Мы, наши дети и внуки. Том 1. Так мы начинали Никитин Борис

Заботливый наш сынишка

Как-то за завтраком мама раньше всех выпила свой чай и поставила чашку на стол. Алеша заглянул в нее, а там пусто. Молча взял он мамину чашку, отлил половину чая из своей и поставил перед мамой.

– Мамицька, пей тяй!

– Спасибо, мой хороший! – тронута мама. – Спасибо!

Ну вот, радуемся мы, вот уже сынишка заботится о нас, и стараемся сохранить и развить эти драгоценные ростки внимания к другим людям.

Мама кончает работу поздно – в девять часов. Поэтому все трое «мужчин» всегда выходят ее встречать. Антоник у папы на руках, а Алеша идет, держась за папин мизинец. Но стоит ему увидеть вдалеке мамино платье, как он тут же бросает палец и мчится ей навстречу.

– Ма-ма-а! Мамуля-а! – кричит он так громко и призывно, что мама уже не идет, а почти бежит ему навстречу.

Если за ужином на столе оказывается конфета или шоколадка, то Алеша вооружается ножом и делит ее на три равные части. И первый кусочек вкусного он дает маме, второй – папе и только последний отправляет себе в рот. Так уж повелось с того времени, как Алеша стал что-то понимать.

Однажды бабушка пекла блины и, конечно, захотела угостить внучка:

– На, Алеша, блинчик! Вку-усный!

– Неть, месте, – пряча ручонки за спину, решительно отвечает Алеша бабушке. Весь его вид и чуть нахмуренные бровки говорят о непреклонности его намерения.

– С кем вместе? – не сразу понимая Алешу, переспрашивает бабушка.

– Папам, мамам! – всё так же серьезно поясняет Алеша.

– А-а-а! С папой и с мамой будешь есть блинчик? Ну хорошо! – улыбается бабушка и дает ему блинчик на блюдечке. И Алеша торжественно приносит его нам. Разве не покажется папе с мамой этот блинчик самой вкусной едой на свете?!

– Молодец, Алешенька, – хвалит внука и бабушка, но…

Сколько раз приходится нам сталкиваться с этим «но»!

Вот приезжает из Москвы бабушка Саша. Алеша тут как тут.

– А что я тебе привезла! Ну-ка, ну-ка, подойди ко мне, посмотри-ка сюда, – говорит бабушка, еще не успев раздеться, – на-ка тебе, Алешенька, конфетку! Скушай, дорогой! – И Алеша понимает точно: раз говорят «тебе», то, значит, «мне» и надо кушать. Да и станет ли бабушка угощать конфеткой папу?

Приходит соседка и обязательно захватит с собой для Алешеньки то пирожок, то пряник, то яблочко.

– Ну-ка, где там мой Алешенька-то? А ну-ка скорей, скорей беги ко мне. Ты пряники-то любишь, я знаю, – нараспев говорит она и сует в руки Алеше гостинец. – Ешь, ешь, поправляйся!

Алеша пытается и ее угостить, но она добродушно смеется и отказывается:

– Спасибо, спасибо, Алешенька. Бабка-то уж наелась пряников, ешь сам, – делает она ударение на последнем слове.

И Алешенька ест сам.

Однажды, только что полакомившись у бабушки конфеткой, Алеша пришел, облизываясь, к маме.

– Ты что кушал, Алешенька? – спросила мама.

– Кафетку, – с готовностью сообщил Алеша.

– А папу и маму ты угостил?

В глазах у Алеши недоумение и испуг. Как же это он съел конфетку и не вспомнил о папе с мамой? Алеша часто-часто заморгал и вдруг заревел вовсю.

– Ма-маа! Вии-таси! – сквозь слезы запросил он маму и широко раскрыл ротик.

– Нет, Алеша, теперь конфетку не вытащишь. Она в животике.

И Алеша заплакал пуще прежнего: беда оказалась непоправимой.

Дальше – больше. Вот уж Алеша, не вспоминая ни о ком, спокойно отправляет конфету в рот.

– Алешенька, а угостить кого надо? – спрашивает мама.

– Неть, – слышим мы в ответ. – Аеся кусяеть сам.

И мы начинаем все почти сначала. «Крупные разговоры» с бабушками на этот раз дают результаты: бабушка Дина соглашается с нами и, угощая чем-нибудь Алешу, теперь говорит:

– Иди, иди, Алешенька, угости папу и маму.

А бабушка Саша ворчит:

– И чего выдумали! Конфету с малышом делить. Блажь, больше ничего!

Но после этого Алеша снова становится нашим заботливым сынишкой. Вот угостили его конфеткой, Алеша приносит ее маме:

– Мама, на! Папа… – А папы нет дома, и Алешик решительно говорит: – Астявим папе кафетку!

Папа приезжает домой только вечером. Алеша к этому времени успеет выспаться, наиграться, набегаться. Но стоит папе показаться, Алешик бежит навстречу.

– Папе Аеся астявий кафетку! – ликующе сообщает он.

Помощник не в шутку, а всерьез

Никто нам не верит, что начиная с года малыши уже могут быть помощниками. Но в нашем дневнике записи «Алеша – помощник» начинаются с 5 мая 1960 года, когда сыну исполнилось одиннадцать месяцев.

У мамы дома очень много разных дел, Алеша это уже знает и не просится к маме на руки. Но, почти всегда занятый своим делом, он рядом с нею. Сегодня мама стирает, а Алеша тут как тут: тычет пальчиком в мокрое белье, долго пытается поднять с пола мыльную пену, разглядывает и даже тянет в рот кусок мыла…

– Вот мама и стирать кончила! Что мы с тобой будем делать? – И мама смотрит в ожидающие Алешины глазенки. – Будем заниматься очень интересным делом – чистить картошку. Где у нас картошка? А?

– Ы-ы! – говорит Алеша, подходя к ящику и доставая из него большую картофелину.

– Вот спасибо, Алешенька! Давай-ка ее маме, мама ее сейчас очистит – и в водичку бух! А ты уже еще достал? Мама и почистить не успела! И еще? Ну, совсем маму загнал!

И Алеша, сияющий, носится от ящика к столу и подает маме всё новые и новые картофелины…

– Папа! Папа! – рассказывает мама вернувшемуся с работы папе. – Ты знаешь, что сегодня было?! Сегодня Алешик мне помогал. Правда-правда помогал – совсем по-настоящему!

Этот вечер казался нам немножечко праздничным. Как же: у нас появился помощник!

С тех пор мы стали давать Алеше настоящие поручения. Мама стирает, а Алеша подает ей мелкие вещи, мыло, наливает воду в тазик для полоскания. Папа копает – Алеша собирает камешки и носит их в кучу. Его можно послать за молотком или скамеечкой. А через месяц в дневнике появилась такая запись: «Первая производственная травма».

На этот раз даже никто и не просил Алешу, а он сам пришел к папе и стал помогать складывать стенку из кирпичей. Кирпичи были битые: половинки и четвертушки – лежали в двух шагах от стенки. Принесет папа стопочку кирпичей и складывает, а потом идет за второй. Алеша тоже сел на корточки и попробовал поднять целый кирпич, но тот не поддавался. Он даже хныкал иногда от неудачи, кряхтел, но не отступал. То над одним кирпичом попыхтит, то над другим, то одной, то двумя ручонками берется. Наконец одна четвертушка в руках, и Алеша молча протягивает ее папе.

– Молодец, Алешенька! Помощник ты мой! – радуется папа.

И Алеша поднимает и подает половинку за половинкой – и всё это с серьезным, сосредоточенным видом. Ему теперь удается это делать значительно легче, чем в первый раз, а папа еще ласковее благодарит:

– Спасибо, труженик ты мой! – а сам удивляется: на сколько же может у малыша хватить терпения на такую однообразную работу? А Алеша подает и подает половинки, счет уже перевалил за двадцать, и трудно сказать, сколько бы это продолжалось, если бы не несчастье. Алеша решил взять кирпич побольше и… не удержал. Кирпич упал, придавив малышу пальчик. Горько заплакав, Алеша «ушел с работы» к маме на перевязку.

Бабушки дружно ахнули, увидев покрасневший и припухший палец.

– Опять крайности, опять какие-то эксперименты! – отчитывает бабушка Дина маму, пока та делает холодный компресс Алешиному пальцу. – Ведь там пыль, грязь, цемент! Ну подумай сама: место ли там ребенку? И этой травмы можно было вполне избежать.

– Ничего, в следующий раз будет осторожней, – не соглашается мама. – Зато он так хорошо помогал папе. Правда, Алешенька? – И Алеша радостно улыбается: хорошо помогал!

Кроме массы мелких поручений, главным образом случайных, у Алеши к двум годам появляется уже много и постоянных обязанностей. Мама накрывает на стол, а Алеша тут как тут: лезет в шкаф за посудой. Сначала он носил только солонку, ложки, свою эмалированную кружку. Потом мама стала доверять ему масленку, сахарницу, чашки, тарелку с хлебом. И всё это он доставляет к столу вполне благополучно, а там осторожно, иногда встав на цыпочки, ставит на край стола.

По утрам Алеша помогает убирать постели, складывает папину раскладушку (без всякой помощи!), относит маме подушки. Себя он в основном обслуживает сам: надевает и снимает штанишки, сандалии, носочки, вытирает за собой лужи любого происхождения и убирает игрушки: складывает в коробки кубики, собирает детали «Конструктора-механика».

Правда, иногда он может сказать: «Не буду!» – а потом пройдет полминуты, и он делает то, что надо. Бывает, приходится и напоминать о его обязанностях. Мы стараемся избегать этого, стремясь к тому, чтобы Алеша вспомнил их сам. И здесь опять начинается бесконечный спор с бабушками:

– Ишь чего захотели! Чтобы двухлетний малыш помнил, что ему надо сделать! Вы требуете от Алешки невозможного!

– А почему он не должен помнить своих обязанностей? Почему сам не должен помогать нам? В жизни всякое есть. Одно – хочу делаю, а хочу нет, а другое – хочу или не хочу, а делать всё равно надо. Почему Алеша не должен знать об этом? Да и помощь эта ему не в тягость, а в радость.

Но бабушкам кажется, что Алеша чуть ли не весь день только и делает, что выполняет свои «обязанности». А малыш об этом не думает. С утра до вечера он в бурной деятельности и уже многое делает без напоминаний и без требований папы и мамы.

Вот садимся мы обедать, а мама как будто между прочим спрашивает:

– А кто мне скамеечку принесет? – (У нее на руках Антоша.)

И Алеша, ни слова не говоря, мигом слезает со своего высокого стула, бежит в кухню и приносит маме скамеечку. Как тут не радоваться папе с мамой?

Упустил на пол игрушку Антоша, а Алеша подскочил тут же, поднял ее и дает в руки братишке. А его об этом никто не просил.

Приехал папа с работы, садится на диван переодеваться, а Алеша уже несет ему тапочки.

Ходить с папой за водой для Алеши большое удовольствие. Однажды Алеша не мог найти свое маленькое ведро и папа ушел один.

– Не мог уж подождать ребенка, довел до слез, – бросила ему вслед бабушка Саша. Она-то в таких случаях всегда ждет Алешу сколько угодно.

Алеша, конечно, поплакал, но отыскал свое ведерко и ждал с ним папу дома.

– Идем, вадей… месте, – первое, что он сказал папе, возвратившемуся с полными ведрами.

– Нет, Алешенька, за водой теперь пойдем только завтра. – И чтобы скрасить огорчение, папа предложил найти место, где всегда будет стоять Алешино ведро. Теперь Алеша бежит за ведром к этому месту, а если его там нет, то отыскивает быстро, так как помнит, где оставил его. Стоит папе сказать: «Идем за водой!» – Алеша сразу наготове и с ведерком. Папа ведь не станет ждать, как бабушка, и уйдет один. Приходится Алеше быть начеку. Зато потом с какой гордостью отвечает Алеша на мамин вопрос:

– Кто ж это воды в умывальник налил?

– Аеся, – и расплывается в улыбке.

А вот запись в дневнике:

«Сегодня папа принес, как обычно, сразу четыре ведра воды. Два он уже поставил на скамейку в кухне, а за второй парой пошел в коридор. Несет вторую пару, а Алеша бежит впереди. Влетел в кухню и прямо к скамейке. Схватил со скамейки кастрюлю и поставил ее на пол, а сам ладошкой хлопает по пустому месту: ставь, мол, папа, сюда ведро!

А две бабушки и мама, бывшие в это время на кухне, не догадались освободить место для ведра.

– Какой догадливый мой Алешенька! Помощник мой! – Папа очень доволен».

А через несколько дней – еще запись:

«Вынесла мама маленького Антошу на холодную террасу спать, а сама ушла в кухню готовить обед. Вдруг прибегает к ней Алеша и говорит немного встревоженно:

– Тоник… пацить… тиаси! – и бегом в комнату. Мама скорее за Алешей, а тот уже у двери на террасу, поднимается на цыпочки, чтобы посмотреть через стекло. А на террасе Антоша проснулся и плачет на морозе горько-горько! Хорошо, что Алеша услышал и сказал маме.

– Умница ты мой, – не удержалась мама и, прежде чем схватить Антоника, расцеловала Алешу в обе щеки. Алеша, довольный, улыбается и приподнимается на носочек одной ножки от удовольствия».

По утрам двухлетний Алеша складывает папину раскладушку без помощи взрослых. 1961 год

А однажды Алешина внимательность спасла нас от крупных неприятностей.

Как-то сидит папа и печатает на машинке. Мама еще на работе, Алеша занят своими делами, а Антоник гулюкает в кроватке. Вдруг: топ, топ, топ…

Алеша бежит к папе и, немного испуганный, пытается влезть к нему на колени.

– Папа… дим… маськую… идем!

Папа берет Алешу на руки и, еще ничего не понимая, идет в мастерскую. Там что-то странное. В воздухе не то пар, не то дым и пахнет горелой резиной.

– Где, Алеша, дым?

Мальчик показывает пальцем под верстак. Папа опять ничего не понимает, идет в кухню к бабушке Саше. Но у нее ничего не горит, в печку она ничего не бросала. А Алеша соскочил с рук и опять в мастерскую. Папа за ним. И вдруг как забулькает под верстаком, куда показывал Алеша, как повалит оттуда пар! Все стало ясно. Мы перегрели водогрейный котел, и вода закипела. Явление неприятное, особенно если его не сразу заметить.

Папа бегом в кухню, закрыл поддувало в топке и с ведром холодной воды – на чердак. А там из бачка пар бьет струей, шумит кипящая вода в трубе, брызжет кипятком. Еле справился папа с разбушевавшимся котлом. К счастью, Алеша заметил вовремя, и всё обошлось благополучно.

Кто после этого станет сомневаться, что Алеша у нас помощник не в шутку, а всерьез?!

В бабушкином «раю»

Приезжает к нам иногда на целое воскресенье и третья бабушка – бабушка Оля со своей взрослой дочкой Лелей. Обе души не чают в Алеше, привозят ему из Москвы игрушки, лакомства. Бабушка Саша частенько бывает у них в гостях и, конечно, рассказывает о «несчастной» жизни нашего Алеши.

Они входят к нам в дом и первым делом спрашивают:

– А где Алеша?

У них в глазах такая неподдельная тревога за него, так жадно они его обнимают, целуют, нянчат, что у нас не хватает мужества остановить их. Мы только понимающе переглядываемся и не можем раскрыть рта. Скрепя сердце мы смотрим, как на Алешу обрушивается целый поток любви и нежности, игрушек, лакомств, как этот поток буквально валит Алешу с ног. И если в первые минуты Алеша еще пробует сопротивляться – сползает с рук, куда-то бежит, что-то рассказывает или показывает гостям, пытается что-то делать сам, то к концу дня Алешу трудно узнать. И ничего особенного бабушка и тетя как будто не делают. У них только одно стремление – сделать Алеше как можно больше приятного. Они и стараются.

– Хочешь идти гулять? – спрашивают у малыша. Если Алеша отвечает утвердительно, его одевают, обувают и ведут или несут во двор.

– На улицу пойдем? Взять тебя на ручки? Хочешь конфетку? Сорвать тебе цветочек? – И так всё время. Алеша только «решает», а бабушки и тетя исполняют. Он быстро входит в роль повелителя, потому что все его желания немедленно выполняются, перечить ему никто и подумать не смеет, а развлекать берутся все три бабушки и тетя Леля в придачу.

Для Алеши наступает наконец «счастливое детство». Вечером, когда все садятся за стол, Алеша в центре внимания. Да и как может быть иначе, если вокруг – восемь любящих взрослых? Алеше первому несут высокий стул, его первого усаживают. Все бабушки наперебой угощают его:

– Рыбки хочешь?

– Консервов дать тебе?

– Еще сырку дать?

Но Алеша уже приметил коробку с тортом и поэтому есть ничего не стал. Пожевав немножко сыру, он командует:

– Тойтика дать Аёчке!

И Леля тут же режет ему кусок на дольки, а бабушка Саша спешит в кухню и несет первую и единственную пока на столе чашку чая. Алеша уплетает торт, запивая чаем, но даже в таком блаженном состоянии замечает, как проливает чай на стол. Он готов захныкать и уже приподнимается, чтобы идти за тряпкой, но бабушка Саша мгновенно вытирает около него лужу, а остальные бабушки усердно утешают его, даже не дав ему всхлипнуть.

Разве можно сравнить эти счастливые минуты с «тяжелой жизнью» у отца с матерью, где Алеше пришлось бы вылезать из-за стола, идти в кухню за тряпкой, вытирать лужу и относить тряпку на место?

Алеша снова весел, а мы с грустью наблюдаем, как неудержимые потоки бабушкиной любви безжалостно смывают наши и Алешины достижения. А ведь они стоили немалого времени и больших усилий. Воистину правы мудрые китайцы, говоря: «Чтобы стать трудолюбивым, надо три года, а чтобы облениться, достаточно и трех дней».

Насытившись тортом, Алеша начинает шалить. Он кривит губы и коверкает слова. Это всех смешит, только нам видеть это грустно.

– Бабка, бадяпка! – кричит бабушке Саше Алеша, и кричит нехорошо, как будто ругается. Но бабушку это приводит в восторг.

Она смеется, говорит:

– Ах ты, разбойник этакий! – и, сделав двумя пальцами «козу», «бодает» Алешу. Он, конечно, радуется произведенному эффекту и кричит еще громче и еще неприятнее.

Это почему-то всех веселит пуще прежнего, а мы с горечью думаем о том, что сделали непростительную глупость, бросив на целый день сынишку в это море неразумной любви. Что-то будет завтра?

Приходится расхлебывать

Наступает утро, Алеша открывает глаза и сладко потягивается. Папа, как всегда, дает ему штанишки и говорит:

– Одевайся! Будем убирать кровати.

Но Алеша ведет себя необычно. Он лениво и медленно всовывает одну ножонку в штанишки, а второй никак не может попасть куда надо. Да у него и настроения нет попадать. Он дрыгает ногой, почти не глядя на штанишки, и хнычет:

– Никак! Папа, адень таниски!

– Алеша! Штанишки ты ведь надеваешь быстро и хорошо. Сам одевайся! – спокойно говорит папа.

– Не буду-уу! – уже сквозь слезы тянет Алеша и поднимает рев. Разве не обидно: вчера целый день выполнялись любое его требование и любая просьба, одевались и снимались не только штанишки, но и носки, ботинки, рубашки! А теперь пожалуйте – надо одеваться самому! И непонятно, и обидно. Он так привык командовать, так вошел в новую роль, что теперь, естественно, будет отстаивать такое удобное для него право повелителя.

А нам теперь придется отвоевывать у Алеши «равноправие». Из-за штанов – первый и потому самый важный «бой». Нам его надо обязательно выиграть. Дальше будет легче: Алеша станет после первого «поражения» «сдавать позиции». Папа один убирает кровати, сам складывает раскладушку и уносит ее в мастерскую. Увидев это, Алешик совсем заходится в плаче и кричит всё требовательнее и капризнее.

У папы с мамой горько на душе, но они и виду не подают. Тогда Алеша выходит в коридор, шлепается на пол и, держа в одной руке трусики, заливается пуще прежнего. Он, по-видимому, рассчитывает на поддержку бабушек. К счастью, дома только бабушка Дина, да и та в кухне. А в кухне мама готовит завтрак и не позволит ей броситься на выручку.

Алеша, не получив в коридоре поддержки, готов «капитулировать». Захватив штаны, он медленно бредет в кухню. И вдруг видит здесь… бабушку! Он к ней, как утопающий к соломинке.

– Ну, ну, в чем дело? Что такое? – говорит бабушка и помогает ему (это Алеше-то, который на любой стул или скамейку взбирается с необычайной быстротой и легкостью!) влезть на стул у окна. – Ну, ну, ты перестань плакать, тогда я с тобой буду разговаривать… – И, не дожидаясь, пока он остановится, продолжает: – А ну-ка, где тут курочки? Как они? Ко-ко-ко! А где коровка? Мму-у-у? А что там дядя делает? Во-он там!

Беседа у окна продолжается довольно долго. Бабушка проводит психологическую «обработку» внука, а брошенные Алешей штаны сиротливо лежат на полу. Мы нервничаем: «сражение» было почти выиграно, а теперь опять надо начинать всё сначала.

Наконец бабушка решила, что уже отвлекла Алешу от источника раздражения и теперь он наденет штанишки. Но не тут-то было. Стоило ей только произнести слово «штанишки», как Алеша снова заревел с новой силой, сполз со стула и опять шлеп на пол! «Сражение» вновь разгорелось вовсю.

Видя свою неудачу, бабушка поднимает с пола штанишки и подходит к Алеше с намерением надеть их. Тут уж папа не выдерживает.

– Дайте Алеше самому надеть штанишки! – останавливает он бабушку.

Бабушка отступает и отдает трусы Алеше. Но тот сердито бросает их на пол и ревет еще громче.

Мы садимся завтракать. Кусок нам буквально не лезет в горло. Бабушке тоже; она берет книжку, смотрит в нее и молчит.

Проходит еще несколько томительных минут. Теперь уже никто не обращает внимания на плачущего Алешу. Он понемногу стихает, потом поднимается с пола и идет к папе. Идет он медленно и чуть подвывая, но штанишки держит в руке.

– Папа, вити носик! – просит он уже мирным тоном. Папа берет платок и ласково вытирает носик и мокрые от слез щеки. Как папе хочется схватить Алешу на руки, обнять, поцеловать милые заплаканные глазенки, но папа этого не делает.

– Влезай сюда! – приглашает он Алешу на его обычное место. Алеша влезает, кряхтя и посапывая носиком.

– Теперь Алеша наденет штанишки и будет с нами завтракать, – спокойно говорит папа, а сам настороженно ждет: вдруг начнется всё сначала?

Но Алеша прямо на наших глазах становится самим собой. Он садится на свое место, расправляет штанишки и ловко всовывает одну ногу, потом, чуть сдвинув трусики в сторону, – вторую и, привстав, натягивает их до пояса. Движения его снова быстры, ловки, точны. Куда девалось его «никак»! Он снова всё может и всё умеет.

Только за чаем снова дают себя знать следы вчерашнего «блаженства»:

– Насип писоцьку цяй! Памисяй езицькой! Падюй! – не просит, а почти командует Алеша. А ведь всегда он сам сыпал песок в чай, сам мешал ложечкой и сам дул на чай. Мы молча переглядываемся.

– А ты возьми ложечку и помешай сам! Мама уже насыпала песку в чай, – как можно спокойнее говорит ему папа. Алеша тянется за ложкой и начинает медленно мешать чай.

У нас наконец отлегло от сердца: первый и самый тяжелый «бой» выдержан. Но это не всё. Еще дня два или три мы будем расплачиваться за воскресный бабушкин «рай», еще будут слезы у Алеши и трепка нервов папе с мамой, но самое тяжелое уже позади.

«Как же быть? – ломаем голову. – Спрятать Алешу от бабушек невозможно, а результаты их любвеобильного воспитания для всех нас троих очень тяжелы».

Винить бабушек тоже нельзя. Они очень любят внуков. Но любят иначе, чем мы. Получается, что воюют между собой две разные любви, но «сражения» от этого не становятся менее жестокими. Мама даже плачет иногда. А бабушка всё поучает ее:

– Времена спартанского воспитания прошли, а у вас Алеше никакой свободы, всё время он должен сдерживать свои желания. Кончится всё тем, что он вас невзлюбит. – Бабушка Дина говорит всё это устало-назидательным тоном, каким обращаются учителя к непокорному ученику.

Мама слушает, а потом говорит папе:

– В этих словах какая-то чудовищно нелепая и обидная несправедливость! А доказать невозможно.

– И не надо доказывать, пожалуй. Время это сделает лучше нас.

Послесловие

С тех пор как была написана книга, прошел целый год.

В жизни таких малышей, как Алеша и Антоник, это срок немалый, и многое за это время изменилось.

В том, что сыновья подросли, нашей заслуги нет, а вот в другом, пожалуй, есть.

В своем развитии они значительно обогнали сверстников. И чем дальше, тем это становится заметнее. Алеша легко и свободно бегает, причем так быстро, что маме трудно за ним угнаться. И пробежать целый километр ему ровно ничего не стоит. Еще в середине апреля, когда он первый раз выскочил во двор в одних трусиках не на минутку-другую, как зимой, а на целых полчаса, ему доставило большое удовольствие обежать двор, и не раз или два, а раз десять-двенадцать. Папа даже вынес секундомер и определил, что Алеша пробегает 100 метров за 42 секунды. И всё это без напряжения, легко.

Мама пробежит за ним вдогонку пятьдесят метров и уже запыхается, а ему хоть бы что!

Алеша хорошо прыгает, и не только на месте, как зайчик, а может перепрыгнуть, не разбегаясь, через барьерчик в ящик с песком. Спрыгивает на пол со стульев, с лесенки, с турника, то есть с такой высоты, что бабушка ахает и неизменно пророчит: «Ноги он себе обязательно переломает!» Но ее предсказания по-прежнему не сбываются.

А Антоник, хотя и говорит только с десяток слов, во всем пытается копировать брата. Подтягивается Алеша на кольцах (теперь у нас в комнате есть и кольца, и лесенка, и два турника) – Антоник тут как тут. Он, конечно, не может еще подтягиваться на руках до подбородка, но повисеть на кольцах, покачаться и поднять ножонки к самим кольцам он в состоянии.

Начнет Алеша прыгать со стула на пол – и Антоник влезает на стул. Но Алеша спрыгивает и старается прыгнуть как можно дальше, а Антоник посмотрит вниз, оценит высоту, подумает: «Страшновато» – и, ложась на живот, сползает, как обычно, вниз. И после этого начинает спрыгивать, а вернее, «сшагивать» на пол с маленького чемоданчика, лежащего на полу. Ребятишки хорошо знают свои возможности и не станут делать непосильного. Наверное, поэтому за целый год не было ни одного серьезного ушиба или раны, а маленькие царапины в счет не идут. У нас нет боязни, что мальчики залезут куда не следует или упадут и сильно ушибутся.

Но они хорошо развиты не только физически. В два года восемь месяцев Алеша прочел первое слово, а теперь одолевает целые фразы, надписи на банках, коробках, автомашинах, заголовки в газетах и названия книг. Пишет он только печатными буквами, изображая некоторые еще неправильно, но делает это с большим увлечением. Он знает часовую и минутную стрелки на часах, и когда мама попросит его: «Пойди, Алеша, посмотри, который час!» – он, возвращаясь, сообщает: «Часов десять, а минут две». Это значит, что уже десять минут одиннадцатого. И папа с мамой понимают его.

Считает Алеша до двадцати и считать тоже любит: пересчитывает вагоны поездов, проходящих мимо нашего дома, считает, сколько надо взять конфеток, чтобы угостить всех, и т. п. И всему этому он учится играя. Буквы Алеша запомнил потому, что они были на кубиках, на картинках разрезной азбуки в красивом цветном букваре, а папа с мамой иногда спрашивали:

– А где тут буква «о»?

И, конечно, хвалили Алешу за успехи.

Правда, нас снова пугают: «Раннее развитие опасно!» Но мы недавно получили письмо из Киева от матери Алеши Толпыго. У этого Алеши настолько блестящие математические способности, что его перевели сразу из 7го класса в 10й. И он, оказывается, свободно читал уже в четыре года. «Если малыш сам быстро развивается и к этому его никто не принуждает, пусть идет вперед, не тормозите его», – писала нам мама Алеши. Ее тоже пугали в свое время «опасностями раннего развития».

В общем, этот год был годом больших успехов для малышей и годом радости для нас. Малыши не только здоровы, сильны, ловки, самостоятельны для своего возраста, но и быстро развиваются умственно, и нападки на нас, даже со стороны самых яростных «противников» наших взглядов, становятся всё слабее. С нами уже во многом соглашается бабушка Дина, а кое в чем начинает поступать так, как мы. И только бабушка Саша по-прежнему осуждает нас. Но мы надеемся, что через год-два и она, и многие другие наши «противники» станут нашими единомышленниками.

Часть вторая

Что мы узнали. «Первый день, первый год»

1978–1988 годы