Жажда Браун Сандра

– Меня очень беспокоит, что вы носите наверх эти тяжелые подносы, но миссис Локетт ясно дала мне понять, что я должна оставаться в этой комнате или где-нибудь поблизости от нее до тех пор, пока идут приготовления к похоронам.

Лорен печально смотрела в открытое окно.

– А похороны будут завтра, как и предполагалось?

– Си, – ответила Елена тихо. – Приедет много людей издалека.

– Ладно, думаю, я найду себе какое-нибудь занятие, – вздохнула Лорен.

Она ухитрилась скоротать долгие часы за чтением и вышиванием, которое захватила с собой из Клейтона. Лорен была лишена даже общества Елены: девушка объяснила ей, что нужна матери на кухне.

День тянулся медленно. Лорен, привыкшей к деятельности и находившей себе занятие, даже когда у нее не было работы, он казался нестерпимо длинным.

В конце дня Лорен оторвалась от книги, услышав тяжелые шаги в коридоре. Кто-то вошел в одну из комнат в начале коридора, не дойдя до ее комнаты. Сняв очки, чтобы дать отдохнуть глазам, она прислушалась к звукам, доносившимся из комнаты: выдвигали и задвигали ящики, хлопали дверцами платяного шкафа, на пол с тяжелым, глухим стуком сбросили башмаки или сапоги, зашаркали ноги в носках или чулках.

Лорен услышала, как звякнуло стекло о стекло, плеск воды, несколько невнятно произнесенных слов, заскрежетала передвигаемая по деревянному полу мебель.

Несколькими минутами позже обитатель комнаты покинул ее. Дверь тихо закрылась, и Лорен услышала удаляющиеся шаги, затихшие где-то внизу, в холле. Кто-то поселился в комнате по другую сторону ванной. До этой минуты Лорен не слышала в соседней комнате ни одного звука.

Вечером Лорен занялась своим вышиванием, пока Елена убирала посуду после ужина и ставила ее на поднос, собираясь распрощаться на ночь.

– Елена, – спросила Лорен, – кто занимает комнату по другую сторону ванной?

– Ах! Это комната сеньора Джереда. – Глаза Елены выразительно расширились. – Мой Карлос запретил мне проходить мимо нее. – Она хихикнула, стараясь взять поднос поудобнее, ей мешал ее необъятный живот. – Он говорит, сеньор Джеред может увлечь любую женщину.

Закрывая дверь, она подмигнула Лорен.

Серые глаза Лорен остановились на капельке крови, появившейся, как яркая бусинка, на ее уколотом пальце. Но она не видела ее.

4

Солнце не захотело появиться на небе в день похорон Бена Локетта. Казалось, оно тоже оплакивает человека, проводившего столько часов под его жаркими лучами и боготворившего этот край.

Два дня Лорен наблюдала из своего окна, как самые разные люди приходили отдать последнюю дань уважения Бену. Одни из них были богатыми, о чем свидетельствовали их одежда и экипажи. Другие походили на фермеров или скотоводов, они были одеты в чистое, но явно не новое платье. Их жены семенили поодаль, с благоговением разглядывая красивый дом. Вакеро в пыльных кожаных штанах подъезжали к дому верхом на загнанных лошадях. Скорбящие люди приходили по одному, парами или группами, но их поток не иссякал. Лорен не могла представить, что женщина, встретившая ее с такой враждебностью, способна любезно принять самых скромных и смиренных из них.

Катафалк, стоявший на подъездной дорожке, тускло поблескивал черным лаком. Кисти, драпировки, украшенные бахромой, лошади в плюмажах и возница в плаще и высокой шляпе придавали ему вид циркового фургона. «Едва ли Бен выбрал бы такое вульгарное и вызывающее средство передвижения, чтобы отправиться в последний путь, к могиле», – подумала Лорен, испытывая горечь потери этого твердого и мужественного человека.

Из своего окна Лорен видела появившуюся на дорожке Оливию. Она опиралась на руку человека одного с ней роста. Его лысая голова была вровень с черной шляпкой и вуалью Оливии. Черный сюртук плотно облегал его крупную фигуру. Во всех его движениях чувствовалась скованность. Было трудно понять, ведет он себя так из уважения к ее горю или из страха вызвать ее гнев. Он дергался почти раболепно.

Когда Лорен заметила человека, шедшего позади этой пары, у нее перехватило дыхание. Она узнала его по высокому росту и широким плечам, хотя и не могла видеть его лица под широкополой черной шляпой. В его черном костюме не было ничего примечательного. Он не смотрел по сторонам и не замечал сочувственных взглядов друзей, смотревших на него с жалостью, пока он следовал за матерью и ее спутником к ожидавшему их крытому экипажу.

Гроб с соблюдением всех церемоний был водружен на катафалк. Лорен подумала, что Бен, вероятно, вволю позубоскалил бы над всей этой помпой и пышностью. Она не сомневалась, что откуда-то сверху он смотрит на них всех и его синие глаза озорно поблескивают. Она прочла молитву за упокой его души, пока катафалк и следовавшая за ним процессия удалялись от дома.

Когда мимо дома проезжал экипаж с семьей покойного, она заметила небрежно свисавшую из него сильную, худую, загорелую руку.

Приглашение последовало настолько неожиданно, что застало Лорен врасплох. Елена порывисто распахнула дверь и влетела в ее комнату так стремительно, что пестрые юбки вихрем закружились вокруг ее голых ног, а груди запрыгали, как фонарики на проволоке. Она с порога выпалила Лорен принесенное известие:

– Сеньора хочет вас видеть, сеньорита. Она сказала, быстро. Она с сеньором Уэллсом в кабинете сеньора Локетта.

Не снижая темпа, Елена помогла Лорен застегнуть блузку, которую та сняла, готовясь вздремнуть. Ее волосы были поспешно собраны в обычный узел. Елена встала на колени, чтобы застегнуть ей башмаки. Лорен полагала, что Елена просто не в состоянии принять такую позу, но у нее не было времени по-настоящему удивиться. Девушка часто дышала, сердце ее сильно билось, а ладони вспотели. За всю свою жизнь она ни разу так не волновалась.

Уже на выходе из комнаты Лорен успела схватить кружевной носовой платочек. Взяла она его, чтобы вытереть ладони, или ей просто было необходимо держать что-то в руках, она не смогла бы ответить. Елена быстро вела Лорен через холл к широкой лестнице и тоже казалась возбужденной.

Они спустились по лестнице и направились к широкой раздвижной двери. Елена ободряюще кивнула Лорен и раздвинула дверь. Лорен глубоко вздохнула.

Она вошла в комнату и снова поразилась простоте и элегантности обстановки. Основное место в комнате занимали книжные полки, поднимающиеся от пола до потолка вдоль стены и по обе стороны большого камина. Каминная полка была украшена затейливой и искусной резьбой. Одну из стен полностью занимало высокое французское окно.

Пол был покрыт обюссонским [6] ковром. Обитые кожей стулья и маленький столик были расположены так, словно приглашали к интимной беседе. В низком буфете поблескивали хрустальные графины и фужеры. Занавески были полностью раздвинуты, давая возможность полуденному солнцу беспрепятственно проникать в комнату.

Возле окна стоял массивный письменный стол, заваленный кожаными папками и бумагами разного размера, формы и цвета. За письменным столом в кожаном кресле с высокой спинкой сидела Оливия. Стул перед столом занимал низенький, плотный человек, которого Лорен видела с Оливией во время похорон. Когда она вошла, он встал и пошел ей навстречу.

– Мисс Холбрук, счастлив с вами познакомиться. Жаль, что сложившиеся обстоятельства не позволили нам встретиться раньше. Надеюсь, вы не испытывали особых неудобств после приезда. – По-видимому, он не ждал ответа, потому что продолжал: – Я Карсон Уэллс, старый друг Бена и Оливии, а также их поверенный. Здравствуйте.

– Здравствуйте, мистер Уэллс.

Встретив любезный прием, Лорен успокоилась. Она отвечала на вопросы обстоятельно и твердо:

– Я не испытывала никаких неудобств, напротив. Но мне жаль, что мой приезд совпал с таким несчастьем и я невольно оказалась нежелательной гостьей.

– Никто вас не осуждает.

Мистер Уэллс говорил с ней мягко, и Лорен была рада его присутствию в комнате. Он был совершенно лысым, если не считать скудной растительности неопределенного цвета на затылке.

Как бы для того, чтобы компенсировать отсутствие волос на голове, его старомодные пышные бакенбарды свисали до крыльев мясистого носа. Он смотрел на Лорен добрыми, улыбчивыми глазами, казалось, понимая, в какой неловкой ситуации она оказалась.

Оливия, до сих пор не издавшая ни звука, вдруг заговорила ровным, спокойным голосом:

– Мистер Уэллс и я хотим с вами поговорить, мисс Холбрук. Не сядете ли вы? Не выпьете ли глоток шерри?

Лорен присела на стул, предложенный ей мистером Уэллсом, и отказалась от шерри. Оливия занимала такое место, что солнце прекрасно освещало ее фигуру, но на лицо свет не падал, оно оставалось в тени и казалось непроницаемым.

Лорен подумала, знал ли Бен, насколько удобно вести беседу с этого места за его письменным столом. Ей, сидящей напротив, приходилось щуриться, чтобы отчетливо видеть Оливию.

– Начну с главного, мисс Холбрук. Я так и не знаю причины, по которой мой муж пригласил вас сюда. У меня возникали кое-какие идеи на этот счет, но, увидев вас, я поняла, что была не права.

Она никак не определила эти идеи, и смысл ее слов так и остался загадкой для Лорен. Оливия продолжала:

– Во всяком случае, он хотел, чтобы вы остались здесь не меньше чем на два месяца. В ту ночь, когда у него случился приступ, как ни плохо ему было, он все-таки успел попросить меня разрешить вам остаться в доме на этот срок. Видимо, ваше пребывание здесь было важно для него.

Лорен нервно облизала губы. В горле у нее пересохло, и она не была уверена, что сможет сказать хоть слово.

– Ваш муж сказал мне, – проговорила Лорен с трудом, – что я могла бы заниматься вашей корреспонденцией, помогать вам принимать гостей или делать еще что-нибудь в этом роде. Я предполагала, что он предлагает мне место вашего секретаря.

Сердце Лорен билось так громко, что она с трудом слышала собственный голос.

Лицо Оливии изменило свое непроницаемое выражение, и на нем появилось нечто похожее на улыбку. Карсон Уэллс успокаивающе похлопал Лорен по руке и тихо сказал:

– Мисс Холбрук, Бен любил удивлять людей и подшучивать над ними. Оливия весьма успешно ведет дела, и у нее целый штат клерков в банке. Возможно, Бен и говорил вам, что ей нужен секретарь, но, уверяю вас, у него были для этого какие-то тайные причины.

Банк? Лорен ничего не знала о банке. Пытаясь ухватиться за последнюю возможность, она, запинаясь, произнесла:

– Я… я хорошо играю на фортепиано. Может быть, он думал, что я смогу давать концерты для ваших гостей.

Оливия насмешливо подняла бровь:

– Не сомневаюсь, что это было бы прекрасно, но у нас даже нет фортепиано.

Лорен оцепенела и не знала, что на это ответить. Униженная до последней степени, она опустила голову и уставилась на свой влажный и измятый носовой платок, зажатый в ладонях.

– Простите. Я не знала об этом. Вы, должно быть, подумали… я была так уверена… Он не сказал мне…

Слезы, туманившие ее глаза, наконец пролились и потекли по щекам.

– Ну, ну, не стоит так горевать, – сказал Карсон. – Я боюсь, что старина Бен просто пошутил по своему обыкновению, и на сей раз пострадавшей оказались вы, но сам он не дожил до того момента, когда придет время полюбоваться на результат. Вы можете пожить здесь некоторое время. Оливия и я постараемся сделать так, чтобы ваше пребывание в доме оказалось приятным. А теперь перестаньте плакать.

Судя по его голосу, Карсон был искренне огорчен и так сильно похлопывал Лорен по руке, что даже причинил ей боль.

– Вы присоединитесь к нам в столовой в семь тридцать, мисс Холбрук?

В голосе Оливии звучало раздражение столь очевидным проявлением чувств.

Лорен поняла, что аудиенция окончена, и поднялась:

– Да, благодарю вас, миссис Локетт.

Лорен пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы кивнуть каждому из них, и она направилась было к уже раздвинутой двери, готовая выскользнуть из комнаты и исчезнуть, когда ее остановил резкий оклик Оливии:

– Мисс Холбрук!

– Да, – отозвалась Лорен дрожащим голосом, повернувшись к хозяйке дома.

– Есть одна вещь, которую я должна знать.

– Оливия, пожалуйста, – перебил ее Карсон, но она не обратила внимания на его слова.

– Вы были любовницей моего мужа?

Любовницей! Это слово было брошено в нее, как камень, ударилось о стены комнаты, рикошетом отдаваясь у нее в голове. Даже если бы Оливия действительно забросала ее камнями, Лорен не почувствовала бы себя более оскорбленной. Щеки ее пылали, а все тело заледенело.

– Нет! – задыхаясь, прошептала она. – Почему вы?.. Нет, нет. – Она была так потрясена, что и не подумала отрицать это нелепое предположение более красноречиво.

– Я так и думала, – произнесла Оливия, – увидимся за обедом.

На обратном пути в свою комнату Лорен с трудом сохраняла душевное равновесие. Закрыв дверь, она упала на постель и заплакала. Ей было больно, и в то же время она досадовала на свою наивность. Почему Оливия заподозрила ее и даже осмелилась прямо спросить об этом? Как жестоко и несправедливо.

Лорен горевала о человеке, которому доверилась и который обманул ее. Ее мучила тревога, будущее не предвещало ничего хорошего.

Два месяца! Что, по мнению Бена, должно было произойти за это время? А потом? Что она будет делать потом?

Лорен тщательно оделась к обеду, выбрав одно из двух красивых платьев, имевшихся в ее гардеробе. Оно было из мягкой лиловой вуали [7] . Корсаж украшали изящные складки и крошечные жемчужные пуговки, высокий отделанный кружевами воротник закрывал почти всю шею и доходил до подбородка. Мягкие складки юбки ниспадали на белые кожаные туфельки.

Елена помогала ей одеваться. Теперь ей казалось почти естественным, что мексиканка помогала ей мыться и одеваться. Лорен всегда была в той или иной степени одинока, но в последние несколько дней она чувствовала свое одиночество так остро, как никогда раньше. Поэтому она была благодарна Елене за ее заботу и внимание.

Столовая была обставлена так же элегантно и с тем же вкусом, что и все другие комнаты в доме. Если Карсон или Оливия и заметили покрасневшие глаза Лорен, то ни словом не обмолвились об этом.

Блюда подавала тучная мексиканка, и Лорен решила, что это и есть Роза, мать Елены. Каждый раз, возникая у стола с очередным кушаньем, она поглядывала на Лорен и улыбалась ей с очевидным дружелюбием. Лорен отвечала ей благодарной улыбкой.

Еда была великолепная, и Лорен ела все, кроме бобов в пикантном соусе, которые, судя по всему, были основным блюдом каждой трапезы, кроме завтрака.

Беседа ограничивалась простыми, обыденными темами, и Лорен, присутствовавшая на многих обедах, подобных этому, в доме Пратеров, чувствовала себя свободно. Она удивлялась, куда мог подеваться Джеред Локетт, и вздрогнула, когда Карсон заговорил о нем, словно он мог прочитать ее мысли. Его отсутствие за столом, как видно, их не беспокоило. Оливия мимоходом сказала Карсону, что Джеред пробудет несколько дней в «Кипойнте».

Оливия почувствовала облегчение, заметив, что Лорен Холбрук, по крайней мере, обладает хорошими манерами. Если в доме появится гость, она может не опасаться, что ей придется объяснять неуклюжесть, промахи и нелепое поведение этой глупой потаскушки, так она назвала девушку, когда Бен впервые рассказал ей о ней. Судя по всему, эта молодая особа была образованна и умеет владеть собой. Она быстро взяла себя в руки, когда поддалась было недостойной женской слабости и расплакалась. Как мила, как пленительна, думала Оливия с иронией. Естественно, Карсон тут же попался на удочку, как все мужчины, при виде женских слез. Редко кто из них может устоять при виде уязвимой, хрупкой женщины.

Сегодня днем Карсон Уэллс и впрямь почувствовал сострадание к Лорен при виде ее бедственного положения. Она оказалась совсем не такой, какой, по его представлению, должна была быть. В ней не было ничего от расчетливой и хитрой искательницы приключений. Он ожидал увидеть шлюху, которая положит младенца на крыльцо Локеттов, заявит, что это ребенок Бена, и потребует кругленькую сумму.

Лорен Холбрук оказалась невинной жертвой обстоятельств. Оливия могла бы и не спрашивать девушку о ее отношениях с Беном. Он, конечно, не планировал сделать ее своей любовницей. Карсон был в этом уверен. Бену нравились смазливые, наглые, похотливые бабенки. Эта хрупкая молодая женщина с глазами лани могла растопить мужское сердце своей изящной красотой, но никогда бы не зажгла огонь в чреслах Бена Локетта.

Что касается Карсона, то для него существовала только одна женщина. Но ни одному мужчине не было суждено обладать ею, подчинить ее своей воле. Карсон любил Оливию Локетт. После всех этих лет душевных страданий, несмотря на угнетавшее его чувство вины перед своим лучшим другом, Карсон все еще любил ее.

Разговор зашел о делах, и Лорен рассеянно слушала, не пытаясь понять, о чем речь. Она думала о том, на каком стуле сидел Джеред, когда обедал за этим столом.

Однако кое-что в разговоре заинтересовало ее. Лорен поняла, что Локетты владели банком Коронадо. Они хотели построить в Коронадо железную дорогу, хотя это и было связано с преодолением некоторых трудностей. Ранчо «Кипойнт» управлял некто по имени Мендес, хотя Локетты имели полную информацию о всех доходах и расходах до последнего цента.

– Мы должны заполучить сюда Вандайвера, Оливия, – убежденно говорил Карсон, – ублажать его и умасливать, потому что за ним стоит сила. Без него не будет никакой железной дороги. Теперь, когда Бен… теперь надо попытаться снова к нему подъехать.

– Нам надо прийти к соглашению о правах на воду, ты же знаешь, – сказала Оливия холодно.

– С этим мы разберемся, когда придет время. А сейчас для нас важно убедить их в своей заинтересованности. А как насчет Джереда, Оливия? Он не будет возражать?

– Джеред сделает все, что мы ему скажем, – огрызнулась она.

– Конечно, Джеред знает, что Бен хотел построить эту дорогу. Думаю, этот факт будет решающим для него.

Они замолчали, и Лорен робко посмотрела на них. У обоих были глубоко озабоченные лица.

Тащась вверх по лестнице, Джеред чувствовал себя усталым и грязным, ему страшно хотелось выпить. Даже в такой день, как сегодня, в начале октября, путь верхом от ранчо был тяжелым – жара все еще не спадала. Поднимающиеся клубы пыли на дорогах мешали дышать. Со дня похорон не выпало ни одного дождя. Внезапно пришедшая мысль заставила его остановиться, усилием воли он подавил тревогу.

Добравшись до верхней площадки, Джеред заметил, что дверь в конце коридора слегка приоткрыта. По причине, которую он не смог бы объяснить, молодой человек старался ступать как можно тише. Его шаги были настолько бесшумными, что не звенели даже шпоры. «Торн мог бы гордиться мной», – подумал он с улыбкой.

Джеред остановился возле своей двери и взялся за дверную ручку, однако любопытство победило. Он прошел дальше по коридору к комнате для гостей.

Почему бы и не открыть дверь? Возможно, ее там нет. А если она там? Ну и что, какого черта… Ведь это его дом, разве нет?

Он толкнул дверь, и она отворилась. Слава богу, петли были хорошо смазаны, и дверь не заскрипела. Лорен сидела за маленьким письменным столом. Она отвечала на письма с соболезнованиями. Лорен настояла на том, чтобы взять на себя этот труд, и Оливия хоть и неохотно, но не без тайного чувства уважения к девушке предоставила ей возможность заняться этим скучным делом.

«Ну и ну, а старик-то знал, что делает», – подумал Джеред. К сожалению, Лорен сидела спиной к нему, но, размышляя над тем, как лучше составить письмо, она слегка наклонила голову.

В комнате была абсолютная тишина, если не считать скрипа пера по бумаге и тиканья маленьких часов на столике у кровати. В луче теплого полуденного солнца, косо падающего в комнату, плясали пылинки.

Лорен слегка распрямилась и глубоко вздохнула, окуная перо в чернильницу. Джеред затаил дыхание, боясь выдать свое присутствие, но Лорен снова склонилась над бумагой. Со своего наблюдательного пункта у двери Джеред мог видеть лишь часть ее лица – гладкая цвета слоновой кости кожа с легким румянцем на скулах и маленькие очки на прямом, изящном носике.

«Она одета слишком строго для молодой хорошенькой женщины», – подумал Джеред. Белая блузка с высоким воротом и темно-бордовая юбка подошли бы скорее какой-нибудь сельской учительнице. Ряд пуговиц на спине просто притягивал взгляд, словно приглашая мужчину провести по ним рукой снизу вверх, прямо к стройной, изящной шее, над которой возвышалась роскошная масса волос, убранных в пышную прическу. Боже, что за волосы! Угольно-черные, отливающие синевой, они просто потрясали. Несколько прядей выбилось из тяжелого пучка и кокетливо лежало на шее. «Как восхитительно будет пропустить эту тяжелую шелковистую массу сквозь пальцы», – подумал Джеред.

Она была стройной. Пожалуй, даже слишком. Можно сказать, худой.

Стараясь не шуметь, чтобы не испортить эффект, он очень медленно достал из нагрудного кармана сигару с обрезанным кончиком и спички. Зажав сигару в зубах и придав своему лицу то выражение, которое он предпочитал показывать миру, Джеред чиркнул спичкой о дверной косяк.

В маленькой тихой комнатке этот звук был похож на пушечный выстрел, и Лорен испуганно вскочила. Она буквально вжалась в письменный стол, увидев Джереда, и прижала свою изящную, сжатую в кулачок руку к груди.

Джеред быстро обежал взглядом ее фигуру. Пожалуй, он был не прав, она вовсе не худая.

Лорен в ужасе смотрела на него поверх очков, и Джеред даже несколько опешил, встретившись с ней взглядом. Черт возьми, какого же цвета у нее глаза? Синие? Нет, серые. Вот черт! Надо отдать должное старику. Она совсем недурна.

Прижавшись к письменному столу, чтобы удержаться на ногах, Лорен чувствовала себя загнанным в угол животным. Не спуская с нее глаз, Джеред попыхивал сигарой. Дым окутал его лицо. Большим пальцем он лениво сдвинул свою шляпу с плоской тульей со лба, и она повисла у него за спиной на тонком кожаном ремешке.

Он плотоядно обшаривал ее тело нагло прищуренными глазами до тех пор, пока ее щеки не запылали от смущения.

Лорен, не шевелясь и не произнося ни слова, так же пристально смотрела на Джереда. Его выгоревшие на солнце каштановые волосы, как она и предполагала, отливали золотом. Смуглая от природы кожа еще больше потемнела от долгого пребывания на солнце. Темно-янтарного цвета глаза напоминали два великолепных топаза.

В нем было много от Бена, и прежде всего статная фигура, но в лице его не было и намека на веселость отца. Выражение его лица и манера держаться свидетельствовали о высокомерии, тщеславии и презрении к людям.

Джеред стоял, небрежно привалившись к дверному косяку и скрестив ноги. На нем была та же одежда, что и при их первой встрече, когда она увидела его спящим на дне повозки, но на этот раз на шее был повязан цветной платок. Лорен обратила внимание на серебряные шпоры, украшавшие его сапоги, и с минуту она не сводила с них глаз, потом, медленно поднимая глаза, она оглядела все его длинное тело, и наконец ее взгляд встретился с взглядом его янтарных глаз. Их выражение нетрудно было разгадать – он ее оценивал.

– Мисс Холбрук, я зашел принести вам свои нижайшие извинения. Сознаю, что при первой нашей встрече я был не в форме и вел себя отвратительно.

Он говорил голосом Бена, низким и глубоким, но тон его был полон сарказма. Лорен недоумевала, откуда такое презрение. Это она имела основания презирать его.

– Что мне сделать, чтобы искупить свою вину?

– Вам следовало бы начать с извинения за то, что вы вошли в мою комнату без приглашения, – заметила она.

Джеред явно удивился ее апломбу, и одна его бровь недоуменно приподнялась. Однако он быстро пришел в себя и спросил мягким и заговорщическим тоном:

– Вы пригласите меня войти, мисс Холбрук?

Лорен покраснела, заметив, что он сделал ударение на слове «мисс». Почувствовав, что все еще прижимает к груди сжатый кулачок, она медленно опустила руку, слегка прикоснувшись к своим часам. Другой рукой она сняла очки. Джеред с улыбкой наблюдал за ее замешательством, и от его внимания не ускользнуло ее легкое прикосновение к часам на груди.

– Они все еще на месте, – сказал он, – я не вор.

Оттолкнувшись от косяка, он прошел в комнату медленной, хищной походкой крадущейся кошки. Шпоры его позвякивали на деревянном полу.

Горло Лорен свело судорогой, когда Джеред оказался всего в нескольких дюймах от нее. Он возвышался над ней, как башня, и ей пришлось откинуть голову, чтобы видеть его. Для этого потребовалось все ее мужество, но Лорен интуитивно поняла, что, если он догадается о ее страхе, это может повредить ей.

Но ее сердце сжалось от страха, когда его рука с длинными пальцами потянулась к ее груди. Лорен собрала в кулак всю свою волю, чтобы не отпрянуть.

– Что это? – спросил он мягко, коснувшись часов, приколотых к ее блузке. Она чувствовала его дыхание на своем лице, от которого шевелились тонкие пряди волос, обрамлявшие ее лоб. От него пахло табаком.

Джеред отколол часы и, положив их себе на ладонь, стал внимательно рассматривать. Его лицо приняло задумчивое выражение, явно противоречащее эмоциональному напряжению, охватившему Лорен.

Она чувствовала жар во всем теле. Все ее существо было охвачено непонятным и не поддающимся определению стремлением придвинуться к этому человеку, находящемуся в опасной близости от нее.

Джеред приколол брошь к ее блузке, при этом его рука чуть дольше задержалась на ее груди, как бы проверяя, что украшение держится прочно.

Казалось, время остановилось. Янтарные и серые глаза неотрывно смотрели друг на друга, и постепенно взгляд Джереда изменился: теперь в нем читалось удивление. Он слегка склонился к Лорен, и на секунду ей показалось, что он хочет поцеловать ее. Влажные губы девушки раскрылись независимо от ее воли.

Лорен не подозревала, что именно это непроизвольное призывное движение губ сразу же оттолкнуло Джереда, вернув на его лицо привычную защитную маску презрения. В его глазах, только что потеплевших, вновь блеснула холодная насмешка, и Лорен не могла не заметить этой мгновенной перемены. Он сильнее нажал на ее грудь, и в этом порыве уже не было прежней нежности.

Быстрым, как молния, движением она ударила его по руке.

Он засмеялся хриплым гортанным смехом.

– В чем дело, мисс Холбрук? Я только хотел узнать, который час, – насмешливо произнес Джеред.

Лорен ничего не ответила, отчаянно пытаясь справиться с дурнотой и вернуть себе утраченное присутствие духа. Когда она наконец заговорила, ее дыхание все еще было неровным:

– Пожалуйста, мистер Локетт, у меня много работы.

Почему ее сердце вот-вот выскочит из груди? Почему каждый его удар отдается такой болью? Она больше не в силах смотреть на это красивое лицо, в эти янтарные глаза. Почему он не уходит? Почему ей не хочется, чтобы он уходил?

Джеред отступил от нее, поднял руку с зажатой в пальцах сигарой и глубоко затянулся.

– Думаю, мы увидимся за обедом, – сказал он, медленно растягивая слова, и вышел, не оглянувшись.

Ошеломленная Лорен подошла к двери и закрыла ее.

5

Все собрались в парадной гостиной, соседствующей со столовой. Спускаясь по широкой лестнице, Лорен слышала приглушенный гул голосов. Ей предстояло пройти через серьезное испытание. Кроме Джереда, по сведениям Елены, на обеде должны были присутствовать трое гостей. Одним из них был мистер Уэллс, в чьем обществе она чувствовала себя достаточно свободно. Он часто бывал в доме Оливии. Двое других гостей были из Остина, какие-то важные шишки.

Лорен шла по широкому коридору, думая о том, как войдет в гостиную. Она боялась встречи с этими влиятельными людьми из столицы штата, но истинной причиной ее замешательства был Джеред Локетт. Их неординарное знакомство сегодня днем повергло ее в смятение.

На ней было ее лучшее платье из крепа, переливающегося, как хвост павлина. Высокий ворот и прямые, в обтяжку рукава были отделаны кремовыми кружевами. Широкий пояс того же цвета, что и кружева, и шелковая роза, приколотая с левой стороны груди, дополняли наряд. Лорен остановилась в дверях гостиной, рассматривая собравшееся общество.

Оливия и Карсон о чем-то говорили, склонившись над картами или диаграммами, которые гости из столицы разложили перед ними на низком столике. Все четверо не обратили на нее никакого внимания.

Джеред развалился на стуле, вытянув перед собой скрещенные длинные ноги в сапогах. Он изучал содержимое хрустального бокала с интересом, достойным ученого-химика. Янтарная жидкость была такого же цвета, как и его глаза.

И эта комната свидетельствовала о безупречном вкусе Оливии. Мягкий свет стеклянных ламп под круглыми абажурами, словно покрытыми изморозью. Продуманно расставленные диваны и стулья, обтянутые дамастом пастельных тонов, прекрасно гармонировали с драпировками на широких окнах. Персидский ковер приглушенных зеленых, золотистых и бежевых тонов покрывал большую часть пола, подчеркивая красоту мебели.

Каждая ваза, пепельница и картина были выбраны и расположены с большим вкусом. Это была спокойная, мирная комната. Но, как и женщина, обставлявшая ее, она была лишена тепла и веселости.

Первым Лорен заметил Карсон Уэллс и тотчас же направился к ней, протягивая руки.

– Мисс Холбрук, право, сегодня вы выглядите прекрасно.

Он всегда встречал ее с галантностью, столь же чрезмерной и старомодной, как и его бакенбарды, но Лорен была благодарна ему за приветливую улыбку и неуверенно улыбнулась в ответ:

– Добрый вечер, мистер Уэллс.

– Позвольте мне представить вам наших гостей. – Он взял ее за руку и подвел к двум мужчинам, стоявшим у стола с разложенными картами или диаграммами. – Мисс Холбрук, могу я представить вам мистера Паркера Вандайвера и его сына Курта. Джентльмены, мисс Лорен Холбрук.

Мужчины поклонились Лорен, и она кивнула каждому из них. Курт Вандайвер взял ее руку, поднес к губам и поцеловал воздух в нескольких дюймах от нее.

– Право же, это большая честь – познакомиться со столь прелестной женщиной здесь, в Коронадо. Большая честь и большой сюрприз, – сказал Курт, глядя на Лорен блестящими глазами.

С противоположного конца комнаты донесся резкий, грубый смешок. Все присутствующие предпочли его не услышать, но щеки смущенной Лорен заполыхали еще сильнее.

– Мы гордимся прекрасными техасскими женщинами, мисс Холбрук, но, похоже, все они переселились сюда из Северной Каролины или подобных ей мест. Кажется, Карсон сказал, что вы приехали оттуда.

Младший Вандайвер все еще держал ее руку, и, пока он произносил свой сложный комплимент, Лорен старалась тихонько высвободить ее.

– Да, я из Клейтона. Это в Северной Каролине. Благодарю вас, мистер Вандайвер.

– Добрый вечер, Лорен. Не хотите ли немного шерри?

Оливия впервые заговорила с ней. Она была одета в черное, и Лорен отметила про себя, что со дня похорон Оливия первый раз надела траур. Нефритовые серьги и такие же бусы – вот и все ее украшения. Оливия была красива, но в красоте ее было что-то пугающее. Лорен смотрела на нее, как смотрят на смертельно опасное животное, – с восхищением и одновременно со страхом.

– Да, благодарю вас, я сама налью себе, – ответила Лорен на вопрос Оливии.

– Нет, позвольте мне это сделать, мисс Холбрук. Присядьте, я принесу вам шерри. – Курт галантно взял ее под локоть, подвел к одному из маленьких диванчиков и направился к буфету, уставленному бутылками с напитками и бокалами.

Взгляд Лорен против ее воли нашел молчаливую мужскую фигуру на стуле. Джеред смотрел прямо на нее своими янтарными глазами, и взгляд его был почти угрожающим. «Он даже не встал, когда я вошла в гостиную, – подумала Лорен. – Как он груб!»

Лорен затаила дыхание, боясь, что он заговорит о том, что произошло сегодня днем в ее комнате, но Джеред, внимательно разглядывая на свет содержимое своего бокала, произнес скучным голосом:

– Добрый вечер, мисс Холбрук.

В его устах это прозвучало как оскорбление.

Курт принес ей шерри, и Лорен быстро отпила глоток, стараясь не думать о Джереде. Курт сел на диван рядом с ней и начал расспрашивать о причине ее приезда в Техас. Лорен старалась отделываться общими фразами, насколько это было возможно. Настойчивый интерес Курта смущал ее. Лорен пыталась отодвинуться от него как можно дальше, что было весьма затруднительно, поскольку его тяжелое, мощное тело занимало большую часть дивана. Она ловко перевела разговор на другую тему, чтобы отвлечь его внимание от своей персоны:

– А какие у вас здесь дела, мистер Вандайвер?

Кажется, однажды за обедом Оливия и Карсон упоминали Вандайверов? Она не могла вспомнить, в связи с чем.

– Вложение капитала.

Девушка была явно озадачена его ответом, и Курт рассмеялся:

– Разного рода вложения – железные дороги, пиломатериалы, скот. Сейчас нас интересует электрификация маленьких городков.

– Понятно, – пробормотала Лорен.

Карсон взял инициативу в свои руки и принялся рассказывать какую-то историю, которую, по-видимому, считал очень смешной. Лорен искоса наблюдала за Джередом, который поднялся со стула, прошествовал к буфету и налил себе очередную порцию неразбавленного виски. Оливия пригласила всех к столу. Для Лорен ее приглашение прозвучало как команда. Или угроза.

Лорен бросила взгляд на Оливию и заметила, что ее острые холодные глаза постоянно следят за сыном. Словно бы провоцируя ее, Джеред быстро проглотил напиток, налил еще и направился в столовую, прихватив с собой бокал с виски и хрустальный графин. Если кто-нибудь и обратил внимание на враждебные взгляды матери и сына, то не подал вида. Вандайверы от души смеялись над историей, рассказанной Карсоном по пути в столовую.

Оливия и Карсон заняли места на противоположных концах стола, друг против друга, Лорен и Курт сели по одну сторону, а Паркер и Джеред – по другую. Джеред оказался как раз напротив Лорен. Садясь за стол, он окинул ее оценивающим взглядом, но лицо его оставалось бесстрастным.

За обедом прислуживала Роза, сменившая по этому случаю свои яркие пестрые юбки и свободную блузу на белую накрахмаленную униформу.

Лорен незаметно изучала Вандайверов. У Паркера было чистое лицо сильного, если не жестокого, человека. Его пронзительные голубые глаза обшаривали комнату, словно выискивая какие-то секреты. Его тон был вежливым, манеры безукоризненными, но Лорен подозревала, что у него были исключительно деловые интересы, все остальное он отбрасывал за ненадобностью и даже не прислушивался к тому, о чем говорилось за столом. У него было плотное, крепко сбитое тело. Толстые руки с пальцами, похожими на тугие розовые сосиски, были сложены на животе. Эта расслабленная поза не вязалась с его проницательным взглядом.

Курт был выше ростом, хотя и такого же плотного сложения. Глаза столь же пронзительные, как и у отца, но то появляющиеся, то исчезающие ямочки на щеках смягчали общее выражение воинственности. Его коротко постриженные жесткие светлые волосы лежали на голове, как плотно надетая шапочка. На слишком румяном лице с тяжелым лбом поражали совершенно белые брови.

Несмотря на внешность тевтонских воинов, оба Вандайвера были сама любезность, но Лорен чувствовала к ним инстинктивное недоверие. Их манеры были уж слишком безукоризненными, разговор слишком оживленным, словно они изо всех сил старались понравиться. В целом же ей казалось, что все их поведение было тщательно отрепетировано. Она невольно содрогнулась, поймав на себе взгляд Курта. Выражение алчности на его лице напомнило ей Уильяма.

Джеред говорил очень мало, почти ничего не ел, но зато много пил. Когда кто-нибудь обращался к нему, он отвечал тихим, невнятным бормотанием и сам разговора не начинал. Лорен чувствовала себя неловко под его неотступным, внимательным взглядом.

Если Лорен находила обед скучным, то для Джереда он был просто невыносимым. Он презирал Вандайверов и их ненасытную алчность, которую они безуспешно пытались замаскировать любезной беседой и учтивыми манерами. Джеред ненавидел обман и притворство во всех их проявлениях. «А эта китайская фарфоровая куколка, что сидит напротив меня, – специалист в этом деле», – подумал он.

Сначала Джеред пытался не обращать внимания на Лорен, но в конце концов дал себе волю и начал присматриваться к ней, стараясь разгадать, кто она на самом деле. Джеред признался себе, что она совсем не такая девушка, какую он ожидал увидеть. А Джеред терпеть не мог сюрпризов. Вот почему он так разозлился на отца в ту ночь, накануне его смерти.

«Нет, и думать не хочу об этом», – сказал он себе.

Лорен пользовалась столовыми приборами легко и изящно, и Джеред не мог отвести глаз от ее рук, нежных и гладких, с длинными, тонкими пальцами и овальными, розовыми, ухоженными ногтями. А что он, собственно, рассчитывал увидеть? Что она красит ногти ярко-красным лаком?

«Ну конечно, – вспомнил Джеред, – отец говорил, что она пианистка». Он ухмыльнулся про себя и цинично подумал, что для этих ручек можно найти более приятное занятие. После этой мысли пришла другая: а знакома ли Лорен с такого рода утехами? Скорее всего, нет, решил он. Сегодня днем, прикоснувшись к ней, он увидел в ее глазах боязливую настороженность. И это было искренне. Вот в чем загвоздка.

Она подняла пушистые ресницы и твердым взглядом посмотрела ему в глаза, потом быстро отвела взгляд. Он мог понять, почему Бен поддался чарам этой маленькой шлюхи. В ее серых глазах мог утонуть любой мужчина, даже не поняв, что гибнет. Она к тому же умела пользоваться их неотразимостью. Никогда не смотрела открыто в лицо, только исподтишка, уклончиво. Этого было достаточно, чтобы свести с ума.

У этой женщины слишком много волос, решил он. Они кажутся непомерно тяжелыми для ее тонкого лица и изящной фигуры. Однако этот пышный ореол высоко поднятых волос, окружавший ее лицо, не мог не вызвать восхищения. Ей не требовалось, как многим женщинам, подкладывать в шиньон маленькие подушечки, чтобы прическа казалась пышнее, – у нее было достаточно своих волос. А тонкие пряди на висках, выбившиеся из прически, казались прозрачнее фарфора, на котором они ели.

Его взгляд остановился на золотых часиках у нее на груди. Джеред беспокойно заерзал на стуле и невольно провел языком по сухим губам, не в силах отвести глаз от ее поднимающейся и опускающейся груди. Что бы она ни замышляла, по каким бы причинам ни проехала полстраны в погоне за Беном, в этой девушке было что-то настоящее, искреннее, даже если ее спокойный тон и безукоризненные манеры были хорошо продуманной игрой.

Джеред вновь ощутил упругость ее груди под своей ладонью, и его рука слегка дрогнула, когда он наливал себе очередную порцию виски.

Джеред понимал, что ему следовало бы уйти, оседлать Чарджера и отправиться в Пуэбло, чтобы снять напряжение с какой-нибудь красоткой, вместо того чтобы утруждать себя слишком сложными мыслями. Но ему этого не хотелось.

Он понимал, что его упорный взгляд смущает Лорен. Даже если это занятие само по себе не было бы для него развлечением, то ее смущение служило достаточным основанием для того, чтобы остаться.

Когда после обеда они вернулись в гостиную, Карсон заметил:

– Как жаль, что у вас нет фортепиано, Оливия, Лорен могла бы поиграть нам.

– О, и в самом деле жаль. Я охотно послушал бы вашу игру, – сказал Курт, прикасаясь к локтю Лорен.

– Что привело вас в Техас, мисс Холбрук? – прямо спросил Паркер Вандайвер.

Лорен растерялась. Холодные пронзительные голубые глаза смотрели на нее с вызовом.

– Лорен – сестра одного из друзей Джереда по Гарварду. Однажды на праздники Джеред навестил Холбруков и провел у них каникулы, и нам захотелось отплатить за их гостеприимство. Так как ее брат уже женат, мы послали приглашение Лорен. Бен по пути из Нью-Йорка заехал за Лорен и привез ее к нам.

Лорен смотрела на без запинки лгущую Оливию, не веря своим ушам. Та ответила на ее изумленный взгляд ослепительной улыбкой и продолжала:

– С тех пор как Бена не стало, она для меня утешение и поддержка. Не знаю, как я обходилась бы без нее.

Изумление Лорен сменилось гневом. Как смеет Оливия сочинять о ней такие басни! Это бессовестно! Ей нечего стыдиться и не за что извиняться.