Секс в Мегаполисе 2 Модар Стефка

Глава 2. Тени прошлого

…Время было к обеду, когда в доме Николая появились люди. Николай с отцом сновали по двору, проверяя своё хозяйство. Его отец первым вошёл в дом, окидывая всё своим пристальным хозяйским глазом, показалось, что ничего не заметил, за что можно было бы придраться к Гришке. Он уже хотел окрикнуть того, как увидел открытую дверь в дежурку. Тут же поспешил туда. Компьютер был включён. Подойдя к нему, решил посмотреть, чем же Гришка занимался здесь в их отсутствие. Отмотав на день, назад, обалдел. Он увидел Инну сначала в ванной потом в спальне сына. В голове мелькнуло: Вот зараза, устроил оргии… Вытирая слюну, с усмешкой сказал:

– Надо же какая горячая штучка! Вся в мать!.. – взяв запись, опрометью выбежал из комнаты.

Уже на ходу он подумал, что пока не стоит говорить сыну; решаясь попридержать у себя, как компромат на всех сразу, считая, что это может пригодиться…

…Гришка и Инна встали ближе к вечеру. Кажется, что они нашли компромисс совместного сосуществования. Гришка был нежным; щекоча усами, заверял, что ради неё готов свернуть горы, что сделает её «Королевой». Та верила до тех пор, пока со двора не послышался отборный мат.

Это Колькин отец искал Гришку, крича во всю гортань:

– Эй, хозяева!.. Гришку моего не видели? Пропал. Дверь оставил открытой. Воруй – не хочу…

Ему ответила мать:

– Да где ж ему быть, на пару минут и заглянул. Сватался к Инке. Вот о свадьбе значит, и воркуют.

Сплюнув на подворье, Колькин отец ушёл.

Самого Гришку розыск отца хозяина не напугал. Он, как ни в чем не бывало, выполз из-под одеяла, мимоходом ущипнув Инну за самую мягкую часть тела.

Та, вскрикнув, разомлевшая, прошептала:

– Ты там не задерживайся!.. Я уже скучаю… – сделав воздушный поцелуй, залезла под одеяло.

Тот, кивнув, на ходу надевая джинсы, джемпер поспешил выйти.

Инна, лёжа под одеялом, мечтала о том, что всё в её жизни изменится в лучшую сторону. Гришка по-большому счёту даже очень неплох в постели, а в остальном обещал измениться, говоря, что теперь есть ради кого меняться чтобы быть лучше, а то жил как бомж: ни своего дома, ни денег. Всё до копейки спускал на горячительные напитки. Он признался, что жил с болью, обидой, а порой самой настоящей ненавистью ко всем бабам. Всю жизнь испортили, в том числе и она, Инна, которая некогда прошла мимо его любви, толкнув в объятья других, которых он изначально ненавидел и видел в них только её, Инну.

Тяжело вздохнув, Инна дала себе слово всё исправить, сделать его счастливым, понимая, что в ней ещё живёт где-то там, в глубине души «беглянка-любовь», что пряталась, боясь в очередной раз огорчиться от предательства, нелюбви. На этом Инна впала в сон, тот открыл пред ней то, через что она прошла в браке с Павлом…

…Павел был как никто из её поклонников заботливым и нежным, беря поначалу все заботы о ней на себя. Она жила за ним, как за каменной стеной. Казалось бы, всё шло по-полной программе как он и обещал ей тогда в поезде, где они и познакомились.

Помнится, он не раздумывая предложил её проехать мимо Раненбурга, как говорится «с песнями», считая, что она его судьба и он не намерен разминуться с ней в пути.

Уговорив Инну, уговорив проводницу; они ехали с блеском в глазах в Мичуринск, там, у Павла жили мать и отец. Он решил познакомить тех со своей будущей женой. Инна к тому времени была разведена и, конечно же, желала бы познать своё новое женское счастье, пройдя вновь процесс бракосочетания.

Мичуринск их встретил своей серой угрюмостью. Ступив на перрон, Инна ощутила себя невестой. Поймав такси, они поехали к родителям.

Мать колдовала на кухни, готовилась к визиту сына, что вот-вот должен был подъехать. Отец стоял в воротах в ожидание такси, и оно не замедлило показаться; суетясь, тот открыл калитку. Каково же было удивление, когда он увидел сына в обнимку с молодой женщиной, казалось, им не мешал ручной багаж. Они были довольны и счастливы, на их лицах сияли улыбки.

Тот невольно произнёс:

– Опаньки!.. Ждали одного, а их двое!.. – неловко обнимая сына, искоса поглядывая на Инну, – да уж, – цедя сквозь зубы, – хороша!..

Та, тушуясь, робко бросила:

– Здрасти!

Отец посмотрев, пожав руку расплываясь в улыбке, выпалил:

– Какая красавица! – искоса глядя на сына.

Тот самодовольно вставил:

– А то! Сам выбирал.

Отец вежливо попросил пройти в дом, беря сумки из рук сына и Инны.

Мать встретила в дверях, скороговоркой произнеся:

– Я как увидела через окно, тут же всполошилась… – разводя руками, – какая радость!.. Какая радость! – искоса поглядывая на молодую женщину.

Инна не зная, что сказать, подняв на мать глаза, стараясь сохранить радость встречи, громко произнесла:

– А мы к вам! Не ждали нас?!

Мать тут же кинулась к ней с объятьями:

– Мы всегда рады гостям! – переходя с объятьями к сыну.

Тот поспешил ей шепнуть на ухо:

– Моя жена.

Та, невольно оглянувшись, сказала:

– Ой, как жена?! Почему же на свадьбу не пригласили?

Инна смущённо покраснела.

Павел поспешил прокомментировать ситуацию:

– Так мы решили у вас свадебку сыграть.

Отец, перешагнув порог дома, ставя багаж, оборачиваясь, довольно заверил:

– Это хорошо! Это по-людски!

Видя смущение на лице Инны, поспешил добавить:

– Не смущайся невестушка!.. Мы люди, простые, не обидим… – предлагая жестом руки пройти в дом, – так что добро пожаловать…

Инна не замедлила пройти внутрь, за ней вошли Павел с матерью. Те, шли под ручку, о чем-то в полголоса перешёптываясь. По спине Инны пробежала дрожь, сознавая, что разговор о ней. Однако она сделала вид, что всего этого не замечает.

На ходу отмечая:

– Боже как у вас уютненько!..

Мать довольно поспешила отреагировать на эту реплику:

– Всё наш папа!.. Он хозяин! Всё по дому делает своими руками… – озорно сверкая глазами, – я только денежки считаю… – подмигивая, – вот он где у меня…

Отец чуть обиженно буркнул:

– Люблю тебя, а ты не ценишь… – недовольно бубня под нос, – только о деньгах и думаешь.

Поймав на себе любопытный взгляд Инны, уже расплываясь в улыбке балагуря, произнёс:

– Люблю, любил и буду любить!.. – кивая в сторону матери и сына, – такого сына подарила…

Инна с пониманием кивнула, тихо произнесла:

– А я думала, таких мужчин не бывает…

Отец, посмотрев на неё тёплым взглядом, подытожил:

– Бывает и не такое!.. Надо просто по-настоящему любить.

Оказавшись внутри дома мать с отцом стали суетиться с угощениями. Как оказалось, они были действительно простыми и гостеприимными людьми.

Павел попросил мать ускорить регистрацию брака, зная, что у неё в городе «блат». Как-никак та работала секретарём в городской администрации, пусть в прошлом, но связи ещё не пропали.

Отец поспешил заверить, что по такому случаю забьёт свинью. На этом и поладили, оговорив, что свадьбу сыграют после новогодних праздников, мол, а то гости не поймут, что празднуют, если совместить с празднованием праздников.

После обеда мать занялась подготовкой к свадьбе, обзванивая нужных людей. Заверяя каждого, что потом отблагодарит за помощь в этом хлопотном деле.

Инна и Павлик наслаждались уединением строя радужные планы, что напрочь её отвлекло от воспоминаний о том заторможенном браке с О. Б. Странно, даже не было что и вспоминать.

Молодые ворковали, казалось, не могли надышаться друг другом.

Они часами гуляли по зимнему городу. Мичуринск не был городом её мечты, но намного лучше, чем Раненбург. Павел с гордостью рассказывал о своём родном городе, говоря, что тот в 1636 году был основан как крепость для защиты юго-восточных границ Руси. Название «Козлов» прижилось в народе от имени первого поселенца некого Семена Козлова, тот обосновал свой стан на холме, откуда проглядывались любые поползновения врагов. Это стало укрепрайоном, границей земель русских. Уже позже город получил развитие, принимая торговых людей, по ходу заселялся новыми жителями, которые занимались не только торговлей, но и земледелием.

«Козлов» был застроен деревянными постройками. Благо вокруг был лес. Холм кишил добротными деревянными домами, красуясь над рекой «Лесной Воронеж». Этот массив был виден издалека, чем привлекал посторонний глаз, особенно когда холм в летний период был в цвету, там росли дикие яблони, которые после прививок с турецкой айвой дали свой результат. Яблоки и в те годы были гордостью, их отправляли в большие города, чаще по-большому счету моченными в бочках, как провиант. Этот город, стоящий на перекрёстке дорог соединяя Москву с Поволжьем, стал узловым.

Инна внимательно вслушивалась в рассказ Павла, но всё-таки мысленно возвращалась в мегаполис. Там бурлила жизнь, пахло роскошью. И ей хотелось жить по-полной: богато и успешно. Она поспешила сказать об этом Павлу. На что тот сказал, что богатыми можно и здесь стать. Главное захотеть.

Тот признался, что попытался начать бизнес в Тамбове, но что-то там не идёт как должно, по крайней мере, если и идёт, то не так как бы хотелось. Город вроде бы и больше Мичуринска, но там всё «чужое», поэтому хочет свернуть там все «дела», начать свой бизнес здесь в родном городе; пообещав сделать её «Королевой»; заверяя, что здесь им помогут «родные стены», да и мать поможет со своими связями. Это стало той жирной точкой, что увесистым аргументом легла на их жизненный путь. Они верили в будущее глядя в него с большим оптимизмом.

Новая жизнь в Мичуринске показалась интересной. Уже сразу же после свадьбы все знакомые предлагали помощь. И это поставило на ноги молодых, они с уверенностью шагнули в своё будущее.

Павел занялся бизнесом, и всё шло как никогда хорошо. Да и Инна занялась своим любимым делом, начав работу в рекламном агентстве. Это было тем, что она умела и могла делать на уровне профессионализма. Работы было много. Это давало возможность хорошо заработать. Они собирали сначала на квартиру, потом на машину. Отдыхать они не умели, живя ради «благ» занимаясь своим «очагом». В гости не ходили лишь по одной причине, чтобы лишний раз не позавидовать тем, у кого ещё лучше. Их знакомые были зажиточными, ездили по курортам, покупали вещи с лёгкостью, не то что они, выделяя на их приобретение определённую сумму, раз в год, считая, что главное – не «шмотки», а в уверенность в завтрашнем дне. Деньги грели душу. И, кажется, что получили «перегрев», душа стала тлеть. Они стали отчуждаться, между ними легло пепелище их чувств. Исчезла влюблённость.

Павел стал искать чувства на стороне и вот однажды подцепил «Иришку». Та была полной противоположностью ей, Инне, став первой дамой в сердце Павла. Та была молода, весела, да и деньги тратила с лёгкостью не стараясь осознать, что Павлику они достаются с трудом. Однако, тот был всегда щедр по отношению к ней, обеспечивая с ног до головы…

…Инна во сне закричала: «Нет! Отстань гадина!..»

Она тащила за руку Иришку, стараясь разъединить её объятия с мужем, но та словно прилипла. Инна плача ругалась: «Отстань, Стерва!..»

…Вдруг она почувствовала, как её саму отдирает от той никто-то, а Гришка, с криком:

– Инн, ты чего?!

Открыв глаза, она вышла из сна, не понимая, что происходит. Гришка испуганно глядя на неё спросил:

– Что кошмары мучат?

Та, неловко усмехнувшись, пробормотала:

– Со своим прошлым прощалась.

Тот лыбясь улыбнулся, скалясь, произнёс:

– Вовремя! – приближая к себе, обнимая, – забудь, начнём с нуля новую жизнь, будем жить как в сказке… – чмокая ту в лоб.

Кутаясь в его объятья, она и вправду ощутила уверенность в завтрашнем дне. И она была как никогда благодарна судьбе за подарок. Она вновь невеста.

Их уединение нарушили отец и мать. Мать с отцом стояли в дверях с иконой, говоря, что их совместную жизнь надо начать с родительского благословения. Наскоро одевшись, Инна и Гришка пройдя обряд благословения стали согласовывать дату росписи, так как Инне не хотелось жить в гражданском браке. Мать и отец её в этом поддержали, говоря, что надо по-быстрому развестись с Павлом, раз уж тот нашёл другую, то явно не будет противиться их разводу.

Инна перезвонила Павлу и попросила развода, тот сказал, что и сам хотел говорить с ней насчёт того же, но она опередила. Инна где-то как-то обиделась, но виду не показала, за ней наблюдали три пары любопытных глаз. Она поспешила сказать, что завтра ждёт его у Загса, тот согласился. Это сняло напряжение. Все сели дружно обедать, обговаривая дату свадьбы и как ни странно, решили отпраздновать событие на Рождество, считая, что не стоит затягивать, чтобы не тратиться и на свадьбу, и на новогодние праздники.

Инна и Гришка сияли как начищенные самовары. Ведь не тот, не та не были счастливыми всё последнее время.

Он, тут же сорвавшись с места, поспешил сообщить об этом Колькиному отцу, метнувшись на другой двор.

Отец и мать, оставшись наедине с Инной, поспешили с советами, говоря ей, чтобы она не была «лопухом» и вила из Гришки «верёвки». А то, дважды побывав замужем, кроме слёз ничего не имела. Дочь поспешила заверить, что всё будет хорошо, как-никак стала взрослее, а значит умнее.

Сославшись на головную боль, Инна ушла в свою комнату. Ей было над чем подумать. Она боялась завтрашнего дня, в котором надо будет поставить точку в отношениях с мужем, добровольно отдав того «Иришке». И та с легкостью получит всё готовенькое. Как оказалось, у Инны ничего своего не было. Всё их имущество оформлялось по дарственной от родителей Павла.

Она как жена не встала в своё время в позу, считая, что может так и правильнее; никто не придерётся, не станет завидовать, ставя палки в колеса, ведь от людской зависти одни «чёрные полосы». Именно поэтому Инна не могла предвидеть, как поведёт себя в разделе имущества её Павлик…

…Как ни странно тот оказался честнее, чем она могла ожидать. Развод прошёл без эксцессов. Тот предложил Инне сумму, от которой та не смогла отказаться. Дележа как такового не было. Взяв 5 миллионов рублей, Инна приехала в Раненбург.

Последующие дни прошли в пьянке и гулянке. На свадьбу приехала, и Таня, считая своим долгом лично проконтролировать тот факт, как замужество подруги. Хотя регистрация была назначена на 18 января. Свадьба гудела и на Рождество, и на старый новый год.

Гришка, получив приданное жены тут же им распорядился, купив себе новенький «Ниссан Кашкай». Почувствовав себя респектабельным, перессорился с Николаем и его отцом, сказав, что те «упыри» только и делали, что порабощали его в своём дворце. Говоря, что он сам себе хозяин. Напрочь отказавшись от расчёта, бросил 10 тыс. рублей в лицо Николая. В ответ на это, Колькин отец кинулся на того с кулаками, бросив в отместку то, что скрывал от всех. Выкрикивая, что он был тем «кобелём», что поимел этих двух «сучек» в лице Инны и матери.

Гришка был ошарашен. Придя домой, он закатил скандал, говоря, что такая жена ему не нужна. Забрав деньги, как компенсацию за «позор» сев в машину укатил неведомо куда.

Инна и её мать после всего случившегося были в шоке. Таня проанализировав ситуацию настояла на том, что надо «делать ноги» из Раненбурга, тем более, что Инна ещё официально с Гришкой ничем не связана, так как регистрации как таковой не было. Ни отец, ни мать тому не противились. Всем окружающим сказали, что молодые переезжают в Москву. А внезапный отъезд Гришки объяснили тем, что тот поехал снимать квартиру, чтобы Инночка приехала хозяйкой в их гнёздышко.

Новое благословление дочери было спонтанным, скомканным. Собрав вещи, Инна и Таня уехали в Москву. Всю дорогу Инна проплакала сидя на заднем сидении. Благо, что Таня не отвлекалась, следя за дорогой. Что-что, а водила машину та аккуратно ей её новенький «Лексус» достался непросто, год клянчила у Стамбовского. Она вот уже как второй год была его любовницей.

Уже вечерело, когда они подъехали к Москве. Инна в напряжение смотрела за окно, и в этот момент ей как никогда хотелось поверить в Бога, что именно он в который раз ей поможет начать новую жизнь.

Она никогда не верила в Бога, считая, что его просто нет. Именно так её воспитали, отвергая сам факт его существования…

…Помнится, как-то, на Пасху придя со школы, она спросила мать: «Правда ли что Бог есть?»

Мать, оборвав на полуслове, рявкнула: «Не было и не будет. Потому что его никто никогда не видел. Если и верит кто, то только те, кто не верит в себя»… – сказав это, тут же перекрестилась, скорее делая это на автомате по привычке.

Отметив это, Инна, вспрыснув, сказала: «Тогда почему крестишься?»

За что получила оплеуху. Вопрос: есть или нет… Надолго отпал. Ведь мать как никто всегда права. С ней никто в их доме не спорил.

Отец же частенько ходил в церковь, так как считал, что все должны избавляться от грехов. На что мать говорила, твердя как «попугай», мол, она безгрешная вины за собой не чувствует. Лишний раз, ставя отца в зависимость, попрекая его грехами, напоминая, что зачастил в храм. Отец отшучивался, говорил, что снимает порчу с семьи, ставя свечи за здравие. Мать была слишком уверенна в себе, поэтому не искала подпитки со стороны. Ведь если что, то отец ей поможет решить проблемы. Её проблемы – его проблемы. А тот периодически морально ломался под их тяжестью, ища помощи в вере.

Мать, срываясь, частенько покрикивала на отца, называя его слабаком и «тряпкой». Тот, сидя у печи, уткнувшись в пол, бубнил, прося излечить мать от демонов, вселившихся в ту и разъедающих её душу. И, кажется, что его где-то кто-то слышал. Мать через пару минут замолкала, ластясь к нему, просила прощение. Вот так они жили, как «кошка с собакой».

Мать на следующее утро после бурной ночи в очередной раз говорила, что если и мирятся, то по большой любви. И ей свыше никто не указ. Отец не перечил. Ему нравилась она – самоуверенная, пылкая, держащая его в «ежовых рукавичках». Он был безвольным человеком, так как бегал от идола-жены к Богу…

…Стоя в пробке, Инна, посмотрев сквозь промёрзшее окно на вечернюю Москву, взгрустнула, перекрестившись, попросила:

– Господи, помоги! Возьми меня под свою опеку… – невольно устремив взгляд ввысь, заметила мигающую звёздочку, ей это показалось знаком, она внутренне приняла тот факт, что Бог есть…

Глава 3. Сквозь призму времени

…Въехав в Москву, Таня немного расслабилась, стала щебетать о своей насыщенной жизни. Говоря, что времени не на что не хватает: Встречи, фуршеты, лица, лица, лица…

…Вот и сейчас, как только она отвезёт Инну к себе домой тут же едет со Стамбовским на вечеринку. Правда по поводу чего тот ещё не уточнил; сознавая, что она должна выглядеть как никто на уровне чтобы «не упасть в грязь лицом», сетуя, что придётся заняться имиджем в дежурном порядке, так как не успевает в «Салон Красоты».

Инна не глядя буркнула:

– Всё, как и раньше…

А раньше… Тут же всплыло как на мониторе компьютера, рябя перед глазами…

…Первое время, когда О. Б. ушёл от неё, казалось бы, навсегда променяв на «худосочную выдру», ей казалось, что она сможет его вернуть пусть кратковременными минутами секса. Ведь он не мог вот так сразу забыть отвыкнуть, и она ждала его, не желая, чтобы тот привыкал к той «чужой», тем более та беременная и ей совершенно не до секса.

Он приходил к себе домой, наверно ноги по инерции сами вели туда, ведь там некогда было уютное гнёздышко. И Инна этого ждала…

…В голове мелькнула встреча. Это было осенью, стояло бабье лето: днём тепло, ночами всё же уже более чем прохладно.

О. Б. открыв дверь своим ключом, поспешно сняв обручальное кольцо, спрятав в карман пиджака, вваливался внутрь с охапкой роз, бросая их на пороге; обычно это было ранним утром в субботний день, когда Инна ещё сладко спала. О. Б. входил в спальню полноправным хозяином, на ходу сбрасывая одежду, зачастую это был строгий элегантный прикид успешного руководителя; крадучись к постели ныряя под одеяло, раздвигая холодной рукой бедра найдя тёплое сокровенное место вводя тонкие пальцы, заставлял её сонное тело содрогнуться, чтобы оно ему ответило. И оно отвечало. Это была прелюдия секса. И это чувствовалось по тому, как лоно любви насыщалось влагой. Он от этого буквально дурел, сразу тиская её ватное тело в своих крепких объятиях, влезая острым языком к ней в рот.

И вот на этом стоная, она приоткрывала глаза, чтобы тихо поздороваться:

– Привет, соскучился?!

И тогда О. Б. становился нежным и грубым в одночасье, терзая её губы беря женскую плоть с неистовостью, и она таяла в его объятьях, не скрывая своего блаженства. Получив оргазм, испытав то, что порой не суждено получать многим супружеским парам; они усталые в откровенном неглиже плелись в ванну. Там сорвав с вешалки махровые халаты, на ходу облачившись в них, всё ещё пребывая в истоме, подкашиваясь на ватных ногах, в обнимку спешили на кухню, чтобы выпить горячий кофе.

Их глаза сияли лучиками счастья и в квартире от того становилось чуть ярче теплее уютней.

Уже на кухне сидя за столом, он устало курил, улыбаясь уголками губ довольный, оттого что получил от неё такой подарок как непревзойдённый секс. И она это знала; так как выложилась по-полной на все сто, чтобы затмить в его глазах ту другую.

Инна, томительно отходила от состоявшегося далеко не спонтанного секса. Она ждала визита О. Б, и её сонливость была наигранной, чтобы в очередной раз подогреть в нём желание взять её ещё тёплую в момент самого сладкого утреннего сна. Поэтому в уме проигрывала развитие дальнейших событий, зная, чего она хочет. Всё шло по отработанному сценарию, обычно так…

…Пока варилось кофе, она стояла спиной к нему, ощущая внутреннюю дрожь, ощущая на себе его изучающий цепкий взгляд. Она боялась оголить свою душу, показав свою похоть желание прямо здесь на кухне заняться сексом. И, кажется, он читал её мысли, тут же встав с места, подходил к ней, беря в свои мягкие нежные руки. Машинально выключая газ, Инна стремительно падала в его объятья. И он её брал тут же на кухонном столе. Она отдавалась с глухим стоном, как, впрочем, и он. Чтобы заглушить рвущуюся наружу страсть он или она включали воду. И тогда их страсть, выпорхнувшая из недр их души наружу становилась в буквальном смысле слова необузданной. В момент секса, сняв её лёгкое как пушинку тело со стола, положив на пол, брал её плоть настолько грубо, чтобы почувствовать себя брутальным, коим разрешал быть только с ней.

Таким образом, заставляя чувствовать, и её через физическую боль его душевную боль, что кажется, измучила. Лишь только после этого они удалялись в спальню и она, Инна, лечила его своими ласками, становясь в его глазах богиней секса, овладевая им, оказавшись над ним сверху. Она в тот момент читала его как книгу, осторожно листая страницу за страницей внося маленький постскриптум, усиливая впечатление от прочитанного экстазом и в этот момент он, трогая кончиком пальца шероховатую точку «G» массируя круговыми движениями стимулируя её удовольствие, подводил к черте непревзойдённого счастья блаженства. И именно тогда перестав стимулировать в приближение оргазма, беря финальную часть на себя. О. Б. как должно настоящему самцу брал её расслабленную, делал их секс намного ярче и эффектней. Кажется, что и он знал, что ей надо, поэтому давал то, что желала дама; поцелуями затыкая рот беря её, таким образом, несколько раз, и она не противилась, сознавая, что продлевает момент своего хрупкого женского счастья, боясь его вспугнуть, купалась в нём. Лишь изредка останавливая О. Б. в трате времени на поцелуи, заставляя того вновь и вновь войти в неё, коснуться точки «G»; становясь тёплым комочком, вбирала в себя всю мужскую силу. Она боялась выпустить это мимолётное счастье, сказав, что уже достаточно, ведь тогда он убежит к той другой чужой. А он убегал именно, когда видел, что она удовлетворена. Поэтому удерживала его томлением, прелюдией, игрой и как можно дольше. И он шёл у неё на поводу. Как ему казалось, что это он её берёт, и это он так выдержанно размеренно используют женскую плоть, наполняя как сосуд, бокал вина любовью, новыми чувствами в самых ярких красках с насыщенно сладко терпким ароматом.

Думая, что ему суждено испить всё это, блаженствуя в конце секса. И он ждал этого, чтобы опьянеть от дурмана, зарядить себя на время новым свежим чувством влюблённости.

С женой он давно не был счастливым и влюблённым. Тогда как с ней, Инной, ощущал каждую неделю. За эти два три часа он набирал мужскую силу и жил полноценно до следующих выходных, успешно идя вверх по карьере. Инна была ему нужна, как некий трамплин. И она боялась в это поверить, гоня от себя эту мысль, считая, что это любовь. Однако он всегда спешил оставить её наедине, ссылаясь на свои дела. И она его никогда не удерживала, зная, что он непременно вернётся. Он не может не вернуться после столь пылких и нежных объятий такого неимоверно классного секса. Инна отдавала ему всю себя, тогда как та другая не подпускала к себе, считая, что любые лишние движения и, конечно же, эмоции могут навредить плоду.

О. Б. порываясь, спешил уйти, оправдываясь кипой дел, говоря, что он должен бежать на работу, и она его отпускала…

…Так и тогда он стоял у входной двери с собранными цветами в руках, неловко улыбаясь как бы прячась за них. Ей было больно это видеть и сознавать, что на сегодня у него на первом месте та другая. Да было очень больно, в мозгу шёл настоящий бой за любовь, но Инна все же его выиграла, не подавая вида как ей больно. Тот пообещал, что скоро вернётся, и она сделала вид что поверила. Он со спокойной душой вручил ей цветы, достав кольцо, не обращая на неё внимания, одев на палец, чмокнув, скрылся за дверью.

Осев на корточки перед дверьми она, всхлипывая, разревелась. Чего ей стоило чтобы не крикнуть: «Пошёл вон!» – когда он надел кольцо. Внутри неё всё кипело.

Ей хотелось кинуть ему в лицо его дежурные розы, если не сказать, плюнуть и вытолкать за дверь, но она сдержалась.

Только сейчас оставшись наедине с собой, она выпустила из себя боль. Просидев у двери пару минут, размазав по щекам слезы, направилась в ванную.

Там посмотрев на себя в зеркало, зло сказала:

– Сволочь!»

Потом набрав воды в ванну, бросила в неё розы, те старались держаться на плаву. Скорее, всё ещё не отойдя от обиды, стала их топить двумя руками, но цветы противились вновь всплывая. Тогда она, злясь, стала ощипывать бутоны, разбрасывая их по ванной. Ей стало страшно, она провела параллель со своей любовью, подчёркивая, что её нет. Взяв с полки губную помаду, написала на зеркале: «Сволочь!» Разревевшись, выбежала.

Оказавшись на кухне, откупорив бутылку красного вина налив сразу в два бокала, залпом выпила один за другим, дрожа буквально всем телом от беспрестанных рыданий. Ей было противно: всё и вся и этот лживый мир и О.Б. и его жена, даже их будущий ребёнок. Не выдержав ненависти, что окутала её с ног до головы, на ватных ногах поспешила в спальню, плашмя упав на постель, тут же уснула глубоким сном.

Проснувшись за полночь, блуждая по квартире забредя в ванную ступая босыми ногами по лепесткам поскользнувшись, разозлившись, прежде всего на саму себя дала слово: больше не истерить. Подумав, что в их отношениях есть и милые приятные моменты, вспомнив о недавнем сексе уже с улыбкой на лице умывшись, подытожила: «А всё равно он мой»… – думая о новой встрече с ним…

…Временами Инна мечтала о встрече, а иногда хотела, чтобы тот её бросил. Но это никогда не произойдёт, по крайней мере, по его инициативе. О. Б. слишком постоянен в своём желании, иметь любовницу, желательно не приносящую ему массу проблем. Он бежал от них как чёрт от ладана. Да и она не хотела искать каких-то подвернувшихся мужиков.

Привычка – сильная привычка, а О.Б. её слабость и привычка. Инна просто не смогла бы уснуть в чужих объятиях, вообще не могла уснуть без своего Олежки. Раньше в бытность, она с ним могла спать сутками, но если не сутки, то 10–12 часов, как правило, точно.

Она понимала, что боялась встреч с ним; это значило идти на поводу его прихоти, а ещё больнее на поводу лжи. Решив, что надо что-то менять, начала, с замка попросив соседа не в службу, а в дружбу поменять сердцевину. Тот не преминул это сделать, так как был рад услужить такой симпатичной женщине, тем более что пытался ухаживать за ней, и это было слишком заметно. Заменив замок, закрывшись на ключ, Инна пошла спать. Пусть без объятий О. Б., считая, что теперь надо привыкать. Она была зла на него, за то, что тот при ней надел обручальное кольцо, этим показав её второстепенность. Простить?! Значит, согласиться быть его сексуальной наложницей. А вот этого она не хотела. Она хотела честных открытых отношений. Любви! Конечно, ей хотелось, как и ему через секс испытать сильные чувства, но не хотелось уподобляться проститутке: пришёл, ушёл, мол, ничем не обязан. Взрослая жизнь до сих пор была ей не понятна. В ней по-большому счёту никому не интересна чья-то душа. У всех на уме: кого-то раздеть, перед кем-то раздвинуть ноги, через несколько минут интима разбежаться; в лучшем случае чмокнуть в щёку, сказав: «Прости, надо бежать».

Хотелось чувств, которые делают жизнь – насыщенной любовью, а не адреналином, от которого бьёт в голову, как, впрочем, и ниже пояса и всё идёт как-то не по-человечески, а по-животному. Мозг отключён. «Хочу и всё!..» Мужчина и женщина идут на поводу похоти, эрекции. И близость происходит далеко неосознанно. Главное – счёт. Кто сколько раз за ночь словил «кайф».

Инна была противницей таких отношений, так как считала, что мозги даны, чтобы думать, чувствовать, понимать.

Она не понимала, куда шагнула молодёжь. Такими ценностями никогда не жила. Инна, как только стала жить в мегаполисе; вообще не напрягала мысль в таком направлении. Серое вещество даже в момент кипения не теснило мозг. Когда тот кипел; не было ничего лучшего, как покататься на трамвае по старой Москве. Это её успокаивало. Помнится, как-то она и Олька разозлившись на Олесю и Таню, так и сделали, чтобы немного остыть поспешили на дежурную прогулку.

Это по-большому счету им шло на пользу и даже во многом; как говорится, лучше узнавали Москву. А та во многом была загадкой и кажется, что в ночи открывалась им, тихонько приоткрывая свою душу, показывая себя: строгой, скромной, доброй. Они могли бы кататься до утра, но и трамвай уставал, бежал в депо «спать»; да и Ольке нужен был сон, так как её подростковый организм этого настырно требовал. Они, выйдя где-нибудь поближе к дому, идя в обнимку, спешили отоспаться. На цыпочках войдя в квартиру, торопились в постель, где сразу засыпали, как убитые…

…Было жутко. Она решила, что сейчас ей нужно развеяться, погулять по ночному мегаполису; быть может, покататься на трамвае, как некогда.

Одевшись, выбежала из квартиры. Когда она выбежала на улицу, вспомнила, что далеко за полночь. Домой возвращаться не хотелось. Она неприкаянно гуляла, пока перед ней не остановился старенький «Шевроле». Мужчина, выглянув из окна, предложил подвести. Инна так продрогла, что тут же согласилась. Сев в салон машинально сказала:

– До «Измайловского парка».

Она не знала, почему назвала именно этот совсем незнакомый парк. Наверно потому что не хотелось домой, нужно было переключиться, изгнать из головы мысль о нем, о О.Б.

Мужчина, посмотрев, тихо произнёс:

– По пути, подброшу…

Они ехали молча. Инна вздрогнула, когда он сказал:

– Мы на месте.

Посмотрев через окно, она обратила внимание, что заехали в лесопарковую зону. Это её напугало.

Сжавшись в комок, она прошептала:

– Отвезите меня, пожалуйста, домой.

Тот, посмотрев, ухмыляясь, сказал:

– Так сама просила в парк… – кивая в сторону леса, – чем тебе не парк?

Он стал приставать, разрывая на ней одежду, раздвинув ноги, запустив руку в промежность, ощущая тепло, в буквальном смысле слова обезумев от нахлынувших на него ощущений, накрывших его с головой. Он ощущал жар по всему телу, эпицентром взрыва предстал пах. Сокращение её тазовых мышц стало решающим толчком к действию; войдя в неё, мужчина в безумстве стал брать плоть, наполненную женской энергией делая это с неистовостью, двигался все быстрее и быстрее, ощущая между ногами влагу, зло говоря:

– И ты такая же сука, как и моя!..

Инна даже не сопротивлялась, боясь взбесить его, лишь тихо от боли стонала, отчего тот чувствовал себя всё более и более уверенным. Он был близок к оргазму. Она ощущала страх перед этим человеком. Неизвестно что было у того в голове. Через несколько минут он стал нежнее, нашёптывал на ухо, что она ему нравится, что теперь будет его женщиной, держа её в объятьях, просил прощения. Говоря, что он не такой, просто от него сегодня ушла жена вот и потерял контроль над собой. Кажется, она его понимала, поэтому не стала кричать или сбегать. Наоборот, стала отдаваться ему уже по своей воле, ощущая наслаждение, впрочем, как и он её неизвестный мачо. Тот испытывал блаженство, это было налицо. Тиская её упругую наполненную вожделением грудь, придавив таз к сидению, пришёл в экстаз, приток адреналина сделал своё, мужчина был в эйфории. Для него секс стал радостью чем-то священным. Глядя на неё он с восхищением пробормотал:

– Богиня! Ты лучшая!

Насильственная любовь была несколько дискомфортной, это и напрягало Инну; в бытность она испытывала несколько оргазмов, сейчас же была от напряжения заторможенной. Он тоже не был расслабленным, торопливо желая испытать оргазм. И только когда Инна застонала, искренне испытав оргазм, в этот момент, и он перед эякуляцией ощутил оргазм. Инна не могла понять, что произошло между ними.

Выпустив её из крепких рук, закрыв ими лицо, мужчина скрежетая зубами сказал:

– Прости!.. Не хотел обидеть.

Та, с жалостью посмотрев на него, стараясь прикрыть голое тело рваной одеждой, пробормотала:

– На обиженных воду возят. Значит сама виновата, повод дала… – и тихо попросила, – отвези домой, мне очень холодно.

Он дал ей свою куртку и отвёз домой.

Проводив Инну до лифта торопливо не оглянувшись, поспешил на выход, к тому же даже не сказав своего имени.