Хроника города Леонска Парин Алексей
Этот день наутро после возвращения львов я могу, слава богу, описать по собственным впечатлениям. Главным событием стали дебаты по радио «Волга», которые анонсировали в новостях в одиннадцать часов утра. Причем обещали участие самого мэра, что привело всех нас в состояние шока. Он впервые должен был явиться горожанам, которыми по долгу службы ему надлежало руководить. Мы имели шанс увидеть его не на отретушированной картинке из фотошопа, а живьем, во всей красе, потому что ток-шоу транслировали на сайте радио еще и как телевизионный продукт. Разумеется, дебаты назначили на прайм-тайм, в семь часов вечера, и все гуляющие с лёвчиками дунули с Золотого поля в полседьмого как бешеные.
Ток-шоу должно было идти под названием «Львы, лёвчики и город Леонск». Скажем прямо, вопрос вполне злободневный, или, как теперь говорят, актуальный. Так и казалось, что нам скажут, чего ждать в самое ближайшее время.
Кого еще анонсировали как участников шоу? Не знаю почему, но журналистов «Волги» в шоунапрямую не привлекли, они только готовили информационные материалы. Одним из дебатирующих оказался видный искусствовед Казимир Дак, специалист по градостроительству, и еще пришел главный редактор газеты «Леонский курьер» Захар Чашечкин, люди достойные, не без залихватства, с безупречной леонской репутацией. Нам как будто обещали высокий уровень дебатирования. Впрочем, если говорить честно, для «Волги» такая установка была рутинной.
Когда мы все пришли домой, нас ждала первая сшибка. По радио объявили, что телевизионная трансляция отменяется, потому что срочно потребовался ремонт аппаратуры, а показывать мэра в ненадлежащем виде не полагается. Мы выдохнули и стали ждать других подвохов.
Но сразу после новостей благополучно началось обещанное ток-шоу без дополнительных разъяснений. Чашечкин как постоянный участник дебатов на «Волге» взял на себя функцию ведущего, представил участников и попросил каждого сказать по несколько слов в качестве исходного стейтмента. Фиш, которому слово дали первому, сразу же стал заверять всех в любви к Леонску, его истории и культурным завоеваниям, но добавил лаконично, что времена меняются, и потому надо заново разбираться в накопленном богатстве с учетом требований современности. Голос у мэра оказался с простецким тембром, без обертонов, с чуть заметной хрипотцой, иногда срывающийся в выкрик, характерный тенор для ролей типа Задрипанного мужичонки или Подьячего. Вы уж извините мне мои оперные прирезки. 3
Дак формулировал свои мысли элегантно, четко, красивыми словами. Что он сказал про Леонск и его традиции, вы легко догадаетесь, потому что уже прочитали кое-что из моих хроник. Связь традиций Леонска с ощущением внутренней свободы была затронута в последнем его предложении. Чашечкин в своем первом, как бы подытоживающем стейтменте хотел польстить и нашим и вашим, просил не отрываться от намеченной программы разговора и не уходить в такие абстракции, как свобода, чувство собственного достоинства и честность, и объявил о том, что нам предстоит прослушать информационные материалы по дебатам, подготовленные молодыми журналистами «Волги».
И нам действительно в деталях, от «а» до «я», сообщили про историю возникновения Леонска, приезд венецианцев и лёвчиков, про коллекцию львов и ее значение для города, про системы усыновления и воспитания, высшего образования и пенсионного обеспечения в нашем городе на Волге. В общем, сообщили также и то, что я вам старался внушить в своем нехитром повествовании.
Не думаю, что вам интересны эти дебаты как таковые. Дак проявлял чудеса элоквенции, обнаруживал недюжинный пыл в стройном живописании нашей экзистенции и щеголял грозной потенцией накопленных обычаев. Чашечкин, конечно, свою гордость Леонском не скрывал, но против прямых наседаний Фиша ничего предъявить не мог, его голос дрожал, фразы обрывались на середине, а мысли уходили в песок. Фиш на Дака не обращал особого внимания, Чашечкин успевал что-то поддакнуть мэру после вельможных рассуждений искусствоведа, а Фишу только того и надо было.
Новости в середине часа на этот раз отменили. Мы заранее понимали, что так и будет. Разговор шел динамично, без сбоев (если не считать неискусных коловращений главного курьерщика), хотя иногда и переходил на повышенные тона. Потому что главными аргументами Фиша оказывались не сами наши обычаи, а объективное окружение, реальность за пределами Леонска, жизнь страны, которая диктовала иные правила и установки.
– Подводя итоги нашего разговора и оценивая ситуацию в городе в целом, я со своей стороны могу сказать, что нам предстоит долгий период взаимного привыкания. Вы склонны преувеличивать свои достижения в области гражданского права, а нам, официальным представителям государства, не хватает иногда терпения, чтобы найти взаимно выгодный компромисс. Нам нужны моменты праздничные, торжественные мероприятия, парадные акции, они дадут нам возможность лучше понять друг друга. Ведь на празднике все неприятные мелочи отходят на задний план, и мы с вами будем находить новые пути взаимопонимания. Поэтому у меня к вам есть неожиданное предложение. Было бы хорошо в самое ближайшее время, пока погода не изменилась к худшему, провести парад-алле всех ваших питомцев, лёвчиков обоего пола и всех возрастов. Мы сможем все вместе убедиться, как чудесно выглядят ваши нежные питомцы и как они ни в малейшей степени не похожи на острозубых хищников, которые нашли свое место на постаментах города. Предлагаю провести парад в ближайшее воскресенье, на Дивногорском лугу, в 12 часов дня. Будем надеяться на то, что погода позволит нам осуществить это первое примирительное мероприятие.
Так закончил свое выступление по радио наш мэр, а Захар Чашечкин после этого только поблагодарил обоих диспутантов и выразил всеобщее восхищение относительно запланированного парада.
Чуть отзвучали последние звуки ток-шоу, как у меня оглушительно зазвонил телефон.
– Ханя, Ханя, это не его голос. Тот, с кем я разговаривал, совсем по-другому лепит слова, по-другому строит фразу. Это кто-то другой. Ты не можешь узнать подробности дебатов? У тебя есть знакомые на радио?
Вы поняли, это почти кричал мне в трубку Марик.
– Марик, дорогой, дай мне полчаса, и я все узнаю.
Я положил трубку и стал думать, кому позвонить. На радио многие мои знакомые верны корпоративной этике и ни за что не «продают» даже самым близким внутренние тайны. Я этого никогда не понимал и у лучших людей планеты видел строго противоположный принцип. Да, но есть один юноша на «Волге», я с ним встречался на дискуссиях в Театре, его, кажется, зовут Сёма, фамилия не то Симкин, не то Симаков, не помню, он всегда охотно говорит обо всех передрягах на «Волге».
Позвоню-ка я ему, подумал я. И вправду, Сёма вызвался помочь. Он сидит на работе, в своем углу, ваяет очередную передачу. Сейчас пойдет поболтает с коллегами. И перезвонит с мобильного, выйдя на улицу.
Его звонок раздался минут через пятнадцать. Выяснилось, что так называемый «мэр» говорил с двумя другими участниками дебатов из другой студии, и эти двое его просто не видели. А Тата, звукорежиссер из той, другой студии, рассказала, что привезли к ней при весьма обильном конвое человека маленького роста, плешивого, неказистого, он большую часть времени простоял на ногах, причем ногами как-то по-физкультурному все время подрыгивал, а текст читал по бумажке, которую ему подставлял под глаза один из конвоиров. Охрана на выходе с радиостанции добавила, что его вывели на улицу в плотном кольце бодигардов и посадили в машину, стекла которой были тщательно затемнены. Сёма оттараторил мне все это своим фальцетным дискантом и спросил, доволен ли я его работой.
– Пять с плюсом,– сказал я.– Сёма, я ваш должник.
Мне оставалось только изложить все услышанное Марику. Тот прямо завелся:
– Ты видишь, Ханя, я тебе говорил, у них степень анонимности доведена до предела. Надо очень трезво оценить намерения начальства при проведении этого подозрительного парада.
На том события этого промежуточного дня и закончились.
Глава 15
Парад
Надо сказать, город после лестного предложения нашего мэра словно взбесился. Все ходили возбужденные, дамы только и обсуждали, что надеть на гранд-шоу. День обещал быть теплым, 23 градуса. Флористы получили из администрации мэра задание украсить Дивногорский луг с большой помпой и принялись за работу. Строили триумфальную арку, оформляли ложу для мэра – в общем, придумывали большую красоту. Эскизы весь город пересылал друг другу по интернету, и все дружно восторгались.
Луг довольно ровный, без рытвин и канав, к нему есть удобные подъезды, и весь город прикидывал, как и с кем туда ехать. Лёвчиков видимо-невидимо, но парковку организовали с четырех сторон, и проблем не предвиделось.
Наконец долгожданное воскресенье наступило. К половине двенадцатого уже бльшая часть обремененных лёвчиками горожан прибыла на луг и начала располагаться на плоскости. Там все было по части дислокации предусмотрено, луг разбили на округа, бойкие мальчишки разводили публику на нужные пункты. А когд натикало без десяти двенадцать, то, кажется, буквально все уже заняли свои места. Действо было устроено так, что шествие проходило перед Триумфальной аркой, рядом с ней приладили ложу для мэра и его гостей, а на периметре огороженного цветочными гирляндами луга для шествующих открыли нарядные киоски с напитками и едой.
Без пяти двенадцать подкатили машины начальства, и мэр в окружении человек двадцати, вполне симпатичных и дружелюбных, вошел в свою ложу. Я вам рассказываю все так подробно, потому что смотрел за происходящим по телевизору. Я в тот день был еле живой, о том, чтобы идти на луг, не могло быть и речи, да и с Мариком и Валерией Петровной в последние два дня мы не перезванивались. Я знал, что все заняты приготовлениями к параду, и сидел дома тихо, не высовываясь.
Мэр встал под аркой и начал говорить свою короткую речь. Только я не узнал его– он не был похож на того, с кем встречался Марик, и на того, кого описала звукорежиссерша Тата. Правда, он оказался тоже маленького роста, но только лицо у него было довольно миловидное, даже красивое, с правильными чертами, волосы темные и очень густые, жесты строгие, голос причесанный, интеллигентский, речь мягкая, неагрессивная. Говорил он без всякой бумажки.
– Дорогие леончане!– сказал мэр.– Как приятно, что вы так дружно отозвались на наше приглашение. Это означает, что мы друг другу доверяем. Как красиво выглядят ваши питомцы, какие у них умные глаза, красивые шкурки, какие пушистые кисточки на хвостах. И как красивы их хозяйки! Я давно слышал, что леонские дамы отличаются безупречным вкусом, но сегодня вы, кажется, превзошли самих себя! Не только каждая из вас блеснула изяществом, но и все вместе вы являете чудесное зрелище, от которого взору не оторваться. Я не хочу отвлекать ваше внимание надолго, не мне сегодня принадлежит главная роль. Я с удовольствием открываю торжественный парад лёвчиков. Желаю вам счастливого дня! Лёвчики– украшение Леонска!
Мэр отошел в сторону, и шествие началось.
Тут трансляцию отключили, и диктор по ТВ сказала нам, что репортаж о параде покажут в новостях в 15 часов. Я выключил ящик и решил позвонить Марику, чтобы услышать его комментарий о внешности мэра. Его мобильный не отвечал. Дома у них тоже никого не оказалось. Валерия Петровна трубку мобильника не брала.
Я прилег и решил дочитать новый перевод «Гамлета». Там мелькало что-то ценное. Читал я читал, да и заснул. Проснулся от резкого звонка телефона. Глянул на часы– да уже два!
– Ханя, что у вас там происходит?– Соня просто кричала в трубку.
– У нас прекрасный солнечный день, парад лёвчиков на Дивногорском лугу, я тебе заранее все рассказал…
– Ты сошел с ума! Какой парад! Включи «Евроньюс», там без перерыва показывают что-то страшное из Леонска.
– Соня! Там так красиво все оформили…
– Ты что, спал? Проснись! Включи «Евроньюс»!
Я с трудом встал со своего дивана и включил телевизор. По «Евроньюс» показывали нечто в высшей степени странное. Молодые люди в камуфляжной одежде и в масках ходили по лугу и поднимали с травы распластанных лёвчиков, которые, по-видимому, внезапно заснули. Рядом с ними валялись люди, тоже спящие. Солдатня обращалась с животными бережно, аккуратно, каждый нес по одному лёвчику. Куда они их несли, пока было не видно. Запись шла без комментариев, под рубрикой Breaking News. Солдат, когда показывали луг целиком, ходило по этой спящей массе не меньше двухсот, задействованность просчитывалась легко.
Потом показали, куда несли наших зверьков. На отдельной парковке стояли грузовики с закрытыми кузовами, и в них складывали лёвчиков. Повторяю, грузили их с осторожностью, укладывали каждого на бочок, без тесноты, даже гривы приглаживали. Когда машина заполнялась, грузовик уезжал. Нам показали, как собрали всех лёвчиков, как уехали все грузовики. Потом камера вяло прошлась по лежащим людским телам и отключилась.
Осознать это было невозможно. Я рефлекторным жестом включил радио.
«Около часа назад на Дивногорском лугу произошло событие, которое можно назвать локальной катастрофой. После исчезновения мэра и его подручных над лугом пролетело несколько вертолетов. По-видимому, они распыляли какое-то вещество, которое погрузило в глубокий сон и людей и животных. После этого на лугу появились солдаты, которые с большой деликатностью перенесли спящих лёвчиков в подогнанные грузовики. Машины уехали в неизвестном направлении».
Тут на радио заиграла музыка, какой-то марш. При том что на «Волге» музыка как таковая днем не звучит никогда. Она оборвалась на неожиданном месте.
«Экстренная новость. Объявление от администрации мэра. В городе Леонске вводится военное положение, назначается комендантский час с десяти вечера, все увеселительные мероприятия отменяются, работа детских садов, школ и вузов временно прекращается. Об отмене военного положения будет сообщено дополнительно».
И опять включили музыку, какую-то песню Дунаевского.
У меня зазвонил мобильный.
– Генрих, это я, Сёма. Радиостанцию «Волга» фактически закрыли. Нас всех попросили пока что идти по домам. А куда еще идти? Все кафе закрыты, негде сесть выпить чашку кофе.
– Сёма, спасибо тебе за звонок. Если что, не сочти за труд звякнуть.
– Пока.
Я выключил радио и подошел к окну. Середина дня, воскресенье, на улицах ни одного человека. Что, Марик был прав и Леонск закончил свое славное существование?
Что мне делать? Что делать нам всем? И куда увезли лёвчиков?
Городской телефон зазвонил. Соня.
– Ханя, ты видел?
– Да, я видел, Соня. Но я еще и слышал наше радио. Объявили военное положение. Теперь надо ждать, когда проснутся люди на лугу и что они будут делать.
– Как хорошо, что твои лёвчики успели умереть, Ханя!
– Соня, обойдись без вульгарностей.
– Ну хорошо, это к слову. Ты мне скажи, там Гидо нигде не проявлялся?
– Ах, Соня, лучше бы не проявлялся! Он в ближайшем окружении мэра.
– Это ошибка! Этого не может быть! Откуда ты взял?
– Никаких ошибок. Ты его найдешь без труда. Кстати, занятия в университете отменили до поры до времени.
– Это мне на руку. Я сегодня же вернусь. До скорого!
– Пока.
Кому я в городе ни звонил, ответа не было. Где-то в пять мне позвонила Лена Линкс и зарыдала в трубку. Она с трудом подбирала слова и просилась ко мне в гости, но я сказался больным и отвертелся от ее визита. Мне не хотелось видеть никого. Я сидел и слушал своего Сент-Коломба. И такое от него делалось равнодушие ко всему ужасному, что можно было все-таки жить дальше.
Глава 16
15 сентября
Следующий день после разгрома пришелся на 15 сентября. Начался он резким звонком. Соня вчера до Леонска не добралась, приехала сегодня ночным поездом– и сразу ко мне. Я только что встал, пил свой вялый немецкий кофе.
У Сони в руках– «Франкфуртер Альгемайне». Она прямо сует мне ее в лицо.
– На первой полосе!
Действительно, на первой странице газеты крупным планом– круглолицый солдатик в камуфляже, на руках у него спящий лёвчик, а солдат этого лёвчика ухитряется как бы приласкать, трется об него своей щекой и от этого расплывается в довольной улыбке. И подпись: «Русский солдат похищает зверя, но не скрывает своей любви». И прилагается текст, переходящий на следующую страницу, про то, что случилось у нас на Дивногорском лугу. Солдата зовут Антон Ложкин. И с ним удалось поговорить корреспонденту FAZ уже потом, когда все грузовики уехали и люди на лугу проснулись. Антон думал, что машины отвезут лёвчиков на ветеринарный осмотр после внезапного сонного приступа на лугу, так им сказало начальство. Потому он так нежно и прижимался к зверьку, хотел ему помочь. «Таких животных нет нигде! Только в Леонске живут эти симпатичные зверята! И даже маска мне не мешала почувствовать какое-то особенное тепло, даже душевность»,– вот что мог сказать этот солдат. 4
Потом в статье говорилось, что, по слухам, лёвчиков увезли на какой-то остров на Волге, на полпути от Леонска до Астрахани. Якобы там заранее было построено соответствующе всем требованиям жилье. Но такие слухи требуется проверить, и все сведения на этот счет будут изложены в следующем номере газеты. Во всяком случае, все жители Леонска находятся во взвинченном состоянии, и никто не может добиться никаких ответов от администрации мэра. Я собрался сунуться в интернет, чтобы там погуглиться, но Соня почти вырвала у меня из рук газету и перевела разговор на другую тему.
– Знаешь, всю информацию про лёвчиков ты получишь потом. Я хочу добавить, что на улицах Леонска больше нет львиных статуй. Я ехала на такси и не верила своим глазам. Перед мэрией стоит роскошный слон огромной величины, перед вокзалом чарующий конь в состоянии брыканья, а на углу набережной и Средиземной– оскаленный павиан. Но это тоже не самое главное. Лучше расскажи мне все, что ты знаешь о Гидо.
– Вот как раз он и собрал все эти новые фигурки, чтобы заменить ими львов в Леонске. Об этом сообщил Марику сам мэр. И Марик видел твоего Гидо в мэрии.
Лицо у Сони сделалось крайне серьезным.
– Хорошо. Я все поняла. Попробую ему дозвониться.
Она отпила глоток кофе из своей привычной чашки– черной с красными розами– и порывисто встала. На свой второй этаж она почти бежала бегом, даром что у нее в руках был тяжелый чемодан.
Я залез в интернет, уже начал читать всяческие непроверенные домыслы, рыться в сомнительных форумах. Тут зазвонил телефон.
– Ханя, дорогой, это Марк. Я звоню из Парижа. Да, мы уехали. Я понял из всех этих нагромождений, что план у начальства крепкий, жесткий, стальной, и его на козе не объедешь. Мне надо было спасти Чино. Мы с бабушкой собрали вещички и сели в поезд, а из Москвы улетели в Париж. Тут мы все вместе, и надо только поскорее найти для Чино подходящее место, а ты знаешь, это непросто.
– Марик, дорогой, спасибо, что ты позвонил. А вы одни такие сбежавшие?
– Нет, конечно, я сорганизовал некоторых друзей. Всех шварцевских рыжиков вывезли в Австрию, они уже сняли дом в Тироле. И Мину отвезли в Германию, я не знаю пока, куда точно, но Лиза мне сказала по телефону, что я могу не волноваться. Ханя, ты меня извини, что мы не зашли с тобой попрощаться, мы действовали в панике. Ты понимаешь, в этот момент сам не знаешь, что делать. Главное было уехать побыстрей.
– Нет, Марик, не волнуйся. Я, конечно, не догадался, куда вы делись, но слава богу, если у вас все в порядке. Знаешь, я на улицу и выходить боюсь. Как будто город умер.
– Я понимаю, Ханя, тебе, конечно, трудно, но ты подумай, не уехать ли тебе тоже. Потому что прежнего Леонска больше не будет.
– Марик, и львиные статуи снова убрали. И вместо них поставили всякую гнусь. Курам на смех.
– Вот видишь. И эти разные лица у мэра. Как это понимать? Они людей за дураков держат?
– Знаешь, Марик, я, наверное, вызову своего сына, чтобы он помог мне собраться, и уеду в Германию.
– Пока, Ханя. Не унывай. Посмотрим, может быть, жизнь наладится.
После этого разговора я долго не мог опомниться. Потом заставил себя позвонить Кристофу, выслушал его недовольные возгласы, отбросил привычную гордыню, слезно попросил его приехать как можно скорее и, только заручившись согласием, сказал ему «до свидания». К своим восьмидесяти девяти (в тот момент) я уже привык не ждать милостей от родни, а выпрашивать ее в случае крайней необходимости. Мне не хотелось просить о помощи никого из знакомых леончан. Потому что все без исключения были в настоящем шоке.
Я лениво собирал все, что нельзя оставить. Мне очень хотелось выйти прогуляться. Но я не хотел видеть людей, кто бы они ни были. Не хотел видеть новых дурацких животных на постаментах. Я хотел уехать без ненужного груза в голове. Я вспоминал лучшие моменты жизни в Леонске, потому что больше ничего у меня в этот момент не было. Выложил любимые фотографии на обеденном столе, перебирал их, раскладывал. Они у меня не в альбомах, а в конвертах, и на каждом конверте даты. Не буду вам рассказывать, что на фотографиях, я пил вино, не щадя себя, и плакал. Я ведь знал, что все прошло.
И вдруг телефонный звонок.
– Генрих, добрый день. Это Бетси. Я звоню тебе из Лондона. Я все знаю…
– Бетси, как ты живешь?
– Я живу хорошо. Только что сменила занавески в столовой. Ты можешь приехать ко мне. У меня есть место для тебя. Я тебя не обижу.
– Бетси, я знаю, ты ангел. Это я злодей…
– Генрих, я не за комплиментами гоняюсь. Приезжай, тебе у меня будет хорошо. Подумай! Тебе же нельзя там больше оставаться.
– Спасибо, Бетси, я подумаю.
– Всего хорошего. Я тебя жду.
Мы с Бетси переписывались, конечно. То есть посылали друг другу рождественские открытки и подарки. Она меня на десять лет моложе, так что ей еще восемьдесят в тот момент не исполнилось. Но нет, я к ней не поеду, думал я, глядя на леонские фотографии. Там царила одна Соня. Независимо от того, были мы парой или уже нет.
За разглядыванием картинок и застала меня Соня, когда ворвалась ближе к вечеру.
– Ханя, что с тобой? Ты что, с ума сошел?
– Нет, Соня, я просто прощаюсь с Леонском.
– Ну, это как раз правильно. Ты когда уезжаешь?
– Приедет Кристоф, поможет мне собраться, и я уеду.
– Куда, ты решил?
– А что у тебя, Соня? Как дела на кафедре?
– В университет нас пока не пускают. Говорят, несколько дней надо подождать. Все наши сотрудники дома пакуют чемоданы. Ждут только, когда можно будет забрать с кафедры все, что связано с работой.
– Ты виделась с Гидо?
– Да, я ему дозванивалась долго. Мобильник он не брал. Но в мэрии меня с ним все-таки связали, и мы виделись. Десять минут, не больше.
– Он кричал?
– Нет, слава богу, он говорил тихо. Только мне от этого не легче. Я не могу и не хочу верить в то, что он говорил. Он, наверное, тронулся. Ведь бывает же такое! Я в нем никогда ничего подобного не видела. А мы знаем друг друга давно.
– Ты что, его по-прежнему любишь?
– Ханя, ты меня знаешь, я не могу так легко освободиться от большого чувства. Он выдающийся человек. И мэр это оценил, а у мэра есть голова.
– Сонечка, дорогая, на этом месте мы не сойдемся, я с тобой не соглашусь. Ты уезжаешь или остаешься?
– Я подожду, пока откроют кафедру, посмотрю, что будет, и решу, уезжать или нет. Я не знаю, куда деваться. Я пока что молодая баба. И я хочу жить полноценно.
– Господь тебе судья.
– Ханя, я не знаю, как мне жить без тебя.
– Знаешь, сейчас не время об этом говорить.
– Ну хорошо, вороши свои воспоминания, а я пойду почитаю что-нибудь умное.
Она ушла, какая-то скрюченная, усохшая, скорбная. И рад бы я был ей помочь, но не обладал уменьями на сей счет. Дали же ей такую умную голову и такое нетрезвое сердце!
Глава 17
Ветеринарный лагерь «Утрау»
На следующее утро я заставил себя начать дела по отъезду. То, на что падал взгляд, стал сносить в маленькую комнату, которую мы называли гостевой. Там стоял большой стол, на него я все и складывал. А параллельно верстал свой длинный список, чтобы ничего существенного не забыть. Противное занятие, скажу я вам. Да еще в ситуации, когда не выйдешь из дома!
Но это все мои частные дела. Что же там у нас в Леонске?
Ну, во-первых, выяснилось, что не один Марик был такой умный. Оказывается, администрация мэра слила информацию о депортации лёвчиков олигархам города (коих числом три, и к ним принадлежит уже упоминавшийся Данила Контарский), и воротилы услали своих питомцев, что называется, куда подальше.
Что же касается острова, на который депортировали бедных зверюшек, то этот волжский нарост именовался Утрау, что по-татарски и означает «остров». Он лесистый, но посредине раскинулся обширный луг, нечто вроде Золотого поля. Как вы понимаете, для немереного числа лёвчиков надо было и жилья построить много. Ну, как будто всем хватило, и жилье оказалось качественное. Этот «ветеринарный лагерь», как его официально назвали во всех информационных сообщениях, устроили якобы для того, чтобы спасти леончан от возможного взрыва кровавой агрессии со стороны потенциальных хищников. А про условия существования на острове Утрау мы все узали, естественно, от журналистов. Потому что корреспондент московской «Кленовой газеты» просидел где-то в засаде у острова чуть не двое суток, высмотрел, как менялись охранники, отследил одного из них (ведь всегда найдется в такой группе Антон Ложкин!) и расспросил его с пристрастием. Может, и бабок отвалил, это мы не знаем. Главное– мы узнали о том, как там обращаются с нашими нежными малышами.
В общем, мои сборы продолжались, Кристоф приехал через три дня, и авиабилеты на Франкфурт заказаны.
Еще несколько лёвчиков удалось освободить и увезти за границу. Потому что, конечно, в России это дело обычное, за большие деньги все запрещенное возможно. Я не стану загромождать вам голову именами, это не так важно, потому что самое важное впереди.
Я не выходил и ни с кем не общался. Митя Бибиков уехал в Германию еще до жуткого лугового парада, и адекватного партнера у меня не было. Он мне звонил часто, но мы просто обменивались короткими бытовыми зарисовками. Соня заходила ко мне иногда на десять минут, погруженная в свои невеселые мысли, но ничего путного сообщить она не могла.
Радио «Волга» несло бог знает что. Всех (за редкими исключениями) отправили в бессрочный отпуск. Сёма, кстати, остался на станции и регулярно выдавал свои никому не нужные передачи, причем теперь в прайм-тайм. Про Леонск на «Волге» говорили только то, что предлагала администрация мэра. Сёма мне звонил пару раз, но какой теперь от него был толк? Я, конечно, смотрел «Евроньюс».
И вот что узнал. Дня через два после захвата состоялась попытка взять Утрау штурмом. Дурацкая, глупая, и кончилась она десятком убитых. Пылкие леонские юноши и подростки, в том числе тот двенадцатилетний Арик Шварц, который гулял с рыженькой Джиной в скверике у Театра, насобирали по городу всякого оружия, пистолеты, охотничьи ружья, нашли даже два автомата Калашникова и решили освободить своих хвостатых любимцев. Подъехали к острову ночью, на лодках, которые шли тихо-тихо, высадились под самым забором (трех метров высотой, из гладкого металла!), дошли по-тихому до КПП по узкому бережку. Всего их было четырнадцать человек, и возглавлял всю группу сын Данилы Контарского Егор (хотя его лёвчики Зина и Дзакко уже гуляли по лугам Швейцарии). Пороху у них было много, но умения построить операцию никакого. При первом выстреле сбились, испуганные, в кучу, потом стали палить вразнобой, а еще через минуту побежали кто куда. Тут их почти всех и перестреляли охранники. Арик выжил, получил пулю в ногу, но в леонской больнице его быстро вылечили, и он уехал к своим хвостаткам в Швейцарию.
Почему всех леончиков за границей везли в горы, на открытую местность, подальше от больших городов? Потому что Эрика Куоко, леонский ветеринар, путем долгих исследований установила, что лёвчики гибнут от близости других домашних животных. В Венеции, когда их туда привезли из Африки, собаки и кошки постепенно вышли из употребления. Именно этим и определялась чудесная живучесть лёвчиков. А когда их увозили в другие города, по соседству оказывались либо псы, либо коты. У них даже складывались с нашими малыми львами чудные дружеские отношения, но на каком-то биологическом уровне они оказывались несовместимыми. Но теперь, в XXI веке, леончане про это знали, потому Марик и говорил про «подходящее место» для Чино.
Опять я сижу на своей террасе в Химмельзее,и опять смотрю на эти четыре лиственницы. Марик поселился в конце концов тоже в Шварцвальде, и рядом у них в деревушке Линденхайм стоят три дома, в одном Марк со всем своим семейством, в другом Прицкеры, а в третьем Шварцы. Взрослые нашли себе прекрасную работу кто во Фрайбурге, кто в Базеле, дети ездят в местные школы. А три лёвчика дружат, как и в Леонске. То есть Чино, Джина и Мина буквально не расстаются. При этом брат и сестра Джины к ним не кадрятся.
Вчера Марик и Валерия Петровна приезжали ко мне в гости, и когда Чино с Мариком пошли порезвиться на лужайке перед моим домом, заботливая бабушка нашептала мне на ушко, что, наверное, и семья у этих троих зверьков будет тройная. Потому что Мина не хочет отпускать Чино, несмотря на нежные отношения с Джиной. У той началась первая течка, у Мины она не за горами, и кажется, в Линденхайме скоро народятся маленькие лёвчики. Кто знает, может быть, из этого и получится что-то?
А лиственницы– вы помните, их ведь четыре, и три из них держатся вместе, а одна на особицу, подальше. Это трое лёвчиков, сбившиеся уже в семейку, а неподалеку, но в стороне, я собственной персоной. Такой вот шварцвальдский наш итог.
Теперь мне надо вам сообщить самое неприятное. Это слово я уже сказал– течка. Именно она и привела к тому, что случилось на острове Утрау. В начале октября у лёвчиц начинается гон, и в это время численность животных на прогулках Золотого поля резко уменьшалась. А устроители «лагеря» на эту тему не подумали. И когда в воздухе запахло сексом, на Утрау начались первые бои самцов. Страшные, как у больших львов. За один бой загрызали до пяти лёвчиков. Но вы понимаете, когда почти все самки впали в состояние течки, произошло всеобщее помешательство. Грызня охватила весь остров буквально. Мелкие лёвчики-подростки забивались под кусты, но их оттуда вытаскивали и рвали на части. Не остались в стороне и самки (как мне неприятно писать это гнусное слово здесь, в этом контексте!)– они науськивали самцов, а потом еще и дрались друг с другом. Дело кончилось тем, что за три-четыре дня на всем острове осталось только десять-пятнадцать полуживых зверьков, которых охранники перестреляли.
Знаете, нет у меня больше сил сегодня, чтобы писать. Последнюю главу оставлю на завтра.
Глава 18
Солнечное утро
Вчера я еле проснулся. Посмотрел утром на часы– одиннадцать. Нет, думаю, вставать рано, еще поваляюсь. Закрыл глаза– и провалился. Разбудила меня Дуся в три часа. Она пришла готовить мне обед, открыла дверь своим ключом и нигде в доме меня не обнаружила. Пришлось ей вломиться в мою спальню. Она испугалась, не случилось ли что. Но все-таки меня растрясла. Я встал как огурчик. И дальше день пошел своим чередом.
Людвиг Соловьев прислал мне новые переводы сонетов Шекспира на русский. Грубоватые, злые, но прямые в своих страстях. А от Сони я получил американское исследование по лексике в шекспировских сонетах. И эта книжка мне пришлась кстати. Часа два сидел не отрываясь.
Ко мне вечером приезжала Труди, села на свой роскошный порше в Вюрцбурге и прикатила. В свои семьдесят пять не дает себе спуску. Мы с ней мило поболтали о том о сем, ее больше всего сейчас интересует мода на сумки, собрала целую коллекцию. Привезла мне дивные маслины, каламата, мои любимые, она была в Греции и там их для меня раздобыла в одном элитном хозяйстве. Такой сгусток вкусов, как у хорошего вина!
Уехала Труди, а мне позвонил Митя. Говорит, включи российский канал, там передача про Леонск. Зря я включил. Там показывали какой-то фестиваль, его организатор Гидо, он перекрестился в Гидона Скатова, прилично говорит по-русски. Его назначили местным министром культуры. Рядом с ним какие-то фальшивые незнакомые лица. Я выключил с отвращением. Перевел на канал «Меццо», там передавали один из поздних квартетов Бетховена, я постепенно отошел. Зачем мне отрицательные эмоции в такие пригожие дни?
Сегодня с утра солнце шпарит как оглашенное. Я пошел мимо своих лиственниц, вышел за участок, там большой холм, заросший травой. Сентябрь, а она еще без желтинки, стоит как майская. А с другой стороны нашего ущелья– или как там его назвать– горы, и на некоторых уже снег лежит. Так красиво, что даже мороз по коже. Только гусиную кожу солнце гонит прочь, оно греет неоспоримо, и тепло у него такое сердечное, нежное.
Думаю, скоро помру. В восемнадцать лет, когда только-только война с русскими началась, мы сидели с друзьями в пивной, болтали, отвечали на вопрос, кем бы кто хотел быть, если бы можно было выбирать таланты. И когда до меня очередь дошла, я как-то нахально сказал, что меня, по-моему, тогда заберут в вечность, когда я уже все сделаю, что должен совершить на земле. И добавил, что так можно думать и говорить только про самого себ.
Я, конечно, долго прожил. Но вот на текст про Леонск, вероятно, был нацелен. И я его написал. Теперь можно и в дорогу, ту, долгожданную, собираться.
Сегодня обещали приехать Марик и все его домочадцы с лёвчиками. У нас с Мариком разница в возрасте восемьдесят четыре года, а мы с ним как ровесники.
Глава 19
Октябрьская постлюдия
Ханю нашли на скамейке у дома. Он умер быстро. Попросил Дусю купить ему хлеба, она пошла в магазин, вернулась– а он лежит мертвый. На письменном столе в кабинете– открытый ноутбук, в нем та короткая глава, которую вы только что прочитали.
Дописываю я, Дмитрий Бибиков, который переводит этот текст на русский, так что мы с вами, дорогие читатели, уже знакомы. Я там кое-что дописывал и позволял себе короткие комментарии.
На похороны Генриха приехало много народа. Верный его заветам, первой назову Соню. Она летела долго, из Штатов, ее пригласили на три года в Принстон, она жила в доме у Поля Лефевра и его русской жены Лены и сорвалась оттуда стрелой. Попросила еще до выноса открыть ей одной гроб, билась в истерике, можно сказать, рвала на себе волосы, потом минут десять отсиживалась где-то в углу. Конечно, были и Бетси, и Труди, и оба сына Хани, и его внуки, и все леончане, кто мог доехать до нас за три дня. После кирхи и похорон собрались в доме Генриха, пили вино, что-то ели. Большой поминальный стол не накрывали, просто как вечеринка, каждый сам по себе. Но иногда вдруг начинали громко говорить, и говорили по делу. Про Леонск никто не вспоминал, как будто условились. Только про самого Ханю, его дела, его характер, его мысли.
Мне вам надо дорассказать историю Леонска. Ханя, конечно, в последние дни, когда писал роман, уже неважно себя чувствовал и многие вещи скомкал. Я его не мог упрекать, настаивать на более подробном письме, потому что понимал: силы его на исходе. Кроме того, настоящее города Леонска его не интересовало.
Все, кто смог, из Леонска уехали. В Москву, в Питер, в Пермь, за границу, как получилось. В Леонске постепенно все образовалось, куда без этого. Люди нашлись. Интересно, что приехало много турок из Германии и китайцев. Нет, не на грязную работу, а интеллектуалов, довольно сильных. В Театре бывают гастроли Пекинской оперы, на набережной есть китайские рестораны. Строят мечеть. Университет пока не тянет, но мэрия уверяет, что роет землю и постарается вернуть наработанное. Кстати, катастрофу с гибелью лёвчиков на острове объяснили чудовищной эпизоотией, от которой не было никаких способов защиты. Фотографий из лагеря Утрау раздобыть так и не удалось.
Сбежавшие лёвчики не теряют связей друг с другом. Тут главную роль играет Марик, он собрал все адреса, просит хозяев не терять контакта с Эрикой Куоко, чтобы зверьков правильно содержали. Всего в общем и целом насчитывается ни много ни мало тридцать два лёвчика. Все они живут в хороших условиях. Тем, кто не справлялся материально, нашли спонсоров. Мир с напряжением следит за диаспорой лёвчиков. А Марк, которому исполнилось шесть лет, сказал как-то в узком кругу, что постарается за свою жизнь создать где-то на земле новый Леонск, в котором будут счастливо жить сотни ухоженных лёвчиков.
Читать бесплатно другие книги:
