Беседы о Гераклите. Тайный смысл древней философии Раджниш (Ошо) Бхагаван

5. ТАКОВА ГЛУБИНА ЭТОГО СМЫСЛА

25 декабря 1974 г., Будда Холл

Вся философия — это не что иное как произвольные догадки. Если вы хотите избежать настоящего понимания, если вы хотите избежать экзистенциального, нет ничего лучше, чем философия. Убегайте в философию, и вы не столкнётесь ни с чем, ни с чем, что создаёт проблемы. Философия — это дешёвое решение. Вы просто рождаете и обсуждаете теории — не касаясь реальности, не входя в неё; а теории — это только слова. Аргументы, рациональные доводы, объяснения — это просто трюки. Это ничего не решает, потому что вы остаётесь тем же.

Философы — самые обманывающиеся в мире люди, потому что они думают, что знают что-то, не зная ничего. Гераклит смеялся над Пифагором, одним из величайших философов, которого когда-либо знал мир. Гераклит говорил: «Если философствуя кто-то может стать знающим, тогда Пифагор самый первый знающий в мире!» — потому что Пифагор путешествовал по всему известному на то время миру. Он даже дошёл до Индии; он жил в Египте, он путешествовал вдоль и поперёк — и он собрал множество знаний.

Пифагор был современником Гераклита, и он более известен, чем Гераклит. В истории философии Пифагор — целая веха. Он собрал многое, узнал многое — при этом совершенно не зная ничего. Что он делал? Через писания, через школы, через учителей, ашрамы, секретные общества он собирал знания. Когда вы собираете знания, это просто становится частью вашей памяти — но вы остаётесь незатронтым. Это не касается вашего сердца, ваше бытие не осознает тех вещей, сведения о которых вы копите в памяти. Если только ваше бытие не будет трансформировано, знания остануться невежеством, и такое невежество даже более опасно, чем обычное невежество, — потому что обычный невежественный человек понимает, что он невежественен, а философ уверен, что знает. И если вы слишком увлечётесь знаниями, вы можете подумать, что ваши знания есть ЗНАНИЕ. Конечно, вы многое знаете, но то, что глубоко внутри, для вас неизвестно, глубоко внутри ничто не изменилось в вас. Вам нужно исследовать более глубокий план бытия..

Настоящее знание состоит в достижении более высоких уровней жизни, более высоких планов бытия — там, где менее знаний и больше самого бытия. Более быть, а не больше знать, — вот настоящий путь. Больше знать, но не больше быть, — это фальшивый путь. Философы рассуждают о вещах. Ни один из них не получил даже проблеска Бога, мокши, свободы, иных миров, рая и ада. И они не просто говорят обо всём этом, они говорят очень авторитетно — но они не могут обмануть. Они не обманывают никого, кроме самих себя.

Говорят, что однажды Мулла Насреддин шёл по кладбищу и наткнулся на могилу философа из того же города; он умер несколько дней тому. На могиле было написано: «Я только сплю. Я не мёртв».

Мулла громко рассмеялся и сказал: «Ты обманываешь только себя и больше никого».

Но философ обманывает себя непрерывно. Вместо того, чтобы узнать, они делают своим фундаментом информацию. Знание только тогда подлинно, если оно достигнуто экзистенциально, собственным опытом, Например: вы собираете сведения о природе любви, при этом сами никогда не влюблявшись. Библиотеки полны описаний — вы можете пойти и прочесть всё, что написано о любви… но в знании о любви нету любви, в знании о Боге нет Бога. Узнавая всё больше о любви, вы ходите вокруг да около, вы наматываете круги, не прикасаясь к самому опыту, к самому центру того, о чём вы уже так много знаете. Любить — это совершенно иное.

Вы можете строить теории на счёт любви, вы можете делать заключения о природе любви, но если вы никогда не влюблялись сами, какой толк во всех этих знаниях? Чего вы добьётесь этим? что найдёте? Подмена возможна. Зная о любви, вы можете решить, что вам известна сама любовь, и если так, вы закрываете двери для настоящей любви. Влюбиться опасно. Знать о любви — значит быть умным и хитрым. Влюбиться значит изменить себя; влюбиться — значит столкнуться с миллионом трудностей, потому что вступая в отношения с живой личностью, вы прикасаетесь к неизвестному. Никто не знает, что может случиться в следующий момент. Вы выброшены из своей закрытости, вы прямо под открытым небом, и каждый момент появляются новые проблемы, которые нужно решать, новые беспокойства. И это должно быть так, потому что проблемы и беспокойтсва — это шаги. Если вы принимаете эти шаги, вы растёте; если вы пугаетесь и убегаете, вы остаётесь незрелым, юным.

Любовь — это возможность расти, а рост это всегда болезненно, потому что вам нужно разщрушить что-то, прежде чем создать что-то новое. Прошлое должно быть разрушено, прежде чем возникнет новое будущее. Каждый случай роста подобен материнской боли, через которую проходит женщина, давая жизнь ребёнку. Всякий рост означает, что вы даёте жизнь самому себе; ежемоментно дитя рождается… И этот процесс непрерывен, он никогда не заканчивается, конец никогда не придёт. Вы можете немного отдохнуть, но путешествие продолжается — оно бесконечно. Вы постоянно рождаете самого себя — и каждый раз это боль. Если вы можете принять боль, не просто принять, а приветствовать, это прекрасно, потому что именно так человек растёт. Нет другого пути для роста.

Любовь причинит вам боль, заставит вас страдать, так как через любовь человек становится по-настоящему зрелым. Никогда не происходило никакого роста без страданий. В этом смысл креста: Иисус страдает, и это страдание тотально. Если страдание полно, то полно и возрождение — он воскресает. И тогда он больше н человек, он стал богом. Он возлюбил людей так сильно, что любовь к людям стала для него крестом.

Вы боитесь полюбить даже простого человека. Как вы сможете расти?. Вы можете обмануть ум — вы можете пойти в библиотеку, собрать множество знаний о любви и людях, которые любили., и вам покажется, что вы знаете многое, — но вы не знаете ничего. И это происходит в каждом измерении жизни. Где бы ни затрагивались по-настоящему значительные вопросы, вы обманываете себя. Молиться это трудно; монахом стать легче. Монах — это человек, который собрал все возможные знания о молитве, но он не молиться, потому что молиться трудно. Это, как смерть — но пока вы не умрёте, вы не сможете открыть себя для божественного. Пока вы не станете пустым, как это может войти в вас?

Серен Кьеркегор сказал: «Сначала, когда я начинал молиться, я много говорил с Богом. Но потом постепенно я понял, как это было глупо с моей стороны. Я говорил… — но как говорение может быть молитвой? Молитвой может быть лишь глубокое слушение, не говорение. Вы должны слушать, и тогда однажды вы услышите Бога. Вы должны быть такими тихими, чтобы слово Его смогло достичь вас. В этом молчании раскрывается божественное». Молитва — это не слова, это не говорение, это слушание: бдительное, пассивное, открытое, готовое и принимающее, ринимающее, как матка. Молитва — женская, а монах или духовный человек — это мужской феномен. Священнослужитель агрессивен: он что-то делает, он занят чем-то. Молитва совершенно пассивна — это просто принимающее качество, открытость. Дверь открыта, и вы ждёте… Монах агрессивен. Вы можете обучиться этому: священничество — вроде искусства, всего немного практики… Молитва — это не искусство, вы нигде ей не научитесь. Вы можете научиться ей только у жизни. Нет никакой школы или университета, которые бы научили вас молитве, — только жизнь может научить вас.

Вы движетесь в жизни, вы испытываете страдания, вы растёте и, с каждым шагом, вы ощущаете, свою полную беспомощность. И вы понимаете, что все эгоистические притязания, требования были глупостью — ибо кто вы такой? Вас просто бросает оттуда сюда и отсюда туда, вы просто сплавляетесь, сплавляетесь, как древесина, вниз по течению к морю… Кто вы?! Если вы начинаете чувствовать, что вы никто, тогда первое семя молитвы возникнет в вас. Когда вы чувствуете: «Я беспомощен, я не могу сделать ничего — потому что я делал и делал, и всё, что выходило из этого, — только страдания, ничего больше не получалось из моих усилий», тогда вы становитесь безусильными. В этом ощущении беспомощности молитва совершает второй шаг. Не то чтобы в своей беспомощности вы требуете у Бога: «Сделай это для меня, потому что я не могу» — нет! Если вы действительно беспомощны, в вас нету сил даже чтобы желать или требовать, потому что вы пришли к пониманию: «Что бы я ни говорил, это неверно, о чём бы ни просил, это не то. Я неправилен, и значит всё, исходящее от меня, — неправильно». И вы говорите: «Да будет воля Твоя — не слушай меня, но делай всё, что ни пожелаешь, я же буду следовать и слушаться». Это и есть молитва, но не монашество или так называемая духовность. Вы можете натренироваться быть духовным; существуют учебные заведения, где тренируют священников, духовников. Вас обучат там всем жестам молитвы: как нужно сидеть, как отбивать поклоны, какие слова нужно использовать, а какие не использовать.

У Льва Толстого есть небольшая притча. Один человек пришёл к священнику, самому главному в России, и сказал: «Я знаю трёх святых. Они живут на острове, и они достигли Бога».

Архиерей сказал: «Как это может быть? Я — самый главный священник во всей стране! Без меня и моего понимания феномена, как кто-то может достичь Бога? Я должен пойти и увидеть их».

Он сел в лодку и достиг острова…Это были три простых человека, они сидели под деревом и творили свою молитву. Приехавший послушал их молитву, громко рассмеялся и сказал: «Вы дураки! Откуда вы взяли эту молитву? Я никогда не слышал в своей жизни чего-то более бессмысленного, я, главный монах во всей стране. Что это за молитва?..»

Все трое задрожали от страха и сказали: «Прости нас! Мы не знаем, мы никогда не учились. Мы сами придумали эту молитву». Молитва была проста. Они говорили: «Нас трое…» — христиане верят в троицу — так что они говорили: «Нас трое, вас тоже трое — смилуйтесь над нами!» Они сами создали её и повторяли много-много раз, не зная правильно это или нет.

Архиерей сказал: «Это совершенно не правильно. Я научу вас, как надо, вот подлинная версия». И он начал читать длинную церковную молитву… Трое слушали его, дрожа. Священник был очень счастлив — он уходил с мыслью, что он сделал благое дело, проделал хорошу работу: он обратил трёх язычников в христианство. «И эти идиоты стали известны! Столько людей приходило к ним на даршан — касались их ног и поклоняись им».

Когда он уплывал, очень счастливый, что сделал что-то хорошее, вдруг произошло что-то странное, и это напоминало бурю на море… Он очень испугался. А потом он увидел: трое святых шли, бежали к нему прямо по воде… Он не мог поверить глазам. Святые достигли лодки и сказали: «Пожалуйста, повтори свою молитву ещё раз, потому что мы уже забыли её! Она слишком длинная, а мы из простонародья, не образованы. Только ещё один раз…»

И тогда, пишет Лев Толстой, главный монах бросился к ногам этих святых и просил: «Простите меня! Я грешен. У вас есть свой собственный путь — и ваша молитва верна, потому что она исходит из вашего сердца. Моя молитва бесполезна, меня просто научили ей. Не слушайте меня. Идите и делайте то, что вы привыкли делать».

Молитве нельзя научить. Вам нужно пройти через жизнь с открытми глазами, с понимающим сердцем, и вы придёте к молитве. И эта молитва будет только ваша. Она придёт из сердца, выльется наружу из сердца. Слова не имеют большого значения, главное — чтобы за ними было сердце. Но вы можете многому научиться с помощью ума — и забыть при этом сердце; потому что сердце обучается через опыт, через столкновение с реальностью; ум же обучается через… думание. А думанье мертво. Не может быть никакого настоящего роста через думание. Вы просто ходите и ходите кругами в собственном уме… Ум — это просто компьютер, биологический компьютер; он собирает информацию. То же может быть сделано с помощью обычного компьютера, и он справиться лучше, чем ваш ум. Но сердце это не компьютер. Сердце совершенно отличается от ума: оно не собирает, у него нет памяти — оно просто живёт от момента к моменту и живо отвечает на каждый живой момент.

Я знал одного человека, он был моим коллегой по университету. Он был болен, и всё время что-то с ним было не так. И я сказал ему: «Почему ты не пойдёшь к доктору? Почему ты не спросишь какого-нибудь доктора на счёт своего тела? Ты же постоянно жалуешся на что-то». И он пошёл.

На следующий день он пришёл ко мне и сказал: «Доктор велел мне сократить наполовину мою сексуальную жизнь».

Я удивился и спросил его: «И что ты решил?»

Он сказал: «Да, я последовал его совету».

И тогда я спросил его: «Какую половину — думать об этом или говорить об этом…» — потому что я знал этого человека: у него не было никакой сексуальной жизни, он только думал и говорил об этом. У многих людей нет религиозной жизни. Они говорят об этом и они думают об этом — но у них нет религиозной жизни; но если послушать их, может показаться, что они очень религиозны. Религия — это нечто не совместимое с думаньем и разговорами — религия это что-то совместимое с проживанием жизни. Вы либо проживаете её, либо не проживаете. Это путь жизни, не философия, не теории о высоких материях — а просто глубокое осознание, что есть жизнь.

Просто взгляните на свой ум — как он использует противоположности, когда вы могли бы стать религиозным. Вы смотрите на цветок… и начинаете думать о нём, начинаете говорить о нём — вы не проживаете момент. Цветок прямо перед вами распутил свои лепестки… невыразимо прекрасно явление, чудо.

Учёные тоже говорят, что жизнь — это чудо: нет никакой причины, чтобы она должна была возникнуть. Среди миллионов и миллионов планет и звёзд, на этой маленькой крошечной Земле, и то всего каких-то несколько тысяч лет существует жизнь. Никто не знает почему, никто не знает сколько ещё она будет существовать, никто не знает цели и назначения её, а также её источника. Учёные, самое большее, могут сказать, что это чудо, всего лишь случайность. Ничто не может быть сказано. Цветок — это чудо, потому что он жив. Среди этой мёртвой вселенной — где миллионы планет, миллионы звёзд, только скалы и камни, бесконечно — каждое семя может прорасти, а росток — это уже празднование. Вот цветок взошёл, и вы начинаете говорить и думать о нём, вы говорите: «Как красиво!», но вы упускаете красоту, потому что если вы видите настоящую красоту, вы становитесь молчаливым. Когда что-то прекрасное касается вас, вы в таком восхищении, вы так удивлены — как вы можете что-то говорить? Говоря, вы оскверняете. В тот самый момент говорить что-либо просто глупо — вы упускаете главное.

Просто оставаясь молчаливым, вы пьёте, вы вкушаете этот момент; вы позволяете цветку распустится в вас. Очень тонким образом дуальность субъекта и объекта исчезает. Вы больше не субъект и цветок больше не объект — больше нет никаких границ. Внезапно случается так, что цветок внутри вас и… вы в цветке — потому что жизнь едина. Вы тоже цветок; сознание— это цветение. Вот почему индуисты всегда применяли для него символ лотоса: цветок цветков. И цветок тоже сознателен, жив. Дайте себе встретиться с цветком, не начинайте думать или говорить. Тогда вы узнаете, чтґо есть цветок. Возможно, вы не сможете выразить это понимание или создать для этого какую-нибудь теорию. Это так обширно, опыт так огромен, а все теории узки, ограничены. Вряд ли вы сможете тогда философствовать, но это не имеет значения — вы ЗНАЕТЕ, вот что важно.

Это тот перекрёсток, на котором философ и религиозный человек расходятся. Философ продолжает говорить и думать, религиозный же человек углубляется в собственный опыт — и в какой-то момент они будут совершенно потеряны. Философ в конце концов станет просто эго, а религиозный человек просто исчезнет. Вы не сможете найти его, где он.

Если вы можете понять это, тогда эти фрагменты станут очень и очень значительными. Вот они.

Что может ваш ум сделать? Такая маленькая и незначительная вещь.

Говоря, что однажды Аристотель сидел в размышлениях на берегу моря — и вдруг он увидел человека, который вычёрпывает морскую воду маленькой ложкой и переливает её в небольшу яму, которую он выкопал недалеко в песке. У Аристотеля были свои собственные проблемы. Он не обращал внимания — один, два раза он прошёл в раздумьях мимо… но этот человек был так поглощён работой, что Аристотелю стало интересно: «Что он делает?» И он не утерпел, наблюдая, как человек занят своим делом: он шёл к морю, наполнял ложку водой, нёс и выливал в ямку — снова и снова… Наконец Аристотель сказал: «Постой! Я не хочу беспокоить тебя, но — что ты делаешь? Ты ужасно заинтриговал меня!»

«Я хочу перелить в эту ямку весь океан!» — сказал человек.

Аристотель — даже Аристотель — рассмеялся. Он сказал: «Ты глупец! Этого никогда не случиться. Ты просто сумашедший, и ты понапрасну тратишь свою жизнь. Просто посмотри, насколько широк океан, и насколько мала твоя ямка… — и ты хочешь перелить в ямку всю океанскую воду? Ты просто безумец. Иди лучше домой и отдохни».

Человек рассмеялся даже громче, чем Аристотель, и сказал: «Да, теперь я пойду — потому что моя работа исполнена».

«Что ты имеешь в виду?» — спросил Аристотель.

Человек ответил: «Ты делаешь то же самое — и даже более глупое. Посмотри на свою голову — она даже меньше, чем моя ямка! И посмотри на божественное, на существование — оно шире, чем любой океан. И взгляни на свои мысли — неужели они больше моей ложки??!» И он ушёл, громко смеясь. Это потрясло Аристотеля… Никто не знает, было это на самом деле или нет, так или иначе Аристотель остался тем же. Я подозреваю, что эта история была подброшена Гераклитом…

Что может сделать ум? Если вы посмотрите на это, это просто абсурдно. Как вы можее понять эту бесконечность с помощью головы? Все усилия кажуться бесполезными. Оставь свою голову и просто посмотри! Не смотри через голову, не через ум — и тогда ты так же огромен. Лишь потому, что ты смотришь через голову, ты становишся таким же маленьким. Из-за узости твоей головы, ты тоже становишся узким. Выбрось эту голову! — и просто смотри на существование без головы… Это значит: без думания, с полной бдительностью и без единой мысли в уме — не теоретизируя, но проживая.

Все наши догадки случайны. Что вы можете сказать? Кто-то спрашивает: «Есть ли Бог?» Что вы скажете? Если вы скажете да, это просто догадка — вам известно то, что вы говорите!?. Если вы скажете нет, это тоже догадка — откуда вы знаете? Как вы можете сказать вообще что-либо? Говоря да, вы ошибаетесь, говоря нет, вы ошибаетесь.

Вот почему будды оставались молчаливыми. Если вы спросите Будду о Боге, он не скажет ничего. Он просто останется в молчании, будто вы ничего и не спрашивали. О Боге он никогда не сказал ни единого слова. Он понимал глупость этого вопроса. Он знал, что, отвечая на глупый вопрос, сам становишся глупцом. И он оставался совершенно молчаливым, не говорил ни да, ни нет — потому что это лишь предположения. Что вы можете сказать? Христианские теологи выглядят глупо в сравнении с буддами. Они даже пытаются доказать, они предоставляют доказательства, что Бог есть. Они подводят под Бога логическую основу. Но нуждается ли Бог в вашей логической опоре? Нужны ли целому какие-то доказательства от вас? Разве вы судья? Что вы можете доказать? И всё, что может быть доказано, будет опровергнуто тем же умом, потому что любой ум — это обоюдоострый меч — вы доказываете, и вы также можете поломать/сломать доказателства. Логика — это не возлюбленная; это проститутка. Кто бы ни платил, логика работает на то.

Я знал одного человека — он был адвокатом, очень известным, великим, большим специалистом по законам; но он был и очень забывчивым человеком, очень рассеянным. Однажды вышло так, что на одном процессе в Лондоне он участвовал как адвокат для одного индийского махараджи. Это был большой процесс. Он совсем забыл… — и он целый час спорил со своим собственным клиентом. Даже судья стал беспокоиться. И адвокат противоположной стороны не мог поверить: «Что он собирается делать?..», потому что все те доводы, которые приготовил он сам, которые он которые он уже собирался пустить в ход, этот человек использовал один за другим. Всё встало с ног на голову, и весь суд не мог поверить в то, что происходит. И этот человек был так авторитетен, что никто не осмеливался прерывать его; даже его собственный ассистент несколько раз пытался и тянул его за пиджак и говорил ему, что тот делает… Когда он закончил речь, ассистент прошептал ему на ухо: «Что вы наделали? Вы совершенно испортили дело. Вы не против этого человека — вы ЗА него!»

Тогда адвокат встал и сказал: «Господин судья, все эти доводы, которые я только что применил против своего клиента, — теперь я опровергну их». И он начал опровергать. И он выиграл процесс.

Логика — это проститутка. Вы можете найти аргументы в пользу Бога, и также вы можете найти аргументы против Бога. Например, все религии мира, все монахи и священники, все попы, теологи, все они имеют первое и основное доказательство в пользу существования Бога — что всё должно иметь творца: «Если вы видите скамейку, вы знаете, что это столяр сделал её. Если вы видите картину, вы знаете: за этим стоит художник. Как картина может существовать без художника?.. И конечно, для такой огромной вещи, как вселенная, разворачивающейся так систематически, действующей по таким строгим законам, необходим творец. Творение предполагает творца».

Но послушайте также атеистов. Они говорят: «Если это правда, то — кто создал создателя? Если ничто не может существовать без творца, если картина не может быть без художника, то кто сотворил художника? Если же вы скажете, что художник не был сотворён, то это глупо, потому что даже картине, такой незначительной вещи нужен творец, то художнику и подавно».

Ваша собственная логика работает против вас. Если вы говорите: «Бог был создан иным Богом» — тогда вам придётся отступать бесконечно… А-Бог был создан Б-Богом; Б-Бог был создан В-Богом — и так до бесконечности. В конце концов возвращается первичный вопрос; но на него нет ответа. Кто создал Я-Бога[11]? Тот же вопрос вернулся. Вы можете применять те же аргументы, и то же самое повториться.

Давайте не допускать вообще никаких догадок, теорий, предположений…

Лучше обойтись вообще без догадок.

Вы можете изучить множество из этих догадок и допущений — которые все случайны; вы можете стать великим пандитом, знатоком. На первое место вы ставите эти догадки и теории, а потом вы собираете различный хлам и становитесь знамнитым учителем, и люди начинают уважать вас и говорят, что вы многое знаете, — но знаете ли вы? Говоря о Боге, представляя выводы за или против, приходите ли вы сами к какому-то заключению?. Атеисты, теисты, все они в одной лодке.

Говорят, что Мулла Насреддин был когда-то лодочником и перевозил людей. И к нему пришёл монах, чтобы переправиться на другой берег. Когда они были на самой середине реки, монах спросил: «Насреддин, ты когда-нибудь чему-то учился?»

Насреддин ответил: «Нет, я никогда не учился, я ничего не знаю — я ни разу не был в школе».

Монах сказал: «Получается, половину жизни ты пропустил зря, потому что — что такое человек без образования?»

Насреддин ничего не ответил. А потом поднялась буря и их лодка перевернулась. Насреддин закричал: «Ваша святость, вы умеете плавать, вы учились этому когда-нибудь?»

«Нет, — кричал монах, — никогда! Я не умею..»

Насреддин сказал: «Тогда вся ваша жизнь растрачена — потому что я ухожу…»

Обучение не станет способностью плыть — а существованию нужен опыт. Обучение не станет знанием. Знание — это нечто, что вы пережили и таким образом узнали. Знание всегда только ваше; знания, обучение — всегда одолжено. Другие, может быть, знают, а может, и нет — вам приходиться верить. Но помните: вера не поможет. Это часть обучения. Доверие, религиозность — это совсем другое. Вы что-то ощутили, и вы доверились этому. Нет опыта, нет и доверия, есть только поверхностная навязанная вера. Вы верите; вера заимствована, мертва. И, чем больше вы верите, тем более вы сами становитесь мёртвым. Доверие совершенно иное. Это ни вера, ни неверие. Это ничего общего не имеет с верой, с неверием или с умом. Одни люди говорят: «Мы верим в Бога», а другие говорят: «Мы не верим в Бога».

Один человек пришёл к Шри Ауробиндо и спросил: «Вы верите в Бога?»

Шри Ауробиндо сказал: «Нет».

Человек не мог поверить собственным ушам — он приехал из далёкой страны специально, чтобы задать этот вопрос, и он был уверен… а этот человек так просто отвечает: «Нет».

Он воскликнул: «Что вы говорите! Я не могу поверить. Я приехал издалека, чтобы встретиться с человеком, который знает..»

Шри Ауробиндо сказал: «Но я не говорил ничего о знании. Я не верю, я ЗНАЮ».

Вера — это бледная замена для знания, точней она совсем не может его заменить. Вы не верите в солнце — вы знаете. Я здесь: вам не нужно верить в меня, вы знаете. И вы сидите здесь: вам не нужно верить в то, что вы здесь, вы знаете! Веря в Бога, вы не знаете.

Невежество может стать верой или может стать неверием, но оно так и останется невежеством. Необходимо знание. И тут есть тонкое различие: я не использую слово знания[12], я говорю знание[13], потому что это процесс, знания же всегда закончены. Знания — это как вещь, ни убавить, ни прибавить; вы можете обладать ими, они в ваших руках — вы можете манипулировать ими, делать всё, что хотите, так как они не меняются. Знание — это процесс, река: оно продолжается и продолжается, и продолжается. Вы не можете обладать им, и вы не можете сказать, что оно закончено. Существование вечно, как же узнавание его может быть конечным? Можете ли вы прийти к точке, где скажете: «Теперь я знаю всё»? Вы никогда не придёте к такой точке.

ЗнаниЯ — это завершённый продукт, знаниЕ — сырой. Оно всегда в производстве, оно всегда становиться. Оно всё время меняется, течёт, принимает новые формы, и вы не можете завершить это, потому что вы часть этого. Кто будет завершать? Вы можете стать знанием, но вы никогда не станете знающим.

То же верно и о любви, то же верно в отношении молитвы, то же можно сказать о медитации и всех великих вещах. Фактически, использовать слово любовь не хорошо — быть любящим, быть в любви — более передаёт суть процесса. И использовать слово «молитва не хорошо, молитва мертва — быть в молитве, быть молитвой — лучше передёт это: течение, жизненность. Опыт тоже не очень хорошо — переживание, быть в переживании… Медитация — не правильно; медитирование, быть в медитации, быть медитацией. Язык всегда предлагает нам какие-то мёртвые вещи, но жизнь не мертва! Даже когда вы приходите к реке и говорите: «Это река» — даже для реки вы говорите: «это есть»; но река никогда не есть что-то постоянное. Река всё время движется, становиться, происходит.

Ничто не являетс сталым, всё течёт — и всё меняет формы, имена, одно незаметно становиться другим. Быть в переживании, в опыте, знание, бытие в любви, моление, медитирование[14]… — помните, что жизнь это процесс, а не вещь. Это движение от одной вечности к другой. Она всегда посередине, всегда; и вы всегда посередине. Это никогда не заканчивается, есть только движение.

Обучение всегда даёт вам мёртвые продукты, лишь жизнь может дать вам процессы. Вы не можете обладать чем-либо в жизни, вы не можете обладать собой. И если вы имеете обладающий ум, вы станете знатоком. Так что будте настойчивы в необладании, оставайтесь в необладающем уме. Не обладайте ничем. Не притязайте даже на обладание собственным ребёнком — он не вещь. Не обладайте возлюбленной — она не вещь. Не обладайте ничем — вы и не можете! Если же владеете чем-то, вы будете убивать, разрушать. И то же самое с обучением: оно есть желание обладать.

Люди приходят ко мне и говорят: «Мы хотели бы узнать Бога». Но зачем? Зачем вам нужно знать Бога? Вы хотите быть знающим. Ко всему прочему, вы хотели бы узнать также и Его. Вы хотели бы показать другим, что вы владеете не только домом и автомобилем, но и знанием Бога: «Прийдите и взгляните, всё это есть у меня. Я достиг всего этого!» Вы желаете и Бога сделать товаром — и вы уже создали Его…

Нет, обладание невозможно. Знанием нельзя обладать. Можно обладать обученностью, знаниями. Знанию нельзя обучить, вы должны вырасти в это. И это не безопасно, так как нельзя ничего определённого сказать о процессе. Это никогда не предсказуемо — как вы можете абсолютно уверенны в процессе? Только с мёртвыми вещами вы в безопасности. Всегда существует опасность, потому что вы всегда движетесь от известного к неизвестному, от света к темноте, от дня к ночи. Вы всегда движетесь от жизни к смерти. И если способны увидеть секрет тайной гармонии, которая трансцендирует то и другое, которая движется внутри обоих и в то же время за пределами того и другого., тогда вы пришли к знанию истины.

И именно это говорит Гераклит в отношении великих вещей:

Встречали ли вы людей, которые знают многое, но ведут себя очень глупо? Это почти всегда происходит: человек, который много знает, всё больше теряет осознанность. Он действует в соответствии с знанием, а не в соответствии с реальной ситуацией. И он выглядит глупо, он ведёт себя глупо, потому что чтобы действовать разумно, нужно отвечать текущему моменту, он же всё время остаётся в мёртвом прошлом. Он всегда действует из своей подготовленности и предвзятости. Он не может быть неподготовлен.

Я слышал об одном знаменитом профессоре философии. Он занимался в своей комнате. Его жена очень взволнованная вбежала в комнату. «Что происходит? — кричала она. — Ты видел эту газету? Тут написано, что ты умер!..»

И профессор, даже не взглянув на жену или на газету, ответил: «Понятно. Не забудь только, что мы должны отправить цветы». Потому что, кто бы ни умер, обязательно нужно отправить цветы как знак искренней скорби — это известно. Он даже не слушал. Вы не сможете удивить знающего человека, нет. Он уже знает. Вы не сможете поразить его, он лишён этого измерения. Он больше не ребёнок; он знает, он знает всё.

Я слышал — я не могу ручаться, я только слышал об этом — один друг рассказал мне, что однажды он сидел вместе с Муллой Насреддином, и они говорили о разных вещах и удовольствиях, и вдруг в комнату вошла собака Насреддина и спросила: «Кто-нибудь видел сегодняшнюю газету» Друг был просто поражён, он не мог поверить!

Мулла отдал псу газету, и, когда тот ушёл, этот друг, собрав остатки разума, проговорил: «Невероятно. Твоя собака умеет читать?»

Мулла сказал: «Пусть тебя не обманывает это — он только просматривает комиксы».

Есть люди, которые не видят смысла удивляться неизвестному. Они не могут быть поражены, вы не сможете удивить их. Что происходит? Они всегда готовы. Они знают, а когда вы знаете, как вы можете удивиться? Дитя удивляется — и в этом значение слов Иисуса: «Пока не станете ребёнком, не войдёте в Царствие Небесное». Почему? — потому что удивление — это дверь, и только сердце младенца способно удивляться. И если у вас появляется такое сердце, вы можете удивляться; всё поражает вас, кажется необычным… Бабочка кажется чем-то сказочным и танственным!..

Чжуан Цзы сидел под деревом и две или три бабочки летали перед ним друг за дружкой. Он написал небольшое стихотворение: «Мне кажется, что эти бабочки — цветы. Цветы, что однажды, упав, припали к земле. И теперь опять возвращаются на ветви..» Цветы падают на землю и исчезают. Чжуан Цзы говорит: «Теперь в виде бабочек они возвращаются обратно на дерево». Этот человек вошёл в Царство Бога, но не вы. Если кто-то спросит вас о бабочках, вы сразу откровете книгу или начнёте говорить то, что уже вычитали в ней, — но думаете ли вы, что всё это, всё, что вы скажете, может быть целым? Всё, что вы сказали, всё ли это? Нет ли чего-то, что осталось не скаґзанным, не переданным словами, и что всегда будет оставаться невысказанным, потому что никто не может высказать это?. Если вы считаете, что ничего не сказанного не осталось, как вы можете удивляться? — тогда сам корень удивления пропал в вас.

Это столетие акумулировало в себе больше знаний, чем любое другое столетие, и оно отошло от Бога дальше, чем любое другое, — оно скопило столько знаний, растёт всё больше библиотек, и каждый человек знает очень много. Даже маленький ребёнок — мы заставляем его обучаться — но не для знания, не для того, чтобы его удивление росло, не для того, чтобы мир становился для него всё более таинственным: внутри и снаружи — не для того, чтобы он проникал всё глубже в его тайну; не для того, чтобы он касался цветов и бабочек, и камни… Нет. Мы наполняем умы детей знаниями — А Гераклит говорит:

Эти знающие, пандиты, они много копают и достают много земли, но находят совсем мало. Они выбрасывают целую гору, а выходит с гулькин нос. Чего они достигают? Они, как искатели золота: столько усилий, а то, что выходит в результате, только КАЖЕТСЯ ценным. Вот почему они пользуются словом золото, потому как что ценного может быть в золоте? Что ценного, фактически? Ценность, которую вы придаёте ему, — лишь условность. Это мы, придающие ценность золоту, а не не золото, имеющее свою собственную ценность. Если бы человека тут не было, думаете ли вы, что золото было бы так же ценно? Животным оно не нужно, птицы не заботяться о нём. Если вы положите перед собакой золото и кость, она выберет кость, она даже не посмотрит на золото. Какая ценность в золоте? Имеет ли оно какую-то имманентную, свою собственную ценность?. Никакой ценности, только социальная проэкция. Если вы думаете, что оно ценно, оно становиться ценным. О чём бы вы ни думали, что это ценно, оно становиться ценным. Искатели золота много выкапывают земли, но достают немного. Вот что происходит с теми, кто копает в поисках знаний, а не опыта; те, кто копают в поисках правды, а не жизни… а жизнь и есть правда, истина! А истина, которую вы можете откопать в ваших доктринах и теориях, всегда мертва.

Попытайтесь понять такие три слова: первое — это известное, то, что вы уже узнали; второе — неизвестное: мы ещё не знаем этого, но узнаем как только будет возможно, и тогда оно тоже станет известным. Наука разделяет существование с помощью этих двух понятий: известное, неизвестное. Мы познали известное, а неизвестное нам предстоит познать; нужно лишь время. Религия разделяет мир с помощью трёх понятий: это известное, неизвестное и непознававаемое..

Вы не можете исчерпать непознаваемое. Неизвестное станет известным, известное может однажды опять стать неизвестным. Это происходит множество раз. Многие вещи становились известны, а потом они опять возвращались в забытьё, так как общество было незаинтересовано в них. Это случалось много раз. Если вы спросите людей, которые глубоко исследуют прошлое, они скажут, что практически все вещи, которые известны теперь, уже были известны ранее, а потом забыты; и так произойдёт снова.

Колумб не был первым человеком, достигшим Америки; было много людей, которые достигали её берегов до него. Но потом Америка вновь была утеряна. В Махабхарате, одном из древнейших индийских писаний — этому тексту около пяти тясяч лет, возможно больше, — там упоминается о Мексике: у Арджуны было много жён, и одна из них была мексиканка. Во многих других писаниях мира есть упоминания об Америке. Колумб не был первым, тем, кто открыл её, — он переоткрыл её. Есть упоминания о самолётах во многих писаниях мира… это не только теперь был изобретён самолёт. Мы изобрели, открыли что-то — но потом это потеряло своё значение и забылось; и это было утеряно. Я не встречался ни с чем, что было бы открыто впервые. Всё уже было открыто и утрачено. Это зависит от общества: если общество заинтересовано этим, всё хорошо; в противном случае, вещь забывается.

Известное станет неизвестным, неизвестное станет известным. Но есть и третье измерение: непознаваемое. Наука не верит в непознаваемое. Она утверждает: «Непознаваемое — это не что иное как как ещё не познанное, неизвестное». Но религия говорит, что это совершенно другое: то, что всегда останется неизвестным — потому что собствення природа этого такова, что ум не может охватить это. Обширное… до бесконечности, не имеющее ни конца, ни начала, тотальное — тотальное никоим образом не может быть постигнуто частью. Как часть может постичь целое? Как ум может постичь то, откуда возникает сам ум?.. и как он может понять то, где он после раствориться? Это невозможно! просто невозможно. Как мы можем узнать, откуда мы пришли? Мы всего лишь волны — как волна может постичь целый океан? Она может желать этого, она может притязать на знание — и океан никогда не станет спорить с волной — он лишь громко смеётся. Это похоже на то, как ребёнок выдвигает какие-то претензии своим родителям — они же просто смеются.

Это есть непостижимое, непознаваемое.

Гераклит говорит:

Как ты можешь знать себя? Каждая религия настаивает: «Узнай себя!» Но возможно ли на самом деле узнать себя? Кто же будет познающим, а кто познаваемым? — ибо познание основывается именно на таком разделении. Я могу узнать вас, вы можете узнать меня, я могу стать объектом, вы можете стать познающим — но как возможно познать самого себя?. И если вы попробуете узнать, всё, что вы узнаете, не будет вами. Познающий всегда позади: под знанием всегда имеется в виду объект, под познающим всегда имеется в виду субъект.

Например, вы можете знать о теле. Вот почему все знающие говорили, что мы не тело, — потому что мы можем знать тело. Мы можем узнать ум. Поэтому, те, кто знает, говорили, что вы не ум, — вы можете увидеть ум как объект, вы же будете познающим. Вы отсупаете назад, продолжаете скрываться, — вы неуловимая трансценденция. Что бы вы ни узнали, вы тут же выходите за пределы этого. В тот момент, когда что-то стало известно вам, вы становитесь разделены с этим. Если вы говорите: «Я узнал себя», что вы имеете в виду? Кто узнал кого? Узнали вас или узнали вы?.. Еси вы познающий, тогда вы по-прежнему остаётесь непознанным. Самопознание невозможно.

Но почему всегда говорилось: «Узнай себя»? Это говорилось для того, что лишь через усилия узнать себя вы можете коснуться измерения непознаваемого. Так настойчиво повторялось: «Узнай себя!» не для того, чтобы вы узнали себя, — не обманывайтесь этим. Никто никогда не был познан и никто никогда не узнает себя. И всем знающим известно одно — что великое, предельное, бесконечное непознаваемо.

Мастера настаивают: «Узнай себя!» Я тоже настаиваю на этом — только для того, чтобы привести вас к точке, где вы вдруг станете осознанны, которая станет для вас воротами к непознаваемому. Просто совершая усилия к самопознанию, вы придёте к познанию непознаваемого. И я не имею в виду, когда говорю, что вы придёте к знанию непознаваемого, что вы узнаете его. Нет! Вы войдёте в него… И это не может быть знанием, это прыжёк. Вы прыгаете в море, и вас больше нет. Не то чтобы вы узнали его — вы стали им. Да, в некотором тонком смысле вы всё же узнали., и всё-таки вы не знаете.

Вот почему Гераклит кажется парадоксальным, несколько ущербным или немного сумашедшим. Но такова природа вещей, такова глубина вещей и такой глубинный их смысл — ничего нельзя сделать. И раз так, то двигаясь к непознаваемому, не будучи подготовленным к встрече с ним, вы рискуете стать по-настоящему сумашедшим. Парадокс в том, что вы не можете найти ни начала, ни конца у этого. И глубина такова, что вы не можете найти никакого дна у этого. Это такая бесконечность, что чем больше вы погружаетесь в неё, тем больше вы теряетесь. Вы никогда не сможете обладать этим, вы можете лишь быть обладаемым.

Бог не может быть обладаемым, вы можете лишь позволить Ему обладать вами. Это всё, что можно сделать. Вот почему говорят о сдаче, об оставлении всех усилий… Вы позволяете Ему обладать вами, вы готовы принять это. И чтобы иметь такую готовность, вы должны быть готовы потерять свою рациональность, свой разум, потому что то, куда вы вступаете, это абсолютное безумие. Ничего нет явного, всё становиться смутным и неопределённым. Это кажется смутным и неопределённым, из-за того, что вы пытаетесь найти в этом какую-то ясность. Это невозможно. Жизнь вмещает в себя все парадоксы.

Вы можете путешествовать всеми возможными путями, но вам никогда не достичь цели. Почему? — потому что жизнь не имеет цели. Это просто празднование. У неё нет назначения, она не идёт никуда. Она просто наслаждается путешествием, но цели у этого путешествия нет. Это просто игра, развлечение — и не будте слишком серьёзны, иначе вы упустите. Будет искренни, но не серьёзны. Искренность — это нечто другое, это не то, что серьёзность. Если вы серьёзны вы думаете в терминах целей, целей и средств, путей и того, что должно быть достигнуто; вы амбициозны. Серьёзность — это амбициозность, и это ваша болезнь. Вы можете увести своё внимание из этого мира, но если ваши амбиции останутся, они распространяться на потусторонний. Серьёзность не религиозна. Серьёзный человек автоматически становиться философом: он начинает думать и размышлять. Серьёзность — от головы. Вот почему у серьёзного человека, мыслителя вытянутое лицо. Они даже не могут смеяться, они не могут улыбнуться, они не могут играть — потому что они всегда думают: «Чего я достигну этим?» Они превращают жизнь в средство, а жизнь сама по себе — цель.

Искренний человек совершенно другой. Искренность — от сердца. Она правдива, но не серьёзна. Искренний человек ищет, но это не есть стремление к цели. Он ищет так, как ребёнок ищет вещи: если он находит, тогда всё хорошо, — но даже если он не находит, всё равно всё хорошо. Ребёнок бежит за собакой — и по пути видит бабочку… и его цель меняется. Он уже спешит за бабочкой — но потом по пути встречает цветок, и бабочка уже забыта: его внимание полностью поглощено цветком. Нет мысли, нет разочарования. Ребёнок не серьёзен, он очень искренен. Что бы ни проникло в его ум, он полностью с этим — он искренен с этим. Вот он забыл и собаку, и бабочку, теперь цветок для него — всё. Если вы можете вручить своё тотальное внимание чему-то одному, это искренность. Если же вы направляете внимание на средства к достижению, это хитрость. Вы действительно хотите достичь своей цели, и это только средства. Вы эксплуатируете — эксплуатируете жизнь, путь для достижения цели. Для ребёнка путь — и есть цель. И так же для религиозного человека: путь — и есть цель.

Где бы я ни был, это и есть цель.

Кем бы я ни был, это и есть цель!

В этот самый момент вся моя жизнь сошлась на мне — и некуда больше идти. Вам остаётся только праздновать этот момент во всей полноте…

Вот что являет собой религиозное существо — необеспокоенное, не стремящееся никуда и не отправляющееся никуда — разве что на утреннюю прогулку. Это другое. Вы проходите один и тот же путь, когда идёте в свой офис, и когда вы выходите на прогулку — это один и тот же путь, всё то же: вы, ваши ноги, дорога… но когда вы выходите на утреннюю прогулку, это совершенно иное. Религиозный человек просто совершает утреннюю прогулку; нерелигиозный человек идёт тем же путём, но он торопиться в офис или за покупками — у него всегда есть цель. Мирской человек ориентирован на цели; что бы ни было целью, даже Бог, мирской человек ориентирован на то, чтобы достичь этого. Тот, кто не от мира, не идёт к целям. Он живёт здесь и сейчас, и всё сосредоточено для него здесь и сейчас. И это здесь и сейчас становиться бесконечностью. Вы идёте к этому всеми путями, но всё же это остаётся недостижимым. И в этом тоже есть красота. Если бы мы могли достичь, всё было бы утрачено. Если бы мы могли узнать себя, что тогда? Вы просто бы пресытились собой. Нет, эта пресыщенность, эта скука никогда не придёт — потому что это бесконечный, непрекращающийся процесс, от одной бесконечности к другой бесконечности.

Помните эти слова — не умом, но позвольте им проникнуть как можно глубже и осесть в вашем сердце.

6. ЗДЕСЬ ТОЖЕ ЕСТЬ БОГИ

26 декабря 1974 г., Будда Холл

Есть два пути поиска правды: один — занимать знания, второй — искать самому. Естественно, занимать легко — но то, что вы заняли, никогде не будет вашим, а то, что не ваше, не может быть правдой. Это условие обязательно: истина должна быть только вашей.

Я могу знать истину, но у меня нет возможности передать её вам. Сам акт передачи становиться ложью. Такова природа истины. И никто не может дать вам её, вы не можете её позаимствовать, не можете её украсть, не можете купить — вы должны сами узнать её. Если вы не узнаете, вся имеющаяся у вас информация не является знанием — это лишь прикрытие для вашего невежества. Вы обманываете сами себя, вы совершенно дезориентированы.

Первая вещь, которую нужно помнить, — то, что истина — это феномен, который нужно прожить. Кто проживёт её за вас? Вы должны жить за себя, тут не может быть замены. Кто будет любить за вас? Слуги не сделают этого, друзья не окажут никакой помощи в этом — вы сами должны любить. Жан Поль Сартр говорит где-то, что настанет время, когда люди будут нанимать слуг, которые бы любили за них. Конечо, богатые люди уже подошли к этому. Рано или поздно, те, кто могут позволить это, не станут себя больше утруждать. Зачем беспокоиться, если слуга сделает всё прекрасно? Вы можете найти красивого, хорошего слугу — и он будет любить за вас. У вас есть много других важных вещей, которыми вы должны заниматься, — любовь же можно оставить слугам.

Мулла Насреддин однажды сказал мне: «Меня очень интересует счастье моей жены».

Я спросил его: «И что же ты делаешь?»

Он сказал: «Я нанял частного детектива, чтобы он установил причины..»

Но может ли кто-то другой любить за вас? Нет, это не возможно. Вы не можете жить по доверенности, не можете любить по доверенности — и доверить кому-то найти за себя истину вы тоже не можете. В этом сама природа вещей. Тут нельзя схитрить или найти умную лазейку. Человек пытается: «Есть тот, кто знает, — значит мы может получить это от него. Мы можем позаимствовать…» Но истина должна быть прожита. Это не что-то вовне, это ваш внутренний рост. И это не вещь, не объект, это ваша субъективность.

Истина субъективна — так как вы можете получить её от кого-то другого, из писаний, из коранов, вед или библий? Нет, Иисус не окажет вам большой помощи, и Будда тоже. Вы должны пройти через это, и нет коротких путей. Вы должны совершить путешествие, выстрадать. Много раз вы упустите, много раз совершите ошибку, много раз вам придётся заблудиться — это неизбежно. Возвращайтесь снова и снова… Много раз путь будет утерян. Много раз вы поймёте, что движетесь по кругу, — но вам нужно снова и снова возвращаться к исходной точке, к началу. И будет казаться, что нет никакого прогресса, — но продолжайте искать. Продолжайте поиск и не впадайте в безнадёгу и угнетённость. Надейтесь на успех: в этом качество искателя.

Искатель верит, он надеется; он может ждать, ждать бесконечно. Он терпит, и он продолжает искать. Не каждый шаг ведёт к цели, иногда вы движетесь в противоположном направлении. Но даже двигаясь не туда, вы учитесь; каждая ошибка — это часть обучения. Никто не сможет учиться, если он будет слишком беспокоиться о том, что совершит ошибку. Если вы очень боитесь того, что можете заблудиться, ваше путешествие будет невозможным. Вот почему ум говорит: «Спроси у пробуждённых, тех, кто уже знает, — возьми это от них». Но тогда это уже поношенная вещь, сэкондхенд, и не существует такой вещи, как поношенная истина; это просто ложь. Истина сэкондхенд — это ложь. Настоящая истина — всегда нова и свежа. Она должна быть свежей, вы сами должны отыскать её, достичь её — она всегда девственна.

Гераклит говорит:

Он говорит вам: «То, что я говорю, — это не то, что я услышал от кого-то. Я нашёл себя. Это не то, что я выучил, это результат моего собственного роста. Это рост, это субъективно — и это мой собственный опыт». И, если это ваш опыт, это меняет вас.

Иисус говорит: «Истина освобождает». Но вы знаете много истин, и они не освободили вас. Напротив, они стали вашими путами, они сковывают вас. Истина освобождает, ложь становится тюрьмой.

Вот почему Гераклит говорит:

Человек, который узнал себя, никогда не будет фанатичен, он никогда не станет сектантом, и он не будет одержим никакой теорией. Он никогда не будет говорить, что только он прав, потому что нашедший истину знает, что истина многогранна, и он знает, что есть миллионы её аспектов. И когда бы рядом ни проходил другой человек, всё, что он видит, индивидуально. Это никогда не было таким и никогда не будет таким снова — потому что этой индивидуальности не было там, а каждая индивидуальность неповторима. Поэтому каждое виденье, каждое переживание истины индивидуально.

Человек, узнавший истину, приходит к пониманию, что существуют миллионы путей, ведущих к ней, и существует миллион её лиц. Как он может быть фанатичным? Как он мог сказать: «Лишь моя истина истинна, и только мог Бог настоящий! Твой Бог — фальшивый Бог!» Это речи того, кто позаимствовал истину. Вы видите, миллионы людей во всём мире претендуют на знание истины. Они ничего не узнали, они не наши себя — иначе как они могли бы упустить?. Как они могут упустить этот многогранный опыт, это свойство истины? Как они могли бы сказать: «Только моя истина» — потому что, если вы приходите к истине, больше нет «я», так кто будет притязать? Как возможна слепая приверженность?!

По-настоящему религиозный человек ни на что не притязает. Он смиряется… он не терпит, потому что если вы говорите: «Я терплю», это нетерпение. Он не говорит: «Я христианин, а вы индуист. Но всё нормально, потому что я терпимо отношусь ко всем верам — все они по-своему правы. Я прав, вы тоже, возможно, правы… я терпим». Такое терпение обычно скрывает нетерпимость. Само слово нетерпимо. Если кто-то вам говорит: «Я терпим», присмотритесь к нему — вы увидите скрытую нетерпимость, желание наставить на путь, исправить, возвыситься… Что вы имеете в виду под терпимостью? Вы считаете себя кем-то более высоким и вы терпимы к кому-то, кто ниже вас. И самое большее христианин может сказать: «Да, есть много путей — но всё же наш путь самый лучший. Да, может быть, люди достигают и другими путями, но наш путь — превосходный и высший». Это тоже нетерпимость. К чему это притязание? зачем это «я»?. зачем эго?

Вот почему религии стали так задиристы, драчливы. Они разрушали, они убивали людей за веру… они совершали все возможные грехи. Они здесь, чтобы освободить человека и снять с него все его прегрешения, — и в то же время они сами грешат. Религии убили больше, чем кто-то другой, и они создали столько борьбы и беспорядка… они внесли больше конфликта, чем что-либо другое. Земля стала уродливой, потому что на ней столько церквей, храмов, мечетей и синагог. Они не объядиняют людей, они лишь разделяют. Они не стремятся создать единое человечество. Они говорят о любви, но порождают ненависть; они говорят о мире — и порождат все причины для насилия… Скрывая насилие, они говорят о мире. Почему? — причина не в религиозности, причина в слепой приверженности.

Гераклит говорит:

Болезнь — это плохо, а если она священна, то, конечно, ещё хуже. Когда болезнь принимает статус священной, то для вас это становиться высочайшей степенью здоровья. Когда кто-то говорил: «Я единственно истинен» — а это притязание может быть так тонко, что вы даже не заметите, — тогда появляются все уродливые вещи. И эти сумешедшие люди даже заставляют своих собственных богов произносить все эти вещи, которые не более чем абсурд. Мусульмане говорят: «Бог сказал: Я — единственный Бог, а Мухаммед — единственный пророк». Что вы имеете в виду? Бог исчерпал себя в Мухаммеде?.. Тогда Бог очень беден. И как на счёт Махавиры? Как на счёт Будды… Иисуса, Кришны, Лао Цзы, Гераклита? И как на счёт каждого из вас, который в один прекрасный день, раньше или позже, тоже станут пророками? Как на счёт целого? Мухаммед прекрасен, но мусульмане, называющие себя его последователями, увтерждают, что он — единственный пророк, и тогда это становиться уродливым. Иисус чудесен — но хрисиане говорят, что он — единордный сын Бога. Но почему единородный сын? Тогда, получается, что все вы — внебрачные дети!.. Если он один единородный сын, что тогда всё существование? Откуда тогда пришли вы, если только он пришёл от Бога? Кто тогда ВАШ отец?.

Нет, Бог — это бесконечный потенциал. Миллионы Иисусов могут прийти от Него, но Он останется тем же; Он не истощиться — и в этом значение слова «всемугущий». Если бы у Него был только один сын, Он выглядел бы скорее бессильным импотентом, чем всесильным[15]. Он продолжает творить, и творение Его никогда не заканчивается — это бесконечный потенциал. Но христиане настаивают, что Исус — единственный сын. Почему они так упорны?.. И они говорят, что их книга — единственная. Слово библия означает книга. Они даже не дали ей названия, считая, что эта книга — единственная, всё остальное — мусор. Но как на счёт Упанишад? Что вы скажете о сутрах Будды?. А Дао Дэ Цзин, написанная Лао Цзы? Почему Библия должна быть единственной книжкой? Она красива, но если она выставляется единственной — это уже болезнь.

Это священная болезнь. Если вы утверждаете, что ваша правда — это всё и вся, тогда входит эго. Истине не нужны такие заявления. Она просто присутствует во всей своей красоте: вы можете наслаждаться ею — но она не нуждается в вашем провозглашении. На самом деле, Истина никогда не пытается обратить кого-то. Она помогает, она любит вас, она хотела бы видеть вас преображёнными… но нет ни малейшего усилия, чтобы обратить вас. Но индуисты хотят обратить христиан в индуистов, христиане хотят обратить индуистов в христиан. Зачем эти усилия? — потому что они верят, что только у них есть верный ключ, единственный ключ, все же остальные направляются в ад. Когда люди начинают обращать, они делают всё это очень узким..

Бесконечное — это путь, потому что ведёт к бесконечности.

Если ваша цель — бесконечное, как ваш путь может быть так узок? Фактически, если человек религиозен, он не может быть ни христианином, ни индуистом, ни мусульманином. Вот кем я хочу вам помочь быть: ни индуистом, ни христианином, ни мусульманином. Почему нельзя просто быть?.. Почему так много шуму на счёт названий сект? Если у вас всё хорошо, если вы любите Иисуса, это прекрасно. Если вы любите Будду, замечательно — зачем становиться фанатиком? Зачем принимать предубеждение? Ваша любовь красива, и если она помогает вам, это хорошо — двигайтесь в соответствии с ней. Но есть миллионы людей, которые двигаются иными путями. Позвольте им это, помогите им; куда бы они ни шли, помогите им. Помогите им двигаться их путями, помогите им делать их собственные шаги. Не подталкивайте их никуда и не обращайте их. Если они посмотрят на вас и увидят, почувствуют что-то… и если они захотят изменить свой путь — это будет только их выбор. Вот почему Гераклит совершенно забыт — потому что он никогда не создавал секту вокруг себя. У него были последователи, но он никогда не организовывал секты и никогда ничего не провозглашали. Он никогда не говорил: «Истина — только у меня».

Зачем это говорится? Когда кто-то говорит: «Только мне известна истина», зачем он это говорит? Из-за того, что вы очень изменчивы и неуверенны в себе, и когда кто-то говорит, что он один знаком с истиной, вы начинаете думать: «Наверное, он знает — иначе как бы он мог так говорить?» Эти заявления производят на вас неуловимое влияние, они кажутся авторитетными. Н помните вот что: человек знания, человек понимания, он всегда колеблется. Он не может быть таким авторитетным, потому что он видит истину, и он понимает, что она не может быть выражена — и поэтому он колблется. Вы найдёте поэзию в его словах, но вы не найдёте утверждений. Он распроостраняет вокруг себя определённый аромат, который один может дать вам уверенность., но не ищите опору в его словах. Его утверждения всегда неопределённы; прежде чем сказать что-либо, он колеблется — потому что он он понимает: что бы он ни сказал, это не будет истиной, и он знает, что что бы он не пытался сделать, это опасно. Это рискованно, потому что слова разрушают… — когда вы слышите слова, вы придаёте им своё собственное значение.

Понимающий человек колблеся. Он не знает, какой эфект будет от его слов — что вы извлечёте из них… и в то же время каждое слово может быть очень, очень значимо для вас, или вызвать значительное усилие с вашей стороны. Он колеблется, он смотрит на вас, он смотрит по сторонам, он пытается найти центр вашего бытия, и лишь тогда он говорит что-то. Так что это никогда не становится недоразумением, это не ведёт вас по ложному пути, и если эти слова вам помогут, это хорошо, но они не будут вредны для вас, потому что он колеблется.. Человек заимствованных знаний никогда не колеблется. Он очень уверен. Лишь пойдите и послушайте хрианских миссионеров: они кажутся такими убеждёнными, что это выглядит глупо. Почему они так уверенны? Они ничего не знают, они просто обучены — обучены всему.

Однажды я посетил теологический колледж, христианский теологический колледж. Я видел, как там готовят будущих монахов и проповедников, и я был поражён — это выглядело ужасно глупо. Они даже отрабатывали позу: как стоять за кафедрой… не только, что говорить, но и как; когда нужно возвысить голос, а когда говорить почти шёпотом; как поднять руку и в каком жесте — всё входило в программу обучения. Такая тренировка не сделает вас религиозным, дисциплина не сделает вас религиозным, обучение не сделает вас религиозным. Вы станете лишь хорошим, квалифицированным актёром. Вы станете настолько профессиональны, что не только вы будете обманывать других, но даже сами будете обмануты этим.

Спросите психоаналитиков — у них есть ответ: если человек чувствует себя неуверенно внутри, вовне он создаст образ определённости. Он боится своей собственной неуверенности, поэтому он делает такие твёрдые заявления. Человеку, который ощущает определённость внутри, не о чём беспокоиться: он может колебаться, он может позволить себе это, это не страшно. Он скажет: «Возможно»; нет нужды быть определённым. Он может сказать: «Бог — это день и ночь; зима и лето; насыщение и голод; спокойствие и беспокойство» — внешне он может быть парадоксален. Парадокс используется для того, чтобы дать ощущение, что человек не может притязать ни на что, всё, что он может, — это попытаться передать факт. И если факт сложен для вас, что ж, позвольте ему быть таким. Если факт противоречив, пусть ваше утверждение тоже будет противоречивым — оно должно быть только правдивым отражением. Вы не можете просить человека знаний быть парадоксальным: Бог — и зима, и лето… нет! Он абсолютно определён на счёт того, что есть Бог: Он — день, и никогда ночь; Он — свет и, конечно, не тьма. Он хорош, конечно, не плох — он мир, а не война. А если Бог то и другое, и война, и мир — тогда где вы?.. Вас охватывает неопределённость, вы колеблетесь.

Гераклит говорит:

Вот почему он так парадоксален. Всегда ищите парадокс. Вы всегда наткнётесь на него, если человек нашёл себя, — так как что он может сделать? Если само существование парадоксально… — он лишь представляет его как есть. Но пойдите к миссионеру — он никогда не парадоксален, он никогда ничего не искал. Он всё выучил, он может цитировать тексты. Фактически, он не может ничего другого, кроме как цитировать тексты. И вам хорошо известно, что дьявол очень искуссен в цитировании писаний — он лучший миссионер.

Он никогда не бывал в храме — потому что если вы человек ощущения, если глаза ваши открыты и ваше сердце способно чувствовать., какая нужда ходить в храм? Тут тоже есть боги..

Бог — не личность. Бог есть все, что происходит. Бог — это само существование.

Просто представте себе Гераклита, который сидит у очага и греется. Трещат дрова, пламя вздымается к небу, тепло… Должно быть, это холодная зимняя ночь — и нежданно приходят гости, и они спрашивают: «Что это ты делаешь? Чем занят?» И он отвечает: «Здесь тоже есть боги». То, что он говорит, это молитва — греться у огня означает молиться: если рассматривать огонь как феномен божественного.

Это напоминает мне дзэнского мастера, Иккью. Он путешествовал и остановился на ночь в одном храме. Ночь была очень, очень холодной, и он рзвёл огонь. Он не нашёл нигде дров и взял статую Будды — в храме было много таких деревянных статуй, — и он сжёг её. Старший монах крепко спал… но рядом шум, огонь, и этот Иккью слоняется тут и там… Он открыл глаза — и был ошеломлён… он не мог поверить глазам — потому что человек, которог он пустил переночевать, был буддийский монах, и не просто монах, а известный мастер. Старший монах выскочил из постели, принялся бегать и кричать: «Что ты наделал? Ты сжёг Будду!..»

Иккью взял ветку и стал искать в пепле Будду — но там уже ничего не было, статуя сгорела окончательно.

Монах спросил: «Что ты ищешь? Там больше нет ничего!.»

Иккью сказал: «Я ищу кости — от Будды должны были остаться кости..»

Монах рассмеялся и сказал: «Теперь я точно убеждён, что ты псих. Как же деревянный Будда может иметь кости?»

Иккью сказал: «Тогда неси сюда и других деревянных Будд — ночь длинна, а мой внутренний будда нуждается в согреве…» «Эти Будды — всего лишь дерево, так что не беспокойся. Но тут внутри есть кости, и тут есть настоящий будда — и он нуждается в тепле. Эти Будды больше не годятся — они не имеют костей, просто забудь о них».

Монах выгнал его их храма. Ночь была очень холодна — но эти люди полоняются деревянному Будде и выгоняют настоящего будду. Наутро монах вышел и увидел Иккью: тот сидел возле столба и совершал поклонение. Было прекрасное утро — и он где-то отыскал цветы и украсил ими столб, и бил поклоны. Монах подбежал и спросил: «Что ты делаешь? Это уже полное сумашествие! Ночью ты сжигаешь Будду, а теперь поклоняешся столбу…»

Иккью сказал: «Здесь тоже есть Бог».

Гераклит: «ЗДЕСЬ ТОЖЕ ЕСТЬ БОГИ».

Если вы способны чувствовать, то каждый момент божественен, и всё вокруг божественно. Если вы не можете чувствовать, пойдите в храм, идите в мечеть или синагогу — но вы не найдёте там ничего, — потому что требуется трансформация внутри вас, это не ситуация требует изминения. Ситуация всё та же: внутри храма или вне, Бог есть везде. Всё дело в вас — вы не можете видеть и потому меняете места — вы покидаете дом и идёте к храму искать Бога.

Вам нужна внутренняя трансформация.

Перемена ситуации не поможет. Вам нужна психологическая переориентация. Вам нужен совершенно другой способ смотреть на вещи — и тогда весь мир станет храмом и ничем иным.

В случае с Гераклитом, огонь — эти символ, и это очень красивый символ. Гераклит говорит, что огонь — это основная субстанция жизни. Так и есть! Теперь физики согласны с Гераклитом. Они говорят, что электричество — это основа всего, что есть, всё — это только проявления электричества. Гераклит говорит, что это огонь. В чём разница? Огонь — более изящное слово, чем электричество. Если вы скажете, что основа вселенной — электричество — это будет звучать как что-то механическое, потому что электричество асоциируется с разного рода механизмами., и тогда Бог будет подобен инженеру… — но электричество это огонь.

Индуисты назвали этот базовый элемент прана, жизненность — а жизненность это и есть огонь. Когда вы чувствуете жизненность в себе, когда вы чувствуете себя действительно живым, это огненное ощущение, вы будто пылаете… Генри Бергсон назвал эту основу всего жизненная стремительность, точно как прана. Те, кто посвятили себя поиску, так или иначе сталкивались с огнём. Глубоко в своей основе эта жизнь есть огонь. Огонь — это жизнь. Заратустра прав, говоря, что огонь — это верховный бог. Он бы согласился с Гераклитом, и они были современниками, Заратустра и Гераклит. Огонь стал верхонвым богом для последователей Заратустры…

Понятие огня включает многие вещи. Нужно понять феномен огня, его символику, потому что это только способ сказать, это метафора. Гераклит хочет тонко указать на что-то, говоря, что огонь это первооснова. Как-нибудь посмотрите на огонь зимней ночью — просто сядте рядом с огнём и смотрите, ощущайте тепло… Холод — это смерть, тепло — это жизнь. Мёртвое тело — холодно, живое тело — тепло; и, пока вы живы, вам надо поддерживать определённый уровень тепла. Внутри человека есть механизм, который поддерживает температуру всё время в определённых пределах, потому что только в этом диапазоне жизнь возможна. Человеческая жизнь может существовать лишь в пределах от 35,2 до 42, в этом промежутке всего в несколько градусов. Есть существа, организм которых функционирует при других температурах, но человеческий организм может жить лишь в прелах этих семи градусов.

Мулла Насреддин был очень болен — он был в лихорадке и в бреду, и доктор, смерив его температуру, сказал: «Сорок и пять».

Мулла открыл глаза и спросил: «Кажется, это мировой рекорд?..» — потому что эго даже на смертном ложе заботиться о мировых рекордах. Он думал: «Возможно, ни в чём другом я уже не достигну — но по крайней мере в лихорадке я смогу поставить мировой рекорд», но сорок и пять это не мировой рекорд, потому что тогда человек просто исчезает — вы не можете вместить столько огня. За отметкой 40 вы исчезаете: входит холод, в вас вселяется смерть.

Вот почему мы говорим: «Горячие приветствия», а не «Холодные приветствия», «горячая любовь», а не «холодная любовь» — потому что холод символизирует смерть, а тепло символизирует жизнь. Солнце — это источник тепла, и солнечная энергия — это огонь. Просто взгляните: вечером всё становится грустным. Даже деревья., и птицы замолкают — больше нет песен, всё затихает. Цветы закрывают лепестки, и вся земля ожидает нового утра. И утром, когда солнце ещё не взошло, вся земля и всё живое уже готово приветствовать его. Птицы начинают петь ещё до того, как солнце поднялось, — это песнь приветствия. Цветы начинают распускаться: всё снова становиться живым, движение продолжается.

Огонь очень важный символ и в других смыслах. Если вы смотрите на огонь, вы увидите непрерывно поднимающееся движение. Вода стекает, течёт вниз, а горение огня — это восходящее движение; вот почему индуисты говорят об «огне Кундалини». Когда ваша энергия поднимается вверх, вы не похожи на воду — вы, как пламя огня. Когда ваше внутренне пространство претерпевает изминений, вы чувствуете направленное вверх движение, подобное пламени. Вода, даже вода, при контакте с огнём начинает возноситься вверх..