Хитмейкер. Последний музыкальный магнат Фассмэн Кэл

Я хорошо помню, как впервые изложил наши планы Норио Оге. Я рассказал ему, что на Манхэттене есть отличный участок, располагавшийся на углу Западной Пятьдесят четвертой улицы и Десятой авеню. Дальше по улице как раз располагалась знаменитая студия Hit Factory. Но мы задумывали не простую копию уже имевшихся комплексов – у нас должны были быть даже помещения для предварительной творческой работы музыкантов, которой им раньше приходилось заниматься самостоятельно. Кроме того, мы, естественно, предусмотрели помещения самих студий с передовой техникой и лаборатории для микширования звука. Комплекс также должен был содержать музыкальный павильон с такими высокими потолками, что мы могли спокойно использовать концертное осветительное оборудование, – это позволяло артистам спокойно репетировать «живые» выступления перед тем, как отправиться в турне. Там же можно было снимать и видеоклипы, которые потом обрабатывались и редактировались лучшими монтажерами этажом выше. Наш замысел заключался в том, чтобы дать возможность всему творческому циклу начаться и завершиться под одной крышей. Я еще толком не успел закончить рассказ, а Ога уже воскликнул:

– Мне это нравится! Ни у кого такого нет, и этот комплекс сделает нас уникальными. А именно такой философии компания и должна придерживаться. Во сколько это нам обойдется?

Тут я глубоко вздохнул, посмотрел ему прямо в глаза и сказал:

– Примерно в сорок – пятьдесят миллионов долларов.

После этого глубоко вздохнул уже сам Ога. Но он не отвел взгляда и даже не моргнул, а просто кивнул. Норио Ога умел схватывать верные идеи на лету.

Вскоре после церемонии открытия артисты повалили к нам валом. Явочным порядком наша студия превратилась в нечто вроде творческого клуба, куда известные актеры и музыканты заходили, чтобы пообщаться друг с другом. Впрочем, там можно было встретить не только знаменитостей. Актерам также частенько доводилось дублировать у нас фильмы, что тоже пришлось им по вкусу. День за днем ребята с MTV, режиссеры и музыканты сталкивались в наших коридорах, завязывали дружбу, делились друг с другом идеями. Множество хитов родилось из легкомысленного трепа в наших стенах.

Именно там я и находился целый день с перерывом только на еду. Многие из наших завсегдатаев работали на другие звукозаписывающие компании и время от времени приглашали меня послушать, что у них получается. Иногда мне доводилось услышать новую песню за несколько недель до того, как о ней узнавали прямые наниматели самого артиста.

Если их контракты подходили к концу или если они почему-либо разочаровывались в своих прежних партнерах, сама обстановка нашей студии наводила их на мысли о том, что мы – лучший выбор для них. Они же видели, как мы заботимся о тех, кто уже с нами работал.

Иногда я даже слегка подшучивал над руководителями других компаний. В дружеской телефонной беседе я мог ненароком обронить:

– Эй, поздравляю! У вас наклевывается настоящий хит!

– О чем это ты? – обычно удивлялся собеседник.

– Ну, я вчера сам его слышал…

Мои воспоминания о свадьбе с Мэрайей напоминают застывшие кадры кинохроники. Или официальный фотоснимок, который на следующий день можно увидеть в газете. В Интернете, кстати, эти снимки до сих пор попадаются.

Мое сознание просто не может восстановить ход тех событий в виде процесса. Например, я не помню, чтобы кто-то танцевал. Я знаю, что приложил все усилия к тому, чтобы церемония получилась просто сказочной. Но при всем этом тщательном планировании моя память не сохранила названия группы, которая у нас тогда играла. Я даже названия песен забыл. И это я-то! Так что во всем этом и правда было что-то от колдовского сна.

Могу утверждать, что бракосочетание произошло в Епископальной церкви Святого Фомы на Пятой авеню. Помню, что было много девочек с цветами, а Мэрайя заказала свадебное платье у моей подруги – Веры Вонг. Казалось, собрался весь народ из музыкальной индустрии. Свадебный банкет был организован в клубе Metropolitan с видом на Центральный парк. Все было очень строго, чинно и прилично… Но стоит мне попытаться восстановить в памяти происходившее тогда – и на ум мне приходят вещи, которых я в тот момент просто не замечал. Например, то, как моя дочь Сара плакала на церемонии, а мой сын Майкл обнимал ее и пытался утешить. Саре тогда было двенадцать, Майкл был на год старше. Они чувствовали себя не на своем месте и в глубине души как будто чувствовали то, чего я тогда не понимал.

Очень многие люди уже тогда осознавали, что происходило нечто неправильное. И даже пытались всеми возможными способами объяснить это мне. За неделю до свадьбы я говорил с Микки Шульхофом у него в офисе, и он тогда сказал:

– Позволь быть с тобой откровенным. Она – артистка у нас на контракте, а ты на двадцать лет старше ее. Если вы продержитесь лет пять, то никто не станет осуждать тебя. Но если вы порвете раньше чем через год…

Я, конечно, хотел жениться, но нельзя сказать, чтобы я настаивал на этом. В прошлом Мэрайи не было ничего, что могло бы выдать ее склонность к браку. Если на то пошло, сама идея брака казалась несовместимой с ее образом. Вероятно, даже само слово «брак» должно было ее пугать – в наших беседах эту тему было совершенно бесполезно затрагивать. Так что я было оставил этот вопрос и не возвращался к нему. Сейчас я могу лишь строить догадки насчет того, не хотела ли она путем замужества преодолеть те проблемы, которые уже начали накапливаться в наших отношениях. Но в тот момент, когда она внезапно сама завела разговор о браке, я был захвачен врасплох. Мы тогда снимали домик во Флориде, и однажды около полуночи она посмотрела на меня и с улыбкой произнесла:

– Эй, а почему бы нам не пожениться?

Если бы такой разговор планировал я сам, то у меня было бы припасено хотя бы обручальное кольцо. Но вышло так, что в тот миг я был безоружен и потрясен.

Хотя в ее собственных детских воспоминаниях брак был прочно связан с тревогами и болью, она, как мне кажется, пришла к выводу, что женитьба сможет сделать счастливым меня. Наши чувства друг к другу были искренними и нежными, и это ее предложение могло быть попыткой отблагодарить меня за все то, что я для нее к тому времени совершил.

Не было причин беспокоиться и из-за возможной негативной реакции корпоративного руководства. Продажи были, как никогда, высоки, а Мэрайя была не только мировой звездой, но также достигла и большой популярности в Японии. В общем, сама мысль о том, что я скоро женюсь, подтолкнула меня к разработке идеального сценария для брачной церемонии. Деталь за деталью, элемент за элементом – небольшая армия моих помощников постепенно воплощала его в жизнь.

Откуда, например, взялась идея предусмотреть в одной из туфель Мэрайи маленький кармашек для «счастливой» шестипенсовой монеты? Дело в том, что я наткнулся на английский свадебный обычай, согласно которому невеста в день свадьбы должна была надеть одну старую вещь, одну новую, одну синюю, одну взятую взаймы – и непременно иметь в туфельке монетку в шесть пенсов. Вот и все, что нужно для удачи!

Все пятьдесят девочек с цветами были из числа поклонниц Мэрайи, а сама она приняла активное участие в «проектировании» свадебного торта.

Все эти позабытые детали, которые я сейчас вытаскиваю из памяти, говорят о том, что я тогда изо всех сил старался сделать мою невесту счастливой. И после свадьбы мы оба и правда ощутили счастье, да… Единственное, что мне оставалось сделать для завершения сказочного сюжета, – это построить ей замок.

Именно этим я и собирался заняться, даже и не думая о том, что сказки – это сказки, а жизнь – совсем другая история.

Едва закончился наш медовый месяц, как у нашей компании возникли две неприятные проблемы. Первая была связана с обвинениями Майкла Джексона в растлении тринадцатилетнего мальчика. А еще через несколько месяцев мне пришлось лететь в Англию, чтобы участвовать в судебном процессе против Джорджа Майкла, артиста, который был мне очень дорог.

На свете мало обвинений более тяжелых, чем сексуальное насилие по отношению к детям, и в случае с Майклом Джексоном мы в Sony мало что могли сделать, кроме как отстраниться и наблюдать, чем кончится дело. Мы занимались информационной поддержкой Майкла в том, что касалось его деятельности как музыканта, но в правовых вопросах могли лишь поддерживать его, когда он сам просил нас об этом. Теперь уже понятно, что в то время успехи Майкла достигли высшей точки, хотя он и отказывался это признавать. Атмосфера самообмана, в которой он жил, позволяла ему считать, что даже эти обвинения и поднятая в прессе шумиха не повредят его популярности. Но правда была в том, что с того момента его карьера оказалась необратимо подорвана.

Ранее, в 1993 году, он попытался возродить популярность своего альбома Dangerous, организовав выступление между периодами в ходе Суперкубка. Сначала он внезапно появлялся над игровым табло, а несколько секунд спустя под гром фейерверков выскакивал прямо на середине сцены в центре поля. Несколько недель спустя он дал Опре Уинфри интервью, которое посмотрели 90 миллионов телезрителей, но вот темы, которые потом все обсуждали в этой связи, имели мало отношения к музыке. Речь все больше шла о нем как о знаменитости, о его странностях типа истории со скелетом Человека-слона или о том, как отец издевался над Майклом в детстве. Продажам Dangerous эти его появления на публике все же помогли. Но это и близко не было похоже на тот толчок, который мы с нашей новой командой в 1988 году дали его предыдущему альбому – Bad.

Мы не могли в точности сказать, какое воздействие обвинения в растлении окажут на карьеру Майкла. Лишь продажи его следующего альбома можно было бы использовать в качестве критерия. Хотя мы знали, что фанаты со стажем его не предадут, но не было никаких сомнений в том, что факты этого дела, а также слухи и инсинуации по поводу мирового соглашения между страховой компанией Майкла и семьей мальчика оттолкнут от него многих людей.

Пока разыгрывались все эти события, я совершил поездку в Лондон. Осенью 1993 года я давал показания против Джорджа Майкла. Мы бы никогда не стали судиться с нашим артистом, если бы у нас был хоть какой-то выбор. Но в том случае выбора не было. Даже зная, что правда на нашей стороне, мы потратили многие месяцы, стремясь договориться с Джорджем полюбовно. Но он зашел слишком далеко и подал против нас иск. Лично я считаю, что он последовал исключительно скверным рекомендациям своего менеджера и адвокатов. Эти надутые и высокомерные люди полагали, что смогут легко отделаться от Sony, а потом получить огромный аванс от какой-нибудь другой музыкальной компании. Но я-то знал, что этого не произойдет.

Джордж даже ухитрился назвать положение, в котором он оказался из-за продаж альбома Listen without Prejudice, Vol. 1, «профессиональным рабством». В его иске утверждалось, что он является жертвой с точки зрения европейских и британских законов о труде, поскольку он был лишен права голоса в вопросах о том, как Sony будет продвигать на рынке его последний альбом, а равно и все последующие.

Мы же в Sony смотрели на дело иначе – Джордж записал для нас альбом, который не был похож на Faith и означал, что артист ищет чего-то нового. Это нормально. В конце концов, музыкант тут он и это его музыка. Но если ни одна песня не становится хитом, то в этом нет нашей вины. С моей точки зрения, у Джорджа было все для успеха – и отличные композиции с альбома Faith, и более чем привлекательная внешность, и его стиль со всеми этими кожаными куртками и джинсами… Все это сделало Джорджа невероятно популярным, как и Элвиса в свое время. Но в связи с этим успехом он попросту переживал эмоциональный срыв и потому стремился отделаться от всего, что связывало его с прошлым. Со стороны это было похоже на членовредительство. Ничего удивительного, что в итоге альбом Listen without Prejudice, Vol. 1 оказался в три раза менее популярным, чем Faith. Мы сами не винили в этом Джорджа. Но вот сам Джордж и его некомпетентное окружение полагали, что винить следует нас. Что же, приятель, удачи…

Все это было особенно неприятно прежде всего потому, что весь наш коллектив в Sony восхищался Джорджем Майклом. Я с самого начала ценил и уважал его талант и жаждал помочь ему достичь новых высот.

Но невозможно силой заставить слушателей любить вашу музыку, невозможно заставить потребителей покупать ее. Если вести речь о маркетинге и промокампаниях новых альбомов, то никто не разбирался в этом лучше, чем наша команда в Sony. Наша сеть сбыта славилась по всему миру, и альбом Джорджа продавался и рекламировался везде, где только можно. Его передавало радио по всему миру, в музыкальных магазинах его ставили на лучшие полки, про него рассказывали на телешоу и писали в газетах. Но все же главная составляющая успеха – сама музыка. Это она привлекает внимание публики и заставляет людей покупать диски. От этой простой истины никуда не уйти – в конечном счете потребитель должен захотеть платить вам.

Музыка – это вам не свитер, который вы надеваете в холодный осенний день. Ее нельзя подобрать, пощупать или примерить. Ее нельзя поджарить, как стейк, и положить в рот. Музыка – вокруг вас. Она разом претендует на все ваши чувства. Нам нужно было особое чутье, чтобы понять, как будет продаваться данный эфемерный продукт. А поняв это, тщательно разработать стратегию продаж именно для него.

Мы организовывали десятки прослушиваний по всему миру. В ходе этих мероприятий мы знакомили примерно сотню людей с записями, которые готовились выпустить на рынок. Этими и другими мерами мы помогали нашим артистам, поддерживали их. В том числе и Джорджа Майкла. Пусть даже он своей сменой стиля лишил нас многих готовых промоинструментов, мы не колебались ни секунды. На кону стояли миллионы долларов, и мы двинули вперед все наше воинство, чтобы рекламировать и всюду проталкивать его новый альбом.

Хотя мы и работали с самыми талантливыми артистами мира – а некоторые из них требовали поистине деликатного обращения, – мы все же занимались бизнесом. Уважение, время, поддержка… всего этого наши музыканты вполне заслуживали. Но большой бизнес с семью миллиардами годовой выручки требовал не только внимания к потребностям артистов. Мне ведь еще нужно было отчитываться перед советом директоров, а для этого совета значение имела только одна вещь – цифры. Если наши показатели оказывались хуже запланированных, то итоговые отчеты тоже не могли выглядеть хорошо. Так что каждую минуту каждого дня мне приходилось метаться между двумя крайностями. С одной стороны, на меня давили те, кому требовались финансовые успехи, а с другой – я понимал, что продаваемый нами продукт содержит в себе частичку человеческой души.

К тому моменту на Sony работало около четырехсот артистов, и всем им, между прочим, нужны были средства из нашего рекламного бюджета. В этом мы походили на любое другое коммерческое предприятие. А потому, когда мы увидели, что один из наших новых релизов не обещает успеха, то должны были принять непростое, но продуманное решение, перенаправив средства компании на поддержку других продуктов, от которых положительных результатов ожидать все же было можно. Именно так и работал наш бизнес, и если бы не это, то мы давно бы уже вылетели в трубу.

И все же во время той поездки в Англию я не мог отделаться от сомнений. Даже в случае с убийствами иногда бывает так, что и наличие улик не гарантирует обвинительного приговора. Как говорится: «Сомнение толкуется в пользу обвиняемого». Кроме того, мы не знали, как на ход дела повлияют культурные особенности страны – ведь Джордж Майкл считался в Англии почти божеством. Мы также не могли быть уверены в том, что наши доказательства примут во внимание в стране, судебная система которой наводила на мысли о кинофильме про Средневековье. Черт его знает, как может повернуться дело, если на процессе судья заседает в длинном белом парике, а ты должен обращаться к нему: «Милорд!» Представляете, как в этих декорациях смотрелся паренек из Бронкса? В общем, все, что я мог сделать, – это дать правдивые показания и изложить нашу позицию.

Несколько месяцев спустя я сидел в своем нью-йоркском кабинете, и вдруг мои помощники начали названивать мне по интеркому, а через секунду раздался громкий стук в дверь. Это был наш начальник юридического отдела. Я в тот момент вел важный разговор, но сразу догадался, что ему было нужно. Английский суд вынес решение, и оно оказалось всецело в нашу пользу. Люди, сбивавшие Джорджа с пути, крупно облажались. Он не только проиграл процесс, но и по решению суда должен был оплатить все издержки, а ведь одни только наши английские адвокаты обошлись более чем в 15 миллионов долларов…

Конечно, я был рад, что мы выиграли дело. Но в целом ситуация все равно была безрадостной. Я знал, что Джордж был огорчен, и к концу того дня окончательно решил принять все меры к тому, чтобы разрешить эту ситуацию к общей пользе. Потом несколько месяцев ничего не происходило, и наконец адвокаты Джорджа обратились к нам с запросом по поводу условий расторжения контракта. Мы ощущали, что после такого конфликта это будет лучше всего для бизнеса, да и для самого Джорджа тоже. Я тогда уже знал, что Дэвид Геффен отчаянно желал заполучить его. Так что в скором времени мы разработали все детали сделки, и Джордж Майкл перешел в Geffen Records. С чисто коммерческой точки зрения все прошло отлично. Мы не только выиграли суд и получили компенсацию за расходы, но также выручили десятки миллионов долларов, продав контракт Джорджа. При этом мы сохранили эксклюзивные права на его произведения, включая один из величайших альбомов в истории – Faith. В итоге мы сохранили лучшее от старого Джорджа Майкла, а новый получил как раз то, чего хотел, – свободу для продолжения карьеры в другом месте. Хотя лично я, конечно, сожалел о потере артиста такого уровня.

Я позже еще остановлюсь на этом, но годы спустя у нас возникла похожая ситуация. Тогда Майкл Джексон попытался избавиться от контракта с Sony после того, как продажи его альбомов резко упали. Он точно так же обвинил нас в ошибках маркетинга и позиционирования. Он пошел даже дальше, называя меня «дьяволом», а на одной акции протеста он даже нес плакат, где Джордж Майкл и он сам были изображены с перечеркнутыми ртами, как будто Sony пыталась заставить их обоих молчать.

Это, конечно, полный бред. В этих ситуациях помалкивать перед лицом общественности приходилось как раз нам. Скажу прямо, чтобы устранить любое возможное недопонимание: мы никогда не стали бы совершать публичные нападки на наших артистов. Любой в музыкальном бизнесе должен понимать, что подобные действия для компании равносильны самоубийству.

Наша работа состояла в том, чтобы находить, воспитывать, развивать и предъявлять публике наилучшие из музыкальных произведений. Разумеется, все это для того, чтобы в конце концов продать их как можно большему числу покупателей. Но когда карьера артистов переживает не лучшие времена, им бывает трудно это понять.

В уходе Джорджа Майкла имелся момент грустной иронии. Она состояла в том, что в то время мы как раз перестраивали нашу работу, стремясь стать наиболее дружественной к артистам компанией в мире.

Да, мы были огромной корпорацией с глобальной сетью производства и сбыта музыкальной продукции. Но мы также могли действовать и как своего рода «бутик», удовлетворяя индивидуальные потребности наших партнеров. Давно в прошлом были те времена, когда, скажем, группы из Сиэтла отказывались иметь с нами дело. В те дни Эдди Веддер из Pearl Jam спокойно заходил к нам в офис и даже однажды позаимствовал одну из моих гитар для своего акустического шоу. Боб Дилан заглядывал ко мне в офис, чтобы поздороваться Это был поворот на сто восемьдесят градусов по сравнению с тем, как работали в CBS до ее превращения в Sony Music Entertainment. Мы встречали наших артистов с распростертыми объятиями и заботились о них, помогая достичь новых горизонтов.

Одним из величайших наших достижений было то, что мы смогли освежить карьеру Тони Беннета. Я по сию пору этим горжусь. Дэнни, сын Тони и его менеджер, предложил удивительную новую стратегию. Самому Тони в 1994 году было около семидесяти, но его голос сохранился так хорошо, как будто ему все еще было двадцать. Замысел Дэнни основывался на том, что великие песни и великие певцы способны затронуть душу любого поколения и могут жить вечно. И в случае с его отцом это было особенно справедливо.

Так что мы с Дэнни организовали для Тони концерт на шоу MTV Unplugged, чтобы молодая часть аудитории познакомилась с ним. Это была историческая ночь! Тони посвятил свое выступление Дюку Эллингтону и пел в дуэтах с Кэтрин Ланг и Элвисом Костелло. Он покорил всех, поскольку Тони никогда не работал для какой-то одной группы населения. Он был чертовски настоящим, и эта подлинность смогла преодолеть разрыв между поколениями.

Тони Беннет и MTV Unplugged! Кто бы мог поверить в такое? Этот концерт мы позже дополнили серией черно-белых музыкальных клипов и издали превосходный альбом. Внезапно нечто старое стало чем-то совершенно новым. Теперь дети узнали того же Тони Беннета, которого и я сам слушал с родителями в детстве… и он им нравился! Подумать только, Мишель Энтони, которая росла в обществе Тони, поскольку ее отец был его менеджером, теперь работала у меня в должности старшего исполнительного вице-президента и приводила под нашу крышу лучших представителей альтернативного рока… К вопросу о совпадениях. Вот именно такие вещи и позволяют музыкальной компании стать великой – вы добиваетесь всего, что нужно, и делаете это с душой. И при этом от вас не разит корпоративным духом.

Вот с группой Pearl Jam нам пришлось буквально ходить по канату. Дело в том, что эти ребята не желали известности. Эдди Веддер не хотел оказаться на обложке журнала Time и пришел в ужас, когда увидел свое лицо на обложке альбома. Ведь они с Куртом Кобейном пообещали друг другу не участвовать во всей этой шумихе насчет гранжа. Ему было неприятно, что дизайнеры копируют фасоны его фланелевых рубашек и кордового пиджака, а потом продают их по 750 баксов за штуку. Это было воплощением всего того, против чего он выступал. Он и стену вокруг своего дома строить не хотел, но ему пришлось, и это спасло его жизнь, когда какой-то безумный поклонник попытался врезаться в его гостиную на машине. Эдди и его группа хотели только одного – писать музыку и исполнять ее для своих фанатов за приемлемые деньги. И это все. Точка. Поэтому заниматься их продвижением было непросто, хотя в этом деле мне здорово помогал Келли Кертис, бессменный менеджер Pearl Jam. А в трудных случаях любой член группы мог пойти прямо к Мишель и приглашенному ею консультанту по репертуару, Майклу Голдстоуну. Их хорошо знали, и они с самого начала пользовались доверием музыкантов.

После альбома Vs. группа Pearl Jam выпустила еще один мегахит – Vitalogy. Это случилось в 1994 году. Наши коллеги в музыкальной индустрии сразу это оценили. Группа Aerosmith, которая в начале 70-х работала с нашей студией Columbia, а в середине 80-х ушла под крыло Geffen Records, в 90-х годах запросилась обратно к нам, и мы заключили с ней контракт. За это – отдельное спасибо Мишель Энтони и всей команде. Еще одно подтверждение того, как важно иметь под рукой нужных людей, которые имеют общие цели и совместно добиваются их.

Все эти достижения пришлись как нельзя кстати, поскольку наступил очень важный для нас период. Я полагаю, что уход из жизни Стива Росса привел к тому, что дочерние компании Warner ослабели, лишенные лидера и талантливого руководителя. А Sony в это время как раз достигла полного расцвета. Warner в это время наводнили люди, склонные к «корпоративному» стилю управления, отчего гибкость ее работы уменьшилась. А мы, напротив, только-только разрешили эти проблемы и теперь занимали лидирующие позиции, причем не только в США. Мы начали доминировать повсюду в мире, а позже достигли и нашей главной цели – заняли первое место по доле рынка, а не только по продажам.

Но почивать на лаврах в нашем бизнесе смертельно опасно. Минута самоуспокоения – и готово. Мы понимали, что для достижения нашей цели и превращения Sony в крупнейшую музыкальную компанию мира нам нужно начать осваивать и области, в которых мы прежде не работали. Так что мы постоянно эволюционировали, выдвигали новые идеи, предлагали на рынке подборки старых исполнителей нашей компании, таких как Роберт Джонсон, Бесси Смит и Джонни Кэш, но, конечно, не прекращали лихорадочно развивать новые таланты. Мы постоянно расширяли номенклатуру уже выпускаемых альбомов и одновременно разыскивали талантливых артистов, которых можно было бы превратить в мировых звезд.

Повторное издание записей из нашего каталога само по себе было отличным бизнесом, ведь мы уже и так имели права на работы настоящих мастеров. Издержки при этом были минимальны и сводились к разработке новых обложек и затратам на маркетинг. Но эта деятельность в то же время укрепляла имидж нашей компании, подчеркивая ее богатую историю. Обращаться к нашему наследию было для нас так же важно, как и предпринимать все новые рывки вперед. Артисты, работавшие с Sony, – да и все остальные тоже – не могли не обратить на это внимания. Будучи музыкантами, они ценили уважение к легендам музыки, а уж нашим покупателям тем более была по душе мысль о том, что есть песни, которые будут жить вечно.

Концерт Тони Беннета на MTV Unplugged был таким успешным, что его до сих пор иногда повторяют, хотя прошло уже почти двадцать лет. Совсем недавно Тони выпустил дуэтный альбом с молодыми артистами, такими как Леди Гага, – и этот альбом возглавил чарт в журнале Billboard. А в настоящее время он работает над следующим альбомом такого же плана, но уже на двух языках и с лучшими латиноамериканскими певцами и певицами. Моя жена Талия тоже есть в списке участников. Таков Тони Беннет – восемьдесят семь лет, а он все еще в строю.

А сказка тем временем продолжалась. Мы с Мэрайей действительно построили замок в Бедфорде, штат Нью-Йорк. В нем было практически все, чего только можно желать. Вместе мы изучали поместья в Джорджии и старые дома в Ньюпорте, а потом построили свой собственный особняк с участием моего лучшего друга Ронни Парлато. В доме имелся личный косметический салон Мэрайи и даже студия звукозаписи мирового класса, богато снабженная самым разнообразным оборудованием. Был у нас и крытый бассейн, где Мэрайя могла плавать, разглядывая искусно изображенные на потолке облака… Так мои наилучшие намерения начинали исподволь работать против меня. К сожалению, я этого тогда не осознавал.

На самом деле однажды вечером она даже сказала мне:

– Давай через несколько лет сбежим на какой-нибудь остров и купим там небольшой ночной клуб. Я буду там петь, а все остальное время мы будем бродить по острову и прохлаждаться.

Я был так поражен, что в первую секунду даже думал согласиться с ней. Да уж, тогда я не просто был во власти любви – можно сказать, что я вообще ни черта не соображал.

После всей той работы, которую мы проделали, какой это был бы жалкий финал! Все же жизнь водит людей странными путями, даже если они думают, что разбираются в ней…

Любопытно, но именно музыка, которая изначально свела нас вместе, постепенно начала вызывать между нами серьезные разногласия. Вскоре после успешного выхода альбома Music Box я предложил Мэрайе:

– Как думаешь, а не взяться ли тебе за рождественский альбом?

В конце концов, каждый – действительно каждый – великий артист со времен моего детства имел в своем каталоге альбом в честь Рождества. Это была просто необходимая часть репертуара. Один из лучших рождественских альбомов всех времен записал Фил Спектор, и я до сих пор год за годом ставлю его у себя дома. Даже Брюс Спрингстин отметился великолепным исполнением Santa Claus Is Coming to Town. Рождество было для меня в детстве лучшим временем в году, да и для Мэрайи тоже, а потому я полагал, что она сразу ухватится за эту идею. В Sony все тоже не скрывали энтузиазма по поводу такого альбома, и в итоге лишь один человек все же оказался против – сама Мэрайя.

Она воспротивилась потому, что все больше и больше увлекалась хип-хопом и, вероятно, опасалась, что рождественский альбом в этой среде сочтут совершенно некрутым. Мы спорили и спорили. Наконец она постепенно стала примиряться с этой идеей, а стоило ей начать, как она сразу погрузилась в совместную работу с Уолтером А., сочиняя новые песни и записывая кавер-версии классики. По моему мнению, на выходе у нее получился лучший из современных рождественских альбомов. А когда она закончила, мы даже записали домашнее видео с санями, живыми северными оленями и лучшими рождественскими гирляндами в Бронксе. Догадайтесь, кто переоделся Сантой? Нет, не я. На обложке альбома были запряженные оленями сани, в которых сидела Мэрайя, одетая в очень сексуальную версию костюма Санта-Клауса. Это была ее идея – и идея отличная! Когда команда Sony увидела это фото, всех охватил энтузиазм. Но когда Мэрайя сама на него взглянула, то сразу же посмотрела на меня и спросила:

– Ты, часом, не собираешься превратить меня в Конни Фрэнсис?[9]

Чем спорить из-за такой ерунды, я тогда просто удалился, хотя мне пришлось с большим трудом сдерживать смех, когда я внезапно подумал: «Да откуда она вообще знает, кто такая Конни Фрэнсис?»

В общем, песня All I Want for Christmas Is You в исполнении Мэрайи стала живой классикой, исполняемой и транслируемой в наши дни не реже любой другой рождественской песни, даже, возможно, чаще, чем White Christmas. Даже телепрограммы новостей используют ее в качестве вступления и в конце. Кроме того, недавно ее кавер-версии вышли в альбомах Майкла Бубле и Джастина Бибера. А в ходе рождественской телепередачи, записанной в нью-йоркском кафедральном соборе Иоанна Богослова, Мэрайя исполняла песню Joy to the World, и это ее выступление до сих пор является в моих глазах одним из лучших «живых» вокальных номеров всех времен. Только первоначальный релиз альбома Merry Christmas разошелся в 15 миллионах копий, а на сегодняшний день этот показатель превзошел 20 миллионов. В одной только Японии было продано 3 миллиона дисков, а ведь Япония даже не христианская страна, так-то!

Помимо успеха самого альбома, единственной положительной стороной этой истории лично для меня стала одна недавняя журнальная статья. В ней Мэрайя рассказала автору, как поначалу сочла, что я спятил, предлагая ей записать такой альбом, а потому сопротивлялась моим планам. Но в ретроспективе эти записи стали для нее одними из самых любимых, и теперь она рада, что тогда занялась этим благодаря мне. В том же году она участвовала в телепередаче, на которой исполняла рождественские песни вместе со своей матерью, и мне приятно думать, что она и теперь дорожит ими и будет в последующие годы петь их уже со своими детьми.

Я вообще вспоминаю о той истории главным образом потому, что она характеризует те неизбежные конфликты, которые возникали между нами. Нас в Sony это очень тревожило и с музыкальной, и с управленческой точки зрения, поскольку мы заботились о ее карьере, но чем дальше, тем яснее становилось, что она хочет заниматься только хип-хопом. Следуя этим путем, она могла сузить границы своей аудитории и сократить наши возможности распространять ее музыку. Более того, все это могло оттолкнуть множество потенциальных потребителей, которые любили и покупали ее диски в то время.

Рассуждения о том, какую музыку записывать, являются обычной составляющей диалога между артистами и их партнерами в бизнесе. Разногласия были нередким делом, ведь артисты – люди творческие. Но и с коммерческой стороны баррикад встречались не менее творческие люди с новыми идеями. Именно поэтому совместную работу всех этих ребят и называют музыкальным бизнесом. Я наблюдал за развитием таких конфликтов еще с тех времен, когда я был менеджером у Hall&Oates. Например, знаете ли вы, что изначально Селин Дион вовсе не хотела исполнять знаменитую песню My Heart Will Go On? А ведь одна только эта песня принесла нам миллиард. Так что наши с Мэрайей расхождения во взглядах сами по себе не были чем-то необычным.

На эту тему есть еще одна отличная история, которую я вам сейчас расскажу. Она связана с именем Лютера Вандросса.

Лютер являлся одним из самых выдающихся певцов в жанре ритм-н-блюз. Его бархатный голос обладал впечатляющей силой. С чисто вокальной точки зрения, принимая во внимание лишь голос, его можно было смело считать лучшим.

Ему всегда сопутствовал успех, но он был переборчив и всегда работал только с тем материалом, который или написал сам, или лично отобрал. В этом смысле он редко поддавался внушению. Что же, если ему это подходило, то годилось и для нас. Но, по правде говоря, итоговый результат ему не очень-то и нравился, так как он хотел продавать больше дисков, чем продавал тогда.

Мы в нашей компании тоже всегда полагали, что Лютер способен на большее, чем миллион дисков с одного релиза. Он мог претендовать по меньшей мере на 5 миллионов. Мы объяснили ему, что единственный способ этого добиться – сделать так, чтобы его успешные ритм-н-блюз композиции попали в Топ-40 на радио. А чтобы достичь этого, нужно было стать открытым для новых продюсеров и композиторов, экспериментировать и пробовать новые подходы. Мы, разумеется, никогда не стали бы его принуждать, но постоянно убеждали его попробовать.

– Если ты сам этого не хочешь, – уверял его я, – то мы не настаиваем. Мы уважаем твое мнение.

В 1994 году Лютер наконец согласился испытать судьбу. На следующий день после этого мы с Мэрайей разговаривали в машине, и я упомянул о том, что он готовит альбом под названием Songs, где собирается отдать дань уважения некоторым классическим хитам, что вдохновляли его много лет. Я спросил, нет ли у Мэрайи идей на сей счет, и она сразу выпалила:

– Почему бы нам с ним не исполнить песню Endless Love? Лютер – один из моих самых любимых певцов, и я с удовольствием займусь этим проектом, если ты сумеешь его убедить.

Мне сразу понравилось это предложение. Endless Love была классикой, впервые исполненной Дайаной Росс и Лайонелом Ричи. Но все же имели некоторые трудности, и первой из них был сам Лютер. Чтобы уговорить его поучаствовать в дуэте, мне нужно было очень осторожно пройти по тонкому льду – и это мне удалось. Вторая трудность состояла в том, что Sony должна была использовать свою самую раскрученную артистку для поддержки эксперимента, который мог и не завершиться успехом.

Лютер заглотил наживку вместе с блесной – он любил и уважал Мэрайю как певицу и даже был удивлен, что я предложил ему работать с ней. Мои ребята в компании тоже с радостью подключились к делу, наладив по этому поводу сотрудничество между двумя лейблами, так как Мэрайя числилась за Columbia, а Лютер – за Epic. Так что мы успешно выпустили альбом и сингл, причем этот последний занял второе место в Топ-40, пользовался популярностью на радио и раскупался миллионами копий. Лютер был невероятно счастлив. Впрочем, другие песни с этого альбома, большую часть которых выбирал он сам, не имели такого успеха у публики… Как говорится, ни одно доброе дело не остается безнаказанным, и в итоге Лютер решил, что мы так высоко вознесли Endless Love лишь потому, что там вместе с ним пела Мэрайя Кэри.

Мэрайя тем временем добивалась одного успеха за другим, и каждый новый ее альбом становился своего рода вехой. Она очертя голову кинулась работать над следующим проектом, альбомом Daydream, и наша компания прилагала все силы, чтобы свети воедино все нужные элементы: продюсеров, песни и музыкантов, готовых работать с ней в унисон. Все, чтобы сделать ее счастливой.

Мы привлекли и Дэйва Холла, работавшего с Мэри Джей Блайдж. Мне также удалось завлечь одну из самых крутых групп того времени – Boyz II Men, которая, по нашему плану, должна была записать вместе с Мэрайей песню One Sweet Day. Кроме того, Джермейн Дюпри, один из самых молодых и популярных продюсеров, помогал нам с композицией Always Be My Baby. Этот альбом был в целом так хорошо продуман, что мы смогли не только дать фанатам то, чего они хотели, но и создать задел на будущее.

Должен признать, я не был в восторге от идеи использовать Рассела Джонса в качестве приглашенного рэпера для ремикса Fantasy, продюсером которого был Шон Пи Дидди Комбс. Тот парень, Джонс, с гордостью носил прозвище Старый Грязный Ублюдок и, да упокоит Господь его душу, имел огромные проблемы с наркотиками и алкоголем, что не очень вязалось с милым и симпатичным образом Мэрайи. Я просто не мог вообразить его записывающим что-либо в обществе поп-принцессы. Но силу его уличной поэзии невозможно было отрицать. Привлечь его было смелым шагом, и Мэрайя была права – это сработало.

Видеоклип Fantasy был первым из тех, что Мэрайя ставила сама. Мы заботливо окружили ее лучшими специалистами по звуку и освещению, чтобы устранить все возможные препятствия и позволить ей реализовать свое видение. Песня напоминала о летнем бризе, о набережных, о видах с колеса обозрения и обо всем в таком же духе. Поэтому я предложил снимать клип в парке развлечений Рай-Плейленд, где прошла немалая часть моего детства. Когда в клипе Мэрайя мчалась по набережной на роликовых коньках и пела, то можно было буквально ощутить в воздухе аромат морской соли. Потом был отрывок, где она в такт словам беззвучно двигала губами на грохочущих «американских горках». В конце она танцевала на припаркованном «хаммере», а позади нее сверкали огни парка… В общем, оказалось, что пригласить Старого Грязного Ублюдка было отличной идеей.

Как только я услышал песню и увидел клип, то сразу понял, что Мэрайя на сто процентов попала в точку. И конечно, оказался прав. Fantasy сразу возглавила хит-парад. Я всегда приветствую удачные наработки, а эта была не просто удачной… она была колоссально успешной. Мое отношение к клипу было простым: «Великолепно! Теперь и фанаты хип-хопа у нас в кармане!»

Но Мэрайя смотрела на все это совсем иначе. Для нее это был рывок на свободу. Она подумала: «Вот этим-то я всегда и хотела заниматься! Видишь, что получается, когда я исполняю хип-хоп? Мне следует и дальше двигаться в этом – и только в этом – направлении!»

В Sony таким оборотом дела были очень встревожены. Хотя она и была чертовски права в том, что предложила позвать Джонса для ремикса Fantasy, но ограничить всю ее карьеру одним только этим направлением? Нет, это совсем другое дело. Снова мы оказались на распутье. Она была непреклонна в своем желании следовать по выбранному пути, хотя все мои коллеги и я сам советовали ей совсем иное. Мы постоянно повторяли: «Хорошо, следуй зову сердца…» Но при этом подчеркивали: «Ты можешь заполучить все! Все рынки. Все социальные группы. Все это может стать твоим, и в этом ни один артист прошлого не может с тобой сравниться!»

Трещина между нами из-за всего этого значительно расширилась. Я возглавлял Sony Music, а она была самым прибыльным активом компании. При этом мы были женаты и потому не могли убежать от наших трений, ведь мы каждый вечер приносили их с собой домой…

Глория Эстефан

Томми хотел защитить Мэрайю и делал то, что было лучше для ее карьеры. Он так в нее верил! И она прошла весь путь от бэк-вокала до величайшей звезды в мире. Но вот опыт – опыт нельзя просто вложить человеку в голову, а она была еще очень молода.

Слава – коварная штука. Она может исчезнуть так же быстро, как появилась. В музыке «звездный» статус человека определяется самым знаменитым его хитом. И тут все зависит от потребителя. В общем, это непростое ремесло, и всегда нужно держать себя в руках.

Мишель Энтони, работник музыкального бизнеса

Мне всегда казалось странным, что в истории этих отношений Томми всегда выставляли злодеем. А ведь он извлек Мэрайю из безвестности, влюбился в нее и дал ей все, что только мог.

У Томми есть она специфическая черта. Она может раздражать, но если он вам и правда дорог, то вы даже найдете ее очаровательной. Он постоянно хочет быть в курсе всего. Это всепоглощающее желание. Пообщайтесь с ним несколько часов, а потом разойдитесь… но через двадцать минут он непременно перезвонит. Не то чтобы это был именно контроль, ему и правда любопытно, как у вас дела, не пропустил ли он чего…

Это можно назвать избыточным энтузиазмом в общении. Томми легко становится одержимым. И я полагаю, что в определенных ситуациях это выглядит как попытки контролировать людей, но на самом деле это увлеченность и страсть.