Солдат удачи Ахманов Михаил
— Жаль, если такое случится с нашей лодкой, — пробормотал он. — Где-нибудь посреди реки, в стае зубастых чудищ…
— Лодка — из хорошего зерна, — возразила Нерис. — Проживет еще много циклов. Двести или триста…
— Это предел?
— Нет. Если зерно хорошее и если пользоваться бхо не слишком часто, дочь может унаследовать его от матери, внук — от деда. Такой бхо не умирает сразу. Жизненная сила его слабеет на протяжении долгого времени.
«Жизненная сила, — подумал Дарт, глядя на паука. — Энергия… Конечно, в этих зернах должен быть запас энергии! Энергии, хранившейся миллионы лет… Может быть, такой же, что сосредоточена в ферале… Она передается бхо, и механизм функционирует, пока запас ее не исчерпан. Но механизм ли? Скорее квазиживое существо, подобное Голему и Марианне. Только не мыслящее, не говорящее, а приспособленное для конкретных дел. Плыть или таскать… Что еще?»
Он лег, чувствуя, что тяжесть возросла и что вместе с ней наплывает дремота. Сумрак сгустился, где-то вверху по листьям забарабанили первые капли дождя, и лес наполнился ночными звуками — попискивали и суетились птицы, кто-то возился в листве, скреб кору когтями, потом — далеко и протяжно — завыл неведомый зверь. От Цветка распространялось слабое немигающее сияние; сейчас он казался вырезанным из розового коралла.
Нерис вытянулась в мягком мху.
— Как я устала… спать… — расслышал Дарт и, наклонившись к ней, шепнул:
— Спи. Я посторожу.
— Нет… не надо… — глаза ее закрылись. — Тут, у Цветка, безопасно… спи, Дважды Рожденный… нам ничего не грозит…
Дождь успокоительно шелестел в древесных кронах, деревья застыли будто стражи в меховых одеяниях, от Цветка потянуло слабым ароматом, но уже не запахом ладана, а чем-то резким, свежим, похожим на йодистые морские испарения. Не он ли отпугивает животных?.. — подумал Дарт, но не успел закончить мысль, как веки его отяжелели.
Снов он не видел и проснулся, как обычно, рано. Что-то теплое, мягкое прильнуло к его плечу, крохотные острые зубки царапали кожу, потом он почувствовал укол и услышал довольное сопение, исходившее от Броката, — тот завтракал. Пришлось подождать, когда зверек насытится. Затем Дарт сел, скрестив ноги, повертел головой, чтобы размять затекшую шею, и осмотрелся.
Все было мирно и спокойно. Деревья в предрассветном сумраке казались отлитыми из потемневшего серебра, в пространстве меж ними сгущались фиолетовые тени. Его кинжал и шпага лежали на расстоянии протянутой руки, за ними громоздился мешок с привязанным к нему скафандром, а по другую сторону негромко посапывала Нерис. Бхо-носильщик, валявшийся в центре поляны, уже перестал дергаться и будто бы осел, расплываясь грудой протоплазмы. В слабом свете, исходившем от Цветка, Дарт видел только смутный бесформенный контур и торчавшие во все стороны ноги-щупальца. В лесу царила чуткая тишина — ни возни в древесных кронах, ни писка птиц, ни далекого тоскливого воя.
Он встал, пошарил в карманах скафандра, вытащил маленький цилиндрический контейнер и подошел к Цветку. Лишь рядом с ним стало понятно, как он огромен — овальная чаша высотой по грудь, которую с трудом обхватили бы четверо мужчин. Дарт заглянул внутрь, омочил пальцы в розоватой жидкости, попробовал на вкус — она оказалась слегка кисловатой и пахла на этот раз недобродившим виноградным соком. Наполнив контейнер, он повернул кольцо в его основании, и герметичная крышка захлопнулась с легким щелчком. «Как знать, возможно, этот бальзам станет не менее ценной добычей, чем проба ферала, — подумал он. — Нечто соприкасавшееся с плотью Ушедших Во Тьму и даже питавшее ее, если наша маленькая шира ничего не сочиняет…»
Вернувшись к ней, он снова опустился в мягкий мох, раздумывая, сколь щедро и с каким комфортом устроен этот мир. Целебные цветы, источник пищи Темных, а также изобилие плодов для их живых игрушек, для рами и даннитов, ко и тири и прочих рас, переселенных то ли добровольно, то ли в неразумном, еще животном состоянии… Стабильный климат и нерушимая экология — ни бурь, ни извержений вулканов, ни наводнений, ни прочих катастроф; континенты с эндемичной флорой, приспособленные для их обитателей; реки, по которым можно плавать у берегов, и охраняющие их чудовища, дабы никто не совался в чужой монастырь и не было повода для конфликтов; деревья смерти — для безболезненной эвтаназии, и туман, очищающий лес… Правда, кое-что выпадало из этой благостной картины — скажем, водяные черви и соплеменники Вау с их мерзкими привычками. Но Дарт резонно полагал, что это — результат мутаций, произошедших с течением времени. Черви скорее всего были водными санитарами, такими же, как очистительный туман на суше, а криби качались на деревьях, ели жуков да гусениц и доставляли не больше хлопот, чем стая мартышек.
Другое дело — бхо! Дарт понимал, что Темные не зря упрятали их в защищенных хранилищах — значит, эти квазиживые механизмы были запретными для туземцев. Тут крылся некий парадокс, в котором он хотел бы разобраться, однако данных для обоснованных выводов не хватало. Если бхо — не для туземцев, то почему их не уничтожили? А если бросили за ненадобностью, то почему защитили? На первый вопрос он не имел ответа, а что до второго, то тут возникли целых две гипотезы. Бхо — во всяком случае, те бхо, которые он видел, — были безобидны и не несли иных опасностей, помимо тех, какими балует цивилизация ленивцев. Транспорт, быстрое безопасное передвижение, а кроме того, строительство жилищ да производство пищи и предметов быта — вот безопасная цель технологии. Но Темные, возможно, не желали, чтоб здесь возник технологический прогресс; возможно, им хотелось, чтоб этот мир пошел иным путем, отличным от путей Земли, Анхаба и множества других планет. Скажем, более духовным, ведущим к ранней зрелости, не оставляющим места для сожалений об упущенном… Тех сожалений, отзвук которых звучал в словах Констанции.
Однако эта гипотеза была неконкретной и смутной, и потому Дарт более склонялся ко второй. Вполне возможно, Темным не хотелось, чтоб их имущество делили силой; они могли предвидеть кровавые конфликты между туземцами, истребление слабых, торжество жестоких, битвы и побоища — вроде случившегося прошлым утром. Такую гипотезу подтверждало многое — и то, что он узнал от Нерис и Рууна, и то, что видел сам; вывод же был очевиден: период балата — не лучшее время в здешних краях.
Вполне разумный вывод, и тем не менее Дарту чудилось, что все его логические выкладки базируются на шаткой почве непроверенных догадок и произвольно толкуемых фактов. Ясным было одно: Ушедшие Во Тьму стремились не допустить своих наследников в хранилища. Наследники же проявляли настырность и, не пугаясь молний Элейхо, лезли в запретные места… Но почему? В чем состояла особая ценность бхо? В том, что с их помощью можно гнать плоты, плавать по рекам и перетаскивать тяжести? Не слишком важные проблемы… В конце концов, имея понятие о кораблях, веслах и парусе, можно соорудить и телегу. Пожалуй, нашлось бы, кого в нее запрячь…
Отчего же бхо считались сокровищем, равновеликим жизни и пролитой крови? Этого Дарт не понимал, и в результате вся его конструкция повисала в воздухе.
Ракушки джелфейра, мерцавшего на шее Нерис, порозовели. Он поднялся, сорвал оранжевый плод, затем углубился в лес на пару десятков шагов и отыскал кусты с какими-то мелкими, но очень вкусными ягодами — они таяли на языке и освежали рот. Поедая их, Дарт снова подивился царившему здесь изобилию. Пища, первая потребность всякого живого существа, тут не являлась проблемой; лес, собственно, был не лесом, не джунглями и не тайгой, а плодоносным садом. Фрукты, ягоды, стебли, коренья — с разным вкусом, разной формы, цвета, величины и в потрясающем разнообразии… Скольких мог прокормить этот лес!
Когда он вернулся, начало светлеть, и листья дынных деревьев, свернутые в трубочки ночной порой, стали распрямляться, превращаясь в большие темно-синие треугольники с резными краями. Нерис уже проснулась и приводила в порядок тунику и свои волосы.
— Пойдем к реке? — спросил Дарт, протянув ей в ладонях горстку ягод. Она принялась жевать их, покачивая головой.
— Нет. Тьяни, лысые отродья, обогнали нас, флот даннитов уничтожен, и не приходится ждать от хвостатых помощи. В Лиловых Долинах не знают об этом… Надо бы их предупредить.
— Как? Послать к ним Броката? Он хорошо поел — может, и долетит…
Шира, не принимая шутки, строго посмотрела на него.
— Не долетит, но я его пошлю. Пошлю, чтоб поискал багровое дерево туи. Обычно хоть одно растет вблизи Цветка…
— Тут только синие деревья, — Дарт бросил взгляд в лесную чащу.
Нерис небрежно повела рукой.
— Да, синие, серые и голубые, как всюду в наших краях. Источник плодов и коры для одежд — вот и все, на что они годятся. Туи же — особое дерево, помощник просветленных шир; прикоснувшись к нему, услышишь многое и многое узнаешь — и о себе, и о других… — Сделав паузу, она пояснила: — Я прошепчу ему несколько слов, и они долетят до Нараты в Лиловых Долинах, а от него старейшие узнают новости… может, пошлют стражей границы встретить нас.
— Нарата? — Дарт почесал горбинку носа — вроде бы такое имя прежде не упоминалось. — Кто он, сударыня? Этот Нарата с тонким слухом?
— Один из старейших. Мой родич, хранитель дерева туи и зерен бхо. Мудрый человек, если можно такое сказать о мужчине.
Она принялась тормошить Броката. Тот недовольно запищал, цепляясь маленькими коготками за тунику и ожерелье, но Нерис подбросила его в воздух, крылья зверька развернулись, и он, не открывая глаз, закружился над поляной, вереща:
— Сспать… Бррокат сспать… сспать…
— Не спать. Искать!
Вероятно, мысль о поиске вдохновила Броката: его полет стал уверенней, усы встопорщились, глаза открылись и засверкали темными бусинами. Над головой Дарта прошелестело:
— Бррокат исскать… вссегда исскать… Чтто?
— Туи. — Веки Нерис на мгновение опустились, но тут же, взмахнув ресницами, она вытянула руку к лесной чаще. — Думаю, там. И думаю, недалеко. Лети!
Брокат исчез среди мохнатых древесных стволов. Стайка небольших птероидов — серые шкурки, желтые кольца вокруг глаз — вынырнула из листвы, рванулась следом, но, наткнувшись на какой-то яркий лоскут, паривший в воздухе, закружилась рядом с ним, играя. Лоскут зашипел, плюнул струйкой бесцветной жидкости. «Бабочка?..» — подумал Дарт, вопросительно взглянув на Нерис.
— Путта, — пробормотала она. — Неопасное существо, но его выделения обжигают, подобно целебным корням хрза. Ну что стоишь, маргар? Собирайся! Бери мешок, идем!
— Слушаю и повинуюсь, просветленная. — Взвалив ношу на плечо и бросив последний взгляд на алый цветок и останки бхо-носильщика, Дарт направился к лесу.
Они прошагали с четверть лье среди покрытых мехом дынных деревьев, обогнули большую темную лужу — Глотающий Рот, заполненный не водой, а вязкой, растворяющей органику субстанцией, миновали несколько поросших сизыми мхами лужаек, а затем ручей, где резвились маленькие зверьки с лапами, подобными плавникам, и длинными гибкими хвостами, извивающимися, словно водяные змеи. За ручьем, который путники преодолели вброд, высилась роща деревьев харири с доскообразными стволами, а дальше характер местности переменился: тут, среди синих травяных зарослей, скрывавших человека с головой, торчали обломки яшмовых скал — массивные, багрово-красные, с серыми и оранжевыми прожилками. Одни из них, округлые или плоские, как могильные плиты, были Дарту по пояс, другие, превосходившие размерами дом, вздымали к небу зазубренные вершины; поверхность скал была изрезана трещинами, и кое-какие из них могли сойти за целые пещеры.
«Живописное зрелище», — мелькнуло у Дарта в голове. Потом он остановился, недоумевая, как будут они пробираться в этих зарослях, но тут же увидел тропу, что шла от ручья, — ее отмечали примятые стебли травы и кучки свежего помета. Судя по ним, животные, ходившие к водопою, были довольно крупными — может, не такими, как лошадь, но уж никак не меньше кабана.
Нерис тоже остановилась, морща лоб и с сомнением поглядывая на тропинку.
— Синяя трава и дорога, проложенная тахами… — промолвила она в раздумье. — И камни… Подходящее место для маргара, клянусь Предвечным! В такой траве он любит подкрадываться к жертвам…
— Опасная тварь? — полюбопытствовал Дарт.
— А ты не знаешь? — Женщина с внезапным подозрением уставилась на него. — Никогда не слышал о маргарах?
Неопределенно пожав плечами, он предложил:
— Идем! Это дерево туи, о котором ты говорила, священное, так же, как Цветок, верно? Звери не тронули нас у Цветка, не тронут и рядом с деревом. Или я не прав?
— Не прав, — подтвердила Нерис. — Запах и блеск Цветка отпугивают животных, а туи ничем особенным не пахнет. По виду — обычное дерево, только с багряными листьями. С длинными и узкими, как твой нож, — она показала на шпагу.
— Но не такими острыми, — Дарт улыбнулся и положил ладонь на рукоять. — Чего ты боишься, моя блистательная госпожа? В траве — маргар и с тобой — маргар… Как-нибудь поладим!
Прилетел, трепеща крылышками, Брокат, свистнул, что поиски успешны, и это решило дело. Они двинулись вперед: Нерис — чутко прислушиваясь, Дарт — баюкая на плече мешок и размышляя, сшит ли он из целой маргаровой шкуры или из половины. В последнем случае шансы отбиться были невелики, и он, ощупывая шпагу, с горечью думал о своем разряженном дисперсоре. Правда, сам мешок служил свидетельством того, что маргаров все же убивали — надо полагать, копьем и топором, без лучевого оружия. А может быть, они попадались в ловушки?
Синяя трава раздалась, тропинка вывела их к необозримому лугу, покрытому сочными невысокими стеблями — они трескались под ногой и исходили густым беловатым соком. Вдали паслись какие-то животные — возможно, тахи; вытащив визор, Дарт разглядел крохотные головки микроцефалов на тонких шеях и плотные, обросшие длинной шерстью туловища. Ноги скрывала трава, но ему показалось, что их не четыре, не шесть, а только две. Огромные птицы? Возможно… Но без клюва — пасть, будто у жвачных, и из нее свисают пучки стеблей.
Нерис, облегченно вздохнув и не обращая на этих тварей внимания, ринулась за Брокатом к дереву, что росло шагах в пятидесяти, рядом с грудой разноцветных камешков и раковин. Было оно невысоким, покрытым гладкой охряной корой; на высоте поднятой руки ствол делился на шесть или семь ветвей, что расходились шатром, почти незаметные за водопадом листьев — узких, длиною в руку, свисавших вниз и багрово-красных, словно оставшиеся позади скалы. На фоне голубоватой растительности и синего ясного неба дерево туи выделялось будто рубин в мозаике из бирюзы.
Встав перед ним, Нерис сорвала ракушку с джелфейра, бросила на груду камней, потом прижала к стволу ладони, вытянулась и замерла. Щеки ее постепенно начали бледнеть, зрачки остановились, и звездочка раята на правом виске потускнела, сменив серебристый оттенок на свинцово-серый. Такой, загадочно-непостижимой, она уже являлась Дарту — в пещере на острове волосатых, в трансе вещего сна, который посулил ему битвы, раны и избавление от них… Но что ей виделось сейчас? Морское побережье? Лиловые Долины? Неведомый Нарата, хранитель зерен бхо?
Дарт опустил мешок, приблизился и, подражая Нерис, протянул к стволу раскрытые ладони — ствол был довольно толстым для невысокого дерева, и тут хватало места для них двоих. Ему показалось, что он чувствует сопротивление, будто между пальцами и светло-коричневой корой сгущается что-то упругое, невидимое для глаз, но вполне ощутимое и реальное. Естественный энергетический экран? Защита от невежд и дураков? Напоминание — будь осторожен?
Барьер, однако, был преодолим. Он глубоко втянул воздух, проклял свое любопытство и прикоснулся к стволу.
Текли мгновения, но ничего, казалось бы, не изменилось. Солнце по-прежнему грело его обнаженные плечи и спину, гулявший над равниной ветерок путался в волосах и шелестел листвой, а где-то вверху носился и пищал неугомонный Брокат: «Нашелл!.. нашелл!..» Потом веки Дарта отяжелели, ветер стих, и солнечный свет сделался не резким и пронзительным, а по-весеннему мягким. Теперь он был не обнажен по пояс, а одет: старая куртка зеленоватой шерсти, такие же штаны, потертые ботфорты и берет с неким подобием облезлого пера; к ним — шпага в ножнах и кожаная портупея. Что-то покачивалось и поскрипывало под ягодицами, и он вдруг осознал, что находится в седле, и конь его, неторопливо ступая, шествует к воротам гостиницы. Старый конь, мерин желтовато-рыжей масти, с облезлым хвостом и опухшими бабками, единственное четвероногое достояние их обедневшего семейства… Конь, шпага, пятнадцать экю и советы — все, что он получил от отца… Нет, не все! Было еще и письмо! Драгоценное письмо, которое похитили или сейчас похитят… вот этот черноусый ублюдок, что глядит на него из гостиничного окна… пялится и ухмыляется… С чего бы?
Он приосанился, одной рукой коснулся рукояти шпаги, другую вытянул в оскорбительном жесте, сделав «козьи рожки», и закричал:
— Эй, сударь! Вы! Да, вы, который прячется за этим ставнем! Соблаговолите объяснить, над чем вы смеетесь, и мы посмеемся вместе!
Но незнакомец не ответил, лишь метнул в его сторону насмешливый взгляд, и это было словно удар молота, сваливший его с лошади. Он упал на колени, на что-то мягкое, влажное — наверное, в грязь — и почувствовал руку на своем плече. Рука была цепкой, настойчивой, как и зудевший в ушах голос. Его трясли и звали, раз за разом повторяя странные слова; ему мнилось, что вроде бы этот язык должен быть понятен, но он его не понимал.
Внезапно сказанное обрело содержание и смысл.
— Очнись! — звала его Нерис. — Очнись, глупец! Ты, обиженный Элейхо! Зачем ты прикоснулся к дереву?
— Это было любопытно, моя прекрасная госпожа, — пробормотал Дарт, поднимаясь с колен, — очень любопытно… Я видел… да, я видел картины своей юности… старую одежду, отцовскую шпагу — она потом сломалась… город, в который я въехал на древней кляче, и мерзавца, укравшего письмо… Как его звали, дьявол? И что говорилось в том похищенном письме?..
Но Нерис не слушала его, била кулачками в грудь, кричала:
— Нельзя подходить к дереву, когда с ним беседует шира! Нельзя его касаться! Это опасно! Твой дух улетит к предкам, и ты превратишься в безмозглую тварь! Ты мог потерять разум! Ты…
— …глупец и потому не боюсь лишиться того, чего не имею, — закончил Дарт. — Но все же я благодарен туи: ум или его остатки все еще при мне, а с ними — частица пережитого когда-то и позабытого. — Перехватив запястья Нерис, он попытался ее поцеловать, но шира увернулась. — Ну а как твои успехи, Нерис Итара Фариха Сассафрас т'Хаб Эзо Окирапагос-и-чанки? Видишь, я не забыл твое имя, хоть от него в самом деле можно лишиться разума.
— Это еще почему? — спросила Нерис, отступив и с подозрением глядя на него.
— Прекрасное женское имя всегда сводит мужчину с ума, — Дарт отвесил изящный поклон. — Так что же? Ты говорила с мудрым Наратой из Лиловых Долин?
— Говорила. Он обещал, что пошлет корабль и воинов для нашей охраны.
— И где мы встретим их?
Выдернув пару стеблей, она положила их на землю под углом.
— Смотри, Дважды Рожденный, это — большие реки. Мы плывем по левой, а справа — та, что разделяет земли даннитов и рами. Здесь — горы, а за ними — океан… — Миниатюрный вал из камешков лег поперек стеблей, в том месте, где они почти сходились. — Вот малая речка, впадающая в большую, за нею — озеро, и на его берегах лежат Лиловые Долины… — Она обозначила озеро ракушкой — пониже горной гряды, на равном расстоянии от крупных рек. — Тут, в устье маленькой реки, нас будут ждать.
— И куда потом?
— В Лиловые Долины, а от них — к месту, где сверкали молнии. Примерно вот здесь, — она добавила к кучке камешков еще один, красный.
— Ты можешь показать, где мы теперь? И где тот остров, на котором мы с тобою встретились?
Лоб Нерис пересекла морщинка. Несколько мгновений она размышляла, подкидывая на ладони пару камней, затем положила один из них у середины левого стебля, а другой — на две ладони повыше.
Дарт, беззвучно шевеля губами, уставился на эту карту. Он вспоминал вид местности с высоты, картины, показанные Марианной, и все, что запомнилось во время полета в скафандре; перебирал минувшие циклы, прикидывал скорость левиафана и даннитской флотилии, подсчитывал пройденный путь — по прямой, если учесть извивы и повороты реки. Оценка получалась грубоватая, но все же он мог представить, где находится сейчас и куда ведет дальнейшая дорога. До Лиловых Долин было двести или триста лье, а от них — еще семьдесят или сто до седловины меж гор, отмеченной красным камешком, до места, где поджидал его ираз. Но попасть туда можно было быстрее: не сворачивать к озеру, не плыть в Лиловые Долины, а двигаться до гор по речному берегу. В предгорьях свернуть вправо и пересечь отроги прибрежного хребта… вроде бы совсем невысокие… Или ему так показалось сверху?..
Эта дорога была короче на добрых полсотни лье, и Дарт не сомневался, что воинство тиан проследует таким путем. Он мог бы их опередить, если Нерис переберется на судно Лиловых Долин, оставив ему левиафана. Живой корабль передвигался гораздо быстрее тианских галер.
Он еще не решил, что станет делать, добравшись до хранилища Ушедших. Все зависело от случая и ситуации — от того, сколь глубока дыра, достигает ли она фералового слоя, удастся ли ему взять пробу и выбраться с добычей на поверхность. Если дела пойдут успешно, он будет ждать спасательный корабль или в Лиловых Долинах, или в Трехградье, или в любом из мест, где можно с приятностью потратить время — желательно, не покидая Нерис. А что касается хранилища… Либо наследство Детей Элейхо будет разделено по-доброму, либо он завалит вход и уничтожит шахту со всем ее проклятым содержимым! Или то, или другое — но больше никаких кровопролитий!
«Лишь бы добраться до Голема…» — подумал Дарт. С Големом за спиной он мог контролировать ситуацию; Голем и его дисперсоры были гарантией мира — того, что он не раб обстоятельств, а управляет ими. И может, как повелели явившиеся в снах друзья, повиноваться велениям чести.
Они направились в лес, и Дарт какое-то время молчал, раздумывая об этих снах и о случившемся у дерева туи. С ним, безусловно, творилось нечто странное: обрывки воспоминаний вдруг оживали и возвращались по самым различным поводам и причинам. Во сне ли, наяву, после хмельного из фляги Рууна или как сейчас, под шелестящей в порывах ветра багряной кроной… Возможно, атмосфера Диска влияла на него? Некий таинственный флюид, содержавшийся в воздухе и водах? Духовная эманация, неуловимая для датчиков Марианны, что-то такое, что пробуждало память о былом? Пожалуй, заметить ее могли только люди-приборы, о коих рассказывала Констанция… Но сам он к ним не относился; он не умел читать мысли, общаться с покойными предками и друзьями или предсказывать будущее. В этих вопросах оставалось лишь полагаться на Нерис.
Дарт повернулся к ней и спросил:
— В Трехградье тоже есть дерево туи?
— И не одно, — откликнулась она. — В Трехградье, а также у тири и даннитов, и у других, даже у лысых жаб. Их самки неразумны, и нет среди них шир, но слушать туи могут многие. Это несложное искусство — гораздо проще, чем пробуждение зерен и толкование посланных Предвечным снов.
— Несложное? — Бровь Дарта приподнялась.
— Да, Дважды Рожденный. Однако не для безмозглых маргаров.
Не возразив ни слова, он кивнул. Быть может, на Диске не имелось телепатов, зато была всепланетная система связи, доступная, по словам Нерис, многим. Он не мог объяснить ни ее устройства, ни принципов работы, но согласился с фактом, что она существует и действует и что живые существа способны передать на расстояние мысль с помощью деревьев. Во всяком случае, это объясняло, как в Трехградье и других местах проведали о бивших в небо молниях.
Шагая к лесу по тропе, протоптанной тахами, они уже видели верхушки деревьев — серый и фиолетовый дым на фоне голубых небес. Идти осталось с четверть лье, но Брокат, дремавший меж скафандром и мешком, вдруг забеспокоился, завозился и, тревожно пискнув, взмыл в воздух. Нерис остановилась, склонила голову к плечу, и Дарт заметил, что ее щеки начинают бледнеть — точно так же, как немногим раньше, у дерева туи. Но туи здесь не было; вокруг колыхалась синяя трава, и из нее окровавленными драконьими клыками торчали скалы. От скал не доносилось ни звука, а трава шелестела, и, кроме этого шелеста, шороха и потрескивания, Дарт не слышал ровным счетом ничего.
Взгляд Нерис метнулся к нему. Щеки ее были цвета белого мрамора.
— За нами идет маргар, твой родич. Думаю, ты знаешь, что нужно делать?
— Понятия не имею. Опасный зверь? Большой? — Он оглянулся на висевший за плечом мешок.
— Дело не в величине, — прошептала Нерис бескровными губами. — Очень быстрый… прыгает далеко, бьет наверняка и нападает молча… Я чувствую, он где-то тут, прячется в травах… чувствую, но не могу его заговорить. Он не только быстрый, но еще и умный… Тварь, которой Предвечный дал половину разума и половину жестокости…
«Плохо, — подумал Дарт, осматриваясь. — Ничего не слышно и не видно…» В этих зарослях они были как мыши в мышеловке, гадающие, откуда и когда протянется когтистая кошачья лапа. Сглотнув, он ткнул в ближайшую скалу, что вырастала уступчатым обелиском, вздымаясь выше трав.
— Туда! На камне мы его увидим!
Они проломились сквозь заросли, взлетели на первый уступ, и Дарт, бросив мешок, вытащил кинжал и шпагу. «Может, малышка ошиблась?..» — подумал он. По-прежнему было тихо — только шуршала под ветром трава и вопил Брокат, кружась над вершиной скалы. Там виднелась площадка, не очень большая, но места для двоих хватило бы. «Добраться к ней!..» — мелькнула мысль.
Но дальше второго уступа им лезть не пришлось. Нерис вскрикнула, всколыхнулся воздух, и спину Дарта будто окатило холодом. Мгновенно повернувшись, он увидел, как сверху падает нечто квадратное, темное, с жаркой оскаленной пастью, утопленной в складках шкуры. Он содрогнулся, прикинув дальность прыжка, успел заметить блеск золотистых глаз, подобных расплавленному янтарю, а руки уже делали привычную работу: левая целила кинжал под челюсть, правая метнулась вниз, взрезая зверю брюхо острием клинка.
Плечо обожгло, страшный удар бросил его на камень, кинжал, застрявший в чем-то твердом, вывернулся из пальцев. Откатившись в сторону, он вскочил, не выпуская шпаги, и поглядел вниз: там, на уступе скалы, лежали два мешка в серую и темную полоску. Один был неподвижен, другой еще шевелился и хрипел, и под ним расплывалась кровавая лужа.
Дарт спрыгнул на нижний уступ, добил зверя и вытащил кинжал. Его удар оказался смертельным — клинок попал под челюсть и, перерезав глотку, протаранил мозг. Он вытер лезвие о полосатый мех, со свистом втянул воздух и уставился на маргара.
Зверь был довольно велик, побольше земного барса. Огромная пасть, погасшие зрачки, распоротое брюхо… полное отсутствие хвоста и половых органов… мощные лапы с тремя когтями… между передними и задними — перепонка; в ее складках лапы терялись, и распростертый на камне зверь казался квадратным, нелепым, неуклюжим. Но Дарт помнил его прыжок! Вероятно, эта тварь могла планировать в воздухе и, падая сверху на жертву, убивала одним быстрым и точным движением. Клыки у нее были такие, что при взгляде на них он ощутил холод в животе.
Но маргар был мертв, и по праву победителя Дарт мог распоряжаться его клыками, шкурой и когтями. Смахнув ладонью кровь с пораненного плеча, он задрал голову, поглядел на Нерис, забравшуюся на самый верх утеса, и помахал ей шпагой.
— Иди сюда, ма белле… Тебе не нужен второй мешок? Нет? Ты в этом уверена?
Она торопливо спустилась вниз, баюкая в ладонях съежившегося Броката, прошептала:
— Ты уб-бил его, Д-дважды Рожденный… Уб-бил одним ударом… Одним!
— Двумя, — уточнил Дарт, ткнув клинком в окровавленное брюхо. — Но поведай, моя госпожа, откуда берутся эти твари? До сих пор я думал, что земли рами безопасны… Конечно, если не считать наших приятелей тиан.
— Н-нет… маргар н-не из наших земель… — губы Нерис все еще дрожали и повиновались ей с трудом. — Говорят, меж реками клеймсов и рдандеров, по ту сторону океана, есть дикий край, где никто не живет, и водятся в нем всякие хищные чудища. Реки им не переплыть, и потому они не опасны — ни одно из них, кроме маргаров. Те умеют перебираться в другие земли… никто не знает как… И никому не ведомо, как эти твари производят потомство. Видишь, — Нерис кивнула на мертвого зверя, — он лишен естества. Но там, где появился один маргар, будет второй, а за ним — и третий.
Подняв мешок, Дарт обнял ее за талию и повел к тропе.
— Мы убиваем их повсюду, — пробормотала Нерис. — Убиваем, но это стоит трех или больше жизней… как в последний раз, когда охотился Сайан… Они — осторожные, стремительные, смертоносные…
— Я тоже такой?
Не ответив, она коснулась его плеча с тремя глубокими царапинами от когтей маргара. Они затягивались прямо на глазах; кровотечение остановилось, края порезов сошлись, вспухли алыми рубцами, затем порозовели и начали разглаживаться. Что-то исцеляло раны — гораздо быстрей, чем прилипала, входившая в спасательный комплект.
Шепот Нерис раздался под ухом:
— Соки Цветка Жизни бродят в тебе… Дар Элейхо…
«Возможно, не единственный», — подумал он, вспомнив о картинах прошлого, которые возвращались к нему с загадочным постоянством.
Миновало красное время, наступило и прошло желтое. Они добрались до речного берега, когда джелфейр на шее Нерис начал зеленеть, а листья дынных деревьев, вобрав утренний свет и тепло, стали сворачиваться в трубочки. Левиафан ждал их, укоренившись под нависшими кустами; ждал терпеливо и безмолвно, как поджидает верный пес пропавшего хозяина.
— Куда? — спросила Нерис.
— Назад. Посмотрим, вдруг кто-то остался в живых. Пусть даже полумертвым… Ты говорила, Цветок помогает и таким?
Без возражений она направила корабль к месту битвы. Ее покорность удивила Дарта — Нерис была из женщин, которые спорят по всякому поводу и по любой причине. Но что-то изменилось между ними, и оставалось лишь гадать, когда и почему. Не от того ли, что он чуть не погиб и Нерис спасла его — а значит, исполнилось пророчество? Или потому, что он прикоснулся к дереву туи и убил маргара?..
Левиафан плыл вниз по течению стремительно и плавно; зеленое время еще не кончилось, когда они достигли бухты за полуостровом, изогнутым, словно крючок. Воды тут были чистыми; ночью бурный поток унес обломки тианских галер и плотов даннитов, и лишь дюжину обгорелых бревен прибило к берегу. Сам берег был неразличим: от кромки вод до леса его затягивал оранжевый туман, а выше, то ныряя в непроницаемую мглу, то кружась над нею, металась и вопила стая птероидов. Лесной ассенизатор уничтожал отходы…
— Может, кто-то еще жив? — промолвил Дарт, с тоской взирая на берег. Но Нерис покачала головой.
— Божественный туман растворяет мертвую плоть, а израненную — врачует. Не так быстро, как Цветок, но все же… Сейчас живые были бы на ногах и выбрались к воде. Но тут одни лишь бревна… — Помрачнев, она пробормотала: — Не в обычаях тьяни оставлять кого-то в живых…
«Значит, Кордоо не удалось прорваться, — подумал Дарт. — Бедный Кордоо, незадачливый адмирал! Бедный Руун…» Горло его вдруг пересохло, словно пепел сгоревших плотов еще клубился в воздухе, мешая дышать. Свесив голову за борт, он смочил лицо и губы.
— Они ушли к Элейхо, соединились с ним, и он даровал им вторую жизнь, — сказала Нерис. — Больше они не враждуют, ибо Предвечный их примирил. Даже в тьяни не осталось жестокости… Те, кто уходит к Элейхо, меняются к лучшему, и сожалеть о них не надо. Ни сожалеть, ни поносить.
— На острове криби ты говорила иное, — хрипло отозвался Дарт. — Ты помянула тиан недобрым словом.
Она опустила голову.
— Даже ширы испытывают гнев… Они уничтожили Сайана и всех моих спутников и были со мной непочтительны.
— Чего они хотели от тебя?
— Того же, чего хотят в Лиловых Долинах. У тьяни нет шир — как им познать силу, скрытую в зерне, и оживить бхо? Подобное подвластно лишь ширам, и потому балата не обходится без нас… и без маргаров, — добавила она после паузы.
— Без зверей? Таких, как я убил?
— Нет. Таких, как Сайан, и таких, как ты.
Зеленое время истекло, и раковины в ожерелье Нерис начали голубеть. Левиафан снова плыл против течения; им не хотелось останавливаться на ночлег вблизи бухты, где, растворяя мертвые тела, клубился очистительный туман.
— Флот тиан нас обгоняет, — заметил Дарт после паузы.
— Всего лишь на один цикл, и скоро мы будем впереди. Мы приплывем к устью речки раньше их. Там нас встретят.
— Возможно, там мы и расстанемся.
Она пристально взглянула на Дарта, пожала плечами.
— Кто может знать!
— Ты. Ты просветленная шира! Достань свой кристалл, и пусть Элейхо пошлет тебе вещий сон. Только без кровопролитий и пожаров.
— Я вижу то, что вижу, и я не в силах изменить начертанного. — Нерис вздохнула, полезла в свой мешок, но вытащила не кристалл, а зеркальце. Всмотревшись в свое отражение, она вздохнула снова. — Мой раят не потускнел, а это значит, что ты не подарил мне жизни и дитя. Наверное, и не подаришь… слишком мы разные… Но все же я буду с тобой, Дважды Рожденный. И я не хочу знать, когда и как мы расстанемся.
— А если этого не случится?
— Случится. — Она посмотрела на свой джелфейр. — Случится с той же неизбежностью, с какой зеленое время сменяется синим. Ты уйдешь, непременно уйдешь, и мне тебя не удержать, ибо в мыслях твоих — другая.
Дарт вздрогнул и покосился на ее лицо, озаренное ярким светом голубого солнца и оттого казавшееся еще более спокойным и отрешенным. Веки Нерис были полуопущены, густые ресницы затеняли глаза, и только раят на виске сиял холодным серебряным блеском.
Он выдавил нерешительную улыбку.
— Как ты об этом узнала? При помощи колдовства? Не лучший способ, чтоб разобраться в чужих сердечных тайнах, моя госпожа.
Ресницы Нерис взметнулись, опустились, и он услышал:
— Глупый маргар! При чем тут колдовство? Достаточно быть женщиной…
…Через три цикла они настигли флот тиан и обогнали его, прячась то под крутым берегом, то под ветвями развесистых кустов. Дарт, надвинув щиток визора, пересчитал галеры: их оказалось не меньше двух сотен, и плыли на них тысяч десять воинов — огромное войско по местным масштабам. «В битве с такой армадой шансы даннитов равнялись нулю», — мелькнуло у него в голове.
Возможно, шансы рами из Лиловых Долин были точно такими же.
Часть III
Лиловые Долины
Глава 12
Камень окружал Дарта сверху, снизу и со всех четырех сторон. Вернее, с трех: темница, в которую его ввергли, была треугольной, и это порождало странную иллюзию: куда бы он ни посмотрел, стены сбегались, словно загоняя его в тупик.
Смотреть, собственно, было не на что. Стены, пол и потолок — из отшлифованного розоватого гранита, цельные, без швов, не вырубленные, а скорее выплавленные в каменной толще; посередине — цилиндрический выступ, тоже каменный, невысокий и застеленный шкурами, на котором он мог улечься хоть вдоль, хоть поперек; рядом выступ поменьше, изображавший стол. В одном углу — груда поглощающего отходы мха, в другом — овальный наклонный желоб, выходивший из круглого отверстия-люка, заткнутого сейчас деревянной крышкой — спилом дерева внушительной толщины. Шкуры, устилавшие ложе, также были древесного происхождения — не шкуры вовсе, а кора с длинным серым мягким мехом, ободранная со стволов и аккуратно нарезанная большими полотнищами. Освещали камеру сплетенные из лишайника венки — три больших кольца на трех стенах, сиявшие голубоватым люминесцентным светом. В камере было тепло и сухо, на выступе-столе располагался поднос с горой плодов, шкур для постели тоже не пожалели. Вполне комфортабельная темница, но все же — темница…
Дарт решил, что тут когда-то была опочивальня Темных, оформленная со спартанским вкусом. Лежа на шкурах и вертя головой, он пытался представить, как странное существо размером с барана скатывается вниз по желобу, спешит по нужде в уголок, потом забирается к нему на ложе, разевает пасть и начинает чавкать фруктами. Он наделял эту тварь то щупальцами, то руками и ногами, то хоботом или языком — одним языком, зато упругим, длинным, позволявшим твари перемещаться скачками и ловко хватать фрукты с подноса. Так он развлекался с красного времени до синего и с синего до красного. Ракушка-джелфейр была при нем, а также комбинезон и башмаки, но все остальное испарилось. Видно, местные власти изучали его снаряжение и решали, что делать с самим владельцем: пустить ли на садовое удобрение или, расчленив, скормить водившимся в озере мохнатым жабам. Отсидев в узилище полный цикл, Дарт был согласен на любой предложенный вариант. Его энергичная натура не выносила бездействия.
Все начиналось гораздо лучше, чем кончилось.
В устье речки — той, что текла из озера в большую реку, — их поджидал корабль, парусная баржа с резными перилами, с бортами из досок харири, изукрашенных перламутром, с роскошным шатром на корме, где были приготовлены столы и мягкие постели, и с трюмом, набитым одеждой и коврами, устрицами и копченой рыбой, сладкими соками и фруктами, соленьями и кувшинами с медовым шербетом, который не слишком пьянил, но был чрезвычайно кстати, когда подавали острые и пряные блюда. Поглядев на это великолепие, отведав деликатесов, заметив, как почтительно приседают перед Нерис и перед ним, Дважды Рожденным маргаром, воины и мореходы, а также хорошенькие служанки, которых насчитывалось не менее дюжины, Дарт разнежился и подумал, что миновать Лиловые Долины никак нельзя. Там, вероятно, понимали в жизни толк, и к тому же, как его уверял предводитель встречавших Ренхо, выбранный Дартом маршрут в предгорьях хоть и был короче, зато тяжелее, чем дорога от озера. Там пришлось бы идти вдоль каменистых осыпей, блуждать в ущельях, продираться сквозь колючий кустарник, форсировать овраги, заполненные грязью после ночных дождей, и там не росли плодовые деревья. Последнее не тревожило Дарта — его контейнер с пищевыми капсулами еще не опустел, однако путь и вправду был нелегок. И в результате, решив, что выигрыш в расстоянии не компенсирует потерю времени, он согласился плыть в Лиловые Долины.
Он сам себя уговорил и знал об этом так же, как об истинной причине своего решения. Корабль и семь или восемь десятков людей, не волосатых криби и не хвостатых даннитов: женщин, с которыми можно пофлиртовать, мужчин, готовых посидеть за столом, потолковать и выпить — пусть не вина, так хоть медового напитка. Он не хотел расставаться с ними и, разумеется, с Нерис; он жаждал общения и компании — множества новых лиц, голосов, историй, песен. Возможно, эти рами, имевшие излишек ребер и сердце с правой стороны, были все-таки ближе ему, чем метаморфы, способные во всех подробностях копировать землян. Хотя бы по тем причинам, что у них существовала цель и занимались они понятным Дарту делом: готовили пищу, правили судном, командовали, служили и охраняли. А впереди его ждал цветущий город, полный тайн, будивших любопытство, и приветливых жителей — уже не десятки, а тысячи новых лиц и встреч, что было для него, за четыре последних века, изрядной роскошью. Альтернатива всем этим радостям казалась мрачной: блуждания в одиночку в диких горах.
Левиафана опутали сетью и привязали за кормой баржи; затем они тронулись в путь. Речка, ведущая к озеру, оказалась прямым как стрела каналом, по берегам которого тянулись пологие холмы с жилыми пещерами и росли деревья хидж, не очень высокие, но с пышной листвой и мощными длинными ветвями, затенявшими воды. С большой реки дул легкий ветерок, и судно двигалось в голубоватом тоннеле, словно пронизывая толщу льда; плыли днем и ночью, так как в период дождей течение в канале почти не убыстрялось. Эту магистраль, думал Дарт, несомненно искусственную, не разглядишь с высоты — как, вероятно, и другие сооружения, сохранившиеся с древних времен. Теперь он понимал, отчего Марианна не обнаружила здесь ни городов, ни дорог, ни иных признаков цивилизации: все построенное и возведенное Темными было слито с холмами, горами, лесами и становилось, в сущности, частью природного ландшафта.
Город был вершиной этого искусного и ненавязчивого слияния. Впрочем, в понятиях Дарта, Лиловые Долины выглядели не городом, а обширной местностью вокруг полноводного озера; ручьи и реки, впадавшие в него со всех сторон, формировали улицы-долины, холмы и живописные нагромождения скал являлись водоразделами и в то же время жилищами — под ними таился лабиринт искусственных пещер, чьи входы открывались на террасы. Самые нижние из них служили берегами рек, а те, что повыше, расположенные в пять, шесть или семь ярусов, тонули в синих и голубых деревьях, в кустах с серебристой листвой, в травах и пепельно-серых лишайниках, светившихся по ночам. Их сияние и блеск, а также вечерняя мгла, клубившаяся над озером, меняли палитру цветов: синее превращалось в изумрудное, голубое — в зеленоватое, серое и серебристое принимали оттенок нефрита, и все вместе казалось лиловым, нереальным и сказочным, будто в стране эльфов и фей.
Из осторожных расспросов Дарт выяснил, что все поселения на Диске были такими же, а если и различались, то немного, с учетом физиологии и эстетических запросов разных рас. Несомненно, их возводили не для нынешних обитателей; Темные, Дети Элейхо, строили для себя и жили тут, а затем ушли, оставив своим наследникам подземные дворцы на берегах озер и рек, плодовые сады, деревья, дававшие кожу, ткань, клей, древесину и все остальное — вплоть до систем экологической очистки. В Лиловых Долинах этим занимались обитающие в озере существа, похожие на шерстистых жаб — всеядные, но, в отличие от водяных червей, претендовавшие только на отходы.
Жизнь в пещерных городах была удобна и привычна, и потому идея строительства жилищ казалась здесь нелепицей — точно такой же, как мысль об обработке почвы, посеве, жатве и сохранении урожая. Деревья росли и приносили плоды, не требуя забот; равным образом пещеры существовали всегда, издревле, и места в них хватало каждому. Их украшали тканями и меховыми коврами, меняли освещение и обстановку, приспосабливали под мастерские, лавки, жилища и кабачки — вот и все, не более и не менее. Что же касается строительства, то для обитателей планетоида этот термин означал иное; можно было построить корабль или плот, склеить пирогу или тачку для перевозки плодов, сложить печь для обжига глиняной посуды или приготовления яств.
Все это Дарт узнал в течение трех циклов, что заняла дорога к озеру. Главным образом, от Ренхо, сына почтенного Оити, местного старейшины. Ренхо был разговорчивым малым и, в силу родства со старейшиной, командовал одним из отрядов пограничной стражи. Полное его имя было, как это и положено у рами, слишком длинным и трудным для запоминания, так что Дарт окрестил его лейтенантом. На капитана Ренхо не тянул ввиду молодого возраста, а для сержанта казался слишком важной птицей, ибо, начальствуя над полусотней воинов, носил на шлеме три ярких пера. Шлем из витой раковины выглядел очень красивым, и столь же изящными были его синий кильт, украшенные перламутром сандалии и перевязь, а также сплетенная из серых перьев накидка. Этот наряд дополняли костяной кинжал и сумка с метательными снарядами — плоскими раковинами с остро заточенным краем. Люди Ренхо были экипированы поскромней, но их вооружение оказалось таким же — плюс деревянные наплечники, копья и увесистые палки с торчавшим на конце шипом харири, напоминавшие видом кирку.
Вскоре Дарт обнаружил, что медовый напиток делает Ренхо еще разговорчивей — особенно если им запивать будившие жажду блюда из рыбы, моллюсков и маринованных корнеплодов. Ближе к вечеру они уселись с этими яствами на баке, у резного форштевня, изображавшего похожего на Броката зверька, только раз в десять побольше и с пышным хвостом на месте задних лап. Моллюски, напоминавшие устриц, были превосходны, свежекопченая рыба таяла во рту, и все это, вместе с напитком, располагало к содержательной мужской беседе — к примеру, о нравах местных девушек и дам, которые — хвала Элейхо! — не отличались строгостью. Впрочем, Дарт хотел поговорить и на иные темы — о дорогах от озера к предгорьям, о городских порядках и пограничной страже, о власти старейшин и о том, проведена ли в Лиловых Долинах мобилизация ввиду предполагаемых схваток с тьяни.
Но не успел опустеть первый кувшин, как из шатра на корме выплыла Нерис — не в прежней скромной тунике, а в белых, роскошных, ниспадающих до палубы одеждах. Над ней, вероятно, потрудились служанки: волосы были расчесаны и перевиты жемчужными нитями, глаза подведены, над правой грудью голубел цветок, а за плечами колыхался палантин из серебристых перьев. Завидев ее, воины грохнули палками о наплечники, а Ренхо поспешно вскочил и тут же присел, раскинув в стороны руки.
Нерис поманила Дарта пальцем.
— Ты ослепительна, ма белле донна! — Он тоже поднялся и отвесил поклон. — Чего желает моя госпожа?
— Синее время, маргар!
Дарт почесал кончик носа. Идти в шатер ему совсем не улыбалось.
— Кстати о маргарах, светозарная… Как раз об этом мы толкуем с Ренхо. Важный разговор! Я поделюсь с ним опытом, и он, глядишь, захочет стать маргаром. Ты ведь сама говорила — где появляется один, там будет и другой, и третий.
— Я не достоин этой чести! Клянусь Предвечным, не достоин! — Ренхо присел еще ниже. — Кроме того, в Лиловых Долинах уже есть маргары, целых три — Глинт, Птоз и Джеб. — Тут он блеснул глазками в сторону Дарта. — Ты, Дважды Рожденный, будешь четвертым и, не сомневаюсь, самым искусным из всех.
— Чем больше маргаров, тем лучше, — заметил Дарт, похлопал его по спине, сел и протянул руку к кувшину.
— Уверяю тебя, четырех маргаров вполне достаточно, — взволновался Ренхо. — Пять — это уже слишком… Глинт, Птоз и Джеб могут подумать, что я покушаюсь на их наследственные права!
Одарив Ренхо ледяной улыбкой, Нерис взглянула на Дарта.
— Когда вы решите этот вопрос, ты можешь вернуться в шатер, Дважды Рожденный. Но не удивляйся, если я буду спать.
Она величественно повернулась, колыхнув серебристыми перьями, и исчезла.
— О женщины!.. — пробормотал Дарт. — Varium et mutabile semper femina![2] Но все-таки мы обожаем эти прекрасные цветы Мироздания… Мы молимся на них, а они ревнуют нас к друзьям и пиву.
— Мы дарим им жизнь, а нашу они делают то сладкой, как плод ханифы, то горькой, как корень хрза, — поддержал его Ренхо. — Но, доблестный маргар, шира — не обычная женщина. Если б она избрала меня своим защитником и дарителем жизни… — Он облизнулся и разлил по кружкам медовый напиток. Впрочем, готовили его не из меда, а из сахаристой древесной смолки, напоминавшей цветом янтарь.
— Ты молод, и у тебя все впереди, — ободрил его Дарт. — А пока… Что ты там толковал про Глинта, Птоза и Джеба? И об их наследственных правах?
Но этот вопрос так и остался невыясненным — Ренхо хотелось послушать про великую битву между даннитами и тьяни, про сражение на берегу и в речных водах, про пылающие суда, блеск секир, полет копий, пролитую кровь — и, конечно, про подвиги доблестного маргара. Дарт принялся рассказывать, черпая вдохновение в новых и новых кувшинах, и не заметил, как их окружила толпа стражей границы и мореходов. Они ловили каждое его слово, взирали с восторгом на шпагу и кинжал, а в наиболее волнующих местах стучали палками о наплечники. Под этот дробный стук он и уснул, не завершив рассказа, и, не в пример другим ночам, сладко проспал до самого красного времени. А когда проснулся, рядом уже стояли кувшины и громоздились на подносах плоды.
Пиршество тянулось все три цикла с редкими перерывами, чтобы отбить атаки Нерис, и под конец, когда баржа плыла в вечерних лиловых сумерках по озерным водам, Дарту уже начало казаться, что моллюски в пряном соусе оживают и шевелятся в его животе, что мясные плоды блеют, как бараны, а сладкие ягоды норовят проскользнуть мимо губ и попадают то в глаз, то в ухо. Медовый же напиток в последнем кувшине определенно горчил, и, отведав его, Дарт погрузился в скорое беспамятство. В себя он пришел на мягком ложе в темнице с тремя стенами.
Существовал ли естественный повод к этой внезапной сонливости? Или тут расстарался Ренхо, сын почтенного Оити?.. Второе представлялось Дарту более реальным. Сон его, даже глубокий и долгий, обычно был чуток; он просыпался от прикосновений и теней, скользнувших по лицу, от подозрительных звуков и запахов. Конечно, пребывая в трезвости… Однако в любом варианте не мог он дремать, когда его сгружали с корабля и волокли по коридорам в эту келью! Никак не мог!
А если мог — то, спрашивается, куда глядела Нерис? Куда?! Оберегать задремавшего рыцаря — приятнейший долг благородной дамы… А долг есть долг, тысяча чертей! Даже если он заснул на палубе, сраженный медом, то пробудиться полагалось не в темнице, а в ее постели… или поблизости от нее… во всяком случае, не у дурацкого люка, забитого пробкой!
Бросив хмурый взгляд на деревянную затычку и желоб под ней, он в сотый раз попробовал представить тварь, что лазала в эту дыру. Потом плюнул, лег на древесные шкуры и принялся размышлять о женском коварстве и неблагодарности.
Послышался протяжный скрип, и закрывавший отверстие щит немного отъехал в сторону. Повернув голову, Дарт уставился на него с такой надеждой, будто хотел пробуравить насквозь. Алый цвет джелфейра уже сменялся золотистым, а легкость в членах подсказывала, что близится условный полдень.
В щель просунулась голова стража — не в шлеме из раковины, а в походившем на берет уборе. Берет был серым, и над ним трепетало одно перо — выходит, не простой воин, сержант.
— Эй, маргар! Ты спишь?
Никакой почтительности, отметил Дарт и, скрипнув для усиления эффекта зубами, отозвался:
— Маргар проснулся и жаждет крови!
Голова исчезла, в коридоре зашептались, застучали палками, потом снова раздался голос сержанта:
— Старейшины ждут тебя, маргар! Выходи!
Просить вторично не пришлось — птицей взлетев по желобу, Дарт протиснулся в щель. Почетный эскорт, ожидавший его, состоял из десяти серых беретов под командой оперенного сержанта. Туники у них тоже оказались серыми, и вооружение было другим, чем у людей Ренхо, — лишь костяные кинжалы на перевязях да короткие толстые палки, обтянутые кожей. И глядели они на доблестного маргара совсем не так, как пограничники, — без всяких восторгов, а даже скорее с оттенком пренебрежения.
— Шевелись! — Палка сержанта ткнула его пониже спины.
Дарт двинул оскорбителя под дых и, когда тот согнулся, цепляясь за стену, вырвал палку и опустил ее на сержантский загривок. Стражи проворно отскочили, взяв их в полукольцо; в движениях их чувствовались немалая сноровка и опыт коридорных драк. Затем трое, поигрывая палками, шагнули к Дарту, и тот уже начал прикидывать, кого ошеломит в висок, а кому своротит челюсть и выбьет колено. Но сержант, покачиваясь на нетвердых ногах, вдруг прохрипел:
— Не бить, черви безмозглые! Бить не велено, чтоб вас криб сожрал! Ни Айдом, ни почтенным Оити!
Серые береты замерли — видно, с дисциплиной у них был порядок. Дарт поддержал сержанта, обхватив за талию, сунул ему палку и усмехнулся:
— Значит, бить не велено? Всего лишь? — Он обвел охранников грозным взглядом и неожиданно рявкнул: — Как стоите, потомки тухлого яйца? Приседать и кланяться! Кланяться и приседать! Почет Дважды Рожденному маргару, защитнику просветленной ширы из Трехградья! Да приседайте пониже и помните: шира глазом моргнет, и я спущу вас в озеро к мохнатым жабам!
— Маргар… — зашелестело в коридоре, — настоящий маргар… истинный, неподдельный…
Стражи присели, грохнули палками о деревянный пол и торопливо выстроились в две шеренги. Сержант, отдышавшись, встал впереди, и Дарт, похлопав его по плечу, распорядился:
— Тебе приседать не надо. Ты, мон петит, уже и кланялся, и приседал.
Когда процессия тронулась — не с неприличной поспешностью, а четко печатая шаг, — Дарт дернул сержанта за тунику.
— Что-то здесь неприветливы к гостям, почтенный. Люди Ренхо были повежливей… С чего бы, а?
— Они — из порубежной стражи, а мы — из городской, — буркнул сержант. — Их служба в лесах, и на маргаров они глядят раз в сотню циклов. Ну а мы-то нагляделись… Нам от них одни хлопоты… — Он мрачно потер рубец на шее и замолчал.
«Выходит, Глинт, Птоз и Джеб — не слишком популярные фигуры, — мелькнуло у Дарта в голове. — А почему? Надо бы познакомиться, а заодно и выяснить кое-какие нюансы…» Он до сих пор не ведал ни своих маргарских функций, ни даже смысла этого термина. На миг перед ним мелькнула жаркая пасть, когти, огромные клыки, глаза, пылающие, как расплавленный янтарь… Нерис сказала: они — умные и осторожные, быстрые и смертоносные… Но что это значит применительно к человеку?
Читать бесплатно другие книги:
