь, – резко сказал старичок, ткнув пальцем в сторону невысокого топчана, и тут же присел рядом с Уфилой. Понимая мое состояние, он быстро бросил через плечо. – Ничто страшно, хозяин.
После этих корявых, но обнадеживающих слов я смог хоть немного успокоиться и тут же обозвал себя идиотом.
Воевода, блин, развел здесь истерику!
Стоявший у входа Черныш, казалось, разделял мое мнение. А в это время четверть сотни казаков тупо смотрели на вход в конюшню.
– Твою ж мать!
Читать бесплатно другие книги:
