Толковый словарь по аналитической психологии Зеленский Валерий

Предисловие ко второму изданию

Карл Густав Юнг – основоположник одного из направлений глубинной психологии – аналитической психологии. Он умер в 1961 году не оставив обобщающего труда с систематизированным понятийным аппаратом. Но вот уже почти сорок лет его идеи вызывают растущий интерес во всем цивилизованном мире, а последователи – психологи-юнгианцы – продолжают развивать, объяснять и приумножать его аналитический подход к человеческой психике. Сегодня в повседневной культурной среде общеупотребительными стали многие юнговские понятия, такие как комплекс, архетип, экстраверт, интроверт, а число разнообразных программ обучения по глубинной психологии и аналитической психотерапии во всех развитых странах стремительно растет. Увеличилось и число работ Юнга, переведенных и опубликованных в России. Тем не менее еще очень многие читатели не знакомы или мало знакомы с юнговской терминологией.

Основу данного Словаря составляет терминологический Лексикон Дарела Шарпа, ему же принадлежит изначальная идея компилятивного представления основных понятий аналитической психологии в тех контекстных формах, в каких они использовались самим Юнгом. Вместе с тем все возможные недочеты и недостатки целиком лежат на составителе русскоязычной версии, хорошо осознающем уязвимость подобной работы и с признательностью готовом к принятию неизбежных критических замечаний.

Предлагаемый читателю словарь поможет лучше справиться с уже переведенными текстами по аналитической психологии и смежными с ней гуманитарными дисциплинами, а наличие английских и немецких эквивалентов в конце книги даст лицам, владеющим английским и немецким языками, возможность более полноценного чтения литературы на языке оригинала.

Каждая статья, за рядом исключений, состоит из краткого определения и цитат из работ Юнга с поясняющими комментариями.

Выделенные курсивом слова, входящие в пояснительный текст, находятся в словаре на соответствующем по алфавиту месте. Выделения в цитатах принадлежат самому Юнгу.

Настоящее издание подготовлено в рамках программы Информационного центра психоаналитической культуры в Санкт-Петербурге.

Составитель выражает глубокую благодарность главному редактору издательства Inner City Books (Торонто, Канада) Дарелу Шарпу за его неоценимый вклад в дело распространения юнговских идей в России; без его участия данная работа вряд ли смогла состояться.

Предисловие к третьему изданию

С момента публикации предыдущего издания прошло восемь лет, на протяжении которых мы имели возможность наблюдать не только быстрый рост числа переводных работ по аналитической психологии, но и становление обучающих структур, результатом деятельности которых явилось появление в России собственных аналитиков-юнгианцев, – специалистов, сертифицированных Международной ассоциацией аналитических психологов (МААП). Широкий общественный запрос со стороны мыслящей части нашего общества послужил поводом для принятия решения о переиздании Словаря.

В последние годы на русском языке был выпущен ряд работ Юнга, которые явились важной вехой в деле понимания сущности юнговского учения и аналитической терминологии. Речь, в частности, идет о работах, соответствующих восемнадцатому (Юнг К.Г. Символическая жизнь. М.: Когито-Центр, 2003), седьмому (Юнг К.Г. Очерки по психологии бессознательного. М.: Когито-Центр, 2006) и восьмому (Юнг К.Г. Структура и динамика психического. М.: Когито-Центр, 2008) томам его Собрания сочинений[1]. В тексте Словаря мы оставили ссылки на эти тома без изменений, однако читатель может обратиться к соответствующим параграфам вышеуказанных изданий.

Карл Густав Юнг. Жизнь и творчество

Карл Юнг родился 26 июля 1875 года в Кессвиле, кантон Тургау, на берегу живописного озера Констанц в семье пастора швейцарской реформаторской церкви; дед и прадед со стороны отца были врачами. С детства Юнг был погружен в религиозные и духовные вопросы. Кроме Библии отец обучал его латыни, а мать учила молитвам и читала книжку об экзотических религиях с завораживающими рисунками индийских богов[2].

В своей автобиографии Юнг вспоминает два сильных детских переживания, повлиявших впоследствии на его отношение к религии. Одно связано со сновидением, привидевшимся ему между тремя и четырьмя годами, которое Юнг описывает в своей автобиографической книге (ВСР, с. 24):

«Я находился на большом лугу [вблизи дома священника]. Внезапно я заметил темную прямоугольную, выложенную изнутри камнями, яму. Никогда прежде я не видел ничего подобного. Я подбежал и с любопытством заглянул вниз. Я увидел каменные ступени. В страхе и неуверенности я спустился. В самом низу за зеленым занавесом находился вход с круглой аркой. Занавес был большой и тяжелый, ручной работы, похожий на парчовый, и выглядел роскошно. Любопытство требовало узнать, что за ним, я отстранил его и увидел перед собой в тусклом свете прямоугольную палату, метров в десять длиной, с каменным сводчатым потолком. Пол тоже был выложен каменными плитами, а в центре лежал большой красный ковер. Там, на возвышении, стоял золотой трон, удивительно богато украшенный. Я не уверен, но возможно, что на сидении лежала красная подушка. Это был величественный трон, в самом деле,– сказочный королевский трон. Что-то стояло на нем, сначала я подумал, что это ствол дерева (около 4–5 метров высотой и полметра в толщину). Это была огромная масса, доходящая почти до потолка, и сделана она была из странного сплава – кожи и голого мяса, на вершине находилось что-то вроде круглой головы без лица и волос. На самой макушке был один глаз, устремленный неподвижно вверх. В комнате было довольно светло, хотя не было ни окон, ни какого-нибудь другого видимого источника света. От головы, однако, полукругом исходило яркое свечение. То, что стояло на троне, не двигалось, и все же у меня было чувство, что оно может в любой момент сползти с трона и, как червяк, поползти ко мне. Я был парализован ужасом. В этот момент я услышал снаружи, сверху, голос моей матери. Она воскликнула: „Ты только посмотри на него. Это же людоед!“. Это лишь увеличило мой ужас, и я проснулся в испарине, напуганный до смерти. Много ночей после этого я боялся засыпать, потому что боялся увидеть еще один такой же сон».

Долгое время, как пишет далее Юнг, сон преследовал его. Лишь гораздо позже он понял, что это был образ ритуального фаллоса.

Второе переживание имело место, когда Юнгу исполнилось двенадцать лет. Он вышел днем из базельской гимназии, в которой тогда учился, и обратил внимание на солнце, искрившееся на крыше соседнего собора. Мальчик задумался о красоте мира, величии церкви, величии Бога, сидящего высоко на небе на золотом троне. Внезапно его охватил ужас, а мысли повлекли туда, куда он не осмеливался следовать, поскольку чувствовал в них что-то святотатственное. Несколько дней он отчаянно боролся, подавляя запретные мысли. Но, наконец, решился «досмотреть» собственный образ: он снова увидел прекрасный базельский собор и Бога, сидящего на великолепном троне высоко в небе, и вдруг он увидел огромный кусок кала, падающий из-под божьего трона прямо на крышу собора, разбивая ее и сокрушая стены всего собора. Можно лишь вообразить пугающую силу этого видения для мальчика из пасторской благочестивой семьи.

Но так или иначе, в результате такой визуализации Юнг почувствовал огромное облегчение и вместо ожидаемого проклятия испытал чувство благодати:

«Я плакал от счастья и благодарности. Мудрость и доброта Бога открылись мне сейчас, когда я подчинился Его неумолимой воле. Казалось, что я испытал просветление. Я понял многое, чего не понимал раньше, я понял то, чего так и не понял мой отец,– волю Бога. Он сопротивлялся ей из лучших побуждений и из глубочайшей веры. Поэтому он так никогда и не пережил чуда благодати, чуда, которое всех исцеляет и делает все понятным. Он принял библейские заповеди как путеводитель, он верил в Бога, как предписывала Библия и как его учил его отец. Но он не знал живого Бога, который стоит, свободный и всемогущий, стоит над Библией и Церковью, который призывает людей стать столь же свободными» (там же, с. 50).

Отчасти в результате и этих внутренних переживаний Юнг чувствовал себя изолированным от других людей; порой невыносимо одиноким. Гимназия наводила на него скуку но развила страсть к чтению; были у него и любимые предметы: зоология, биология, археология и история.

В апреле 1895 года Юнг поступил в Базельский университет, где изучал медицину, но затем решил специализироваться по психиатрии и психологии. Помимо этих дисциплин он глубоко интересовался философией, теологией, оккультизмом.

По окончании медицинского факультета Юнг написал диссертацию «О психологии и патологии так называемых оккультных явлений», оказавшуюся прелюдией к его длившемуся почти 60 лет творческому периоду. Основанная на тщательно подготовленных спиритических сеансах со своей необычайно одаренной медиуматическими способностями кузиной Хелен Прейсверк, работа Юнга представляла описание ее сообщений, полученных в состоянии медиуматического транса. Важно отметить, что с самого начала своей профессиональной карьеры Юнг интересовался бессознательными продуктами психического и их значением для субъекта. Уже в этом исследовании[3] легко можно увидеть логическую основу всех его последующих работ в их развитии,– от теории комплексов к архетипам, от содержания либидо к представлениям о синхронности и т.д.

В 1900 году молодой выпускник Юнг переехал в Цюрих и стал работать ассистентом у известного в то время врача-психиатра Юджина Блейлера в больнице для душевнобольных Бургхольцли (пригород Цюриха). Он поселился на больничной территории, и с этого момента жизнь молодого сотрудника стала проходить в атмосфере психиатрического монастыря. Блейлер был зримым воплощением работы и профессионального долга. От себя и сотрудников он требовал точности, аккуратности и внимательности к пациентам. Утренний обход заканчивался в 8.30 утра рабочей встречей медперсонала, на которой заслушивались сообщения о состоянии больных.

Два-три раза в неделю в 10.00 утра происходили встречи врачей с обязательным обсуждением историй болезни как старых, так и вновь поступивших пациентов. Встречи проходили при непременном участии самого Блейлера. Обязательный вечерний обход происходил между пятью и семью часами. Никаких секретарей не было, и персонал сам печатал на машинке истории болезни, так что порой приходилось работать до 11 часов вечера. Больничные двери и ворота закрывались в 10 вечера. Младший персонал ключей не имел, так что, если Юнг хотел вернуться из города домой позже, он должен был просить ключ у кого-либо из старшего медперсонала. На территории больницы царил сухой закон. Юнг упоминает, что первые шесть месяцев он провел совершенно отрезанный от внешнего мира и в свободное время читал пятидесятитомную «Allgemeine Zeitschrift fr Psychiatric».

Первоначальный интерес Юнга к работе в клинике был, скорее, теоретическим, нежели практическим. Он хотел наблюдать, «как человеческий ум реагирует на зрелище своего собственного распада», полагая, что распад этот был изначально предопределен физическими причинами. Юнг надеялся, что, изучая психические «отклонения от так называемой нормы», он узнает что-то определенное о природе человеческой души. Его сослуживцы, более занятые постановкой диагноза и составлением статистики, часто подсмеивались над его странными занятиями, но Юнг все больше приходил к убеждению, что понятие «душа» не только означает нечто реальное, но «является самым основным, самым реалистическим понятием в психологии»[4].

Вскоре он начал публиковать свои первые клинические работы, а также статьи по применению разработанного им же теста словесных ассоциаций. Юнг пришел к выводу, что посредством словесных связей можно обнаружить («нащупать») определенные совокупности (констелляции) чувственно окрашенных (или эмоционально «заряженных») мыслей, понятий, представлений и тем самым дать возможность выявиться болезненным симптомам. Тест работал, оценивая реакцию пациента по временной задержке между стимулом и ответом. В результате выявилось соответствие между словом-реакцией и самим поведением испытуемого. Значащее отклонение от норм отмечало присутствие аффективно-нагруженных бессознательных идей, и Юнг ввел понятие «комплекс», чтобы описать их целокупную комбинацию[5].

В феврале 1903 года Юнг женился на двадцатилетней дочери преуспевающего фабриканта Эмме Раушенбах (1882–1955), с которой прожил вместе пятьдесят два года, став отцом четырех дочерей и сына. Вначале молодые поселились на территории клиники Бурхгольцли, заняв квартиру этажом выше Блейлера, а позже—в 1906 году – переехали во вновь отстроенный собственный дом в пригородное местечко Кюснахт, что неподалеку от Цюриха. Годом раньше Юнг начал преподавательскую деятельность в Цюрихском университете. В 1909 году вместе с Фрейдом и другим психоаналитиком – венгром Ференчи, работавшим в Австрии, Юнг впервые приехал в Соединенные Штаты Америки, где прочел курс лекций по методу словесных ассоциаций. Университет Кларка в штате Массачусетс, пригласивший европейских психоаналитиков и праздновавший свое двадцатилетие со дня основания, присудил Юнгу вместе с другими почетную степень доктора.

Международная известность, а с ней и частная практика, приносившая неплохой доход, постепенно росли, так что в 1910 году Юнг оставляет свой пост в Бурхгольцльской клинике (к тому времени он стал клиническим директором), принимая все более многочисленных пациентов у себя в Кюснахте, на берегу Цюрихского озера. В это время Юнг становится первым президентом Международной Ассоциации психоанализа и погружается в свои глубинные исследования мифов, легенд, сказок в контексте их взаимодействия с миром психопатологии.

Появляются публикации, довольно четко обозначившие область последующих жизненных и академических интересов Юнга. Здесь же более ясно обозначилась и граница идеологической независимости от Фрейда во взглядах на природу бессознательного психического. Последовавшее «отступничество» Юнга привело, в конечном итоге, к разрыву в 1913 году личных отношений, и каждый далее пошел своим путем, следуя своему творческому гению.

Юнг очень остро переживал свой разрыв с Фрейдом. Фактически это была личная драма, духовный кризис, состояние внутреннего душевного разлада на грани глубокого нервного расстройства. «Он не только слышал неведомые голоса, играл, как ребенок, или бродил по саду в нескончаемых разговорах с воображаемым собеседником,– замечает один из биографов в своей книге о Юнге,– но он серьезно верил, что его дом населен привидениями»[6].

В момент расхождения с Фрейдом Юнгу исполнилось тридцать восемь лет. Жизненный полдень – притин, акмэ – оказался одновременно и поворотным пунктом в психическом развитии. Драма расставания обернулась возможностью большей свободы развития своей собственной теории содержаний бессознательного психического. В работах Юнга все более выявляется интерес к архетипическому символизму. В личной жизни это означало добровольный спуск в «пучину» бессознательного. В последовавшие шесть лет (1913–1918) Юнг прошел через этап, который он сам обозначил как время «внутренней неопределенности» или «творческой болезни» (Элленбергер). Значительное время Юнг проводил в попытках понять значение и смысл своих сновидений и фантазий и описать это – насколько возможно – в терминах повседневной жизни[7].

В результате получилась объемистая рукопись в 600 страниц, иллюстрированная множеством рисунков образов сновидений и названная «Красной книгой». (По причинам личного характера она никогда не публиковалась.) Пройдя через личный опыт конфронтации с бессознательным, Юнг обогатил свой аналитический опыт и создал новую систему аналитической психотерапии и новую структуру психического.

В творческой судьбе Юга определенную роль сыграли его «русские встречи» – взаимоотношения в разное время и по разным поводам с выходцами из России – студентами, пациентами, врачами, философами, издателями[8].

Начало «русской темы» можно отнести к концу первого десятилетия XX века, когда в числе участников психоаналитического кружка в Цюрихе стали появляться студенты-медики из России. Имена некоторых нам известны: Фаина Шалевская из Ростова-на-Дону (1907 г.), Эстер Аптекман (1911 г.), Татьяна Розенталь из Петербурга(1901–1905,1906–1911 гг.), Сабина Шпильрейн из Ростова-на-Дону (1905–1911) и Макс Эйтингон. Все они впоследствии стали специалистами в области психоанализа. Татьяна Розенталь вернулась в Петербург и в дальнейшем работала в Институте мозга у Бехтерева в качестве психоаналитика. Являлась автором малоизвестной работы «Страдание и творчество Достоевского»[9]. В 1921 году в возрасте 36 лет покончила жизнь самоубийством.

Уроженец Могилева, Макс Эйтингон, в 12 лет вместе с родителями переехал в Лейпциг, где изучал философию, прежде чем вступить на медицинскую стезю. Он работал ассистентом Юнга в клинике Бурхгольцли и под его руководством в 1909 году получил докторскую степень в Цюрихском университете. Другая «русская девушка» Сабина Шпильрейн была пациенткой начинающего доктора Юнга (1904 г.), а впоследствии сделалась его ученицей.

Завершив образование в Цюрихе и получив степень доктора медицины, Шпильрейн пережила мучительный разрыв с Юнгом, переехала в Вену и примкнула к психоаналитическому кружку Фрейда. Некоторое время работала в клиниках Берлина и Женевы, у нее начинал свой курс психоанализа известный впоследствии психолог Жан Пиаже. В 1923 году вернулась в Россию. Она вошла в состав ведущих специалистов-психоаналитиков образованного в те годы в Москве Государственного психоаналитического института. Дальнейшая ее судьба сложилась весьма трагично. После закрытия Психоаналитического института Сабина Николаевна переехала в Ростов-на-Дону к родителям. Запрет на психоаналитическую деятельность, арест и гибель в застенках НКВД трех братьев и, наконец, собственная смерть в Ростове, когда она вместе с двумя дочерьми разделила участь сотен евреев, расстрелянных в местной синагоге немцами в декабре 1941 года[10].

Вена и Цюрих издавна считались центрами передовой психиатрической мысли. Начало века принесло им известность и в связи с клинической практикой соответственно Фрейда и Юнга, так что ничего удивительного не было в том, что туда устремилось внимание тех русских клиницистов и исследователей, которые искали новые средства лечения разнообразных психических расстройств и стремились к более глубокому проникновению в человеческую психику, а некоторые из них специально приезжали на стажировку или для краткого ознакомления с психоаналитическими идеями. В 1907–1910 годах Юнга в разное время посещали московские психиатры Михаил Асатиани, Николай Осипов и Алексей Певницкий[11].

Из более поздних знакомств следует особо отметить встречу с издателем Эмилием Метнером и философом Борисом Вышеславцевым. В период «стычки» Юнга с бессознательным и работы над «Психологическими типами» Эмилий Карлович Метнер, бежавший в Цюрих из воюющей Германии, оказался чуть ли не единственным собеседником, способным к восприятию юнговских идей. (Юнг оставил пост президента Психоаналитической ассоциации, а вместе с ним утратил и многие личные связи с коллегами.) Еще живя в России, Метнер основал издательство «Мусагет» и выпускал философско-литературный журнал «Логос». По свидетельству сына Юнга, психологическая поддержка со стороны Метнера имела большое значение для его отца. За границей Метнер страдал от частых резких шумов в ушах, по поводу чего вначале обратился к венским фрейдистам. Те ничем помочь не смогли кроме настоятельного совета жениться. Тогда-то и состоялась встреча с Юнгом. Метнер готовился к длительному лечению, но мучающий симптом исчез после нескольких сеансов. Отношения же пациент – аналитик превратились в дружеские и поначалу почти ежедневные. Затем в течение ряда лет Юнг и Метнер встречались раз в неделю, вечером, и обсуждали те или иные философские и психологические вопросы.

Сын Юнга помнил, что отец именовал Метнера «русским философом»[12].

Спустя годы Метнер публикует первую рецензию на вышедшую книгу «Психологические типы», а позже становится издателем трудов Юнга на русском языке, пишет предисловия к ним. Смерть Метнера помешала довести до конца начатое дело по публикации четырех томов трудов К.Г. Юнга. Эту работу довершил другой «русский» – философ Борис Петрович Вышеславцев (1877–1954). Высланный большевиками в 1922 году из России, вначале работал в созданной Н.А. Бердяевым Религиозно-философской академии. Позже читал лекции в парижском богословском институте. В 1931 году опубликовал книгу «Этика преображенного эроса», в которой под влиянием, в частности, идей К. Юнга выдвинул теорию этики сублимации Эроса. В те годы между Юнгом и Вышеславцевым завязывается переписка, в которой Вышеславцев объявляет себя учеником Юнга. В конце 30-х годов стараниями Вышеславцева четырехтомное собрание трудов Юнга было завершено. Накануне окончания войны в апреле 1945 года Юнг помог Вышеславцеву с женой перебраться из Праги в нейтральную Швейцарию.

После выхода в свет «Психологических типов»[13] для 45-летнего мэтра психологии наступил нелегкий этап укрепления завоеванных им в научном мире позиций.

Постепенно Юнг приобретает все большую международную известность не только среди коллег – психологов и психиатров – но его имя начинает вызывать серьезный интерес у представителей других направлений гуманитарных знаний: философов, историков культуры, социологов и пр.

В 20-е годы Юнг совершает ряд длительных увлекательных путешествий в различные районы Африки и к индейцам пуэбло в Северной Америке. «Здесь ему впервые открылся необъятный мир, где люди живут, не ведая неумолимой размеренности часов, минут, секунд. Глубоко потрясенный, он пришел к новому пониманию души современного европейца». Отчет об этих исследовательских поездках (включая еще и поездку в Индию, состоявшуюся позже, в 1938 году), а точнее, своеобразное культурно-психологическое эссе составили позднее главу «Путешествия» в его автобиографической книге[14].

В отличие от беззаботно-любопытствующих туристов Юнг смог взглянуть на другую культуру с точки зрения раскрытия содержащегося в ней смысла. Здесь заключены две главные темы: Юнга – психолога и психотерапевта, и Юнга – культуролога. Это тема личностного развития – индивидуации и тема коллективного бессознательного. Юнг рассматривал индивидуацию как бытие, направленное в сторону достижения психической целостности, и использовал для его характеристики многочисленные иллюстрации из алхимии, мифологии, литературы, западных и восточных религий, пользуясь и своими собственными клиническими наблюдениями. Что касается «коллективного бессознательного», то это понятие также выступает ключевым для всей аналитической психологии и, по мнению многих авторитетных ученых и мыслителей, является «наиболее революционной идеей XX века», идеей, серьезные выводы из которой так и не были сделаны до сего времени.

Юнг возражал против той мысли, что личность полностью детерминирована ее опытом, обучением и воздействием окружающей среды. Он утверждал, что каждый индивид появляется на свет с «целостным личностным эскизом <…> представленным в потенции с самого рождения» и что «окружающая среда вовсе не дарует личности возможность ею стать, но лишь выявляет то, что уже было в ней [личности] заложено»[15].

Согласно Юнгу, существует определенная наследуемая структура психического, развивавшаяся сотни тысяч лет, которая заставляет нас переживать и реализовывать наш жизненный опыт вполне определенным образом, и эта определенность выражена в том, что Юнг назвал архетипами, которые влияют на наши мысли, чувства, поступки. «<…> бессознательное, как совокупность архетипов, является осадком всего, что было пережито человечеством, вплоть до его самых темных начал. Но не мертвым осадком, не брошенным полем развалин, а живой системой реакций и диспозиций, которая невидимым, а потому и более действенным образом определяет индивидуальную жизнь. Однако это не просто какой-то гигантский исторический предрассудок, но источник инстинктов, поскольку архетипы ведь не что иное, как формы проявления инстинктов»[16].

В начале 20-х годов Юнг познакомился с известным синологом Рихардом Вильгельмом, переводчиком известного китайского трактата «Книга перемен», и вскоре пригласил его прочесть лекцию в Психологическом клубе в Цюрихе. Юнг живо интересовался восточными гадательными методами и сам с некоторым успехом экспериментировал с ними. Он также участвовал в те годы в ряде медиуматических экспериментов в Цюрихе совместно с Блейлером. Сеансами руководил известный в те годы австрийский медиум Руди Шнайдер. Однако Юнг долгое время отказывался делать какие-либо заключения по поводу этих экспериментов и даже избегал всякого о них упоминания, хотя впоследствии открыто признавал реальность этих феноменов. Он также проявлял глубокий интерес к трудам средневековых алхимиков, в лице которых увидел провозвестников психологии бессознательного. Позже благодаря обширному кругу друзей в его руках оказалась совершенно новая и вполне современная модель алхимической реторты – лекционный зал под открытым небом, среди голубизны водной глади и величавых вершин близ Лаго Маджоре. Каждый год, начиная с 1933-го, сюда со всего мира съезжались целые созвездия ученых, чтобы выступить со своими докладами и принять участие в дискуссиях по самым разнообразным вопросам, созвучным юнговской мысли. Речь идет о ежегодных собраниях общества «Эранос», проходивших в поместье его основательницы, фрау Ольги Фройбс-Каптейн, в Асконе, Швейцария.

В 1923 году Юнг приобрел небольшой участок земли на берегу Цюрихского озера в местечке Боллинген, где он выстроил здание башенного типа, с годами менявшее свои формы, и где в тишине и уединении проводил воскресные дни и отпускное время. Здесь не было ни электричества, ни телефона, ни отопления. Пища готовилась на печи, вода доставалась из колодца. Как удачно заметил Элленбергер, переход из Кюснахта в Боллинген символизировал для Юнга путь от эго к Самости или, другими словами, путь индивидуации[17].

В 30-е годы известность Юнга приобрела международный характер. Он был удостоен титула почетного президента Психотерапевтического общества Германии. В ноябре 1932 года цюрихский городской совет присудил ему премию по литературе, приложив к ней чек на 8000 франков.

В 1933 году в Германии к власти пришел Гитлер. Психотерапевтическое общество было немедленно реорганизовано в соответствии с национал-социалистическими принципами, а его президент Эрнст Кречмер подал в отставку. Президентом Международного общества стал Юнг, но само Общество стало действовать по принципу «крышечной (или зонтичной) организации», состоящей из национальных обществ (среди которых германское общество было лишь одним из) и индивидуальных членов. Как впоследствии объяснял сам Юнг, это была своего рода увертка, позволившая психотерапевтам-евреям, исключенным из германского общества, оставаться внутри самой организации. В связи с этим Юнг отверг всяческие последовавшие позже обвинения относительно его симпатий к нацизму и косвенных проявлений антисемитизма.

В 1935 году Юнг был назначен профессором психологии швейцарской политехнической школы в Цюрихе; в том же году он основал Швейцарское общество практической психологии. По мере того как международная ситуация становилась все хуже, Юнг, который до того никогда не выказывал сколь-нибудь явного интереса к мировой политике, стал проявлять к ней все больший интерес. Из интервью, которые он давал в те годы разным журналам[18], можно понять, что Юнг пытался анализировать психологию государственных лидеров, и в особенности диктаторов. 28 сентября 1937 года во время исторического визита в Берлин Муссолини Юнг случайно оказался там и имел возможность близко наблюдать поведение итальянского диктатора и Гитлера во время массового парада. С этого времени проблемы массовых психозов сделались одним из фокусов внимания Юнга.

Другой поворотный пункт в жизни Юнга следует отнести в концу Второй мировой войны. Он сам отмечает этот момент в своей автобиографической книге. В начале 1944 года, пишет Юнг, он сломал ногу, а также у него приключился инфаркт, во время которого он потерял сознание и почувствовал, что умирает. У него возникло космическое видение, в котором он рассматривал нашу планету со стороны, а самого себя не более чем сумму того, что он когда-то сказал и сделал в течение своей жизни. В следующий момент, когда он собирался переступить порог некоего храма, он увидел своего доктора, идущего ему навстречу. Вдруг доктор принял черты короля острова Кос (родина Гиппократа), чтобы вернуть его обратно на землю, и у Юнга возникло такое чувство, что жизни доктора что-то угрожало, в то время как его, Юнга, собственная жизнь была спасена (и действительно, через несколько недель его врач неожиданно умер). Юнг отметил, что впервые почувствовал горькое разочарование, когда вернулся обратно к жизни. С этого момента что-то изменилось в нем бесповоротно, и его мысли приняли новое направление, что можно увидеть и из его работ, написанных в то время. Он сделался «мудрым старцем из Кюснахта»…[19]

В апреле 1948 года в Цюрихе распахнул свои двери Институт К.Г. Юнга. В его задачу входило обучение юнговским теориям и методам аналитической психологии. Институт вел подготовку на немецком и английском языках и обеспечивал учебный (личностный) анализ для обучавшихся. При Институте работали библиотека и исследовательский центр.

Ближе к концу жизни Юнг все меньше отвлекался на внешние перипетии каждодневных событий, все более направляя свое внимание и интерес к общемировым проблемам. Не только угроза атомной войны, но и все возрастающая перенаселенность Земли и варварское уничтожение природных ресурсов наряду с загрязнением природы глубоко волновали его. Возможно, впервые за всю историю выживание человечества как целого проступило в угрожающем свете во второй половине XX века, и Юнг сумел почувствовать это гораздо раньше других. Поскольку на кон поставлена судьба человечества, то естественно спросить: а не существует ли архетип, который представляет, так сказать, целое человечества и его судьбу? Юнг видел, что почти во всех мировых религиях, да и в ряде других религиозных конфессий такой архетип существует и обнаруживает себя в образе так называемого изначального (первочеловека) или космического человека, антропоса. Антропос, гигантский космический человек олицетворяет жизненный принцип и смысл всей человеческой жизни на Земле (Имир, Пуруша, Панку, Гайомарт, Адам). В алхимии и гностицизме мы находим сходный мотив Человека Света, который падает во тьму или оказывается расчлененным тьмой и должен быть «собран» и возвращен свету. В текстах этих учений существует описание того, как Человек Света, идентичный Богу, вначале живет в Плероме[20], затем побеждается силами Зла – как правило, это звездные боги, или Архоны, падает или «соскальзывает» вниз и, в конечном итоге, оказывается разбросанным в материи в виде множества искр, где ему предстоит ожидание своего спасения. Его искупление или освобождение заключается в собирании всех разбросанных частей и возвращении в Плерому. Эта драма символизирует процесс индивидуации у индивида; каждый поначалу состоит из таких хаотических многообразных частиц и постепенно может стать одной личностью путем сбора и осознания этих частиц. Но эта драма может быть понята и как образ медленного постепенного развития человечества в направлении высшего сознания, о чем Юнг весьма подробно написал в своих работах «Ответ Иову» и «Айон».

Уверенность Юнга в абсолютном единстве всего сущего привела его к мысли, что физическое и ментальное, подобно пространственному и временному, суть категории человеческие, психические, не отражающие реальность с необходимой точностью. Вследствие самой природы своих мыслей и языка люди неизбежно вынуждены (бессознательно) все делить на свои противоположности. Отсюда антиномность любых утверждений. Фактически же противоположности могут оказаться фрагментами одной и той же реальности. Сотрудничество Юнга в последние годы жизни с физиком Вольфгангом Паули привело обоих к убеждению, что изучение физиками глубин материи, а психологами – глубин психического, могут быть лишь разными способами подхода к единой, скрытой реальности. Ни психология не может быть достаточно «объективной», поскольку наблюдатель неизбежно влияет на наблюдаемый эффект, ни физика не способна на субатомном уровне измерить одновременно количество движения и скорость частицы. Принцип дополнительности, ставший краеугольным камнем современной физики, применим и к проблемам души и тела.

В течение всей жизни на Юнга производили впечатление последовательности разных, внешне не связанных друг с другом событий, происходящих одновременно. Скажем, смерть одного человека и тревожный сон у его близкого родственника, случившиеся одномоментно. Юнг ощущал, что подобные «совпадения» требовали какого-то дополнительного объяснения кроме утверждения о некоей «случайности». Такой дополнительный принцип объяснения Юнг назвал синхронией. По мысли Юнга, синхрония основывается на универсальном порядке смысла, являющемся дополнением к причинности. Синхронийные явления связаны с архетипами. Природа архетипа – не физическая и не ментальная – принадлежит к обеим областям. Так что архетипы способны проявляться одновременно и физически, и ментально. Здесь показателен пример – случай со Сведенборгом, упоминаемый Юнгом, когда Сведенборг пережил видение пожара в тот самый момент, когда пожар действительно бушевал в Стокгольме. По мнению Юнга, определенные изменения в состоянии психики Сведенборга дали ему временный доступ к «абсолютному знанию» – к области, где преодолеваются границы времени и пространства. Восприятие структур упорядочивания воздействует на психическое как смысл.

В 1955 году в честь восьмидесятилетия Юнга в Цюрихе состоялся Международный конгресс психиатров под председательством Манфреда Блейлера, сына Юджина Блейлера (у которого Юнг начинал свою карьеру психиатра в Бурхгольцли). Юнгу было предложено сделать доклад о психологии шизофрении, теме, с которой начались его научные исследования в 1901 году. Но в то же время вокруг него разрасталось одиночество. В ноябре 1955 года умерла Эмма Юнг, его жена, бессменный спутник на протяжении более полувека. Из всех великих пионеров глубинной психологии Юнг был единственным, чья жена стала его учеником, усвоила его методы и приемы и на практике применяла его психотерапевтический метод.

С годами Юнг ослабевал физически, но его ум оставался живым и отзывчивым. Он поражал своих гостей тонкими размышлениями о тайнах человеческой души и будущем человечества. В это время Юнг завершил тридцатилетние алхимические штудии работой «Mysterium Coniunctionis»; здесь, отметил он с удовлетворением, «наконец, определено место в реальности и установлены исторические основания моей психологии. Таким образом, моя задача выполнена, моя работа завершена, и теперь можно остановиться» (Кэмпбелл, с. 221).

В восемьдесят пять лет Карл Густав Юнг получил титул почетного гражданина Кюснахта, в котором поселился в далеком 1909 году. Мэр торжественно вручил «мудрому старцу» церемониальное письмо и печать, а Юнг выступил с ответной речью, обратившись к собравшимся на своем родном базельском диалекте.

Незадолго до смерти Юнг завершил работу над автобиографической книгой «Воспоминания, сновидения, размышления», а также вместе с учениками написал увлекательную книгу «Человек и его символы», популярное изложение основ аналитической психологии[21].

Карл Густав Юнг умер в своем доме в Кюснахте 6 июня 1961 года. Прощальная церемония состоялась в протестантской церкви Кюснахта. Местный пастор в своей погребальной речи назвал покойного «пророком, сумевшим сдержать всеохватывающий натиск рационализма и давшим человеку мужество вновь обрести свою душу». Два других ученика Юнга – теолог Ганс Шер и экономист Юджин Бюлер отметили научные и человеческие заслуги своего духовного наставника. Тело было кремировано, а пепел захоронен в семейной могиле на местном кладбище.

Словарь

-A-

АБРЕАКЦИЯ, отведение (Abreaction; Abreaktion) – способ осознания подавленных эмоциональных реакций (в присутствии аналитика) с помощью пересказа и повторного переживания травматического события (см. также катарсис).

«Повторное драматическое проигрывание прошлого травматизировавшего человека события, краткое, но эмоциональное его переживание в бодрствующем или гипнотическом состоянии, излияние чувств, пересказ, лишающий пережитый травматический опыт болезненной эмоциональной силы, способности вызывать психическое расстройство» (Юнг К.Г. Практика психотерапии. М., 1998, пар. 262. Далее ЮПП).

Использование абреакции было связано с фрейдовской теорией травмы и ранними психоаналитическими экспериментами. Но впоследствии Юнг разошелся с Фрейдом в оценке эффективности использования абреакции как инструмента в терапии невроза и оставил абреакцию (наряду с суггестией).

«Вскоре я обнаружил, что, хотя травмы ясно выраженного этиологического значения порой и присутствуют, тем не менее большинство из них выглядит весьма неправдоподобно. Многие попросту оказывались маловажными, но даже и как травмы их в лучшем случае можно было рассматривать не более чем предлог для невроза. Что же в особенности обращало на себя критический взор,– то, что немало травм оказывались попросту продуктами фантазии и никогда на самом деле не случались. Я не мог более воображать, что повторяющиеся переживания фантастически преувеличенной или полностью выдуманной травмы отличались бы по своей терапевтической ценности от процедуры внушения» (Юнг К.Г. Критика психоанализа. СПб., 2000, пар. 582. Далее КП).

АБСТРАКЦИЯ (Abstraction; Abstraktion) – форма умственной активности, с помощью которой сознательное содержание освобождается от связи с не имеющими отношения к делу элементами путем отличения себя от них или, другими словами, дифференциации. Юнг поясняет: в широком смысле слова абстрактно все то, что извлечено из соединения с элементами, относимыми к несопринадлежащим с его значением.

«Абстрагирование есть деятельность, присущая психологическим функциям вообще. Существует абстрагирующее мышление, равно как и чувство, ощущение и интуиция. Абстрактное мышление выделяет какое-нибудь содержание, отличающееся мыслительными, логическими свойствами, из интеллектуально несопринадлежащей среды. Абстрактное чувство делает то же самое с содержанием, характеризующимся своими чувственными оценками – это относится и к ощущению, и к интуиции… Абстрактные чувства я отношу к той же группе, что и абстрактные мысли. Абстрактное ощущение следовало бы обозначить как эстетическое ощущение в противоположность к ощущению чувственному, а абстрактную интуицию – как символическую интуицию в противоположность интуиции фантастической» (ПТ, пар. 678).

Юнг связывает понятие абстракции с психоэнергетическим процессом и с интроверсией (аналогично эмпатии и экстраверсии).

«"Интерес" я понимаю как энергию, или либидо, которой я наделяю объект как ценностью или же которую объект привлекает к себе против моей воли или помимо моего сознания. Поэтому я представляю себе процесс абстракции наглядно, как отвлечение либидо от объекта, как утекание ценности от объекта в субъективное абстрактное содержание. Для меня поэтому абстракция сводится к энергетическому обесцениванию объекта. Другими словами, абстракция есть интровертирующее движение либидо» (там же, пар. 679).

В той степени, в какой целью абстракции является разрушение удерживающего влияния объекта на субъекта, она оказывается попыткой возвыситься над примитивным состоянием мистического соучастия.

АДАПТАЦИЯ (Adaptation; Anpassung) – процесс вхождения в согласие с внешним миром, с одной стороны, и со своими собственными уникальными психологическими характеристиками – с другой (см. также невроз), что подразумевает способность распознавать субъективные образы, образы внешнего мира, а также умение эффективно воздействовать на среду.

Адаптивные процессы называются аллопластическими, когда индивид изменяет среду в пользу своих потребностей и желаний; они же называются аутопластическими, когда происходят внутренние или психические модификации в ответ на восприятие внешнего мира.

«Прежде чем делать себе цель из индивидуации, надо достигнуть другой цели воспитания, а именно адаптации к минимуму коллективных норм, необходимому для существования: растение, предназначенное для наиболее полного развития своих способностей, должно прежде всего иметь возможность расти в той почве, в которую его посадили (ПТ, пар. 725).

Непрерывный жизненный поток вновь и вновь требует свежей адаптации. Адаптация никогда не достигается раз и навсегда. (Юнг К.Г. Синхрония. М: Рефл-Бук, 2003, пар. 143). Человек – не машина, в том смысле, что он может постоянно поддерживать тот же самый рабочий выход. Он способен удовлетворять требованиям внешней необходимости идеальным образом только в том случае, если он также адаптирован к своему собственному внутреннему миру, т.е. если он пребывает в гармонии с самим собой. И наоборот, он сможет приспособиться к своему внутреннему миру и достичь гармонии с самим собой, когда он адаптирован к условиям внешней среды» (CW 8, par. 75).

В своей типологической модели Юнг описал два существенно разных типа адаптации – интроверсию и экстраверсию. Он также связал нарушения адаптации с возникновением невроза.

Адаптация является центральным понятием, связывающим аналитическую психологию с биологией. Адаптацию, имеющую активные и пассивные компоненты, следует отличать от приспособленности, представляющей преимущественно пассивный аутопластический феномен.

Классический психоанализ полагает, что младенец удовлетворяет свои желания, руководствуясь лишь принципом наслаждения без учета внешней реальности, путем галлюцинаторного исполнения желаний и не имеет своего эго или психической структуры.

Здесь адаптация рассматривается как функция, налагаемая на развивающегося индивида извне, как результат переживания им фрустрации. Однако существует и альтернативный взгляд, в соответствии с которым младенец начинает жизнь уже адаптированным к среде и его адаптация становится все более усложненной по мере взросления и приобретения опыта.

АДЛЕРИАНЕЦ (adlerian; adlerisch) – 1. Последователь Альфреда Адлера (1870–1937), одного из первых учеников Фрейда, который в 1911 году формально отделился от учителя и основал собственное направление в психоанализе – индивидуалпсихологию. 2. В знач. прилагательного, относящегося к идеям, сформулированным Адлером.

АКТИВНОЕ ВООБРАЖЕНИЕ (Active imagination; aktive Imagination) – метод усвоения бессознательных содержаний (сновидений, фантазий и т.п.) с помощью определенной формы самовыражения.

Цель активного воображения – дать возможность услышать голоса тех аспектов личности (в особенности анимы/анимуса и тени), которые обычно о себе не заявляют, и тем самым установить связь между сознанием и бессознательным. И даже если конечные продукты – рисунки, живопись, писание, скульптура, танец, музыка и т.п. – не интерпретируются, между творцом и творением возникает нечто, что способствует преобразованию сознания. Термин «активное воображение» был впервые использован Юнгом в 1935 году в его знаменитых Тавистокских лекциях, прочитанных в Лондонской клинике, для описания состояния воображающей деятельности (imaginative Tatigkeit): свободной мечтательности, грез, фантазмов, сновидений наяву (ПТ, пар. 830). Активное воображение следует отличать от дневных мечтаний, остающихся в пределах личного повседневного опыта. Первая стадия активного воображения напоминает сновидение с открытыми глазами. Она может возникать спонтанно или вызываться искусственно. Вторая стадия помимо пассивного обозревания самих образов включает сознательное в них участие, оценку того, что они значат, и моральное и интеллектуальное обязательство действовать в соответствии со способностью проникать в их сущность. Это и есть переход от простой созерцательной или эстетической установки на позицию суждения. Активное воображение может стимулировать лечение неврозов, но лишь тогда, когда оно действует в комплексе с сознательными усилиями. В отличие от снов, переживаемых пассивно, процесс воображения требует активного и творческого участия эго.

АЛХИМИЯ (Alchemy; Alchemie) – в аналитической психологии речь идет о психологическом и символическом значении алхимии, которая рассматривается как средневековая предтеча исследований бессознательного и, в частности, изучения трансформации личности.

Алхимический процесс превращения исходных неблагородных металлов в нечто более ценное – философский камень, золото или универсальный эликсир жизни – можно рассматривать на психологическом языке как определенную метафору психологического роста и развития человека. Философский камень (lapis), например, выступает здесь как архетипическая Самость, регулирующий центр психического. В качестве примера других образов алхимии, используемых для описания психических процессов, воспользуемся фрагментом из переведенной на русский язык книги Роберта Боснака «В мире сновидений», в котором описываются три алхимических мира: черный, белый и красный:

«Черный образный мир в алхимии называется нигредо, его металл – свинец. Это мир, в котором темно, мрачно, жутко, страшно, отвратительно, уныло и тоскливо. Погружаясь в него, мы оказываемся на самом дне, в преисподней, лишенные своего "Я" и брошенные на произвол судьбы. В нигредо человеку кажется, что на его глазах мир разваливается на части, особенно болезненно он переживает кажущуюся нескончаемость нигредо. Будущее видится смутным и беспросветным, без надежды на избавление от пустоты и одиночества. Жизненный ритм сбивается, сознание опустошается. В бездонной пропасти нигредо единственной реальностью для человека становится смерть. Белый мир называется альбедо, его металл – серебро. В кромешном мраке ночи восходит ночное светило, луна. Альбедо – лунное сознание, свет, пролитый во тьму, но свет отраженный, холодный. Альбедо – это еще неясный мир с размытыми формами, сознание, рожденное из тьмы. Как ветер в полнолуние, в альбедо правит бал Меркурий, покровитель воров и проводник душ умерших в царство теней. Безумные мысли и туманные намеки – Меркурий без устали будоражит воображение своими коварными уловками, а мир воображения – это зеркальное отражение без самого зеркала, мир отраженных образов». Переход из нигредо в альбедо так описан у Юнга:

«Неясность слегка рассеивается, как мрак ночи при появлении на небосклоне луны». Этот робкий свет относится к альбедо, лунному свету. Все, что раньше воспринималось буквально, становится в альбедо метафорой, отражаясь в пробуждающемся сознании кружащих в лунном свете мотыльков. Альбедо – царство поэтов, воров и безумцев, переход от кромешной ночи к яркому солнечному дню, мир поэтический и текучий, мир образного языка. Странное двусмысленное существование, в котором одно сомнение нанизывается на другое. Красный мир называется рубедо, его металл – золото, застывшее солнечное пламя. Жар солнца, основного источника жизни на земле, дающего силу всему живому, застывая, превращается в золото. Золото, по словам алхимиков, семя солнца, серебро – семя луны. В солнечном мире бесконечная борьба страстей рождает искры вдохновения. Солнце взращивает все формы, сокрытые в материнском лоне земли. При свете солнца царит ясность и определенность. Солнце покровительствует порядку и трезвому восприятию. Рубедо сопрягает мужское и женское начало, в нем находят выражение все формы отношений между полами, это мир либидо. Рубедо – арена противостояния и слияния, противоборства и соития. Владыка рубедо – могучий лев, покоряющий всех других существ. Рубедо зовет к действию, решительному и упорному, требует концентрации и дисциплины, вдохновляет героический мир беспримерных ратных подвигов. Если в нигредо царствует полная тьма, то в рубедо солнце находится в зените. В точке кипения все антагонистические вещества образуют новый сплав, новое качество, соединяется несоединимое. Определяющая характеристика рубедо – жар, поэтому в сосуде, в котором протекает процесс превращения, создается сильное давление. Это напоминает скороварку, но скороварка может не выдержать перегрузки, ее может разнести на мелкие куски от избыточного давления. Тогда процесс вновь вернется в нигредо, и все придется начинать сначала. Например, если любовь рождает необузданные страсти, отношения между любимыми – сосуд, в котором переплавляется любовь,– могут развалиться, не выдержав напора страстей. Чтобы избежать этой опасности, из скороварки нужно выпускать пар, нужно действовать. В таком действии мир ночных образов переплетается с полуденным миром, внутренние образы проецируются на внешнюю реальность. Внутренний мир немного остывает, но порой за счет внешнего. Например, если человек не в силах сдерживать свою ярость, он может направить ее на вас. Он может грубо с вами обойтись – в полной уверенности, что вы сами во всем виноваты. Грубая выходка даст выход его ярости, но дорого обойдется вам. Особая трудность рубедо заключается в том, чтобы соединить и примирить опыт постижения так называемых внутреннего и внешнего миров. Для этого нужно не связывать движения внутреннего мира и одновременно правильно воспринимать и реагировать на образы внешнего мира. Тогда человек начинает творить, преодолевает разделение на внешнее и внутреннее, действие и созерцание. Активное воображение и творческое действие неразрывно сливаются» (с. 51–54).

АМБИВАЛЕНТНОСТЬ (Ambivalence; Ambivalenz) – психическое состояние, в котором каждая установка уравновешена своей противоположностью (см. конфликт и противоположности). Термин введен Ю. Блейлером для описания сосуществования внутренне противоречивых импульсов и эмоций по отношению к одному и тому же объекту.

Амбивалентность следует отличать от наличия смешанных чувств по отношению к кому-либо. Смешанные чувства могут возникать на базе реалистической оценки несовершенной природы объекта, тогда как амбивалентность представляет глубинную эмоциональную установку в которой противоречивые отношения вытекают из общего источника и оказываются взаимосвязанными. Юнг использовал данное понятие для характеристики: а) сплава положительных и отрицательных чувств в отношении одного и того же объекта (другой человек, образ, идея, часть самого себя); эти чувства исходят от одного источника и не являются смесью качеств, присущих тому человеку на которого они направлены; б) интереса к фрагментации, множественности и изменчивости психического; амбивалентность в этом смысле – всего лишь одно из состояний человека; в) самоотрицания любого положения, которое и описывает амбивалентность; г) отношения к родительским образам, в частности (см. имаго) и к архетипической образности вообще (см. архетипы); д) универсальности – амбивалентность присутствует повсеместно: «силы природы всегда двулики» и Бог тоже, что уже однажды обнаружил Иов (CW 5, par. 165. Юнг К.Г. Символы трансформации. М., 2000. Далее СТ). Сама жизнь – это вечное «добро и зло, успех и поражение, надежда и отчаяние, которые уравновешивают друг друга» (CW 9ii, par. 24. Юнг К.Г. AION. Киев: Рефл-Бук, 1997. Далее А. пар. 24).

Амбивалентность, в широком смысле, ассоциируется с влиянием бессознательных комплексов, в частности с психологическими функциями на этапе их недифференцированности. Хотя она порождается всеми невротическими конфликтами, легче всего ее наблюдать в неврозах навязчивых состояний, при которых делается попытка сбалансировать обе стороны амбивалентности в сознании, в случаях других неврозов та или другая сторона обычно подавляется.

АМПЛИФИКАЦИЯ (Amplification; Amplifikation) – уточнение и прояснение отдельных образов в сновидениях и продуктах изобразительного творчества (рисунки, живопись, скульптура, «игра в песок» и т.д.) с помощью прямой ассоциации и в соответствии с данными гуманитарных дисциплин (символогией, мифологией, мистицизмом, фольклором, историей религии, этнологией и т.д.).

Юнг рассматривал амплификацию как основу своего синтетического метода, имеющего цель, в частности, сделать более ясным и детальным то, что обнаруживается в сновидении человека.

АНАЛИЗ (Analysis; Analyse), юнгианский – форма психотерапии, специализирующаяся на неврозах и стремящаяся привести бессознательные содержания в сознание, часто называемая аналитической терапией.

Принципиально идеи (юнгианского) анализа разработаны Юнгом и объединены им в систему, получившую название аналитическая (или комплексная) психология.

Как и в психоанализе вообще (школа Фрейда и др.), в аналитической психологии анализ – это долгосрочное, насыщенное динамизмом и диалектикой взаимоотношение между аналитиком и пациентом (клиентом).

«Эти взаимоотношения направлены на исследование бессознательного пациента, на изучение содержаний и самих процессов этого бессознательного с целью облегчения психического состояния, которое не является удовлетворительным, поскольку препятствует нормальному течению сознательной жизни ( Сэмьюэлс Э., Шортер Б., Плот Ф. Критический Словарь аналитической психологии К.Г. Юнга. М., 1994. Далее КСАП).

Нацеленный на ликвидацию невротического расстройства, анализ включает в себя индивидуационную практику – личностный анализ, который направлен на возникновение процесса индивидуации. Строго говоря, анализ психотерапией не является, поскольку не обещает непременного облегчения. Анализ предлагает благоприятную возможность, некий удачный шанс увидеть и ощутить себя в ином (новом) образе действия, другом способе существования и предоставляет возможность свободного выбора. Традиционно залогом выздоровления в психотерапии выступает фигура психотерапевта; в анализе таким залогом оказываются идеи, способность переформулировать исходную для пациента – поддерживающую симптом – картину мира. Широкая публика слабо представляет себе специфику аналитического подхода вообще (уже не говоря о специфике фрейдовского или юнговского направления) и обычно сводит его либо к психиатрии, либо к суггестивной психотерапии. Для краткости, ситуация такова: если у вас затруднения со специфической проблемой, адресуйтесь к психотерапии. Если же вы хотите узнать что-то о себе, то тогда отправляйтесь к аналитику. Технологически анализ отличается от психотерапии по критериям интенсивности, глубины, частоты сеансов и продолжительности работы, включая оценку психологических возможностей и ограничений пациента.

« [Анализ] – всего лишь средство для устранения камней с дороги развития, а не метод <…> встраивания в пациента тех вещей, которых в нем до того не было. Лучше отказаться от любой попытки давать указания и попытаться просто использовать все то, что анализ выносит на свет, с тем чтобы пациент мог сам видеть выносимое более ясно и на этой основе приходить к соответствующим выводам и решениям. Все то, чего человек не достиг сам, в нем долго не удерживается, а перенятое у влиятельного источника оставляет личность в состоянии инфантильности. Речь же идет о том, чтобы привести человека в такое состояние, когда он мог бы взять свою жизнь в собственные руки. Искусство анализа лежит в следовании за пациентом во всех его блужданиях и, таким образом, в собирании вместе всех его заблудших овец» (CW 4, par. 643).

«Существует широко распространенный предрассудок, что анализ – это что-то вроде „лечения“, которому человек подвергается в течение некоторого времени с целью разрядки. Эта ошибка неспециалистов сохраняется с ранних дней существования психоанализа. Аналитическое лечение можно охарактеризовать как перестройку психологической установки, достигаемую с помощью доктора. [Но] не существует такого изменения, которое будет безусловно действительным сколь-нибудь долгое время» (CW 8, par. 142).

Аналитическая процедура несет в себе, среди прочего, многозначное символическое содержание. Здесь Юнг различает аналитико-редуктивные и синтетико-герменевтические подходы. Аналитико-редуктивный подход устанавливает, что интерес, или либидо, пациента устремляется регрессивно назад к инфантильным реминисценциям и там закрепляется. Это соответствует психоаналитическому взгляду Фрейда. Синтетико-герменевтический подход, или интерпретация, утверждает, что некоторые аспекты личности, способные к развитию, оказываются как бы в эмбрионической форме, представляя собой потенциал для дальнейшего роста и развития. В конце 20-х годов Юнг пришел к четырехстадийной форме анализа. Первую стадию он назвал осознанием, или катарсисом, проводя аналогии с древней практикой церковной исповеди или обрядами инициации. Человек высказывает все, что «накопилось» в его душе. тем самым весь «неприемлемый» материал выводится наружу. Происходит прорыв сквозь личностную защиту границу и невротическую изоляцию, создающий терапевтический эффект и прокладывающий путь к новому росту и иному состоянию. Вторую стадию Юнг назвал разъяснением, или интерпретацией. Здесь раскрываются и узнаются связи с бессознательными процессами, в частности интерпретируется перенос и инфантильное психическое. Также на этой стадии индивид приносит жертву со стороны своей гордыни – сознательного интеллекта. Технологически совпадает с классическим психоанализом. Третья стадия – обучение или образование, т.е. приспособление к социальным требованиям, нуждам и потребностям. Здесь отрабатывается новая ответная стратегия. Здесь аналитик ведет себя как учитель, инструктирующий ученика относительно новых способов адаптации. Эта стадия близка психоаналитическому процессу проработки. В заключительной четвертой стадии, названной трансформацией, или изменением, преобразованием, индивидуацией, анализанд раскрывает и развивает свой собственный индивидуальный паттерн. На практике линейная последовательность стадий не соблюдается, и все четыре наличествуют в одно и то же время,– аналитик сам фокусируется на той или иной по мере надобности. Одним из условий подготовки аналитического психолога по настоянию Юнга было введение личностного анализа для обучающихся.

АНАЛИЗАНД (Analysand; Analysand) – анализируемая личность. Своим происхождением термин обязан тем, что позволяет не называть клиента пациентом, избегая тем самым клинического аспекта отношений.

АНАЛИТИК И ПАЦИЕНТ (Analyst and Patient; Analytiker und Patient) – отношения между аналитиком и анализируемым (анализандом), выходящие за рамки медицинской (психотерапевтической) процедуры; сложное двухстороннее взаимодействие между людьми – отношение несуггестивного порядка, в котором динамика отношений диктуется психотерапевтическими императивами (авторитетом врача, суггестивными манипуляциями и др.), а диалектикой самого процесса, в котором главную роль играют не столько профессиональные знания аналитика, сколько его собственное личностное развитие.

По этой причине Юнг ввел в обязательную программу подготовки специалистов-аналитиков учебно-тренировочный анализ кандидата. Отношения аналитика и пациента в своем развитии включают аналитический альянс (раппорт), перенос и контрперенос. Аналитическая процедура создает условия для личностного самораскрытия анализанда, выработки у него символического взгляда на жизнь и постепенного развития в нем новой этики; см. анализ.

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ (Analytical psychology; Analytische Psychologie) – одна из школ глубинной психологии, базирующаяся на понятиях и открытиях в области человеческой психики, сделанных Юнгом.

Работая в психиатрической клинике в Бурхгольцли в Швейцарии, Юнг (после прочтения книги Фрейда «Толкование сновидений») стал активным последователем идей Фрейда, а впоследствии и близким другом. К моменту личной встречи в 1907 году Юнг уже имел международную известность как своими опытами в словесных ассоциациях, так и открытием чувственных комплексов. Используя в своих работах теорию Фрейда, Юнг не только объяснял свои собственные результаты, но и поддерживал психоаналитическое движение, как таковое. Позже между ними обнаружилось разногласие, в частности, в понимании содержания либидо как термина, определяющего психическую энергию индивида. Фрейд полагал, что психические расстройства развиваются из-за подавления сексуальности и перемещения эротического интереса с объектов внешнего мира во внутренний мир пациента. Юнг же считал, что контакт с внешний миром поддерживается и иными способами, кроме сексуального. К 1912 году их раскол окончательно оформился, и Юнг, оставив психоаналитическое движение, развил собственный подход, названный им Аналитической психологией. Юнг предложил достаточно обширную и впечатляющую систему взглядов на природу человеческой психики. Его труды (20 томов неполного собрания сочинений, несколько томов переписки, автобиографическая книга, интервью и др.) включают глубоко разработанную теорию структуры и динамики психического, обстоятельную теорию психологических типов и детальное описание универсальных психических образов, берущих свое начало в глубинных пластах бессознательной психики. Его теория исследует взаимодействие врожденных энергетических систем в организме человека с его недифференцированными потенциями. Жизненный контакт приводит эти потенции к дифференцировке, развитию и трансформирует в сознательный опыт.

Сегодня аналитическая психология включает теорию, обширное разнообразие работ, написанных современными специалистами, а также психотерапевтическую практику. Аналитические психологи объединены в региональные структуры, а также в Международную профессиональную организацию МААП (Международная ассоциация аналитических психологов – IAAP) со штаб-квартирой в Цюрихе и в Международную Ассоциацию юнгианских исследований (IAJS=МАЮИ) с центром в Лондоне.

АНАЛИТИЧЕСКИЙ АЛЬЯНС (Analytical alliance; Analytisch Allianz), терапевтический альянс, лечебный альянс, рабочий союз, терапевтический контракт – специфическое взаимоотношение (несексуализированное, неагрессивное) между психоаналитиком и анализандом, в котором анализируемый демонстрирует лишенную невротичности, рациональную, разумную готовность к сотрудничеству, позволяющую психоаналитику целенаправленно действовать во время аналитического процесса.

АНАЛЬНАЯ СТАДИЯ, анальная фаза (Anal stage; Anal Phase) – в классическом психоанализе период: а) инфантильного развития либидо, постулируемый теорией инстинктов, в которой анус и дефекация являются главными источниками чувственного удовольствия и формируют центр инфантильного самосознания; б) инфантильного развития эго, на котором господство тела, в особенности его сфинктеров, а также социализация импульсов являются главными занятиями младенца.

АНАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР (Anal character; Anal Charakter) – тип невроза характера, рассматриваемый в классическом психоанализе как результат фиксации на анальной стадии. Термин используется для обозначения резистивных образований, противопоставляемых анальному эротизму, в частности компульсивному воздержанию, аккуратности, бережливости, но может относиться и к их противоположностям – принудительной уступчивости, небрежности и щедрости.

АНАЛЬНЫЙ ЭРОТИЗМ (Anal erotism; Anal Erotomanie) – чувственное удовольствие, получаемое от анальных ощущений.

АНДРОГИН (Androgyne; Androgyn) – метафорическое существо, психическая персонификация, в которой мужское и женское начала удерживаются в сознательном равновесии.

В образе андрогина, в отличие от нераздельного и нерасчленимого гермафродита, принципы мужского и женского сочетаются без слияния их характерных свойств.

АНИМА (Anima; Anima – лат. «душа» – бессознательная, женская сторона личности мужчины; персонифицируется в сновидениях образами женщин, варьируя от проститутки и совратительницы до духовного проводника (Мудрости).

Анима являет принцип Эроса, так как развитие анимы у мужчины отражено в том, как он относится к женщинам. Идентификация с анимой проявляется как переменчивость в настроении, утрата мужественности («обабивание») и сверхчувствительность. Как и анимус у женщин, содержание мужской анимы определяется комбинацией архетипических образов, содержащихся в той или иной культуре, в которой пребывает мужчина, а также мужским опытом общения с женщинами, в особенности с матерью. Архетипическая анима проявляется в четырех главных образах, которые мужчина проецирует на женщин. Ева воплощена в Матери-Земле. Она может появиться в сновидениях мужчины в виде сельской женщины-крестьянки, убирающей урожай, готовящей пищу или ухаживающей за детьми. Положительный аспект Евы олицетворяет жизнеподдерживающее начало (питание, забота), отрицательный – сдерживает развитие, ограничивает, например перекармливает. Елена представляет соблазнительницу, сексуальный объект. В сновидении это может быть образ фотомодели из журнала или героини фильма, телесериала. В положительной форме Елена выступает как источник радости и восхищения, в отрицательной,– она оказывается фигурой, манипулирующей своим шармом в ущерб другим (сновидцу). (Ср.: «Куда плывете вы? Когда бы не Елена, Что Троя вам одна, ахейские мужи?» Мандельштам О. Камень.) Мария – чистая девственница, духовная мать. В снах она может оказаться всеми уважаемой школьной учительницей, наставником. Положительно Мария – личность независимая, цельная, знающая себе цену, защищающая свои интересы; в отрицательном смысле она ведет себя отчужденно, держится в стороне и требует высоких достижений за счет личных отношений. София – образ мудрости, в снах она появляется пожилой зрелой женщиной. Положительная сторона такой фигуры самоочевидна; отрицательная – выступает в использовании мудрости или знания в злых разрушительных целях. В качестве психического компонента анима размещена ниже порога сознания, комплементарна персоне и состоит с ней в компенсаторных взаимоотношениях.

«Персона – идеальная картина мужчины, каким он должен быть, внутренне скомпенсирована женской слабостью, и в той степени, в какой мужчина играет роль сильного снаружи, внутри он оказывается слабой женщиной, т.е. анимой, поскольку именно анима реагирует на персону. Но так как внутренний мир темен и невидим, и так как мужчина, чем меньше он способен признать свою слабость, тем больше отождествляется с персоной, то антипод персоны – анима остается в совершенной темноте и оказывается полностью спроектированной, а нашего героя можно обнаружить под каблуком у своей жены» (CW 7, par. 309; см. также ПБ, с. 261).

Иначе, под анимой понимается внутренняя установка, которая требует такой же самостоятельности, что и установка внешняя – персона.

«Опыт показывает нам, что анима обыкновенно содержит все те общечеловеческие свойства, которых лишена сознательная установка. Тиран, преследуемый кошмарными снами, мрачными предчувствиями и внутренними страхами, является типичной фигурой. С внешней стороны, бесцеремонный, жесткий и недоступный, он внутренне реагирует на любую тень, подвержен каждому капризу, словно является слабым и болезненно впечатлительным существом. Следовательно, его анима несет в себе те общечеловеческие свойства болезненной впечатлительности и слабости, которых совершенно лишена его внешняя установка, его „персона“. Если персона интеллектуальна, то анима определенно сентиментальна» (ПТ, пар. 703).

Характерно, что в тех случаях, когда человек отождествляет себя со своей персоной, он, фактически, одержим анимой с сопутствующими симптомами. Психологическим приоритетом первой половины жизни для мужчины является стремление освободиться от чар материнской анимы. В более позднем возрасте недостаток сознательной связи с анимой сопровождается симптомами, характерными для «потери души».

«Молодые люди могут пережить полную утрату анимы без всякого ущерба. На этой стадии развития для мужчины главное – быть мужчиной <…> После середины жизни, однако, постоянная потеря анимы означает снижение жизненности, гибкости, подвижности и человеческой доброты. В результате, как правило, наблюдается преждевременная ригидность, сварливость, стереотипность, фанатическая односторонность, упрямство, педантичность и помимо этого, еще безропотность, утомляемость, неряшливость, безответственность, и в конечном итоге, детская раздражительность со склонностью к алкоголю» (CW 9i, par. 146; рус. пер. – Юнг К.Г. Структура психики и процесс индивидуации. М., 1996. С. 29. Далее СППИ).

АНИМУС (Animus; Animus – лат. «дух») – бессознательная, мужская сторона личности женщины.

Анимус персонифицирован в принципе Логоса. Идентификация с анимусом делает женщину жесткой, самоуверенной и любящей спорить. В положительном смысле анимус есть внутренний мужчина, который действует как мост между женским эго и ее собственными творческими источниками в бессознательном. Подобно аниме, анимус представляет как личностный комплекс, так и архетипический образ и рассматривается как противоположность анимы. Как психический компонент анимус размещен ниже порога сознания и действует из бессознательного психического. Аналогично аниме, анимус обслуживает сознание, но может ввергнуть человека в состояние собственной одержимости. О женщине, одержимой анимой, говорят, что «она стала совсем другой», «в нее вселился другой дух». Женщина, одержимая анимусом, рискует утратить свою женственность.

«Если у мужчины в общем во внешней установке преобладает или, по крайней мере, считается идеалом логика и предметность, то у женщины – чувство. Но в душе оказывается обратное отношение: мужчина внутри чувствует, а женщина – рассуждает. Поэтому мужчина легче впадает в полное отчаяние, тогда как женщина все еще способна утешать и надеяться – поэтому мужчина чаще лишает себя жизни, чем женщина. Насколько легко женщина становится жертвой социальных условий, например в качестве проститутки, настолько мужчина поддается импульсам бессознательного, впадая в алкоголизм и другие пороки» (ПТ, пар. 705).

Анимус становится полезным психологическим фактором, если женщина в состоянии понять разницу между идеями, генерируемыми этим автономным комплексом, и тем, что она в действительности о себе думает. Юнг описал четыре стадии развития анимуса у женщины. Вначале он возникает в сновидениях и фантазиях как воплощение физической силы – атлета, мускулистого человека или разбойника. На второй стадии анимус дает женщине инициативу и способность к планируемому действию. Он стоит за ее желанием независимости и стремлением сделать собственную карьеру. На следующей, третьей стадии анимус делается «словом», зачастую персонифицируемым в сновидениях в образе профессора или священника. На четвертой стадии анимус оказывается воплощением духовного смысла. На этом высшем уровне, как и София в случае анимы, анимус опосредует сознательный женский разум и бессознательное. В мифологии этот аспект представлен Гермесом, посланцем богов – в сновидениях он обычно является проводником-помощником. Любой из этих аспектов анимуса может проектироваться на мужчину. Как и в случае спроектированной анимы, это ведет к нереалистическим ожиданиям и язвительной желчности во взаимоотношениях.

АНТРОПОС (Anthropos; Anthropos) – первоначальный, исходный первочеловек, архетипический образ целостности в алхимии, религии и философии гностиков.

Согласно многим мифам творения, весь универсум возник изначально из частей огромной человеческой фигуры – Антропоса (Имир, Пуруша, Гайомарт, Адам, Кадмон). Символ Антропоса очень часто имел атрибуты животного (фон Франц, Quadrant, 4, 1969, р. 7).

АПОТРОПАИЧЕСКИЙ (Apotropaic; Apotropisch) – характеристика так называемого «магического мышления», основанного на желании лишить силы воздействия другой объект или другого человека. Апотропаические действия характерны для интровертов, прибегающих к ним в целях психологической ориентации.

АППЕРЦЕПЦИЯ (Apperception; Apperzeption) – термин, принадлежащий в равной степени общей психологии; обозначает зависимость восприятия от прошлого опыта, от общего содержания психической деятельности человека и его личностных и индивидуальных особенностей. Юнг различает активную и пассивную апперцепцию:

«<…> первая есть процесс, при котором субъект от себя, по собственному побуждению, сознательно, со вниманием воспринимает новое содержание и ассимилирует его другим, имеющимся наготове содержанием; апперцепция второго рода есть процесс, при котором новое содержание навязывается сознанию извне (через органы чувств) или изнутри (из бессознательного), и до известной степени принудительно завладевает вниманием и восприятием. В первом случае акцент лежит на деятельности нашего эго, во втором – на деятельности нового самообеспечивающегося содержания. Апперцепция может быть направленной и ненаправленной. В первом случае речь идет о „внимании“, во втором – о „фантазии“ или „сновидении“. Направленные процессы являются рациональными, ненаправленные – иррациональными» (CW 8, par. 294; рус. пер. – Юнг К.Г. Проблемы души нашего времени. М, 1993. С. 114. Далее ПДНВ).

АРХАИЗМ, АРХАИЧЕСКИЙ (Archaism, archaic; Archaismus, archaisch); см. также мистическое соучастие — первобытный, исходный; у Юнга – «древний характер психических содержаний и функций».

«Дело идет не об архаической древности, созданной в виде подражания, как, например, римская скульптура позднейшего периода или „готика“ XIX века, но о свойствах, носящих характер „сохранившегося остатка“. Такими свойствами являются все психологические черты, по существу согласующиеся со свойствами примитивного душевного уклада. Ясно, что архаизм прежде всего присущ фантазиям, возникающим из бессознательного, т.е. тем плодам бессознательного фантазирования, которые доходят до сознания. Качество образа является тогда архаическим, когда образ имеет несомненные мифологические параллели. Архаическими являются ассоциации по аналогии, создаваемые бессознательной фантазией, так же как и ее символизм. Архаизм есть отождествление с объектом – мистическое соучастие. Архаизм есть конкретизм мышления и чувства. Далее архаизм есть навязчивость и неспособность владеть собой. Архаизм есть слитное смещение психологических функций между собой – дифференциация, например, слияние мышления с чувством, чувства с ощущением, чувства с интуицией, а также слияние частей одной и той же функции (например, цветовой слух, амбитенденция и амбиваленция, т.е. Состояние слияния с противоположностью, например какого-нибудь чувства с чувством, ему противоположным)» (ПТ, пар. 682).

АРХЕТИПИЧЕСКИЕ СНОВИДЕНИЯ (Archetypal dreams; Archetypische Traume) – в отличие от сновидений, которые в личной биографии занимают конкретное «место в жизни», архетипические сновидения имеют сверхличностную природу. В то время как компенсирующие сновидения и им подобные, то есть те, которые отражают личный опыт, могут быть истолкованы при помощи самих сновидцев, при архетипических сновидениях это, как правило, невозможно. Архетипические сновидения, которые в других культурах называются также Великими Снами, особенно выразительны и красивы и часто наполнены поэтическими образами. Они появляются в самые важные переходные фазы нашей жизни (к примеру во время полового созревания, в середине жизни или перед лицом смерти). В большинстве случаев сновидцы переживают такие архетипические сновидения как нечто чуждое и не могут ни вставить их в контекст собственной жизни, ни как-то объяснить. Еще одним отличительным признаком архетипических сновидений является их очаровывающее воздействие и встречающиеся в них образы и символы из мифов, сказок, религий и других жанров в культурных традициях человечества.

АРХЕТИПИЧЕСКИЙ ОБРАЗ (Archetypal i; Archetypische Bild) – форма представления архетипа в сознании; на индивидуальном уровне архетипический мотив – всегда схема или образчик мысли или поступка, свойственных человеку вообще во все времена и повсеместно.

«Многие годы я наблюдал и изучал продукты бессознательного в самом широком смысле этого слова, а именно сновидения, фантазии, видения и галлюцинации, как в норме, так и в патологии. Я не мог не отметить явные и определенные регулярности, иначе говоря, типы. Здесь можно выделить регулярно повторяющиеся типы ситуаций и типы фигур, которые имеют соответствующее значение. Поэтому я использую термин „мотив“ для обозначения подобных повторений. Таким образом, существуют не только типичные сны, но и типичные сновидческие мотивы. Их можно разложить в архетипические серии, главенствующими в которых будут тень, мудрый старец, дитя (включая героическое дитя), мать („Изначальная (Всея) Мать“ и „Мать-Земля“), как сверхординарная личность („демоническая“, поскольку сверхъестественная), и ее двойник дева и, наконец, анима у мужчины и анимус у женщины» (Психологические аспекты Коры. CW 9i, par. 309; рус. пер. – СППИ С.72–73).

АРХЕТИПЫ (Archetypes; Archetyp) – класс психических содержаний, события которого не имеют своего источника в отдельном индивиде.

Специфика этих содержаний заключается в их принадлежности к типу несущему в себе свойства всего человечества как некоего целого. Эти типы, или «архаические остатки», Юнг назвал архетипами, используя выражение Блаженного Августина. Архетип происходит от латинского «типос» (печать, отпечаток) и означает определенное образование архаического характера, включающее мифологический мотив. Юнг указывает:

«Человеческое тело представляет собой целый музей органов, каждый из которых имеет за плечами длительную историю эволюции,– нечто подобное следует ожидать и от устроения разума» (Юнг К.Г. Аналитическая психология. Тавистокские лекции. СПб., 1994); «Безмерно древнее психическое начало образует основу нашего разума точно так же, как и строение нашего тела восходит к общей анатомической структуре млекопитающих» (Человек и его символы. СПб., 1996. Далее ЧС).

Таким образом, архетип является тенденцией к образованию представлений такого мотива – представлений, которые могут значительно колебаться в деталях, не теряя при этом своей базовой схемы. К примеру, существует множество представлений о враждебном существе, но сам по себе мотив всегда остается неизменным. Непредставимые сами, архетипы свидетельствуют о себе в сознании лишь посредством некоторых проявлений, а именно в качестве архетипических образов и идей. Это коллективные универсальные паттерны (модели, схемы) или мотивы, возникающие из коллективного бессознательного и являющиеся основным содержанием религий, мифологий, легенд и сказок. У отдельного человека архетипы появляются в сновидениях, грезах, видениях.

«Архетип в себе <…> есть некий непредставимый наглядно фактор, некая диспозиция, которая в какой-то момент развития человеческого духа приходит в действие, начиная выстраивать материал сознания в определенные фигуры. Меня уже часто спрашивали, откуда берется архетип: приобретается ли он или нет. Ответить на этот вопрос прямо нельзя. По определению, архетипысуть некие факторы и мотивы, упорядочивающие и выстраивающие психические элементы в известные образы (зовущиеся архетипическими), но делается это так, что распознать их можно лишь по производимому ими эффекту. Они наличествуют предсознательно и предположительно образуют структурные доминанты психического вообще. Их можно сравнить с незримо, потенциально присутствующей в маточном растворе кристаллической решеткой. В качестве априорных обусловленностей архетипы представляют собой особый, психологический случай известного биологам „стереотипа поведения“, наделяющего все живые существа их особыми специфическими свойствами. В ходе развития проявления подобного биологического основания могут видоизменяться, и то же самое может происходить с проявлениями архетипа. С эмпирической точки зрения, однако, архетип никогда не возникал в рамках органической жизни. Он появился вместе с жизнью. Архетип, где бы он ни появлялся, обладает неодолимой, принуждающей силой, идущей от бессознательного, и там, где действие архетипа осознается, его отличительной чертой является нуминозность» (CW11, par. 222; Юнг К.И. Ответ Иову. М: Канон, 1995. С. 47–48. Далее ОИ).

Теория архетипов Юнга претерпела три стадии развития. В 1912 году Юнг писал об изначальных образах, выявленных им в бессознательной жизни своих пациентов, а также и в своей собственной путем самоанализа. Эти образы совпадали с повсеместно и на протяжении всей истории повторяющимися мотивами. Основные черты таких образов – нуминозность, бессознательность и автономность. В 1917 году он писал о безличностных доминантах или узловых точках в психике, которые притягивают энергию и влияют на личные действия. В 1919 году был впервые использован термин «архетип»; Юнг ввел его во избежание любых предположений, будто основным является само содержание психического явления, а не его бессознательная и непредставимая схема или образец (см. КСАП, с. 29). Юнг подчеркивает разницу между архетипом и архетипическим образом.

«Снова и снова я наталкиваюсь на ошибочное представление, что архетип определяется в соответствии со своим содержанием, другими словами, что это вид бессознательной идеи (если такое выражение допустимо). Необходимо указать еще раз, что архетипы не определяются в соответствии с их содержанием, но только лишь в соответствии с их формой, да и то в очень ограниченной степени. Изначальный образ определяется по отношению к своему содержанию только тогда, когда он становится осознанным и оказывается соответственно заполненным материалом осознанного опыта. Его форма, однако, <…> может быть сравнена с осевой системой кристалла, который обычно формирует заранее кристаллическую структуру, находясь еще в „материнской“ жидкости, хотя собственного материала в нем еще не существует. Эта кристаллическая структура возникает согласно специфическому способу, которым ионы и молекулы взаимодействуют. Сам по себе архетип пуст и чисто формален – ничего, кроме способности сформировать возможности представления, которая задана априори. Сами представления не являются унаследованными, но лишь формы, и в этом отношении они соответствуют в каждом случае инстинктам, которые также определяются только формой» (CW 9i, par. 155; СППИ,с. 33).

Понятие архетипа тесно связано с понятием инстинкта. инстинкт представляет собой врожденную, свойственную определенному виду, отдельной популяции структуру поведения. инстинкты являются динамической программой, определяющей поведение животного или человека на биологическом уровне. Архетип имеет такое же отношение к психическому, как инстинкт к телесному. Архетип – регулятор психической жизни. Подобно тому как инстинкты постулируются путем наблюдения за единообразием в биологическом поведении любой особи данного вида, архетипы вырисовываются в результате наблюдения за единообразием психических явлений. В некотором смысле архетипы есть психические инстинкты человеческого рода. (Можно предположить существование животных архетипов тоже.) Разумеется, инстинкты и архетипы тесно связаны между собой, и эта связь в общем виде может рассматриваться как взаимодействие разума и тела.

Архетип древнее, нежели культура, так что он не передается традицией, миграцией или речью. Архетип – априорная форма психики и возникает (запускается) спонтанным образом повсеместно. Архетип тесно связан и со структурой мозга и передается индивиду по наследству вместе с мозговой структурой. Он есть психическое выражение структуры мозга, вечная готовность к актуализации тех или иных психических форм. субъективное переживание тесно связано с архетипами и осуществляется через выраженные символическим образом определенные универсальные мифологические мотивы или архетипические образы. Последние являются основными компонентами любых религий, мифологий, легенд и сказок всех времен и народов. Архетипические образы присутствуют в снах и видениях, в ряде экстатических переживаний, а также при некоторых психических расстройствах. Встреча с архетипическим образом всегда сопровождается сильным эмоциональным переживанием, сообщающим индивиду чувство надличностной энергии, некоей силы, явно превосходящей индивидуальное эго. Показательными в данном случае являются сопереживания человека в храме или на митинге.

Архетипы узнаваемы во внешних поведенческих проявлениях, в особенности связанных с основными и универсальными жизненными ситуациями – рождением, браком, материнством, смертью, разводом, важной утратой или неожиданным обретением чего-либо. Теоретически возможно любое число архетипов.

АССИМИЛЯЦИЯ (Assimilation; Assimilation) – процесс интеграции внешних объектов (людей, предметов, идей, ценностей) и бессознательных содержаний в сознание.

«А. есть уподобление нового содержания сознания уже имеющемуся обработанному (сконстеллированному) субъективному материалу, причем особо выделяется сходство нового содержания с уже имеющимся, иногда даже в ущерб независимым качествам нового. В сущности, ассимиляция есть процесс апперцепции, отличающийся, однако, элементом уподобления нового содержания субъективному материалу <…> Я пользуюсь термином ассимиляция <…> в смысле уподобляющего приспособления объекта к субъекту вообще, и противопоставляю этому диссимиляцию, как уподобляющее приспособление субъекта к объекту и отчуждение субъекта от самого себя в пользу объекта, будь то внешний объект или же объект „психологический“, как, например, какая-либо идея» (ПТ, пар. 683–684).

АССОЦИАТИВНЫЙ ТЕСТ (Word Association test; Assoziation-experiment), тест словесных ассоциаций – метод Юнга для обнаружения бессознательных комплексов; демонстрирует известную автономность и бессознательный характер последних.

Тест состоит из стимульного словесного набора (сто слов). От тестируемого требуется незамедлительный ответ-ассоциация. Измеряется время реакции ответа. Затем опрос повторяется для выделения любых различающихся ответов.

На следующем этапе тестируемого просят откомментировать те слова, на которые время реакции оказалось значимо большим, чем на другие. Последние помечаются как комплексные индикаторы. В результате формируется и картируется комплексная картина, имеющая смысл как для самопонимания личности тестируемого, так и для клинических целей.

АССОЦИАЦИЯ (Association; Assoziation) – связь идей, восприятий и т.д. Согласно сходству, сосуществованию, противоположности и причинной зависимости.

Свободная ассоциация во фрейдовском толковании сновидения: спонтанные идеи, являющиеся человеку во сне безотносительно к ситуации сна. Управляемая или контролируемая ассоциация в юнговском толковании сновидений: спонтанные идеи, которые исходят из данной ситуации сна и постоянно с ней связаны.

Личностные ассоциации к образам в сновидениях совместно с амплификацией являются важным исходным шагом на пути к их интерпретации.

АТТИТЬЮД (Attitude; Einstellung), установка – готовность, предрасположенность субъекта, возникающая при предвосхищении им определенного объекта или ситуации и обеспечивающая устойчивый целенаправленный характер протекания тех или иных действий по отношению к данному объекту.

«Установка для нас – готовность психики действовать или реагировать в известном направлении. Это понятие очень важно именно в психологии сложных душевных явлений, потому что оно дает выражение тому своеобразному психологическому явлению, в силу которого известные раздражения в известное время действуют сильно, а в другое время слабо, или же не действуют вовсе. Быть установленным – значит быть готовым к чему-нибудь определенному, даже тогда, когда это определенное является бессознательным, потому что установленность есть то же самое, что и априорная направленность на что-то определенное, независимо от того, находится это определенное в представлении или нет. Готовность, в виде которой я понимаю установку, состоит всегда в том, что налицо имеется известная субъективная констелляция, определенное сочетание психических факторов или содержаний, которое или установит образ действия в том или ином определенном направлении, или воспримет внешнее раздражение тем или иным определенным способом <…> Установка всегда имеет точку направления, которая может быть сознательной или бессознательной <…> Сознается или не сознается та точка, на которую направлена установка,– это не имеет значения для выбирающего действия установки, потому что выбор уже дан установкой априори и в дальнейшем происходит автоматически. Но практически следует отличать сознательное от бессознательного, потому что чрезвычайно часто бывают налицо две установки: одна сознательная, а другая – бессознательная. Этим я хочу сказать, что сознание имеет наготове иные содержания, нежели бессознательное. Такая двойственность установки особенно ясно обнаруживается при неврозе.

Вся психология индивида даже в его наиболее существенных чертах бывает ориентирована различно в соответствии с его привычной установкой. Хотя общие психологические законы имеют значение для каждого индивида, однако нельзя сказать, что все они характеризуют отдельную личность, поскольку сам способ действия этих законов изменяется в соответствии с его привычной установкой. Привычная установка всегда есть результат всех факторов, способных существенно влиять на психическое, а именно: врожденного предрасположения, влияния среды, жизненного опыта, прозрений и убеждений, приобретенных путем дифференциации, коллективных представлений и др. Без такого безусловно фундаментального значения установки было бы невозможно существование индивидуальной психологии <…> в сущности, установка есть явление индивидуальное и не укладывается в рамки научного подхода. Но в опыте можно различать известные типические установки, поскольку различаются также и психические функции. Если какая-нибудь функция обычно преобладает, то из этого возникает типическая установка. Смотря по роду дифференцированной функции, возникают констелляции содержаний, которые и создают соответствующую установку. Так, существует типическая установка человека мыслящего, чувствующего, ощущающего и интуитивного» (ПТ, пар. 814).

Приспособление к окружающей среде требует соответствующей установки. Но в силу меняющихся обстоятельств ни одна установка не является успешной «на все времена», и когда она перестает соответствовать условиям внешней или внутренней реальности, наступает период психологических трудностей (например, вспышка невроза).

АУТЕНТИЧНЫЙ И НЕАУТЕНТИЧНЫЙ (Authentic and inau thentic; authentisch und inauthentisch) – экзистенциалистские термины, используемые в глубинной психологии для различения человеческих действий, которые оказываются истинными или ложными по отношению к самому себе, к самости.

Практические психоаналитики способны различать эти понятия, интерпретируя неаутентичное поведение как оборонительное. Смысл этих терминов заключается в том, что «реальные» чувства и мотивы поведения человека отличаются от тех, которые он сам ощущает, его «неискренность» продиктована стремлением избежать столкновения с определенными аспектами ситуации или себя самого.

АУТОЭРОТИЗМ (Autoerotism; Autoerotomanie) – психоаналитический термин, описывающий либо доставляющую удовольствие деятельность, в которой объектом является сам субъект (мастурбация, сосание пальца), либо определяющий стадию развития, ориентацию или установку.

В соответствии с классической теорией инстинктов младенцы ориентированы аутоэротически, их установка по отношению к своим матерям основана исключительно на любви к самим себе, а их потребность в матерях – на способности матерей доставить удовольствие. Здесь термин «аутоэротический» синонимичен понятию нарциссический. Объект-теория противостоит идее аутоэротической фазы в младенчестве и придерживается взгляда, что младенец с самого начала зависит от матери, он «ищет объект, а не удовольствие». Здесь аутоэротическое поведение оказывается заместительным – в нем субъект использует часть самого себя в качестве символического эквивалента другого (матери).

АФФЕКТ (Affect; Affekt) – эмоциональная реакция, характеризуемая физическими проявлениями и расстройством мышления (см. также комплекс и чувство); используется как синоним эмоции. Аффективное чувство обладает достаточной силой, чтобы вызвать нервное возбуждение и другие явные психомоторные нарушения. В отличие от чувств, которыми можно управлять, аффект возникает помимо воли человека и подавляется с большим трудом. Аффект – неизменный знак того, что комплекс активизировался.

«Аффекты обычно возникают тогда, когда адаптационные возможности оказываются самыми малыми, и одновременно аффекты обнаруживают причину адаптационной слабости, а именно определенную степень неполноценности и наличие более низкого уровня личности. На этом низком уровне вместе со своими неконтролируемыми или почти неконтролируемыми эмоциями человек особенно неспособен к моральному суждению» (CW 9ii, par. 15. А, пар. 15).

-Б-

БЕСПОКОЙСТВО или тревога (Anxiety; Angst) – эмоциональное состояние, возникающее как реакция на какой-то еще не известный фактор либо в окружающей среде, либо в самом индивиде; иррациональный страх, вызванный изменениями в окружении или движением вытесненных бессознательных сил индивида.

В юнговском понимании этого термина выделяют следующие черты: а) не всякое беспокойство имеет сексуальную основу (см. психоанализ); б) беспокойство может иметь и положительную сторону, обращая внимание человека на нежелаемое положение дел; в) беспокойство рассматривается как замена страдания, отсутствующего в сознании (см. КДД, с. 113).

Поскольку Юнг считал, что содержание конкретного комплекса гораздо важнее его названия, то в отличие от Фрейда беспокойство для него всегда имеет личностную интерпретацию и значимость (см. термин «Тревога» в: КСАП).

БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ (Unconscious; Unbewusst, das Unbewusste) – целокупность всех психических явлений, не обладающих свойством сознательности, не относящихся к сознанию.

«Бессознательное является источником инстинктивных сил психического и регулирующих их форм или категорий, а именно архетипов» (ПДНВ, С. 132–133).

«Понятие бессознательного есть для меня понятие исключительно психологическое, а не философское, в смысле метафизическом. Бессознательное есть, по-моему, предельное психологическое понятие, покрывающее все те психические содержания или процессы, которые не осознаются, т.е. которые не отнесены воспринимаемым образом к нашему эго. Право говорить вообще о существовании бессознательных процессов я извлекаю исключительно и единственно из опыта, и притом прежде всего из психопатологического опыта, который с несомненностью показывает, что, например, в случае истерической амнезии, эго ничего не знает о существовании обширных психических комплексов, но что простой гипнотический прием оказывается в состоянии через минуту довести до полной репродукции утраченное содержание» (ПТ, пар. 687).

«Вопрос о том, в каком состоянии находится бессознательное содержание, пока оно не присоединено к сознанию,– не поддается никакому познавательному разрешению. Поэтому совершенно излишне делать какие бы то ни было предположения на этот счет.

К таким фантазиям принадлежит предположение о церебрации, о физиологическом процессе и т.д. Точно так же совершенно невозможно указать, каков объем бессознательного, т.е. какие содержания оно включает в себя. Эти вопросы решает только опыт. На основании опыта мы знаем прежде всего, что сознательные содержания, утрачивая свою энергетическую ценность, могут становиться бессознательными. Это нормальный процесс забывания. О том, что эти содержания не просто пропадают под порогом сознания, мы знаем на основании того опыта, что при благоприятных обстоятельствах они могут всплыть из погружения даже через десятки лет, например в сновидении, в состоянии гипноза, в форме криптомнезии или же благодаря освежению ассоциаций, связанных с забытым содержанием. Далее, опыт учит нас, что сознательные содержания могут попадать под порог сознания, не слишком много теряя в своей ценности,– путем интенционального забывания, которое Фрейд называет вытеснением тягостных содержаний. Подобное же явление возникает при диссоциации личности, при разложении целостности сознания вследствие сильного аффекта или в результате нервного шока, или же при распаде личности в шизофрении.

Мы знаем также из опыта, что чувственные перцепции вследствие их малой интенсивности или вследствие уклонения внимания не доходят до сознательной апперцепции и все-таки становятся психическими содержаниями благодаря бессознательной апперцепции, что опять-таки может быть доказано, например, гипнозом. То же самое может происходить с известными умозаключениями и другими комбинациями, которые вследствие своей слишком незначительной ценности или вследствие уклонения внимания остаются бессознательными. Наконец, опыт учит нас и тому, что существуют бессознательные психические сочетания, например мифологические образы, которые никогда не были предметом сознания и, следовательно, возникают всецело из бессознательной деятельности. В этих пределах опыт дает нам основание для признания существования бессознательных содержаний. Но опыт ничего не может поведать нам о том, чем может быть бессознательное содержание. Было бы праздным делом высказывать об этом предположения, потому что невозможно обозреть все, что только могло бы быть бессознательным содержанием. Где лежит низший предел сублиминальных чувственных перцепций? Существует ли какое-либо мерило для тонкости или пределов бессознательных комбинаций? Когда забытое содержание окончательно угасло? На все эти вопросы ответов нет» (ПТ, пар. 688–691).

Далее Юнг выделяет в бессознательном личный и коллективный аспекты.

«Но уже приобретенный нами опыт о природе бессознательных содержаний все же позволяет нам установить некоторое общее их подразделение. Мы можем различать личное бессознательное, охватывающее все приобретения личного существования, и в том числе забытое, вытесненное, воспринятое под порогом сознания, подуманное и прочувствованное. Но наряду с этими личными бессознательными содержаниями существуют и другие содержания, возникающие не из личных приобретений, а из наследственной возможности психического функционирования вообще, именно из наследственной структуры мозга. Таковы мифологические сочетания, мотивы и образы, которые всегда и всюду могут возникнуть вновь помимо исторической традиции или миграции. Эти содержания я называю коллективно-бессознательными. Подобно тому, как сознательные содержания участвуют в определенной деятельности, так участвуют в ней и бессознательные содержания, как показывает нам опыт. Как из сознательной психической деятельности возникают известные результаты или продукты, точно так же создаются продукты и в бессознательной деятельности, например сновидения и фантазии. Было бы праздным делом предаваться спекулятивным соображениям о том, сколь велико участие сознания, например, в сновидениях. Сновидение является, представляется нам, мы не создаем его. Конечно, сознательная репродукция или даже уже восприятие изменяет в нем многое, однако не отменяя того основного факта, что здесь имеет место некое творческое возбуждение, возникающее из бессознательного» (там же, пар. 692).

Компенсационная установка бессознательного в контексте саморегуляции психического работает на поддержание динамического равновесия.

«Функциональное отношение бессознательных процессов к сознанию мы можем назвать компенсационным, потому что, согласно опыту, бессознательный процесс вызывает наружу тот сублиминальный материал, который констеллирован состоянием сознания – значит, все те содержания, которые, если бы все было осознано, не могли бы отсутствовать в сознательной картине общей ситуации. Компенсационная функция бессознательного выступает на свет тем отчетливее, чем односторонней оказывается сознательная установка, чему патология дает богатые примеры» (там же, 693).

«Бессознательные процессы, компенсирующие сознательное эго, содержат все необходимые элементы для саморегуляции психического как целого. На личном уровне это не распознанные сознанием личные мотивы, которые возникают в сновидениях, или же пропущенные смыслы в череде дневных событий и ситуаций, или несделанные выводы, подавленные аффекты, критические замечания, от которых мы оградили себя» (ПБ, с. 240–241).

«В том случае, когда бессознательное становится сверхактивным, оно появляется на свет в симптомах, парализующих сознательное действие. По всей видимости, дело так и происходит, когда игнорируются или вытесняются бессознательные факторы. Однако катастрофический исход может иметь и субъективный характер, в виде нервного срыва или заболевания. Оно происходит оттого, что бессознательное противодействие, в конечном итоге, всегда способно парализовать сознательное действие. В этом случае притязания бессознательного категорически навязываются сознанию и производят тем самым пагубный разлад, проявляющийся в большинстве случаев в том, что люди или не знают больше, чего они, собственно говоря, желают, и не имеют ни к чему больше охоты, или же в том, что они хотят слишком многого зараз и имеют слишком много охоты, но все к невозможным вещам. Подавление инфантильных и примитивных притязаний, необходимое часто по культурным основаниям, легко приводит к неврозу или к злоупотреблению наркотическими средствами, как-то: алкоголем, морфием, кокаином и т.д. В еще более тяжелых случаях этот внутренний разлад кончается самоубийством» (ПТ, пар. 573).

Юнг полагал бессознательное творческим по природе и считал, что оно представляет сознанию содержания, потребные для психического здоровья своего носителя. Однако из этого не следует, что оно может претендовать на верховную роль в отношении сознания и ему следует слепо доверять.

«Без человеческого разума бессознательное бесполезно. Оно всегда ищет свои коллективные цели, и его не заботит индивидуальная судьба» (Jung C.G. Letters, v. 1, p. 283). «Сознание должно оборонять свой разум и защищать себя, а хаотической жизни бессознательного следует давать шанс проявить себя ровно настолько, насколько мы можем это допустить. Подобная динамика означает одновременно и открытое сотрудничество и открытый конфликт. Очевидно, это и есть тот путь, по которому должна строиться человеческая жизнь, напоминая старую игру молота и наковальни: железный пациент выковывается меж ними в неразрушимое целое, в „индивидуальность“» (CW 9i, par. 522; СППИ, с. 206).

БЕССОЗНАТЕЛЬНОСТЬ (Unconsciousness; Unbewusst) – психическая деятельность, состояние которой характеризуется отсутствием контроля над влечениями и инстинктами.

В этом случае можно говорить об идентификации с комплексами. «Бессознательность для Логоса является первейшим грехом, злом как таковым» (CW 9i, par. 178; СППИ, с. 43).

БОГО-ОБРАЗ (God-i; Gottbild) – понятие, идущее от Отцов Церкви, согласно которому божественная суть воплощена в человеческой душе.

В отличие от теологов и многих христиан Юнг говорит не о Боге, а об образе Бога, и тем самым хочет пояснить, что все, что говорится от имени Бога, является разновидностью человеческой речи и психологическими высказываниями. «Образ Бога, который у нас есть или который мы себе творим, никогда не может быть отделен от человека»,– отвечал он на критику Мартина Бубера. Занимаясь в области глубинной психологии образом Бога, мы сталкиваемся не с Богом, а с образами, представлениями и проекциями человека.

Когда такой образ спонтанно образуется в фантазиях, сне, видениях и т.д., то он является с психологической точки зрения явлением самости, символом психологической целостности:

«Только через психическое бытие мы можем установить, что Бог влияет на нас, но при этом мы не способны распознать: исходят ли эти влияния от Бога или из бессознательного. Мы не можем сказать: являются ли Бог и бессознательное двумя различными сущностями или нет. Оба понятия являются пограничными для трансцендентного содержания. Но эмпирически можно установить с достаточной степенью вероятности, что в бессознательном имеется архетип целостности, который проявляет себя спонтанно в снах и т.п., и тенденция, зависящая от сознательного желания соотносить другие архетипы с этим центральным. Поэтому не кажется невероятным, что архетип воссоздает символизацию, которая всегда символизирует и выражает Божество <…> Бого-образ не совпадает с бессознательным как таковым, но лишь со специфическим содержанием последнего, а именно – архетипом Самости» (CW 11, par. 757; ОИ, с. 232).

«Бого-образ можно объяснить как рефлексию Самости или соответственно объяснить Самость как божественный образ в человеке» (там же, par. 282; ОИ, с. 96).

БРАК (Marriage; Ehe, Hocrzeit) – в зависимости от контекста в работах Юнга брак рассматривается как длительное взаимоотношение между мужчиной и женщиной или как внутреннее сочетание мужского и женского начал в психике индивида, или как конъюнкция, или же как священный брак — иерогамия.

Базируясь на принципе взаимопритягательности противоположностей, Юнг рассматривал браки (с внешней стороны) как союзы людей с разным складом личности. Брачную модель с точки зрения аналитической психологии Юнг рассматривает в работе «Брак как психологическое отношение» (КДД, с. 209–224). Идея внутреннего брака (сочетания мужских и женских черт) основана на юнговской идее, что каждый человек в потенциале обладает полным спектром психологических возможностей, из чего следует, что личность может быть описана в терминах равновесия между мужскими и женскими составляющими элементами.

-В-

ВЕЛИКАЯ МАТЬ (Great Mother; Grosse Mutter) – общее название образа, взятого из коллективного культурного опыта.

Теория архетипов Юнга содержит гипотезу о том, что влияние, оказываемое матерью на своих детей, не обязательно исходит от самой матери как реальной личности со своими особенностями характера. Существуют и такие качества, воплощенные в конкретной матери, которые в действительности вытекают из архетипической структуры, статуирующей любую мать, качества, которые с неизбежностью проецируются на нее ребенком.

В образе Великой Матери обнаруживаются прежде всего архетипическая полнота и позитивно-негативная полярность («хорошая – плохая» мать). Младенец стремится организовать свой опыт ранней уязвимости и зависимости от матери вокруг позитивного и негативного полюсов. Полюс «хорошей» матери собирает вокруг себя такие качества, как «материнская забота и ласка», мудрость и могущество, источник блага – вообще все то, что милосердно, что лелеет и поддерживает, помогает росту и развитию. Полюс «плохой» матери вызывает образ недоброты, «чего-то потаенного, скрытого, темного»; «плохая мать – это бездна, мир мертвых, все, что поглощает, совращает и губит, что ужасает и неотвратимо подобно року» (CW 9i, par. 158; СППИ, с. 34).

В реальной жизни ребенка такое расщепление образа матери в любом случае обязывает его принять свою мать как личность и свести свои противоположные восприятия ее воедино, если он хочет установить с ней полноценные отношения.

ВЕЧНОЕ ДИТЯ (лат.— Puer aeteraus относится к мужчине; puella aeternus – к женщине), пуэр – алхимический термин, обозначающий божественную вневременность «младенчества» и «дитяти». Психологически – понятие вечной молодости; обозначает архетип, рассматриваемый как невротический компонент личности. Вечное дитя – это архетипическая доминанта или образ одного из полюсов в парной связке противоположностей, действующих в человеческой психике и стремящихся к единству (второй полюс этой пары – сенекс – старец).

Используется в мифологии для обозначения вечно юного бога-дитя; это общая всем мифологиям черта: их герои, хотя бы в каком-то определенном аспекте, неизменно удерживают на вечные времена свой возраст. Грекам, изображавшим Зевса бородатым мужем, нисколько не мешало именовать его же «величайший мальчик». Если евангельский Христос совершил во времени круг своей земной жизни, то для культа и культового искусства он остается на все времена – наряду с прочими своими аспектами – еще и «младенцем Христом»: «Отроча младо, предвечный Бог». Психологически относимо к взрослому человеку, чья эмоциональная жизнь остается на детском или юношеском уровне, как правило, в связи с очень сильной зависимостью от матери (для женщины соответственно к отцу). В интерпретации Юнга архетип «вечного» мифологического дитяти имеет психологический смысл констатации неразрушимости некоторых инфантильных черт в психике взрослого мужчины.

Жизнь «вечного дитяти», или пуэра, полна условностей вследствие страха быть пойманным в ситуацию, из которой ему будет трудно ускользнуть. Его судьба редко оказывается такой, какой она ему видится, и когда-то ему придется что-то с этим делать,– но только не сейчас. Поэтому все планы на будущее растворяются в фантазиях по поводу того, что будет, что может и должно быть, при этом никаких решающих действий к изменению ситуации не предпринимается. Пуэр стремится к свободе и независимости, раздражается и нервничает по поводу любых ограничений и презирает всякие границы и преграды на своем пути.

Общие симптомы психологии пуэра – образы тюрьмы и вообще любых ограничений свободы: цепи, оковы, пещеры, решетки, засовы, капканы, корсеты, бандажи и т.п. Сама жизнь, существующая реальность воспринимается как тюрьма. Эти преграды, барьеры бессознательно связываются со свободной жизнью в свободном мире раннего детства. В архетипической парной связке противоположностей, действующей в психическом, тенью пуэра является сенекс.

ВИДЕНИЕ (Vision; Vision) – вторжение бессознательного содержания в области сознания в форме впечатляющего личного опыта, обычно описываемого как зрительное и картинное переживание. Видения возникают, как правило, вследствие крайнего отчуждения личности и происходят в состоянии бодрствования, за исключением случаев понижения умственного уровня.

Хотя видения сами по себе не являются свидетельством психического расстройства, некоторые из них патологичны и возникают при психозе. В переживании видений никакой особой заслуги нет; их ценность зависит от той позиции, которую сам реципиент занимает по отношению к ним. В любом случае задача индивида заключается в том, чтобы перевести спонтанную и символическую картину или драматический эпизод в индивидуальный контекст, в личное сообщение. В ином случае видение оказывается не более чем природным явлением, от которого человек не в силах себя защитить.

ВИНА (Guilt; Schuld) – в аналитической психологии данное понятие используется в качестве психологической, а не моральной или юридической категории. Здесь важен сам факт переживания чувства вины, которое может иметь объективные основания или не иметь их.

Страницы: 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Автор книги – фотохудожник Екатерина Рождественская, дочь известного поэта-шестидесятника Роберта Ро...
Учебник «Международные финансы» предназначен для студентов, изучающих тенденции и перспективы развит...
«… Творческая судьба Анны Ахматовой сложилась так, что только пять ее поэтических книг – „Вечер“ (19...
«Проклятие Волчьей бухты»Что это за место? Аномальная зона, логово волка-оборотня, пристанище неупок...
Того, кто попытается ночью пробраться в школу, ожидает самый настоящий кошмар! Коля Мишкин решился н...
Что это за место? Аномальная зона, логово волка-оборотня, пристанище неупокоенных душ? Или просто уе...