Неоконченный портрет Поляченкова Наталья
— Зовите меня Лоренс, а то получается неразбериха, когда мы с Джералдом оба здесь.
Она сделала глубокий вдох и уверенно продолжила:
— Мистер О'Мэлли… то есть… ну ладно… Лоренс! У меня с собой слайды и диски, на них представлены некоторые мои работы. Думаю, вам стоит с ними ознакомиться, чтобы вы сразу знали, за что платите деньги.
Он встал и лениво потянулся, щеголяя узкими бедрами и широкими плечами. Но Эшли безразлично уставилась в окно. Подумаешь, фигура! Пусть выставляет свои мускулы перед местными красотками. Она слишком хорошо знает все мужские достоинства, и ее это не трогает. Еще не хватало восхищаться каким-то крутыми бицепсами и безупречным носом!
— Если бы не кидал сено, то, наверное, совсем позабыл бы, что у меня есть мышцы. Идем? — бросил он через плечо, направляясь к двери.
Эшли вяло поплелась за ним. Вот же нашелся изысканный кавалер! Она видит его насквозь, не раз встречала таких. Конечно, в живописной рощице восхищенные улыбки и пикантные фразочки производят впечатление, но она проходила это еще десять лет назад.
Эшли следовала за Лоренсом. Стук его поношенных ботинок отдавался по всему коридору.
— По всей видимости, вам хотелось бы знать об условиях заказа, уважаемая мисс Эшли Мортимер. Так вот, платить вам будет мой брат Джералд, хотя приглашены вы от имени моей невестки Глории. Ей рекомендовала вас одна ее — а может, и ваша — приятельница. А мне поручили только наслаждаться этим процессом.
Насмешливые нотки в его голосе задели Эшли.
— По-моему, вы не одобряете этой затеи.
— Что до меня, то я счастлив принимать вас как гостью. Но мне непонятно, чего ради заказывать портрет ребенка десяти-двенадцати лет.
В это время они растут как на дрожжах и меняются чуть ли не каждый день.
Лоренс с усилием распахнул дверь и провел ее в залитую светом комнату. Хоть он и был на голову выше, Эшли умудрилась взглянуть на него свысока, надменно возразив:
— Мне бесконечно приятно, что вы счастливы, мистер О'Мэлли, но я здесь не ради вашего удовольствия. Ваша невестка, по всей видимости, лучше разбирается в живописи. Во всяком случае, она понимает всю ценность хорошего детского портрета. Во-первых, он надолго сохраняет память о детстве ребенка. Во-вторых, многие черты характера, запечатленные на картине, проявляются в зрелом возрасте и можно проследить их развитие. Даже если родители захотят сделать другой портрет через несколько лет, этот не утратит ни своей художественной, ни изобразительной ценности.
Похоже, чем больше она негодует, тем веселее и приятнее ему.
— А почему бы не сделать фото? — спросил он нарочито по-деловому. — Это намного быстрее и чертовски дешевле, да и сходство гарантировано.
Ее щеки вспыхнули гневным румянцем. Она порылась в сумке и достала цифровой фотоаппарат.
— Ну что ж, милости прошу в мою студию. Могу даже одолжить вам камеру. Но не забывайте, мистер О'Мэлли, что фотографии передают лишь внешний облик, к тому же они выцветают. А картина, если создать ей условия, сохранится надолго.
Он обхватил ее за плечи и подвел к широкой стеклянной стене.
— Ладно-ладно, юный Боттичелли, я сдаюсь. — Он засмеялся. — А вас уж очень легко раздразнить. Ну, что скажете о своей новой студии? Как насчет освещения с севера и всего прочего?
Сбитая с толку быстрой сменой его ролей, Эшли стояла посреди комнаты и хмурилась. Все было оборудовано превосходно, даже зеркало во всю длину очень кстати. Посмотреть на красавчика Лоренса, так он тоже явно считает, что все в лучшем виде.
— Ну так как? — Он ждал восторгов.
— Ваша взяла, — проворчала она. — Лучше не придумаешь. Даже немного жаль, что основная работа пойдет на воздухе.
Медленно, с неохотой она перестала ощетиниваться и выдавила из себя улыбку. Солнечный зайчик блеснул на окне и отразился в глазах. Каким-то образом их взгляды встретились. Когда она наконец сумела отвести глаза, смущение и неловкость стали еще ощутимее.
Эшли постаралась переключиться на другое и бойко продолжила:
— У меня с собой ручной диапроектор со слайдами, можно посмотреть прямо здесь, а потом, если захотите, я дам вам диск… — Она вытащила небольшую коробку из сумки. — Вот, посмотрите, какова моя специализация. — Эшли вставила слайд в прорезь и протянула ему проектор.
Он стоял к ней вплотную, подолгу изучая каждый слайд. Его рука как бы ненароком легла ей на плечо, а когда он склонился над проектором, с поразительной тщательностью изучая каждый слайд, лицом то и дело норовил прижаться к ее волосам. Но стоило ей чуть-чуть отодвинуться, как он тотчас задавал какой-нибудь вопрос относительно того или иного слайда, и ей приходилось вместе с ним смотреть в проектор.
Наконец, заметив в уголках его губ самодовольную полуулыбку, Эшли отстранилась и стала с озабоченным видом распаковывать всевозможные банки и бутылки с красками и растворителями, хотя спешить было некуда.
— Если вы хотите еще о чем-то спросить, я обстоятельно отвечу вам, но немного позже. А сейчас, если позволите, я займусь этими банками и бутылками, а то как бы они не протекли.
Лоренс пробормотал какие-то вежливые извинения и с невозмутимой неторопливостью направился к столу за новой коробкой слайдов.
Эшли пыталась сообразить, под каким предлогом его выдворить. Тщетно она старалась не замечать его присутствия, это было все равно что не замечать действующего вулкана во дворе собственного дома. Отказавшись от его помощи, она сама установила мольберт, достала рулоны холста и развесила их по стенам. Это служило чем-то вроде творческой медитации; она всматривалась в голые холсты до тех пор, пока в ее воображении не начинали проступать неясные очертания будущих картин.
На кухонном столе с обшитой металлом столешницей, принесенном сюда специально для нее, она разместила палитру и пухлые тюбики с масляной краской, расставив так, чтобы все было под рукой.
— Расскажите-ка мне вот об этом, — донесся голос Лоренса. Он так держал проектор, что ей пришлось чуть ли не лечь на него, чтобы посмотреть в окуляр.
Она нервно схватила его за руку и силой потянула проектор на себя — не нырять же головой под самый его подбородок. Какого черта он играет в кошки-мышки?! — с раздражением подумала она. Но попробуй только намекнуть ему об этом — за очередной колкостью дело не станет.
— Ну что там? — отрывисто спросила она, еще не заглянув в проектор.
— Такое странное выражение лица… не знаю, как и сказать. Совсем не похоже на всех остальных. Это было сделано намеренно?
Она прищурилась и посмотрела на слайд.
— О господи, — пробормотала Эшли в ужасе и прислонилась головой к его плечу. Чуть успокоившись, она тихо сказала: — Я не собиралась брать это с собой.
Потрясенная, Эшли отложила проектор и отошла. А она-то надеялась, что позабудет этого несчастного ребенка. Его портрет она закончила незадолго до Рождества. Почувствовав, что Лоренс смотрит на нее, она обернулась. Он ни о чем не спрашивал, но ей почему-то захотелось рассказать ему. Возможно, чтобы прогнать этот кошмар.
— Я думала, никто не заметит. Честно говоря, я даже боялась, не плод ли это моего воображения. — Она взяла свою любимую кисть и стала теребить ее. — У Джонни была лейкемия. В то время ему ненадолго стало лучше. Но, очевидно, ни он, ни я не смогли скрыть предчувствие близкой смерти. — И спустя полгода это глубокое впечатление все так же преследовало Эшли. Тогда она разрывалась между тем, что не справится с этим заказом, и тем, что не может не писать.
Лоренс неторопливо вставил в проектор другой слайд и почти тотчас же попросил объяснений.
Как искусно, просто мастерски он манипулирует моим настроением, мелькнула у нее мысль.
— А, это Мейбл, маленькая хулиганка в ангельском платьице. Ее мамаша вздумала уберечь ее от взросления и вечно одевала в лакированные туфельки с кружевными носочками, даже когда бедняжка стала носить бикини и заигрывать с каждым встречным. Страдалица Мейбл устраивала матери жуткие скандалы. — Эшли мимолетно улыбнулась, вспомнив тринадцатилетнюю чертовку. Незабываемые четыре недели! — Слава богу, ваших мальчишек не подавляют. Я кое-что поняла, рисуя детей: хотя их кипучей энергией удается управлять, сдерживать лучше не стоит, иначе не миновать грандиозного взрыва.
— Короче говоря, вы не сторонница дисциплины, — заключил Лоренс.
Эшли резко повернулась и с укором взглянула на него.
— Я этого не говорила. Я только хотела… впрочем, вряд ли вас интересуют мои мысли о воспитании детей. Ну что ж, если вы желаете спросить что-нибудь еще о моей работе, мистер О'Мэлли, я с удовольствием вам отвечу. Если же нет… — Она красноречиво оборвала фразу и как можно крепче сжала красивые полные губы.
3
До обеда мальчики показывали Эшли окрестности — ей захотелось поискать подходящие места для работы. И теперь у нее ужасно разболелись мышцы: отвыкнув лазить по горам, Эшли и забыла, что мышцы могут так ныть. Сообрази она раньше, что владения О'Мэлли не ровная полянка, ей, пожалуй, удалось бы растянуть прелесть таких прогулок на несколько дней. Сорванцы же решили ее испытать, а когда она раскусила их замыслы, отступать было уже поздно.
И все же ей удалось одержать победу хотя бы внешне. Коварная троица водила ее по горной дороге кругами. Наконец, на третьем круге, до нее дошло, что эту дорогу она уже видела. Это ее раздосадовало, но мальчикам она не призналась, а тонко намекнула, что им не удалось обвести ее вокруг пальца.
— Спасибо, ребята, вы уделили мне немало времени. Теперь бегите, если у вас дела. Маршрут я помню, так что четвертый круг сделаю сама, — сказала она серьезно и едва не расхохоталась, увидев, как Питер сконфуженно опустил глаза.
Мальчишки побродили с ней еще с полчаса, но уже не пытались водить ее за нос и перемигиваться. А когда они захотели показать ей свою Бутыль-гору и научить ловить раков, стало очевидно, что она окончательно победила.
До обеда оставалось еще немного времени. Эшли лежала в ванне и смотрела на розовые облака, уплывающие за горизонт. До чего же медленно отступает ноющая боль в мышцах! Проклятое самолюбие! Ну теперь уж все, с нее хватит.
После обеда мальчики ушли к себе играть в новую компьютерную игру. Пить кофе Лоренс предложил на балконе. Эшли согласилась.
— Только я пока вниз смотреть не стану.
— Не переносите высоту?
— Вообще-то я вроде этим не страдала. Наверное, просто надо привыкать постепенно. А вот когда я опять отправлюсь с мальчиками лазить по горам, обязательно дайте мне с собой защитные очки.
Она со стоном неловко опустилась на подушки шезлонга.
— Неплохую прогулочку они вам устроили, а? — усмехнулся Лоренс и подал ей чашку кофе с апельсиновым ликером.
— Могли бы меня предупредить. Я-то полностью доверилась дьяволятам, пока мы не стали карабкаться по одной и той же горе в третий раз.
— Я полагал, что вам важно узнать, кого вы будете писать, прежде чем приступить к работе.
— Не хотела бы я, чтобы вы видели мой портрет после той прогулки.
От его низкого, ленивого смеха у Эшли по спине пробежала странная дрожь, но она ощутила ее в каком-то тупом забытьи. Не уснуть бы прямо здесь, в шезлонге. Вскоре Лоренс поставил пустую чашку, встал и потянул ее за руку.
— Идемте, я кое-что хотел показать вам.
— Там? — Она с опаской уставилась на деревянные перила балкона.
— Сейчас лучше всего привыкать к обстановке. Всю долину вы сегодня не увидите, но посмотреть, как появляется луна из-за гор, явно стоит. Редкостной красоты зрелище!
Смущенная его прикосновением, Эшли принужденно засмеялась.
— Луну я уже видела вчера, благодарю покорно.
— Гм, но ведь спать еще рано. Я-то думал, что такие, как вы, не ложатся в десять вечера.
Он стоял совсем близко, и Эшли с волнением ощущала его притягательную силу. Положение было не из легких.
— Такие как вы… что вы имеете в виду? — с вызовом спросила она.
Лоренс на секунду задумался, затем ответил:
— То есть такие восхитительные и чарующие, как вы. Такие, что смотрятся в лунном свете так же прелестно.
Она с недоверием поглядела на него, гадая, много ли в его глубоком, проникновенном голосе искренности.
— Ограничимся двумя комплиментами из трех, ладно? «Восхитительная» и «чарующая» — принимаю, потому что, как всякая женщина, люблю порой откровенную лесть. Но насчет лунного света — это уж слишком, вам не кажется? — Рядом с ним она чувствовала себя безвольной и слабой. Давно уже ей не приходилось испытывать ничего подобного. Не знаю, смеется он надо мной или нет, но если воображает, что меня можно свести с ума такой ерундой, то его манеры явно устарели. Окопался тут, в глуши, и еще на что-то рассчитывает.
— Значит, обойдемся без лунного света, — промолвил он с наигранной грустью. — Подчиняюсь вашему безупречному вкусу.
Черт бы его побрал, все-таки он смеется над ней! Эшли хотела вырваться, но он держал ее железной хваткой, без всякого намека на галантность.
— Знаете, когда Глория сообщила, что мальчиков будет писать художник по фамилии Мортимер, я не очень-то поверил. Ей иногда такое в голову взбредет… Короче говоря, я навел справки и убедился, что этот Мортимер — он намеренно выделил имя — такая величина…
Он с лукавой усмешкой посмотрел на нее. Эшли изо всех сил сопротивлялась его обаянию.
— Мне сказали, что Мортимер вдовец средних лет, писал портреты высокопоставленных особ, а также тузов, преуспевающих в бизнесе и искусстве, и скорее всего ему подойдет чисто мужское общество. — Он выжидательно посмотрел на нее.
— И что? — спросила она, осторожно высвобождаясь.
Он ловко обнял ее за талию и притянул к себе с такой силой, что она потеряла равновесие и упала ему на грудь.
— А то, — ласково проговорил он, — что я не могу выразить, как счастлив иметь дело с молодым дарованием вместо почтенного мэтра.
Эшли не очень-то понравилось, что ее окрестили молодым дарованием, даже полушутя. Его слова задели ее профессиональное самолюбие. Но только она собралась высказать свое недовольство, как вдруг он снова обнял ее и склонился к самому лицу.
— Я не могу выразить, но сумею вам доказать.
Его дыхание окутало лицо Эшли теплом и ароматом кофе. Нет, нужно как-то приостановить это нежелательное развитие событий. Позже Эшли проклинала себя за нерешительность, но она оказалась совершенно сбитой с толку. Непонятно, шутит он или всерьез увлекся ею, но когда она наконец додумалась, что не в этом дело — незачем ей вообще оставаться с ним наедине, — было уже поздно.
Прикосновение губ Лоренса было легким, теплым, завораживающим. Приятное ощущение сломило ее волю. Пора опомниться! Уж не свел ли ее с ума этот поцелуй? Но нет, она ясно все воспринимала: пленительный запах здорового мужского тела с тонким ароматом одеколона, его пьянящую близость.
Он не прижимал ее к себе, и душистый ночной ветерок вольно вился между ними. Его язык медленно и осторожно приоткрыл ее губы, а она так и стояла, не смея шевельнуться, как зеленая зачарованная дурочка. Он с упоением наслаждался ее губами, потом вдруг оторвался от них и томно улыбнулся.
— Вы на редкость очаровательная и желанная женщина, Эшли Мортимер, и столь же неповторимо талантливая, — пробормотал он, целуя ямочку у нее на подбородке.
Ага, значит, в ход пошла неприкрытая лесть ее таланту!
Освободившись из его объятий, она с досадой поняла, что он ничуть ее не удерживает. Мало того, он вовсе не собирается продлить поцелуй, а ведь ясно, что она не оттолкнула бы его.
Эшли отвернулась, возмущенная своим поведением и его хитростью, сбитая с толку тем, что так неожиданно сдалась.
— Послушайте, вы зашли слишком далеко, — решительно объявила она. — Мальчики сыграли свою шутку со мной днем, вы свою — вечером. Что ж, будем считать, что команда хозяев победила, и закончим на этом. Идет?
Она удалилась с непринужденным, насколько ей это удалось, видом, с трудом подавляя боль в мышцах и переполнявшие ее гнев и растерянность. Должно быть, это все влияние высоты, с отчаянием подумала она. Разумеется, приятнее считать, что всему виной головокружение, а не полная потеря здравого смысла.
Едва забрезжил рассвет, как в коридоре послышались голоса. Стараясь не выдавать своего нетерпения, как того требовал солидный, почти тринадцатилетний возраст, Патрик осведомился через дверь, встала ли она. Потом Денни пропищал, что нашел классную наживку. Он был застенчивым, милым ребенком, не таким шустрым, как братья. Больше всего его интересовала островная живность — ползающая, плавающая, летающая. А вот Питер не постеснялся просунуть голову внутрь и ядовито напомнить ей, что опоздавшему к пруду придется самому возиться с приманкой. Потом они хихикали и шумно возились за дверью, шурша кроссовками.
Эшли заставила себя встать и поплелась в ванную. Через пятнадцать минут она уже приступила к импровизированному завтраку из бутербродов с ветчиной и сыром и молока.
— Вы ведь не станете дожидаться кофе и прочей ерунды, правда? — с надеждой спросил Патрик. — Зила потом чего-нибудь приготовит, если вы проголодаетесь.
Эшли допила молоко и завернула остатки бутербродов в салфетку, чтобы съесть по пути. Только бы этот путь не был таким крутым и тяжелым, как накануне.
До небольшого пруда они добрались почти одновременно. Класть приманку в западню выбрали Питера. Пластиковый молочный пакет с прорезью, камешком-грузилом и приманкой в виде куска тухлого мяса качнулся на веревке и полетел в воду. Все четверо уселись на берегу и стали ждать. И в этом пруду, и в большом искусственном озере в полусотне метров отсюда водилось несметное множество бурой и радужной форели. Были среди них рыбы-старожилы, но большую часть, по словам Патрика, завезли. Он же рассказал ей, что дядя Лоренс в прошлом году поймал семифутовую бурую форель.
Подумаешь, герой! — про себя фыркнула Эшли.
Она решила присмотреть подходящее место для фона хотя бы к одному из портретов, поднялась и стала пробираться меж корней и валунов. Надо было взять с собой блокнот или хотя бы фотоаппарат, подумала она, но в такую рань голова плохо варит.
Пока мальчики болтали о планах на день, Эшли прилегла на склоне, влажном от росы, и всем своим существом впитывала тепло и ласку первых солнечных лучей. И вот мало-помалу из-за розовых бутонов шиповника и темной зелени дрока вырисовался образ Робби, его бледные нежные губы. Но она видела его сквозь какую-то странную пелену. Ни его голос, ни переменчивое выражение грустных глаз не проступили так отчетливо, как она ожидала. Наверное оттого, что сейчас с ним Марджи? Хотя она могла снова куда-нибудь укатить. Вот ведь как получается: Марджи повезло с таким мужем, как Роберт, но она совсем не ценит своего счастья. Зато Эшли, которая знает ему цену, вынуждена с ним расстаться. Робби прекрасный семьянин, привязан к дому, не то что всякие вертопрахи вроде Чарли или Лоренса О'Мэлли. Конечно, у Чарли все могло бы сложиться иначе, будь Кандида жива. А теперь он совсем сбился с пути: постоянно не в ладах с собой, но убежден, что к чему-то стремится. И невдомек ему, что он всего лишь пытается избежать неизбежного.
Ну а Лоренс О'Мэлли? Этот кот иной породы. Есть в нем что-то дикое, такого не приручить, хотя он кажется вполне цивильным. Менять свои манеры ему так же легко, как перчатки, а вернее, как заскорузлые сапоги или эту дурацкую шляпу. Женщине надо полностью выложиться, чтобы направить его кипучую дикую энергию в русло спокойной семейной жизни. Интересно, встречалась ли ему такая, за которую он захотел бы побороться, подумала Эшли и мечтательно улыбнулась.
— Клюет! — донесся снизу резкий крик Патрика.
Эшли приподнялась и увидела, как он стал наматывать бечевку на кулак. Двое других мальчиков свесились над самой водой и, затаив дыхание, принялись наблюдать, как самодельная западня подтягивается к берегу. Она хотела было крикнуть им «Осторожно!», но передумала: раз дядя разрешает племянникам бегать без присмотра, значит, он уверен, что каменистый пруд не представляет для них опасности.
В западне оказалось всего три речных рака, зато они были очень большие и удивительно походили на своих морских собратьев. Денни добавил пахучей приманки и снова опустил пластиковую западню — на этот раз в тихое место, подальше от течения. Все трое улеглись животами на каменистый берег и стали ждать.
Немного погодя Эшли оставила их и стала осторожно спускаться по неровной тропинке к поляне. Зацветала дикая ежевика, пчелы уже вились над ней, собирая нектар. То там, то тут алели крохотные гвоздики, а впереди виднелись нежно-лиловые фиалки. Потом она увидела бабочек, да сразу столько, сколько ей за всю жизнь не удалось повидать.
Завороженная сказочным зрелищем, она остановилась и некоторое время стояла, оцепенев от восторга, потом направилась дальше, по краю поляны. И только возвращаясь назад, подняла голову и увидела Бутыль-гору. Не было сомнения, что это именно она, ибо по форме она и впрямь немного напоминала пузатую бутылку с отбитым горлышком. Видимо, утром они обошли ее и оказались по другую сторону величественной вершины, закрывавшей вид на особняк.
Какой благодатный фон для всех трех портретов! Голая куполообразная гранитная глыба, обрамленная неприхотливыми соснами, которые смотрелись так, будто их чуть ли не вверх корнями подвесили к каменистым обрывам. Сначала Эшли просто вглядывалась в головокружительный пейзаж, впитывая его в себя, потом, еле оторвавшись от зрелища, сложила большие и указательные пальцы в виде рамки и стала нацеливать ее на самые живописные места.
Да, но не все здесь относится к владениям О'Мэлли. Во всяком случае, ей так кажется. Вроде бы вокруг всей горы расположен Национальный парк. Но даже если и так, местность определенно послужит прекрасным фоном.
Она представила себе Питера: вот он стоит на берегу пруда с удочкой в руке, весь погруженный в себя, на фоне вон того замечательного выступа скалы. А как здесь будет смотреться Денни, склонившийся над каким-нибудь жуком или внимательно рассматривающий бабочку, сонмища бабочек! Помятая рубашка, ношеные кроссовки и мечтательный взгляд (она его уже примечала не раз, когда он наблюдал за яркокрылой бабочкой), а за спиной — очертания горы.
Ну вот, теперь уже стало вырисовываться нечто целостное — все ее калейдоскопические ощущения укладываются одно к одному, ей ясна общая атмосфера, а это уже залог успеха. Конечно, не все так сразу. Замыслу надо время, чтобы созреть. Настоящая работа начнется только тогда, когда она сделает ряд подходящих пейзажных набросков, несколько рисунков акварелью, а затем — очень тщательно — этюд гуашью.
Эшли дала божьей коровке вскарабкаться на свой палец и залюбовалась блестящей красной спинкой в крапинку. Питер настоящий исследователь, к тому же заводила и проказник. Она еще не знает, где его писать, но уже ясно, что он ей нравится больше остальных — и вовсе не потому, что очень других похож на своего дядю.
Она вернулась к мальчикам, они показали ей еще семь пойманных раков и переставили западню в другое место. Эшли спросила их о Бутыль-горе.
— С ней связана древняя ирландская легенда, — сказал Питер, — про бедняка, который, чтобы прокормить семью, повел на базар свою корову, но по дороге, возле той горы, встретил эльфа, и тот предложил забрать у него корову в обмен на волшебную бутылку, откуда выскакивали два молодца и исполняли все желания. Так бедняк не только прокормил семью, но и разбогател и стал помогать всем бедным, — заключил Питер свой рассказ. — Мы обязательно заберемся на нее этим летом. Дядя Лоренс лазил туда сотни раз. Вообще-то взобраться на нее ничего не стоит, обыкновенная прогулка, но дядя Лоренс говорит, чтобы мы подождали, пока он нас туда возьмет.
Патрик поддакнул. Питер решительно продолжил:
— Когда я заберусь туда, то непременно влезу на Большой выступ.
— Ну уж нет, и не думай, — как старший брат строго возразил Денни. — Дядя Лоренс говорит, что нам нечего соваться на Большой выступ, пока мы не научимся страховать друг друга, и вообще…
Горячий спор продолжался шепотом, потом мальчики снова вытащили ловушку, и Эшли объявила, что вполне довольна уловом. Не мешало бы и подкрепиться: один бутерброд — разве это еда?
И все же первым делом, как только они вернулись домой, Эшли приняла душ. Спустившись на кухню с заколотыми в пучок мокрыми волосами, она увидела, что мальчишки уже справились с едой и вновь готовы пуститься в путь, а Лоренс тоже приканчивает свою порцию. Оказывается, удивилась Эшли, еще только половина десятого.
— Не слишком ли поздний завтрак для фермера? — съязвила она. Но ее настроение явно улучшилось, когда она увидела перед собой тарелку овсянки и яичницу с беконом.
— Должен вас огорчить, леди, но это уже второй завтрак, — ответил Лоренс.
— Для меня тоже. — Она усмехнулась и намазала тост сливовым джемом.
Лоренс перевел взгляд с ее разрумянившегося лица на мокрые завитки волос, потом строго посмотрел на мальчиков, собравшихся уходить.
— Уж не пробовали ли вы купаться? Еще рановато.
Не успела Эшли ответить, как все твое наперебой заговорили:
— Можно, дядя Лоренс? Честное слово, вода не очень холодная!
Зила потягивала кофе, заботливо наблюдая, как Эшли расправляется с завтраком.
— Слава богу, у вас нормальный аппетит. Не то что у злобной ящерки с острым языком.
Пока Эшли размышляла над этим странным сравнением, троих младших О'Мэлли осенила новая идея.
— Слушай-ка, дядя, а не показать ли Эшли Скалу ящерицы? Ей так понравилась Бутыль-гора, а Скала ящерицы ничуть не хуже, только поменьше. Зато она наша собственная. — Это конечно же предложил заводила Патрик.
Питер немедленно подхватил:
— Эшли могла бы поехать на Кэндис, идет?
Лоренс заинтересованно вскинул бровь и переадресовал вопрос ей.
— Идет?
Эшли управлялась с овсянкой и только отрицательно покачала головой. Она сама удивлялась, как это у нее не пропал аппетит, ведь вчера она так досадно поддалась ему. Нет, черт возьми, нечего уступать этому красавчику!
— Кто это — Кэндис? — спросила она, проглотив очередную ложку каши.
— Эту старушку еще несколько лет назад можно было списать, но мы привязались к ней, оставили, и вот она живет у нас, хорошо ест и жиреет. — Лоренс через стол дотянулся до ее подбородка и смахнул с него хлебную крошку. — Конечно, если вы наездница, мы подыщем вам кого-нибудь порезвее.
Эшли наконец наелась и лениво откинулась на спинку кресла. Она не без хвастовства рассказала им, что однажды даже удержалась на спине у лошади целых пятнадцать минут. Справедливости ради, надо было бы добавить, что это было двадцать лет назад и лошадь была вовсе не лошадью, а осликом, но к чему вдаваться в такие подробности!
— Ха, на старушке Кэндис любой удержится, — усмехнулся Патрик. — У нее спина футов восемь шириной.
Договорились, что после ланча мальчики будут ждать ее у конюшни. Эшли направилась в студию поразмыслить о пейзажах, а может быть, даже вздремнуть немного. Перед глазами у нее до сих пор пестрели долины в полевых цветах. Лоренс куда-то ушел, наверное к себе в кабинет. Интересно, поедет ли он с ними? И, не лукавя с собой, Эшли вынуждена была честно признать, что ей бы этого хотелось.
Правда, потом она уверяла себя, что вовсе не огорчена отсутствием Лоренса и на ланче, и у места сбора на конюшне. Она только что закончила два акварельных наброска и, довольная началом работы, переоделась в свои старые джинсы, которые когда-то были ярко-малиновые, а теперь выгорели до бледно-розового, и крепкие туфли на плоской подошве. У выхода она столкнулась с экономкой. Зила спросила ее, не берет ли она с собой шляпу.
— Я не привезла с собой шляпы. А что?
— У вас голова закружится от солнца. Еще, чего доброго, солнечный удар приключится. Да и обгореть запросто можете. Пожалейте свою прекрасную кожу.
Эшли как-то совсем не подумала об этом. Она не очень-то заботилась о своем лице, только смазывала его увлажняющим кремом. Как правило, за лето кожа приобретала цвет спелого персика без всяких ее усилий.
Зила протянула ей широкополую соломенную шляпу Лоренса с затейливыми украшениями. Эшли надвинула ее себе на голову и приняла театральную позу.
— Прощевайте, мэм!
— Гм, вы бы неплохо смотрелись, если б не розовые штаны. Счастье еще, что старушка Кэндис способна только на прогулочный шаг. Во всяком случае, с нее вы не свалитесь и носа не разобьете. — Зила усмехнулась и отправилась разделывать рыбу.
Патрик не очень-то преувеличивал, говоря о широкой спине старой кобылы. Вид у милого животного был вполне добродушный. Избавившись от последних сомнений, Эшли прикидывала, как бы поэффектнее взобраться на это меланхоличное создание. Уж как-нибудь сумеет, раз даже детям это под силу. После нескольких попыток ей удалось усесться в потертое седло и развернуть лошадь в нужном направлении.
— Но-о, — тихонько скомандовала она, чтобы ненароком ее не испугать.
— Послушайте, Эшли, а ведь вы еще не видели жеребца дяди Лоренса. Классный конь. Его зовут Быстрый Ветер. Хотите взглянуть?! — с жаром спросил Питер.
Ему и Патрику пришлось довольствоваться велосипедами, поскольку кобылу по имени Ромашка отвезли на конный завод, а ездить на дядином жеребце никому не разрешалось. Оставались только Кэндис да маленькая каурая по имени Тинкас. На ней обычно ездил Денни, и сейчас он уже нетерпеливо ерзал в седле.
Эшли скорчила недовольную гримасу и наотрез отказалась.
— Нет уж, увольте, второй раз я не заберусь. Старушка оказалась выше, чем я думала.
— Да ну, в ней всего-то ладоней пятнадцать. Вам непременно надо посмотреть жеребца — вот это конь так конь!
Настолько поняла Эшли, у Кэндис было два аллюра: один медленный, второй — еще медленнее. При этом ее постоянно заносило вбок и так трясло, что даже зубы стучали. Денни лихо скакал вокруг нее на своей бодрой лошадке, а Эшли изо всех сил старалась удержаться в седле и усердно молилась, чтобы испытание поскорее закончилось.
Питер и Патрик уже ждали их у подножия миниатюрного подобия Бутыль-горы.
— Да мне раз плюнуть забраться на нее! Хоть с закрытыми глазами! — похвалился Патрик, на что Питер добавил, что он и слезет с нее с закрытыми глазами.
А Эшли в эту минуту была озабочена только тем, как бы слезть со своего мучительного средства передвижения. Худо-бедно, но она одолела на Кэндис старый сад, два пастбища, каменистый берег и вдобавок еще несколько ручейков. Все, хватит с нее, это животное — просто горный козел! Сидеть ей уже нестерпимо больно, а поудобнее устроиться в этом несносном седле никак не удается. Когда она неловко оперлась на стремя и осторожно спустилась на землю, трое мальчишек уже окликали ее с вершины старой скалы, прося принести чего-нибудь попить.
Вскинув голову, она мрачно отозвалась:
— Если вы хотите, чтобы я туда вскарабкалась, придется вам изобрести какой-нибудь лифт. У меня больше нет сил.
— Ну, пожалуйста, Эшли! Мы ведь ради вас старались, думали, вам здесь очень понравится! Такой потрясный вид! Отсюда даже чуть-чуть виден шпиль Церкви Святого Луки!
Уж как-нибудь проживу без шпиля, подумала Эшли, тем более что виден он лишь чуть-чуть.
— Простите, ребята, я хотела бы и все такое, но… — Она со стоном присела, выбрав самый травянистый уступ. — Вы просили попить?
— Ага! Зила дала нам с собой фляжки с водой. Они пристегнуты к великам. В дорогу нельзя отправляться без запасов, — философски заметил Питер.
Вот уж чего-чего, а воды на просторах владений О'Мэлли хватает, лениво отметила про себя Эшли. Куда ни двинешься — обязательно наткнешься на ручей. Мальчишки все уши ей прожужжали о ручье Белой скалы, о ручье Красные камни, Песчаном ручье и Русалочьем ручье, но путешествие было таким тряским и утомительным, что она не разобралась, через какие ручьи ей пришлось переправляться.
Она медленно встала, добрела до велосипеда, отстегнула фляжку, отвернула пробку и сделала несколько жадных глотков. При этом взгляд ее упал на вершину огромного валуна, освещенного солнцем. Три пары завистливых глаз наблюдали за ней.
— Ну ладно, — проворчала Эшли, — откуда мне лучше забраться?
Они наперебой стали объяснять ей, каждый по-своему. Эшли прикинула, что в туфлях на плоской резиновой подошве лезть не так уж трудно: гляди себе под ноги — и дело с концом. Во всяком случае, это лучше, чем путешествие на кляче, а ведь придется тащиться на ней обратно. Легче неделю трястись в машине, пусть даже это будет последняя развалюха.
Пока мальчишки утоляли жажду и обследовали гору, Эшли, воспользовавшись передышкой, растянулась на спине и закрыла лицо соломенной шляпой Лоренса. На камнях было даже удобней, чем сидеть в этом жутком седле. Оно, видно, предназначалось для кого-то с совершенно иной анатомией, нежели ее собственная. Приходилось сильно наклоняться вперед и изо всех сил держаться, чтобы не упасть. Она не знала, сколько времени ей удалось подремать, но когда подняла голову и осмотрелась, то увидела, что трое ее спутников готовы к дальнейшим странствиям. Близнецы уже помчались на великах к лесу, а Денни, сидя на своей кобылке, не решался окликнуть ее, боясь разбудить.
— Как вы, Эшли? Мы думали покататься, пока вы вздремнете. Э-э, вы не устали, нет?
Милый мальчик, как он внимателен. Приподнявшись на локтях, Эшли ответила ему с усмешкой:
— Честно говоря, я, видимо, вряд ли когда-нибудь еще соглашусь на такое рискованное предприятие. Но я вас не задерживаю — прокатитесь, если хотите. А мы с Кэндис притащимся домой попозже, когда я соберусь с силами.
Мальчик озадаченно глядел на нее своими ореховыми глазами, которые были точь-в-точь как у Лоренса. Эшли с трудом села, опершись локтями на колени.
— Ничего страшного, милый. Беги себе, я тут немного передохну. Даже, может, попозже вернусь сюда с мольбертом и красками, — сказала Эшли, а про себя подумала: если, конечно, у меня отрастут крылья.
Успокоенный, Денни развернул свою каурую и ускакал. Она проводила его усталым взглядом и вздохнула с некоторой долей зависти. Ей бы столько энергии, эти непоседы резвятся без передышки с утра до позднего вечера. Никакие пейзажи теперь уже ее не интересовали, она снова закрыла глаза и улеглась. Ночью ей спалось хорошо, но сейчас тоже не мешает вздремнуть.
Проснувшись, она увидела кружившего в небе ястреба. Что ж, рано или поздно он должен был появиться. Она посмотрела со склона вниз. Невероятно, но гора за время ее сна подросла! Взобраться было сравнительно легко, но теперь она боялась, что не сможет спуститься, не разбив носа.
Она перепробовала несколько хитроумных способов, в том числе сползти на животе ногами вперед, но ничего хорошего из этого не вышло: рубашка задралась и она оцарапалась. Отчаявшись, Эшли оставила попытки, уселась на скале, бессильно сжавшись в комок, и крепко выругалась. Собственная глупость злила ее. Незачем было хорохориться перед мальчишками, слабо ей тягаться с ними. Старалась, правда, для пользы дела — хотелось подружиться, чтобы потом вместе работать над портретами, а в результате застряла на этой скале и абсолютно не знает, как отсюда спуститься.
Нет, завтра она без всяких там подходов поймает Денни за шкирку, усадит куда нужно — и, черт побери, пусть позирует до изнеможения! Надо так надо. Вот чертенок, разыгрывает из себя доброго самаритянина — прямо воплощенное сочувствие!
Внизу меланхоличная Кэндис мирно паслась у подножия Горы ящерицы.
— И ты еще, старая кляча! Дернуло же на тебя польститься, пропади ты пропадом со своими аллюрами и жутким седлом…
Услышав ее голос, лошадь подняла голову и посмотрела на нее большими невинными глазами. Вдруг из соснового леса появился всадник, и они обе повернули головы и уставились на него.
4
— А я как раз подумал, не требуется ли вам моя помощь, — сказал Лоренс. На его губах играла чуть заметная усмешка.
Эшли строго посмотрела на него.
— Смейтесь, смейтесь. Погодите, вот спущусь с этой чертовой горы, да как задам вам за вашу дурацкую ухмылку! — Хорошо ему щеголять на своем статном скакуне: сидит, точно родился в седле!
— А вы упорная, — лениво заметил он, уже не скрывая улыбки. — Ну так что же? Чего вы ждете?
Эшли смерила его испепеляющим взглядом и в который раз попробовала спуститься. Не может быть, чтобы она не одолела эту гору, взобралась-то она на нее довольно легко, а мальчишки вообще плясали на ней, как на танцплощадке. Встав на четвереньки, она начала спускаться. Нетерпеливо бросив взгляд через плечо, она поняла, что Лоренс с большим интересом наблюдает за мельканием розовых джинсов.
Любуйся, любуйся, черт с тобой! Сейчас не до грациозных телодвижений! Если удастся слезть с этой проклятой горы, она никогда в жизни даже метровую высоту без лестницы покорять не станет.
— Ну довольно. Теперь выпрямитесь, и я вас сниму.
— Вот еще! Совсем не нужно меня снимать.
— Делайте, как вам говорят, черт бы вас побрал! Не торчать же мне тут весь день, ползаете как раскоряка. — Он ухватил ее вначале за ступни, потом за голени. И не успела она опомниться, как уже снял ее с выступа и поставил на твердую землю.
Эшли еще нетвердо стояла на ногах и поэтому не сопротивлялась, когда он привлек ее к себе. Он бесил ее своей озорной ухмылкой. Но она сведет с ним счеты потом, когда немного отдышится. А сейчас Эшли просто тихо радовалась, что оказалась на земле.
— Еще одно очко в пользу этих маленьких негодяев! — Его теплое, дурманящее дыхание коснулось ее растрепавшихся волос. Вдруг она припомнила что-то и невольно охнула.
— Боже, ваша шляпа… — Она взглянула наверх. Да, шляпа лежала там, куда она зашвырнула ее, беседуя с Денни. — Чтоб мне провалиться! А все потому, что вы не дали мне слезть самой!
— Ну ничего, за наказанием дело не станет… если, конечно, вы ее сейчас же не вернете.
И тут Эшли с внезапной остротой ощутила жар его рук на спине, прикрытой лишь тонкой рубашкой. Высвобождаясь из его объятий, она лихорадочно соображала, что бы такое сказать. Но тут до нее дошло, что она попала в ловушку между скалой и его руками, и всякая мысль о сопротивлении исчезла. Она затравленно смотрела, как его прищуренные от солнца глаза в лучиках крохотных морщинок приближаются, становятся все больше и темнее.
Позднее она бы объяснила свое безволие физической усталостью, но сейчас лишь неподвижно наблюдала, как его лицо склоняется к ней. Ее дыхание словно запнулось, веки неумолимо тяжелели, ноздри жадно ловили пьянящий запах согретого солнцем тела, запах здорового мужского пота.
Глаза Лоренса превратились в блестящие черные щелочки. Он ловко провел кончиком языка по линии ее губ и легко разомкнул их. Эшли не в силах была сопротивляться этому сладостному ощущению. Ее руки медленно обхватили его за плечи и судорожно обвили шею, а ладони утонули а теплой гуще кудрей.
Конечно, силы были неравны. Эшли еще не пришла в себя от скалолазания, и обаяние Лоренса оказалось неотразимым. Его губы сперва исследовали ее рот, то лаская, то чуть щекоча его и, наконец, искусно добились желанного ответа. В его руках не чувствовалось жадной и грубой страсти, он лишь медленно скользил ладонями вдоль округлых очертаний ее фигуры, ощупывал, гладил, ласкал. И все это было так просто и естественно, как послеполуденное солнце, согревающее их непокрытые головы, как прохладный и густой аромат сосновой рощи.
Лоренс коснулся губами ее лица, потом ямочки на заостренном подбородке. Дрожь пробежала по всему телу Эшли, она прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди. Губы чувствовали биение его пульса. Она приоткрыла рот и кончиком языка с наслаждением дотронулась до его солоноватой кожи.