Неоконченный портрет Поляченкова Наталья
И вот она уже беседует с Каролиной Фитцпатрик о карибских курортах. Эшли еще в детстве объездила их вместе с Чарли.
Через несколько минут она проследовала за Каролиной и ее мужем в столовую, с интересом разглядывая желтый бархатный пиджак и широкие бедра Каролины в платье с зелено-розовыми разводами. Она насмешливо приподняла бровь и покосилась на Лоренса. Он улыбнулся ей в ответ и подвинул стул, приглашая к столу.
— Как тебе цветовая гамма? В твоем вкусе? — ласково поинтересовался он.
Пока он усаживал ее за овальный стол, она чувствовала, как его приятное дыхание чуть касается ее волос.
— Все тот же старый двойной стандарт, — сладко пропела Эшли, когда ее соседи за столом продолжили разговор о ценных бумагах и золотом стандарте. Подали новое блюдо, и беседа перешла на охоту, неопознанные летающие объекты и магазины для женщин.
Неожиданно Эшли оказалась втянутой в разговор. Марджи спросила ее, где ей посчастливилось приобрести свое очаровательное кимоно.
— В Вест-Энде есть один магазинчик, где они время от времени появляются, — ответила Эшли.
Каролина наклонилась к соседке и сказала:
— Кто-то мне говорил, — может быть, ты, Барбара? — что в одном из токийских аэропортов можно купить вполне приличное кимоно.
Вот так, без всяких усилий с ее стороны, Эшли стала «своей». Она принялась за суп-пюре из кролика со спаржей и призналась себе, что проводит время не так уж плохо. Зато Роберт, казалось, тяготился приемом. За весь вечер он едва ли выговорил два слова. Бедный Робби. Неужели она действительно так о нем думает? Наверное, нет, но теперь… вот еще одно подтверждение, что она исцелилась от любви к нему.
Обед продолжался, и Эшли все более и более отдыхала душой. Не так противны и не так скучны все эти гости, как она боялась. Просто они говорили о том, что ее не волновало. Когда подали земляничный пирог, она уже с удовольствием внимала звукам мелодичных, спокойных голосов.
Припоминая все вечера, на которых ей приходилось бывать с детства — вечера в мастерских художников, в артистическом кругу, — она нашла, что этот вечер ей куда больше по вкусу. Во всяком случае, здесь нет таких откровенных повес, как Чарли, и ведут они себя вполне прилично, не то что собутыльники отца, которых приходилось выгонять под любым предлогом. И как это она прожила все эти годы, таскаясь всюду за отцом и стараясь, чтобы он все-таки работал хоть в полупьяном состоянии?
Эшли перевела взгляд на серебристые волосы Робби. Седины в них стало больше. Когда-то его седина была для нее привлекательной, он не был из разряда безмозглых силачей, озабоченных лишь своими постельными подвигами. Роберт ценил ее индивидуальность, в любви был романтиком. До него Эшли встречались типы, которые после проведенного вместе уик-энда пытались предъявить на нее права. Против таких у нее были наработаны средства защиты, но благородство Робби быстро ее обезоружило.
Она могла бы быть счастлива с Робби. Она бы любила его. Еще за месяц до того, как Эшли узнала про Марджи, она готова была сделать решительный шаг, но Робби не настаивал… и этим еще больше нравился ей.
Обед закончился. Кэтрин повела дам в сад, а Лоренс пригласил мужчин в кабинет показать какую-то новую компьютерную программу. Улучив момент, Эшли распрощалась с дамской компанией, сославшись на головную боль. Это было близко к истине: в последние дни голова побаливала не раз. Вернувшись к себе, она распустила волосы, разулась, прилегла и задумалась над замечаниями Лоренса о Роберте, о сплетнях и еще о какой-то ее «тактике».
Неужели о ее отношениях с Робертом шли толки? Она полагала, что они были так осмотрительны, даже когда еще не думали об этом. Потом, конечно, приходилось быть осторожными. Ведь если родословную Робби она точно не знала, то насчет Марджи не могло быть никаких сомнений: аристократическое произношение, манеры, привитая с младых ногтей элегантность выдавали ее происхождение. Она была из круга все тех же Ланкастеров, из тех, кто считал мир искусства своим провинциальным владением, а самих художников — в лучшем случае приемышами высшего общества.
Эшли проснулась рано и лежала, обдумывая все, что произошло вчера на приеме. Откуда-то донесся голос Зилы. Экономка велела кому-то получше вытирать ноги, чтобы не грязнить в ее чистой кухне. Наверное, кому-то из мужчин. Кэтрин всегда спит до десяти, потом выпивает чашку кофе в спальне, после этого ее день идет по обычному графику: она едет на побережье и там играет в гольф, теннис или бридж всегда с одними и теми же дамами. Они весь год переезжают с одного фешенебельного курорта на другой, ненадолго останавливаясь дома.
Эшли пристроилась на пастбище писать пейзаж, но около одиннадцати с веселым шумом вернулись мальчики; пришлось отложить рабо-1 ту и идти с ними на кухню. После ланча она уговорила Патрика на двухчасовой сеанс. Они обсудили до мелочей место и позу, а потом Эшли сделала несколько общих набросков. Наконец Патрик взмолился и умчался со своим братом-близнецом в очередную вылазку на велосипедах.
С утра ей не попадались ни Лоренс, ни Кэтрин, и весь день прошел спокойно. Все к лучшему. Видимо, сердце у меня выносливее, чем я думала, порадовалась она, вспоминая вчерашнее. И день закончился бы так же мирно, если бы опоздавший к столу Лоренс не пригласил ее после обеда в свой кабинет.
— Я собиралась заняться этюдами к портрету Патрика, — холодно объявила Эшли. — Ты не можешь мне сразу сказать, что на сей раз у тебя на уме?
Черные как вороново крыло брови вразлет насмешливо приподнялись.
— Когда мы в последний раз собирались поговорить, у тебя тоже были другие планы. Так не может продолжаться, Эшли.
Придется иметь это в виду, с раздражением подумала Эшли, угрюмо хрустя капустой брокколи. О чем он хочет поговорить? О Робби? О том, что у нее был роман с женатым мужчиной? Или опять о ее своеобразном вкусе в одежде?
Переводя озадаченный взгляд с одной на другого, Кэтрин сложила губки бантиком и промолвила:
— Лоренс, я думаю, лучше вам с Эшли обсудить все дела завтра утром. А сегодня мы с тобой могли бы съездить в клуб. Ожидается хороший оркестр из Дублина и танцы. Я обещала Каролине, что…
— Не сегодня, Кэти, — отрезал Лоренс. После этого они долго сидели молча. Потом Кэтрин пожелала им доброй ночи и ушла. Посидев еще некоторое время, они прошли в кабинет, и Лоренс закрыл дверь.
— Ну так о чем речь? — спросила Эшли. — Что это за дело чрезвычайной важности, ради которого я бросаю свою работу, а ты — свои танцы?
— Твоя работа подождет, а если мне вдруг захочется потанцевать, я тебя предупрежу. — Он присел за письменный стол и, сложив руки на груди, откинулся назад.
Заметив на себе его изучающий взгляд, Эшли почуяла недоброе.
— Послушай, если речь пойдет о Роберте Олстоне… — вызывающе начала она.
В ответ он чуть повел бровью.
— Нет, по-моему, я неплохо разобрался в ситуации. Знаешь, когда Глория сообщила, что приглашает художника по фамилии Мортимер, и попросила меня проследить, как пойдут дела, я первым делом стал искать этого самого Мортимера в справочнике «Кто есть кто». Там я нашел портретиста Чарлза Мортимера с такими лестными характеристиками, что сразу успокоился и решил, что это и есть наш художник.
Странно. Пока ни слова о Робби, мучительно соображала Эшли. А вслух надменно проговорила:
— Ага, и вместо этого появилась я. В справочнике нет моего имени, потому что я порвала присланный мне по почте бланк. Терпеть не могу формальностей. Будто бы все дело в форме. — Она упрямо выпятила подбородок.
— Ждешь, чтобы я высказался о твоих формах?
— Может, перейдешь к делу? Если речь о Роберте, так и скажи. Если тебе в голову пришли еще какие-нибудь элитарные соображения по поводу моих костюмов, давай высказывайся и я пойду работать. — Она сердито отвернулась, взяла с полки бронзовую статуэтку и стала нетерпеливо вертеть ее в руках.
Он потянулся за записной книжкой, темная рубашка чуть не затрещала на плечах.
— Я же сказал тебе, насчет Олстона я все понял, — спокойно ответил он. — Что же до твоей затаенной злобы, то скоро я спущу тебе пары. Теперь относительно твоих головных болей и головокружений…
Она в изумлении уставилась на него.
— Что? Мои головные боли? Ты что, когда не занят игрой в ковбоев, изображаешь из себя врача? — Она залилась краской, но заставила себя не поддаваться смущению. Он подошел к ней, от него веяло теплом. — Ты серьезно? — недоверчиво спросила она. — Господи, Лоренс! Со мной все в порядке. Просто, когда я приехала сюда, мне немного нездоровилось. До этого я работала дни и ночи напролет, заканчивая два портрета, и, видимо, силы мои иссякли. К тому же я тебе сказала, что не очень хорошо переношу высоту.
— Может, да, а может, и нет. Ну ладно. Я договорился со своим другом в Таллоу, чтобы он тебя посмотрел. Выехать надо пораньше, он согласился только ради меня. Эшли, когда ты последний раз была у окулиста?
— Что? Но ведь я тебе не жаловалась…
— Так когда же, Эшли? В прошлом году? В позапрошлом?
На самом деле это было в год окончания школы. Она чувствовала, что у нее появилась небольшая близорукость, но особенно не беспокоилась.
— Не люблю врачей, — буркнула она. — Не люблю осмотров, не люблю тех, кто вмешивается в мои дела и учит меня жить…
— Видно, что тебя никто не учил самодисциплине. Будем иметь это в виду и подсластим пилюлю, идет?
Она сделала вид, что поглощена бронзовой статуэткой. Он тихо подошел и остановился у нее за спиной, провел пальцами вдоль ее рук, забрал статуэтку и поставил ее на стол.
Эшли стряхнула его руку с плеч, но он крепко притянул ее к своей могучей груди и обнял за талию.
— Эшли, тебя не восхищает мое терпение? — проговорил он, уткнувшись ей в шею. — Я ждал, пока ты привыкнешь к своему положению, с самого первого дня, но больше ждать не могу.
Он терся губами о ее шею, а она отдирала от себя его руки, силясь высвободиться. Ей некогда было говорить что-то вроде: «Лоренс, перестань, это смешно». Ум ее пытался разобраться в том, что он сказал о Роберте, в его словах о том, что он выпустит из нее пары, а тут еще его вечные приставания.
— Как это у тебя получается, — резко начала она, — сперва ты сообщаешь мне о назначенной консультации у врача и тут же пытаешься заняться со мной любовью?
Одной рукой он принялся нащупывать застежку на юбке, другая легла на глубокий вырез блузки.
— Эти дела взаимно не исключают друг друга, — прошептал он ей на ухо.
Не успела она опомниться, как они уже оказались на кожаном диване. Опираясь на локоть, Лоренс смотрел на нее, в его глазах играло любопытство.
— Когда же ты покоришься мне, Эшли? Неужели из-за твоей гордости мы потеряем поллета? — Он провел длинным пальцем по волнистой линии губ.
Эшли не утерпела и куснула нежную мякоть.
— Немножко людоедства — это очень мило. Может, еще?
— Иди к черту, не серди меня! Я и так злая.
— Ну зачем такие слова? — Его рука нырнула в глубокий вырез ее простой блузки и начала неумолимо продвигаться к желанной цели.
Цель была достигнута, и тело Эшли пронзила горячая молния.
— Лоренс, ну как тебе втолковать, что мне это безразлично? — застонала она, отчаянно сопротивляясь зову желания.
Он не переставая поглаживал ее сосок, пока тот не выступил навстречу его пальцам. От его низкого грудного смеха по ее телу пробежала легкая дрожь.
— Это делается не только словами, милая. Ты все время говоришь «нет», но твое поведение доказывает обратное. — Лоренс положил ладонь на узкую дорожку между ее грудей, и она услышала биение сердца под его ласковой рукой.
— Это ничего не значит, это просто… э… непроизвольная физическая реакция, — прошептала она, безнадежно пытаясь убедить в этом и себя, и его.
— Ты еще говоришь о непроизвольных физических реакциях, — проворковал он, уложив ее поудобнее на подушки и прижав своим телом, потом наклонился к ее ноге, еще касающейся пола, поднял ее на диван, не спеша лаская бархатистое бедро. — Эшли, Эшли, что ты со мной делаешь? Понимаешь ли ты хоть чуточку, что со мной творится?
Она понимала, и совсем не чуточку, что творится в его теле, и это полностью заглушало увещевания ее мозга. Нащупав пуговицы шелковой рубашки, она расстегнула ее, просунула руку в гущу жестких волосков на груди и восхищенно вздохнула. И тут почувствовала, что его тело больше не придавливает ее. Он опирался на одну руку, но вдруг локоть поехал по скользкому дивану, и Лоренс пробормотал что-то, похожее на проклятье.
— Черт бы побрал этот диван, его купили не для этого, но, боюсь, до спальни мы не доберемся. С другой стороны…
Снова ощутив на себе всю массу его крупного тела, Эшли слегка было дернулась, но сразу же передумала: сопротивляться такой туше немыслимо. Она лишь слабо пролепетала:
— Ты не пушинка, учти.
Наконец он пристроил на диване левую руку и, неровно дыша, успокоил ее.
— Ничего, ты выдержишь. Мне всегда были по вкусу пылкие девчонки.
— Я воспылаю как бумажная кукла, если ты не слезешь с меня, — прорычала она. — Мне нечем дышать!
— Да, на этой штуке все получается не так. Никогда не думал, что она такая скользкая. — Смех чуть приглушил блеск вожделения в его потемневших глазах.
— Ты хочешь сказать, что спланировал этот стихийный порыв?! — со смехом воскликнула она. — И притащил меня сюда на самом деле затем…
Он обхватил ее бедра, устроил поудобнее и погладил одну упругую круглую ягодицу.
— Я явно не все продумал. В следующий раз попробую излюбленный мною прием в спальне. Не стоит нарушать традиции.
Она постаралась увернуться от бесстыдных рук и уставилась в его такие близкие глаза.
— Традиции можешь оставить для других. Следующего раза не будет.
— Эшли, — примирительно заворковал он, но она решительно отрезала:
— Вот именно, не будет! Мне не нравится, что каждый самец считает меня легкой добычей! И все только потому, что я художник, только потому, что я не училась в пансионе благородных девиц и не ношу аристократические шмотки, только потому, что предпочитаю писать людей — да, порою обнаженных мужчин, — а не лес и полянки! Но это еще не значит, что… что…
— Я понял, — сухо отозвался Лоренс.
Глупо, конечно, сопротивляться в таком положении: он по-прежнему нависает над ней, юбка задрана, его рубашка расстегнута. Теперь им оставалась лишь словесная баталия. Эшли подвинулась в сторону из-под его могучего торса, но чуть не упала с дивана. Лоренс схватил ее и, крепко держа, попробовал сменить позу. Недоверчивым туманным взглядом она следила за ним.
Чей-то легкий вздох заставил ее оторвать глаза от его золотистых зрачков. Лоренс повернул голову, и она посмотрела в том же направлении — в дверях стояла Кэтрин. На бледном сердитом лице выступили красные пятна.
— Лоренс, как ты можешь?! Ты совсем забыл все приличия! Здесь, в этом доме, когда рядом дети!
Назло невестке он снова склонился к Эшли, которая обвила его дрожащими руками, и сказал устало и обреченно:
— Да ладно тебе, Кэти, не шуми.
— Не шуметь?! Нечего мне приказывать, Лоренс О'Мэлли! Если ты не уважаешь меня, то подумай хотя бы о детях своего брата!
Он сел на диване, пригладил волосы и нетерпеливо оборвал ее:
— На кой черт ты приплела уважение к тебе и детям?! Лучше не отвечай, а иди отсюда, хорошо, Кэтрин? Я скоро приду в гостиную.
Онемевшими руками Эшли отчаянно пыталась поправить одежду. В этот момент она ненавидела себя, Лоренса и вторгшуюся Кэтрин.
— Хорошо, я уйду, — прошипела увядающая леди, — но лишь потому, что не желаю больше ни минуты находиться в одной комнате с этой… этой… — Изысканные манеры впервые изменили ей, и Кэтрин резко повернулась и ринулась вон, хлопнув дверью.
У Эшли возникло ощущение, будто из нее, как из воздушного шарика, выпустили воздух.
Лоренс протянул ей руку и помог встать, откинул каштановый завиток с ее щеки и задержал ладонь на высокой скуле.
— Прости, радость моя. Я от всей души, искренне сожалею. Кэти чертовски бесится, когда нарушают пресловутые моральные нормы, но это скоро пройдет. Завтра она уже будет просить прощения, а послезавтра совсем позабудет об этом.
Эшли нервно хохотнула, заправила блузку и сказала:
— Не бери в голову. Я тоже думаю, что стоит ей только проветрить эту комнату — и она притихнет. Интересно… как ты считаешь, какие слова в мой адрес застряли у нее в горле? — Дрожащие губы растянулись в слабое подобие улыбки. — Лоренс взял ее за плечи и осторожно встряхнул.
— Не обращай внимания! Ведь из-за этого между нами ничего не изменится.
— Ох, прекрати…
— Да, девочка моя, учти это. — Он погрозил ей пальцем и строго прищурил зеленовато-карие глаза, недавно черневшие как пучина. Он принялся спокойно застегивать рубашку, вовсе не торопясь к Кэтрин.
Эшли не знала, радоваться ей или злиться, она только понимала, что ей не стоило связываться с таким мужчиной, как Лоренс О'Мэлли. Потому что это тупик, ничего хорошего из такой связи не выйдет. Они несовместимы, как Чарли и Кандида Ланкастер. Слайды воспоминаний закружились в голове, и, осознав, что ослепленная заботой о собственной независимости она видела лишь одну сторону отношений своих родителей, Эшли с горечью произнесла:
— Лоренс, скажи: если бы я была из твоего социального круга, ты бы так же запросто решил, что я хочу лечь с тобой в постель?
Оскорбленный, он посмотрел на нее так, словно она совершила преступление, но она не опустила глаз. Без всякой к тому необходимости она вскинула голову и выжидательно улыбнулась ему. Тишина звенела у нее в ушах, и казалось, что их хрупкая нежность друг к другу вот-вот рассыплется. Наконец он заговорил. Его взгляд стал острым и дерзким.
— Эшли, ты ведь опытная женщина, но до удивления недалекая. Объясни мне: если ты так презираешь мой социальный круг, то почему тебя не коробит получать наши деньги?
Она побледнела и закрыла глаза. Удар был прямым и заслуженным. Губы задвигались, шепча извинения, и вдруг она услышала его шаги.
У самой двери он оглянулся с полным равнодушием и сказал:
— Завтра мы выезжаем в восемь утра.
8
Спала Эшли беспокойно и проснулась ни свет ни заря, когда только первые лучи утреннего солнца заглянули на балкон. Она долго лежала, закинув руки за голову, и мысленно заново проигрывала вчерашнюю головоломную сцену. Как она теперь явится на глаза Кэтрин? Да и с Лоренсом будет непросто объясниться. Все такие безалаберные в личной жизни или только она? Связано ли это каким-то образом с ее профессией? Почему личная жизнь стольких известных ей художников неумолимо катится в пропасть?
Ах какой благоразумной она была: приняла этот заказ, чтобы уехать из города и обдумать дальнейшую жизнь. Конечно, Эшли Мортимер умеет обходить пропасти, такая умница! И что из этого вышло? Все чувства к Робби совершенно незаметно растаяли — и не успела она опомниться, как уже влипла в новую историю.
Перевернувшись на живот, Эшли уткнулась в мягкую подушку в атласной наволочке. Вчера Зила выносила подушку на солнце, и она впитала ароматную свежесть лета. Зила уже сорок лет замужем. Интересно, испытывала ли она столько волнений в юности? Сейчас их семейная жизнь вроде бы тиха и спокойна. А металась ли Зила когда-нибудь ночи напролет в горячке страсти, изнемогая от желания познать каждую клеточку тела своего возлюбленного?
А Кэтрин Кларк? По ней не скажешь, что она когда-нибудь переживала что-либо подобное. Правда, вчера она выдала себя. По лицу Эшли медленно расплылась злорадная усмешка. Потягиваясь, она лениво вылезла из-под одеяла. Бедняжка Кэтрин. Она прямо обмерла. Наверное, полагала, что любовью занимаются только в спальне, в специально отведенное время. Да и думала ли она об этом вообще? Ей, видимо, почудилось, что между Эшли и Лоренсом происходит что-то такое… О, посмотрела бы она, что вытворяли приятели Чарли! Эшли хорошо помнила с детских лет — они не стеснялись развлекаться где попало.
Эшли отправилась в ванную, дав простор своей дикой фантазии: вот они с Лоренсом занимаются любовью на вершине Бутыль-горы; верхом на его огромном жеребце; в саду, под теплым солнцем и дождем из яблоневых цветов, сонное жужжание пчел переплетается с нежнейшими словами любви…
Но рассудок разогнал своим холодом пылкие мечты. Нет, слов любви Лоренс ей не скажет. Он может рядиться в простого ковбоя по три месяца в году, но не надо забывать, что под этой маской — один из них. На лето он отбрасывает нормы своего круга, но потом — снова костюм-тройка, полное здравомыслие и обходительное общение только с людьми своего социального слоя.
Эшли натянула розовые джинсы, заправила в них старенькую кофточку с вышивкой. Кофточка уже порядком растянулась в ширину и стала короче, поэтому вылезала из брюк. Эшли махнула рукой, раздраженно схватила нелепую шляпу и, нахлобучив ее на гриву волос, вышла с черного хода. Она очень любила утреннюю прохладу. Скоро солнце прольется на долину и погаснут бриллианты росинок в траве. Но тогда она уже будет далеко отсюда. Раз уж Лоренсу приспичило показать ее окулисту, пусть лучше сам проверится. Ей сейчас очень кстати видеть все в манере импрессионизма. Большое спасибо, но она не такая дура, чтобы отказаться от плавности контуров, мягкости очертаний, которые помогли ей создать свой собственный стиль. Эшли намеренно глянула вниз со склона на каменные глыбы и почувствовала легкое головокружение, у нее как-то сразу перехватило дыхание и все внутри напряглось. Что ж, ее диагноз верен: непереносимость высоты. Но если постараться, то и этот недуг можно победить.
Собравшись, она приняла решение: именно сейчас заставить себя победить, выкорчевать страх с корнем. Самой, без всякой помощи. Чарли никогда не беспокоился ни о ее глазах, ни о зубах, ни даже о голове. В детстве она скакала по холмам как горный козлик. Никто за ней не смотрел, и все обходилось лишь облезшим носом и многочисленными синяками и ссадинами. То были самые лучшие дни в ее жизни: Чарли мало пил и много, увлеченно работал, а Кандида была молчаливым, прекрасным и неизменным фоном их судеб.
Она неловким движением обернулась к дому на вершине горного склона, пошатнулась, выровняла шляпу и поспешно уселась в тени садовых деревьев. Согревающие, добрые воспоминания детства сменились другими. Всплыла горечь той поры, когда она была совсем одна, а Чарли топил свою печаль в вине и сладострастии. А потом они переезжали, переезжали…
Эшли прилегла и задремала. Ее разбудило яркое солнце, такое горячее, что на лице даже выступил пот. Вернувшись домой, она обнаружила, что уже почти одиннадцать часов. Она, конечно, не планировала так долго гулять, требовалось лишь показать Лоренсу, что он не имеет права распоряжаться ею. С четырнадцати лет она сама себе хозяйка, поскольку Чарли всегда было не до нее, и менять свои привычки она сейчас не намерена.
Лоренса и Кэтрин не было дома. Мальчики только что пришли с пруда, где играли у самого водопада, и переодевались в сухое под наблюдением Зилы. Экономка неодобрительно посмотрела на ее раскрасневшееся лицо.
— Для чего вам шляпа, если вы ее не надеваете?
— Я надела, но потом уснула, и солнце подкралось ко мне, — вяло объяснила Эшли и пошла к себе, потирая шею и удивляясь, что ее совсем не тянет к мольберту.
Целый час Патрик терпеливо сидел, пока она изучала его лицо, делала эскизы, а под конец набросала карикатуру. Мальчуган помчался показывать ее братьям, а Эшли заставила себя сделать еще парочку этюдов.
Поморщившись, она наконец отложила кисть и устало опустилась на стул. Работать на пленэре слишком жарко, тени слишком резки, да и к тому же давно пора на ланч. Она побрела к кухне и по пути встретила Лоренса. Его взгляд обещал хороший выговор. И она принялась обдумывать, как бы половчее защититься.
Едва они уселись в столовой, как зазвонил мобильный Эшли. Она извинилась, вышла из-за стола и отвернулась от Лоренса, но все равно спиной остро чувствовала его присутствие.
Если это Роберт, брошу трубку, мелькнуло у нее в голове прежде, чем она взглянула на дисплей. Под таким пристальным взглядом — как под дулом пистолета, слова не вымолвишь. Но это оказался Чарли.
— Пап! Где ты сейчас?
— Почти что у твоего порога, дочурка. Мы с Мириам вчера поженились и держим путь на континент, во Францию. А пока остановились у приятеля в Арклоу. Я слыхал кое-что о твоем клиенте О'Мэлли, детка. Он, похоже, здесь большая шишка. А как он тебе? Я так понял, он не женат и имеет на тебя виды. Это славненько, ведь тебе… э… двадцать три? Или двадцать два, малышка?
— Папочка, — укоризненно промолвила она. Конечно, его новая пассия по меньшей мере лет на двадцать моложе него, раз он столько отнимает от подлинного возраста Эшли. — Слушай, скажи точно, где ты остановился, и я подъеду к тебе через часок, ладно?
Эшли отключилась и вернулась к столу. Там уже сидела Кэтрин. Женщины обменялись лицемерными улыбками.
— Твой отец где-то здесь? — осведомился Лоренс.
Не желая более его раздражать, она вежливо кивнула.
— Он только что снова женился, и они направляются в Париж.
— А где они сейчас? — спросила Кэтрин таким тоном, будто полагала, что они остановились в какой-нибудь грязной дыре за пять фунтов в сутки.
Потускневшим голосом Эшли ответила:
— Заглянули на денек-другой к одному приятелю. У него имение в Арклоу, где-то на побережье, если я правильно поняла. По-моему, неплохое место?
У Кэтрин так округлились глаза и рот, что она снова напомнила Эшли глупую рыбу.
— Но я думала, что… э-э… ваш отец тоже художник, не так ли?
Эшли поперхнулась чаем. Лоренс постучал ее по спине, правда несколько не рассчитал силу. Она покосилась на него и увидела, что он тоже смеется. Бедняжка Кэтрин! Она олицетворяла самое ненавистное для Эшли отношение к творческим профессиям. Но такая откровенность столь забавна, что ее даже можно простить. С таким же успехом она могла бы спросить: «Ведь ваш отец тоже грабитель банков, не так ли?».
— Да, — наконец выдавила из себя Эшли. — Кстати, портретист. Не знаю, как он попал в Арклоу, наверное благодаря своей новой супруге. Он, к сожалению, склонен жениться на аристократках.
— Я отвезу вас туда, как только вы закончите с ланчем, — сказал Лоренс тоном, не терпящим возражений. — Так будет проще, чем потом искать вас повсюду.
Она собралась было возразить, но, взглянув на выражение его лица, промолчала. Видимо, маленькое неповиновение может стоить ей больших неприятностей. Но когда Кэтрин объявила, что тоже не отказалась бы поехать, Эшли со вздохом закатила глаза. А, собственно, почему бы и нет? Во всяком случае, все вроде бы забыли о вчерашней сцене и сегодняшнем исчезновении Эшли. Разумеется, на этом дело не закончится, но, слава богу, расплата пока откладывается.
За четверть часа она переоделась в белую юбку, салатовую блузку и изящные босоножки. В ответ на насмешливый взгляд Лоренса сказала сладким голосом:
— Сегодня мы играем леди. Не стоит шокировать мою новую маман в медовый месяц. — О чем-то вспомнив, она поспешила к себе и изучила чековую книжку. Накоплений было маловато. Хоть бы Чарли не рассчитывал на большую сумму. В общем-то Эшли была на мели и надеялась лишь на предстоящий гонорар.
Когда машина свернула к богатым виллам, Кэтрин стала перечислять фамилии владельцев. Эшли почти все они были незнакомы, она бросала в ответ какие-то общие фразы, рассматривая симпатичную причесанность участков, изредка пересказывая Лоренсу объяснения Чарли. Они остановились у большого трехэтажного особняка, расположенного на берегу.
Кэтрин невольно ахнула.
— Да это же… здесь же ирландская вилла Ланкастеров!
У Эшли опять все поплыло перед глазами. На этот раз она вряд ли выдержит. Лоренс уже открывал дверцу с ее стороны, но она словно оцепенела. Невозможно. Вот так раз. А знает ли Чарли, где остановился? Не может быть! Или она не поняла Кэтрин? Или та ошиблась? Или это какие-нибудь другие Ланкастеры? С ума сойти!
— Эшли, что с тобой? Мы не туда приехали? — Лоренс просунул голову в салон и тронул ее за плечо.
Она посмотрела на него невидящим взглядом, на сей раз даже не заметив его поразительной красоты.
— Эшли! Солнышко! — завопил Чарли, подбегая к ним.
Эшли опомнилась, неловко вылезла и обняла отца. Последовали представления и приветствия. У Чарли душа была как всегда нараспашку, и он, не обращая внимания на возражения Лоренса, пригласил их выпить по рюмочке. Вы должны непременно познакомиться с моей женушкой. Прелестная, прелестная женщина! Какой же я счастливчик!
Кэтрин заметно съежилась от одного знакомства с таким темпераментным мужчиной. Сама Эшли уже почти забыла, какой Чарли крупный и представительный. В нем было что-то от Хэмингуэя, но и появилось нечто, ей неведомое. Раньше Чарли вечно кого-то изображал. Интересно, какой окажется его избранница? Бывали просто невыносимые.
— Мириам! Иди сюда, любовь моя! Вот твоя новая дочь и ее друзья. Они все прелестные люди. Знакомьтесь и давайте выпьем за наше торжество! — громогласно закричал Чарли с порога.
В дверях комнаты появилась летящая тень и приблизилась к ним, точно влекомая волной. Она утонула под здоровенной лапищей мужа, как цыпленок под крылом курицы. Яркие проницательные голубые глаза блестели на крошечном кукольном личике, а на губах играла робкая улыбка.
И это Мириам? Такое жалкое существо? Эшли замерла, но почти тут же разглядела истинную прелесть ее личика. Мгновения хватило, чтобы она просияла улыбкой, стремительно бросилась к маленькой женщине и обняла ее.
— Здравствуйте, Мириам. Я Эшли. Очень рада познакомиться с вами. Наверное, вы сумели как-то обуздать моего неугомонного отца. Мне-то это никогда не удавалось, ей-богу!
Потом всеобщая беседа слилась со звоном бокалов и звуками нежной тихой музыки, льющейся из задрапированных динамиков. Вскоре выяснилось, что Мириам арфистка. Они с Чарли встретились на Антильских островах у ее подруги, скрипачки с мировым именем. Чарли поехал с Мириам в Майами, потом сопровождал ее в Атланту и там уговорил выйти за него.
Эшли с любопытством взирала на седобородого отца. Ей до смерти не терпелось спросить, как он оказался во владениях Ланкастеров, но хотелось выяснить все без посторонних слушателей.
А уж каким внимательным слушателем была Кэтрин! Она жадно внимала Мириам, отвечавшей на ее расспросы о концертах и знаменитостях. С обидой и горечью Эшли заключила, что в клане Ланкастеров-Кларков-О'Мэлли музыканты ценятся явно выше художников.
Лоренс закурил сигарету. Чарли обратился к Эшли:
— Думаю, тебе интересно, как это я снова угодил в старое гнездо.
— Мягко говоря, да.
Его глаза того же зеленого оттенка, что у дочери, но заплывшие от долгих возлияний, любовно посмотрели на жену.
— Она просто чудо, правда? Редкостное создание. Лесная фея, живущая эфиром и музыкой.
Эшли тоже засмотрелась на эту немолодую уже женщину с коротко стриженными русыми, седеющими волосами и горящими голубыми глазами. Ей пришло на память прежнее увлечение отца: розовощекая пышнотелая красотка с копной черных волос.
— Ты, конечно, не заслуживаешь такой, старый греховодник, но я надеюсь, что по меньшей мере оценишь свою находку. — И все-таки что же насчет Ланкастеров? — хотелось ей спросить. На мгновение беседа смолкла, а Эшли мучительно соображала, как бы переговорить с отцом с глазу на глаз.
Но у Чарли и в мыслях не было что-нибудь скрывать.
— Тебе, кажется, любопытно, как я очутился на вилле Ланкастеров, малыш? Это все Мириам.
Всеобщее внимание было приковано к художнику, но первой заговорила Кэтрин:
— Я немного знаю Николаса Ланкастера. Его жена сопредседательствует в одном комитете с моей знакомой. Обе они страстно любят музыку. Видимо, они же и субсидировали монтаж акустического оборудования в концертном зале. Мне так приятно, что вы породнились с семьей дорогой Эшли, мисс Берроуз… э-э… миссис Мортимер. Как тесен мир! Подумать только, вы знаете моих знакомых. Скажите, они приедут сюда на лето?
Эшли гадала, как умудрялась раньше не нарваться ни на кого из Ланкастеров, ведь клиентура у нее как раз из их общества.
Мягким голосом Мириам промолвила: — Видите ли, Эшли и Николас Ланкастер — двоюродные брат и сестра, а Николас — мой дальний родственник со стороны матери. В качестве свадебного подарка он предложил нам остановиться в этом особняке. — С лукавой полуулыбкой на выразительных губах она добавила: — Мы с ним вместе учились музыке с пяти лет, но ему это занятие не пришлось по душе.
Эшли растерянно уставилась на отца. Впечатлений было через край: какой-то двоюродный брат, предлагающий свой особняк тому, кого не признавали в семье Ланкастеров целых двадцать восемь лет; новая мачеха, к тому же знаменитость; даже сам Чарли какой-то новый, более мягкий и тихий, что ли.
Наконец они распрощались с Чарли и Мириам и тронулись в обратный путь. У Эшли голова просто раскалывалась от наплыва мыслей. Все пятеро договорились собраться на следующий день вечером и отобедать у О'Мэлли. Тогда-то Эшли и передаст Чарли чек и расскажет о своих финансовых затруднениях. Если Мириам обращается с деньгами так же, как Чарли, то они окажутся по уши в долгах еще к концу медового месяца. Всю дорогу Кэтрин возбужденно чирикала, а Эшли пыталась понять: как это она вдруг превратилась в «дорогую Эшли» после вчерашней стычки. Почему, как только речь заходит о ком-нибудь при деньгах и славе, его тотчас окутывают мантией уважения и почета? Что до нее, то она не очень-то восхищается знаменитостями и так называемыми привилегированными классами. Так или иначе, в кругах творческих профессий человека ценят за его яркую индивидуальность, а не за то, что его предки накопили большие деньги.
Дома Кэтрин сразу же отправилась к себе, чтобы сделать, как она выразилась, несколько звонков, а Эшли собралась пойти в свою комнату.
— Эшли, зайдем в кабинет? — предложил Лоренс.
Она подняла на него мрачный взгляд. Конечно, надо выяснить отношения, но ей все-таки необходимо прийти в себя и явиться в боевой форме.
— Лоренс, может, дело подождет? У меня побаливает голова.
Он сдвинул брови.
— Нет, черт возьми, оно не может ждать! Его и так уже не раз откладывали.
Прикусив губу, чтобы не ляпнуть лишнего, Эшли первой прошла в кабинет. Она стерпит все, что он выплеснет на нее, и доведет дело до конца.
Из-за двери в другом конце коридора высунулась голова Денни.
— Дядя Лоренс, можно мы заберемся на Бутыль-гору на этой неделе? А то нас пригласили на выходные к Дэвиду с Майком, а они уже лазили и на Медвежью скалу, и на Бутыль-гору и везде-везде!
— Потом, — оборвал его Лоренс и плотно прикрыл дверь.
Эшли прошла к единственному свободному стулу с жесткой спинкой и устало опустилась на него. Закрыв глаза, она с тоской ожидала грозной тирады. Но вдруг ощутила прикосновение, открыла глаза и увидела, что Лоренс склонился над ней. В негодовании она отшвырнула его руку и вскочила. Вот же наказание: он пристает к ней, не успеют они остаться наедине!
— Я же сказала, что мне безразлично…
— Тише, дорогая. По-моему, у тебя на шее сидит клещ. — Он усадил ее на стул.
— Что-о?! — Она схватилась за шею. Лоренс оттолкнул ее руку и наклонился ближе. Его запах еще больше смутил ее.
— Да, и в самом деле клещ, — определил он.
— Лоренс, сними его с меня! Скорее, Лоренс! Умоляю! Я не выношу, когда по мне кто-то ползает, а мне его не видно! — завопила Эшли, снова подскочив со стула и вцепившись в его плечо обеими руками.
Он опять заставил ее сесть, убрал волосы с шеи и принялся рассматривать насекомое. Эшли ощущала его теплое дыхание и уверенные прикосновения, но волновало ее совсем не это.
— Так, сейчас он не ползает. Наоборот, по-моему, хорошо присосался. Сейчас я возьму что-нибудь… — Он выпрямился и ободряюще погладил ее по плечу.
Она порывисто сжала его руку.
— Лоренс, не уходи! Прошу тебя, Лоренс! Ты не понимаешь… — В дикой панике она не замечала выражения его глаз. Ей пришло на память, как в одной из захудалых студий отца полчища ужасных насекомых пировали на ее нежном детском тельце, пока их не обнаружили и не уничтожили.
— Ты меня удивляешь, Эшли, — нежно проговорил Лоренс, притянул ее к себе и с улыбкой посмотрел в испуганное лицо. — А где же вся твоя независимость? Что творится с женщиной, которая одной левой покоряет лошадей, горы, не говоря уже о социальных предрассудках?
— Не смей! — Она вздрогнула и спрятала лицо у него на груди. — Лоренс, ну прошу тебя, сними с меня эту пакость! Я… я сделаю все, что ты скажешь, только убери его.
Вся операция заняла несколько минут, и потребовались для нее всего-навсего пузырек с камфарой и пинцет. К концу процедуры Эшли уже начала волноваться по поводу своих безрассудных обещаний. Вскоре Лоренс показал ей маленького клеща, чиркнул спичкой и поджег его.
— Слава богу, это всего лишь неопасный лесной клещ, захотел полакомиться сочной едой. Ну, все в порядке?
— Д-да. — Она прерывисто вздохнула. — Прости, что вела себя как маленькая. Мне нравятся и божьи коровки, и бабочки, и даже пчелы, правда на расстоянии; змей и мышей я не особенно жалую, но не боюсь, но вот невидимых врагов не переношу.
После истерики ей было весьма неловко. Увидев же выражение его лица, она ощутила неловкость иного рода.
— Ну все прошло, забудь. Мы все чего-то не переносим. Я, например, не переношу тесных, замкнутых пространств.
Читать бесплатно другие книги:
