Жена №5 Луганцева Татьяна
— Вот они — бесовские речи, — прокомментировал Егор, не глядя на нее.
— Да по тебе психушка плачет! Многоженец и извращенец! Идиот! Это же цирк! Представление!
— Мы должны избавиться от нечисти, — продолжал мудрствовать Егор, — приступайте к обряду очищения святым огнем.
Люди, которых Яна из-за пульсирующего ужаса в глазах не различала по лицам и даже по полу, выстроились в какую-то замысловатую фигуру и начали совершать движения, синхронные и замысловатые. При этом из рук в руки переходил своеобразный кубок с огнем. Яне стало еще более не по себе.
— Да что же вы делаете?! Люди вы или звери?! Вы же живьем хотите нас сжечь! Рустем, очнись! Рустем, опомнись! Нас хотят убить! Олеся! Что вы сделали с Олесей?!
— Олеся пропала из-за вас, — нагло посмотрел ей в глаза Егор, — она заразилась бесовскими идеями и тоже должна быть принесена в жертву, чтобы не заразить остальных.
— Да это чтобы тебя в тюрьму не посадили! Свою задницу покрываешь!
Люди с огнем между тем в непрекращающемся танце приблизились к столбу, на котором был привязан Рустем. Вокруг него уже пробежала темная фигура, опрыскивая вокруг сено с хворостом бензином. До Яны донесся едкий запах топлива, сердце ее заколотилось в бешеном ритме.
— Не смейте! Остановитесь! Да люди вы или звери?!
— Уничтожим зло! — перекрыл ее крики зычный голос Егора Шимякина.
Внезапно маленькое пламя в руках людей выросло до размеров новогодней елки. Это вспыхнул столб с Рустемом и все вокруг. А потом пламя разлетелось на много маленьких огоньков, так показалось Яне сквозь пелену слез. Это люди с фонариками пробирались сквозь лес к жертвенной поляне.
— Всем не с места! Стоять! Сашок, спускай собак! Не разбегаться! — слышала Яна, а сама буквально выла от отчаяния, закусив губу. Она понимала, что Рустему уже ничего не поможет, он уже вместе со столбом превращался в головешку.
Узенькая дорожка огня подобралась и к ее столбу, но какие-то люди на фоне всеобщей паники уже валили ее на землю. Яна и не думала, что ее падение будет мягким, но все-таки не ожидала, что так вот, что есть силы, шарахнется головой оземь. Ей ведь и смягчить силу удара было нечем: руки и ноги были крепко привязаны к столбу, а тело уже почувствовало жар огня. Сознание выключилось сразу же.
Глава 21
Яна поняла, что зря не верила в жизнь после смерти и мало ходила в церковь. Она почувствовала, что попала в ад. Ее волновало несколько вопросов. Первый: почему бесплотный дух так сильно ощущает боль? Второй: почему и после смерти самым слабым местом у нее в организме остается голова? Она болела сильнее всех остальных частей тела. Третий: почему ее сослали в ад без предварительного разбирательства Божьим судом? Без консультации, без оповещения заранее и без единого шанса оправдаться хоть в каком-нибудь малюсеньком грехе? Уж она-то подготовила бы пламенную речь о том, что все, что она делала, было с добрым умыслом, хотя иногда и получался обратный результат. И уж совсем Яна не понимала, почему на том свете у нее пропал слух, а вот зрение сохранилось. Сквозь прикрытые веки брезжил достаточно яркий свет.
Красная полоска света, просвечивающая сквозь веки, поднялась кверху, и она увидела… лицо, до неприличия красивое и безупречное. Да, да, лицо Рустема. Это было так обычно, что совсем и не удивило Яну.
— И ты здесь? Интересно, за какие прегрешения? Или тоже не помнишь? А знаешь, сейчас уже и поздно вспоминать.
— Ты поражаешь меня, Яна.
— Чем? Что тоже здесь? Ты думал, что я — Ангел?
— Да мы здесь уже несколько дней! — отмахнулся Рустем. — Надо же, везет некоторым! Ты так саданулась головой, а ведь ни грамма памяти не потеряла!
— А ты знаешь, ведь хотелось все земное оставить на земле. Неужели я и на небе должна буду думать обо всем этом мусоре? — сокрушалась Яна.
— Думаю, на небе ты будешь отдыхать от земных хлопот.
— Ну? — повернула глаза в сторону Яна, рассматривая симпатичные узоры на полупрозрачных шторах.
— Что — ну?
— Почему нет божественного спокойствия? Или, наоборот, жара от больших сковородок?
Рустем задумался.
— Знаешь, а я ведь рано радовался, крышей ты все-таки съехала. О каких сковородках речь?
— Слушай, а я так же хорошо выгляжу, как ты? — поинтересовалась Яна.
— Если честно, то нет, — вздохнул Рустем.
— И здесь несправедливость! Даже на том свете ты выглядишь лучше меня! Когда я видела тебя в последний раз, ты превращался в головешку, а сейчас как огурчик, — сказала Яна.
— А, ты об этом, — наконец-то серьезное лицо Рустема расслабилось, — это не я был на втором столбе.
— А кто? — тупо спросила Яна.
— Кукла, чучело.
Яна окончательно пришла в себя и, судя по обстановке вокруг, предположила, что она лежит на кровати в пресловутой местной гостинице для рыбаков и охотников, а на деле для маньяков и их жертв.
— А ты где был? — наконец она сформулировала вопрос, ощущая свою общую заторможенность и какую-то глухоту.
— Меня связали и бросили в погреб вместе с Олесей и ее матерью Еленой Евгеньевной.
— Где?
— В деревне Егора, где же еще! Нам в психушке вкололи снотворное и отволокли к нему.
— Надеюсь, что теперь его упекут в тюрьму?! Кто нас спас? — спросила Яна, трогая голову. Под пальцами оказались бинты. — Вот ведь черт!
— Ты уже давно в отключке, я решил все вопросы.
— Поясни?
— Твоя голова выдержит?
— Она еще и не то выдержит, — шмыгнула носом Яна, пытаясь скосить глаза в сторону, где на стене висело зеркало в металлической раме под старину.
— Ты не поверишь, но повязали всю банду, и Егора, и директрису, и их подручных.
— Звучит как в сказке…
— Лучше! Это же реальность! — подбодрил Яну Рустем.
— А Олеся? А ее мама?
— Все живы и здоровы, как и я, не считая пары царапин и пары синяков, полученных, как ты бы выразилась, от этого урода, — ответил Рустем.
— Я что-то не поняла, — насторожилась Яна, — а почему это меня хотели сжечь по-настоящему, а вместо тебя привязали чучело?
Рустем расхохотался.
— А тебе что? Завидуешь? Меня, может, на сладенькое приберегали? А если честно, то я не знаю… Я пришел в себя в окружении Олеси и Елены Евгеньевны, а тебя уже не было рядом. Честное слово, я пытался выбить дверь и решетку в окне, кричал, бесновался.
— В общем, пытался меня спасти? — довольно улыбнулась Яна.
— Вроде того, но никто не отреагировал на мои крики. Дверь открыли только сотрудники милиции. От них-то мы и узнали о твоем подвиге, о том, что ты у нас несостоявшаяся Жанна д’Арк.
— А как милиция-то узнала, да еще настолько вовремя? — заинтересованно спросила Яна.
— Ты не поверишь, — снова начал Рустем, откидывая волосы с лица. Причем признаков страха, тревоги или других подобных эмоций в нем не наблюдалось и в помине.
— Да уже поверила! Начинай!
— Все благодаря тебе, — ответил Рустем.
— Мне?! Я что, так кричала, что меня услышали в местном отделении милиции? — еще больше удивилась Яна.
— Нет, благодаря тому, что ты завела нас покушать в местное кафе. Владимира Царева помнишь?
— Местного Пинкертона? Конечно! Щупленький такой, в очках… твой сослуживец, которого ты не помнишь, — проявила чудеса памяти Яна.
— Так вот, он же все и сделал… это его дом был, его жена. Он на ночном дежурстве был, но заскочил домой, жена и рассказала о странных постояльцах у них в сарае и о том, что мы собираемся в психушку. Вова в сарай, а нас там уже нет… Тогда он в психушку, а там одна медсестра не выдержала и раскололась. Уж больно ей было жаль свою подругу, ту, которую убили. Она-то и поведала, что видела, как ее подругу в бесчувственном состоянии под присмотром директрисы отнесли и скинули в колодец. Что послужило поводом, она не знала. Теперь-то ясно, что разговор с тобой, то есть с нами. Видимо, нас подслушали, или она сама потом проболталась. Так что нас в желтом доме ждали, и эта чокнутая старушка с Ориона тоже вышла не случайно. Ей дали задание заманить нас в бункер и наверняка опять слушали, о чем мы будем говорить и что нам известно. Директриса арестована вместе со своими подручными, и думаю, что долго отпираться не будет. Ее обвиняют по серьезным статьям: убийство сотрудницы, насильственное удержание Елены Евгеньевны, другие пациенты, между прочим, проверяются. Ну и в преступном сговоре с Егором Шимякиным.
— А он? Что он?
— А ему тоже мало не покажется. Сговор с директрисой психушки, аморалку и покушение на ритуальное убийство. Из-за последнего пункта его не выпустят под залог до суда на свободу, — деловито пояснил Рустем.
— Йес! — возликовала Яна. — Все-таки мы разогнали эту шайку-лейку!
— Это точно! Я рад, честно говоря, что и мы при этом остались живы, — не смог не отметить Рустем.
— Что у меня с головой? — снова пощупала свои бинты Яна.
— Огромная шишка, но жить будешь, — ответил Рустем.
— Еще недавно я бы в этом усомнилась, — вздохнула Яна.
— Я рад, что с тобой все хорошо. Пусть у тебя другой парень, но я имею право сделать то, что сделаю, — проговорил Рустем, наклонился к ней и поцеловал.
Яна закрыла глаза и поплыла по волнам удовольствия. В конце концов, она не состояла в официальном браке, и ее чертовски привлекал этот парень. Она только что пережила шок, и, в конце концов, это был всего лишь поцелуй. Она могла найти еще с десяток причин, почему позволила себе это, но все равно не оправдалась бы в глазах общественных моралистов-максималистов, и ей было бы неудобно перед Карлом Штольбергом. Поэтому наилучшим вариантом для нее было просто спрятать «голову в песок», не задумываться о последствиях.
Наконец-таки она оторвалась от него.
— А… это… что? Кто?
— Что? — прожег ее взглядом Рустем.
— Кто убил Марию Литвак и ее любовника?
— Точных доказательств пока нет: но подозревается Шимякин.
— Зачем?
— Мотив неизвестен, но его вообще хотят психически освидетельствовать, так как его поведение уже в задержанном состоянии несколько неадекватно. Может, просто для острастки местного населения? Чтобы больше уважали и боялись?
— Мы-то с тобой сразу почувствовали, что он виновен во всех смертных грехах, — снова удовлетворенно произнесла Яна.
— Ага, и чуть ценой собственной жизни не доказали это, — подтвердил Рустем.
— Что с Олесей?
— Она с мамой, все хорошо. С тобой хочет поговорить следователь. Ты готова? — спросил Рустем.
— Кто бы сомневался, — хмыкнула Яна и лихо козырнула, — всегда готова!
На железнодорожных вокзалах всегда царит своя атмосфера. Особый микроклимат места без привязанности к чему-либо. Сюда люди либо приезжают, либо отсюда уезжают, а сам воздух наполнен хлопотами, мыслями о доме и родных, о каких-то планах, делах и надеждах. Кто в отпуск, кто, наоборот, на заработки. Лица сосредоточены, взгляды поверхностны, и все это под людской гул, под стук чемоданов на колесиках, под специфический запах железа, трущегося о железо. Яна любила вокзалы, они всегда вселяли надежду на новое и, естественно, лучшее. Они с Рустемом стояли на перроне в окружении провожающих, в роли которых выступали Олеся со своей мамой и Вова Царев.
— Спасибо, что вернули мне дочь и помогли посадить старого развратника, — проговорила сияющая Елена Евгеньевна.
— Спасибо за звездочку мне на погоны, — добавил следователь.
— Не за что, — ответили хором Яна с Рустемом, и Яна пояснила: — Вообще-то мы ехали не для этого, но уж что получилось, то и получилось.
— Рухнула такая местная достопримечательность, такая глыба — Егор Шимякин, просто не верится! — сказал Царев, блестя своими линзами на солнце.
— Да мерзавец он! Достопримечательность! — передразнила его Елена Евгеньевна. — Тьфу!
— Не кипятитесь, теперь все хорошо, ни он, ни его сообщники долгое время не выйдут на свободу, — пояснил Царев.
— Провожающие, покиньте вагон! — раздался громкий голос проводницы.
— Нам пора! — Яну охватило смутное беспокойство, как в страшном сне, когда бежишь и не успеваешь на поезд.
— До свидания! — Олеся поцеловала Яну и Рустема, а Елена Евгеньевна украдкой вытерла слезу.
— До свидания, Олеся! — обняла Яна девушку.
— Если бы не вы…
— Не надо! Не плачь! Заботься о маме, теперь тебе ничего не угрожает. Ты очень умная, ты так здорово придумала с картиной. Если бы не она, мы бы никогда не нашли твою маму.
— А ты очень смелая, ты бы не попала в такую ситуацию, как я… Полгода в страхе! Я не знала, что делать, как вызволить маму… Ты бы что-то придумала…
— Ну все! Без нюней. Счастливо! — Яна оторвала от себя девушку и посмотрела в хмурое и опухшее лицо проводницы.
— Вы все едете? — спросила она.
— Нет, только мы двое, — ответил Рустем.
— Ну, так входите в вагон, провожающие уже вышли. Отправляемся через пять минут, — строго сказала тетка.
Рустем взял сумки и пошел в вагон, Яна последовала за ним, но была остановлена следователем.
— Цветкова…
— Что?
— Подожди минутку, сказать тебе хотел. — Вова Царев выглядел очень озабоченным.
— Что? Что такое?
— Да ничего особенного, просто одна мысль не дает покоя. — Он не смотрел ей в глаза.
— Ты пугаешь меня. — Чувство тревоги так и не оставило Яну.
Глава 22
— Едем в «СВ», — Рустем обернулся к Яне с улыбкой.
Он уже убрал два чемодана в нишу для багажа и поправлял скатерть на столе.
Яна посмотрела в окно и увидела, как перрон плывет у нее перед глазами. Поезд тронулся, они ехали домой, что не могло не радовать, но все равно оставалось ощущение недосказанности. Проводница своими многоэтажными телесами продвинула Яну внутрь купе, проверила билеты и уже более миролюбивым тоном отметила:
— У нас есть вагон-ресторан, через вагон, так что можете там покушать.
— Очень хорошо! Мы туда и пойдем! — Рустем был необычайно радостен и весел, он словно скинул с себя весь груз забот и тревог, накопившихся за последнее время.
Они закрыли купе, пошли в вагон-ресторан. Он был пуст. Другие пассажиры еще не проголодались или распаковывали вещи. Рустем с Яной сели за один из столиков, накрытый накрахмаленной белоснежной скатертью и даже с маленьким букетиком живых цветов в миленькой белой вазочке. Стол был сервирован как в ресторане, и женщина-работница была очень любезна и улыбчива.
— Здравствуйте! Какая красивая молодая пара! У вас торжество? Как здорово, что вы решили отпраздновать событие у нас в ресторане. Вообще здесь дорога идет быстрее. Вам меню?
— Лучше вы посоветуйте нам что-нибудь хорошее поесть и выпить, — ответил Рустем.
— У нас тут пища не готовится, вы же понимаете. Продукты мы закупаем на станции, но можете быть уверены, что очень хорошего качества. У нас уже проверенные поставщики. Сейчас есть очень хороший шашлык из баранины и свинины, он еще теплый, на гарнир могу предложить жареный картофель и тушеные овощи.
— Идет, — кивнул Рустем, — грамм шестьсот на двоих.
— Салатики свежие, «мимоза», винегрет, греческий…
— Несите все.
— Поняла! — искрилась официантка. — Выпечка еще теплая, лаваш…
— Идет.
— А пить что будете? Водочку, может, из холодильника? — спросила она.
— Лучше шампанское, — ответил Рустем.
— Ой… сильно дорогого у нас нет, ну, понятно, что с ресторанной наценкой, шампанское наше обычное — российское, но хорошее и тоже охлажденное.
— Хорошо, — согласился Рустем.
— Одну минуту, — испарилась женщина.
— Что ты какая-то на себя не похожая? Грустная, тихая?
— А ты на себя похож? — огрызнулась Яна.
— Да ладно тебе! Что случилось-то? Можно подумать, ты опечалена тем, что мы вырвались из этого кошмара!
— Нет, не этим, — задумчиво ответила Яна, глядя в окно.
Неизвестно почему, но всегда, когда она оказывалась в вагоне-ресторане поезда, она вспоминала произведение Агаты Кристи «Убийство в восточном экспрессе». Это было на гране подсознания.
Официантка подошла к ним, фактически не шатаясь, хотя поезд сильно мотало из стороны в сторону. На столе оказалась бутылка шампанского в металлическом ведерке со льдом, два фужера и все, что они заказали.
— Приятного аппетита и счастливого пути! — Она не сводила ярко накрашенных глаз с лица Рустема.
— Спасибо, — ответил тот.
Официантка удалилась.
— Ты произвел на нее впечатление, — вяло произнесла Яна.
— А на тебя? Мои поцелуи не произвели на тебя впечатления?
— Боюсь, что произвели, — ответила Яна, не сводя с него взгляда больших голубых глаз.
— Я рад.
— А я в шоке.
Рустем профессионально открыл шампанское и разлил пузырящуюся жидкость по бокалам.
— Давай за тебя… хоть ты и в шоке! — поднял он бокал, глядя на Яну поверх стекла. — Ты одна такая! Ты вытащила меня из моей раковины, заставила по-другому посмотреть на вещи, направила на какие-то подвиги. Ты — чудо! За тебя!
— За тебя! — тупо повторила Яна, и они выпили.
Рустем аппетитно захрустел винегретом.
— Действительно вкусно. Тетя не обманула, — подмигнул он официантке.
Яна же с неподдельным ужасом смотрела на него.
— И все-таки ты чем-то взволнована и обеспокоена, — Рустем поставил фужер на место.
— Жил один парень… — сказала она.
— Так, — кивнул он, откусывая половину лаваша.
— Были у него свои увлечения, пристрастия, влюбленности, друзья, привычки…
— Обычный парень, — уточнил Рустем, улыбаясь.
— Точно! Но он попал в экстремальную ситуацию, например, на войну в мирное время. К сожалению, такое тоже бывает.
Рустем более внимательно посмотрел на нее, она же, словно не замечая, продолжала:
— Он был ранен, контужен, испытал сильнейшее психологическое напряжение, я не знаю еще что…
— И потерял память? — спросил Рустем, наливая еще по полфужера шампанского.
— Совершенно верно! Какой ты догадливый! И вот что удивительно, он приходит в себя в госпитале и начинает новую жизнь.
— Что же здесь удивительного? Все вполне нормально.
— Я согласна, что этот человек забыл о своей прошлой жизни, но то, что заложено у него на генном, подсознательном уровне, не должно было поменяться на сто процентов. Это — противоестественно! Я поясню. Встречает этот парень своего бывшего друга-однополчанина, и этот самый друг в разговоре упоминает некоторые вещи, на которые сначала не обращаешь внимания, а потом они наводят на определенные размышления…
— Я полон внимания, — побледнел Рустем.
— Однополчанин сообщил, что парень был большим бабником, любителем женщин…
— И что?
— Конечно, ничего особенного, если не одно «но». У парня-то была девушка, которая любила и знала его со школьной скамьи. Так вот, она утверждает, что он был настоящим однолюбом и желал только ее. Несостыковочка? Какое резюме, товарищ «Маузер»? Кто-то из них лжет, ведь речь идет об одном и том же человеке, или…
Воцарилась не очень приятная пауза.
К ним подошла официантка с большим белым блюдом. На шпажках было нанизано румяное мясо. Блюдо было щедро залито кетчупом, посыпано зеленью и перцем.
— Свежатина! — закатила она глаза. — Еще вчера, видимо, свинюшка бегала.
И удалилась, хихикая.
Яна вздохнула, вытирая рот салфеткой.
— Я уже говорила о том, что у человечества есть два вида мышления — аналитическое и художественное. Хорошо, при ранении можно разрушить участок мозга, отвечающий за что-то, но заработать то, чего не было, вряд ли возможно. Этот молодой человек, служивший с парнем, потерявшим память, сказал, что его сослуживец хотел стать артистом. Да, да, артистом! А для этого должны были быть таланты и способности! И я бы поверила, потому что девушка этого парня и стала актрисой. Возможно, они вместе и собирались в театральный вуз, в школе-то… А когда парень потерял память, он начал работать на компьютере, просто гениально работать…
— Как другой человек, — закончил за нее мысль Рустем.
— Несостыковочка, это точно. А еще парень, который с ним воевал, рассказал интересную историю.
— Называй всех своими именами. Что сказал Вова?
— Когда вас нашли в подвале, я имею в виду тебя, Олесю и ее маму, ты впал в какое-то беспамятство, кричал, вырывался…
— Я сильно переживал за тебя.
— Я тронута. Ты был фактически без сознания, что для тебя, конечно, неудивительно. Дело не в этом, а в том, что ты кричал: «Рустем! Рустем! Помоги! На помощь! Нас окружают! Рустем, я здесь!»
Яна внимательно посмотрела на Рустема.
— Согласись, странно звать на помощь самого себя?
— Согласен. Что-то мне нехорошо, где мои таблетки? — Рустем застучал себя по карманам. — Они мне помогают.
— Не ешь много, еще диабет заработаешь, — сообщила Яна.
— Почему? — удивился он.
— Мне не понравились твои расширенные зрачки после транквилизаторов, и я давно заменила их на простую глюкозу.
— Что? Так я ем простую глюкозу? — ужаснулся Рустем. — Почему же она мне помогает?
— Вылечился, значит, спасибо тете Яне, — пожала она плечами, выпивая шампанское и заедая его пучком укропа.
— Вылечился… — как эхо повторил он, — так ты хочешь сказать, что я не Рустем?
— Для конца своего повествования я забью два последних гвоздя в крышку твоего гроба, но это я образно.
— Да ладно уж, забивай!
— Я ознакомилась с наблюдениями врачей-психотерапевтов о случаях потери памяти…
— Где это — ознакомилась? — перебил Рустем.
— Села за единственный компьютер в этой провинции, зашла в Интернет, — ответила Яна.
— И что сказали врачи? — Рустем робко снял с шампура один кусочек мяса и вонзил в него зубы.
— Что за несколько лет процентах в семидесяти память к людям, потерявшим ее, возвращается, но при одном условии. Человек, то есть пострадавший, должен находиться в знакомой обстановке, в которой он жил до потери памяти. Поэтому так важно, чтобы человека нашли, опознали и вернули в семью. А сколько лет ты ничего не помнишь?
— Я живу не в своей обстановке? По-твоему…
— Да это не по-моему, а по-научному!
— Второй гвоздь? — спросил Рустем, стаскивая с металла второй кусочек свинины.
— Я наконец поняла, что мне показалось странным, когда я тебя целовала…
— Так поздно вспомнила?
— Лучше поздно, чем никогда. У тебя же везде на голове шрамы.
— Да, я знаю, наверное, ранение.
— Не помнишь? — спросила Яна.
— Нет, — честно ответил он.