Не доверяй мне секреты Корбин Джулия
Подхожу ближе, сажусь на край:
– Она снова звонила.
Широко раскрытыми глазами он смотрит на меня в упор:
– Ты спросила, чего ей надо?
– Она не ответила. – Смахиваю со стола несколько крошек, отправляю их в мусорную корзину. – Сказала, что сообщит, когда мы встретимся лично.
– Ну а ты?
– Завтра встречаемся, в Эдинбурге.
Он смотрит в пол, размышляет.
– И еще она сказала, что это совсем не то, что я думаю.
Он снова смотрит на меня:
– Она тебе все, что хочешь, скажет, лишь бы тебя заполучить.
Утром у меня тоже мелькнула такая мысль, а потом весь день изводила, так что сердце болезненно сжимается, когда Юан почти слово в слово повторяет ее вслух.
– Но что еще мне остается делать? Надо ехать. А когда она узнает, за кого я вышла… – Пытаюсь смеяться, но что-то плохо выходит. – Она же ничего никому не расскажет, правда?
Он становится напротив, сунув руки в карманы, двигает плечами вперед, потом назад:
– От нее всего можно ожидать.
Грудь его находится на уровне моих глаз, и я подавляю желание опустить на нее голову и заплакать от страха и отчаяния.
– Ты так плохо о ней думаешь?
– Это ж не баба, а настоящая чума, Грейс. Она всегда такой была. – Он кладет ладонь мне на руку. – Хочешь, я поеду с тобой?
– Нет.
Ладонь у него теплая, крепкие пальцы охватили мое предплечье. С ним я чувствую себя в безопасности. Освобождаюсь от его руки, отхожу, и теперь между нами стол.
– Не волнуйся, все будет хорошо. Я справлюсь.
– Думаю, мне лучше удалось бы уговорить ее.
– Сомневаюсь, Юан. Ты ей никогда не нравился. Мне кажется, я сама справлюсь. – Делаю глубокий вдох, иду к своему столу и сажусь в кресло. – Ну да, я уверена, у меня все получится.
Передо мной на столе пачка фотографий, с которыми нужно работать. Это виды с домом Марджи Кэмпбелл в Ионе, мой очередной заказ, которого я долго и с нетерпением ждала. Обожаю писать море с его переливами оттенков и настроений. Марджи дала мне полную свободу интерпретировать фотографии по своему вкусу. Холст уже натянут и загрунтован, я надеялась начать прямо сегодня, но сейчас стало понятно, что сосредоточиться не смогу. В голове маячит только одна мысль: чего Орла от меня хочет, что у нее на уме? Отчаянно хочу это знать, жду не дождусь, поскорей бы пришло завтра, и все бы закончилось, и я снова зажила бы своей обычной, размеренной жизнью.
Июнь 1976 года
Мы с Юаном играем рядом с нашим штабом, который устроили на опушке леса. Юан недавно вступил в скауты и теперь всегда носит в кармане перочинный ножик и тонкую веревку. На ней он тренируется вязать узлы, а сейчас связывает мне обе руки и приматывает к стволу дерева.
– Сбегаю домой, принесу что-нибудь поесть, – говорит он и убегает. – Жди меня здесь! – слышу издалека его голос.
Я жду. А что еще остается делать, если тебя привязали? Я прислоняю голову к коре и наблюдаю за муравьями, которые ползают по стволу и по моим рукам. Незаметно погружаюсь в полудремоту. Проходит неизвестно сколько времени, и сквозь сон слышится голос матери:
– Господи, да что же это такое?
Я виновато вздрагиваю:
– Юан сейчас придет, через минутку…
Мама борется с узлом:
– Что это за игры у вас такие, Грейс? Бог мой, на кого ты похожа!
Юбка у меня задралась почти до пояса, и она торопливо одергивает ее.
– И это твои новые сандалии! – горестно кричит она.
Узел наконец поддается, и я пытаюсь вытереть с сандалий грязь, но мама не дает, изо всей силы трясет меня, хватает за руку и тащит за собой.
На звонок дверь открывает Мо; она стоит в проходе и улыбается, вытирая руки о передник. Но едва лишь мама раскрывает рот, улыбка с ее лица исчезает.
– Знаешь, где я только что нашла Грейс? – Мать толкает меня вперед. – В лесу, за полем! Она была привязана к дереву. Одна! И юбка на ней была задрана чуть не до шеи. А если бы это была не я, а кто другой? Он мог сделать с ней все, что ему захочется!
Рядом с Мо появляется Юан.
– Я уже собирался бежать обратно! – Он поднимает перед собой сумку с сэндвичами, имбирной коврижкой домашней выпечки и двумя бутылками лимонада. – Я прибежал за едой, понимаете?
– В следующий раз, Юан, не оставляй Грейс одну, а бери с собой, – говорит Мо, приглаживая ему вихры.
– Но ведь я охраняла наш штаб, – говорю я.
– Ага, – подтверждает Юан, хмуро поглядывая на наших матерей. Он кладет сумку с едой на землю и дергает себя за пальцы так, что трещат суставы. – И вообще, что мы такого сделали?
– Ты слышишь, Мо, это он привязал ее к дереву! – Мама так кричит, что от неожиданности Мо делает шаг назад. – Привязал к дереву, ты можешь это себе представить?!
– Послушай, Лилиан, немножко свободы им не помеша…
– И ты имеешь наглость учить меня, как воспитывать детей? У тебя самой Клер целыми днями болтается по улицам с местными хулиганами, Джордж по вечерам уже лыка не вяжет… а твой Юан? Вечно что-нибудь натворит!
Мо белеет, как ее же свежевыстиранная, развевающаяся на ветру простыня.
Мама опускает голову и смотрит на меня.
– С Юаном ты больше играть не будешь, поняла? – говорит она и переводит взгляд обратно на Мо. – А на после школы я приму еще кой-какие меры.
Мама резко поворачивается и ведет, нет, скорее, тащит меня за собой, словно на буксире. Я оглядываюсь: Юан все еще трещит суставами пальцев, потом бьет кулаком по дверной коробке, и Мо уводит его в дом.
На следующий день в школе он со мной не разговаривает.
– Я оказываю на тебя дурное влияние, – сообщает он, сковыривая грязь со штанов. – Мама говорит, я должен держаться от тебя подальше.
Я от обиды вся мертвею, что-то лепечу, мол, я постараюсь убедить свою мать, что она не права. Он ноль внимания. Я сержусь, потом меня охватывает невыносимое отчаяние, грудь болит, словно от удара кулаком. Меня зовут прыгать через скакалку, но я не иду. Шаркая новыми сандалиями, отправляюсь смотреть, как Юан играет с мальчишками в футбол.
Весь следующий месяц после школы я хожу играть к Фей. Она целыми днями сидит дома, на улицу носа не кажет, не то что по деревьям лазить. Море, говорит, холодное, в нем купаться нельзя. У нее нет ни собаки, ни цыплят, ни козы, а сестра ее вечно меня поправляет:
– Надо говорить не «заместо», а «вместо»! Не ставь локти на стол! Если что-то просишь, надо говорить «пожалуйста»!
В пять часов у нас вечерний чай, но я отказываюсь есть, выхожу из-за стола, оставляя тарелку нетронутой. Так проходит две недели, я все больше и больше устаю, становлюсь вялой и апатичной, уже не в состоянии ходить в школу, и маме приходится сделать то, что делать она терпеть не может, – взять на работе отгул.
Я перемещаю три горошины на вершину кучи вареной картошки и хлопаю по сооружению вилкой.
– Ненавижу Фей, ненавижу ее сестру. Никогда больше к ним не пойду.
– А вот у вас новенькая появилась, Орла, как ты к ней относишься? – спрашивает мама каким-то чересчур радостным голосом.
– Я ее совсем не знаю, – качаю я головой.
– А Моника? Красивая, умненькая девочка…
Я кричу так громко, что из гостиной выходит папа.
– Что тут у вас происходит? – спрашивает он.
Мама чистит кастрюли. Она даже не оборачивается, продолжает яростно тереть мочалкой.
– Опять капризничает.
– Может, надо выслушать человека, – обращается папа к прямой, как доска, спине мамы. – Что мы ее мучим, какой толк?
– Мучим? Да она сама кого хочешь замучит! – Она со звоном и грохотом водружает скороварку на сушилку. – Вечно все хочет делать по-своему!
– Лилиан! – рычит папа, а я сую в рот полную вилку еды; она не лезет в горло, застревает комом, будто я пытаюсь проглотить большую карамелину. – Ей уже восемь лет. Посмотри на нее, она же так у тебя скоро сляжет. Хватит драть нос и немедленно отправляйся к Мо.
– Ни за что! – кричит мама в ответ, наконец поворачиваясь к нему; губы ее искривлены злостью, в широко раскрытых глазах ярость. – Не пойду, понятно? Она еще будет указывать мне, что делать в моем собственном доме, истеричка и хамка!
Отец еще не успевает ничего прокричать в ответ, как я срываюсь с места, мчусь к лестнице, забегаю в туалет на втором этаже, выплевываю картошку в унитаз и сажусь, зажав уши ладонями, чтобы не слышать их ругани.
Через несколько минут кухонная дверь с грохотом захлопывается. Я бегу к заднему оконцу и вижу, как мать шагает по дорожке в сторону сада Мо. До слуха доносятся обрывки фраз: «нарочно…», «все нервы измотали…», «была не права…» Не пройдя и половины пути, мама закрывает лицо руками. Из дома выбегает Мо, обнимает ее, как она обнимает детей. Дает маме платок, та сморкается, потом идет обратно. Затаив дыхание, жду. Она входит ко мне в комнату. Ничего не говорит, просто смотрит на меня, и все. Я обвиваю руками ее талию как можно крепче, потом выбегаю и мчусь вниз по ступенькам. Папа поднимает глаза от газеты, и, пулей пробегая мимо, я вижу улыбку на его губах. Мчусь к калитке, проскакиваю в нее и попадаю прямо в объятия Мо. Она смеется и отрывает меня от себя.
– Вот чумовая, чуть с ног не сбила, ей-богу.
Я радостно прыгаю вокруг:
– А Юан где?
– Да там, у себя в пещере. И не забудь ведерко! – кричит она уже мне в спину.
На бегу подхватываю ведро.
– Я люблю тебя, Мо! – воплю, не оглядываясь, и спускаюсь к берегу.
Ветер развевает подол платья, волосы. Бегу босиком, раскинув руки в стороны и оставляя на мягком песке следы.
Вижу его у самого берега, он наклонился и смотрит на что-то в воде, плещущейся между скалами. Я кричу, но ветер уносит голос в сторону. Наконец добегаю; я так взволнована, что едва могу говорить, только приплясываю на одной ножке и кружусь.
– Юан! Юан! Знаешь что? А нам снова можно играть вместе! Моя мама сдалась! Я им устроила настоящую голодовку, как в Ирландии, и мама сдалась!
Он смотрит на меня сощурившись. На лице пятнышки прилипшего песка.
– А кто сказал, что я захочу теперь с тобой играть?
Потрясенная, я застываю на месте, слезы наворачиваются на глаза, щиплют веки.
– Как это не захочешь? Ведь мы же с тобой друзья.
– Да, может быть. Но тогда… чтоб больше мне не плакать… и трусы не показывать, – скалится он. – Если, конечно, сама не попросишь, чтоб я их спустил.
– Нахал!
Я толкаю его, он тоже меня толкает. Я падаю, он садится на меня верхом и держит за руки. Морская вода плещется у самых моих ног, я пытаюсь упереться в песок пятками, но у меня ничего не выходит, они скользят и проваливаются.
– Сдаешься?
– Ни за что!
Я сопротивляюсь, брыкаюсь, толкаюсь, но он прижимает мне руки к песку и не обращает внимания на то, что я луплю его по спине коленками.
– Сдаешься?
Всем своим весом он давит мне на живот.
– Ладно, ладно, сдаюсь! – хрипло отвечаю я. – Но только на этот раз, понял?
Он отпускает меня и ложится рядом, головы наши совсем близко. Так и лежим, затаив дыхание, смотрим в небо, по которому медленно плывут облака.
– Вон те, большие такие, видишь? На цветную капусту похожи, – он показывает пальцем, – они называются кучевые. А вон те, смотри туда, они очень высоко, называются перистые… образуются на высоте тридцать тысяч футов и состоят из ледяных иголок.
– Откуда ты все это знаешь? – спрашиваю я.
– Моника рассказывала.
– Моника?! – поворачиваюсь к нему и хихикаю. – Ты что, играл с Моникой?
Он пожимает плечами:
– Да она все это время ходила за мной как хвост. Между прочим, она очень много чего знает. Даже в рыбалке разбирается.
Я больно щиплю его за руку.
– Ой! – вскрикивает Юан.
Я вскакиваю и бегу прочь.
– Все равно догоню! – кричит он. – Никуда не денешься!
Глава 4
Я сажусь на утренний поезд до Эдинбурга. Пытаюсь читать журнал, пробегаю глазами броские названия: «Муж бросил меня ради мужчины», «Дети, так и не научившиеся дышать», потом начинаю статью про еду с низким индексом глюкозы. Через пару минут откладываю журнал в сторону. Никак не могу собраться с мыслями. Жду не дождусь конечной станции, чтобы покончить с этим делом раз и навсегда.
Встаю, начинаю ходить взад-вперед по проходу. Вагон почти пуст, только какой-то подросток прилип к своему айподу, в перерывах отправляя ко-му-то текстовые сообщения по телефону. Вот поезд въезжает на железнодорожный мост, и я подхожу к окну. Вода серая, как свинец. Внизу проплывает баржа; начинаю считать разноцветные коробки на ее борту, уложенные в высокие штабели, словно строительные блоки. Это заставляет меня вспомнить игру, в которую я играла, когда была маленькая, она всегда скрашивала скуку долгого путешествия. Считаю автомобильные номера, начинающиеся с буквы V, или фургоны, движущиеся на север. Потом автомобили красного цвета, автомобили с кузовом «хэтчбек», коров, которые не стоят, а лежат на траве, пережевывая жвачку. Считаю, сколько раз я вспомнила о Розе с тех пор, как она умерла. Бесполезно. Тысячи раз. Десятки тысяч. В общем, не сосчитать.
Поезд прибывает в Эдинбург, и на платформу я выхожу первая. На вокзале Уэверли толпы народу, гул голосов поднимается до самых сводов. У меня в запасе пять лишних минуток, и я направляюсь в книжный магазин, чтобы выбрать Полу подарок на день рождения, который будет через две недели после дня рождения девочек. Я знаю, какую книжку ему подарить. Автобиографию знаменитого музыканта – это увлекательный, откровенный и во многом саморазоблачительный рассказ о жизни. Расплачиваюсь за книгу и выхожу на улицу, насквозь продуваемую ветром, лишь на минутку останавливаюсь, чтобы застегнуть куртку и полюбоваться Эдинбургским замком. Построенный на глыбе вулканической породы, он гордо возвышается над городом и над заливом Ферт-оф-Форт. В те редкие дни, когда он весь освещен солнцем, замок смотрит со своей высоты на созерцателя величественно и благосклонно, но сегодня он словно погрузился в глубокие раздумья. Над бастионами, бросающими длинные тени на скалы внизу, торчащие острыми пиками, нависают мрачные серые тучи.
Быстренько обхожу толпу туристов, направляющихся к Принсес-стрит-гарденс, и медленно иду вверх по Кокберн-стрит. В животе бурчит, словно там происходит какая-то невидимая работа, но, как ни странно, тревога отходит на второй план, заглушаемая жгучим любопытством: что ждет меня, что сулит мне встреча с былой подругой? Мне уже самой не терпится. Хочется узнать, что она поделывала, чем занималась все эти двадцать четыре года нашей разлуки. Но больше всего любопытно узнать, чего она хочет от меня, зачем ей понадобилось непременно повидаться.
Подхожу к ресторану и только за десять футов замечаю ее в проеме двери. Гляжу и глазам своим не верю. Ни следа макияжа на лице, черные вьющиеся волосы стянуты сзади простой лентой, подчеркивающей седину на висках и надо лбом. Одета просто: джинсы, белая футболка, шерстяной жакет синего цвета, туфли на шнуровке без каблуков. В замке стреляет пушка: ровно час дня. Выстрел так пугает меня, что я невольно бросаюсь к ней, она видит меня, выкрикивает мое имя, бежит навстречу, обнимает и целует в обе щеки. От нее пахнет лавандой.
– Ты чудесно выглядишь, – говорит она, отступая на шаг и не отпуская моих рук.
Мы с ней одного роста, и глаза у нас на одном уровне; у нее темно-карие, почти черные, как горький шоколад.
– Ты совсем не постарела. – Она смеется, оглядывает меня, качает головой. – Жизнь взрослой женщины идет тебе на пользу, Грейс. Идем! – Она машет рукой и делает шаг обратно, едва не зацепившись за ножку стула. – Я заказала столик вон там, в уголочке.
Мы усаживаемся. Мне и радостно и грустно одновременно, я ужасно волнуюсь, но больше всего ощущаю какую-то неловкость. Она мало изменилась, но все же некая искра в ее глазах пропала. Уже в пятнадцать лет она была очень эффектна и сексапильна, от нее так и веяло озорством и знойным соблазном. Парни ходили за ней табунами, с вытаращенными глазами и лишившись дара речи, а она бросала на них такие жгучие взгляды, одаривала такими многообещающими улыбочками, что они таяли, едва не превращаясь в лужи гормонов.
Не сводя с меня глаз, она переводит дыхание, задерживает его, потом делает медленный выдох.
– Как все-таки здорово снова увидеть тебя! Я так много думала о тебе все эти годы. – Она с задумчивой грустью смотрит на меня, потом взгляд ее снова теплеет. – Ты прихватила с собой семейные фотографии?
Я еще не сказала ни слова и теперь лишь качаю головой, на большее пока не способна. Не знаю, как описать охватившее меня очень странное чувство.
– Ничего страшного. Надеюсь, я скоро приеду в гости и познакомлюсь лично. – Она игриво улыбается. – Лучше поздно, чем никогда, правда? Господи, двадцать четыре года!
Она ставит локти на стол и кладет подбородок на руки.
– Ну давай рассказывай. Про что хочешь.
Взгляд ее пронизывает меня насквозь, и, чтобы не смотреть на нее и подумать, что ответить, я беру меню, но не успеваю прочесть и слова, как она выхватывает его:
– Я уже сделала заказ на двоих. Надеюсь, ты не возражаешь.
Возражаю, еще как возражаю. Какая, однако, бесцеремонность… что и говорить, мне это очень не нравится. Она автоматом присвоила себе право принимать за меня решения, так всегда было и в детстве. Меня это уже начинает раздражать. Еще не очень сильно, но достаточно, чтобы я наконец обрела дар речи:
– На двоих, говоришь?
– Не хотела тратить время. Пока приготовят, понимаешь, пока принесут. Ты же знаешь, в этих маленьких ресторанчиках всегда не хватает обслуги, для них это дорого.
Я откидываюсь на спинку стула и демонстративно оглядываю помещение. Дюжина столиков и три официантки. Может, настоять на своем и заказать себе то, что хочу я сама? Но нет, так и быть, не стану. На это тоже нужно время, а мне хочется поскорее перейти к главному и покончить с этим делом.
– Ну как живешь? – спрашиваю я.
– Нормально. – Она пожимает плечиком, напомнив мне свою мать. – Жила там, жила здесь, где только не жила, пыталась что-то делать. Так, пустяки всякие, ничего серьезного, даже детьми не обзавелась. Расскажи лучше ты! Я знаю, что у тебя дочь… а еще дети есть?
– Так, значит, все двадцать четыре года ты разъезжала по свету? Довольно долго. – Я делаю глоток воды из бокала. – А вообще, путешествовать – это здорово.
– Да, здорово, – соглашается она. – Дальний Восток, Австралия, Перу, Италия, Мумбай, везде года по три провела, потом в Канаде… ну, там задержалась на целых двенадцать лет.
– А мужчина в твоей жизни есть?
Она закатывает глаза:
– Давай не будем об этом. Я и долгая связь – вещи несовместимые, для меня это беда. Впрочем, до недавнего времени.
Выражение лица ее как-то смягчается, она улыбается в воротник.
– До недавнего времени? – Мне становится любопытно; уж не это ли причина, по которой она вернулась сюда. – Ты что, влюбилась?
– Кажется, да. – На лице ее появляется задумчивость. – Да, влюбилась. Но прошу тебя! Расскажи теперь о себе! Как поживаешь, что делаешь.
– У меня все хорошо. Просто прекрасно. – Я беру кусок хлеба и ломаю его пополам. – Событий, конечно, не особенно много. Все то же, все так же, сама знаешь, как это бывает. За городом время течет медленно.
– Не верю ни на секунду! – Она капризно кривит губки. – Перестань! Расскажи про детей! Сколько их у тебя? Чем интересуются? Большие уже небось?
– У меня две девочки, двойняшки, как две капли воды, Дейзи и Элла. У Дейзи, правда, короткие волосы, а у Эллы длинные. Глаза у них папины, но, когда улыбаются, ни на кого не похожи. У Дейзи склонность к точным наукам, любит делать что-то руками. У Эллы явные актерские способности, обожает сцену.
Я умолкаю – подходит официантка и ставит перед нами тарелки с салатом: сыр из молока буйволицы, дыня и листья полевой горчицы.
– В субботу им исполнится шестнадцать лет, – заканчиваю рассказ.
– Шестнадцать? Ого! – Орла встряхивает салфетку и кладет ее себе на колени. – И что, будете отмечать, гостей наприглашали?
– Да, устроим вечеринку в поселковом клубе. С тех пор как ты уехала, его привели в порядок, так, слегка, косметический ремонт, в остальном он мало изменился. Пригласили диджея, заказали еды, напитков. – Я пожимаю плечами. – Сейчас все так делают. В клубе каждые выходные происходит что-нибудь в этом роде.
– А ты помнишь, что было, когда мне исполнилось шестнадцать лет?
Я киваю:
– Как раз вчера вспоминала. Сначала ты поссорилась с матерью, потом все эти дела с Моникой. Надеюсь, у нас обойдется без драм.
– А ты знаешь, я свою мать так и не простила.
– До сих пор?
– Ей всегда хотелось быть в центре всего. – Она морщит нос. – Но… впрочем, ладно, что об этом вспоминать. Проехали.
Покончив с салатом, она отодвигает тарелку.
– Значит, говоришь, две девочки? И уже почти совсем взрослые…
– В общем, да, особенно Элла. Ей очень хочется думать, что это так.
– А что, характер? Упрямая?
– Да не то чтобы упрямая, просто всегда твердо знает, чего хочет.
– Значит, вся в мать.
– Я никогда не была упрямая. – Бросаю на нее оценивающий взгляд. – С тобой мне тут не сравняться.
– Да, были моменты, есть о чем вспомнить, правда? – признает она. – Но все, слава богу, проходит, и пятнадцать лет в жизни бывает только раз.
Подходит официантка убрать наши пустые тарелки, и Орла лезет в сумочку, достает мобильник.
– Мне нужно быстренько позвонить, не возражаешь?
Она встает и отходит в сторону.
Прекрасная возможность понаблюдать за ней, что я и делаю. Интересно, с кем она говорит. Выглядит умиротворенной, улыбается. На вид совершенно безобидна. В лице нет и намека на коварство, внутреннюю злость на весь мир, столь характерные для нее когда-то, и я уже начинаю думать, что волноваться мне не с чего. Она уже не та опасная Орла с ее взрывным характером, от которой всего можно было ожидать. Кажется, мало изменилась, но стала значительно спокойней. В общем, гораздо более причесанная версия прежней Орлы.
Она возвращается.
– А как наша банда? Моника, Юан, Каллум, Фей? – быстро перечисляет она. – Где они, что с ними?
Ресторанчик между тем уже почти полон: время ланча. Официантки снуют меж столиков, ловко пронося над головой подносы с тарелками. Нам подают основное блюдо – кефаль со свежими овощами, и я чувствую, что проголодалась. Перед тем как ответить на вопрос, кладу в рот кусочек.
– Вкусно, – говорю я, указывая вилкой.
– Мама часто ходит сюда. Ты помнишь, какая она всегда была привередливая… да и сейчас не изменилась.
– Как ее здоровье?
– Нормально, что ей сделается. Для ее возраста держится прекрасно. Новый муж, денег полно, много общается. – Она качает головой. – Я иногда удивляюсь, как это папа терпел ее все эти годы. Мы ведь из-за нее отсюда уехали, ты же знаешь.
– Нет, я ничего не знала…
Где-то на периферии сознания у меня всегда маячила мысль, что это случилось из-за Розы, потому что после того, что мы с Орлой натворили, жить вместе в одном поселке, каждый день глядеть друг другу в глаза стало невозможным.
– А ты что думала, из-за Розы?
Я киваю. Она всегда была на шаг впереди, словно умела читать мои мысли.
– Нет, это не так, ты ошибалась.
Она смотрит куда-то в пространство, мимо меня. Глаза ее все еще поразительны. Смесь какао и жженого сахара.
– Ну ладно, расскажи лучше про наших.
– Фей уехала… – делаю паузу, подсчитываю, – где-то лет двадцать назад. Живет на Айл-оф-Бьют. Вышла замуж за фермера, он разводит овец. У нее четверо детей, по последним сведениям. Каллум продолжает бизнес отца. У него с дюжину рабочих на судне и в рыбной лавке. Совсем не изменился. Все так же чешет языком без перерыва, все такой же футбольный фанат. Его сын Джеми ухаживает за моей Эллой. Юан архитектор, а Моника врач.
– Так, значит, Юан все еще в поселке?
– Мм.
– И ты не вышла за него, да? – Глаза ее расширились, сверкают. – Скажи, что это неправда!
– Нет, что ты, конечно не вышла! – Гляжу на нее, как на сумасшедшую. – Господи! Это все равно что выйти замуж за брата!
– Грейс, у тебя нет никакого брата, вы всегда смотрели друг на друга такими глазами, что видно было, братской любовью тут и не пахнет.
– Перестань, Орла! – Делаю вид, что тема мне неинтересна. – Все это было давно и неправда.
– А он женат? Ты с ним видишься?
– Он женился на Монике.
Я произнесла эту фразу небрежно, она слетела с языка, как мороженое с горячей ложки.
– Что? Юан на Монике? – Она откидывается на спинку стула и хмурится, не отрывая от меня взгляда. – Я тебе не верю.
– Мм… – Мгновение молчу, задержав во рту глоток минеральной воды. – У них двое детей, мальчик и девочка. У Моники своя практика…
– Погоди-погоди! – перебивает Орла. – Юан и Моника? Они женаты? Но это какой-то нонсенс!
– В любви часто такое бывает, разве не так?
– Но Моника никогда не нравилась Юану. Ни капельки.
– Откуда ты знаешь?
– Это же очевидно!
– Ну, иногда так тоже бывает, подумай сама. Тебе кажется, что этот человек тебе не нравится, даже противен, и вдруг – бац! Амур делает свой выстрел, и ты готов.
– А ты как к этому относишься?
– Я? Я была за него очень рада!
– И нисколько не ревновала? Вы же были с ним неразлучны, как веревочкой связаны!
– Вовсе нет. Вот мы с тобой – да, – тычу я пальцем в нее, потом в себя, – мы с тобой были неразлучны.
– Юан любил тебя, – тихо говорит она. – Даже тогда, несмотря на шестнадцать лет, мне было видно.
Я смеюсь. Пожалуй, дело оборачивается серьезней, чем я думала.
– Я же сказала. Мы с ним были как брат и сестра. И до сих пор у нас такие отношения.
Читать бесплатно другие книги:
