Необыкновенные приключения Карика и Вали Янг Ларри

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Над холодной землёй густыми волнами перекатывался белый туман. Он точно молоком залил притихший тёмный лес, заполнил глубокие лога и овраги.

Вершины деревьев то погружались в туман, то появлялись снова.

Утренний холод и сырость ползли в пещеру сквозь щели баррикады, и скоро здесь стало так же прохладно, как под открытым небом.

Ребята беспокойно ворочались во сне, поджимали колени к самому подбородку, но от этого теплее не становилось.

Наконец Карик не выдержал, вскочил, протёр сонные глаза, зябко поёжился и с недоумением посмотрел на покатые стены. Они были серебристо-белые, точно покрытые инеем. Карик прикоснулся к ним.

— Нет, это не иней. Это ковры. Серебристые ковры. Брр, хо-о-лодно!

На полу на ковре лежала, свернувшись в комочек, Валя. Она подтянула колени к закрытым глазам, а голову прикрыла руками. Во сне она тихонько стонала и всхлипывала.

Карик запрыгал на одном месте, стараясь согреться, потом побежал вдоль стены в конец коридора.

Ему стало как будто немного теплее.

Он повернул обратно и с разбегу перекувырнулся через голову — один раз, другой, третий и вдруг шлёпнулся прямо на Валины ноги.

— Что? Что такое? — закричала Валя, вскакивая. — Уже нападают?

Дрожа и ёжась, она смотрела на Карика заспанными, испуганными глазами.

— Чего ты? — удивился Карик. — Это же я. Очнись… Ты совсем замёрзла… Синяя вся… Ну-ка, давай бороться. Сразу согреешься. Начали!

Он подскочил к Вале и, прыгая вокруг сестры, принялся тормошить её.

— Отстань! — оттолкнула Карика Валя. Но, падая, он вцепился в сестру, и они покатились по мягкому, пушистому полу.

Валя захныкала:

— Уйди! К тебе не лезут, и ты не лезь.

— Эх ты, улитка-недотрога! Я ж согреть хочу тебя.

— А я спать хочу, — пробурчала Валя и опять улеглась.

— Ну и спи, — рассердился Карик.

За стенами кто-то возился, стучал, кашлял и вдруг громко и весело запел:

Это был голос профессора.

— Вот видишь, — сказал Карик, — все уже встали, поют, а ты валяешься…

Он подбежал к выходу из ковровой пещеры и крикнул:

— Иван Гермогенович, где вы?

— Здесь! Здесь! Вставайте, друзья мои. Завтрак уже готов.

— А что на завтрак?

— Прекрасная яичница.

— Яичница?

О, это было интереснее, чем мёрзнуть, а поэтому Валя быстро вскочила на ноги.

— Пошли!

Ребята откинули ветки и сучья, которыми был завален вход в дом ручейника, и выбрались на свежий воздух. Но лишь только Валя ступила на землю, как тотчас же испуганно попятилась назад.

— Что это, Карик? Где мы? — зашептала она, крепко сжимая руку брата.

Ни земли, ни неба, ни леса не было видно.

В воздухе плавали тучи блестящих пузырьков. Пузырьки кружились, сталкивались, медленно опускались вниз и снова взлетали вверх.

Вокруг кружилась пурга светящихся пузырьков.

— Иван Гермогенович! — крикнул Карик. — Что такое? Что это кружится?

— Туман! — услышали ребята голос профессора. Иван Гермогенович был тут же, где-то поблизости, совсем рядом, но ребята не видели его.

— Разве туман такой бывает? — недоверчиво спросила Валя.

— Да, Валек, это туман. Такой он бывает под микроскопом.

Голос профессора звучал глухо, как будто доносился из глубокой ямы.

Ребята протянули руки, пытаясь поймать пузырьки, но они лопались, растекались холодной водой по пальцам.

— Ну где вы там застряли? — крикнул из гущи тумана Иван Гермогенович. — Бегите скорее!.. Тут есть у меня кое-что поинтереснее тумана.

Карик и Валя, осторожно ступая, двинулись на голос профессора.

— А много яичницы у вас? — крикнула Валя.

— Если поторопишься, может быть, и тебе удастся попробовать её, — отозвался Иван Гермогенович. — Иди скорее, пока я не съел все сам.

Вдали в тумане заблестел синий огонёк.

— Огонь! — крикнул Карик.

Неужели профессор развёл костёр? Но где же он взял спички?

Валя во весь дух помчалась к огню.

— Костёр, костёр! У нас костёр! — кричала она.

Впереди, разбрасывая тучи пузырьков тумана, плясало пламя костра.

Высокий столб зелёного огня поднимался до самых вершин чёрного, мокрого леса. У костра на корточках сидел профессор. Толстой палкой он ворошил хворост, корчившийся на огне с весёлым потрескиванием.

— Ура! — закричали ребята. Они подбежали к огню и, взявшись за руки, принялись отплясывать дикий танец.

— Гоп-ля! — кричала, прыгая, Валя.

— Гоп-ля-ля-ля! — кричал раскрасневшийся Карик.

— Тише, тише! — останавливал ребят профессор. — Так вы у меня, пожалуй, всю посуду перебьёте. Садитесь-ка лучше да поешьте.

От костра тянуло таким жаром, что невозможно было стоять даже далеко от него. А между тем сучьев в костре было не так-то уж и много. Валя схватила охапку сухого хвороста и хотела подкинуть в костёр, но Иван Гермогенович остановил её:

— Не надо! Яичница уже готова.

— А костёр?… Он же потухнет.

— Нет, он не потухнет… Садитесь, друзья мои, завтракать, — сказал Иван Гермогенович и поставил перед Кариком и Валей прямо на землю огромную белую посудину с неровными краями; она была доверху наполнена дымящейся яичницей.

Не ожидая повторного приглашения, ребята с жадностью набросились на еду. Обжигаясь и дуя изо всех сил на пальцы, они глотали кусок за куском.

Валя раскраснелась. У Карика нос покрылся потом. И только Иван Гермогенович ел не спеша, орудуя, точно ложкой, куском сложенного вдвое лепестка.

Ребята не съели ещё и половины яичницы, как почувствовали, что сыты по горло.

— Ну, — сказал профессор, вытирая клочком лепестка бороду, — надеюсь, вы сыты?

— Ещё как! — засмеялся Карик. — У меня даже живот перекосился набок.

— И у меня перекосился, — сказала Валя.

— Прекрасно! Замечательно! — улыбнулся профессор. — Я очень рад, что яичница понравилась вам.

— А из чего вы её состряпали? — спросила Валя.

— Ясно, из чего делают яичницу, — из яиц, — перебил её Карик. — Это же просто. А вот как костёр вы разожгли? Где спички достали? И потом — почему огонь столбом стоит, почему он зелёный и почему костёр горит без сучьев?

— Тебе не нравится костёр без сучьев? Ну что ж, тогда подбросим в огонь вот эту охапку.

Иван Гермогенович подбросил в костёр сучьев и, поправив их палкой, весело подмигнул ребятам.

— Вы думаете, я бездельничаю ночью? Ничего подобного. Я всю ночь ел поджаренную ветчину с зелёным горошком, горячие пироги, бифштексы, борщи, фрукты, торты. Но, к сожалению, все эти кушанья подавали мне во сне… Проснулся голодный как волк. Ну, вскочил и побежал искать чего-нибудь съедобного. Однако отойти далеко от нашей роскошной квартиры побоялся… Видите, какой туман стоит… За два шага ничего не видно. Заблудишься, чего доброго, или свалишься в какую-нибудь пропасть. Что делать? Ждать рассвета?… Идти на авось?… Подумал я, подумал и решил развести костёр. К счастью, ещё вчера вечером я нашёл в лесу два кремешка. Они-то и выручили меня… Набрал я сухих веток, сложил их в кучу и принялся работать…

— Как доисторический человек! — прошептала Валя.

— Вот именно, — улыбнулся профессор. — Ну, скажу я вам, это была нелёгкая работа, и помучился же я, пока, наконец, мне удалось превратить искру в огонь… Теперь только я понял, что нашим допотопным предкам жилось совсем невесело.

— А почему всё-таки огонь зелёный? — спросил Карик.

— Почему? Да потому, что это горит газ. Обыкновенный торфяной газ — метан, который во многих местах выбивается из-под земли… Мне повезло… Я случайно развёл костёр в таком месте, где под землёй скопилось много этого газа… Ну, а яичница сама пришла на костёр.

Валя так и ахнула:

— Сама пришла?

Иван Гермогенович посмотрел на Валю, важно погладил бороду и сказал:

— Как только костёр разгорелся, рядом со мной кто-то начал шуметь, возиться, и вдруг сильный ветер свалил меня с ног. Вокруг все так загудело, будто я нечаянно выпустил из-под земли ураган. Это была птица. А ураган поднимали её крылья. Должно быть, огонь спугнул её с гнезда.

— Она не сгорела?

— Нет, она улетела, — сказал Иван Гермогенович, — а я начал искать её гнездо. Ведь не зря же она сидела так тихо.

— Нашли?

— Конечно… Из этого гнезда я и добыл яйцо.

— Оно не вороньё?

— Нет. По всем признакам, это яйцо малиновки, белое с крапинками. Вы когда-нибудь видели яйца малиновки?… Они чуть побольше крупной горошины. Но мне пришлось изрядно повозиться с ним. Я катил его перед собой, как бочку, и по дороге, наверно, раз десять отдыхал. Но ещё труднее было разбить скорлупу. Целый час, кажется, я долбил её камнем. Наконец разбил всё-таки и чуть было не утонул в белке… Хорошо ещё, что успел отскочить в сторону.

Профессор, посмеиваясь, поглядел на ребят:

— Ну, всё остальное просто. Белок вылился сам, а желток я поджарил на скорлупе, как на сковородке.

Карик встал, одёрнул незабудковую рубашку.

— Иван Гермогенович, — сказал он, рассматривая внимательно собственные ноги, — если вы хотите дать каждому из нас по хорошему подзатыльнику — не стесняйтесь, пожалуйста. Мы готовы расплатиться за своё поведение… Нам, конечно, ничего не надо было трогать у вас в кабинете, но понимаете… Так уж получилось! Только знаете что, вы лучше влепите мне два подзатыльника. Один за себя, один за Вальку. Она же маленькая!..

Профессор добродушно махнул рукой:

— Да ну тебя! Придумал тоже… Чепуху какую-то… Вы и так уж наказаны за непослушание, а потому садись и не петушись. Побереги свой затылок, он тебе ещё пригодится.

Подкинув в костёр охапку сучьев, профессор улыбнулся:

— А в сущности, друзья мои, и здесь, в этом мире, можно неплохо прожить! Вот подождите, привыкнем немного и тогда устроимся поуютнее.

— Как? — с тревогой в голосе спросил Карик. — Разве вы думаете, что мы не вернёмся домой и останемся такими, как сейчас?

— Этого я не думаю, — ответил профессор, — однако мы должны быть готовы к самому худшему… Наш маяк может повалить буря; наконец, какой-нибудь любопытный паренёк может забрать фанерный ящик домой для исследования… Мало ли что на свете бывает…

— И что же тогда?

— Да ничего особенного, — пожал плечами Иван Гермогенович. — Будем жить травяными робинзонами… Кстати, друзья мои, наше положение куда лучше, чем у настоящего Робинзона. Ему нужно было целое хозяйство завести, а у нас все под рукой. Молоко, яйца, мёд, душистый нектар, ягоды, мясо. Лето мы проживём без особых забот. А на зиму насушим черники, земляники, грибов; запасёмся мёдом, вареньем, хлебом…

— Хлебом?

— Ну да. Мы посадим одно только зерно, и нам хватит урожая на всю зиму…

— Но откуда же мы возьмём мясо?

— А будем есть насекомых.

— Насекомых? Разве их едят?

— Представьте себе, — сказал Иван Гермогенович. — Даже в большом мире и там едят насекомых… Вот саранча, например. Её едят и жареную, и копчёную, и сушёную, и солёную, и маринованную.

Профессор, вспомнив что-то, улыбнулся:

— Когда спросили арабского халифа Омар Бен эль Коталя, что он думает о саранче, халиф ответил: «Я желал бы иметь полную корзину этого добра, уж я бы поработал зубами…» В старые времена, когда саранча налетала целыми тучами на арабские земли, в Багдаде падали цены на мясо… Между прочим, из саранчи приготовляют муку и пекут на масле превосходные лепёшки.

— Фу, гадость! — с отвращением плюнула Валя.

— Ну вот уж и гадость! — засмеялся Иван Гермогенович. — Просто непривычная для тебя пища — и только… Едим же мы омаров, креветок, крабов и даже раков, которые питаются падалью… Едим да ещё похваливаем… А вот арабы смотрят на тех, кто ест крабов и раков, с отвращением… Кроме саранчи, люди едят и других насекомых. В Мексике, например, туземцы собирают яйца полосатого плавунчика клопа, называют они их «готль» и считают самым лакомым блюдом… Неплоха, по мнению знатоков, и цикада. Та самая цикада, которую воспел в своей оде поэт Древней Греции Анакреон.

Иван Гермогенович откашлялся и, подняв руку над головой, прочитал нараспев:

Профессор задумчиво погладил бороду:

— А простые греки-прозаики жарили эту богоподобную цикаду в масле и с аппетитом ели… Даже таким насекомым, как муравьи, и тем случалось попадать в руки поваров. Когда-то во Франции из муравьёв делали соус к мясным и рыбным кушаньям… Индейцам, между прочим, очень нравятся зонтичные муравьи. Они жарят их, чуть подсолив, на сковородке, но, бывает, едят и сырыми.

— А жуков едят? — спросила Валя. — Они самые противные, по-моему.

— В Египте, — ответил Иван Гермогенович, — из жука медляка бороздчатого приготовляли особое кушанье. Это кушанье ели женщины, желающие потолстеть.

— Вот это здорово, — сказал Карик. — Теперь я вижу, что у нас дело пойдёт на лад… Мы закоптим окорока кузнечиков, наготовим колбасы из бабочек, засолим бочку стрекоз… Прямо целый амбар придётся строить. Под потолком повесим окорока и колбасы, а вдоль стен поставим бочки с маринованными тлями.

— А муравьи? — спросила Валя. — Они кисленькие?

— Из муравьёв приготовим пикули… Нет. лучше сделаем из них разные приправы к блюдам.

— Замечательно! — поглаживал бороду Иван Гермогенович. — Просто замечательно!.. Как видите, друзья мои, наше будущее прекрасно. Если случится что-нибудь и мы не сумеем попасть домой, то проживём здесь лучше всех робинзонов мира.

— Все это хорошо, — сказала Валя, — но ведь мы замёрзнем зимой, и все окорока и маринады пропадут зря.

— Ничего, — успокоил Валю Иван Гермогенович, — мы найдём пещеры с газовым отоплением. Наконец, можно провести по камышовым и по тростниковым трубам этот газ куда угодно.

— Конечно, — сказал Карик. — Торфяной газ даст нам тепло и свет и… Иван Гермогенович, мы ведь сможем построить тут целые фабрики и заводы…

— О нет, мой друг, — улыбнулся Иван Гермогенович. — Но мы могли бы заняться приручением насекомых…

— Ура! — крикнул Карик. — Мы будем на них летать, переплывать озера.

— Мы, — подхватила Валя, — заставим их рыть тоннели, прокладывать каналы и… и вообще — пускай они работают.

— Правильно! — сказал Карик. — На гусеницах можно пахать, жуков поставим на заготовку леса, а на стрекозах будем летать.

— А чтобы нас не съели, — вздохнув, сказала Валя, — хорошо бы придумать такие дома, как у ручейника, чтобы их можно было таскать на себе.

— Тоже выдумала! — махнул рукой Карик. — Я же говорил, что ты улитка. Улитка и есть.

— Но как же нам защищаться? — спросила Валя.

— Иван Гермогенович выдумает порох, — ответил Карик и повернулся к профессору: — Вы можете выдумать порох, Иван Гермогенович?

— Ой, нет… Пороха я, пожалуй, не выдумаю, — засмеялся Иван Гермогенович, — но я надеюсь, что мы и так не пропадём. Без пороху. Я ведь, друзья мои, биолог. Неплохо знаю жизнь окружающего нас мира, а эти знания сильнее всех взрывчатых веществ… А теперь, Карик, подбрось в костёр хворосту. Приятно сидеть, когда в огне потрескивают сучья.

Карик принёс охапку хворосту, бросил его в зелёный огонь и растянулся на земле, задумчиво поглядывая на костёр.

Все замолчали.

Весело трещали сучья и ветки. Дым столбом поднимался в небо.

Путешественники сидели у огня и думали каждый о своём.

Торопиться было некуда. Пока туман не рассеется, двигаться вперёд невозможно. Да и куда, в какую сторону идти? Где теперь маяк? Впереди? Сзади?

— Ну, — сказал профессор, — пока нам нечего делать, предлагаю спеть песню.

Ребята испуганно переглянулись. «Что угодно, только не это», — можно было прочитать на лицах Карика и Вали. Слушать спокойно, как поёт Иван Гермогенович, могли бы только мёртвые. На всех живых голос профессора действовал, как удар дубиной по голове.

Жмурясь от дыма и закрывая лицо руками, Карик повернулся боком к дымящемуся костру и поспешно спросил профессора, который готов уже был запеть:

— А скажите, Иван Гермогенович, как вы догадались, что с нами случилось, и как вы нас разыскали?

— Очень просто, — ответил профессор. — Вы же выпили у меня почти полстакана жидкости… И это я, конечно, заметил.

— Но…

— И у меня было «но», — засмеялся Иван Гермогенович. — Выпить-то вы выпили, а вот куда после этого исчезли?… Я целый час ползал по полу с лупой в руках, но… ничего… Понимаете? Никаких следов.

— Значит, мы улетели! — сказала Валя.

— Это слишком поспешный вывод, — остановил её Иван Гермогенович.

— Но мы же в самом деле улетели, — сказала Валя.

— Тем не менее я не имел основания предполагать этого, пока собака уважаемого фотографа Шмидта не разыскала ваши трусики и не бросилась на подоконник… Вот тут-то я и вспомнил, что, когда вошёл в кабинет, на подоконнике сидела стрекоза. И я готов был ручаться, что слышал комариные голоса, которые кричали: «Сюда!»

— Да, да… Это мы кричали.

— Сначала я подумал, что ослышался, но потом, сопоставляя одно с другим, я понял: шалунов утащила стрекоза, и, если я хочу спасти их, я должен бежать в Дубки, к пруду, который зовут «Гнилое болото».

— Но почему вы пошли сюда? — спросил Карик. — Ведь стрекоза могла утащить нас в лес, в поле…

— Нет, этого не могло быть, — снисходительно улыбнулся Иван Гермогенович. — Стрекозы живут около воды. В воду они кладут яйца, в воде родятся, в воде живут и растут стрекозьи личинки. У воды стрекозы обычно и охотятся. Но иногда в погоне за добычей стрекоза улетает от места постоянной охоты.

— И так далеко, — сказала Валя. — Ведь от нас до Дубков больше пятнадцати километров.

— Для стрекозы это не такое уж большое расстояние. Стрекозы за час покрывают расстояние в девяносто километров.

— Ого! Быстрее поезда, значит? Это, наверное, самые быстрые насекомые?

— Кое-кто из насекомых летает ещё быстрее. Так, например, овод летит со скоростью сто двадцать два километра в час — Так вот, зная, что стрекоза живёт около воды и что в пятнадцати километрах от города находится пруд «Гнилое болото», где можно встретить тысячи стрекоз, я и решил искать вас в окрестностях этого пруда. Есть, правда, в нашей местности ещё один пруд, но он расположен в трехстах километрах от города. А уж оттуда вряд ли могла прилететь стрекоза. Всё-таки стрекозы охотятся в том районе, где родятся, где живут постоянно. И как видите, я не ошибся.

— А вы не хотите послушать, что с нами случилось? — спросила Валя.

— Ах да… Конечно… Я рад буду услышать ваши рассказы, — забормотал Иван Гермогенович. — Ну, ну, рассказывайте. Это должно быть очень интересно.

Он обнял ребят за плечи и протянул пятки к огню. Карик и Валя стали наперебой рассказывать, что с ними было после того, как они выпили чудесную жидкость.

Слушая ребят, профессор понимающе кивал головой и без устали приговаривал:

— Совершенно верно… Все понятно…

— И мне все понятно, — сказал наконец Карик. — Но всё-таки я не все понимаю.

— Да? Чего же ты не понял?

— Почему в гнезде у подводного паука сначала можно было дышать легко, а потом мы чуть было не задохнулись?

— Очень просто, — ответил Иван Гермогенович. — Судя по твоему рассказу, я думаю, вы попали в лапы к подводному пауку аргиронету… Аргиронет — это значит серебряная пряжа. Зовут его также паук-серебрянка… Он строит под водой гнездо, похожее на водолазный колокол. В таких колоколах водолазы опускались когда-то под воду. Но этот колокол не больше грецкого ореха. А держится он, не всплывая, только потому, что с боков его удерживает паутина, прикреплённая к подводным растениям…

— Ого! — сказал Карик. — Мы еле пробрались сквозь эту паутину.

— Воздух паук приносит в свой колокол с поверхности пруда. Он поднимается наверх, выставляет наружу брюшко, покрытое очень тонкими волосками. Эти волоски и хватают воздух. Когда пространство между волосками наполнится воздухом, паук натягивает на брюшко паутину и несёт воздушный баллон к себе в домик. Кстати, со своим воздухом в чемоданах путешествуют под водой и многие водяные жуки.

— И надолго ему хватает воздуха?

— Увы, — сказал профессор, — много воздуха он захватить не может, а поэтому ему приходится то и дело подниматься на поверхность за свежими порциями. Ну, а когда воздухом паука пришлось дышать и вам, то совсем неудивительно, что вы стали задыхаться. Всё-таки на троих одной порции маловато. Вот почему подводный хищник аргиронет и сам действовал вяло… Между прочим, когда вы вернётесь домой, сходите на пруд и посмотрите, как паук серебряная пряжа трудолюбиво поднимается то и дело на поверхность за воздухом. Если наберётесь терпения, вы увидите, как трудится паук, наполняя своё подводное гнездо воздухом.

— А как мы узнаем паука аргиронета? — спросила Валя. — Ведь он же не таким страшным будет, когда мы снова станем большими.

— Пауки-серебрянки, — ответил Иван Гермогенович, — похожи на шарики ртути с чёрными точками… Всплывают аргиронеты чаще всего около водяных зарослей… Они поднимаются брюшком вверх, головой вниз. Несколько секунд остаются на поверхности, а затем медленно опускаются под воду… С первого взгляда кажется, что эти паучки — самые безобидные существа. А на самом деле аргиронет — свирепый хищник… Он никому не даёт спуску ни на дне, ни на поверхности воды.

— Почему же он не сожрал нас, а подвесил к потолку? — спросила Валя.

— Да, да, это и меня интересует, — сказал Карик.