Солдат удачи Ахманов Михаил
Телетаксис — управление характеристиками окружающей среды, включая гравитацию и электромагнитное поле. Частные случаи телетаксиса: электротаксис — генерация радиопомех, мощных защитных полей, электрических разрядов и шаровых молний; адвекция — перенос тепла, влаги и тому подобное, и, как следствие, возможность влиять на погоду (носители этого дара — "синоптики", заклинатели дождя); левитация — полет без применения технических средств; пирокинез — возжигание огня и управление пламенем (Кинг "Воспламеняющая взглядом").
Телепортация — способность переносить себя самого и любые объекты из одной точки пространства в другую, причем перенос осуществляется либо мгновенно, либо с гигантской скоростью.
Теледеструкция — разрушение любых атомно-молекулярных структур без применения технических средств. Частный случай — телекавитация или пробивание отверстий в стенах или любых иных препятствиях.
Телеконверсия — или трансформация — целенаправленное изменение любых атомно-молекулярных структур. Частный случай — изменение собственного тела; следуя за Сильвербергом ("Замок лорда Валентина") и другими авторами, носителей этого свойства можно назвать метаморфами. Метаморфизм напоминает эндовиацию, но является неизмеримо более мощным феноменом.
6. Смешанные телепатические и телекинетические явления.
Перцептация — или восприятие — пассивное подключение к разуму и органам чувств другого существа (человека, животного, растения); отсюда проистекают дальновидение, дальнослышание, ясновидение.
Полный контроль — полное подчинение другого существа своей воле, телепатическое и телекинетическое управление им.
Перцептация и телепатический контроль описаны Стерлингом Ланье в "Путешествии Иеро".
Сделаю несколько замечаний об экстраментальных явлениях. Если говорить о реальности, не о фантастике, то нам до сих пор в точности неизвестно, существует ли телепатический феномен. Почему? Вот вероятное объяснение. Если предполагать, что телепатия есть врожденный дар младенца, то такой ребенок неизбежно вырастет идиотом, так как в младенчестве не способен защитить (заэкранировать) свой разум от лавины мыслей окружающих (если только такая экранировка тоже не является врожденным свойством). Лишь в том случае, если телепатический дар проявляется в более зрелом возрасте, и его носитель вовремя обучится защитным процедурам, он станет настоящим полноценным телепатом.
В отличие от телепатии врожденный дар телекинеза не сводит ребенка с ума, и я полагаю, что телекинетиков существует довольно много. Некоторые из них (возможно — подавляющее большинство) не осознают своих способностей, которые просыпаются лишь в момент сильного волнения и стресса; и тогда они, сами того не ведая, начинают хаотически манипулировать предметами и энергетическими полями. Это может являться объяснением полтергейста.
Наконец замечу, что телепат всегда ведает о своем даре, если только он не малое дитя; телепату совершенно ясно, что он воспринимает мысли окружающих, и проверить этот факт ему нетрудно. Но свойства телекинеза, телетаксиса и теледеструкции могут быть неосознанными, хотя и очень сильными — особенно в том случае, когда они проявляются эпизодически; тут гораздо труднее установить причинно-следственную связь, чем в случае телепатии. Теперь я в праве высказать гипотезу, что ряд катастроф и стихийных бедствий вызван каким-нибудь "синоптиком"-адвектом, который часто ссорится с женой. Возможно, этот дар передается в определенной семье из поколения в поколение, как таланты каттнеровских Хогбенов? Возможно, все члены этого семейства очень раздражительны? Возможно, они обитают где-нибудь неподалеку от Бермудского треугольника, который является полтергейстом чудовищных размеров?
После этих замечаний перейдем к явлениям ф е н о м е н а л ь н ы м, то есть к самым необычным ПФ. К ним я отношу:
Интуитивизм — способность мгновенно приходить к верным выводам и решениям, независимо от профессиональных знаний и минуя цепочку логических рассуждений (Азимов "Сами боги" и "Край Основания"). В частных случаях к носителям этого дара относятся: "механики" — люди, интуитивно постигающие назначение любого механизма, способные отыскать в нем неисправность и ликвидировать ее; "финансисты" — люди, владеющие талантом к приумножению богатств; дайнджеры — личности, способные предчувствовать опасность (Ахманов "Скифы пируют на закате", Громов "Год лемминга").
Психоамфиболия — двойственность; размещение в одном мозгу двух или нескольких разумов либо распараллеливание собственного процесса мышления (кибернетический аналог — многопроцессорные системы). Подобный случай описан у Шекли в "Четырех стихиях".
Прекогнистика — предвидение и предсказание будущего. Добавлю, что в этом случае будущее предстает в виде связных картин событий, а не в виде предчувствий, как у интуитивистов.
Долгожительство — имеется в виду активная жизнь в течение нескольких столетий или даже бессмертие (Хайнлайн, романы о Лазарусе Лонге; Ван Вогт "Оружейники").
Акциденция — случайность; осознанный или неосознанный дар управления случайностями, в результате чего личность обретает особую удачу. Носителей этого свойства можно назвать "везунчиками" (Нивен "Мир-кольцо").
Гетерохрония — многовременье или управление временем. Частный случай — контрамоция, жизнь в обратном потоке времени (Стругацкие "Понедельник начинается в субботу").
Предложенная мной классификация, разумеется, не полна и не точна, но она наводит хотя бы какое-то подобие порядка в мире хаоса. Завершая статью, я хочу также обратить внимание читателей, что в ней не фигурировали слова "умение" или искусство" — например, "искусство быстрого счета". Умение и искусство — это то, чему можно научиться, а паранормальные качества не обретешь ни в школе, ни в университете. Пока не обретешь, а может быть, и никогда. Это врожденный талант, Дар Божий.
Или, если угодно, Божья Кара.
Дмитрий Петров
У кошки — семь жизней (послесловие)
Должен сразу предупредить: это не критическая статья, посвященная творчеству Михаила Ахманова, а краткий биографический очерк. Хотя я читаю его книги не без интереса и мог бы, наверное, что-нибудь сказать о них, мне все приятней позиция читателя и друга, а отнюдь не критика. Тем более, что сам Ахманов относится к критикам без особой приязни: однажды он заметил, что если роман — груда писательских испражнений, то критики — навозные мухи, что вьются над ней. Поскольку я сам писатель, то полностью разделяю его мнение.
Итак, с чего же мы начнем? С одной смешной истории, произошедшей с Михаилом Ахмановым лет десять назад, в те времена, когда он был всего лишь М. С. Нахмансоном, когда в природе не имелось ни Ахманова, ни Майкла Мэнсона, ни М. Сайнера-младшего, ни даже Джеффри Лэрда. Вы спросите, чем он занимался в ту доисторическую эпоху? Ну, разумеется, физикой — в полном соответствии со своим дипломом и ученой степенью. Еще переводил кое-какие рассказы американских фантастов — так, для души и для отдыха от изнурительных трудов на ниве рентгеновской дифрактометрии.[3] Перевел он несколько историй "Дока" Смита, и надо же такому случиться — известный фэн Борис Завгородний пожелал напечатать их в одном из сборников волгоградского клуба любителей фантастики. Клуб, как вы понимаете, не рядовое издательство; клубменам интересны не только переводы, но и личность переводчика, а потому он был обязан составить приватную справку о себе — где учился, на ком женился и кого породил (последнее — уже для бухгалтерии, чтоб не брали налог за бездетность). Листик с этими данными был подколот к переводам и, непонятно как, пропутешествовал не к клубменам и не в бухгалтерию, а прямиком в типографию. По словам Ахманова, Завгородний этот факт объяснить не мог, только мотал головой и ссылался на хроническую изжогу и происки инопланетных пришельцев.
Ну, что попало в типографию, то там и напечатали: рассказы "Дока" Смита плюс приложение под заголовком "Сведения о переводчике". И там было все, от даты рождения до места работы жены и института, где учится сын. К счастью, ничего криминального, так как М. С. Нахмансон не сидел, не разводился, не пьянствовал, не прелюбодействовал и даже работу сменил один раз в жизни, перебравшись из университета в НПО "Буревестник". Но похохотали в девяносто первом над этой книжицей изрядно. Я ее видел — маленькая такая, в ладонь, и называется "Лорд Тедрик и другие рассказы". Раритет! Ахманов любит ее полистать и с особой гордостью показывает фамилию редактора — Я. Стругацкий.
Так вот, о чем же было написано в той книжице в 1991 году, в разделе "Сведения о переводчике"? Цитирую (хотя и не полностью):
"Нахмансон Михаил Сергеевич родился 29 мая 1945 г. в городе Ленинграде; по специальности — физик, кандидат физико-математических наук. Окончил в 1967 г. физический факультет Ленгосуниверситета, а в 1971 г. — аспирантуру НИИФ ЛГУ. С 1971 г. работает во ВНИИ приборостроения НПО "Буревестник", руководит лабораторией вычислительной физики. Занимается новой отраслью знания — физической информатикой, синтезирующей использование средств вычислительной техники и сведений о физико-химическом строении и составе вещества. В этой области, а также в области квантовой химии и физики твердого тела, опубликовал около ста научных работ, в том числе — несколько книг.
С юности был увлечен научной фантастикой, которую считает не только средством отдыха, но и источником новых идей для своей исследовательской работы. С 1985 г. занимается переводами фантастических произведений с английского, сотрудничает в изданиях фэнов Ленинграда."
Пожалуй, достаточно — дальше идут списки переводов, фэнзинов и конфиденциальные сведения о супруге и сыне.
Свой очерк я бы хотел построить отчасти как дополнение к вышеизложенной информации, отчасти как ее продолжение — ведь раритету Б. Завгороднего скоро десять лет, и приведенная мной цитата слегка устарела. Начнем, пожалуй, с фразы: "с юности был увлечен научной фантастикой". Тут имеется ввиду пятилетний возраст, когда будущий М. Ахманов осилил первую в своей жизни книжку, которая была потрясающим романом-фэнтези, где добро сражалось со злом в полный рост, где встречались всякие мутанты, ожившие куклы и поленья, где были описаны несчастная любовь и финансовые аферы, а также присутствовал весь положенный набор мерзавцев, бандитов и благородных героев. Как вы уже догадались, речь идет о бессмертном "Золотом ключике", склонившем сердце юного Ахманова к фантастическому жанру. Еще до поступления в университет он перечитал все, что мог обнаружить в библиотеках — от Жюля Верна, Уэллса и братьев Стругацких до апулеевых "Метаморфоз".[4]
Затем ему пришла мысль попробовать себя в литературе, и в 1963 г., в восемнадцать лет, он написал фантастико-шпионский роман "Петуху не кричать на заре". Свершилось это в целинном поселке "Кантемировец", в период "третьего семестра" — то есть летних студенческих работ. Университетский отряд строил птичник, и потому в романе повествовалось об агенте заокеанской державы, который тщится похитить курицу, несущую яйца из чистого плутония. Роман был опубликован в стенной газете отряда, которую сам же Ахманов и издавал; ажиотаж, вызванный им в студенческой среде, оказался долгим, бурным и принес Ахманову первую писательскую славу. Кстати, это произведение он создал под псевдонимом Шлема Бачковой.
После этого деяния наступил длительный тайм-аут, когда Ахманов заканчивал университет и аспирантуру, защищал диссертацию, распределялся, карабкался вверх по лестнице степеней и должностей и не писал ничего толкового — кроме упомянутых выше научных трудов, от коих у нормальных людей случается приступ заикания. На первый взгляд, его карьера была блестящей и легкой: в 26 лет — кандидат наук, в 29 — заведующий сектором, а затем — лабораторией в крупном НИИ, в 46 — директор небольшого научного предприятия при НПО "Буревестник". Кроме того, активно работающий ученый: книги, сотня публикаций, преподавание в университете, доклады на зарубежных конференциях… Но это — лишь внешняя сторона дела, а правда, как обычно бывает, горька и обидна.
Да, он одним из первых на своем курсе защитил диссертацию, и это была хорошая работа по теоретической физике, но в университете места ему не нашлось — не та национальность стояла в паспорте. Проще говоря, его выкинули вон, предложив искать работу самостоятельно; он обошел десятки ленинградских ВУЗов и НИИ и убедился, что толковый физик и преподаватель не нужен нигде, если он "инвалид пятой группы". Взял его на работу директор НПО "Буревестник", человек бесстрашный и пострадавший за свою отвагу в романовские времена, когда его сняли с должности. Его, первого своего руководителя, Ахманов очень уважает и до сих пор поддерживает с ним контакт.
Итак, он получил работу, а затем было много всякого, в стиле главной советской директивы: "держать и не пущать". "Не пущали" очень активно, особенно на зарубежные конференции, однако с началом перестройки что-то изменилось — пустили! Сначала — в Чехословакию и Германию, а в 1992 г. даже в Штаты, куда Ахманов был приглашен персонально, с заказной лекцией, на почетный международный симпозиум, который физики-дифрактометристы проводят раз в десять лет.
Но, по словам Ахманова, не это явилось пиком его научной карьеры. В начале девяностых годов он, одновременно с работой в НПО "Буревестник", преподавал в университете, на факультете повышения квалификации научных работников. Особых денег этот труд не приносил, но тешил душу Ахманова, который, как говорится, учитель "от Бога". И вот наконец его старания оценили: Ленинградский университет выделил ему ассистенстскую должность — через двадцать лет после того, как аспиранта М. С. Нахмансона подвинули из университетских стен. Вообще-то ученым с сотней работ и солидным научным стажем такие должности не предлагают (это примерно то же самое, как если б Марининой заплатили десять долларов за авторский лист), но Ахманов этим предложением не был ни оскорблен, ни обижен. Наоборот, он счел его вершиной своей карьеры и отклонил с самой искренней благодарностью.
К переводам англо-американской фантастики он пристрастился в середине восьмидесятых, и это занятие привело его в студию Бритикова и Балабухи при ленинградском отделении Союза писателей. [5] Там он многому научился и выполнил свои первые работы: перевел романы Стерлинга Ланье "Путешествие Иеро" и Филипа Фармера "Сказочный корабль", а также ряд повестей и рассказов Ван Вогта, Азимова, Дика, Гамильтона, Лейнстера, "Дока" Смита и других авторов. По мере того, как убывала его страсть к науке, возрастал интерес к переводческой деятельности, и, после первых публикаций Ланье и Фармера, он взялся за более серьезные проекты, реализованные в 1992-95 гг совместно с издательствами "Северо-Запад", "Лейла", "СПИКС", "ВИС", "Тролль". В те годы он активно переводил сам, а также стал организатором группы лениградских переводчиков, впервые познакомивших наших читателей с Перинитским циклом Энн Маккефри, с Миром Реки Фармера, с дилогией Ланье об Иеро Дистине и Сагой о Ленсменах "Дока" Смита. Это были очень крупные работы, в результате которых за четыре года было выпущено два десятка полнометражных книг. Именно тогда Ахманов сформировал свое кредо переводчика, которое звучит следующим образом: надо переводить не дословно, а так, чтобы книга производила на русскоязычного читателя такое же впечатление, как на англоязычного. В соответствии с этой концепцией многие его переводы (прежде всего — "Дока" Смита и, отчасти, Энн Маккефри) являются, собственно, пересказами, результатом литературной обработки.
К созданию оригинальных вещей он перешел очень плавно — можно сказать, подъехал к собственным романам на горбу верблюда по имени Ричард Блейд. Как-то ему попалось несколько книжек Джеффри Лорда об этом неустрашимом супермене, и он их перевел для нескольких издательств; затем последовал заказ от "ВИСа" — там желали выпустить сериал о Блейде как минимум в десять томов. Романов Лорда, имевшихся в наличии, хватало только на пару книг, и один из издателей сказал: а почему бы вам, мсье переводчик, не написать недостающее самому? И мсье переводчик написал, а также привлек к этому делу нескольких весьма известных сейчас писателей-фантастов. Их имен я не называю, так как не просил у них такого разрешения, которое в данном случае необходимо — ведь мы говорим о писании сиквелов. А сиквелы почему-то считаются литературной поденщиной и презренным занятием для всяких недоумков.
Ахманов с этим не согласен. Он готов признать, что истории о Ричарде Блейде всего лишь бульварная литература, слегка подсоленная фантастикой, но, по его мнению, профессионал должен справляться и с такими задачами. Хотя бы затем, чтобы овладеть искусством написания боевых и эротических сцен, которые должны быть реальными, но не отвратительно-кровавыми и не скабрезными. По собственному опыту знаю, как это непросто, и согласен с утверждением Ахманова, что сага о неустрашимом Блейде его многому научила. Он написал около двадцати повестей и небольших романов под псевдонимом Дж. Лэрд, и хотя то был период ученичества, кое-какие из этих творений весьма занимательны, а иные явились для него испытательным полигоном для отработки различных фантастических идей. Как говорилось выше, я не собираюсь оценивать ни раннее, ни более позднее творчество Ахманова, но замечу, что читателям полезно знать, какие вещи написаны героем моего очерка, а какие — другими авторами, включая отца-основателя Джеффри Лорда.
Романы о Блейде относятся к особому поджанру, который можно было бы определить как героическую приключенческую фантастику. Подчеркну, что это, в общем-то, не фэнтези, не сказка, если не считать сказочных подвигов Блейда то в постели, то на поле брани. Что же касается сказок как таковых, то ими Ахманов интересовался очень активно (как мы помним, с пятилетнего возраста), а потому, закончив с Блейдом, переменил личину, превратился из Дж. Лэрда в Майкла Мэнсона и принялся за Конана. Этот киммерийский варвар стал для него "вторым верблюдом" — правда, наездник был теперь поискуснее, и сказки получились неплохие. В 1994-95 гг. Ахманов-Мэнсон написал четыре романа, повесть и несколько новелл, и этот период явился для него как бы стартовой позицией — или, если угодно, точкой перехода от науки к литературе, от облика ученого к писательской ипостаси. Что и завершилось в последующие пять лет.
Это были годы плодотворного сотрудничества с крупнейшим российским издательством "ЭКСМО", в котором вышли все фантастические романы Ахманова. Собственно, и Ахмановым он стал благодаря "ЭКСМО", где придумали этот псевдоним — словно отковали последнее звено цепочки, начавшейся со Шлемы Бачкового больше тридцати лет тому назад. Что же висит на ней, на самом последнем и самом тяжелом звене? Дилогия "Скиф" и "Странник", уже дважды переизданная; два романа из незавершенной тетралогии о принце Дженнаке — "Другая половина мира" и "Пятая скрижаль"; "Тень Ветра" и "Тень Земли" — два романа из незавершенной трилогии;[6] "Капитан Френч", созданный в соавторстве с британским писателем Крисом Гилмором; и, наконец, "Солдат удачи". Пять работ, и если присмотреться к ним внимательней, мы обнаружим фантастический боевик, фантазию на темы инвертированной истории, футурологический прогноз ("Тени" — утопия или антиутопия?.. не разберешь!), "космическую оперетту" с налетом британского юмора, затем — мистический роман с шевалье д'Артаньяном в главной роли. Очень разные вещи, непохожие друг на друга, и это радует. А чтобы порадовать читателей еще больше, замечу, что вскоре выйдет "Крысолов" — то ли триллер, то ли детектив, то ли нечто фантастическое — хоть без крови, но с изрядным юмором, уже не британским, а сугубо российским. Может быть, книжка эта уже вышла, и вы провели с ней день-другой, хихикая над каждой страницей?
Но есть у Ахманова иные книги — не дай вам Бог их прочитать! Я подразумеваю, что читать их придется в силу печальной необходимости… Это книги для больных неизлечимой болезнью — сахарным диабетом, книги для людей, которых в России миллиона три, а может, пять — в точности никто не знает. Не самое известное, что создал писатель Ахманов, не самое веселое и забавное, но, вероятно, самое нужное. Такая уж болезнь диабет, что выживание с ней требует знаний, а приобщиться к ним можно лишь с помощью школы и книги. Кстати, школы, где обучают больных, появились раньше хороших книжек, с чем Ахманов познакомился на личном опыте. Осенью 1996 г. он, находясь в больнице, переживал ответственный момент: заболевание обострилось, и его переводили с сахароснижающих таблеток на инсулин. Таблетки, как известно, глотают, а инсулин вводят шприцом; лекарство это небезопасное и требует сугубой аккуратности. Проще говоря, надо знать, что, когда и как вводишь в свой неповторимый организм, а знания, как сказано выше, даются книгами и школами. Школу диабетиков Ахманов вскоре закончил, а вот книги, которая бы его устроила, не нашлось. И тогда он ее написал вместе со своим врачом Хаврой Астамировой. Эта книга — подробный учебник, синтез научной добросовестности, ясности изложения и сочувствия к больным — прошла по разряду бестселлеров, издавалась дважды и будет издаваться еще не раз. Ахманов тем временем написал еще две книги: одну — с целью психологической поддержки больных, другую — для диабетиков пожилого возраста. Теперь пишет четвертую — историю лечения диабета начиная с древнеегипетских времен и кончая двадцать первым веком. Видимо, жанр популяризации привлекателен для него не меньше, чем фантастика — я знаю, что он работает еще над несколькими книгами, а одна из них уже вышла. Это пособие для юных талантов и авантюристов — в ней рассказано, как поступить в американский университет, выбив из дядюшки Сэма стипендию.
На этом я мог бы закончить, если б назвал свой очерк как-нибудь попроще, без претензий. Но претензия была заявлена, и потому придется объясниться.
У многих из нас жизненный путь линеен и прям: от школьной или студенческой скамьи — к станку, прилавку или столу, и так — до пенсии. У многих вышеозначенный путь ломается, и в недавние годы это испытали миллионы — те, кому от столов пришлось перебраться к станкам и прилавкам, а то и выйти с протянутой рукой на улицу. Когда меняется жизнь, это неплохо, ведь вся ее прелесть — в разнообразии; но если жизнь меняется к худшему, это трагедия. Вчера был здоров, сегодня — болен; вчера — инженер, сегодня — грузчик; вчера — грузчик, сегодня — бомж…
Жизнь Михаила Ахманова ломалась не раз, и хоть изломы были не всегда приятны, он жил — и, разумеется, живет — не поддаваясь пессимизмизму, не прекращая попыток властвовать над обстоятельствами. Собственно, жизней у него не одна, а целых шесть — некоторые прожиты и завершены, другие еще длятся. Первая из них, стезя физика-теоретика, оборвалась резко и быстро; вторая — жизнь инженера-физика — длилась лет двадцать пять, всю молодость и зрелые годы, но и ей пришел конец, и вместо физика в краткий период третьей жизни явился переводчик — явился и исчез. Зато началась четвертая жизнь — писателя, и пятая тоже не прекратилась — жизнь фэна, любителя, ценителя и знатока фантастики. И от шестой никуда не деться, от жизни больного диабетом — тем более, что эта жизнь, долгая и непростая, нашла отражение в писательской судьбе.
Шесть жизней, шесть различных ипостасей… Какой окажется седьмая? Что-то он задумчив в последнее время… Однажды проговорился, что вступил в контакт с инопланетными пришельцами, и те предлагают куда-нибудь слетать — то ли к Сириусу, то ли к Бетельгейзе.
Правда, у жены есть возражения.