Необыкновенные приключения Карика и Вали Янг Ларри
— Что ж тут удивительного? — пожал плечами Иван Гермогенович. — Ведь эти гусеницы — настоящая лесная саранча. Они собираются в бесчисленные стаи и пожирают хвойные леса, как саранча пожирает хлеб. Однажды я видел лес, по которому прошли шелкопряды. Он был начисто обглодан этими обжорами. Десятки километров ехал я, но нигде не видел ни одного зелёного пятнышка, только голые сучья торчали во все стороны.
Тут профессор поглядел вверх и улыбнулся, как будто увидел самого лучшего из своих друзей.
— А вот и микрогастер неморум! — сказал Иван Гермогенович. — Добро пожаловать! Добро пожаловать!
— Где? Кого это вы увидели?
— А вы разве не видите?
В воздушных волнах, прямо над гусеницами шелкопрядов, бесшумно парили огромные животные с узкими телами, с длинными прозрачными крыльями.
— Комары! — закричала Валя.
— Микрогастер неморум! — повторил Иван Гермогенович. — Наездники! Друзья лесов и полей. Смотрите, ребята, что будет дальше. Многие учёные позавидовали бы сейчас! Ррраз! — отсчитывал профессор. — Есть один! Рраз! Другой! Прекрасно! Рраз! Третий! Молодцы! Смотрите! Смотрите!
Крылатые наездники падали сверху на гусениц, точно коршуны на добычу, и усаживались у них на спинах.
— Едут! Едут! — засмеялась Валя. — Настоящие наездники!
Это было похоже на забавное представление в цирке, где собаки катаются на лошадях, а на кошках мчатся перепуганные мыши. Ребята захлопали в ладоши. Но вдруг Валя опустила руки, поглядела на профессора и растерянно спросила:
— Эти… микры… что ж они делают?
Она увидела, как наездники быстро поднимают вверх брюшко с острой шпагой на конце и со всего размаху вонзают эту шпагу в спины гусениц. Кольнув гусеницу, они сейчас же взлетали вверх.
— Дерутся! — сказала Валя. — Дерутся, а не катаются!
— И не дерутся и не катаются! — ответил Иван Гермогенович. — Наездники прокалывают своим острым яйцекладом кожу гусеницы и под кожу кладут яички. Через некоторое время из яиц выйдут личинки наездника и примутся уничтожать гусениц… Они, я полагаю, сожрут гусениц раньше, чем из них выйдут бабочки-шелкопряды… Если бы, друзья мои, не было наездников, сосновый шелкопряд пожрал бы все леса, но микрогастер не даёт ему расплодиться. Поэтому мы можем назвать микрогастера лучшим сторожем наших лесов.
— А нельзя ли разводить их искусственно? — спросил Карик.
— Микрогастеров?… Можно! — сказал профессор.
— Так почему же их не разводят?
— Пробуют, но не всегда эти опыты бывают удачны, — ответил Иван Гермогенович. — К сожалению, в личинки этих наездников откладывают свои яйца другие наездники. Правда, совсем крошечные, но эти яйца убивают микрогастера, и он погибает.
— Вот паразиты! А разве нельзя эту мелюзгу уничтожить?
— Можно! У этих крошечных наездников есть тоже свои враги, тоже наездники. Это уже совсем малютки.
— Ну вот, — сказал Карик, — этих-то, значит, и надо разводить!
— Да, это, конечно, разумно, — согласился профессор, — да вот беда: есть ещё на свете наездники, которые откладывают свои яйца в личинки этих полезных крошек.
Карик смущённо развёл руками:
— Вроде… сказки про белого бычка. Начало есть, а конец потерялся.
— Вот именно, вот именно! — подхватил Иван Гермогенович. — Иной раз кажется, что ты уже нашёл конец и все, всё узнал о том или ином животном, но стоит только поглубже и посерьёзнее вникнуть в суть дела, как убеждаешься, что в твоих руках не конец, а только начало новой, увлекательной главы исследования.
Профессор позабыл, что он сидит на кусочке коры.
Он вскочил и с жаром начал говорить о том, как учёные, точно Колумбы, путешествуют ежедневно в неведомых странах и как открывают они все новые и новые материки.
По коре, точно по широкому просёлочному тракту, ползли вверх шелкопряды. Навстречу им спускались гигантские жуки. Над сосновой дорогой порхали крылатые животные.
Профессора бесцеремонно толкали гусеницы-шелкопряды, деловито ползущие вверх. Его чуть не свалил с ног огромный чёрный жук, а он все говорил, говорил, говорил…
Как долго простоял бы Иван Гермогенович на кусочке коры, словно на кафедре, неизвестно. Возможно, что беседа затянулась бы до вечера. Но тут неожиданно в неё вмешался какой-то крылатый зверь.
Он камнем упал рядом с профессором и ударом крыла отбросил его в сторону. Потом, приподняв вверх брюхо с длинной острой пикой, зверь коротким, сильным ударом пробил кору около самой головы профессора.
Пика глубоко погрузилась в кору.
Ребята и вскрикнуть не успели, а животное уже выдернуло пику и исчезло так же молниеносно, как появилось. Карик и Валя прижались к красной скале. Бледные от испуга, они тяжело дышали.
— Ну вот, — приподнялся с коры Иван Гермогенович, — я немножко заболтался, кажется! А нам ведь надо до ночи спуститься на землю.
Он поглядел на Карика, на Валю и сказал:
— Ничего опасного! Это самый обыкновенный талесса, или, попросту говоря, тоже наездник.
— Он кладёт яички в кору?
— Зачем же в кору? — сказал профессор. — Он положил яички в личинку вредителя сосны.
— В личинку? — оглянулся Карик. — Где же она?
— Под корой!
— Как же вы её видите?
— Я её не вижу, но готов ручаться чем угодно, что под нами, под слоем коры, шевелится личинка какого-нибудь жучка-усача.
— Значит, наездник видит сквозь кору?
— Нет. Он тоже не видит личинки, но он её чувствует… Нам, впрочем, этого не понять. Мы вообще плохо знаем нравы и жизнь насекомых. А многое из жизни этих удивительных созданий и вовсе нам не известно. Мы хорошо не знаем даже, для чего, например, нужны насекомым усики, — сказал Иван Гермогенович.
Он встал, не спеша намотал конец верёвки на руку.
— Ну, — сказал Иван Гермогенович, — поднимайтесь, друзья мои! Пойдём дальше.
И снова начался опасный и тяжёлый спуск по глыбам коры.
Время от времени профессор и ребята, выбрав площадку для отдыха, молча ложились на красные скалы.
Растирая одеревеневшие руки и ноги, они осматривали, целы ли верёвки, не перетёрлись ли узлы, потом вставали и снова пускались в путь, прыгая, как козы, со скалы на скалу.
На одном из привалов путешественникам пришлось просидеть довольно долго.
Это было уже совсем недалеко от земли.
Профессор и ребята после короткого отдыха приготовились было спускаться, как вдруг над их головами зашумели крылья.
Иван Гермогенович взглянул вверх и побледнел. Быстро схватив ребят за руки, он вместе с ними юркнул в узкое ущелье.
— Сидите смирно! — шепнул профессор.
Мимо пролетело полосатое животное с узкой длинной талией. Его вытянутое тело было покрыто жёлтыми и чёрными полосами, как тигровая шкура. Рассекая воздух прозрачными крыльями, животное мчалось, прижимая к брюху что-то извивающееся, похожее на змею.
— Оса, — прошептал профессор, — оса эвмена.
Оса подлетела к кувшину, из которого только что выбрались Иван Гермогенович и ребята, сбросила туда свою добычу и залезла в кувшин.
— Это она перетащила нас? — спросила Валя.
— Она, — кивнул Иван Гермогенович. — Я думаю, друзья мои, что эвмена приняла нас за гусениц. Но посмотрите, что она делает?
Оса эвмена вылезла из кувшина, стремительно ринулась на землю и тотчас же снова взлетела вверх.
Овеяв путешественников ветром, она, как вихрь, пролетела мимо них и, описав круг, опустилась на кувшин. Суетливо ползая вокруг отверстия, эвмена проворно перебирала лапками, деловито постукивая по краям кувшина головою.
Потом она улетела.
Путешественники увидели, что входное отверстие кувшина было плотно замазано чем-то серым. В середине, как пробка, торчал большой острый камень.
— Видите, — сказал Иван Гермогенович, — как оса замуровала свой кувшин. Ну, друзья, если бы мы вовремя не выбрались оттуда, мы пропали бы, умерли от голода.
— А разве нельзя сломать стенку?
— Нет! Эвмена приготовляет из пыли и собственной слюны такой крепкий цемент, что его даже большим людям нелегко сломать.
— Я всё-таки не понимаю, — сказал Карик. — Ну, она притащила нас, ну, запихала нас в кувшин… А для чего? Почему она не съела нас?
— Да она и не собиралась нас есть, — ответил Иван Гермогенович. — Эвмена питается соком цветов, а гусениц она таскает для своего потомства, для будущих своих детей… При этом, заметьте, она не убивает свою добычу. Ударом жала она только усыпляет гусениц… Консервирует их… Приготовляет из гусениц живые консервы…
— Почему же она не усыпила нас? — спросила Валя.
— Не знаю! — пожал плечами профессор. — Ничего не понимаю… Может быть, жало не могло проткнуть наши фуфайки из паутины, а может быть, её яд не подействовал на нас. Не знаю! Да и вообще все это очень удивительно… Право, я не понимаю, как могла она спутать нас с гусеницами… Обычно осы не ошибаются в таких случаях… Для науки это совершенно загадочный случай.
— А кто сделал ей такой кувшин? — спросила Валя.
— Сама же она его и сделала, — ответил Иван Гермогенович. — Из своего цемента. За этими надёжными стенами личинка эвмены может расти, не опасаясь, что её кто-нибудь проглотит или раздавит. Пищи для неё приготовлено как раз столько, сколько нужно… Когда же личинка вылупится из яйца, она спустится по паутинке вниз, упадёт на гусениц и начнёт пожирать их. И как пожирать! Неделями грызёт она свою жертву, но до последнего дня гусеница остаётся живой, а мясо её свежим… Потом личинка закукливается, а через некоторое время из кокона вылетает самец или самка осы эвмены… Из нашего кувшина должен был вылететь самец, но теперь…
— Почему вы знаете, что непременно самец?
— Знаю! — ответил Иван Гермогенович. — Оса опустила в этот кувшин нас троих и принесла после ещё одну гусеницу. Четыре гусеницы — это запас для будущего самца. Для яйца, из которого должна выйти самка, оса оставляет десять гусениц. И это вполне понятно. Будущая самка осы крупнее самца, а поэтому и пищи для неё нужно оставить побольше.
— Значит, осы умеют считать до десяти? — спросила Валя.
— Не думаю, чтоб они умели считать даже до двух, — ответил, улыбаясь, Иван Гермогенович. — Вспомните-ка, оса ведь залезала в кувшин после того, как мы оттуда выбрались? Не правда ли?
— Ну залезала!
— А залезала затем, чтобы положить яйца. Значит, она видела, что в кувшине не четыре гусеницы, а только одна. И всё же она не догадалась принести ещё трех гусениц, а так и замуровала кувшин. Личинка, конечно, теперь погибнет.
Профессор вышел из ущелья, поглядел вправо, влево и сказал:
— Она умчалась, и мы можем идти спокойно.
До земли было уже недалеко, и скоро путешественники благополучно спустились вниз. Перед ними лежала каменистая пустыня. Слева синел далёкий травяной лес. Над лесом, точно соломинка, торчал шест-маяк с крошечным красным флажком.
Путешественники двинулись в путь.
Весь день шли они по пескам, лесам и горам. Пробирались через овраги, переходили вброд ручьи.
К вечеру, усталые и голодные, они остановились на берегу бурливой реки. Перебраться через речку было уже не под силу ребятам.
Валя растянулась на берегу и сказала:
— Не могу больше!
На землю спускались сумерки. Небо потемнело. Багровые облака клубились над лесом. Вверху, над головами, потянулись с криком стаи птиц.
— Ну что ж, — сказал Иван Гермогенович, — придётся здесь переночевать.
— На берегу?
— Попробуем найти пещеру или какую-нибудь берлогу.
После недолгих поисков Карик набрёл на огромную, как стог сена, коричневую глыбу. Сбоку в её плотной стене чернела круглая дыра.
Карик заглянул внутрь и закричал:
— Идите ко мне! Я, кажется, нашёл какой-то дом.
Профессор подошёл ближе, осмотрел глыбу со всех сторон и, подумав, сказал:
— Пустой орех. Брошенная квартира личинки жука орехового долгоносика. Залезайте, ребята. Вполне сносная гостиница.
Становилось уже темно. У ребят от усталости слипались глаза. Ныли ноги. Быстро юркнув в дырочку ореха, Карик и Валя упали на шершавый пол и сразу заснули как убитые.
Между тем профессор бродил, вздыхая, вокруг ореха. Входное отверстие было так узко, что Иван Гермогенович мог просунуть в него только голову. Плечи его уже не пролезали.
— Экая досада! — бормотал профессор.
Сердито ворча, он ещё раз заглянул в орех, послушал, как ровно дышат во сне ребята, и побрёл искать пристанище для себя.
Недалеко от ореха он нашёл в ямке раковину улитки, осмотрел её. Раковина была пуста. Иван Гермогенович, кряхтя и охая, забрался туда.
Покатый пол раковины был жёсткий и холодный, но профессор, утомлённый дорогой, даже не заметил этого. Подложив под голову кулак, он вытянулся во весь рост и тотчас же заснул.
Около полуночи в воздухе что-то загудело. Профессор смутно слышал это сквозь сон. Вероятно, поднимался ветер.
Проснувшись от холода, он открыл глаза.
Небо было подёрнуто тучами, в тучах ныряла луна. Профессор поёжился, поджал под себя ноги и задремал, беспокойно ворочаясь во сне.
А за стенами раковины носился как бешеный холодный порывистый ветер. По земле летели, кружась, пыль, травинки, лепестки.
Орех зашатался под напором ветра и, наконец, сильно дрогнув, качнулся и, подхваченный ветром, стал медленно сползать к реке.
Новый порыв ветра столкнул орех в воду. Он заплясал на волнах и поплыл вниз по течению.
Сквозь сон ребята почувствовали, как их покачивает, точно в люльке.
Прижимаясь друг к другу, они спали, улыбаясь во сне. А река мчала орех, уносила ребят от профессора все дальше и дальше.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Перед рассветом поднялся сильный ветер.
Орех, ныряя в волнах, то взлетал на высокие гребни, то исчезал в белой, кипящей пене. Волны с шумом перекатывались через него, подбрасывали, швыряли во все стороны. Холодные брызги сыпались сверху в широкий люк, падали на Карика и Валю, но ребята только беспокойно ворочались во сне, закрывали лицо и шею руками да отодвигались подальше от люка. Они так измучились и устали, что их не смог бы разбудить даже ледяной душ.
Но вот сильное течение завертело орех, закружило в водовороте. Орех резко качнулся, накренился набок. Карик перекатился через сестру, больно ударился головой о стену.
— Что? Что такое? — вскрикнул Карик. Он попробовал встать, но орех опять качнуло, и Карик снова покатился по полу. Хватаясь за шершавые стенки ореха, он кое-как приподнялся и закричал:
— Валька, что-то случилось! Вставай! Кто-то тащит наш орех!
Протирая заспанные глаза руками, Валя растерянно посмотрела на Карика.
— Может, зверь какой-нибудь напал на нас? Надо разбудить скорее Ивана Гермогеновича… Иван Гермогенович! — закричала Валя, вскакивая.
Но лишь только она выпрямилась, пол под её ногами качнулся. Валю отшвырнуло к стене. Она сшибла Карика и вместе с ним покатилась по шершавому полу.
Вокруг было темно, и только сверху, через круглый люк, падал голубоватый ночной свет.
Держась за стенки ореха, Карик подполз к люку, высунул голову. В лицо хлестнула волна.
Ветер со свистом метался над водой, поднимая крутые, пенящиеся валы. Вокруг бушевали волны. Все кругом кипело, как в котле.
Карик закричал.
— Валя! Скорей! Смотри, что это? Смотри, мы плывём!
Валя с трудом добралась до люка и вцепилась в его края руками.
— Плывём! — испуганно сказала Валя — Куда-то плывём.
Качало так, будто ребята плыли по настоящему океану.
Валя оглянулась, потом посмотрела на Карика, потом оглянулась снова и побледнела.
— А где же Иван Гермогенович?
— Не знаю, — растерянно ответил Карик. — Где-нибудь рядом!
— Где рядом! Что ты говоришь? — испуганно закричала Валя. — Мы же в орехе. В орехе — понимаешь? А кругом вода.
Сильный толчок отбросил ребят от люка. Пол под ногами завертелся, запрыгал. Карик и Валя упали.
Ветер с яростным свистом пронёсся над рекой. Все кругом завыло, загудело. В люк плеснула волна, ребят окатило с ног до головы холодной водой. Мокрые и дрожащие, они сидели на полу, крепко обнявшись, со страхом посматривая на круглый люк.
Над люком в мутном небе проносились чёрные облака.
Орех кренился набок, и тогда перед самым люком прыгали пенящиеся валы. Но вот новый крен, и снова мимо люка быстро несутся облака, и в облаках ныряет бледная луна.
При каждом новом толчке ребята разлетались в стороны, но тотчас же Валя торопливо подползала к брату и крепко цеплялась за него. Бедные ребята ничего не могли понять: где Иван Гермогенович, как орех попал в воду и куда их несёт река?..
А орех мчался все вперёд и вперёд, то прыгая по гребням волн, то зарываясь в воду.
Но вот как будто буря стала стихать. Орех уже не бросало и не швыряло, а только покачивало, как люльку.
Ребята встали.
— Кажется, кончилась болтанка! — сказал Карик.
Он подошёл к люку, выглянул из него.
Мимо, совсем близко, плыли берега, поросшие лесом. Волны тихо плескались внизу. И вдруг орех остановился. Чёрные глыбы земли поднимались перед самым люком, точно стена. Берег был так близко, что до него можно было дотронуться рукой.
Орех пришвартовался к неизвестной пристани.
— Куда-то всё-таки приехали! — тихо сказала Валя.
— Вылезай скорей! — приказал Карик, цепляясь руками за края люка.
Помогая друг другу, Карик и Валя выбрались из ореха и спрыгнули на землю.
Было раннее утро.
В серых предрассветных сумерках стояли тихие, печальные холмы. На далёком горизонте еле заметно светилась розовая полоса.
В тихой бухте у самого берега плавал, чуть покачиваясь, чёрный, мокрый орех.
Мимо с шумом катилась река. Течение мчало по волнам жерди, сухие ветки, лепестки. Их несло в бухту, прибивало к берегу. Они кружились и, проплывая мимо ореха, слегка подталкивали его, как бы пытаясь сдвинуть с места.
Вся бухта, точно шелухой, была покрыта сухим плавником. Ребята поднялись на пригорок и нерешительно остановились. Поёживаясь от холода, они стояли, растерянно посматривая друг на друга.
Куда идти?
Что делать?
Ах, если бы здесь, рядом с ними, был Иван Гермогенович!
— Неужели пропал? — вздохнула Валя.
— Найдём, — решительно сказал Карик. — Он здесь. Обязательно где-нибудь здесь…
Он сложил ладони рупором, приподнялся на цыпочках и крикнул что было силы:
— Иван Гер-мо-ге-е-ны-ы-ыч!
Где-то сзади, за тёмными холмами, зашумела листва.
Ребята прислушались.
Шаги?
Нет. Это ветер. Это шумят деревья.
Валя опять тяжело вздохнула.
— Ничего, ничего. Мы найдём его. Вот увидишь. Он не бросит нас.
Карик взял сестру за руку и повёл её за собой по берегу реки. Через каждые пять-шесть шагов они останавливались и громко кричали:
— Иван Гер-мо-ге-ны-ы-ыч!
Но профессор не откликался.
— Знаешь что, — сказал Карик, — я пойду по берегу, а ты иди немного подальше. Вон видишь, там какая-то роща за холмами. Ну вот. Ты иди к этой роще и кричи. Только громче. Сначала буду я кричать, потом ты, потом опять я, потом ты! Ладно?
— Ладно.
— Только не отходи далеко да по сторонам поглядывай. Осторожнее. Ну, иди.
Карик пошёл по берегу, а Валя направилась к тёмной роще. Время от времени ребята останавливались, кричали и снова шли дальше.
Валя дошла до рощи.
В роще было темно и мрачно. Чёрные узловатые стволы деревьев поднимали вверх изогнутые, искривлённые ветки; широкие листья свисали до самой земли.
— Эй, Ва-аля-я! — прокатилось где-то у реки.
— Ау! — отозвалась Валя. — Я здесь!
Валя подошла к тёмному, развесистому дереву. От дерева шёл вкусный, приятный запах.
И, странное дело: пахло настоящим миндальным печеньем, как дома перед праздниками, когда мама вынимала из духовки листы с печеньем.
Валя вспомнила, что со вчерашнего дня она ещё ничего не ела.
«Надо посмотреть, чем это вкусно пахнет?» — подумала она и решительно подошла к дереву.
— Эй, Карик! — закричала Валя. — Я на дерево полезу. С дерева буду кричать. Ты слышишь?
— Залезай и кричи. Только громче. Я иду к тебе! — отозвался Карик.
Валя ухватилась руками за мокрые, скользкие ветви и быстро, по-обезьяньи, полезла вверх.
Раздвигая широкие листья, которые свешивались со ствола, преграждая дорогу, Валя лезла все выше и выше. Изредка она поглядывала наверх.
Совсем близко над головой виднелось что-то вроде огромной чашки. Валя добралась до неё, уцепилась за влажные, упругие, точно резиновые, стенки и заглянула внутрь.
Совсем близко от неё покачивались пушистые шары. Они висели на толстых длинных хлыстах, поднимавшихся со дна чашки.
От них-то и шёл крепкий и вкусный запах.
Валя почувствовала, что, если сейчас же, сию минуту не съест вот этот шар, который качается перед её носом, она просто умрёт от голода.
Она подтянулась на руках и села верхом на край лепестка, как на забор.
Вкусный шар был совсем рядом. Валя вцепилась в него руками и с силой дёрнула к себе. Но оторвать его не удалось. Шар держался крепко.
Валя дёрнула сильнее.
Лепесток, на котором она сидела, качнулся, и она чуть не потеряла равновесие. Чтобы не упасть, девочка отпустила шар, крепко ухватилась за край лепестка.
Шар отлетел в сторону, ударился о другой край чашки и тотчас же снова заплясал перед глазами Вали.
Тогда Валя рванула шар с такой силой, что вся чашка задрожала.
Шар оторвался от шеста, и в ту же минуту Валя вместе со своей добычей грохнулась вниз, на дно чашки.
Не выпуская шара из рук, Валя вскочила и посмотрела вверх и по сторонам. Она находилась в сердцевине огромного цветка. Влажные лепестки поднимались вокруг, точно гладкие стены круглой башни. Сквозь щели тёмных лепестков просачивался розовый утренний свет.
Где-то далеко-далеко кричали птицы. Внизу, шурша листвой, пробежал кто-то, быстро перебирая лёгкими ногами.
«Надо слезать на землю!» — подумала Валя.
Крепко прижимая к груди вкусный шар, она обошла чашку-цветок и остановилась перед узкой щелью между лепестками. Она попыталась протиснуться сквозь щель, но щель оказалась слишком узкой.
Тогда Валя попробовала взобраться наверх по хлысту, но, лишь только ухватилась она за него руками, стены чашки задвигались, словно живые, и медленно стали сближаться.
Огромный цветок, в который залезла Валя, сложил над её головой лепестки. В цветке сразу стало темно.
Читать бесплатно другие книги:
