Секрет покойника Харпер Том
Внезапно дверь распахивается настежь. В кладовку врывается поток воздуха. Листки взлетают. Один из них приземляется рядом с лампой и вспыхивает. Я пытаюсь его погасить, но мои движения медленны и неуклюжи. Кто-то вбегает внутрь, бросает листок на пол и топчет, желая погасить огонь, прежде чем загорится целый ворох бумаг.
— Они хотят тебя видеть.
Он собирает бумаги и сует их в футляр. Когда мы встретились, мне ничего не стоило обвинить его в убийстве. Теперь же мне ничего не остается, как покорно плестись за ним следом. В коридоре к нам присоединяются два гвардейца-схола-рия. Сначала мы шагаем темными пустыми коридорами, где нарисованные на стенах фигуры кажутся тенями на золотом фоне. Затем проходим через усаженные деревьями дворики, где рабы подметают опавшие за день цветы и листья, и наконец оказываемся в зале аудиенций, где четыре дня назад Константин приказал мне найти убийцу Александра.
На этот раз это настоящая аудиенция. Евсевий, облаченный, несмотря на поздний час, в расшитую золотом мантию. Флавий Урс в полной форме, сверкает нагрудной пластиной. Преторианский префект Аблабий и два консула, Фелициан и Титиан. И, разумеется, сам Константин, восседающий на троне из слоновой кости, с головы до ног усыпанный драгоценными камнями и золотом, отчего из-под украшений почти не виден он сам. С венца на лицо свисают жемчужные нити, отчего кажется, будто по его щекам катятся слезы.
И пусть в зале собрались самые влиятельные фигуры империи, есть в этом полуночном собрании нечто тайное, заговорщическое. Массивная люстра под потолком отбрасывает яркий круг света, но дальние углы огромного зала остаются в темноте. В ней таится упрек.
— Гай Валерий Максим, — в кои-то веки Евсевий приветствует меня без насмешки в голосе. — Ты прекрасно справился с возложенным на тебя поручением. Август был прав, когда доверил его тебе.
Не успеваю я ответить на этот лицемерный комплимент, как дверь распахивается снова. Четыре стражника вводят в зал Симмаха. С того момента, как я несколько часов назад видел его в последний раз, он успел переодеться в тогу с пурпурной каймой. Но видно, что делал это он второпях. Один конец тоги выскользнул, и теперь вся она вот-вот соскользнет с его плеч. Волосы всклокочены и торчат во все стороны, как шерсть на паршивой собаке.
Евсевий делает несколько шагов вперед. Он явно возложил на себя роль обвинителя.
— Аврелий Симмах, ты обвиняешься в убийстве самого благочестивого и праведного архиепископа Александра из Кирены.
Симмаху явно никто ничего не сказал. Впрочем, он наверняка догадался сам. Он хватается за свой посох, как утопающий за щепку во время бури.
— В тот день ты был в библиотеке.
Симмах кивает.
— Ты знал, что Александр тоже там находится.
Поначалу похоже, что Симмах станет это отрицать, но, видимо, он передумал. Старик не собирается облегчать Евсевию его работу.
— Сегодня вечером ты отправился на прогулку мимо статуи Венеры. Гай Валерий Максим видел тебя там.
Никто не просит меня подтвердить это, но Симмаху, похоже, есть что сказать.
— Я прогуливаюсь там каждый вечер. Любой, кто меня знает, нашел бы меня там.
Симеон по-прежнему держит в руках ящичек с документами. Евсевий берет его у него из рук и поднимает, чтобы его все увидели. Что-то меняется в лице Симмаха, хотя я и не берусь утверждать, что он узнал эту вещь. Наверно, я настроен чересчур великодушно. Мне хочется верить, что Симмах невиновен.
— Ты видел его раньше?
Симмах поправляет тогу, которая того гляди соскользнет с его костлявых плеч.
— Нет.
— Футляр принадлежал архиепископу Александру. Сегодня вечером, после того как ты повстречался с Валерием, твой раб избавился от него и был схвачен на месте преступления.
— Он лжет.
— Он признался под пытками, что выполнял твой приказ.
— Возможно, его не следовало пытать.
Симмах редко позволяет себе дерзости, но эта явно не пошла ему на пользу.
— Где были твои принципы, когда христиане находились в твоей власти? — бросает ему, брызжа слюной, Евсевий. Лицо его пылает жаждой мести. — Ты ненавидел христиан, ты преследовал их, а ведь когда Август Константин разбил главных их гонителей, Галерия и Лициния, он обошелся с тобой великодушно. Но когда в тот день в библиотеке ты увидел Александра из Кирены, ненависть взяла в твоей душе верх. Ты забил его до смерти, использовав в качестве орудия убийства бюст твоего фальшивого идола Иерокла.
Симмах молча слушает его обвинения. Он ничего не отрицает, не бросается на колени, не цепляется за ноги императора. Он пришел на это тайное ночное судилище не для того, чтобы доказывать свою невиновность. Когда Евсевий наконец умолкает, он лишь качает головой и говорит: «Нет».
— Ты сделал этого потому, что он христианин. Ты так и не простил ему, что он бросил тебе вызов в твоем собственном застенке, что он победил тебя. И ты ненавидел его за это.
— Я уважал его мужество. Если я кого и презирал, так это людей малодушных. Таких как… — Симмах на минуту умолкает, подыскивая имя, — как Астерий.
— Довольно! — похоже, Евсевий не ожидал от него такого мужества. И наверняка вспомнил об изуродованных руках своего друга, пожизненной каре, которая настигла Астерия за то, что тот предал свою веру. Евсевий шумно набирает полную грудь воздуха и поворачивается к Константину:
— Господин и повелитель, других свидетелей трагической смерти Александра нет. Единственный свидетель — это сам убийца. — Он выбрасывает руку в сторону Симмаха. — Этот человек, он убил епископа самым жестоким, самым варварским способом. Он украл его бумаги. Кто скажет зачем? Наверно, он решил, что они ему пригодятся. Что он сможет использовать то, что стало известно Александру, против самой церкви. Но как только сеть Августа замкнулась вокруг него, как только Гай Валерий начал поиски убийцы, он запаниковал. Ему стало страшно, что футляр найдут у него. И он велел рабу от него избавиться.
— Ложь.
Голова у меня идет кругом, когда я слушаю, как мою собственную историю переписывают прямо у меня на глазах. Я смотрю на Константина. Его лицо превратилось в непроницаемую маску. Однако он замечает мой взгляд и слегка поворачивает голову в мою сторону.
Тебе просто нужен виновник, или ты действительно хочешь, чтобы я нашел настоящего убийцу?
Я не верю ни единому слову этой истории. Если Симмах действительно хотел избавиться от документов, не проще ли было выбросить их в море или сжечь? Зачем посылать раба к статуе именно тогда, когда он сам в это время совершал вечернюю прогулку? Кто-то явно вознамерился свалить вину за свои темные дела на Симмаха. Единственный вопрос — кто?
Константин по-прежнему смотрит на меня. Как и Симмах. Может, у меня еще есть шанс спасти его? Последние пять дней я провел, занимаясь расследованием убийства, и вот теперь, неожиданно для себя оказавшись на этом скороспелом судилище, я даже не знаю, что сказать. В пьесе, что разыгрывается у меня на глазах, у меня нет ни единой реплики. Я лишь декорация, безмолвный инструмент, который целиком и полностью в руках других. В этом отношении я ничуть не отличаюсь от Симмаха.
Императорский взгляд скользит дальше. Симмах отворачивается. Последняя его надежда угасла. Презрение на его лице предназначено мне.
Константин смотрит с трона вниз и произносит одно-единственное слово:
— Deportatio.
Что значит, изгнание. Симмаха лишат собственности, гражданства, семьи и всех прав. В юридическом плане он перестанет существовать.
Симмах закрывает глаза. Его бьет дрожь, единственное, что заставляет его стоять, расправив плечи, — это гордость. Я помню слова, сказанные в его адрес Порфирием. «Он стоик. Материальный мир не способен затронуть его душу». Впрочем, вряд ли его философия чем-то поможет ему в данный момент.
— А как же футляр, Август? — спрашивает Евсевий.
— Сожгите его.
Стражники уводят Симмаха. Константин спускается с трона и исчезает в боковой двери. Комедия окончена, я им больше не нужен. Никто даже не пытается меня остановить. Оказавшись за дверью, я бегу дворцовыми коридорами, вслед тяжелому топоту ног стражников. Я догоняю их в вестибюле рядом с северными воротами.
— Ну как, пришел отпраздновать свой успех? — голос Симмаха звучит глухо.
— Я здесь ни при чем.
— Я здесь ни при чем, — передразнивает он меня высоким фальцетом. — Я тоже здесь ни при чем. Я не имею отношения к убийству Александра, и тем не менее кто я теперь?
— Прости.
Он морщится. У него почти ничего не осталось. Так что даже мое сочувствие уже что-то для него значит.
— Константин разумный человек, — говорю я. — Через несколько месяцев он призовет тебя назад.
— Через несколько месяцев мы все будем мертвы. Скажи себе что-то другое, и ты солжешь. Сначала они меня отправят в изгнание, затем подошлют наемных убийц.
Он вытирает лоб и смотрит на меня. Его взгляд полон ненависти.
— Ты сам знаешь, как это делается.
Глава 25
Косово, наши дни
Они выехали из Кэмп-Бондстил и по шоссе покатили на север в направлении Приштины. Открывавшийся из окна вид вызывал у Эбби тошноту. Джессоп хотел, чтобы Санчес поехал вместе с ними, однако командир наотрез отказался дать ему увольнительную. Единственное, чем смог разжиться Джессоп, это армейской картой, на которой Санчес пометил место, где они обнаружили гробницу.
Дождь потоками стекал по ветровому стеклу. Крытые брезентом грузовики, что ехали впереди, то и дело заносило из стороны в сторону. Эбби вытащила из кармана сигарету и стала рыться в бардачке в поисках прикуривателя. Розетка, увы, была пуста.
— Теперь это называют гнездом питания, — сказал Джессоп и усмехнулся. После чего вытащил из кармана пластмассовую зажигалку и поднес ее Эбби, чтобы она прикурила.
— Спасибо, — ответила Эбби и похлопала себя по карману. — Вам тоже дать?
— Я бросил.
Эбби посмотрела на него и увидела, что он улыбается.
— Тогда зачем вам нужна зажигалка?
— На всякий случай, — улыбнулся Джессоп.
Митровица оказалась небольшим, запущенным городком, втиснутым между двух рек. Во время войны здесь происходили самые жуткие зверства, и теперь городок был поделен на две половины. Французские солдаты охраняли мосты, минареты и колокольни, что высились над плоским, одноэтажным городом. Эбби надеялась объехать это место, но главная дорога оказалась закрыта на ремонт. В результате им пришлось ехать по эстакаде через широкую пойму реки, берега которой были усеяны ржавыми остовами автомобилей. На другом берегу какая-то фабрика изрыгала в небо дым и копоть.
Пока Эбби крутила руль, Джессоп щелкал кнопками телефона.
— Какой же вы шпион? — пошутила она. — По идее, вы должны хотя бы следить, в какую сторону мы едем.
— Я как раз об этом читаю. Похоже, что в свое время римляне обосновались здесь надолго и всерьез. Здесь добывали свинец и серебро. Отсюда до Ниша всего восемьдесят миль.
— И это хорошо?
— Именно в Нише родился император Константин. Или вы забыли, что я сказал вам? Символ на вашем ожерелье — это его монограмма.
Эбби слегка ссутулилась на сиденье. Она так пока и не сказала Джессопу про свиток из Трира. В кармане у нее лежал сделанный Грубером перевод. Но, похоже, подходящий момент был упущен.
— И что? Вы считаете, что это гробница Константина?
Джессоп вновь защелкал кнопками.
— Здесь говорится, что Константин был похоронен в Стамбуле, в церкви Святых Апостолов, если быть точным. — Он опустил телефон и вздохнул: — Ну, я не знаю.
Эбби включила радио и сосредоточилась на дороге. Она не сомневалась, что Джессоп наблюдает за ней, и внутренне напряглась. Как бы дружески он ни держал себя с ней, все равно этот человек — шпион, напомнила она себе.
К северу от Митровицы машин на дороге стало меньше. Джессоп отложил телефон и уставился в окно. Они ехали по речной долине. Вскоре зеленые поля уступили место густо поросшим лесом холмам, а вдалеке замаячили горы. По обеим сторонам дороги, напоминая пчелиные ульи, нескончаемой вереницей тянулись высокие стога сена.
Вид у Джессопа был озадаченный.
— Странно, указатели здесь другие, — произнес он. — Это по-сербски?
— В этих краях у них что-то вроде параллельного сербского государства. В некоторых лавках принимают лишь сербские деньги.
Джессоп удивленно покачал головой.
— Вся эта так называемая страна по размерам не больше графства Сомерсет. Так они пытаются разделить даже этот жалкий клочок земли.
— Они по-прежнему считают себя частью Сербии. Если бы не вмешательство НАТО, так оно и было бы.
— А почему они не подумали об этом до того, как начали резать албанцев?
— Не знаю.
Джессоп искоса посмотрел на нее.
— В вашем личном деле сказано, что вы якобы идеалистка.
Эбби краем глаза заметила высокий стальной крест, который гордо возвышался над дорогой на горном кряже.
— Это было давно и неправда.
Разговор сошел на нет. Мимо них в противоположном направлении прогромыхал военный грузовик с немецкими номерами. В зеркале заднего обзора Эбби увидела в кузове солдат с винтовками. На их лицах читалась откровенная скука.
— Вам не кажется, что мы зря не захватили с собой прикрытие? — спросила она.
— По оценкам Лондона, ситуация в этом районе довольно мирная.
— Да, но если что, стрелять будут не в Лондон, а в нас с вами.
— Понимаю, — Джессоп прищурился, глядя на карту. — Похоже, на следующем повороте мы сворачиваем.
Эбби сбросила скорость и посмотрела в зеркало заднего обзора. Какое-то время следом за ними ехал крошечный красный «Опель», но последние несколько миль его не было видно.
— Сюда?
Их внедорожник свернул на узкий проселок. Между двумя колеями протянулась поросшая травой полоса. Дорога сливалась с окружающими полями, и они наверняка проскочили бы ее, если бы не стоящий рядом со съездом белый алтарь, у подножия которого лежал увядший букет цветов — печальное напоминание о случившейся здесь когда-то автомобильной аварии.
Джессоп посмотрел на карту.
— Ну что ж, давайте попробуем.
Дорога была вся в колдобинах. Эбби включила привод на все четыре колеса, с трудом ведя машину по раскисшей от дождя колее. Джессоп подался вперед, всматриваясь в забрызганное дождем ветровое стекло.
— Вам не кажется, что отпечатки шин слишком свежие?
Эбби даже не обратила на них внимания. Дорога пересекла долину, после чего поползла вверх среди зарослей. Здесь уклон и каменные выступы создавали новые трудности. Вниз по колее, вымывая мягкую почву, стекали потоки воды. Под сводом леса казалось, что уже наступили сумерки.
Наконец Эбби вползла на гребень холма, описала крутой поворот и с такой силой нажала на тормоза, что едва не загубила мотор. Поперек дороги, перегораживая им путь, стоял черный пикап. Рядом застыли две одетые в камуфляж фигуры. Лица скрыты под черными «балаклавами». В руках у обоих по «Калашникову».
— Странно, военное начальство должно следить за тем, чтобы таких вещей не было, — пробормотал Джессоп. Он достал из кармана мобильник и теперь судорожно переключал кнопки. — Дороги должны быть свободны для передвижения.
— Значит, до кого-то приказ не дошел, — сказала Эбби и удивилась собственному спокойствию. Кто-то скажет, что это безумие, но она знала, как поступать в такого рода ситуациях. Тем более что она бывала в них уже не раз. И пусть декорации другие, актеры всегда те же самые: пикапы и мужчины с автоматами. Она сунула руку в карман за сигаретной пачкой, затем подняла руки, чтобы автоматчики увидели, что она не вооружена. Один из них шагнул вперед, другой остался рядом с грузовиком. Дуло его «Калашникова» было нацелено на радиатор их машины.
Человек в камуфляже подошел ближе и жестом велел опустить боковое стекло. В прорезях «балаклавы» удивленно сверкнули черные глаза. Похоже, человек в камуфляже не ожидал увидеть за рулем женщину.
— Ваши документы, — буркнул он по-английски.
Эбби зубами вытащила сигарету и предложила ему остальную пачку. Мужчина в камуфляже ее взял, но спасибо не сказал.
— Ничего, если я пороюсь в своей сумочке? — спросила Эбби по-сербски. Глаза в прорезях прищурились, затем последовал кивок.
— Что вы здесь делаете?
Эбби мотнула головой, мол, взгляните сами, и мысленно поблагодарила бога за наклейки на боку внедорожника: «EULEX».
— Мы сотрудничаем с министерством по делам окружающей среды.
Порывшись в сумочке, она вытащила паспорт и протянула его часовому. Тот открыл его на странице, где была вложена купюра. Двадцать евро.
— А ваш друг?
— Специалист из Лондона. Он хочет посмотреть деревья.
Двадцать евро мгновенно исчезли в кармане.
— Подождите.
Охранник вернулся к пикапу и о чем-то переговорил со своим напарником. Затем вытащил серебристый мобильник и с жаром принялся что-то доказывать невидимому собеседнику. Ствол «Калашникова», нацеленный на радиатор их внедорожника, даже не дрогнул.
— Что вы им сказали? — спросил Джессоп.
Эбби посмотрела перед собой и велела себе успокоиться.
— Он считает, что мы ищем незаконные дрова.
— Незаконные дрова?
— Семьдесят процентов косоваров топят печи дровами. В деревнях жизнь довольно примитивна. Даже в городах с подачей электричества случаются перебои. Так что незаконная вырубка деревьев здесь большая проблема.
— И он считает, что мы выслеживаем злоумышленников?
Охранник по-прежнему с жаром что-то говорил в телефон.
— Кто знает, что он там думает. И с кем он там разговаривает. Судя по форме, это сербские полицейские.
— А разве им можно?..
— Кстати, ваша зажигалка все еще у вас?
Джессоп кивнул. Правда, его руки так дрожали, что он даже не смог высечь пламя. Эбби взяла зажигалку у него из рук и сама зажгла последнюю сигарету.
— Это Балканы, — сказала Эбби, выдыхая дым. — Форма здесь ничего не значит. В Боснии в девяностые годы Милошевич отправил через границу сербскую армию. Он выдал им новые нашивки, и его боевики в мгновение ока стали боснийской армией. — Эбби задумчиво побарабанила пальцами по рулю. — По идее, вы должны знать это сами. Вы ведь в некотором роде эксперт.
— У меня широкий профиль.
Тем временем мужчина в камуфляже закончил разговор и отложил телефон. В свете фар тот блеснул, подобно лезвию ножа. Затем полицейский закинул на плечо автомат и медленно направился в сторону их машины.
— Все в порядке? — спросила Эбби и протянула руку за паспортом.
Она почти не поняла, что последовало за этим. Мужчина выронил паспорт, схватил ее за запястье и, резко распахнув второй рукой дверцу, выдернул из машины. Эбби вывалилась ему под ноги, в самую грязь.
Затем грубая мужская рука схватила ее за воротник и, рывком подняв на ноги, прижала к боку внедорожника. С другой стороны второй полицейский, направив на Джессопа дуло «Калашникова», заставил его выйти из машины. Эбби почувствовала, как ей завели за спину руки и связали обрывком кабеля. Она не сопротивлялась.
Затем сербы отволокли ее к грузовику и, приподняв вдвоем, забросили в кузов. За Эбби последовал Джессоп. Один из охранников забрался к ним, второй сел за руль. Пикап подался вперед. Эбби скользнула назад на мокрых досках пола и больно врезалась в задний борт. Схватившись одной рукой за грузовой ремень, охранник не сводил с нее дула своего «Калашникова».
Грузовик покатил, трясясь и подскакивая на ухабах. В кузове Эбби и Джессоп катались туда-сюда по доскам, словно пара трупов. Поскольку руки у обоих были связаны за спиной, было невозможно смягчить удары. Рана в плече то и дело давала о себе знать острой болью. Эбби лежала лицом вниз, ощущая во рту привкус крови, дождя и железа, и тупо ждала, когда все это кончится.
Дождь лил все сильнее, но дышать стало легче. Эбби умудрилась вывернуть шею и посмотрела вверх. Горные склоны густо поросли лесом, однако неба над головой не загораживали. По всей видимости, они выехали в долину.
Эбби перекатилась на бок и посмотрела на Джессопа.
— Куда они нас везут?
— В Сербию. До границы отсюда несколько миль. Как только мы окажемся на той стороне, они… черті
Грузовик с лязгом замер на месте — так резко, что Эбби и Джессопа подбросило вверх, и они с грохотом упали на дощатый пол. Даже охранник, и тот стукнулся головой. Открыв окно, которое соединяло кузов с кабиной, он что-то прокричал водителю. Ответ, если тот имел место, потонул в надрывном реве мотора. Правда, грузовик так и не сдвинулся с места.
Затем мотор заглох полностью. Теперь Эбби слышала лишь стук дождя по доскам кузова и шелест ветра в верхушках деревьев. Охранник открыл задний борт, спрыгнул на землю и направился к кабине. Эбби было слышно, как он о чем-то спорит с водителем. По проклятьям, какими был густо пересыпан их разговор, она поняла, что что-то сломалось. Впрочем, конкретных слов Эбби так и не поняла.
Она сжалась в комок и подкатилась к Джессопу, чтобы хотя бы немного согреться. Мокрая одежда прилипла к телу и была холодной как лед.
— Все хорошо, — прошептал ей на ухо Джессоп. — Я сумел позвонить нашим. Наша кавалерия уже в пути.
Его слова подразумевали надежду, а у Эбби ее не осталось. Она лежала и ждала, когда дождь растворит ее всю без остатка.
Наверно, она закрыла глаза, потому что когда открыла их снова, то увидела, что охранник склонился над ней. Он дергал ее за плечо, стараясь разбудить. Голова болела, тело сотрясала мелкая дрожь, причем с такой силой, что казалось, что оно вот-вот развалится на мелкие части.
Сквозь боль и шум в голове Эбби поняла, что охранник обращается к ней по-сербски.
— Вставай. Он скоро будет здесь.
Он заставил ее подняться и спустил на землю. Джессоп был уже там. Они приехали на какой-то луг, расположенный в долине между горами и лесом, заброшенное, одинокое место. Одна дорога вела из леса на восток, вторая протянулась в долину с севера и встречалась с первой в том месте, где сломался грузовик. В их направлении, разбрасывая колесами грязь, катили два черных «Рендж Ровера». Откуда-то издалека доносился приглушенный грохот, похожий на шум водопада. Охранник нервно посмотрел на небо. Он заставил Эбби и Джессопа встать лицом к грузовику, а сам отошел на пару шагов и направил на них дуло автомата. Джипы тем временем съехали с разбитой дороги на траву и образовали вместе с грузовиком нечто вроде треугольника. Двери джипов распахнулись, и из них выскочили мужчины в джинсах и черных парках. Один из них открыл заднюю дверцу первого из «Рендж Роверов».
Из машины вышел худощавый мужчина в длинном шерстяном пальто и, старательно обходя грязь, направился к пленникам. На фоне гор он казался даже меньше ростом, чем в своем кабинете в Риме, однако окружающая его аура была прежней. Даже телохранители, и те выдерживали почтительную дистанцию.
— Драгович, — пробормотал стоявший рядом Джессоп.
Не доходя до них нескольких шагов, Драгович остановился.
На Эбби он даже не посмотрел, зато Джессопа смерил долгим, пронзительным взглядом и покачал головой.
— Нет, это не Ласкарис.
Из-под пальто он вытащил пистолет и нацелил его в голову Джессопа. Гул вдали сделался громче. Эбби услышала, как Джессоп что-то выкрикнул с мольбой в голосе и дернулся, словно собака на поводке. Казалось, земля у них под ногами заходила ходуном. Ветер сделался сильнее и теперь гнал ей в лицо дождевые струи. Драговин отступил.
Вырвавшаяся из дула вспышка расколола мир пополам. Грузовик вздрогнул — это пули отбросили на него тело Джес-сопа. Эбби почувствовала на лице капли крови — теплее, чем дождь. Затем Драговин направил пистолет на нее. Он что-то крикнул, но из-за шума в ушах и рева над головой она не разобрала ни слова.
Вот он какой, конец.
Неожиданно пистолет куда-то исчез. Драговин резко повернулся и бегом бросился назад к «Рендж Роверу». Не успела Эбби понять, в чем дело, как чья-то рука схватила ее за горло. Один из охранников наклонился к ней так низко, что почти коснулся лицом ее лица, и что-то прокричал. Эбби с трудом поняла смысл его слов.
— Это ты вызвала полицию? Говори, ты или твой приятель?
В сознании мелькнуло смутное воспоминание: за секунды до того, как бандиты их схватили, пальцы Джессопа бегают по кнопкам мобильника. Наша кавалерия уже в пути. Тогда она ему не поверила.
— Не знаю.
Охранник оторвал ее от грузовика, развернул и дернул за волосы, чтобы она посмотрела на небо.
— А это что такое, сука?
Из-за горы показался черный вертолет, летевший над долиной в их сторону. У вертолета был тупой нос и квадратный корпус, колеса торчали под брюхом, словно когти хищной птицы. Он слегка покачивался в воздухе, а когда пошел на разворот, Эбби увидела на черном фюзеляже эмблему миротворческого корпуса: огромные белые буквы KFOR.
Сербы тотчас бросились врассыпную. Драгович, не обращая внимания на то, что забрызгал грязью дорогие брюки, в спешном порядке нырнул назад в свой «Рендж Ровер». Не успел он захлопнуть за собой дверь, как машина рванула вперед и понеслась прочь из долины. Вслед за первым «Рендж Ровером» последовал и второй.
Вертолет на мгновение завис прямо у Эбби над головой. Рокот двигателей отозвался в теле глухими ударами, струи дождя стегали словно плети. Восходящие потоки воздуха грозили засосать и унести вверх. Эбби ждала, что сейчас, как в кино, брюхо вертолета разверзнется, и оттуда на землю выскользнут канаты, по которым на землю соскользнет целый взвод крепких как камень парней, которые — вступят в схватку с мерзавцами.
Но вертолет пролетел мимо, вслед за «Рендж Роверами». Из грузовика появился один из охранников и грубо схватил ее за руку. На нем по-прежнему была полицейская форма, та же, что и на блокпосте. Все понятно, подумала Эбби, с вертолета увидели форму и решили, что это косовская полиция.
Серб ткнул ей между ребер стволом и начал кричать, что если она не сдвинется с места, он убьет ее тут же на месте. Бросив труп Джессопа валяться рядом с грузовиком, он потащил ее через луг к деревьям на дальнем конце долины. Второй бандит увязался за ним следом. С виду земля казалась примятой колесами, но, ступая по ней, Эбби чувствовала подошвами все неровности, все кочки и рытвины. Казалось, ее ноги ступают по ковру, под которым кто-то рассыпал старые игрушки.
Ее руки были связаны за спиной, мокрая одежда сидела на ней как смирительная рубашка. Бандит упорно тащил ее вперед, гораздо быстрее, чем она могла переставлять ноги, отчего Эбби то и дело спотыкалась и дергалась, как рыба на крючке.
Гул мотора тем временем сделался тише, превратившись в комариное жужжание. Эбби вытянула шею, озираясь по сторонам. В дальнем конце долины вертолет нагнал «Рендж Ровер» Драговича и опускался прямо на дорогу. Наконец, разбрасывая брызги грязи, вертолет сел, и из его брюха высыпало около десятка солдат, которые тотчас встали цепью, перегородив дорогу. Оба «Рендж Ровера» тотчас вырулили вбок и, не сбрасывая скорости, покатили по траве в направлении леса.
Эбби замедлила шаг. Охранник тотчас же дернул ее снова, и она больно зацепилась голенью за каменный выступ. Впрочем, ей ничего другого не оставалось, как, спотыкаясь, брести сквозь высокую мокрую траву в сторону леса. Оказавшись среди деревьев, бандиты на минуту остановились и обернулись назад.
Вертолет снова поднялся в воздух, преследуя «Рендж Роверы», которые приближались в опушке леса. Почему они не стреляют? — удивилась Эбби. Пары очередей хватило бы, что уложить Драговича на месте, тем более что ей были отчетливо видны очертания тяжелого пулемета, торчащего из стального бока «Черного ястреба». Вертолет завис над долиной, словно кошка, играющая с мышью, но не сделал ни единого выстрела.
Им просто нельзя стрелять, подумала Эбби. Она знала правила, позволяющие открывать огонь. Хотя Драгович у них на прицеле, они не имеют права нажать на спусковой крючок. Все, что могли наземные силы, — это преследовать бандитов. Некоторые бежали вслед за «Рендж Роверами», остальные медленно продвигались по долине к искореженному грузовику. Интересно, они заметили ее? Успеют ли они ее догнать?
Эбби почувствовала на запястьях холодок стали. Это бандит вытащил нож. Она даже не успела испугаться, как вдруг почувствовала рывок, а в следующий миг ее руки уже были свободны.
— А теперь давай живее, — сказал охранник и ткнул ей в спину автоматом. Эбби подчинилась. Шатаясь, она брела между деревьев, преодолевая скользкий склон, не обращая внимания на мокрую одежду, грязь и влажные листья под ногами — те как будто сговорились и толкали ее назад, прямо на автоматное дуло.
Где-то позади нее в лесу прогремел выстрел. Эбби инстинктивно бросилась на землю. Впрочем, пуля в нее не попала. Оглянувшись, Эбби увидела, что серб упал на четвереньки и схватился за ногу. Между пальцев стекала кровь. Второй бандит бросился к нему и, повернувшись к Эбби спиной, выпустил по деревьям очередь. Это был ее единственный шанс. И она побежала.
Время остановилось. Вокруг нее были лишь листья, грязь, свинец, выстрелы, крики и никакого горизонта — только деревья. Она бежала, петляя между стволами. Натертые мокрыми джинсами ноги болели, легкие, казалось, были готовы вот-вот взорваться от нехватки воздуха. Плечо давало о себе знать такой резкой болью, что Эбби решила, что просто не заметила, когда его пронзила пуля.
Вскоре деревья сделались реже, и она выбежала на небольшую поляну, где из земли торчал каменный выступ. В камне зияла трещина, рядом лежали кучи свежевырытой земли, а поперек отверстия была натянута клейкая лента. Рядом с трещиной, насаженный на кол, на Эбби, улыбаясь голыми зубами, смотрел бараний череп. До ее слуха донесся топот ног бегущего человека.
Даже несмотря на весь страх и панику, место показалось Эбби жутковатым. Темная трещина как магнитом притягивала к себе. Ветерок взъерошил ей волосы на затылке, и ей показалось, будто это призрак Майкла пытается ей что-то сказать. Но что? Предостережение? Или благословение? Эбби еще раз посмотрела на клейкую ленту, на вдавленные в землю окурки, на разбросанные в кустах обрывки фольги от сухих пайков. Похоже, это и есть то самое место, ради которого она и приехала сюда. Еще несколько часов назад это казалось задачей номер один. Теперь же ей было все равно. Но топот ног звучал все громче и громче, так что выбора у нее не было. В следующее мгновение она нырнула в пещеру.
Свет проникал неглубоко. Напуганная темнотой, Эбби похлопала себя по карманам и, нащупав зажигалку Джессопа, чиркнула ею. Язычок пламени тотчас осветил гладкие стены, слишком ровные для пещеры естественного происхождения. В глубь каменной полости вел проход.
Через несколько ярдов он привел ее в низкую, прямоугольную комнату со сводчатым потолком. В дальнем конце стоял каменный ящик, а в стене над ним виднелась ниша, в которой когда-то, по всей видимости, стояла статуя. Стены украшали росписи в коричневых, зеленых и синих тонах. В подрагивающем пламени зажигалки Эбби разглядела лодку в кишащем рыбой море, побеги плюща, обвивающие нарисованные колонны, богиню в полупрозрачном платье, шагающую с небес к спящему герою в окружении львов, а также луну и солнце. Были на стенах и письмена, но, как Эбби ни напрягала глаза, разглядеть отдельные буквы так и не смогла.
Это гробница, догадалась Эбби. Каменный ящик — это саркофаг. Тем более что она разглядела приставленную к нему крышку и белые царапины в тех местах, где Майкл и Санчес вскрывали ее ломиками.
Эбби убрала большой палец с зажигалки — не хотелось выдавать своего присутствия — и села на полу в темноте. Мокрая одежда была холоднее и ужаснее, чем смерть. Тело сотрясала дрожь. Впрочем, Эбби ее почти не замечала. Большой палец она прижала к колесику зажигалки — просто, чтобы чувствовать остаток тепла.
Она подумала про вырванный из гроба скелет. Что, если эта гробница станет ее собственной могилой? Жизнь за жизнь. Плоть за плоть.
Затем ей вспомнился Шай Левин. Вероятнее всего, его убили ударом в сердце. Убийца воспользовался длинным ножом или мечом. С трудом верилось, что этот подземный склеп когда-то принадлежал человеку, который когда-то жил и дышал — так же, как и она. Наверно, он был богат. И прожил полную событий жизнь. Человек, который заказал для себя эту гробницу. Ему и в голову не могло прийти, что спустя семнадцать столетий его гробница будет затеряна в глухом, безлюдном месте, в стране, которая принадлежит неизвестно кому.
Снаружи пещеры раздался какой-то шум. Крики, стук камней. Эбби приподняла голову. Затем по проходу прокатился приглушенный звук выстрела, и она поняла, что еще один человек расстался с жизнью.
Свет на другом конце прохода померк. Спрятаться было негде. Если ей суждено умереть, по крайней мере, она заставит этого ублюдка посмотреть ей в глаза. Затем по проходу послышались чьи-то шаги, медленные и осторожные. Эбби щелкнула зажигалкой. Лица богов и героев смотрели на нее со стен, ожидая, когда они смогут заполучить ее тело. Шагавший по проходу человек — если это был человек? — подошел ближе. Пару мгновений он существовал в полной темноте — оставив позади дневной свет, но еще не шагнув в тусклый круг света, отбрасываемого зажигалкой. Ветер принес с собой запах гнилых листьев и мокрой земли, запах открытой могилы.
Незнакомец шагнул вперед. В подрагивающем свете зажигалки его лицо то пропадало, то возникало снова. На щеках залегли глубокие тени, отчего казалось, что это не лицо, а обтянутый кожей череп. Кудрявые седые волосы спутались и слиплись от дождя.
Голова у Эбби шла кругом. Она слышала, как древние боги смеются и выкрикивают ее имя. Наверно, она умерла. Затем подняла зажигалку, и тени упали с лица вошедшего.
— Майкл?
Глава 26
Константинополь, апрель 337 года
— Ты думал, что я отпущу тебя не попрощавшись?
В пустой гробнице Константин стоит, прислонившись к неосвященному алтарю. Он смотрит мне прямо в глаза. Когда я видел его в последний раз, он был одет, как бог. Сейчас же на нем простая белая рубаха и плащ, укрывающий тело от вечерней прохлады. Лишь искусное переплетение нитей ткани говорит о ее стоимости.
— Я подумал, что больше тебе не нужен.
Когда-то здесь обитал целый сонм богов. Теперь же только один. В самой высокой точке города Константин снес старый храм Двенадцати Богов и на его фундаменте построил себе мавзолей. Это его вторая попытка — первый, в Риме, уже занят.
Внешне здание мало чем отличается от тех, что в свое время возвели его соправители. Максенций в Риме, Галерий в Фессалониках, Диоклетиан в Сплите. Круглая башня посреди квадратного двора в окружении аркад, в которых спрятаны прачечные, склады ламп и жилища жрецов, которые понадобятся, когда хозяин мавзолея обоснуется в нем навсегда.
Впрочем, одиночество ему не грозит. Внутри ротонды семь ниш. Одна для саркофага самого императора, в шести других парами расположатся статуи двенадцати апостолов Христа. Как это типично для Константина! Он убрал двенадцать старых богов и вместо них поставил двенадцать христианских апостолов — одни вместо других. Когда его замысел будет завершен, никто не сможет разглядеть в нем швов.
Боги покидают этот мир, уступая место людям. Таков ход истории.
Но пока замысел далек от завершения. Восточная стена мавзолея вся в строительных лесах. Статуи апостолов завернуты в ткань, предохраняющую их от пыли. В этом тоже весь Константин. Его великие дела движутся медленно. Сейчас будущий мавзолей — это огромная емкость, полная пыли. Лучи вечернего солнца проникают сквозь цветное стекло, играя разноцветными бликами.
Читать бесплатно другие книги:
