Дубай. Волшебный сон, ставший явью Журавлев Василий

Дедушкина лодка: короткая история и длинная память

Нередко Дубай иронично называют «Универмаг в пустыне», забывая о древних морских традициях этой молодой страны. Оттого многих удивляет вид необычного судна, установленного на постаменте на небольшой площади перед старым фортом Аль-Фахиди в Дейре, который сегодня превращен в исторический музей Эмирата. Это – доу, один из самых древних на земле типов парусного корабля, во всяком случае, отважный мореход Синдбад из сказочного цикла «Тысячи и одной ночи» именно на таком корабле ходил по неизведанным морям. По легенде, одним из мест рождения Синдбада Морехода считается город Маскат в Омане (есть минимум три места, которым приписывается место рождения сказочного путешественника), что всего в трех часах езды от современного Дубая. Но само имя любимого героя Шахерезады вовсе не арабское, а, скорее всего, искаженное индийское «синдхапути», что означает «владыка морей».

Венецию невозможно представить себе без гондол, а Дубай – без доу. В те времена, когда в Европе был известен лишь прямой парус и тяжелые коги ганзейских купцов тяжело переваливались с волны на волну во время каботажных плаваний, арабские капитаны легко покрывали тысячи миль в открытом море. Все дело было в парусе: стремительные доу легко ловили попутный муссон, а косые паруса на поворотных реях позволяли команде быстро и слаженно менять галс.

Причал для торговых доу

Сегодня доу во многом стал символом отношения дубайцев к своему прошлому. У Дубая короткая история, зато у дубайцев – длинная память. Они крайне бережно относятся к своему наследию. И не только на государственном уровне, но и на бытовом, семейном. Старинные доу для дубайцев – это семейная реликвия. Как старинный буфет, который с трудом помещается в современной квартире, но расстаться с ним нельзя, потому что он – прабабушкин. Доу хранится дома – их не выставляют и, тем более, не швартуют на маринах. Увидеть их невозможно – для этого нужно стать гостем дубайской семьи. А это совсем не просто: иностранцев «внутрь» своей жизни арабы допускают с неохотой. Знакомство здесь нужно заслужить! И только после этого возможно рассчитывать на дружбу.

«Подготовившись к длительному плаванию, вместе с опытными купцами я погрузился на борт прекрасного корабля, нагруженного товарами, и попутный ветер наполнил наши паруса» – это строки о приключениях Синдбада Морехода. Глядя на сотни доу, пришвартованных к набережной Бар-Дубая, превращенной в один бесконечный пирс, трудно поверить, что эти пузатые и ярко разрисованные, согласно индийским представлениям о красоте, шаланды и есть прямые потомки изящных кораблей арабских мореплавателей. Но это так и есть, хотя их больше не украшают мачты, слегка наклоненные к носу корабля. Зато виден гальюн в виде полукруглого, ярко раскрашенного ящика, прилепившегося, словно ласточкины гнезда над морем, все на том же месте, как и пять сотен лет тому назад, – на высокой корме.

Поймать ветер и лететь над волнами

Китайские джонки в старину – частые гости Аравийского полуострова

Для того чтобы постараться понять, что собой представляет плавание на доу, достаточно провести некоторое время на пирсе в Бар-Дубае или в небольшом рыболовецком порту в Джумейре. Первое, что бросается в глаза: на судне никто ничем не занят – никаких авралов! Никто не драит палубу и не чистит медных частей на судне, не отбивает склянки и не стоит вахту у трапа. Белье и одежда сушатся на корме или развешаны над главной палубой, словно во дворе провинциального дома. Кто-то курит наргиле, а кто-то просто валяется в теньке. Разгрузка и погрузка тем временем идут своей чередой…

Легкий дымок доносит аромат карри – пища готовится в железном ящике, засыпанном песком. Команда, как в старину, ест рис, финики, сушеную рыбу, но все же теперь употребляет и немало консервов. А вот ночью, стоя на приколе, матросы обматывают большой палец леской и удят рыбу прямо с борта. Во время переходов стол разнообразят летучие рыбы: они шлепаются на палубы, привлеченные светом.

Экипажи доу – настоящие путешественники: они никогда не знают точного времени своего возвращения, да и бег времени их, похоже, не очень-то и заботит. Недаром здесь в ходу поговорка: «Не считай дней месяца, которые тебя не касаются». Моряков не пугает длительность перехода, ведь большая часть их жизни проходит на доу, ставшим им единственным настоящим домом. Здесь же они нередко и умирают…

Старая доу

Водное такси-абра

Каждое утро, когда солнце даже не успело окрасить своими отблесками небо, над палубой уже несется призыв: «Аллах Акбар! Аллах Велик». Это приглашение к первой молитве, всего за день их будет не менее пяти, а последний намаз – на закате, с обязательными словами, венчающими прожитый день: «Мир вам, хвала Аллаху».

Еще лет двадцать тому назад в дальнее плавание снаряжали караван из трех как минимум кораблей. С апреля по декабрь доу отправлялись из Восточной Африки в Залив – в это время дует юго-восточный муссон. В декабре направление ветра меняется ровно на противоположное – тогда корабли шли из Дубая и Омана на юго-восток курсом на Занзибар. Туда и обратно – путь в восемь тысяч миль. Дорога домой – из кенийской Момбасы до Хор-Факкана в Шардже – занимала всего три недели. Что изменилось с тех пор? Только то, что на доу поставили двигатели вместо парусов. А маршруты остались прежними.

Когда начальники караванов вели людей и верблюдов через пески Аравии, лишь только им да опытным проводникам были известны некоторые приметы, скрытые от взгляда непосвященных. По линиям на песке, по изменению ветра, его силе и запаху они находили правильный путь среди безмолвия пустыни.

Так же, только в морской стихии, действовали капитаны изящных «доу». Еще в VIII в. они приводили свои корабли в порты Индии, Африки и далекого Китая. Им было известно то, о чем европейцы даже еще и не догадывались: секреты муссонов и 48 небесных светил, по которым они безошибочно находили свой путь в океане.

Для того чтобы найти дорогу в море, настоящему моряку ничего не нужно кроме звезд, а потому еще лет двадцать тому назад капитаны доу ориентировались примерно так же, как и их предшественники сотни лет тому назад.

Однажды в Момбасе Кенийская морская служба решила вдруг проявить служебное рвение и бросилась проверять штурманское оборудование одного из доу: капитан явно обидел портовых чиновников маленьким бакшишем. И тут-то выяснилось, что отважные мореходы пользуются всего лишь старым магнитным компасом и английскими морскими картами 1836 г., правда, дополненными и исправленными уже в 1936 г. Шкипер не мог прочесть эти исправления, сделанные латинскими буквами, возможно, и потому, что и вовсе не умел читать… что ничуть не мешало ему всегда приводить свое судно точно в порт назначения.

Один из морских скитальцев – старый капитан с лицом, изборожденным морщинами, словно море – кильватерной струей за кормой его корабля, рассказывает: «Как мы находим дорогу? Иногда это совсем легко: мы хорошо знаем берега – наши предки ходили этой дорогой в Африку из Маската за много лет до нас… Над нашей головой вселенная, заполненная звездами. Мы знаем звезды жаркого сезона и звезды холодных дней. Они всегда появляются на небосклоне в определенное время и в определенных местах, и это дает возможность определить местоположение судна. Такой-то порт лежит под такой-то звездой, а такой-то остров – под этой. Если мы идем вдали от берегов, в открытом море, а небо закрыто тучами, не беда. Найдем сушу, когда небо очистится и снова засияют звезды. Зачем компас, когда солнце укажет путь? Мы не спешим…» (Л. Грин. Острова, не тронутые временем.)

Эти странные посудины приходили из Аравии, Персидского залива и Индии на Занзибар и в Мозамбик с северо-восточным муссоном, разгружались, снова набивали трюмы и исчезали в неизвестном направлении до следующего цикла перемены устойчивых ветров.

Именно от арабских шкиперов Птолемей получил ценную информацию, которая позволила составить первую, пусть и очень приблизительную, но все же карту Восточной Африки. Часть армии Александра Македонского под командованием адмирала Неарха, возвращаясь из индийского похода, погрузилась в городе Патале, что расположен в дельте Инда, на корабли этого типа и отправилась океаном в Персидский залив к устью Евфрата. О македонянах долгое время не было никаких вестей – их уже начали считать погибшими, однако спустя месяцы корабли Неарха встретились у берегов Кармании с сухопутными силами, а затем без происшествий добрались до устьев Тигра и Евфрата. Этот морской переход греков на кораблях индийской постройки с кормчими-индусами оказал влияние на освоение новых морских путей из Индии к берегам Персидского залива (уже позже, после смерти царя в Вавилоне в 323 г. до н. э., его флот, состоявший в том числе из доу в качестве вспомогательных судов, таинственным образом исчез. По мнению некоторых историков, он дошел до Суматры, обогнув Индонезию, и вышел в Тихий океан. Потом достиг берегов Новой Гвинеи, а потом добрался и до Нового Света). В самом деле, конструкция доу вполне позволяет совершить на нем и кругосветное путешествие, хотя судно не может ходить против ветра. Это нередко приводит к кораблекрушениям, причина которых – циклоны.

Прогулочные доу

Арабские шкиперы часто повторяют пословицу: «Нет чертей, кроме тех, которые выдуманы», и все же море ежегодно забирает свою дань – жизни моряков. После того как на доу поставили дизельные моторы, убрали мачты, снабдили их компасами и системой JPS, крушений стало меньше, и все же нрав мыса Гвардафуй на восточной окраине полуострова Сомали – этого «африканского» мыса Горн, ничуть не улучшился. В прошлом на его счету целые флотилии доу, да и сегодня он крайне сложен для навигации. Конечно, в наши дни мощный мотор позволяет «выгрести» против ветра и течений, а в прошлом доу, которое не способно было идти под своими огромными косыми парусами в лавировку против ветра, часто разбивалось о прибрежные скалы, особенно если они оказывались с подветренной стороны.

Нередко доу становятся жертвами столкновения с огромными танкерами и сухогрузами: даже если капитаны и выставляют ходовые огни, что упорно не хотели делать весь XX в., то ночью такую скорлупку с мостика на высоте десятиэтажного дома не разглядишь, а на радаре его не видно… Гибнут они и в открытом море: рации появились совсем недавно, да и радиус действия у них совсем небольшой.

Ежегодно в Дубай с различными товарами заходит до шести тысяч доу. Как и прежде, капитаны берут на борт любой груз и доставляют его «медленной скоростью» в любое захолустье – туда, куда не согласится идти ни один другой. И дело не только в том, что команда доу согласна на небольшой барыш за доставку, в сравнении с судоходными компаниями, но и в том, что там, где не сможет отшвартоваться современное судно с большой осадкой, спокойно пройдет доу. Нередко груз – от мешков с пряностями и рисом до автодеталей и электроники – доставляется без всяких накладных и деклараций: весь бизнес держится на честном слове капитана.

Честность – это часть неписаного кодекса мореходов Персидского залива. Правда, говорят, что честность в делах торговых вовсе не мешает им припрятать где-нибудь в дальнем углу темного трюма немного контрабанды, а то и гашиша. В трюме давно смешались в необычную пряную смесь все запахи бесчисленных товаров, побывавших здесь, – кофе и сушеной рыбы, чая и табака, ковров и фиников, слоновой кости и пряностей, риса и тканей, губок и резиновых покрышек.

Из досье «ИП»:

Существовало три основных типа доу: торговые, промысловые и даже боевые. По-арабски деревянное доу называется «ленч», а корабль вообще – «маркаб». Слово «доу» – не арабское. Так на санскрите называли любой корабль со слегка наклоненной к носу мачтой и косыми парусами.

Лодки отличались размерами, водоизмещением и количеством мачт, но главное – своим назначением. Отсюда и такое разнообразие в названиях. Существует много арабских названий определенных типов кораблей, но для простоты их все теперь называют просто «доу».

Самый распространенный тип доу называется «Аль бум» – торговое судно, которое способно перевозить от 74 до 400 т грузов и пассажиров на большие расстояния, так же как и «Аль бенкия» и «Аль хиндже». Они ходили из стран Залива в Восточную Африку, а иногда и дальше – в Китай. Сегодня на набережной Бар-Дубая пришвартованы под разгрузку и погрузку именно такие корабли. Единственно, что отличает их от средневековых предков – отсутствие мачт, которые окончательно вытеснили мощные дизели.

«Джальбут» – торговое судно для коротких маршрутов, его размер от 20 до 100 футов. На него похож «Аль бальра» – они тоже ходили только в пределах Залива.

«Ашуаи» – грузоподъемность до 20 т и «Аль самбук» – от 20 до 150 т. Их использовали ловцы жемчуга. Этот тип двухмачтового доу больше всего близок современным гоночным доу.

«Аль машуа» – длина не превышала 25 футов. Его использовали как баржу для перевозок различных грузов на небольшие расстояния.

«Аль шала» – одномачтовый доу. Перевозил чаще всего камни для строительства. А вот «Аль бетил» – это боевой корабль, но их больше не строят. А вот рыболовное судно – «Шуи». Его легко узнать среди прочих по двойной корме, к которой подвешены ловушки для рыбы, изящным обводам корпуса и неискоренимому запаху даров моря. А вот «Аль баггара» – это корабль ловцов жемчуга. Он был вооружен не только парусами, но и веслами: штиль не был ему помехой. В промысловый сезон сотни таких судов выходили из Дубая на охоту за жемчугом, но возвращались отнюдь не все: так, в начале XX в. неожиданный шторм погубил больше сотни «баггар» с экипажами.

Старый и новый Дубай

В самом Дубае больше других были распространены именно «аль баггары» – промысловые доу. Еще в начале XX в. в «жемчужном флоте» эмирата было более 335 кораблей. Как мы уже говорили, «лучшие годы» промысловиков закончились с изобретением в Японии искусственного жемчуга. Это был серьезный удар: он не только лишил дубайцев привычного занятия, подорвал экономику, но «отодвинул» их от моря.

В зависимости от размера доу, экипажи насчитывали от 10 до 60 моряков и ныряльщиков. Ходили под косым парусом, а в штиль – на веслах. На доу было три главных человека: «Нукудах» – капитан, «Сииб» – подъемщик, от него зависели жизни ныряльщиков: он вытаскивал их на поверхность. И «Сердал» – штурман, только он мог найти «рабочую площадку» в море и вернуть корабль домой.

Абра – «дубайская гондола»

С исчезновением жемчужного промысла пропали и доу, а с ними – язык мореходов. Еще совсем недавно в арабском языке было более четырехсот слов «морского жаргона», которые употребляли и понимали только моряки. Эти слова больше не встречаются в повседневной речи.

В наши дни, когда в зимние месяцы рыба близко подходит к берегу, рыболовецкие «Шуи» выходят на лов сардин и хамсы. Нередко в сети попадаются и акулы. Мясо и плавники молодой акулы сразу идут в котел, но, прежде чем отправить свою добычу на рынок или в рыбный ресторан, по давней традиции, брюхо акулы обязательно вспарывают, чтобы убедиться, что нет в нем полупереваренных фрагментов человеческих тел.

В теплых водах Эмиратов и Омана в сети нередко попадаются и хищные мурены, мясо которых издревле считалось деликатесом, причем не только в Аравии. Еще в Древнем Риме мурен разводили в специальных бассейнах с морской водой или просто для этой цели отгораживали часть какого-нибудь небольшого морского залива. Во время массовых пиров мурен подавали к столу тысячами. Говорят, что для улучшения вкуса мяса мурен в бассейны бросали провинившихся рабов…

Второй удар по интересу коренных жителей Эмиратов к морю нанесло открытие месторождений нефти. Ходить в море на работу теперь стало и вовсе не нужно. Неожиданно свалившееся богатство привело к тому же, к чему и в России: возникла «автомобильная» культура. Так же как и «новые русские», наследники бедуинов любят скоростные и большие автомобили и моторные яхты. Мощь, комфорт и золото. В Дубае, как и в современной России, моторные лодки пока предпочитают парусным. Достаточно зайти на любую марину, чтобы убедиться в состоянии развития парусного спорта в Дубае: на десятки моторных яхт всего единицы парусных. Девяносто процентов продаваемых лодок – катера. И по очень привлекательным ценам. Высокие доходы и низкая цена на бензин (ниже чем в России) делают такое увлечение вполне доступным.

Многие европейцы, работающие в Дубае по контракту, рассказывают, что за одну прогулку на катере сжигается столько же бензина, сколько тратили в месяц на своей машине, например, во Франции. Но здесь они даже не задумываются об этом и все же, отдавая должное местной «катерной» традиции, остаются страстными поклонниками парусного спорта, а доу – особенно.

Не секрет, что многие местные владельцы катеров и моторных яхт не имеют водительских прав. Все, как у нас. Кроме одного: в Эмиратах среди коренного населения нет бедных – здесь национального богатства хватило на всех.

Любителей паруса с каждым годом в Дубае становится все больше: в стране меняется мировоззрение. Саед Хариб – исполняющий директор Международного морского яхт-клуба Дубая – признается: «Раньше я гонялся на катерах и старался купить лодку с самым мощным мотором, насколько мне позволяли средства. Но однажды понял, что ничто несравнимо с тем ощущением, когда ты идешь под парусом. Только так ты можешь по-настоящему почувствовать море».

В наше время в Дубае находится немало энтузиастов среди местной молодежи, которая выходит в море на копиях промысловых судов лишь с одной целью: поддержание традиции и самосовершенствование. Несколько таких «баггар» может провести в море пару недель, а то и месяц. Команда ныряет за жемчугом «по старинке», учится управлять парусами и ориентироваться по звездам, слушает рассказы ветеранов и разучивает морские песни. И все это время команда питается тоже «по старинке»: свежей рыбой, рисом и сушеными финиками. Старается поменьше пользоваться мобильными телефонами, зато молиться побольше. Для нее такой морской круиз – путь духовного очищения.

Хотя большинство современных доу построены уже в Индии, но продолжают их делать и в самом Дубае: этот промысел поддерживается правительством, как забота о традициях национальной материальной культуры.

В Дубае делают меньше торговых, «купеческих» доу, а больше гоночных или просто тех, что выставляют дома, в торговом центре или офисе «для красоты». В Дубае сохранилось две верфи. Одна большая, где ремонтируют доу, а другая – небольшая мастерская, где доу строят. Конечно, сегодня доу можно построить и из пластика, но дубайцы продолжают придерживаться «дедовского» способа постройки. Кстати, это было единственным пожеланием, положившим начало возрождению традиции морских походов на доу, шейха Хамдана бин Рашида аль-Мактума. А пожелание такого человека для дубайцев – закон.

Саиф Мухамад Алькаизи – самый старый корабел в Дубае. Ему уже исполнилось 90. Его верфь – это всего лишь лесопилка и стапель под большим тентом. На стапеле всегда стоит наполовину обшитая новая лодка. Он помнит, что еще лет 50 тому назад, пока не нашли нефть, в странах Залива славились мастера из Омана. Сегодня доу строят индусы – они единственные, кто еще не забыл это ремесло.

Обычно в бригаде корабелов десять человек: плотники, такелажники и резчики. У плотников немного инструментов, но они мастерски владеют ими. Особенно теслом. Для постройки шестидесятифутовой лодки в наши дни им требуется всего месяц. Но если заказ срочный, то в бригаду набирают двадцать пять человек, и тогда лодку можно сделать дней за десять. И это при том, что мастера до сих пор чаще используют ручное сверло, чем электродрель.

Так строят доу

Хорошую древесину в Дубай доставляют из Индии и Восточной Африки. Огромные стволы, в несколько обхватов, лежат около пилорамы – скоро их «распустят» на доски.

Арабские мореходы не меняют конструкцию своих кораблей уже два тысячелетия. По традиции, большие доу состоят из двух корпусов, пространство между ними заполняется известью, что делает судно водонепроницаемым. Если шкипер ошибется в своих расчетах или кормчий зазевается и корабль налетит на острый риф, то все равно не затонет. Еще недавно такелаж делали из кокосового мочала, который выдерживал большие нагрузки, в том числе напор муссонных ветров, разгонявший доу до 20 узлов! Сегодня при постройке доу используют длинные гвозди: от 15 до 30 сантиметров. Раньше не использовалось ни единого гвоздя. Каждая доска, палубные надстройки и стрингеры крепились деревянными колышками. От того так долго и жили доу в старину: на судне не было ничего, что могло бы заржаветь и быстро разрушиться от воздействия соленой воды. А вот вся оснастка доу: румпель, фальшборт, рангоут – все, как и прежде, делается из массива дерева, отчего и кажутся иногда торговые доу такими неуклюжими.

Стоимость нового доу – 200 тыс. дирхамов (около 70 тыс. долларов), а если это выставочный вариант, то есть отделанный ценными породами и резьбой, то обойдется он всего на 50 тыс. дирхамов дороже.

В процессе строительства плотники не пользуются никакими чертежами: их просто нет! Все планы хранятся в голове Саида Мухаммада, но все свои знания и опыт старый корабел передал своему старшему сыну, так же как и приметы и поверья.

Например, у дубайских корабелов есть старое поверье: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы беременная женщина перешагнула через киль строящегося доу: тогда джинн, оберегающий судно в море, отберет жизнь одного из моряков, чтобы отдать его душу младенцу…

Новые доу называют по-разному. Часто именем «семейной» лодки – в честь старой, еще «прадедушкиной». А вот женскими именами, в отличие от европейской традиции, никогда! В странах Залива такое выставление своих чувств напоказ считается дурным вкусом. Любовь и уважение к женщине – часть дубайских правил жизни. Отношение к жене, сестре или к матери слишком уж личная вещь: не стоит свои чувства демонстрировать всем. Это нескромно.

Слезы месяца

Существует древнее арабское предание: жемчуг рождается в раковине лишь тогда, когда она поднимается на поверхность и ловит, раскрыв свои створки, чистую каплю дождя. Самые красивые жемчужины возникают в шторм, когда море бурлит и показывает мореходам свой опасный характер, а позволение на рождение жемчужины дает сам Аллах. Среди ныряльщиков в Заливе бытовала примета: если ранней весной пройдут дожди, то год будет урожайным на жемчуг.

Ныряльщики за жемчугом в Дубае говорили, что жемчуг – это слезы месяца, упавшие в море. В этой красивой легенде есть много разумного: количество и качество раковин-жемчужниц прямо зависит от состояния природной среды. Поэтому во второй половине двадцатого столетия их количество резко уменьшилось в водах Персидского залива. Виной тому – человеческая деятельность на побережье и интенсивное морское судоходство.

В течение тысячелетий богатство аравийских шейхов накапливалось благодаря жемчужному промыслу. Еще в глубокой древности сотни лодок выходили в теплый сезон и брали курс на отмели Ормузского Рога – только там, в глубине бирюзовых вод рождались жемчужины особого, нежно-розового оттенка с блеском. Их называли «золотая роза».

Доу ныряльщиков за жемчугом

Ныряльщики за жемчугом (здесь и далее рисунки Патрисии аль Фахри)

В прошлые века жемчуг ценился в Европе и в Азии не меньше золота: им восхищались, делали причудливые ювелирные украшения, а короли, королевы, императоры и махараджи украшали крупными жемчужинами свои парадные костюмы. Жемчуг тогда считался, с одной стороны, символом власти и могущества, а с другой – даром в знак любви. Отсюда на картинах старых мастеров так часто встречается сюжет: пылкий любовник преподносит жемчуг предмету своего обожания.

Королева Елизавета запомнилась не только тем, что во время ее правления Англия превратилась в мировую морскую державу, но и тем, что королева-«девственница» обожала арабский жемчуг и украшала им все свои парадные туалеты. В корону английских королей вставлены три знаменитые черные крупные жемчужины.

Жемчуг в те времена был неотъемлемой частью другого символа власти на земле: короны и скипетра. И весь этот жемчуг добывался в теплых водах Персидского залива, в том числе в прибрежных водах современного Дубая.

Доу бедного рыбака

Но все началось гораздо раньше: жемчужины и раковины находили еще в доисторических захоронениях. Знахари использовали их в медицине, а колдуны – в магии. Женщины украшали себя жемчугом, веря в то, что он приносит удачу в любви и способствует плодовитости.

В древнекитайском трактате «Тао Хунцзин» (V в.) говорится: «Если при вскрытии старой могилы труп выглядит как живой, значит, внутри тела или снаружи есть много золота и нефрита. По законам времен династии Хань особы царской крови и знать хоронили в одежде, украшенной жемчугом и коробочками из нефрита, чтобы предотвратить гниение тела».

Интересно, что на заре человечества жемчуг был постоянным спутником магических обрядов жрецов, затем его активно использовали в медицине. Позже по своей ценности жемчуг занимал второе место после бриллиантов. Особый блеск жемчуга и трудность его добывания стали причиной его высокой стоимости, поэтому уже в эпоху античности многие искусные ремесленники создавали имитации жемчуга, что было не менее доходным предприятием, чем бижутерия в наши. Из-за дороговизны настоящего жемчуга ремесленники в Микенах научились делать голубой стеклянный жемчуг. Жемчуг изготовляли также из янтаря.

Одно из самых старых упоминаний о жемчуге принадлежит древнеримскому историку Плинию Старшему. В своей «Естественной истории» он замечает: «Впервые увлечение жемчугами и геммами вызвала победа Помпея, подобно тому как победы Луция Сципиона и Гнея Манлия – повлекли страсть к чеканному серебру, атталийским тканям и медным триклиниям, подобно тому как победа Луция Муммия – к коринфской меди и картинам». Во время третьего триумфа Помпея за победу над пиратами, народами и царями Азии и Понта, которая пришлась на день рождения триумфатора, перед изумленными римлянами были пронесены игральная доска с игральными костями из двух гемм шириной около одного и длиной около полутора метров. Автор восклицает: «Пусть никто не сомневается в том, что такие уже выродились, поскольку никакая из гемм по величине сейчас не приближается к такому размеру!» И продолжает: «Был и жемчужный портрет Гнея Помпея, изображение того лица, приятного красой открытого чела с непокорными прядями волос, того честного лица, внушающего почтительность у всех народов, тот жемчужный портрет, тот портрет – воплощение строгости, а вернее – триумф роскоши! Никоим образом, конечно, среди людей того времени не закрепилось бы за ним прозвание Великого, если бы он так не справил триумф за свою первую победу».

Император Нерон усыпал скатным жемчугом скипетры, маски и дорожные спальни. В истории сохранилось предание о двух жемчужинах египетской царицы Клеопатры, одну из которых она, заключив пари с Антонием, выпила растворенной в уксусе.

Если в Риме жемчуг был просто символом власти и предметом роскоши, то на Востоке все обстояло иначе: в Индии жемчуг считался особо сильным лекарством: им лечили едва ли не от всех болезней: от желтухи и отравления до безумия. В Средние века в Европе его прописывали в случае меланхолии, эпилепсии и сумасшествия. Все эти предписания были связаны со стойким убеждением в том, что «жемчуг – лунный камень», а все психические отклонения связаны с воздействием на человека лунного магнетизма.

Впоследствии вера в его магические свойства в Европе ослабела: там он был просто украшением. На Востоке к жемчугу осталось более романтическое отношение: считалось, что он способен возбудить и сохранить любовь, способствует плодовитости. Его носили не просто как украшение, а как талисман и оберег.

И большая часть этих даров моря добывалась в водах Персидского залива.

На старинных картах побережье Залива часто обозначали как «Жемчужный берег» по аналогии с Невольничьим берегом в Западной Африке.

Разумеется, издревле жемчуг добывался и в Южных морях, но жемчуг из Персидского залива всегда ценился особо. Это был лучший жемчуг в мире и назывался он тогда «ориенталь».

Для европейцев все, что добывали в Заливе, было «ориенталь», а вот арабы до тонкостей различали различные виды и формы жемчуга. Каждый имел свое название. Крупные жемчужины называли словом «рас». Те, что помельче, – «батн» или «зиль». Для особо красивого и крупного жемчуга арабского слова не нашлось. Его называли индийским словом «джайун».

Все эти жемчужины должны были иметь правильную, округлую, но не идеально круглую форму, как современный искусственный жемчуг. Это был первосортный товар.

Второй сорт, те, что помельче и что природа не наградила идеальными формами, обозначали как «хашн». А все прочие, мелкие и неправильной формы, также имели свои названия – «фулява», «бадаля», «наим».

Определение жемчуга и его правильная оценка была особой, почетной профессией, наподобие «сомелье». Легко представить, какие споры разгорались между дубайскими торговцами и купцами-перекупщиками из Индии, Африки, Азии и Европы на «жемчужном» рынке осенью, когда добыча была рассортирована, предварительно оценена и готова к продаже!

Самым ценным считался «джавахир» – матовый белый жемчуг с легким розовым отливом. За ним идет «набати» – в нем более глубокий розовый оттенок. Свое название имеет каждый оттенок – голубоватый, голубой, зеленовато-серый и многие другие. Это – большая ценность. Такие жемчужины ювелиры вставляли в кулоны, серьги и браслеты. А вот из более мелких, а значит, и дешевых жемчужин делали ожерелья, насаживали на нить или обшивали ими парадные одежды вельмож, в том числе и русских. Интересно, что в России лучший жемчуг из Залива имела не царица – супруга императора, а графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская – дочь фаворита «матушки-императрицы» графа Орлова.

В конце века девятнадцатого в семье Романовых возникла традиция: супруга последнего императора Александра Федоровна дарила всем своим четырем дочерям в день их рождения по крупной жемчужине с розовым оттенком. Скорее всего, это и был тот самый ценный жемчуг сорта «джавахир».

К совершеннолетию у девушек образовались красивые жемчужные нити. Их можно видеть на семейных фото последних Романовых. Скорее всего, они же были зашиты в корсеты во время содержания под арестом в Ипатьевском доме в Екатеринбурге. Не трудно догадаться, куда они делись после исполнения революционного приговора чекистами.

Если сезон был удачным, то Дубай сохранял за собой лидерство в торговле жемчугом. У торговцев, покупавших жемчуг у хозяев кораблей, существовали свои инструменты по определению размеров жемчуга: набор из восьми медных плошек, которые переходили по наследству от отца к сыну. Это всего лишь «клише» с готовыми отверстиями, в которые вкладывали жемчужины, просеивали и так узнавали их стоимость: самые дорогие оставались наверху, а мелкие скатывались в нижние плошки.

Ныряльщик (восковая фигура)

Натуральный жемчуг – это фантазия природы. Форма жемчуга бывает самой разной: в виде правильной сферы, продолговатой, полусферы, в виде капли, а иногда и вовсе неправильной, с ложбинками. Форма жемчужины всегда играла немалую роль в оценке. Вес добытого жемчуга определяли уже на берегу. Для этого существовали весы, наподобие ювелирных. Чашки по традиции в них были сделаны из черепашьих панцирей. Но был еще один критерий оценки: блеск. Наибольшим блеском с перламутровым отливом отличались именно жемчужины Персидского залива и залива Манаар.

Блеск жемчуга объясняется преломлением и отражением лучей в призматических слоях арагонита. Но со временем блеск жемчуга меркнет и камень тускнеет. Все дело в том, что органическое вещество в жемчуге со временем (иногда это занимает несколько сотен лет!) высыхает и разлагается, как все живое на Земле. От стойкости органического вещества напрямую зависит и срок жизни жемчуга. Он сначала тускнеет, затем расслаивается, а потом и разрушается.

И все же при правильном хранении жемчуг не теряет своих красоты и блеска в течение многих сотен лет. Срок жизни жемчуга продлевает соприкосновение с кожей человека: чтобы жемчуг жил долго, его необходимо часто носить! Жемчуг капризное существо: он портится, если долго держать его на солнечном свете. Влияет на него влажность и сухость воздуха. А вот на случай, если жемчуг начнет тускнеть, то еще с древних времен на Востоке был известный способ «оживления» жемчужин: их промывают в соленой или в слабом растворе мыльной воды, а затем полируют смоченными в соляной кислоте отрубями или пробковой мукой.

На пятнадцатом этаже здания, где располагается Банк Дубая, хранится уникальная коллекция: самое большое собрание натурального жемчуга в мире! Увидеть ее дано не всякому, но ее существованием Дубай обязан увлечению султана Алуиса, предки которого были торговцами жемчугом на протяжении столетий. Султан всю свою долгую жизнь коллекционировал жемчуг, а затем завещал свое собрание, состоящее из тысяч жемчужин, родной стране.

В жаркий сезон воды Залива хорошо прогреваются, что создает идеальные условия для роста жемчужных моллюсков – самая благоприятная температура для них – 25 градусов. Жемчужные моллюски живут колониями на небольшой глубине, однако продолжительность их жизни – от трех до одиннадцати лет. Моллюск находится в плотно закрытой раковине, из которой выступает бюссус (узелок), которым моллюск прикрепляется к камням, кораллам и т. п. Оторвать его от грунта не так просто, а вскрыть раковину так же нелегко, как и устрицу, если только не знать «правильное» место: где именно нужно зажать между плотно захлопнутых створок специальный нож. Французский нож для вскрытия моллюсков отличается лишь тем, что имеет прямую форму и сужается как стилет, а арабский – «мифлега», слегка изогнут и имеет утолщение на конце клинка.

Грузило из камня: с его помощью ныряльщик быстро достигал дна

Образование жемчужины в раковине моллюска – отклонение от нормального биологического процесса. Жемчужина появляется в том случае, если между раковиной и телом моллюска попадает инородное тело: песчинка, гравий, обломок раковины. Когда внутри раковины поселяются мельчайшие паразиты, тогда формируется особенно дорогостоящий жемчуг. Вокруг инородного тела постепенно формируется жемчужный мешочек. На его внутренней поверхности с годами вырабатывается несколько слоев перламутра, которые состоят из мельчайших пластиночек арагонита (карбоната кальция). Из него и состоит на девяносто процентов морской жемчуг. Остальные десять: органическое вещество и вода.

Прищепка для носа из рога: с ее помощью ныряльщик «продувал» уши во время погружения

Если открыть раковину и попробовать ее на вкус, то окажется, что она – слабосоленая: моллюск фильтрует ее и немного опресняет.

Чаще всего в раковине находится лишь от одной до трех жемчужин, но известны редкие случаи, когда жемчужин в одной раковине вырастало множество. Однажды у побережья Индии ныряльщики вытащили крупную раковину. Когда ее раскрыли, то в ней обнаружили сразу 87 жемчужин.

Из досье «ИП»:

Добычу жемчуга в Заливе регулировали те, кому принадлежала вся власть в пустыне и на побережье – шейхи, то есть начальники родов. Они устанавливали время начало сезона добычи и только с их разрешения капитан мог снарядить судно и выйти в море. Обычно «жемчужная путина» длилась с середины мая и до начала августа, когда жара становилась невыносимой даже для местных жителей. Промысловые доу выходили в море в жаркий сезон, когда воды залива прогревались настолько, что ныряльщики могли совершать свои погружения от рассвета до заката. Промысел, когда в середине лета суда выходили в морена срок от месяца до трех, назывался «Аль сафия». А вот выходы в море на небольших доу не больше чем на месяц назывались «аль радда».

Во время подготовки к выходу на суда помимо воды и питания грузили в большом количестве масло и жир, которые предохраняли от ожогов и воздействия соленой воды на кожу ныряльщиков и матросов. Когда все было готово к выходу в море, капитан – «нукада», объявлял дату отплытия и обращался к жителям прибрежной деревни с вопросом: кто пойдет с ним на промысел ныряльщиком? Как людям наиболее рискующим своими жизнями в предстоящем предприятии, капитан, чаще всего он же был и владелец судна, выплачивал им небольшие «подъемные». Это давало им возможность закупить провизию впрок для своей семьи, которая оставалась на берегу и, возможно, более никогда не увидит своего кормильца.

Каждый доброволец получал по триста рупий, а иногда и рис на пять-десять рупий. Тогда в Дубае еще не было своей национальной валюты – дирхамов, поэтому все расчеты производились в индийских рупиях. Это была мизерная плата за труд, но даже при этом нередко ныряльщики были должны их капитану судна из поколения в поколение: долги отца переходили к сыну, а потом от сына к сыну…

Никто в команде заранее не получал никакой платы, кроме ныряльщиков. Сбор раковин-жемчужниц был артельным делом: на борту в течение нескольких месяцев находилось от двадцати до ста человек, в зависимости от размеров судна. Каждый участник экспедиции занимался определенным делом: одни собирали раковины на дне, другие вскрывали их на палубе, третьи работали в паре с ныряльщиком – тащили наверх корзину, за которую крепко держался пловец. На команду также ложилась обязанность управлять парусами и грести, когда стихал ветер.

В момент отплытия провожать доу выходили не только жены, дети, родители и родственники моряков, но и все прочие жители деревни. Гремели барабаны, и над пляжем неслась заунывная ритуальная песня… гребцы наваливались на весла, парус надувал утренний бриз, и вскоре судно скрывалось в слепящей синеве моря.

На протяжении всего путешествия вся власть на доу принадлежала капитану, но при этом, по рассказам старых ныряльщиков, которых еще можно встретить в Дубае и соседних странах, на корабле никто не чувствовал себя ни униженным, ни обделенным. В походе не было никакого раздражения или ссор по пустякам. Пловцы и матросы относились друг к другу как братья. Сотня мужчин работала слаженно, как один человек.

Доу собирателей жемчуга были «галерного типа», то есть косой парус дополняли весла, а значит, штиль для них не представлял опасности. Во время стоянки весла жестко закреплялись по обоим бортам и превращались в шесты, к которым привязывали пару канатов для ныряльщиков: к одному прикреплялся груз, к другому – корзина («даин»). Ныряльщик дергал два раза за конец – сигнал к всплытию. Сверху что есть силы напарник тянул конец с привязанной корзиной. Левой рукой ныряльщик крепко держался за корзину с уловом и быстро поднимался на поверхность. В эти секунды все зависело от палубного матроса «саипа», с которым ныряльщик весь сезон работал в паре. Часто именно от его сноровки и силы зависела жизнь ныряльщика: на дне старались оставаться как можно дольше, поэтому воздух был на исходе. Ослабишь хватку – сам уже не всплывешь.

Поиск раковин на дне

Груз, который позволял быстро достичь дна, представлял собой обыкновенный плоский камень, обвязанный крест-накрест веревкой с небольшой петлей. Перед погружением ныряльщик продевал палец большой ноги в петлю, на шею набрасывал большую петлю, которой заканчивался трос с корзиной, зажимал нос прищепкой из рога антилопы и быстро шел на погружение. Достигнув дна, освобождался от груза и собирал руками, почти на ощупь, раковины, которые быстро складывал в корзину. У ныряльщика не было ни маски, ни очков для плавания: его глаза во время погружения были широко открыты. Понятно, что с годами сетчатку разъедала соленая вода, а в Заливе вода намного солонее, чем в других морях.

Слепота, наравне с кессонной болезнью, были самой распространенной платой за погружения. Редко кто из этих людей доживал до 50 лет.

Ныряльщики работали под водой в одних набедренных повязках, реже в белых просторных штанах и рубахах с капюшоном. Опасности подстерегали ныряльщиков повсюду, впрочем, жизнь их ничего не стоила. Во время нескольких коротких минут, на которые опытные пловцы могли задерживать дыхание, они нередко резали ладони и пальцы об острые кораллы и раковины, раздирали в кровь ступни ног…

Если поблизости находились акулы, то немедленно чуяли запах крови и атаковали. Бывало, что пловцов царапали ядовитые рыбы, били острыми хвостами-кинжалами рассерженные скаты, а потревоженные в своих пещерках мурены откусывали пальцы.

Опытный ныряльщик мог пробыть под водой от трех до пяти минут. Когда через несколько минут сигнал снизу так и не поступал, то напарник поднимал тревогу: что-то случилось. Тогда все шли на погружение: спасать товарища. Если ныряльщик погибал, то его товарищи говорили: «он проглотил свое дыхание», то есть захлебнулся. И, по старому обычаю всех моряков, возвращали тело морю.

Те ныряльщики, в отличие от современных дайверов, никак не были защищены от опасностей морских глубин, куда человек теперь опускается с такой легкостью.

Оценка добычи

В плохую погоду ныряльщики и их напарники раскладывались на палубе и спали до утренней молитвы. А затем распределяли добытые раковины и помогали «аль фалали» – открывателям раковин, которые при всем своем старании не успевали обработать все раковины от того смрада протухших моллюсков, который преследовал команду на протяжении всего промыслового сезона…

Если раковин на дне с каждым днем попадалось все меньше и меньше, то артель перемещалась на другую точку промысла, отдавала якорь, и все повторялось снова. Опытные капитаны знали, где искать обильные поселения моллюсков. Были у них и свои приметы. Например, в Дубае и Катаре ныряльщики верили, что если случится такая редкость, что в начале зимы прольется дождь, то год будет урожайным на жемчуг.

В промысловый сезон три-четыре человека умирали на борту доу. Многие становились жертвами акул и мурен.

В фольклоре ныряльщиков существует немало страшных историй о гибели их товарищей. Одна из них повествует о том, как ныряльщики находили гигантские жемчужины в раковинах величиной с метр, а когда пытались взять жемчужину, то створки раковины захлопывались как капкан и через несколько минут ныряльщик захлебывался… Кстати, такую легенду можно услышать не только на берегах Персидского залива, но и в Южных морях и в Полинезии, славящейся своим черным жемчугом.

Сезон ловли начинался в апреле и длился шесть месяцев – именно в это время воды Залива наиболее прозрачны и безопасны для пловцов. В автономном плавании под палящим солнцем моряки проводили по четыре месяца. За это время они превращались даже не в крепко спаянную команду, а в дружную семью, где каждый старался облегчить тяжелую жизнь другому добрым словом и отсутствием всякого эгоизма. Питание было простым и скудным: рис, финики и сушеная рыба. Разнообразить стол можно было лишь пойманной свежей рыбой, но ее не всегда хватало на всех. К тому же огонь разводили с крайней осторожностью. Даже курительные трубки – «медуах» были рассчитаны на мизерное количество крепкого самосада, которого хватало на пару-тройку(одну!) затяжек. Такие трубки до сих пор в ходу среди капитанов доу и их можно без труда разыскать на рынках Дубая, Омана и Катара.

Пока ныряльщики доставали все новые и новые партии раковин, палубная команда вскрывала их специальным кривым ножом «муфлак» и извлекала из раковин жемчужины, если таковые находились. Обычно лишь в одной из тридцати, а то и сорока раковин оказывалась жемчужина. Сотни пустых раковин шли «в отвал» – их просто кидали за борт, но тем не менее промысловые доу всегда преследовал тяжелый запах подгнивших моллюсков.

Добыча жемчуга в открытом море принадлежит прошлому, но к этой традиции в Дубае относятся с особым уважением – он был «семейным промыслом» и составлял смысл жизни десятков поколений современных жителей княжества. В наши дни память об этой национальной традиции стараются сохранить для новых поколений.

Например, современные дубайцы на целый месяц выходят в море на водолазном боте и совершают погружения в местах традиционного промысла. Делают они это не ради возможности найти жемчуг и разбогатеть: они уверены в том, что так можно поддержать традиционную мораль общества, сохранить ту тонкую духовную связь, что тысячелетиями существовала между человеком и морем, когда благосостояние людей зависело от ежедневного труда, основанного на многовековом укладе поколений арабов, поселившихся некогда на узкой кромке земли, зажатой между морем и пустыней.

Своими многодневными морскими походами ревнители старых традиций напоминают своему народу о его недавнем прошлом. Они начинают тоньше чувствовать свою связь с ушедшим поколением предков, не ведавших, что значит богатство, которое дает не изнурительный труд из поколения в поколение, а всего лишь запасы углеводородов, удачно оказавшиеся прямо под ногами. Для внуков и правнуков ныряльщиков и торговцев жемчугом это уже не символ богатства и могущества и доход, а всего лишь знак прошлого, которое перечеркнула новая эра – эра роскоши, подаренной ценой на нефть.

Ныряльщики-реконструкторы собирают сотни, если не тысячи раковин ежегодно, но жемчуг в них попадается все реже и реже. Виной тому – загрязнение моря.

Во время проведения Дубайского торгового фестиваля в январе – феврале дайверы совершают дневные погружения в мелководном заливе Дубая и собирают раковины. А вечером проходит необычный аукцион: на палубе старинного промыслового доу, что украшает двор Этнографической деревни, желающие назначают цену за несколько раковин. Их вскрывают при всех… и если в ней оказывается жемчужина, то она достается тому, кто сделал самую большую ставку. Впрочем, случается это крайне редко: раковины обычно пусты.

Сегодня уже никто не рискует своей жизнью ради добычи жемчуга в странах Залива, а фермы по выращиванию колоний моллюсков находятся по другую сторону планеты – в Тихом океане, в Полинезии и Японии. Теперь колонии моллюсков больше напоминают оранжерею, в которую люди в аквалангах заходят как неспешные садовники, а не рисковые ныряльщики на задержке дыхания. И все же в Японии, где был изобретен эффективный способ «искусственного оплодотворения», до появления акваланга приходилось нырять на «грядки». Но, в отличие от Залива, занимались этим исключительно женщины. В Японии считается, что грудная клетка у мужчин меньше, чем у женщин, а значит, и под водой они могут оставаться меньше времени.

Охота на льва (древняя миниатюра)

Арабы говорят, что Аллах настолько милостив, что, закрывая одну дверь, он вскоре распахивает другую: история с жемчужным промыслом подтверждает эту древнюю мудрость. Лишив Дубай и другие Эмираты жемчужного богатства, Творец подарил им иной источник дохода, который сделал их богачами уже сегодня.

Оружие и охота

Необходимым атрибутом воина-защитника в пустыне были хаджар и винтовка, отсюда и уважительное отношение к оружию в Аравии, идущее еще из глубокой древности. Восточный «киджар» или «хаджар» по изгибу своего клинка есть, очевидно, подражание коровьему рогу, только в плоской форме (встречаются, впрочем, и круглые) и из стали. Это заставляет думать, что первобытный кинжал был не что иное, как настоящий рог – предположение, подкрепляемое еще тем, что в отложениях палеолитической эпохи (во Франции) находили ветви оленьих рогов, отделанные в виде кинжала…

Дальний родственник хаджара – русский бебут. Слово это тюркского происхождения, а форма клинка – иранского. Этот длинный кинжал кавказского типа с изогнутым обоюдоострым клинком длиной до 50 см. Он состоял на вооружении русских артиллеристов и пулеметных команд в начале XX в. Одно время им даже вооружили младшие чины жандармов, но потом опомнились. Длина этого кинжала позволяла уверенно использовать кинжал при рубке, а малая кривизна не мешала колоть в рукопашной схватке.

Традиционный кинжал «хаджар» в Эмиратах, в том числе и в Дубае (в соседнем Йемене он называется «джамбия»), давно уже не носят, а раньше засовывали за широкий пояс-кушак и никогда с ним не расставались. В Омане кинжалы продолжают носить – это часть официальной одежды, например, служащих МИД’а. По форме рукоятки и узору на ножнах кинжала можно было определить племенную принадлежность и положение человека в племени.

Теперь старинные кинжалы в чеканных серебряных ножнах, доставшиеся по наследству от предков, бережно хранят как семейную реликвию. Хранят и старые британские десятизарядные винтовки «Ли-Энфильд MK III». Из новых поступлений в коллекцию: дорогие охотничьи ружья и ковбойские «Винчестеры». Первые для стрельбы по тарелочкам, вторые – дань мальчишеским мечтам и просмотру вестернов.

«Дедушкин хаджар» показывают подрастающим мальчикам и гостям из числа близких дому людей. Разумеется, хранение семейных реликвий, будь то кинжал или винтовка, не является нарушением закона. Было время, когда в бытность своего присутствия в Аравии британцы пытались разоружить местных жителей и отобрать в первую очередь нарезные винтовки. Всякий мужчина в то время помимо владения кинжалом умел мастерски стрелять из винтовки. К счастью, это умение пригодилось только на охоте: незваные гости с Альбиона удалились сами и тихо. В результате местное население получило право владеть не многозарядными винтовками, а гладкоствольными ружьями для охоты.

Отношение к старинному оружию в дубайском доме примерно такое же, как и в наших семьях, радеющих за семейные традиции, где лелеют дедушкин офицерский или морской кортик или чудом сохранившуюся кавалерийскую шашку.

В будний день в Дубае уже не встретишь мужчину, опоясанного расшитым кожаным поясом, на котором закреплен хаджар в серебряных ножнах. Зато в соседнем Омане, не говоря уж о Йемене, кинжал остается примерно таким же аксессуаром хорошо одетого мужчины, как в Европе галстук от Versace или другого модного кутюрье. К тому же кинжал там – обязательный атрибут официальной одежды государственных служащих: согласно протоколу, на официальные переговоры дипломаты являются не при галстуках, а при кинжалах. Сегодня уже не так просто представить себе сотрудников нашего МИДа при кортиках, которые обязаны были носить вместе с мундиром советские послы в Сталинскую эпоху.

Кинжал в Аравии в древности был не только символом мужской силы, предметом гордости и средством защиты или нападения. Это был еще и отличительный знак, как полковой шеврон на армейском мундире: по форме рукоятки и богатству отделки ножен можно было безошибочно определить, из какого племени происходит человек и какое положение в обществе он занимает. Кинжал тогда служил своеобразной «визитной карточкой» его хозяина. Как в России «встречали по шапке», так в Аравии встречали по кинжалу. Там и тут провожали «по уму».

Тип кинжала с широким обоюдоострым, слегка изогнутым клинком был широко распространен на Ближнем и Среднем Востоке. Во время своих завоеваний его форму переняли турки-сельджуки, а затем подобные кинжалы получили распространение в Османской империи, откуда они и попали на Кавказ и стали оружием кавказцев.

Однако хаджар-джамбия намного старше наших кавказских бебутов – кинжалов без гарды. Недавно во время раскопок древнего царства Химьяр на Ближнем Востоке была обнаружена статуя правителя Шибани, датируемая примерно 500 г. до н. э. На его поясе был изогнутый кинжал джамбия. Так что возраст ближневосточного оружия насчитывает как минимум две с половиной тысячи лет.

Клинок у хаджара кривой и обоюдоострый. Чаще всего его ковали из дамасской стали[3].

Затачивали до остроты бритвы. Руку хозяина защищала не привычная европейцам гарда, а сама ширина лезвия, посреди которого чаще всего было выковано ребро жесткости. Ножны были деревянные, из крепких сортов дерева, которые обтягивались кожей и украшались камнями и серебряной нитью. Кинжал носили на широком поясе из дубленой кожи или плотной ткани, но если йеменская джамбия просто закладывалась за пояс, то дубайский хаджар крепился двумя специальными кольцами-ушками на ножнах.

Владеть таким кинжалом было не трудно: в нем сочетаются высокая убойная эффективность и простая техника удара, недаром же оружие бедуинов повторяло форму рога или когтя дикого зверя. Острота и очень большой изгиб клинка этого кинжала позволяли наносить резаные раны взмахами руки. При колющем ударе снизу вверх или при обратном хвате сверху вниз острие клинка ориентировано точно по направлению естественного кругового движения руки, что обеспечивает высокую пробивную силу. Когда хаджар вонзали в тело врага, то в образовавшейся ране верхняя вогнутая кромка кинжала начинает действовать подобно серпу ятагана. При рубящем ударе с большим замахом сильный воин мог разрубить кость противника, а короткий клинок (не более 30 см) позволял использовать его в рукопашной схватке в плотной толпе. Страшное оружие в руках опытного воина!

Охотник с соколом и салюки

В Дубае хаджар – предмет далекий старины и воспоминание о «донефтяной» эпохе. Ну а в Йемене до сих пор сохранился культ этого оружия. С джамбией за пояском можно встретить даже детей. Дарят им их отцы в день рождения как знак взросления: в европейских семьях так дарят мальчику первые в жизни часы.

Самые обычные джамбии сувенирного типа можно купить за полсотни долларов и в Дубае. Чаще всего торговцы в Дубае предлагают именно йеменские кинжалы в красных ножнах, где драгоценные камни имитируют простые стекляшки, а серебро – толстая фольга. Его можно «сторговать» и за 20 долларов. Примерно так же обстоит дело с хаджарами – найти настоящий хаджар в Дубае сегодня еще можно, но это не так просто – в наше время делают только дешевые сувенирные варианты, а все остальное – антиквариат и семейная собственность.

Второй постоянный и самый верный спутник жителя Аравии – винтовка. Кучно и точно бьющая винтовка была жизненно необходима бедуину в пустыне, так же как и вода. С конца XIX в. наиболее ценными среди жителей пустыни считались английские винтовки «Ли-Энфильд № 4», которыми бедуинов снабжали британские предприниматели, заинтересованные в получении различных разрешений от местных шейхов на разработку полезных ископаемых или участие в жемчужном промысле.

История взаимоотношений европейских дельцов с аборигенами чем-то напоминает обеспечение американских индейцев «винчестерами» в обмен на пушнину или право строить железную дорогу, которая пройдет через их земли. Разница лишь в том, что бедуины не питали пристрастия к «огненной воде» и не нападали на чужаков.

В отличие от «винчестера» британская винтовка прослужила в армии 105 лет, обойдя по сроку службу даже бабушку нашей армии – русскую «трехлинейку» Мосина! Лишь в 1992 г. комиссия все же признала «Ли-Энфильд» устаревшей и ее сняли с вооружения британской армии. Главными ее качествами считались точность боя и надежность: два главных критерия, по которым подбирал себе оружие воин пустыни. Магазин на 10 патронов и возможность сделать 15 выстрелов в минуту, поражая цель на дистанции 600 м, делали изобретение британских инженеров грозным и беспощадным оружием в руках бедуина, приученного к стрельбе с детства.

Разумеется, такие винтовки могли позволить себе лишь богатые, по местным понятиям, люди. Остальные обходились старыми ружьями, порой еще капсульного типа. Но меткость в стрельбе всегда считалась одним из достоинств настоящего мужчины.

Раньше охота в пустыне была не развлечением, а средством пропитания всего племени. Существовало два вида охоты: однодневная и многодневная, больше похожие на охотничье «сафари», то есть экспедицию, к которой готовились загодя. А когда выходили на день «побродить с ружьишком», то вставали еще до захода солнца, брали с собой воду, немного фиников и возвращались на закате. Это было непростое испытание: солнце днем палило нещадно. Воду берегли: когда творили намаз (молитву), умывались песком, оборотившись лицом в сторону Мекки. Тем не менее на охоту брали с собой даже восьмилетних мальчиков.

Охотничий сокол

Мужчины-охотники отправлялись большими группами по 20–30 человек и могли провести в пустыне не менее десяти дней. Но охотники не просто бродили среди песков в надежде «что-нибудь подстрелить», а шли на то место, куда их вел проводник, видевший, где пасутся газели «даби». (Кстати, название Эмирата Абу-Даби происходит от названия местной разновидности газели и буквально переводится как «Отец Газели» или «Место Газели».

Интересовали охотников и места ночевок дроф и цесарок. Поднимая птиц, выпускали на них прирученных соколов, а по газелям стреляли из ружей и винтовок. Охота считалась удачной, если удавалось подстрелить не меньше дюжины «даби».

В книге «Наше арабское наследие» правитель Дубая шейх Мухаммед бин Рашид аль-Мактум пишет об атмосфере, царившей во время охоты, которая «позволяла всем и каждому говорить свободно, выражать свои идеи и точку зрения без ограничений и стеснений, позволяла вести себя в соответствии с традициями своего народа». Охота в пустыне нередко становилась и суровой проверкой лучших и худших черт человеческого характера: именно там – в пустыне, так же как в море, человек лучше всего проявляется. То мнение, которое складывается о нем после нескольких дней, проведенных в море песка или в море воды, остается главным на всю оставшуюся жизнь и ничто уже не может изменить его. Это – проверка, которую может пройти не каждый.

Нередко в таких охотничьих выходах в пустыню люди проявляли не просто охотничий азарт, а алчность, граничащую с жаждой убийства птиц и зверей, которые заранее были обречены на гибель, имея перед собой противника с современной винтовкой, а не луком со стрелами или примитивным копьем.

В 1960-е гг., после того как англичане покинули территорию Эмиратов и соседнего Омана, контролировать оборот оружия в стране стало больше некому. Неожиданно обретшие независимость жители молодой страны стали лихорадочно вооружаться. Охотников с современными винтовками стало намного больше. Правда, стреляли они, в отличие от россиян, не друг в друга, а в животных. В результате в пустыне почти исчезли красавицы газели и птицы.

И тогда охота была строжайше запрещена. Интересно, что такое решение принял президент ОАЭ – сам отличный охотник. А дело все в том, что однажды на охоте, по его словам, он задумался над тем, что же он творит, убивая животных. Он вспоминал: «Однажды отправились на охоту в пустыню. Увидели большое стадо газелей маха. Я начал стрелять. Всего за три часа я убил 14 газелей. И тогда я задумался. Раньше человек не мог сразу убить стольких животных. Нарезная винтовка опасна на охоте. Опасна хотя бы уже потому, что скоро антилопы маха могут просто исчезнуть в нашей стране. Тогда я приказал ограничить охоту на исчезающие виды животных».

Помимо запретов для защиты дикой природы Дубая из государственного бюджета за прошедшие годы были выделены сотни миллионов долларов, ни один из которых не осел в карманах правящей элиты. Возникли искусственные оазисы, озеленительные посадки вокруг городов и проезжих дорог, лесополосы из мангровых деревьев и эвкалиптов, рощи пальм и просто ухоженные газоны. В этом длительном процессе обустройства собственной страны и наступления на пустыню принимало деятельное участие едва ли не все население ОАЭ, что дало возможность ООН объявить Дубай и другие эмираты «пионером» экологического движения. Оказывается, при мудром правлении «зелеными» в наше время может стать в одночасье население целой страны.

А на острове Сир-Бани-Яс, что лежит в 240 км от города Абу-Даби, был создан уникальный заповедник дикой природы и одновременно питомник. Здесь на свободе пасутся около 20 тыс. песчаных газелей. Небольшие стада газелей регулярно вывозят на материк и отпускают в пустыне: некогда это был самый распространенный вид газели, практически исчезнувший к концу 1960-х гг. В идеальных условиях островного заповедника также быстро расплодились «коровы пустыни» – аравийские газели. Здесь же гнездятся многочисленные птицы, в том числе и перелетные. Например, дрофы прилетают сюда на зиму из России. Маршруты миграции своих подопечных легко установили сотрудники заповедника, вживив птицам радиомаяки. Горделиво разгуливают группки страусов – их привезли отсюда из Сомали, так как «свои» аравийские страусы давно уже вымерли. Разумеется, пасутся верблюды. Нашлось место и для экзотических жирафов, и лам, привезенных с другого конца земли. Восточная часть острова принадлежит аравийским волкам и разнообразным кошачьим: рысям, пустынным котам, леопардам и гепардам, а также гиенам.

Наряду с запрещением охоты и резким ограничением рыбной ловли в водах Залива ради сохранения разнообразия рыбных запасов в Дубае также было создано Федеральное агентство по охране окружающей среды, получившее большие полномочия. Десять лет назад в стране вступили в силу жесткие законы по охране экологии и окружающей среды.

С учетом национальной психологии предусмотрен и ряд карательных мер за несоблюдение этих законов: вначале нарушитель или браконьер заплатит штраф или отсидит полгода в тюрьме, при повторном нарушении срок заключения и штраф автоматически удваиваются.

И все же как совместить традиционную тягу эмиратских мужчин к оружию и запрет на охоту? Оружие, в отличие от России, нигде открыто в Дубае не продается, да и особого интереса к нему жители княжества сегодня не проявляют. Для их защиты существует армия, а их покой стережет полиция. Оттого «преступности» в Дубае не существует. Ни уличной, ни тем более организованной.

Для того чтобы поохотиться, сами дубайцы отправляются в другие страны, где продолжают истреблять зверей и птиц, а вот для того, чтобы просто потренироваться на меткость и проверить реакцию, можно посетить стрелковый клуб Джебель Али, что находится в получасе езды от центра Дубая.

Фасад клуба любителей стрельбы напоминает глинобитную арабскую крепость с башнями. Это настоящий «клуб по интересам», а не просто тир. Сюда приезжают не только упражняться в стрельбе, но и приятно проводить время и общаться, заводить новые знакомства, как и во всяком хорошем британском частном клубе. В клубе работают бар с алкогольными напитками и ресторан. Правда, в отличие от «особенностей русской охоты» перед стрельбой употреблять здесь категорически запрещено, и за этим строго следят ради безопасности самих стрелков. В отличие от британской аристократии, для того чтобы здесь пострелять, не обязательно быть членом этого клуба, хотя клуб Джебель Али и соответствует всем международным стандартам сертификации стрелковых клубов.

Любители стрельбы и оружия могут стрелять из спортивного ружья по тарелочкам (skeet), по встающим мишеням из охотничьего ружья (trap) и бить с лету по «птицам» (sporting). Но стоит лишь спуститься в подвальное помещение – бункер, здесь начинается стрельба совсем иного типа. К услугам стрелков пистолеты 22, 32 и 38-го калибров. Есть и 9-мм автоматические чешские пистолеты CZ 75B, стоящие на вооружении полиции и некоторых армейских подразделений. Дистанция стрельбы – любая. А тем, кто хочет проверить свою реакцию, можно поупражняться на тренажере-«стрелялке», который нередко используется при подготовке антитеррористических спецподразделений. Правда, в этом случае автоматический пистолет заменят на лазерный. Когда стрелок войдет в короткий огневой контакт с целью, то компьютер бесстрастно высчитает реакцию и шансы на выживание в перестрелке с противником.

И все же самая изысканная охота в Дубае не имеет никакого отношения к оружию, точнее, оружием становится прирученная хищная птица. Дубай – едва ли не последнее место на земле, где еще сохранилась соколиная охота в том виде, как ей занимались сотни лет тому назад.

Из досье «ИП»:

Занятие это было осенено мудростью самого Пророка – среди его изречений есть хадис, повествующий о его собственном дяде, который обратился в ислам по возвращении с охоты со своим соколом. Этот вид охоты получил распространение на территории стран Персидского залива, Саудовской Аравии и современной Сирии. Сохранились свидетельства о том, что всемогущий халиф Дамаска еще в 680 г. приказал построить домики для охотников с соколами, которые и после его смерти долгие годы использовали другие правители страны.

После монгольского нашествия на Багдад и всеобщего разорения соколиная охота на Востоке постепенно пришла в упадок везде… кроме Аравии, вновь оставшейся в стороне от схватки. Бедуины продолжали практиковать этот способ добычи пищи и не меняли свои методы охоты на протяжении веков из-за изоляции от других очагов цивилизации на Ближнем Востоке. В других арабских странах, контактировавших с культурными государствами, такими как Персия или Индия, в это же время возникает и обширная литература по соколиной охоте и уходу за соколами. Например, «Книга о пользе птиц» («Китаб Манафи Аль-Таир») содержит 153 главы подробнейших описаний жизни соколов, их болезней и различных способов дрессировки. Этот труд долгое время считался классическим произведением и получил широкое распространение не только в Персии, Индии и Турции, но и в Японии, Китае и Корее.

До нас дошел еще один древний труд: «Книга о животных», написанная Аль-Джахизом в 869 г., в которой автор утверждает, что арабы в те далекие времена использовали на охоте соколов-тетеревятников, а не балабанов и сапсанов, как стало принято в более поздние эпохи.

Интересно, что ревнители старых традиций в современной Аравии продолжают использовать именно этот вид хищных птиц, как и их далекие предки.

Во времена расцвета соколиной охоты на Ближнем Востоке существовала своя, арабская, система классификации соколов, весьма отличная от принятой тогда в Европе. Арабская система классификации соколов была основана на их окрасе и месте происхождения. Это деление существует и поныне.

В результате первых крестовых походов и создания Иеру-салимского царства соколиная охота стала любимым развлечением не только арабов, но и европейских шевалье. У арабских охотников их европейские последователи переняли не только некоторые методы охоты, но и использование приманки во время охоты и клобучка – капюшона, который одевают на голову сокола перед охотой и после нее. В те времена, когда европейские рыцари отправлялись отвоевывать Гроб Господень в пустыни Иордана, возникло немало легенд о взаимоотношениях благородных людей, пусть и противников, но питающих одинаковую страсть к соколиной охоте. В одной рыцарской легенде говорится о том, что Салах-ад-дин (Саладин) проявил жалость к ловчим соколам короля Ричарда Львиное Сердце и во время осады отдал лучших своих домашних птиц ради того, чтобы спасти от голодной смерти пернатых любимцев своего врага.

Соколиная охота в Дубае имеет свои правила и экипировку. Например, на правой руке охотника обязательно должна быть надета защитная рукавица из толстой кожи: это стартовая площадка охотничьего сокола. С нее он взлетает, на нее же и садится, выполнив боевой вылет. Если на руке не будет перчатки, то хищная птица невольно раздерет когтями руку хозяина. Такие перчатки продаются в специализированных магазинах соколиной охоты, так же как и капюшоны, которым прикрывают голову птицы, чтобы она не нервничала, птичий корм, витамины и лекарства и прочие важные предметы, без которых не обходится ни один ловчий.

Для соколиной охоты птицу нужно сначала поймать, приручить и воспитать. В Европе и в Азии, когда охотники подбирали себе сокола, то перед ними вставал выбор: какую птицу сделать своим сподручным: взять «соколенка» – не умеющего летать птенца из гнезда, «парящего сокола», то есть молодого хищника из гнезда, но который еще не успел совершить хотя бы одного перелета и не имеет «боевого опыта», натаскать его, или же поймать «дикого» сокола и попытаться его приручить?

Каждое решение имело свои плюсы и минусы. Соколенка можно было довольно легко надрессировать, но он не имел опыта охоты. В диких условиях его этому учат родители, а значит, роль родителей должен взять на себя человек, что не всегда получается. Зато такая птица привязана к своему хозяину-отцу и никогда не улетит. Дикий сокол – отличный боец, но у него скверный, то есть слишком свободолюбивый характер.

А вот перелетный сокол достаточно легко приручается, но при этом у него есть закалка, полученная при миграции, и некоторый охотничий опыт. Перспективного сокола, из которого потом воспитают отличного охотника, ловят в период миграции – с ранней осени до ноября. Предпочитают однолеток и взрослых птиц, чаще самок. У бедуинов существует много способов ловли соколов, но самый удивительный состоит в том, что человек закапывается в песок, и лишь его голова немного выглядывает наружу. Правая рука ловца замаскирована среди сухих ветвей чахлых кустов, к которым привязана приманка – голубь.

Связанная птица бьется на песке и так привлекает внимание парящего хищника. Сокол начинает описывать круги, рассматривая добычу, и постепенно снижается. Наконец садится и готов вцепиться в несчастную жертву, которой некуда бежать: это и есть самый ответственный момент, который длится только миг. В эту секунду ловец должен набросить соколу на голову платок, лишая его зрения и возможности снова взмыть.

Достаточно простой, если не примитивный способ, но именно этот метод считался самым эффективным и использовался многими поколениями бедуинов…

Натаска пойманного сокола занимает около трех недель. Раньше его натаскивали на живых птиц, а теперь поступают более гуманно: ловчий вращает над головой муляж голубя, а сокол учится на него нападать. Весной сокола отпускали на волю – если он не доберется до места гнездовья, то, как птица нежная и капризная, умрет в неволе. Другого сокола снова ловят осенью, чтобы повторить весь процесс обучения.

Специалисты по соколиной охоте в наше время четко разделяют понятие «жертвы» и «добычи». Жертва – это птицы или зайцы, которых сокол ловит сам и съедает ради поддержания своей жизни. А добыча – это те, кого он убивает во время охоты вместе с ловчими. В такой охоте существует правило: соколу позволено съесть часть своей добычи в качестве поощрения, а все остальное забирает охотник.

В Аравии сокольничеством занимались преимущественно осенью, когда из Европы и Азии в теплые края прилетали перелетные птицы. Охотились чаще всего с балабаном на зимующих стрепетов, дроф и куропаток. На мелких зайцев и пустынных лис охотились круглый год.

Мечеть в районе Бастакия

Раньше охотились еще на птицу хубару – она считалась излюбленной жертвой пернатого охотника и престижной добычей для хозяина. «Хубара» – это дрофа-красотка, или джек. В Дубае она обитает на пустынных равнинах с редкими кустарниками. В поисках пищи редко взлетает и поэтому становится легкой добычей для сокола (сокол нередко бьет птицу на лету – в этом красота соколиной охоты!). Крупный размер и вкусное мясо сделали дрофу любимой добычей арабских охотников. Ее вес иногда достигает трех килограммов, поэтому одной птицей можно было накормить семью бедуина. Сегодня хубара находится под охраной защитников природы.

В Эмиратах особенно популярна охота с соколом, взлетающим с руки хозяина на дрофу, авдотку и арабского зайца, а вот на горлиц и кекликов (каменные куропатки) охота запрещена.

Не менее удачной добычей среди охотников считался «арнаб» (по-арабски означает «заяц».) По размерам он меньше привычного нам зайца-русака, весит не больше полутора килограммов и отличается поразительно длинными ушами, которые из-за своих размеров работают как конденсаторы и спасают его от перегрева.

Большую часть дня заяц проводит под камнем или в каком-нибудь другом укрытии и выбирается из-под него на поиск пропитания только под вечер, а то и ночью, как и птицы вихляй и авдотка. Когда сокол вцепляется в него, то тот отчаянно борется за жизнь и отбивается сильными задними ногами и может так ранить сокола.

По этой причине охоту на зайцев устраивали уже после окончания сезона на вихляя, опасаясь потерять сокола. На арнаба выпускали чаще всего балабанов, которые были лучшими в этом деле: более мелкие сапсаны плохо приспособлены к борьбе на земле.

Но все эти детали теперь можно услышать только в охотничьих рассказах – охота на арабского зайца также запрещена в Эмиратах.

В самой древней своей форме соколиная охота осталась в странах Залива, в том числе в Дубае и других Эмиратах. Жители пустыни, в отличие от европейцев, превратили соколиную охоту в утонченное развлечение, достойное благородных сеньоров и знатных дам.

Жители сохраняют соколиную охоту исключительно как дань традиции и элегантный способ сохранить свое национальное наследие, связанное с пустыней, во всех своих проявлениях. Отсюда и методы и правила охоты, которые ничуть не изменились за тысячелетие. Однако в случае болезни ловчего сокола охотники уже не используют традиционные методы лечения, а помещают птицу в специальные клиники в Абу-Даби и в Дубае. В них есть операционный блок, томограф, анестезиолог. При необходимости заболевшим птицам можно ввести сердечные стимуляторы и оказать другие виды оперативной медицинской помощи.

Арабы всегда охотились только с соколами, а из всех соколов любимой птицей на протяжении веков и поныне остается балабан. Балабан летает медленнее сапсана, но охотники до сих пор свято верят в то, что он обладает исключительным зрением, что дает ему возможность обнаружить добычу с большого расстояния, а сильные ноги с цепкими когтями позволяют ему удержать добычу и выиграть в жестокой схватке на земле. Охотники также знают о его смышлености, в отличие от «скоростного» сапсана.

Балабан от природы владеет хитроумной охотничьей тактикой: ложные атаки и отвлекающие маневры. Разумеется, такую полную собственного достоинства чудо-птицу приручить вовсе нелегко. Оказавшись в неволе, она долго сопротивляется человеку. Например, отказывается принимать пищу и не подпускает к себе. Но в конце концов покоряется.

Прогулка по городу

Нужен ли автомобиль в Дубае? На этот вопрос, если задать его местному жителю, можно получить любимый дубайский ответ «No problem!» Дальше остается только гадать, что бы это значило в переводе с дубайского. А означает это вот что: если вы собираетесь просто ознакомиться с немногочисленными достопримечательностями города и изучить дубайские рынки, то автомобиль вам точно не нужен. Повсюду можно добраться на такси или прокатиться «бюджетно»: на современных городских автобусах с кондиционерами, которые, в отличие от российской столицы, ходят точно по расписанию. Два моста и туннель под Бухтой Дубая связывают районы города Бар Дубая и Дейру.

Старый город

В крайнем случае можно воспользоваться линиями «воздушного» метро, связавшими все отдаленные уголки разросшегося за последние десятилетия Дубая с его историческим центром. А вот если вам вздумается отправиться в пустыню или посетить соседние Эмираты, то без машины здесь не обойтись. И все же лучше воспользоваться машиной с опытным водителем-гидом: денег на однодневные экскурсии уйдет не намного больше, зато ни о чем не нужно заботиться. Но помните, что если вы решите путешествовать на автомобиле самостоятельно, страховка на ваш транспорт, выданная в Дубае, не распространяется на Оман. Например, если вы, сами того не заметив, заехали в оманский анклав на территории эмирата Фуджейра, но именно в этот момент вам под колеса бросился осел-самоубийца.

Торговые ряды

Если же у себя дома вы привыкли передвигаться только на автомобиле, ну, тогда другое дело… Правда, российским королям шоссейных дорог придется на время расстаться с пагубной привычкой стоять часами в пробках: в Дубае их нет. В Дубае путь не только свободен, но и за свое передвижение не нужно платить «подорожные» через каждые несколько километров, как принято на большинстве европейских проезжих трактов.

Стиль вождения в Дубае напоминает российский, но только внешне: ездят быстро, но о правилах дорожного движения не забывают. Здесь почти у всех большие и мощные машины, поэтому никто не забывает, что на дороге он – не один. Не подрезают на дороге: если вам показалось, что вас «подрезали», то звоните немедленно в полицию – там с нарушителем разберутся, простите, подозреваемым. К тому же он явно – не «локал», то есть не коренной житель. Естественно, выпив, никто за руль не садится по той простой причине, что никто вообще не пьет, кроме разве что русских туристов.

Но если доведется выпить, то добраться до гостиницы лучше на такси – в случае задержания за рулем по подозрению в употреблении алкоголя в лучшем случае вы скоротаете ночь в полицейском участке, а потом заплатите высокий штраф. В худшем – воспользуетесь гостеприимством Дубая надолго, но уже не со своими близкими, а в компании преступников. Так же если вы совершите аварию, «употребив», то действие страховки на автомобиль автоматически прекращается и платить теперь придется уже за все и сразу.

Не стоит по московской привычке пользоваться мобильным телефоном во время движения, то есть держать трубку прижатой к уху одной рукой – это запрещено, как и в большинстве стран. Но в отличие от этого самого большинства европейских стран, в Аравии, как и в России, на этот запрет мало кто обращает внимания из местных жителей. Но вы-то не местный… Водителю и пассажиру необходимо обязательно пристегиваться – за не пристегнутого пассажира штраф платит водитель, а это – около 200 долларов США. По городу можно передвигаться со скоростью от 45 до 80 км/ час, а трассах – до 120 км/час. Скорость движения контролируется радарами, в случае фиксации нарушения не стоит даже пытаться «договориться на месте» с инспектором.

Помимо отсутствия привычных нам пробок и хамства на дорогах есть еще одна – третья приятная новость для водителей: стоимость бензина в Дубае ниже, чем в России. Но не стремитесь экономить, как в Европе, арендовав машину с дизельным топливом! Дубай, пожалуй, единственная страна в мире, где дизельное топливо обходится дороже, чем бензин.

Наступление темноты ничуть не влияет на городскую жизнь. Есть особая прелесть в вечерних прогулках по Дубаю, когда в медленно остывающим жарком воздухе словно плывут звуки живого и приветливого города, а ароматы восточных пряностей от готовящейся еды проникают повсюду.