Собачья работа Романова Галина

ГЛАВА 19

Не передать в двух словах всех чувств, которые я испытала в тот вечер. Всего одно слово — и какой результат! Ошеломлен был и Коршун, который даже забыл проверить монастырскую гостиницу. Все равно, это уже не имело большого значения.

Я возвращалась в замок со смешанным чувством опустошения и нетерпения. Да-да, в тех двух книгах, как и следовало ожидать, не нашлось ни одного упоминания про род Хашей. Это был просто старый рыцарский род (по словам матери Любаны, не менее пяти поколений), не имевший ни земельного надела в собственности, ни герба. По сути дела Хаши являлись всего лишь привилегированными гайдуками, заслужившими особое отношение исключительно потому, что служили князьям Пустопольским больше ста лет. Настоятельница много рассказала мне о том, кто такой Генрих Хаш, ее несостоявшийся жених. Нет, она не произнесла ни одного плохого слова, где-то в глубине души нежно храня воспоминание о первой и последней любви. Но я, шляхтенка в шестом поколении, прекрасно понимала то, что она не хотела и не могла рассказать.

У Хашей не было ничего. Ни родового гнезда, ни герба, ни тем более титула. Не было даже собственного дома. Когда отец Генриха женился и взял за себя дочь такого же, как он, безземельного рыцаря, дед князя Доброуша выделил ему небольшой хутор для проживания просто потому, что детям нужна была крыша над головой, а также потому, что надо было осваивать пустоши и населять землю народом после очередной войны. Ни отец князя Доброуша, ни он сам не спешили забрать назад свою собственность, тем более что Хаши разумно вели хозяйство и даже сумели кое-что накопить. Именно там провел часть своего детства нынешний князь Пустопольский, воспитываясь вместе с сыновьями Генриха Хаша, пока его не забрали в отчий дом. Именно там, как мне казалось, держали до недавнего времени пресловутого дейноха, привезенного с севера.

Да, у Хашей не было ничего собственного. Но все это — земли, титул, герб, власть, слава и прочее — могло появиться у того, кто женился бы на титулованной наследнице. Возьми за себя шляхтенку — и твои дети, а также ты сам станешь шляхтичем. Но для чего нужна шляхта, когда есть княжеский дом? По словам матери Любаны, существовала чуть ли не традиция: Хаши неоднократно пытались взять в жены княжон правящего дома. И всякий раз что-то мешало. То находился жених, с которым девушку обручили еще в колыбели. То она уходила в монастырь. А то оборотень наносил удар. Теперь-то я знала: на самом деле это старший брат защищал таким образом честь сестры. Хаши терпели, ждали, делали вид, что все хорошо. Тем более что однажды девушка из этого рода все-таки вышла замуж за одного из князей. Правда, это был всего третий сын, не получивший большого наследства. Но именно от этого брака родилась дочь, ставшая матерью пана Матиуша. С тех пор Хаши не теряли надежды на то, что судьба предоставит им второй шанс.

И случай подвернулся. Умирающий на поле боя князь Доброуш сам попросил Генриха Хаша позаботиться о своем единственном сыне. Надеясь на честность и порядочность того, чьи предки служили его роду больше столетия, он выдал тайну. И Хаши двумя руками вцепились в этот шанс. Наследников всего трое — побочный родственник пан Матиуш, князь Витолд с проклятой кровью оборотня в жилах и его сестра. Родись Агнешка мальчиком — все было бы иначе. Но если Витолда не станет, наследницей имени и титула окажется девочка — вряд ли король решит сделать новым князем незаконнорожденного. И тот, кто станет ее мужем, окажется не каким-нибудь шляхтичем, а сразу князем! Да, теперь многое становилось понятным.

Всю дорогу Коршун помалкивал. Я не лезла ему в душу — он совсем недавно узнал о том, что княжеский венец по закону и наследству мог бы украшать его чело. Для любого человека это серьезное потрясение, а для того, кто с раннего детства был лишен нормальной семьи, и подавно.

А еще у меня из головы не шел артефакт, украденный, если верны были мои выводы, Тодором Хашем… Артефакт, созданный для защиты от оборотней, столько лет хранившийся в семье и в свое время переданный в монастырь Богини-Матери… Здесь таилась какая-то закавыка. Зачем красть предмет, который надежно спрятан? Чтобы перепрятать? Чтобы сохранить и получить контроль над оборотнем? Но зачем, если нелюдя надо убрать с дороги? Вывод один — если таинственный артефакт как-то сдерживает проявление силы оборотня, он должен быть уничтожен. И рыцарь украл его, чтобы ликвидировать. Не имея этого сдерживающего фактора, Витолд Пустополь должен стать оборотнем, которого потом убьют. Нет оборотня — нет артефакта, значит, нечего хранить. Зато остается Агнешка. Девочка с волчьей кровью в жилах. Это значит, что, если верить брату Домагощу, все ее дети тоже родятся оборотнями, которых уже ничто не в силах будет усмирить. Да, хороший сюрприз приготовил себе Тодор Хаш! На миг мне даже стало его жалко — уничтожить одного оборотня, чтобы тут же наплодить целую стаю!

Но что (тут мне стало страшно по-настоящему), если «подорлик» все расскажет Тодору? Тогда у новоявленного князя один выход — женившись на Агнешке и утвердив права супруга, он вскоре избавится от юной девушки. Тяжелая болезнь, несчастный случай, выкидыш, приведший к необратимым последствиям, и вот он уже вдовец. Имени и титула у него никто не отберет, ведь брак будет утвержден и закреплен, и Тодор со спокойной душой женится на ком-нибудь еще, положив начало новой княжеской династии. Да хотя бы на той же Ярославе Клевеньской! А куда денется последняя волчица проклятого рода — сойдет в могилу или отправится в лаборатории ордена Орла — да кого это волнует? Другой вопрос, что этого счастливого момента Хашам придется ждать еще лет пять. Ничего, подождут. А попутно придумают, как избавиться от Матиуша Пустополя.

Наше возвращение в замок не прошло незамеченным. Я поднималась в свою комнату, когда на меня налетела Агнешка. На девочке не было лица, и я машинально обняла ее, подхватив на руки, несмотря на то, что восьмилетка весила достаточно.

— Ты вернулась! — воскликнула она. — Как хорошо! Я так скучала… Что с Витолдом? Когда он приедет? Ты знаешь? Ты его видела? — засыпала она меня вопросами.

Ну, конечно, ей не сказали правду о том, куда на самом деле увезли ее старшего брата. Я осторожно поставила Агнешку на ступеньки, погладила по щеке. Как я их обоих любила, брата и сестру!

— Я его видела. С ним все хорошо. Он передает тебе привет…

— А он скоро вернется?

— Скоро… А разве тебе ничего не говорили?

— Говорили, что он — и есть тот оборотень. Это правда?

— Да. Ты же сама видела.

Личико девочки напряглось. Она явно собиралась принять какое-то решение.

— Вы ведь мне все врете? — вдруг выдало милое дитя. — И ты, и мама, и даже Тодор. Его убьют. Да?

Рядом хмыкнул Коршун. Его можно было понять — всю жизнь охотившийся и уничтожавший оборотней, он внезапно оказался связан кровным родством с одним из них. И от того, останется ли в живых оборотень-князь, зависела его собственная жизнь.

— Обещаю тебе, — я стиснула плечи Агнешки, — что сделаю все для его спасения.

— Это потому, что он тебе нравится? Вы влюблены?

Хмыканье за спиной превратилось в насмешливое фырканье. Да что же это такое?

— Не бойся, — подмигнула девочка, — я никому не скажу. Ты мне тоже нравишься! Ты лучше, чем эта дура Ярослава! И дерешься здорово!

— Ты мне тоже нравишься, — пробормотала я.

Нашу мирную, почти семейную идиллию нарушило появление Тодора Хаша. Остановившись на лестнице, он сверху вниз окинул взглядом сразу всех.

— Вы что тут делаете?

— Я состою на службе у…

— Больше не состоите, — перебил меня рыцарь. — Из уважения к вашему славному военному прошлому мы с отцом решили выплатить вам приличное вознаграждение. И даже готовы добавить от себя немного серебра. Неустойку, так сказать! Вам предлагали двести злотых. Понимая, что этого мало, готов накинуть еще пятьдесят. Плюс тридцать серебряных грошей надбавки.

— С каких это пор, — я стиснула кулаки, чтобы хоть немного усмирить чувства, — у вас столько денег?

— Это не ваша забота. Вы — наемник. Вы получите свою плату и уедете, не задавая лишних вопросов.

— Например, с чего это вдруг вы распоряжаетесь чужим замком, чужим состоянием и чужими жизнями как своими собственными? У вас появилось право так поступать, милсдарь рыцарь? Не рановато ли называть себя князем?

Это был удар ниже пояса. И Тодор его принял.

— Агнесса, иди к себе! — прошипел он.

— Не пойду, — топнула ногой девочка.

— Пойдешь или тебя понесут! — взъярился рыцарь, делая шаг вниз.

— Никуда я с тобой не пойду! — завопила девчушка, пытаясь спрятаться между мной и Коршуном. — Я тебя не люблю!

— Мне на это наплевать, — холодно парировал Тодор.

Он здорово обнаглел и переменился, чувствуя, что близок к цели. Как все удачно складывалось! Витолд устранен, маленькая Агнешка помолвлена с ним. Осталось потерпеть немного до ее расцвета, осуществить брак и — готово! Хаш-Пустополь, новый знатный род, властители целого княжества! Нет, еще оставался и упомянутый пан Матиуш, но за последние две недели княжеский родственник как-то сдулся, отошел в тень. Сдается, Хаши нашли, чем заткнуть ему рот. Что они посулили? Деньги? Земли? Родословную? Куш должен был быть достаточно большим, чтобы последний Пустополь не стоял у них на пути.

— Вижу, вы только рады аресту князя Витолда, — сказала я. — Увидел бы он сейчас, каков его друг на самом деле!..

— Вы ничего не понимаете! — воскликнул в ответ Тодор. — Витко и я — мы неразлучны с раннего детства! Сколько себя помню, мы были вместе как два брата! Он моему отцу как сын! Князь Доброуш совсем им не интересовался, пока Витко не исполнилось четырнадцати лет! Он жил с нами, в нашей семье, ел наш хлеб… Он мне как брат! Мы вместе получали рыцарские шпоры…

— И вы считаете, что поступили по-рыцарски, выдав брата «орлам»?

Это подал голос Коршун, и рыцарь развернулся к нему, сжав кулаки.

— Не вам это говорить! Они хотя бы обещали его не убивать! Но что я мог поделать, если зверь вырвался на свободу? Я не мог контролировать оборотня! Да, я прекрасно отдавал и отдаю себе отчет в том, что это на самом деле Витолд, мой друг, но… как быть с чудовищем, в которого он превратился?

Тодор говорил почти искренне, во всяком случае, так казалось. И что-то мешало бросить в лицо обвинение в краже артефакта.

Ночью я никак не могла уснуть. Ворочалась на внезапно ставшей жесткой и неудобной постели, часто просто лежала, глядя в темноту. Тонкий серпик нарождающейся луны заглядывал в окно. В конце концов, не выдержав, встала, кое-как допрыгала на одной ноге до подоконника (лень было пристегивать протез), села, распахнула створку окна и подставила лицо ночной прохладе.

Где-то вдалеке выли волки. То, что это не собаки, было очевидно. Домашние псы так выть не могут. Только в голосах диких зверей и звучат такая ярость, тоска и жажда жизни. Стая, только-только обретшая вожака и потерявшая его за один день, оплакивала потерю. В моих жилах не было ни капли волчьей крови, но сейчас я внезапно почувствовала, что тоже хочу завыть.

Волкопсам натужным перебрехом отзывались дворовые и охотничьи псы с княжеской псарни. Но стоило лесным зверям взвыть чуть громче, как они стыдливо замолкали. Где уж им! Это как… как… как Тодору Хашу стать князем!

Самое паршивое, что я не могла просто так бросить ему в лицо обвинение. Даже если призову в свидетели ту монастырскую служку, доказать ничего нельзя. Ну приезжал он в монастырь. Ну молился в соборе перед статуей Богини-Матери. Но ведь это не запрещено! И где доказательство, что он в тот момент украл артефакт? Есть те, кто видел, как он запускает руку в тайник? Никого нет! И потом — мало предъявить обвинение. Надо еще и вернуть украденную вещь. А как это сделать, если она уничтожена? Сотворить новую? Интересно, кто это сможет осуществить?

Стоп! Знаю кто! Скорее бы дождаться утра!

Странный тихий звук снаружи заставил меня спрыгнуть с подоконника и обругать себя за то, что не подумала пристегнуть протез. За дверью кто-то был. Кто-то крался по коридору мимо моей двери, и под ногой случайно скрипнула половица. А, была не была! Держась за стену, помогая себе руками, кое-как доскакала до постели, быстро пристегнула деревяшку, вооружилась. Вот теперь я готова, господа наемные убийцы! Что же вы медлите на пороге? Прошу вас! А, ладно, мы не гордые, сами выйдем!

Дверь тихонько отворилась. Но за нею стоял совсем не тот человек.

— И что это вы там распрыгались, как белка? — поинтересовался он.

— А чего это вы тут крадетесь? — прошипела я.

— Уж не для того, чтобы прикончить одну не в меру любопытную девицу, — тихо ответил Коршун. — Орден дал мне задание, и я намерен его выполнить.

— В чем дело? — Его тон не оставлял сомнений в том, что речь идет о действительно важной вещи.

— Магическая связь, — помолчав, со вздохом признался он. — Черные связывались с заказчиком из замка с помощью колдовства. Это не запрещено законом, и почти в каждом приличном замке есть один-два предмета, которые обладают волшебными свойствами.

Я вспомнила ту древнюю старуху, которая перед смертью обучила своему ремеслу юную княжну Любану. Теперь я догадывалась, что это была одна из тех четырех «волчиц» — княжон-оборотней. Она, как и ее ученица, отказалась иметь семью и детей ради того, чтобы стать хранительницей рода. Вот интересно, к ней тоже сватался один из предков Тодора Хаша или нет? Теперь уже никто не узнает.

— Такой предмет есть и в этом замке, его надо уничтожить.

— Почему? — Магия и волшебство меня привлекали, как всякого человека, вообще лишенного колдовских сил. Это как прикосновение к сказке.

— Из-за «орлов». Здесь, в этом замке, столкнулись интересы двух орденов. Белый Орел и Черный Ястреб всегда были на ножах. После войны, когда король особым указом даровал «ястребам» амнистию, любая мелочь может все испортить.

— Выживание ордена — приоритетно, — вспомнила я его собственные слова.

— Выживание ордена приоритетно, — кивнул Коршун. — Я должен уничтожить свидетельство того, что у Ястребиного Гнезда существовала связь с обитателями замка.

Я снова почувствовала себя на поле боя. И даже не особенно удивилась или растерялась, потому что знала, на чьей стороне воюю.

Разговаривая, мы прошли дальше по коридору, но мой спутник внезапно сделал знак молчать и зашагал впереди, так тщательно выбирая, куда поставить ногу, что захотелось повернуть обратно. Не от глупого страха, а потому, что точно знала — моя деревяшка будет громко стучать по полу, выдавая наше присутствие.

На счастье, в этом крыле большинство комнат пустовало. В покоях князя никто не жил уже две недели. Мою комнату мы только что прошли. Еще три предназначались для гостей и дальней родни, но их обитатели давно уже покинули замок. Правда, в противоположном конце коридора занял несколько комнат Тодор Хаш, но мы двигались в другую сторону, и был неплохой шанс остаться незамеченными.

Наш путь завершился возле крутой лесенки, ведущей в башню. Насколько успела узнать, там наверху находились две небольшие комнатки, заставленные всякой рухлядью. Когда искали пропавшего Витолда, их тоже проверили. Вернее, проверял сам Тодор. Эх, знать бы заранее!

— Это там? — прошептала я, ставя ногу на ступеньку.

— Да, — Коршун галантно пропустил женщину вперед, оставаясь внизу и прислушиваясь к малейшему шороху. — Быстро.

— А откуда вы знаете, где искать? — Пришлось взять меч в левую руку, чтобы было удобнее хвататься правой за перила. Если бы кто-то атаковал сверху, я бы оказалась почти беззащитна — замахиваться-то удобно, ведь лестницу делали для правшей.[17]

— Мне сообщили, когда отправляли сюда, — уклончиво ответил Коршун за моей спиной.

Мы поднялись наверх и наткнулись на дверь, ведущую в одну из комнат. Собственно, просто-напросто я внезапно уперлась носом в преграду: тут не было света, двигаться приходилось на ощупь. Отодвинув меня за локоть в сторону, мой спутник какое-то время возился в темноте — я слышала только его неестественно глубокое дыхание и прерывистый шепот заклинаний. Потом резко хлопнула, распахиваясь, одна из дверей.

— Здесь.

Ноги дрожали, перенося тело через порог.

По сравнению с кромешным мраком лестницы внутри было намного светлее. Свет звезд лился через два окошка, позволяя рассмотреть как попало сваленные лавки, опрокинутый пустой сундук, какой-то узел с тряпьем и довольно большое, с праздничное блюдо, серебряное зеркало, прислоненное к стене и поставленное на тот сундук. В темноте металлическая пластина казалась самой обычной, но Коршун испустил глубокий вздох:

— Это оно.

— Что?

— Серебро с ртутью, — «ястреб» подошел ближе, провел пальцами по гладкой поверхности. — Лунный металл. Ты встаешь перед ним, произносишь формулу, и где-то там другое такое же зеркало начинает звенеть тонким голосом, призывая к себе хозяина. Тот слышит, подходит ближе, тоже произносит формулу, и можно общаться на расстоянии.

— Здорово! — не удержалась я.

— Если бы… — осадил меня Коршун. — Для каждого такого зеркала существует своя формула. Одна ошибка в ее произнесении — и конец. Металл можно отправлять на переплавку.

— Вы знаете эту формулу?

— Конечно! А учитывая стоимость таких вещей, ошибки должны быть исключены, — как ни в чем не бывало продолжил мужчина. Погладил пальцами витую раму. Его костистое лицо внезапно дрогнуло. Мне показалось, что на нем мелькнула тень сожаления. — Но выживание ордена приоритетно. Отойдите!

Я послушно вжалась лопатками в стену.

Взяв свой меч двумя руками, Коршун встал напротив зеркала и начал медленно водить кончиком по воздуху, почти касаясь поверхности металлической пластины. Одновременно он стал нашептывать заклинание. Я не прислушивалась — меня отвлекло то, что происходило с зеркалом. Оно начало слабо светиться. Потом в самом центре появилось черное пятно — словно дыра, и на той стороне проявились очертания какой-то большой комнаты. Незнакомый человек приблизился — я поняла, что он смотрит в такое же зеркало где-то там, в Ястребином Гнезде. Он медленно потянул из ножен свой меч, и два Коршуна — один здесь, а другой там — практически одновременно нанесли удары по невидимому противнику.

И ничего не произошло. Ни звона, ни грохота, ни вспышки света. Только видение комнаты и незнакомца вдруг пропало.

— Готово. — Коршун сунул меч в ножны. — Пошли назад.

— И это все? — Я чувствовала себя обманутой. — Вы его не уничтожите?

— Учитывая его стоимость, это грубо и расточительно. — Мой спутник направился к двери. — Просто теперь с его помощью никто и никогда не сможет связаться с Ястребиным Гнездом, даже если правильно произнесет формулу. Говоря научным языком, я сбил настройку. Мой брат Черный любезно согласился помочь с другой стороны.

— Он — Черный… э-э…

— Он тоже Черный Коршун.

— То есть вы как бы… — нащупывая ногой нижнюю ступеньку, я точно так же пыталась нащупать среди своих мыслей обрывки сведений про орден Ястреба.

— Я как бы один из пяти Черных, от которых зависит судьба Гнезда, — в темноте невозможно было разглядеть лицо мужчины, но интонации говорили сами за себя. — До недавнего времени я был пятым в Слёте Черных.[18] Когда бросают жребий, его тянут все, вне зависимости от возраста и звания. Все полноправные члены ордена, я хочу сказать. И у Черного Ястреба одинаковые шансы с каким-нибудь Перепелятником. Но поскольку я осужден, вряд ли сохраню свой насест.

— Но это несправедливо! — В темноте нога обо что-то зацепилась, и пришлось схватиться за идущего впереди мужчину. — Вы же занимаете такой высокий пост! Вы должны быть неподсудны! У людей, например, всегда так.

— Всегда? — Коршун поддержал меня под локоть, помогая одолеть последние ступени. — Скажите это своему князю, ясная пани.

Вспомнив Витолда, сидевшего сейчас, несмотря на княжеское достоинство, на цепи в подземелье, я замолчала. И до самого конца не проронила больше ни слова, а едва переступив порог своей комнаты, сразу легла спать. Завтра мне предстоял тяжелый день.

Я уже сидела в седле, когда во двор вышел Коршун. Не говоря ни слова, просто подошел и взялся за узду.

— Все-таки едете?

— Да.

— Мне поехать с вами? Это может быть опасным!

— Что именно? Поездка к старой знахарке или…

— Все что угодно! Я смогу вас защитить, а…

— Защитите лучше Агнешку. Она — маленькая девочка, а я смогу за себя постоять. Кроме того, — я наклонилась вперед, — моя поездка может кое-кого заставить нервничать. И этот человек непременно совершит ошибку!

— Об этом я не подумал. — Рыцарь-истребитель отступил в сторону и хлопнул моего коня по крупу. — Что ж, тогда удачи! И постарайтесь не задерживаться!

Я хлестнула мерина плетью, и он широкой рысью вынес меня за ворота.

Надо было торопиться. Уводье — не ближний свет. Это примерно на расстоянии часа хорошей скачки на крепкой здоровой лошади, да еще напрямик. Мне со своим мерином могло понадобиться все два, а то и три часа, а еще придется не сворачивать с дороги.

Копыта прогрохотали по деревянному мосту надо рвом. Путая след, сначала направилась в сторону центра города, немного не доехав до первого перекрестка, свернула на огороды. Объехав городские предместья (чего там объезжать, крюк невелик!), направилась по проселочной дороге прямиком к реке. Риск существовал, и огромный, но я надеялась, что время работает на меня. Никто, кроме Коршуна, не знал, куда я поехала. Конечно, рыцарь-истребитель подвергался опасности, но я верила, что меня он не выдаст.

Погода была отменная. Мерин ходко рысил по обочине. Плохо ориентируясь на местности, я не рискнула двигаться напрямик и доверилась тянущейся вдоль берега дороге. Пусть потеряю лишние полчаса-час, зато точно не миную Уводье.

Топот копыт услышала не сразу — задумалась о своем, залюбовалась пробуждающейся природой. Весна уже отступала, на поле вовсю хозяйничало лето — распустилась молодая листва, в траве тут и там раскрывались цветы. Мелькала первая бабочка, в кустах щебетали птицы. Вспомнилось, как почти три недели назад мы проезжали тут с Витолдом, направляясь к знахарке в поисках Агнешки. Только тогда была ночь. Я бы многое дала, чтобы она повторилась. И было вдвойне горько и больно от того, что я вот могла наслаждаться свежим воздухом, слушать пение птиц и любоваться природой, а он сидел там, в темноте, грязи и вони, смотрел сквозь решетку на факел в коридоре и ждал… Ты подожди! Я обязательно тебя спасу. И мне уже не надо тех денег. Я просто так… только чтобы ты был жив… Чтобы еще раз взглянул на это небо. Услышал шелест листвы и голоса птиц… Слепил своего дейноха наконец…

В общем, я дала волю чувствам, и топот копыт услышала не сразу. А когда поняла, что за звук нарушает тишину, не сразу сообразила оглянуться. Сначала вытерла мокрые щеки, чтобы никто не догадался, и…

И застыла, забыв обо всем на свете.

Десяток гайдуков настигал меня галопом, рассыпавшись цепью. Судя по тому, как они пытались зайти вперед, обгоняя идущего рысцой мерина, меня отрезали от дороги, пытаясь заставить повернуть к замку. Или, как вариант, вынудить сигануть вместе с конем с высокого и довольно крутого берега. Человек тут еще может спуститься, отыскав тропинку, но лошадь точно себе все переломает.

Нападали они молча, не тратя времени и сил даже на воинственные кличи. И мне самой что-то не хотелось разговаривать. Оружие было рядом, но пускать его в ход не стоило. Да и разве можно выстоять против десяти мужчин? Пока буду биться с одним-двумя, остальные зайдут сзади, и…

А вот хрен вам всем! Ударив коня по бокам, дернула поводья. Мерин от неожиданности послушался, сорвался в галоп. Но понесся не в нужную сторону, а напрямик, в поле, мимо холмов, заросших кустарником балок, редких деревьев и овражков. Гайдуки настолько не ждали, что я поскачу практически им навстречу, что позволили прорваться между двумя всадниками и уйти прочь.

Припав к конской шее, отчаянно нахлестывала старого мерина, заставляя его идти тяжелым галопом и время от времени бросая взгляды через плечо. Скачут, сволочи! Они по-прежнему не сбились вместе, а растянулись цепью уже не столько для того, чтобы направить меня в нужную сторону, сколько чтобы успеть вовремя предугадать очередной маневр. А что тут гадать? Либо, сделав большой круг, все-таки вернуться к дороге и скакать дальше, либо уходить через поле в сторону леса. Там есть еще одна дорога, она, хоть и кружным путем — через Белый Ключ и охотничий домик князя, ведет к Уводью. По ней нас тогда вывел Коршун. Пришлось порядочно поплутать, но зато в лесу можно было оторваться от погони. Только бы выдержал старый конь! Только бы не споткнулся, не упал, дотянул до места!

Сделать крюк и вернуться назад не получилось — слишком уж растянулись позади преследователи, а я не настолько опытный наездник, чтобы маневрировать. Могу остановить коня и пустить его в галоп. Могу заставить повернуть направо или налево — и все. Я ведь даже на прыжок его не смогу поднять. И если вдруг впереди встанет преграда, придется останавливаться и принимать безнадежный бой. Неужели меня могут убить? Очень даже. Впрочем, о смерти подумалось мимолетно — минувшая война притупила страх.

Припав к гриве мерина, я изо всех сил хлестала его плетью, даже не думая о том, что могу загнать коня. Я вообще в те минуты ни о чем не думала. И когда впереди встал лес, не раздумывая, свернула под защиту зеленой чащи. Почему-то казалось крайне важным дотянуть до опушки — а там будь что будет. Оторвусь, спрячусь, пережду…

Грохот копыт за спиной становился все громче. Нет, не успею! Еще раз огрела плетью мерина, рассекла кожу до мяса. Он взвизгнул, но прибавил хода, отдавая последние силы. Лес приближался. Там, под кронами деревьев, всегда царит вечерний сумрак. Как раз то, что надо! Лесные звери не страшнее людей. Даже волкопсы не опаснее гайдуков. Только бы дотянуть…

Он смог. Он успел, старый, покрытый пеной, храпящий и хрипящий мерин. На последнем издыхании буквально вполз в лес и поскакал напрямик. Я продолжала подгонять усталого конягу, вспоминая забытые детские заговоры-считалочки: «Черный глаз, зеленый глаз! Уходи, беда, от нас!» Конечно, не поможет, но все-таки…

А гайдуки устремились следом. То ли был четкий приказ — доставить мою голову, то ли ими овладел азарт, то ли просто хотели убедиться, что не успею к нужному сроку. Погоня не прекращалась. И не моему коню было тягаться с их лоснящимися жеребцами.

На скаку я наугад дернула повод туда-сюда, пытаясь заставить мерина резко вильнуть в сторону, чтобы хоть как-то запутать следы. Знаю, что так делает лиса — на бегу взмахнет хвостом и повернет так круто, что собаки не успевают за ней и проскакивают мимо. Жаль, я не лиса, а старый мерин — не хвост. Он помотал головой из стороны в сторону, сделал несколько скачков…

Овраг, на краю которого застрял старый ствол упавшего много лет назад дерева, встал на пути неожиданно. Конь, задерганный неумелой всадницей, затормозил, делая прыжок — и я, не удержавшись в седле, рухнула на землю. Мелькнули ветки кустов, потом последовал удар — и все.

В себя я приходила долго. Тело казалось слабым и разбитым. Чтобы сосредоточиться и распахнуть глаза, пришлось сделать усилие.

Вокруг царил полумрак, сквозь который виднелись какие-то тени. Пахло травами, мышами, старым деревом и чем-то знакомым, сытным. Бесполезно было спрашивать, где я. И так понятно, что в каком-то смутно знакомом доме. Было бы побольше света и не так болела голова, могла бы вспомнить, что это за место. И спросить не у кого. Обвела взглядом тесную избушку, глаза понемногу привыкали к полумраку. Все вокруг стало яснее — но я не увидела ни одного живого существа. Кто бы здесь ни жил, сейчас хозяина дома не было. Что ж, полежу, подожду. Все равно в теле такие слабость и истома, что даже ради немедленного спасения собственной жизни лень пошевелить пальцем. Ужасно хотелось спать, но смутное дурное предчувствие не давало сознанию замутиться.

Печка без трубы — дым выходил прямо из устья к низкому закопченному потолку. Да и потолка как такового не имелось — только перекрещивающиеся балки, на которых были подвешены пучки трав, так густо, что вполне могли бы заменить потолок. От трав пахло столь резко, что голова опять начала болеть. Я лежала на полатях, укрытая лоскутным одеялом. Под телом ощущалась перина. Я чувствовала ее каждой клеточкой — одежды не было. Впрочем, вон она — сапоги сушились возле печи, тут же, на веревке, были распялены рубашка и штаны. Куртку и пояс небрежно бросили поверх сложенного на лавке тряпья. Ага, а вон и единственный носок. Где протез?.. Ф-фух, вот же он! Прислонен к стене в углу рядом с мечом. Сразу и не углядишь — кругом все заставлено сундуками, кадками, бочонками, завалено какими-то мешками. Крошечные окошки — одно волоконное,[19] другое дымарник[20] — давали мало света, но да ничего. Говорят, в Бездне и того нет. Значит, живем пока.

Снаружи послышались шаги. Скрипнула дверь, и боком, таща охапку хвороста в одной руке и глубокую миску молока в другой, в избушку вошла женщина. Кое-как спустилась по ступенькам на земляной пол. От яркого света, который на пару мгновений облил ее целиком, пришлось зажмуриться, но и того краткого мига озарения во всех смыслах этого слова мне хватило для того, чтобы узнать знахарку Одору из деревни Уводье. Значит, я до нее все-таки добралась.

Облегчение от этой мысли было таким, что я не сдержала тихого стона. Хозяйка мигом бросила хворост, поставила миску на стол и развернулась в мою сторону.

— Очнулась никак?

— Очнулась, — прошептала я, с усилием поворачивая голову. — Спасибо вам.

— Не меня благодари, а того, кто тебя сюда приволок.

Я пошарила глазами вокруг в поисках благодетеля, словно надеясь, что он сейчас возникнет из воздуха. Никого. Даже кошки не было.

— Все равно спасибо.

— Мне твое «спасибо» не нужно.

Знахарка принялась шуровать у печи. Я во все глаза следила за нею не столько потому, что ждала подвоха и хотела приготовиться к любым неприятностям, сколько потому, что было просто интересно. Судя по запахам, на печи в горшках томились щи и какой-то травяной настой, и бабка Одора пробовала то и другое, время от времени кроша в горшки то какие-то сухие листочки, то свежую зелень.

— Я и без него живу не тужу, — ворчала она. — Надо помочь — помогаю. Мне кто помочь хочет — тоже от помощи не отказываюсь. Так и живем!

Оставив горшки, она подошла ко мне, откинула одеяло и принялась ощупывать мои плечи, бока, ногу. Я следила за ее руками со смешанным чувством страха и любопытства. До сих пор боялась и стеснялась своего искалеченного тела. Сколько времени прошло, прежде чем я перестала преодолевать брезгливость при виде обрубка ноги! Если бы не необходимость каждый день закреплять на культе протез, вообще долго не могла бы заставить себя даже дотронуться до него. За два года, кроме меня и Яницы, лишь один человек его касался…

— Нет, не надо!

— Почему? — Рука скользила по бедру все ниже и ниже.

— Я… боюсь.

— Не бойся. Все будет хорошо!

— Вы не понимаете…

— Ты, — он выдохнул это слово прямо в губы. — Я все понимаю. Иди ко мне!

— Ох. — Его рука все-таки доползла до того, что еще два года назад было моим коленом. Чуткие пальцы скульптора ощупали каждую складку, прошлись вдоль оставшегося от операции шрама, а глаза не отрывались от моего лица.

— Видишь? Бояться нечего. Ну!

И эта его улыбка, при воспоминании о которой в глазах и носу защипало от боли…

— Повезло тебе, — сказала знахарка после осмотра, накрыв меня одеялом, отойдя к печке и принявшись шуровать там. — Руки-ноги целы, ни косточки не поломано. Отлежишься — и все.

Я попыталась сесть прямее, и мне это удалось. Прислушалась к себе — вроде бы все хорошо, ничего не болит. Действительно цела. И все же что-то было не так. Что-то не в порядке. И речь вовсе не о том, что на мне не имелось ни одной нитки — под лоскутным одеялом лежало голое тело, сколько…

Голое. Ни одной нитки.

Рука зашарила по груди. Так и есть! Оберег от оборотней, который мне уже давно вручил Коршун… Он пропал!

Резко сев на постели, зашарила руками, прощупывая все складочки и заглядывая в щель между лавкой и стеной. А вдруг оберег просто закатился туда? Ведь не может такого быть, чтобы…

— Чего потеряла?

— У меня был… ну…

— Оберег твой? Держи!

Выточенный из кости, украшенный рунами кругляшок лег в ладонь. Я стиснула его в кулаке так, словно от него зависела моя жизнь. Мысли помчались, обгоняя друг друга. В голове сразу стало ясно.

— Как я сюда попала?

— Принесли тебя.

— Кто?

— Как в себя придешь, так сама увидишь. Не ушел он. Там, — бабка кивнула головой в сторону окна, — сидит. Уходил ненадолго, а потом опять воротился.

— А сюда почему не заходит? — Я даже разозлилась на упрямца. Ведь сказала оставаться в замке и сторожить Агнешку! Нет, поехал следом. Верно говорят, что все мужики одинаковые.

— А его разве затащишь внутрь?

— И как давно он меня… э-э… принес?

— Да вторые сутки отлеживаешься.

Ох ты, сколько времени! Я сама не поняла, как вскочила, спустила ногу на пол. Сгоряча скакнула вперед — и рухнула на пол, попутно здорово ударившись бедром о какую-то кадку.

— А, твою же ж!..

Знахарка кошкой прыгнула ко мне, обхватив поперек груди и пытаясь вернуть на постель. От боли ушиба (да еще и кожу рассадила о жесткий край!) я зло шипела сквозь зубы и легко позволила усадить себя обратно.

— И куда ты собралась в таком состоянии? — Бабка взяла влажную тряпицу и принялась промывать кровавую ссадину. — Только-только в себя пришла — и уже скачешь, ровно белка!

— Вы не понимаете, — я, не вставая, попыталась дотянуться до висевших на веревке штанов, — это вопрос жизни и смерти! Князя Витолда обвинили в связи с темными силами и хотят казнить!

— А я-то чем могу помочь? Оборотное зелье, что ль, сварить? Так за волчьим корнем в лес рановато идти. Еще бы месяц потерпеть, пока травка в силу не вошла!

— Не за зельем. За оберегом. Мне удалось выпросить всего три дня, чтобы отыскать его и вернуть. И два из них я уже потеряла! Сегодня как раз идет третий день! У меня осталось несколько часов…

— Ишь ты! — Бабка всплеснула руками. — А от чего тебе оберег понадобился?

— От оборотней, — отпираться смысла не было, и я рассказала все. Ну или почти все. Что князь арестован и его обвиняют в оборотничестве, что некий артефакт, который сдерживал проявление его силы, теперь пропал и наверняка уничтожен, чтобы не достался никому. И что мне удалось вычислить того, кому все это выгодно, но слишком поздно, и, наверное, по его приказу меня пытались убить именно в тот момент, когда я сюда ехала. А ехала я затем, чтобы попросить знахарку исхитриться и изготовить другой… нет, не артефакт, а именно оберег, который мог бы, ослабляя и сдерживая, как-то нейтрализовать волчью половину княжеской натуры.

Говорила я долго, путаясь, перескакивая с одного на другое. Бабка успела заскучать и отойти от меня, вернуться к своим горшкам на печи, а я все рассказывала:

— Ведь артефакт могли украсть и уничтожить для того, чтобы князь перестал себя контролировать, чтобы он стал оборотнем. От него хотели избавиться — вот только не совсем понимаю почему? Нет, там столько всего намешано — и старая месть, и обещание, ведь после Витолда остались его сестра, новая наследница, и пан Матиуш… Но неужели дело только в этом? Неужели власть — это все? Мне вот она не нужна совершенно — я и так проживу. По мне, так от нее столько проблем… И зачем такой огород городить? Вот чего понять не могу!

— А тут и понимать особо нечего, — оторвалась от приготовления пищи моя слушательница. — Мы люди простые, нам до дел, которые там, у королей и князей вершатся, далеко. Нас лишь бы в покое оставили и не тревожили понапрасну. Князья-то и короли, они кто?

— Э-э… — простой, казалось бы, вопрос поставил меня в тупик, — правители. Вершители судеб, устроители законов…

— Каковые законы первыми и нарушать горазды! — Бабка со стуком поставила на стол деревянную миску. — Мол, я там, наверху, выше меня только боги! Дотянись до меня попробуй! Предок твоего князя другого князя на тот свет отправил…

— Вы про Князя Волков? — Недавно Коршун при мне сделал подобное смелое заявление, но я посчитала это просто плодом воображения.

— Про него, родимого. За землю они дрались. Люди супротив нелюдей. Люди одолели, да проклятие получили.

— Но ведь люди здесь живут намного больше трехсот лет. Пустополь был основан почти четыреста лет назад, а до него тут стоял другой город, который спалили дотла. Получается, война длится все это время?

— Получается, что так. И тебе пора решить, на чьей ты стороне в этой битве.

Меня как обухом по голове ударили. Пришлось ухватиться за постель, чтобы не упасть. А я-то думала по наивности, что война — только та, где враг известен, стоит перед тобой и готов напасть. И что стоит его одолеть — и все, начнутся мир и процветание. А мира-то и нет… Права старая знахарка Одора — если князь нелюдь, то против него — люди. Все всегда воюют со всеми. Люди с нелюдями и друг с другом. «Орлы» — с «ястребами», а каждый — со своей судьбой.

— Они, князья и короли, лишь ветер, — назидательно сказала бабка. — Один пролетит, пошумит, подолы бабам да пыль на дороге поднимет — и все, нет его. Другой тучи грозовые нагонит — либо землю благодатным дождем напоит, либо градом посевы побьет. Третий ураганом крыши с домов посрывает, деревья ломать начнет. А только всякий пролетит — и стихнет. И опять земля живет как ни в чем не бывало. Совсем без ветра туго приходится — рожь-то, она от ветра семя зачинает, пчела ей в этом деле не помощница. И облака дождевые тоже ветер пригоняет. Вот и думай, какой ветер лучше — который деревья ломает или который колосья волнует. Тебе-то какой больше по нраву?

Я отвернулась, чтобы хитрая старуха даже в темноте не заметила, как вспыхнули мои щеки. Если так думать, то князь Витолд — как тот легкий ветерок в жаркий летний полдень, когда ловишь любое дуновение раскаленного воздуха и сам подставляешь разгоряченное лицо под его ласковые прикосновения. Опять не ко времени вспомнились чуткие осторожные пальцы на моем искалеченном колене.

— Я… мне помощь нужна, чтобы его спасти, — пробормотала, не глядя на бабку. — Вы могли бы…

— Пропажу сыскать? Аль человека?

— Человек давно найден. Мне бы новый оберег изготовить. И только вы можете это сделать.