Мастера вызывали? Дик Филип
На этот раз клиентка услышала вопрос и махнула рукой:
– А что с ним сделается. Работает, как часы.
– А вы мастера вызывали? – вновь ей в ухо прокричал Сергей.
– Я врача вызывала.
– Ошибка, бабушка, произошла. Вы не туда позвонили. Я телевизионный мастер.
Старушка устремила на него испуганные глаза и растерянно прошепелявила:
– Как же быть, касатик? Кости-то ломит и горло болит. К утру ведь помру, пожалуй.
– Ангина у вас видно. Покажите горло. – Клиентка с готовностью открыла наполовину беззубый рот. Горло оказалось красным. – Точно, у вас ангина, – подтвердил мастер. – Я сейчас за лекарством в аптеку смотаюсь.
Спустя несколько минут он выложил перед больной ворох лекарств и проинструктировал:
– Белые и эти пейте по таблетке три раза в день перед едой. А жёлтые разведите в ста граммах воды и полощите почаще рот и горло.
– Так ты ещё и врач, касатик?
– Нет. В детстве у меня сестра часто болела, так что я знаком со всеми простудными заболеваниями.
– Ой, спасибо, родимый. Знать, не зря вызывала.
От старушки Сергей заспешил к новому клиенту, которым оказался такой же молодой специалист, как и он, который только и успел обзавестись что кроватью, столом да телевизором. Он смущённо указал на стоящую на столе полированную коробку:
– Недавно купил и что-то сломался.
– Гарантия есть?
– Нет, месяц как закончилась.
Сергей открыл «дипломат» с инструментами, открутил отверткой заднюю крышку телевизора и приступил к проверке. Повозиться пришлось долго. Поломка оказалась серьёзной, с такими обычно отправляют в ателье, но он понимал, что значит для одинокого человека телевизор – целый мир, приятная весёлая компания и уютные тёплые вечера. Отдать телевизор в ателье означало месяца на два оставить человека в полнейшем одиночестве, поэтому он возился до тех пор, пока не добился чёткого изображения на экране и чистого звука.
– Готово, можешь смотреть, – сообщил он молодому человеку. Тот просиял и засуетился в поисках денег.
– Минуточку, я сейчас.
Он залез в один карман, затем – в другой, извлёк рубль с копейками, обеспокоенно взглянул на квитанцию, где стояла цифра – три рубля десять копеек, и смущенно заверил:
– Сейчас наскребём.
Руки его начали усердно шарить по всем имеющимся карманам. Но мастер вдруг протянул руку к квитанции, скомкал её и, засунув к себе в карман, в ответ на удивлённый взгляд, пояснил:
– Считай, что я сделал его чисто по-дружески. Всего хорошего.
Домой Сергея возвращался невесёлым, за сегодняшний вечер он не только не заработал ничего, но наоборот, даже растратился. Да и как можно было оставить голодным черноглазого мальчугана или без лекарства – больную старуху. Он шел и думал, что на деньги ему упорно не везёт. Конечно, с богатых клиентов, имеющих прочную материальную базу, легче брать плату, возьмёшь с такого трояк – и душа не болит, но как брать с таких же, как он, живущих честно от зарплаты до зарплаты, не приписывающих, не ворующих, не пользующихся государственным добром, да ещё и не умеющих ни подработать, ни постоять за себя, когда премии выдают. И плату с них он взимал скрепя сердце, а иногда, как в этот раз, и вовсе делал бесплатно, поэтому, несмотря на то, что времени на ремонт тратил много, зарабатывал гроши.
Спустя два дня, отправляясь в район, где жила Лариса, Сергей решил заглянуть к ним опять и проверить мальчика. Он не был уверен, что мать изменила своё поведение и стала больше бывать вместе с ребёнком или лучше кормить. Перед глазами так и стояло бледное худенькое лицо, сияющее необыкновенной радостью перед тарелкой с простой манной кашей. Безотцовщина была хорошо ему знакома, поэтому так не хотелось, чтобы она повторялась у кого-то другого. Тщедушная фигурка Женьки так и маячила в сознании как напоминание о собственном детстве, поэтому вопреки тому, что его выгнали и больше не желали видеть, он направился к знакомому дому, предварительно на всякий случай купив сметану, кефир, сыр, колбасу и мороженое.
При звуках звонка внизу щели как обычно засверкал чёрный глаз и вслед за этим раздался радостный возглас:
– Дядя Серёжа! А мама сказала вас больше не пускать.
– Ты сыт сегодня?
– Сыт, – весело ответил мальчуган. – Мама мне макарон сварила целую кастрюлю. И большую булку хлеба оставила с маслом.
– А она где?
– За ней нехороший дядя пришёл и они ушли.
– Тогда пусти меня, я телевизор забыл вам отремонтировать.
– Мама ругать будет.
– А я тебе мороженое принёс.
– Да! – глаз радостно сверкнул в щели, цепочка, позвенев, упала и дверь отворилась.
На этот раз ребёнок был одет вполне прилично, чистенько, хоть одежда и выглядела застиранной. Мальчуган с благоговением взял мороженое, осторожно развернул брикет и понюхал.
– Как сладко пахнет! От одного запаха наешься.
Он несколько минут зачарованно смотрел на угощенье. Сергей наблюдал за ним молча, затем, не выдержав, спросил:
– Ты почему не ешь?
– Жалко. Съешь – и не будет, а оно такое хорошее.
– Ешь, ешь, а то растает.
Женька осторожно притронулся кончиком языка к белой массе и даже зажмурился от удовольствия, не в силах выразить восторг.
– Расправляйся с мороженым, я поставлю в холодильник продукты, завтра поешь. А пока займусь телевизором. Без меня его никто не ремонтировал?
– Нет.
Выискивая поломку, Сергей поинтересовался:
– А почему ты сказал, что к маме приходил нехороший дядя?
– Он ругался, и мама его не любит.
– А где она у тебя работает?
– Продает рубашки.
– Значит продавщица, – уточнил Сергей и, обведя довольно бедновато обставленную гостиную взглядом, добавил: – Что-то живёте вы плоховато для этой профессии.
– Почему? Мы богатые, – возразил Женька. – У нас даже машина есть. – Он сбегал в спальню и принес детский игрушечный самосвал. – Вот какая.
– О-о, вы и точно богатые, – согласился мастер. Это я просчитался. У меня такого самосвала не было.
Отремонтировав телевизор, он приказал мальчику закрыть за собой дверь и ждать мать.
Следующий адрес показался ему знакомым, но клиентку он вспомнил только тогда, когда перешагнул порог квартиры. Холёная домохозяйка, встретившая его слащавой улыбкой, вызвала в нём ассоциацию чёрных лакированных туфель, вот-вот готовых свалиться сверху ему на голову.
– У вас опять сломался телевизор? – недоверчиво спросил он. Домохозяйка замялась.
– Да так, слегка. Помехи какие-то.
Когда мастер, сняв курточку, прошёл в комнату, в интимном полумраке гостиной вместо телевизора он обнаружил искусно обставленный столик с французским коньяком посредине.
– Вы знаете, я, собственно говоря, вызвала вас, чтобы хоть как-то отблагодарить, – раздался сзади вкрадчивый голос. – Муж на этой неделе в командировке, давайте посидим вечерок. Здесь ничего особенного.
Сергей круто развернулся и решительно направился к выходу, но объёмная фигура заняла весь проём.
– Пропустите, – потребовал сердито мастер.
– Ну что тут такого, посидим часик, – вкрадчиво внушала скучающая домохозяйка. – Послушаем музыку, у меня самая современная – «железный рок». Можно потанцевать.
От слов дамы веяло чем-то пошлым, мещанским, так что Сергей почувствовал себя мерзко-пакостно, а слащавая улыбка, расплывшаяся на её лице, как масло на сковородке, вызвала в душе нечто тошнотворное.
– Пропустите. У меня много вызовов, – он попытался пролезть в узкую щель между косяком и торсом, но дама упорно оттесняла его в комнату. – Меня люди ждут. Вы понимаете – люди.
– Люди подождут до завтра. Не смертельно, – торс передвинулся в противоположную сторону, закрыв щель, в которую собирался проскользнуть мастер.
Тогда он попробовал ткнуться в щель с другой стороны, но торс тут же прикрыл и эту лазейку. Видя, что в проёме им не разминуться, Сергей пошёл на хитрость и мелкими шажками начал пятиться назад к столу, уводя скучающую домохозяйку подальше от прохода.
– Вы постоянно работаете, устаёте. Должна же у человека быть разрядка, – мурлыкала она томно. – Я бы на вашем месте уже давно с ног свалилась…
В этот момент молодой человек сделал рывок вперед, однако, несмотря на значительный вес, домохозяйка успела преградить ему путь, так что мастеру ничего не оставалось, как сбить ее на мягкий палас и, перепрыгнув через пышное тело, рвануться к выходу.
– Куда же вы, часик отдохните, – уже с паласа увещевала дама, вытянув к беглецу руки, как бы пытаясь ухватить его за ноги.
Рассерженный мастер стремительно несся по улице, подальше от неприятных воспоминаний. В нём ещё кипели раздражение и досада, когда он влетел к очередному клиенту – семидесятилетнему старцу довольно почтенного вида.
– Мастера вызывали?
– Да.
– Что с телевизором?
– Вы понимаете – вроде работает, а всё как а тумане. – Почтенный старец нажал на кнопку включения. Экран засветился, и на нём возникло чёткое изображение, однако, старик заверил совсем в другом: – Вот видите – сплошной туман, кто-то движется по экрану, а не поймёшь.
Заявление клиента настолько озадачило мастера, что он тотчас же забыл о неприятном визите и с напряжением уставился на экран, пытаясь разобраться в ситуации.
Почтенный старец упорно настаивал.
– Не пойму, в чём дело. Так хорошо работал, а тут сломался. Телевизор-то новый, мне его внук подарил.
Экран заняло лицо дикторши.
– Сейчас вы что-нибудь видите? – спросил мастер.
– Пятно какое-то, – заверил старик.
– Подождите минутку, – Сергей бросился к соседям и, вернувшись с парой очков, протянул одни старцу. – Наденьте… Как видно?
– Получше. Лицо чьё-то.
Молодой человек подал вторые очки.
– А в этих как?
Старик взглянул сквозь увеличительные стёкла и обрадовался:
– О, вижу, что женщина.
Сергей облегчённо вздохнул:
– Дедушка, вам нужно сходить к глазному врачу и выписать очки, а телевизор работает превосходно.
Он полез в карман курочки за носовым платком, чтобы вытереть выступивший на лбу пот и неожиданно для себя вытащил плитку шоколада. Заподозрив что-то неладное, он полез в другой карман и извлёк оттуда плоскую баночку чёрной икры, затем пачку шоколадного печенья, из внутреннего кармана достал какой-то подозрительный свёрток и палку колбасы – сервелат.
Старик, продолжавший наблюдать за всем сквозь соседские очки, увидев как мастер извлекает из карманов продукты, поинтересовался:
– Где же вы достали такой дефицит?
– Это всё вам. Для зрения очень полезна чёрная икра. Ешьте на здоровье, – торопливо проговорил Сергей и, не попрощавшись, выскочил на улицу, мысленно ругая домохозяйку:
«Успела всё-таки насовать по карманам. И когда – сам не соображу. Вот фокусница. Нет, если в третий раз по этому адресу будет вызов, передам его Крутенкову. Они найдут общий язык».
Глава 6
В этот день буквально все стремились его как-то обрадовать. Не успел он вернуться домой и переступить порог кухни, как Николай Афанасьевич тоже поспешил улучшить его настроение.
– А у нас новый жилец, – сообщил он радостно.
Сын насторожился. Отец держал руку за спиной.
– Не догадываешься – кто?
– Нет.
Николай Афанасьевич вытащил из-за спины черепаху и признался:
– Купил у одного чудака за рубль.
– И что ты с ней будешь делать?
– Разводить черепах. А потом мы с тобой будем есть черепаший суп.
– Ну, ну, разводи.
Сын прошёл в комнату и устало опустился на кровать, забыв об ужине.
Николай Афанасьевич, задержавшись на кухне, достал из подвесной полки пузырёк с валерьянкой и, проговорив скорбным голосом: – Что-то я опять разволновался, – выпил полную ложку, потом посмотрел пузырёк на свет. – Что тут осталось – три капли, ни туда – ни сюда, – и допил всё содержимое, вздохнув: – Лекарство кончилось, нечем и нервишки поддержать. Разве что лосьоном в ванной.
Мысль о лосьоне, которым хозяйка обычно протирала своё лицо, окончательно его успокоила и, проследовав в комнату за сыном, он искоса поглядел на его задумчивое лицо и спросил:
– Ты что, недоволен черепахой? Или тебе рубль жалко?
Сергей повернул к нему чёрные глаза, мерцающие бременем забот и, стараясь не обидеть, как можно теплее произнёс:
– Почему же, черепаха – дело хорошее. У тебя же должны быть какие-то любимые занятия.
– Вот именно, – довольно поддакнул отец.
– Но пока деньги зря не трать. Я сейчас в кризисе: сестре выслал, за квартиру отложил, хозяйка приедет – надо заплатить. Туда – сюда, и до получки не хватает.
– А сколько ты получаешь? – вкрадчиво спросил Николай Афанасьевич.
– Сто тридцать.
– Не густо. Ты же инженер, – лицо отца вытянулось в удивлении, и он какое-то мгновенье смотрел на сына несколько озадаченно и недоверчиво. – Что ж так мало? – снова повторил он с сомнением. – Ты ж институт закончил. Я и то больше получал, так у меня пять классов всего.
– Я пока молодой специалист. Поднаберусь опыта, буду зарабатывать больше.
– Нет, думаю – зря ты сестру учишь, – поглаживая черепаху по гладкому панцирю, заметил отец. – Пошла бы на завод, да сразу рублей двести стала зашибать. Зря деньги тратишь. Толку никакого.
– Ты этого не можешь понять, но знания дают душе нечто особенное, возвышенное. Я учусь – получаю удовольствие, и сестра также. Пусть деньгами мы не богаты, зато у нас душа обогащается. От соприкосновения со знаниями, с книгами мы испытываем такое наслаждение, которое ты никогда не испытывал.
– Ну почему же? – недовольно возразил отец, уверенный, что как раз в жизни он испытал все радости и наслаждения. – Я когда водку пил – не меньший кайф был.
Измятое морщинистое лицо его выразило сожаление по поводу давно забытого и прошедшего безвозвратно.
Сын осуждающе покачал головой:
– Ну ты и сравниваешь!
– А что, разве не так? Удовольствие у человека одно, а вызывать его можно по-разному. Ты книгу читаешь, тебе хорошо. Я водку пью – мне хорошо, удовольствие – и всё.
– Да ты философ, – усмехнулся сын.
– Конечно, – с гордостью согласился Николай Афанасьевич и тут же переключился на другое: – Ты кино смотреть будешь?
– Нет. Пойду, сварю лучше супу. Кстати, как у тебя с пенсией? Перевёл по новому адресу?
– Перевел. Обещали в следующем месяце принести.
– Хорошо. А то пообносился ты. В такой рубашке на улицу выходить неудобно.
Николай Афанасьевич окинул взглядом своё изрядно поношенное одеяние и пробурчал:
– А что? Ничего, я всегда так ходил.
Но сына одежда отца ставила при других в неловкое положение. Костюм требовалось подновить, поэтому, решив сэкономить на обедах, он выкроил за две недели девять рублей шестьдесят копеек. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы сделать обнову.
Заскочив в один из универмагов, Сергей прошёл в отдел «мужские сорочки» и стал выбирать рубашку. Неожиданно, бросив взгляд сквозь ряды разноцветного платья на продавщицу, стоявшую на выдаче товара, он узнал в ней Ларису. В синем рабочем халатике с белым накрахмаленным воротником она выглядела строже, чем ранее. Вокруг неё увивался какой-то хлюст, узкоплечий, с длинным невыразительным лицом, маленькими карими глазками и жиденькими светлыми волосёнками, аккуратно зачёсанными набок. Он тоже, очевидно, принадлежал к числу их работников, потому что щеголял в таком же атласном синем халате, только без белого воротника. Хлюст всё время смеялся, что-то рассказывал ей, делал руками всяческие жесты. Девушка, наоборот, слушала его очень серьёзно, не улыбаясь и скользя равнодушным взглядом по покупателям.
Выбрав сорочку, Сергей понёс её на «выдачу» и, положив на прилавок, вежливо попросил:
– Заверните пожалуйста.
Лариса упёрлась в него холодным взглядом – и обожглась. Он почувствовал, как по её телу пробежал внутренний трепет: до этого равнодушные глаза словно вспыхнули смятением, на щеках проступил лёгкий румянец, а голова невольно приняла горделивую осанку.
– В кассу – девять рублей двадцать копеек, – проговорила она подчёркнуто равнодушным тоном и, опустив глаза, принялась доставать из-под прилавка обёрточную бумагу, но движения не ладились, один лист долго не отделялся от другого. А хлюст, ничего не замечая, продолжал пустословить о чём-то своём, но теперь уже окончательно она его не слушала.
Сергей терпеливо стоял у прилавка и смотрел, как продавщица непослушными пальцами пытается отделить один лист от другого. Наконец, он не выдержал и предложил:
– А вы заверните мне сразу в два листа, если дождь пойдёт – не размокнет.
Предложение не понравилось её напарнику, и он несколько вызывающе напомнил:
– Иди, плати, тебе сказано. А мы уж сами разберёмся – в один или в десять.
Сергей отошёл к кассе и вернулся с чеком. Покупка была уже упакована и Лариса перевязывала её веревкой, но пальцы бегали по-прежнему неловко, как у ученицы.
– Спасибо, – поблагодарил мастер, принимая товар. – Но я бы на вашем месте не разговорами занимался, а следил за покупателями. Они у вас весь товар разворуют – не заметите.
– Иди, иди! – развязно вступился за своего коллегу хлюст. – Советы он будет ещё подавать.
– А я подаю не девушке, а вам. Почему вы в рабочее время занимаетесь болтовнёй и девушку отвлекаете? Она бы мне помогла рубашку выбрать лучшей расцветки, а тут вынуждена ваши присказки слушать. Государству от этого один убытки.
– Купил товарчик и катись отсюда, пока с милицией не вывели! – повысил голос хлюст.
– Я сейчас книгу жалоб потребую, напишу, что вместо того, чтобы заниматься с покупателями, вы рабочее время используете в личных целях, – выстрелил в ответ Сергей.
Видя, что надвигается неприятность, Лариса обеспокоенно обратилась к напарнику:
– Виктор, оставь его. Не видишь – человек раздражен, не знает, на кого желчь вылить. Сходи-ка лучше в кафе, принеси горячего кофе. Я что-то замёрзла.
– Хорошо, Ласточка, – послушно слащаво ответил Виктор и поспешил исполнить просьбу.
– А вы, молодой человек, идите и не мешайте мне работать, – обратилась она строгим тоном к мастеру и, подойдя к какому-то мужчине, изысканно вежливо спросила: – Вы какую сорочку желали бы: к празднику, для дома или для работы?
Видя, что дальше делать нечего, Сергей вышел на улицу. До окончания работы магазина «Ромашка» оставался час. То, что вокруг Ларисы увивался молодой человек, похожий на слизняка, ему очень не понравилось и даже непонятным образом раздражало. Он не мог бы объяснить – почему, но одно воспоминание о том, как он слащаво улыбался и слегка изогнувшись, заглядывал ей в лицо, вызывало в нём непреодолимое желание схватить его за грудки и так встряхнуть, чтобы он рассыпался на составные элементы.
Взглянув на часы, мастер побродил вокруг универмага и, дождавшись, когда у продавцов закончится рабочий день, отошел в сторону от центрального входа и занял выжидательную позицию.
Вскоре на улицу высыпали продавцы, Лариса шла в сопровождении Виктора. Она сразу же заметила придирчивого покупателя и повернула в противоположную сторону, чтобы не встречаться с ним. Но он двинулся следом. Лариса бросила на него через плечо взгляд, говорящий: «Ну ладно, иди – иди, если тебе хочется». Она больше не робела и старалась держаться вызывающе.
Через несколько шагов мастер обратил внимание, как девушка наступила одной ногой на шнурок другой, специально развязав его. Фигуру её облегали – простенькая тёплая кофта, дешёвенькие джинсы, на ногах были надеты кроссовки, стянутые впереди длинными белыми шнурками.
Спутник Ларисы не заметил ничего предосудительного в её поведении, так как был занят болтовней. Тогда она повернулась к нему и что-то сказала с милой улыбкой. Он тотчас же согласно кивнул и с готовностью, присев перед её ногами, принялся завязывать бантиком шнурок. Прохожие обходили их двумя потоками слева и справа, а она гордо вскинув головку с кудряшками, с вызывающей полуулыбкой смотрела на Сергея, как бы говоря: «Вот, мол, как из-за меня готовы унижаться даже среди толпы и, если я захочу, то кого угодно поставлю на колени».
В ответ Сергей повернулся и пошёл прочь, он не хотел смотреть на чужие унижения, они претили его душе. Не успел он пройти несколько десятков метров, как сзади кто-то приятельски хлопнул его по плечу и радостно воскликнул:
– Кого я вижу! Сколько лет, сколько зим.
Оглянувшись, он увидел сияющее радостью полное лицо старого школьного приятеля Анатолия Толстолобова. Они не встречались со времён окончания школы.
– Привет, Толик, – глаза Сергея просветлели. – Как жизнь?
– Живу что надо, институтов, как ты, не кончал, а процветаю, – благодушно сообщил старый приятель. – Работаю сейчас в бане массажёром, но китайской системе укрепляю здоровье желающих. У одного веко полглаза закрывало, так я его так поднял, что оно теперь совсем не закрывается. – Он захохотал. – Но это ж лучше, чем перекошенным ходить. А если без шуток, – он сделался серьёзным, – то у меня здорово получается. Точечным массажем улучшаю самочувствие. У одной старушки нога волочилась, а сейчас бегает, как молодая.
– Нога не работала? – переспросил Сергей и вдруг схватил товарища за руку. – Послушай, у моего отца рука парализована. Не возьмешься восстановить? Я заплачу.
– Да брось ты, заплатит он, – недовольно проворчал Толик. – Что у меня, денег не хватает, что ли? Я на заводе слесарем пятого разряда работаю, зарабатываю – будь здоров. А массажёром – по выходным, для души. Хобби это у меня вроде бы. Тянет людям добро делать. А как удастся человеку помочь, справиться с его болезнью – так для меня это праздник. Если твоему отцу помогу – для меня радость вдвойне. Пусть приходит в субботу и воскресенье с девяти до тринадцати.
Глава 7
Домой Сергей летел, как на крыльях, загоревшись надеждой на полное выздоровление отца, но дома его ждала неприятность. Распахнув наружную дверь, он сразу услышал в комнате хозяйки громкую музыку, шум пьяных голосов. Отца в их комнате не оказалось, тогда он легонько постучался к хозяйке.
Чей-то развязный голос заорал:
– Кто там такой благородный, вваливай!
Отец, как и предполагал Сергей, занял место среди прочих гостей.
Увидев молодого человека, хозяйка квартиры, Дарья Даниловна, женщина масштабная в смысле собственных габаритов, не вставая из-за стола, зазывающе махнула рукой:
– Заходи, Серёженька. Я сегодня приехала и сразу решила отпраздновать возвращение в родные стены. Посиди с нами, отдохни. – Квартирант скромно присел у края стола. – Маша, подай ему чистую тарелку и наложи салатов, – приказала хозяйка своей старой приятельнице, сидевшей рядом с Сергеем.
– Покушай, милок, чай голодный, – ласково проговорила женщина, накладывая ему винегрет и салат. – Мы-то уже наелись, часа три гуляем. Рюмочку налить?
– Не надо. Не пью.
– Сухое винцо-то, – масляным голоском лебезила Марья Тихоновна.
– Если чайку нальёте, не откажусь. Я – за трезвый образ жизни. Вы последнее постановление читали? – сухо заговорил он и таким милицейским тоном, что Марья Тихоновна сразу заняла оборонительные рубежи:
– Ну что ты, милок, мы же пенсионеры, газет не читаем. И потом мы позволили себе всего-то по рюмочке сухого винца.
После этого оправдательного монолога она переключилась на соседа слева, предоставив гостя самому себе.
Компания состояла из шести человек, в основном пожилых людей. Николай Афанасьевич сидел рядом с Дарьей Даниловной и что-то упоённо «заливал» ей. Впрочем, та слушала с удовольствием и над вторым подбородком то и дело раздвигались складки толстых губ, выражая довольную улыбку. Лицо её лоснилось и от собственного жира и от внутреннего удовольствия, зрачки глаз то и дело игриво вращались вокруг своих орбит или мгновенно косели в порыве крайнего удивления в такт речей соседа. Мимика её выглядела крайне нелепой. Но что поделаешь! И нелепости украшают женщину, если они подчёркивают её индивидуальность.
– Эх, славно сидим, – заплетающимся языком проговорил Николай Афанасьевич, и Сергей с подозрением подумал, что от него, пожалуй, сухим винцом и не пахнет, а в дикции речи явно угадываются более крепкие градусы. Но отец не обращал на сына никакого внимания, он находился в своей компании и снова только в своём узко-ограниченном мирке холостяка-эгоиста, где всё существовало только для него, а что было не для него, то не замечалось, ускользая из поля зрения.
– Хорошо сидим, – вновь повторил он громко и развязно.
Другие подхватили:
– Да, да. Почаще бы так.
– А мы и будем почаще, – по-хозяйски стукнув кулаком по столу, заявил Николай Афанасьевич. – Дарья Даниловна приехала. Какая женщина. Теперь каждый день для нас… – он хотя сказать «праздник», но слово вылетело у него из головы, и он заговорил как помнил: – … как первое мая, как восьмое марта, как день морского флота…
Дарья Даниловна зарумянилась от его слов, как добрый окорок над горячими языками пламени. Так и казалось, что с ее второго подбородка закапает в огонь жир, чтобы ещё больше воспламенить пламенного оратора, но тот, пока перечислял праздники, потерял нить речи и переключился на другое.
– Я тоже служил в пехоте. Мной командиры завсегда были довольны. А вы служили? – обратился он сурово к Дарье Даниловне, но она восприняла его вопрос как шутку и засмеялась, завращав игриво глазами:
– Да что вы, я же ни в один окоп не помещусь и ни в один танк.
Николай Афанасьевич серьёзно крякнул:
– Да, точно – ни в одном. А вы знаете… – он вдруг прервал свою речь и подозрительно уставился на левый краешек её губ. – Подождите, – заботливо предупредил он и постарался заскорузлым пальцем что-то смахнуть с уголка рта.
Дарье Даниловне было неловко такое чрезмерное внимание на глазах у всех и, засмущавшись, она слегка отклонилась назад. Но Николай Афанасьевич, одержимый в данную минуту манией чистоты, не заметил последнего движения, все его внимание было приковано к уголку губ дамы, где, по его мнению, примостилось нечто неприличное, и он жаждал его смахнуть. Это ему никак не удавалось. Тогда он послюнил палец и постарался оттереть с ее лица маленькую чёрную родинку, в которой ему упорно мерещилась крошка. Родинка никак не желала покидать своего места.
– Ишь, присохла, – сообщил он недовольно и послюнил палец более старательно. Лицо его выражало крайнюю сосредоточенность и усердие.
– Не надо, не надо, я сама, – отмахнулась хозяйка, еще окончательно не поняв, что же старается убрать с её лица гость.
Но Николай Афанасьевич настойчиво тянул мокрый слюнявый палец к полным губам, и бедная Дарья Даниловна уже не знала, как от него спастись. Но тут сильный рывок вырвал Николая Афанасьевича, явно пахнувшего огуречным лосьоном, из рядов «теплой» компании, и крепкие руки сына поволокли его к выходу.
– Чего это? Чего? Положь на место, – заартачился отец. – Я хочу с ними.
– Нам пора спать, – внушительно произнёс Сергей, и в следующий момент оба очутились в своей комнате.
Здесь родитель попробовал взбунтоваться:
– Я не буду молчать, я не из таких. Ты меня не знаешь. Ишь, лапы пораспустил. Я вот тебе… – он схватил свою любимую английскую книгу с картинками и собрался было запустить ею в сына, но тот навалился на него, скрутил, связал простыней и, уложив на раскладушку, пожелал:
– Спокойной ночи.
– Ты – меня… и так… – Николай Афанасьевич попытался запрыгать на раскладушке, чтобы встать, но так как был спеленат, как младенец, то только в ярости пошевелил кончиками ботинок, поскрежетал в ярости зубами и тут же захрапел – сон сломил его, как молния могучий дуб.
На следующее утро, проснувшись чуть свет, он недовольно спросил:
– Ты чего это меня связал?
– Чтоб не выступал, – сердито пояснил сын, вставая с постели и натягивая брюки. – Запомни, – предупредил он, – если хоть раз выпьешь еще – поколочу.
Николай Афанасьевич хмуро окинул спортивную фигуру сына с широкими плечами, крепкими бицепсами и угрюмо протянул:
Читать бесплатно другие книги:
