Слимп Бабкин Михаил

Глава 3

Самонастраиваемый Лицензионный Имперский Маскировочный Прибор

Магазин одежды меньше всего походил на магазин. И Семён точно прошёл бы мимо — остановился бы, поглазел, но прошёл, — если бы Мар вовремя его не притормозил.

— Тпру! — скомандовал медальон. — Приехали. Нам сюда, направо, — и захихикал, увидев Сенину реакцию.

— Сюда? — поразился Семён Владимирович. — В этот... Ты уверен?

— Уверен, уверен, — с усмешкой подтвердил медальон, — именно сюда. В этот.

Справа от Семёна, за громадной — от тротуара до второго этажа — стеклянной витриной, на фоне искусственного тропического заката, в самых непринуждённых позах сидели, стояли и лежали дамочки в роскошных одеяниях. Те, которые стояли и те, которые сидели в креслах, были одеты хоть и пёстро, но вполне приемлемо. А вот те, которые томно возлежали на низких диванах, были почти без ничего: то, что имелось на них, кружевное и воздушное, одеждой назвать было никак нельзя. Потому что оно ничего не закрывало. Скорее наоборот, подчёркивало.

— Что-то не похоже на магазин... — неуверенно сказал Семён, робко делая шаг к витрине. — На другое похоже. На бордель какой-то.

— Можно подумать, ты раньше в наших магазинах бывал, — резонно заметил Мар. — Ох и провинция эта ваша обратная сторона мира, как я погляжу! Ох и темнота. Бордели, между прочим, совсем по другому разряду оформляются. Не так броско. Я тебе потом покажу, если захочешь, — пообещал Мар и довольно захохотал.

— Где тут дверь? — сухо спросил Семён, оставляя без внимания последнюю реплику. — Как туда войти?

— Просто, — пояснил медальон, — иди сквозь красавиц и всё. Это же мираж. Реклама.

— А стекло? — на миг задумался Семён Владимирович. — Что, мне и сквозь него идти? Сквозь витрину ломиться, что ли?

— Какое стекло? — теперь уже удивился Мар. — Нету там никакого стекла. И быть не может. Э, да ты что-то магическое, небось, углядел... Наверное, защита там у них какая-то, от пыли или дождя. Безвредная.

— Мда-а, есть однако и свои недостатки в твоём особом зрении, — озаботился вслух медальон. — Видеть преграды там, где их нет... Это, знаешь ли, может однажды нас крепко подвести. Ты вот что — если увидишь чего непонятного, тогда немедленно меня спрашивай. Я-то сразу скажу, настоящее оно или так, волшебное. Обман твоего зрения.

— Ладно, — сказал Семён, — договорились, — и, на всякий случай зажмурясь, шагнул в витрину: стекла, как и предупреждал Мар, не оказалось. Лишь тёплый ветер мазнул Семёна по лицу.

Магазин внутри оказался небольшим, без привычных для Семёна прилавков, вешалок и кабинок примерки. Да что там кабинок — даже одежды в нём не было, в этом хвалёном магазине! А был в наличии лишь скучающий продавец, худой и подозрительно румяный, да непонятный круглый постамент посреди зала. И всё.

— А где одежда? — требовательно спросил Семён Владимирович у внезапно затихшего медальона. — Костюмы где? Может, я не туда попал?

— Туда, туда, — убеждённо заверил Семёна продавец, — не сомневайтесь. Вы, я так понимаю, издалека будете?

— Из очень далёкого далека, — согласился с ним Семён. — А у вас что, только дамская одежда в наличии имеется? А то на витрине, знаете ли...

— Судя по всему, вы действительно нездешний, — продавец, загадочно улыбаясь, оглядел парня с ног до головы и неожиданно подмигнул ему. — И наверняка с окраинных миров. Первый день на Перекрёстке, да?

— Первый, — вздохнул Семён.

— Тогда приступим, — решительно сказал румяный продавец, доставая из ниоткуда блокнот и ручку. — А для того, чтобы правильно подобрать нужный костюм, я должен задать вам несколько простых вопросов. Попрошу отвечать быстро и не задумываясь! Итак. Какая историческая эпоха вам больше нравится? Ваш любимый цвет? Сексуальная ориентация? Мучили ли вы в детстве животных? — продавец, не прекращая допроса, раскрыл блокнот и приготовился в нём записывать. — Боитесь ли вы своего отражения? Часто ли случаются у вас запоры? Если бы у вас был слимп, то какой бы мир вы создали первым — простой или перевёрнутый?

— Мне бы одеться, — пробормотал Семён, затравленно озираясь и пятясь к выходу, — какие к чёрту отражения... куртку бы да штаны поновее... дурдом какой-то.

— Скажи ему, что у тебя наступил шестой уровень агрессивности, — серьёзным голосом посоветовал медальон, — что ты спишь когда хочешь и всегда помнишь лик своего отца, а все метийцы — ублюдки и сволочи. И у них гнилые зубы. И уверенней говори! Надменно.

Семён открыл рот, закрыл. Продавец, размахивая ручкой, наступал на Семёна, продолжая заглядывать в свой блокнот:

— ...вызывает ли у вас цифра семь желание отхлестать самого себя ремнём?..

— У меня, между прочим, шестой уровень агрессивности, — слабым голосом сказал Семён Владимирович. — И цифр я не знаю. И букв тоже. Неграмотный я.

— Надменней! Хами, кому говорю! — зашипел медальон. — А то не отвяжется.

— Шестой уровень! — гаркнул Семён. — У меня! Агрессивности, век воли не видать! Сплю когда хочу, лик папашки своего помню, зубы лечу. А все метийцы — гады и уши не моют.

— Про уши, знаешь ли, перебор, — задумчиво сказал Мар, — хотя кто знает, кто знает...

Продавец умолк на полуслове, сначала побледнел, а после пошёл багровыми пятнами. Мгновенно спрятав блокнот и ручку в никуда, он рухнул на пол и распростёрся перед Семёном ниц.

— О светлоликий! — с горечью взвыл продавец, неудобно выворачивая голову, чтобы хоть как-то видеть Семёна. — Не вели своей страже меня занормаливать! Не понял я, что шутишь ты, под видом чужеземца пришедший, верных слов не помнящего. Да будет сон твой глубок и лик отца светел!

— То-то же, — грозно произнёс Семён. — Давай обслуживай. И по быстрому. А то я к седьмому уровню запросто перейду. А после и к восьмому! Я в гневе страшен.

— Повинуюсь, — продавец вскочил, как на пружине подпрыгнул, и опрометью кинулся к круглому постаменту.

— Слушай, а чего я ему такое сказал? — тихонько спросил Семён у медальона, направляясь следом за продавцом. — Обидел его, что ли? Вон как носится. Как наскипидаренный.

— Разумеется, обидел, — охотно подтвердил Мар. — Ещё как обидел! Оскорблениями, дозволенными к публичному произношению лишь лицам королевской крови. У них там строгая иерархия насчёт ругательств, в их Чистолёдном Мире, — медальон зло хохотнул. — Гаденький мир. Все как один на психоанализе сдвинуты. В общественный сортир без опроса не пустят! Да и вообще, не люблю я метийцев с их татуированным румянцем. Один из моих хозяев был метийцем. Это, если ты не знаешь, низшая каста сотелей. А сотели...

— Отстань, — нервно попросил Семён, — а то я обрушу на тебя свою шестиуровневую ярость. Нечего меня подставлять! Наговорил, понимаешь, человеку из-за тебя чёрт-те что. Даже неудобно... За царя себя выдал! Тьфу.

— Ничего, — утешил Семёна медальон, — зато он теперь в лепёшку разобьётся, но предоставит нам то, что нужно.

— А что нам нужно? — удивился Семён. — Одежда, она и есть одежда.

— Ты давай иди, — уклонился от ответа Мар, — сначала посмотрим, чего у них в наличии имеется.

А в наличии имелось всё. Круглый постамент оказался и гардеробной, и складом готовой одежды одновременно: едва только Семён подошёл к нему, как над постаментом вспыхнуло белое неоновое зарево и стали в том зареве появляться развёрнутые в полный рост костюмы, один другого краше. Повисев несколько секунд в воздухе, очередной костюм исчезал, уступая место следующему. И все они имели ярко выраженный монаршеский стиль. Во всяком случае неизменная горностаевая мантия и бриллиантовые украшения по всему воротнику наталкивали именно на такую мысль.

— Тю! — с досадой воскликнул Мар. — Он же тебе королевские шмотки предлагает.

— Разумеется, — вполголоса, чтобы не услышал продавец, огрызнулся Семён, — меньше ругаться надо было. По-королевски.

— А ты дай ему в ухо, — кровожадно посоветовал медальон. — И скажи, что тебе нужен маскировочный комплект типа «Хамелеон». Или «Летучая мышь» на худой случай. Или что-нибудь подобное. Откуда я знаю, чего они тут за десять лет понапридумывали.

— Не буду я в ухо, — мотнул головой Семён, — хватит с него сильных впечатлений. Ещё помрёт от волнения... Эй ты, метиец! — спесиво обратился Семён Владимирович к продавцу, снова входя в роль капризного царька. — Этого барахла у меня и так навалом. Все шкафы забиты. Ты мне «Хамелеон» подавай! Или «Бэтмана».

— Какого ещё бетмана? — опешил Мар. — Не говорил я такого.

— Или «Летучую мышь», — через губу поправился Семён. — Желаю. Маскировочную.

— Но, ваше величество... Это же имперские военные склады! — на продавца словно напал столбняк, он замер, в отчаянии воздев к потолку руки. — Секретные! Нет у меня к ним допуска. Не велите меня занормаливать, не виноват я... Может, лучше охотничий костюмчик бесплатно возьмёте, а? Со складной походной короной.

— О допуске заговорил, — удовлетворённо пробормотал Мар, — откупаться пробует. Значит, вот-вот дойдёт до кондиции и не будет протестовать, ежели мы из его магазинчика прямиком в склад сунемся. Так. Какой там у них на складах допуск? — приглушённо забормотал Мар. — Не то, опять не то... Ага! Есть. Можешь меня предъявлять. Приложи к постаменту... С шеи меня сними и приложи. Нельзя перед подданными спину гнуть... Вот так.

В неоновом свете возник серенький невзрачный комбинезон из тонкой глянцевой материи, с еле заметной молнией от воротника до пупка; пристёгнутый закруглённый капюшон парил над ним в воздухе, словно нахлобученный на чью-то невидимую голову.

— Так вот ты какой, «Хамелеон» имперский, — задумчиво сказал Мар, — много наслышан, а видеть не приходилось. Бери его скорей и сваливаем, пока нас не засекли! Допуск допуском, но и о сигнализации не надо забывать. Наверняка где-то к нему прицеплена.

— Эта, что ли? — Семён пригляделся: от комбинезона, от пояса, тянулся в сторону и таял за пределами неонового сияния оранжевый огненный шнурок. Недолго думая, Семён протянул руку, легко оторвал невесомый шнур от материи и завязал его конец узелком. Так, на всякий случай. Освобождённый шнурок дёрнулся и скользнул куда-то за пределы видимости; комбинезон, внезапно став материальным, упал на постамент серой кучкой.

— Ну-с, будь здоров и не забывай по утрам зубы чистить, — назидательно сказал Семён продавцу, беря комбинезон под мышку, — и уши мой. И румянец чаще подкрашивай, — парень покопался в кошельке, вынул пригоршню золотых монет и небрежно швырнул их под ноги сникшему продавцу.

— Эй, ты чего-то чересчур щедрый! — возмутился Мар. — И половины хватило бы. Денежки-то ему лично пойдут, а не в казну — никто в здравом уме не станет афишировать, что с его помощью секретный склад бомбанули. Тем более перечислять такие деньги в военное ведомство.

— Царь я или не царь? — не повышая голоса сказал Семён. — Как хочу, так и плачу. Имею право! Конституцией не запрещено, — и направился к выходу.

Окинув на прощанье миражных девиц пристальным взглядом, Семён Владимирович пошёл дальше по улице, на ходу пытаясь разглядеть обновку.

— Только не здесь! — всполошился медальон. — Зайдём в какой-нибудь скверик, там можно будет и переодеться.

— Было бы во что переодеваться, — вздохнул Семён. — Купил с твоей подачи... можно даже сказать — со склада спёр... а чего купил-спёр — непонятно. Больно оно невзрачное, это приобретение. В таком только спортом заниматься, по стадиону бегать. И то при хорошей погоде и без зрителей. Чтобы не засмеяли.

— Хе, — сказал Мар, — хе-хе. Посмотрим, что ты потом скажешь. Когда переоденешься.

— Кстати, — вспомнил Семён Владимирович, — а как это продавец ухитрился меня вычислить? То, что я приезжий?

— По вопросу о дамской одежде, — охотно пояснил Мар. — Потому что старожил таких дурацких вопросов задавать не стал бы. Это же реклама! А задача рекламы — привлечь внимание. Вот потому мужики и видят на витрине расфуфыренных тёток. А был бы ты женщиной, увидел бы совсем другое.

— Да? — удивился Семён и нахмурился задумавшись. — А если мужчина вдруг увидит там не женщин? А, скажем, тоже мужиков? Полуголых.

— Э, какая продавцам разница, — отмахнулся медальон, — да хоть кобылу в розочках. Главное, чтобы покупатель в магазин зашёл. У нас, братец, в личную жизнь лезть не принято. Ты, главное, деньгу давай, а всё остальное никого не касается... Вот подходящий скверик, — Мар качнулся на цепочке, потянул её, словно потяжелел внезапно. — Кусты высокие, полиментов не видно... Можно переодеваться.

— Да кто они такие, ваши полименты? — Семён, по быстрому сбросив грязные джинсы, рубашку-безрукавку и кроссовки, принялся натягивать комбинезон на себя. Лёгкая материя была на ощупь тёплой и шелковистой, серая ткань словно скользила по телу — создавалось такое странное впечатление, будто бы это не Семён надевал комбинезон, а комбинезон вбирал в себя Семёна.

— Во всех мирах есть службы охраны, — пояснял тем временем Мар, — где полиция, где милиция. Где стража. Здесь — полименты. Ясно?.. Эй, ты свои прежние шмотки просто так в кусты не бросай, нельзя ношеным барахлом раскидываться! Ещё наведут через него на тебя порчу. Или отыщут нас поисковым заклятьем... Бери старьё с собой, сожжём его где-нибудь по пути. Во избежание неприятностей.

— Ну ты уж скажешь, — недоверчиво покачал головой Семён, — порчу наведут. Мистика какая-то. Колдовство — это да, согласен. Но порча...

— Никакой мистики, — запротестовал медальон, — сам сколько раз порченых видел. Ладно, хватит болтать. Оделся? Капюшон можешь пока в кармашек спрятать, он там, на спине. А теперь представь себе, во что бы ты хотел одеться. Только тщательно представляй! С подробностями.

Семён призадумался. Ничего путного в голову не лезло, так, ерунда всякая. Придумывать себе опять джинсы и рубаху было глупо, а на большее фантазии не хватало. Ну не костюм-тройку же изобретать!

— А вот деловых костюмов не надо, — подал голос Мар, — ты образно думай, не стандартно. У нас стандартно только госслужащие одеваются.

Семён невольно глянул на себя — вместо комбинезона на нём был серый мешковатый костюм. Костюм-тройка на голое тело.

— Понятно, — уверенно сказал Семён Владимирович, хотя ничего толком и не понял, — образно, говоришь?.. — и стал думать образно, то есть вспоминать иллюстрации ко всем прочитанным им когда-то книжкам. Конечно, гораздо уместнее сейчас было бы припомнить какой-нибудь журнал моды, но такими журналами Семён никогда не интересовался.

— Не то, — категорически забраковал Мар первую Сенину попытку одеться в наряды книжных героев, и вторую забраковал. И десятую тоже не одобрил. А вот от двенадцатой пришёл в восторг.

— То, что надо, — одобрительно сказал медальон. — Простенько и со вкусом. Сам выдумал или подсмотрел где?

— Читал, — рассеянно ответил Семён, оглядывая себя с некоторым изумлением.

Серый комбинезон исчез, превратившись в смутно знакомые Семёну Владимировичу одежды: кожаный камзол и кожаные штаны-чулки — всё ночного чёрного цвета — отливали тусклым серебряным тиснением; стоячий воротник и манжеты чёрной же рубашки были оторочены серебристой канвой, в чём Семён лично убедился, специально оттянув жёсткий воротничок в сторону и страшно скосив на него глаза; длинный чёрный плащ-накидка с плотным серебряным шитьём по краям ниспадал на чёрные мягкие сапоги. Сам плащ был застёгнут у шеи небольшой серебряной брошью в виде розы. Руки закрывали щегольски чёрные, с обязательным серебряным отливом перчатки.

— Кажется, шпага ещё должна быть, — пожаловался Семён, привязывая кошелёк к широкому чёрному поясу, — в таком же стиле. На чёрной перевязи и в серебряно-чёрных ножнах. А её нету. Некомплект!

— Не положено, — отрезал медальон, — оружие при надобности отдельно покупается. Это же маскировочный костюм, а не арсенал.

— Ну раз отдельно, — с сожалением вздохнул Семён, — тогда и без шпаги можно походить. Временно... Как бы мне от этих перчаток избавиться, надоели уже, честное слово, — раздражённо буркнул Семён Владимирович, — кошелёк толком привязать не могу... Ух ты, пропали! — Семён изумлённо уставился на свои голые руки. — Удобно, ничего не скажешь.

— То ли ещё будет, — самодовольно заметил Мар, — зря, что ли, я полночи нужный магазин вычислял. Хорошо, что метийцы народ консервативный и скучный, сколько лет в одном и том же месте одёжную лавочку держат. Не подвели на этот раз, честь им за то и хвала... Я тебе говорил, что терпеть их не могу?

— Так ты что, всё нарочно подстроил? — возмутился Семён, уперев под плащом руки в бока. — И меня не предупредил?

— Разумеется, — спокойно согласился медальон, — придумал и подстроил. Нужна была импровизация. Если не боишься умных слов — адекватная реакция. А если бы ты всё заранее знал, фиг бы что у нас с тобой получилось! Актёр из тебя не очень, не умеешь ты пока свои эмоции контролировать. У тебя же всё на лице написано. Неубедительный из тебя царь вышел бы, ты уж извини за прямоту. Подумаешь, слукавил я чуть-чуть, так ведь для пользы дела... Зато у нас теперь «Хамелеон» есть, последней модели. Да за такой костюмчик любой вор не то что душу заложит — сам себя украдёт и перепродаст!

— Ну, знаешь ли, — растерялся Семён, не находя слов, — ну вообще. Актёр из меня плохой, скажет ещё! Ты выражения-то выбирай.

— Понятно, — усмехнулся Мар. — Значит, насчёт всего остального не сердишься? Насчёт импровизации.

— Да в общем-то нет, — подумав, признался Семён. — Только на будущее давай без запланированных неожиданностей, ладно? А то я обижусь.

— Обещаю, — преувеличенно честным голосом поклялся медальон и тихонько захихикал; Семён решил, что ему лучше не выяснять причины столь неожиданного веселья.

Взяв свёрток с вещами под мышку, Семён Владимирович прогулочным шагом направился в глубь сквера.

Высокие деревья, росшие вдоль аллеи, шелестели густой листвой под тёплым ветром. Солнце уже поднялось довольно высоко и заметно припекало жёлтую аллейную брусчатку: было около полудня. Но Семён в своём чёрном одеянии ничуть не страдал от жары — скорее, ему было прохладно. Словно в новой одежде был спрятан микрокондиционер, поддерживающий оптимальную температуру. Может, так оно и было на самом деле, Семён не задумывался о таких пустяках — хорошо себя чувствует, и ладно. Бытовые чудеса воспринимались уже как должное.

По веткам деревьев прыгали серые белки, изредка прицельно кидая в одинокого прохожего мелкие орешки; было тихо. Только иногда порывами налетал ветер, шумел листьями и тогда белки замирали на своих ветках, испуганно оглядываясь по сторонам. У Семёна заскребло на душе — больно уж этот уютный пейзаж напоминал центральный городской парк в далёком семёновском мире. Не хватало лишь детворы, мороженщиков с ларями, аттракционов и кинотеатра. И пьяных.

— Чую, — загробным голосом внезапно изрёк медальон, — не одни мы тут. Печёнкой чую! Следят за нами, что ли? Ты давай не зевай, по сторонам поглядывай, — Мар тревожно зажужжал, словно маленький трансформатор.

— Откуда у тебя печёнка, — усмехнулся Семён: в слежку верилось слабо, какая ещё может быть слежка в таком славном месте. — Ты чего разгуделся? Комаров отгоняешь?

— Это присказка такая, про печёнку, — нервно ответил медальон, — и, пожалуйста, не отвлекай меня от выполнения моих прямых обязанностей! От твоей охраны. Надо все защитные блоки на всякий случай подготовить.

— Было бы от кого охра... — Семён осёкся.

Впереди, шагах в десяти от Семёна, из-за кустов резко вышел невысокий худенький человек, — даже не человек, а человечек, большеголовый карлик, — в белом чистеньком костюмчике, больше похожем на плотно облегающий скафандр. В одной руке человечек держал что-то вроде коробки с ручкой. Тоже белую.

На ходу развернувшись к Семёну в шаге как солдат на плацу, карлик несколько театральным жестом нацепил себе на нос узкие тёмные очки, заранее припасённые в другой руке, прижал коробку к груди и быстро откинул её боковую крышку. Внутри коробки на пружинной подставке лежал здоровенный, налитый кровью глаз.

— Не смотри! — в панике крикнул Мар. — Окаменеешь!

Вокруг Семёна Владимировича вспыхнуло насыщенное фиолетовое зарево — это медальон спешно включил один из своих защитных блоков. Наверное, особый блок от дурного глаза.

От белой коробки к фиолетовому зареву протянулся грязно-коричневый луч, больше похожий на материальное щупальце, чем на нематериальный взгляд.

— Уроды! — натужно взвыл Мар. — До чего же чужих ненавижу! Ох, колется как... Ходу, ходу отсюда! Меня надолго не хватит. Глаз шибко мощный, свежий... И где они, гады, их берут?

— Ах так! — разозлился Семён. — Значит, так, да? — и, швырнув в сторону одёжный свёрток, не бросился наутёк, как советовал медальон, а высунул руки за фиолетовое сияние и сгоряча ухватился за коричневый луч. Голыми руками.

Ощущение было неприятное, словно Семён сжал в руках шланг работающего дерьмовоза: скользкий луч вибрировал и дёргался, так и норовя из них выскользнуть.

Карлик демонически хохотал, тыкая в сторону Семёна свободной ручкой, всхлипывал от смеха и изредка показывал Семёну Владимировичу нехороший жест. Тот самый, который был выгравирован у Мара на обратной стороне. Знак ручной работы в единичном экземпляре.

— Ну я тебя, паршивца, — вконец осатанел Семён, рывком отодрал полупрозрачный шланг от поблекшей фиолетовой защиты и, покряхтывая от напряжения, отогнул его в сторону, нацелив коричневую кишку на весёлого карлика; взгляд, как Семён и надеялся, сразу же удлинился и жадно уткнулся в самого карлика и в его коробку.

— Опс, — изумлённо сказал белый человечек и окаменел, превратившись в беломраморную статую: вид у статуи — в мраморных чёрных очках, с протянутой вперёд рукой и торчащим из кулака кривым пальцем — был крайне хулиганский. Налитый кровью глаз не успел сомкнуть свои веки и тоже окаменел — вывалившись из коробки, он бильярдным шаром прокатился по тёплой брусчатке и застрял где-то в кустах.

— Мы что, победили, да? — словно не веря в случившееся, слабым голосом спросил Мар. — И как ты это сделал?

— А ты что, не видел? — Семён подобрал свёрток, обогнул статую по большой дуге и трусцой поспешил прочь.

— Не видел, — вздохнул медальон. — Самое интересное как раз и пропустил: защиту держал. Тут уж не до разглядываний.

— Где бы руки помыть? — Семён Владимирович на ходу сорвал с кустов пригоршню листьев и с отвращением стал оттирать ладони, хотя они были совершенно чистыми. — Чего он хотел, этот карла-марла? Налетел ни с того, ни с сего. Псих какой-то. Ты можешь мне объяснить, что случилось?

— Конечно, могу, — уверенно ответил Мар. — На тебя напал один из чужих с глазом василиска в чемодане. Или Медузы-Горгоны из Каменного Мира. Говорят, что она ими иногда приторговывает, когда на мели сидит. Ей это раз плюнуть — вырвала, а через день новый вырастает. Хм, интересно, а Медуза глаза себе под местным наркозом рвёт, или так, по-простому? Э... о чём это я? Ах да. Значит, напал на нас чужой, но почему-то сам окаменел. Видно, бракованный ему глаз попался. Контрабандный.

— Зачем напал? — официально, как на допросе спросил Семён. — С какой целью?

— А хрен его знает, — не менее официально ответил Мар, — не сказал. Напал и всё тут. Может, перепутал с кем. А может, пошалить решил. Кто их, чужих, знает! Они все чокнутые и уроды. Изначально. Так ты мне всё же не ответил, что случилось-то на самом деле.

Семён кратко объяснил — и про липкий коричневый взгляд, и про то, как изогнул его. И что из этого вышло.

— Вот всё время забываю, что ты Настройщик, — с досадой воскликнул Мар, выслушав рассказ. — Отношусь к тебе как к этому... А ты — ого! Нет, надо тобой серьёзно заняться, ох как надо. Поднатаскать тебя в основах магии, теории обучить. С умными людьми познакомить, в конце концов есть же на свете хоть где-то умные люди! А то делать ты что-то можешь, и ещё как можешь, — так, как никто другой не сумеет, — а вот чего делаешь, небось и самому непонятно. И мне непонятно. А всё, что непонятно — опасно. Можно рано или поздно на этом непонятном крепко погореть.

Да и вообще как-то оно по-дилетантски, знаешь ли, — колдовские взгляды руками гнуть, узелочки на армейских сигнализациях вязать... Несерьёзно. Глобальней надо! А без учёбы ничего глобального у нас с тобой не выйдет.

— Ты что, заметил как я сигнальный шнур узлом закручивал? — уязвлённо заметил Семён. — А придурялся, что охранного колдовства не видишь. Которое высшего уровня. Шарлатан!

— Шнура не видел, — с сожалением признался Мар. — Видел лишь, как ты руками узел в воздухе крутил. И сообразил, что ты делаешь. Ладно, нечего ругаться — надо из парка поскорее уходить. Не то ещё на второго чужого нарвёмся — они всегда парой ходят. И второй далеко не карлик... Или полименты к свежей статуе слетятся, с них станется! Шастают на скоролётах где ни попадя. Носятся, понимаешь, как полуночные ведьмы на помелах, тьфу на них.

— А кто такие «чужие»? — спохватился Семён, враз вспомнив интересный фильм с аналогичным названием. — Не похожи они на ящеров! Те с зубами и хвостом. И с кислотой вместо крови.

— А почему они должны быть на ящериц похожи? — заинтересовался медальон. — Никогда о таких не слышал. Что, новая разновидность появилась? И где ты их видел? С кислотой вместо крови, надо же! Брр, какая дрянь. Ох и буйная же у тебя фантазия... Я тебе потом про чужих расскажу. Если попросишь.

Сквер закончился большими чугунными воротами, живописно вставленными в ажурную декоративную решётку. За воротами кипела дневная городская жизнь, и никому не было дела до Семёна с его необычными возможностями и с его загадочными проблемами — обычная жизнь обычного столичного мира, абсолютно равнодушного ко всему, кроме денег. Так во всяком случае, подумалось Семёну. И он был недалёк от истины.

— Время обеда, — флегматично сообщил Мар. — Можно зайти в ресторан. Я-то есть не буду, что-то не хочется. И никогда не хотелось. Но тебе советую. Знаешь, говорят, что нервные стрессы лучше всего лечатся хорошей едой.

— Закуской, — с усмешкой поправил его Семён.

— Тебе виднее, — не стал спорить медальон.

Семён гордо расправил плечи и пошёл вдоль сказочных домов, задрав нос и твёрдо ступая по мостовой. Похоже, его чёрно-серебряная одежда вызывала у встречных прохожих необъяснимое замешательство — они вовсю пялились на Семёна и старались уступить ему дорогу. Шарахались в стороны, если уж прямо. Семён Владимирович шёл, непрестанно хмурясь и косо поглядывая по сторонам — то ли его расстроило происшествие с гнусным карлой, то ли есть хотелось зверски, он и сам не мог понять.

— От нас шарахаются, — нейтральным голосом сообщил Мар. — У тебя с одеждой всё в порядке? Ширинка застёгнута?

Семён быстрым движением руки проверил:

— Всё в порядке. Её вообще нет.

— Странный покрой, — заметил медальон, — такую важную деталь и упустили.

— Ничего странного. В книжках о таких мелочах не пишут, — отмахнулся Семён Владимирович. — Потому я её и не учёл. Приспичит — сама появится. У меня костюм самонастраивающийся. Хочешь — перчатки тебе, хочешь — ширинки. Хоть две штуки.

— Интересная мысль, — поддакнул Мар. — Две ширинки. Мда-а... Наводит на размышления.

Семён усмехнулся, но ничего не сказал.

— Кстати, у нас по пути огненная урна, — заботливо предупредил медальон, — не забудь выбросить в неё свёрток. Вон, драконья башка красуется. Видишь?

Семён видел. Небольшая драконья голова на короткой шее и с широко раскрытой пастью торчала прямо из тротуара возле проезжей части; над пастью дрожал горячий воздух.

— Остроумно, — одобрил Семён, бросая по очереди свои вещи в раскалённую пасть, — безотходная утилизация, стало быть. Грамотно придумано.

— А как же, — согласился Мар, — приятное с полезным. От старья избавляешься и заодно канализационных драконов подкармливаешь. Они давно у нас на самообеспечении... Что дадут, то и жрут. Всеядные они.

— Благодарствуйте, — сыто рыкнула чешуйчатая голова и утонула в брусчатке, оставив после себя в тротуаре рваную дыру. Впрочем, дыра скоро затянулась, словно её никогда и не существовало.

— А был ли дракончик? — тупо глядя в свежую брусчатку и чувствуя в голове некую странную лёгкость, медленно спросил сам себя Семён. И сам себе ответил:

— Ой, что-то мне нехорошо... Ой, закуситься надо. И выпить! Обязательно — выпить. И чем раньше, тем лучше.

И только уже отойдя на приличное расстояние от того места, где он воспользовался услугами огненной урны, Семён Владимирович вспомнил, что среди скормленных дракону вещей не было одной кроссовки. Левой.

— Шут с ней, — легкомысленно решил Семён. — Подумаешь.

И пошёл дальше искать ресторан.

Глава 4

Стационарная Латентно-Ионная Магическая Преграда

Ресторан был небольшой, чистенький и уютный, без броской внешней рекламы: на фасаде султанского дворца имелась лишь крупная, сделанная арабской вязью броская надпись «Покушаем?», с громадной буквой «О», стилизованной под круглую дверь. Вот в эту букву Семён и зашёл.

Зал был почти пуст — из дюжины столиков было занято всего два, да и те, судя по количеству пустых тарелок на них, должны были скоро освободиться. Семён хотел было присесть за один из незанятых столов, поближе к выходу, но не успел: из-за расписной ширмы, отделяющей общий зал от кухни, выбежал чем-то взволнованный толстяк в незастёгнутом, наспех наброшенном поверх делового костюма праздничном красном халате. Мелко семеня и испуганно улыбаясь, толстяк подбежал к Семёну Владимировичу и, преданно заглядывая ему в глаза, зашептал торопливой скороговоркой:

— Что же вы в общем зале... Вам же не сюда, неможно вам здесь, со всеми так запросто... вернее, им с вами... Я, как владелец ресторана, как верноподданный гражданин... Что про меня подумают! Что власть не уважаю, подумают, ежели... Никоим образом, ни-ни, — и, ласково подхватив Семёна под локоток, настойчиво потащил его за ширму; у толстяка оказалась железная хватка, и Семён не стал сопротивляться. Тем более что и медальон молчал, не давая никаких советов. Видимо, тоже растерялся.

За ширмой оказалась вовсе не кухня, а тяжёлая дубовая дверь. Без надписей, но с блестящей латунной биркой в виде короны.

— Ведь вы при исполнении, — многозначительно произнёс владелец ресторана, отворяя дверь, — мало ли что... Сюда, будьте любезны! — и чуть ли не втолкнул Семёна в комнату. — Приятного аппетита, — вежливо пожелал толстяк напоследок, — кушайте на здоровье, — и тихонько закрыл за Семёном дверь. Было слышно, как он с той стороны шумно переводит дух и старательно похлопывает ладонями. Словно грязь с них стряхивает.

В комнате, ярко освещённой широким потолочным окном, был всего лишь один посетитель, лысый и мордастый здоровяк в сером штатском костюме; мордастый что-то аппетитно жевал, сидя за большим квадратным столом. Стол был всего один на весь зал, но зато какой! Прямоугольный и здоровенный, на шести витых ножках, перламутровый и инкрустированный мелкими самоцветными камушками, помпезный до невозможности. Сидя за таким столом хорошо было подписывать указы о награждениях. Или о казнях. Или вести международные переговоры. Но никак не есть.

Однако за столом именно ели. Вернее, ел — этот самый единственный посетитель. Лысый.

— Присаживайтесь, уважаемый, — лысый приветственно помахал зажатой в руке куриной ножкой, — здесь все свои. Что, напугали хозяина? Ох и любите вы эффектные появления, что и говорить. Нда-а... Впрочем, имперская служба безопасности так и должна действовать — не только эффективно, но и эффектно. Вы, я так понимаю, только со службы, раз в парадном? Ну и что там, во дворце, новенького? Ладно, ладно, шучу я. Не нужны мне ваши тайны, — мордастый добродушно рассмеялся. — Скажете ещё что-нибудь не то, секретное, у вас там везде одни секреты, и придётся вам тогда меня арестовывать. Для неразглашения и выяснения личности, так сказать. А мне после обеда ходить в ваше ведомство ох как не охота. Лень... Вы курицу закажите, — посоветовал разговорчивый здоровяк, — хорошая сегодня курица. В меру зажарена. И грибы советую, под сметанным соусом. Вас, кстати, как зовут? Меня — Бартон, — лысый посетитель, не дожидаясь ответа, вынул из кармана платок, обтер лицо. — Фу, ну и жара. Вы пивка возьмите, холодненького... Или, если желаете, винца можно. Я бы тоже выпил, но расходы, расходы... Платят нам не то что вам, — пожаловался он, потупив в стол глаза, — маловато платят, — и выжидательно замолк, уставясь на чисто обглоданную ножку, словно впервые её увидел.

Семён Владимирович намёк понял.

— Зовут меня Семён, — представился он, садясь за стол, — и если вы не против, давайте я вас вином угощу.

— Не против, — поспешно ответил Бартон, роняя косточку в тарелку. — Давайте.

— Курицу, грибов под соусом и вина! — требовательно сказал Семён в воздух. — Ну и что там ещё на закуску... Салат какой-нибудь. И пива.

— Креветочный салат, — быстро добавил Бартон, — а пиво из подвала. Тёмное пиво.

— Тёмное, — согласился Семён. — А как же.

Поверхность стола на миг покрылась белым туманом: пустые тарелки, объедки и крошки бесследно исчезли, сменившись свежей сервировкой и заказанными блюдами. Причём блюдами в двойном экземпляре — даже куриц было две. И два графина с пивом. И две больших бутылки вина. Похоже, здесь очень уважали имперскую службу безопасности.

— Вот это дело, — радостно сказал Бартон, — это по-нашему. Это с уважением. Ну-с, дражайший Симеон, будем здоровы! — и ловко откупорил бутылку, стукнув по донышку ладонью.

— Пиво не пей, — подал голос медальон, — крепкое оно. С ног свалит, особенно если с вином его замешаешь. Лучше вообще ничего не пей. И поменьше говори. Непонятная ситуация...

— Стаканчик-то не повредит, — мудро заметил Семён, — что же это я, всухую курицу харчить буду?

— Кто сказал — всухую? — возмутился Бартон, бережно разливая вино по глубоким хрустальным бокалам. — Я такую глупость не говорил. Это же форменное преступление, есть курицу без вина! Тем более без пива. За такое однозначно казнить надо. Как за извращение основ мироздания... Я, видите ли, второй окружной дознаватель, — пояснил Бартон, осторожно поднимая полный бокал и разглядывая вино на просвет, — по нечётным работаю. Выходной я сегодня... А мне такое вино не подают, — с завистью пробормотал лысый дознаватель, — вот что значит служба безопасности... Да, так вот — повидал я, значит, за годы своей работы всякого народу и вот что понял: ежели кто ни вина, ни пива не пьёт, в хорошей компании посидеть не любит, то всё — конченый он человек. Мой клиент! Подследственный материал. Ты любого непьющего копни, обязательно какая-нибудь крамола у него за душой найдётся. Обязательно! Мироизвращение какое-нибудь. Те же слимперы, мать их... — и лихо выпил, словно тост сказал. Да ещё пивом запился.

Семён лишь пригубил вино и принялся за курицу, то и дело поддакивая разгулявшемуся дознавателю: Бартону собеседник явно не требовался — ему был нужен слушатель. И бутылка.

Если бы Семён — или Симеон, как его упорно называл быстро пьянеющий мордастый собутыльник — был бы на самом деле офицером службы имперской безопасности, то он должен был арестовать болтливого собеседника по крайней мере уже раз пять. За крамолу и подрывные речи. Потому что за то время, пока пустела первая бутыль и второй графин, от Бартона досталось всем — в первую очередь государю-императору за его мягкотелость и недальновидность, во вторую — императрице за шашни с кардиналом, после — кардиналу за политические интриги с жрецами-слимперами и чужими, с которыми...

Тут Бартон на миг протрезвел, с ужасом взглянул на Семёна, обозвал его с испугу коллегой и тут же пояснил, что эти подрывные речи вовсе не его личное мнение, а чистосердечные признания государственных преступников, им с пристрастием допрошенных, кои признания в протоколах дословно отображены и по инстанциям, соответственно приказу, переданы. После чего выпил подряд два бокала вина — от неловкости ситуации, наверное, — и, придя в чувства, то есть окосев напрочь, предложил немедля ехать к девочкам. А потом уснул, откинувшись на спинку стула.

— И что мне теперь с ним делать? — с неприязнью глядя на спящего дознавателя, спросил Семён Владимирович. — Может, хозяина позвать?