Ашхабадский вор Бушков Александр
Следя за происходящим, Карташ без труда вычислил главных у заезжих парней: первый – баскетбольного роста, кадыкастый, славянской внешности, примерно ровесник Карташа; второй – худой, сгорбленный старик в халате и чалме, этакий аксакал воровского мира; третий – невысокий и широкий, с «капустными» ушами, в дорогом костюме и тюбетейке, напоминающий борца-вольника, давно завязавшего со спортом. Остальные же большого интереса не представляли по причине своей полной подчиненности этой троице. Это новое знание ровным счетом ничего не давало Карташу, потому как он не понимал главного: какого хрена эта пантомима завертелась вокруг него, аки Земля вокруг своей оси. Не понимал, но просчитать пытался. Тем более, что ничего другого ему пока не оставалось. Стой, жди, просчитывай.
На сей момент он видел три причины для внезапного интереса к своей архизнаменитой личности: наркотики, шах и российский след. Наиболее смахивающей на правду представлялась версия «шах». С наркотиками вроде бы все было окончательно улажено и никаких рецидивов быть не должно. Его российские дела вряд ли вызвали бы такое бурное оживление у туркменской воровской элиты. А вот шах... Карташу про шаха было ровным счетом ничего не известно доподлинно. Все, что насообщал предводитель кочевников Недж, от начала до конца могло быть форменной туфтой, а правда такова, что шах в полной замазке с ашхабадскими ворами, смерть шаха нанесла ощутимый ущерб здешним людям, да и вообще тот же шах мог быть по совместительству местным аналогом наших воров в законе, а стало быть, по всем понятиям за его смерть воры должны отомстить. Тогда наши дела не просто хреновые, а наихреновейшие. А кто замочил шаха, вполне могли установить за истекшие дни. Достаточно просочиться информации из окружения Неджа... Да тот же Недж мог слить информацию ворам – дескать, я ни при чем, что ваши! Это русские его лишили жизни, слушайте же, как они выглядят и как их зовут. Если так и обстоит, то никакой Дангатар не отмажет…
Карташ почувствовал теплую липкую струйку, ползущую по спине. И ничего не сделаешь! Бежать? А Таксист, а Маша? И потом, бежать – значит, признать свою вину. И потом, от таких парнишек не сбежишь. Не-а, единственный путь – переиграть, навешать лапши, и, как запасной и последний вариант – выкупить свои жизни за платину...
Пока Карташ топтался на месте и метался мыслью по версиям, как зверь по клетке, в ситуации произошли кое-какие подвижки. На Алексея трое главныхкосились уже не враждебно, а заинтересованно. Что-то спрашивали у Дангатара – судя по интонации, уточняли. Интонации Дангатара тоже изменились. Стали спокойнее.
И вот Карташа подозвали. Он шел, сравнивая себя со школьным хулиганом, чья участь решалась, пока он маялся в отдалении, и вот его зовут, чтобы сообщить приговор.
Подошел. Троица – баскетболист, старик в халате и бывший борец в тюбетейке – уставились на него, как на джинна, который после двухсотлетнего заточения вылез из бутылки, гадая, чего от него можно ожидать. Или лучше его не пристукнуть ли на всякий случай, или, может, на что-нибудь да сгодится.
И все молчали. Молчал, понятно, и Карташ, уж совершенно не представляющий, что он мог бы сказать в такой ситуации.
Как в подобных случаях часто бывает, в глаза лезли всякие мелкие детали: «роллекс», выглядывающий у старика из-под рукава халата, золотая аляповатая печатка на пальце и на соседнем пальце перстень явно старинной работы с большущим изумрудом, тюбетейка третьего авторитета была вышита золотой нитью, а евоный костюмчик был настолько ладен, что даже Карташ, не шибко в этих делах понимающий, мог бы биться об заклад, что изделие пошито у неслабого кутюрье. Татуировки на пальцах старика.
Наконец молчание прервалось. Заговорил старик в халате:
– Ай, ты, рус, в тяжелий положение ставишь нас. Мы уважаем Дангатар, мы уважаем его дом. Ты его гость – мы его гости. Но есть наше слово. Наше слово – наша честь. Наш закон: кто нарушает слово – язык чик.
Иллюстрируя это свое «чик», старик махнул большим пальцем под нижней губой.
Очень наглядно, премного благодарны. Однако речь старика ни черта не прояснила. Карташа так и жгло язык выдать: «Хотите, я уйду от вашего тяжелого положения подальше? Далеко-далеко уйду», – но вряд ли эта реплика сняла бы напряжение и вызвала шумный, здоровый успех: «Ай, ты шю-утник, пошли за достархан, плов кушать, твое здоровье чай пить». Но, кажется, от него все-таки ждали какой-то ответной реплики. Он же ну совсем не представлял о чем говорить.
Помог Дангатар:
– Они сказали, что узнали тебя. Ты тот, кого они обещали разыскать и задержать. Обещали своим русским друзьям. Это те, с которыми ты, как нетрудно догадаться, дружбу вовсе даже не водишь. Спросили меня, не в моем ли доме находится еще один – длинный, с короткой стрижкой… А я сказал им, что обещал тебе и Пете-Гаване безопасность.
Дангатар вздохнул. Карташ понял, что кроется за вздохом. Дангатару пришлось сказать про Таксиста, потому что если б потом выяснилось, что он соврал, то положение осложнилось бы предельно. Поэтому однополчанин Грини решил, что выгоднее играть в открытую.
– Я объяснил им, что без вас мне не обойтись, – продолжал Дангатар, – поэтому вы здесь. Мне нужны спецы вашего с Петром уровня, а в Туркмении таких не сыщешь. Без вас задуманное общеедело обречено на провал.
«Он, понятно, Петра вытаскивает. Меня бы он сдал, кто я ему? – подумал Карташ. – Но, надо отдать должное, вытаскивает изо всех сил».
Дангатар хотел еще что-то добавить, но опять встрял старик в халате:
– Мы живем в дружбе с русами. Наш закон: реки не пьют своей воды, деревья не едят своих плодов. Ваши дела – ваши дела. Но они просил – мы сказал «да».
Тут в разговор вступил кадыкастый верзила славянской внешности (последнее обстоятельство, впрочем, не мешало ему до этого лихо чесать по-туркменски).
– Вот чего мы не хотим знать, так это в чем ваши запутки с вашей братвой, – сейчас он, разумеется, говорил по-русски. – Факир завернул про реки и деревья в том смысле, что ты для нас чужой, а те – свои, типа, коллеги по цеху, и мы обязаныпомочь им, раз обещали. Обязаны по нашему закону. У нас к тебе лично никаких предъяв. Тем более, вы гости в доме нашего друга Дангатара. Короче, в его доме вы в безопасности – это однозначно. Это верно по закону, Факир?
Старик, подумав, кивнул.
– Да, Иван.
– Ништяк, уже и чурки разгребли ситуевину, – сказал Иван не без удовлетворения. – Будете сидеть тут безвылазно, никто вас не тронет. Поехали дальше. Что делать нам, если вы выйдете за пределы этого дома... А ты как мыслишь, Узбек?
Иван обратился к третьему – крепышу с борцовскими ушами, похожими на капустные листья, в дороженном костюме. Названный Узбеком неторопливо слазил в карман, достал четки.
– Узбекские и туркменские воины поступали одинаково. В день битвы они надевали бежевые шапки и халаты, садились на бежевых лошадей. Получалось войско-призрак, сливающееся с пустыней. Оно возникало как из-под земли и после как сквозь землю проваливалось. – Щелк камешек о камешек. – Военная хитрость всегда отличала узбекских и туркменских воинов.
– Он всегда начинает с баек, – сказал Иван, заговорщицки подмигнув. – Ничего, мы привыкли, тут главное перетерпеть, обычно потом он дельное говорит…
– Мы с вами воины и мы понимаем, что такое военная хитрость, – Узбек продолжал говорить так, будто его и не перебивали. – Никто же не клялся, что мы доставим их на самолете, – еще раз щелкнул четками. – До Ашхабада, где будет назначена встреча с нашими русскими друзьями, иногда не так-то легко добраться. Всякое может случиться. – Щелк. – Скажем, могут напасть нехорошие люди и отбить пленников. Мы, конечно, будем защищаться, но мы же не легендарные воины Джелал-ад-Дина, наши силы имеют предел. – Щелк. – И на поле боя останутся...
– ...например, трупы боевиков Батыра. Мне почему-то кажется, что нападут именно они, – подхватил мысль Узбека Дангатар.
– Да, – произнес Узбек с такой искренней печалью в голосе, будто он уже узрел поле отгремевшего боя и сердце его переполнилось скорбью, – от этих шайтанов всего можно ожидать. Очень плохие люди.
– Я против, – сказал старик.
– Послушай, Факир, – поморщился Иван, – Узбек дело говорит. А ты уже однажды настоял на своем, помнишь? Я имею в виду черных орлов Юсуфа из Ходжамбаса…
Не иначе, Иван напомнил старику что-то неприятное. Старик потемнел лицом и что-то резко и зло ответил Ивану. Иван в долгу не остался – выдал ответную реплику. И старик замолчал, гневно сопя.
Карташ начинал понемногу разбираться в иерархии среди этой троицы: двое, Иван и Факир, держатся на равных, Узбек же, похоже, занимает ступеньку малость пониже. Хотя и не шестерка, но явно и не авторитет.
– Значит так, – сказал Иван, как провел черту перед словом «Итого». – Пока тормозим на варианте Узбека... пока не засветило ничего лучше. И давайте перейдем к нашим делам...
Этим составом участников расположились за достарханом. И в другой комнате. Как пить дать, в комнате приема азиатских гостей. Где мебель отсутствовала напрочь. Ковер на полу, ковры по стенам.
Кстати, все ковры были украшены похожим орнаментом, по поводу чего Карташу припомнился рассказ Джумагуль о том, что каждая влиятельная семья в Туркмении, сиречь тайп, имеет свой орнамент. Поэтому разбирающийся человек с ходу скажет: ага, эта работа из дома Атармамед-оглы, а этот выткан в семье Джумгалиевых.
Расселись за достарханом. Карташу и Гриневскому пришлось подогнуть под себя ноги на туркменский манер.
«Наш хан – достархан», – принимая малоудобную позу, Карташ вспомнил пословицу, на которую обогатила его все та же Джумагуль, неизвестно куда запропавшая. Вот Маша – та известно где. В комнате своей. Может, и хотелось бы девице молодой посидеть с мужичками за столом, пардон, за достарханом, да вот нетушки. Раньше надо было сидеть-посиживать, когда отдыхали по западным понятиям. Сейчас жисть пошла сугубо по понятиям восточным, где никак ей не попасть на мужское за-столье, еще раз миль пардон, на достархан.
Таксист во время исторической разборки во дворе перекуривал, видишь ли, сидя на лавочке с обратной стороны дома, и ни о чем не подозревал. За ним сходил Дангатар и по дороге обратно, надо думать, посвятил своего фронтового друга в тонкости сложившейся ситуации. Оттого Гриневский, примкнувший к компании, являл собой саму серьезность: насупленное лицо, сведенные к переносице брови.
Ассортимент яств, расставленных перед гостями, был иной: сплошная местная кухня, и яств этих было заметно меньше, чем давеча за столом. Может, так требует старинная традиция, может, что-то тем самым специально подчеркивается – например, деловой характер встречи. Впрочем, никто так ни к чему не притронулся. Только пили. Кто-то чай, кто-то пепси.
Еще когда только рассаживались, Иван о чем-то спросил по-туркменски у Дангатара. Последний коротко ответил с секундной заминкой, рефлекторно мазнув взглядом по Карташу и Гриневскому. Алексей, впрочем, без труда догадался, что за разговор от них секретят. Не бином Ньютона. Иван: «При них говорить обо всем откровенно?» – Дангатар: «Да».
– Вы меня знаете, я не люблю долго водить барана на веревке. Сразу перейду к делу.
Иван рубанул воздух ладонью, как пламенный революционный комиссар на митинге.
– Мы согласились с твоим предложением, Дангатар, поэтому мы здесь. Мы помогаем тебе поставить хякимом Ахмурата вместо Батыра, ты, выражаясь на современный манер, лоббируешь наши интересы в велаяте. Разумеется, ты сам становишься правой рукой нового хякима. Нас это целиком и полностью устраивает. Хотя нашему уважаемому Факиру и не нравится слово «лоббировать»...
«Вот так и происходит сращивание власти и криминала, – подумал Карташ, – которого все почему-то боятся. Особенно стращали друг друга этим сращиванием во времена развитого ельцинизма. Кругом развал, бардак, нищета, а демократы кричат-надрываются, что де, не пустим криминал во власть!»
– Однако, по меткому выражению нашего уважаемого Узбека, – продолжал Иван, – когда крыша дома вот-вот рухнет и придавит всех в доме, ремонтом комнат не занимаются. Комната – наши интересы в велаятах, а крыша – это главная наша «крыша» и есть. Хрястнется Сердар – сразу станет не до мелочей. Мы же здесь не карманники, которым до фонаря какая власть, стырят не у тех, так у этих...
– Плохо шутишь, Иван! – вскинулся старик. – Ты сам с карманника начинал!
– Это я к тому сказал, уважаемый Факир, что нам приходится заниматься и делами, которые, увы, весьма подвержены политическим погодам. Уйдет Сердар, кто может стать вместо него? Саидов или Гусак. Только кто-нибудь из этой парочки.
– Кто указал дорогу – авторитет, а кто не показал пути – ничтожество, – выдал, как вырубил на камне, старик. – Сердар – в авторитете, те двое – ничтожество.
– Согласен с уважаемым Факиром, – сказал Иван. – Добавлю, что Саидов – это исламисты, это талибы. Гусак – это Турция, а с тамошней мафией, бляха, тягаться силенок у нас пока маловато. А с приходом талибов однозначно накроется весь наш приграничный бизнес. Короче, ни так, ни этак нам не в масть. Ты же должен понимать, Дангатар... э-э...
– Что есть задачи поважнее, чем смена власти в одном отдельно взятом велаяте, – закончил мысль Дангатар. – Понимаю. Но вы приехали ко мне, приехали втроем. Конечно, в первую очередь вас привела в мой дом забота о моем здоровье. Но, наверное, имеется и другая причина, заставившая столь уважаемых людей пуститься в дальнюю дорогу.
– Да, ты нам нужен, – сказал Иван. – Схема простая. Помогаешь нам, мы помогаем тебе с хякимом Ахмуратом.
– Чем же я могу помочь? Мои возможности сейчас весьма скромны.
– Не прибедняйся! – Иван опять рубанул ладонью воздух. – Ты – профессионал высокого уровня, ты показал себя в деле. У тебя есть помощники, как ты говоришь, тоже весьма квалифицированные. Сейчас все упирается в специалистов, всем остальным – техникой, людьми – мы обеспечим. Мы же – хе! – располагаем специалистами несколько другого профиля. Нужны же люди, разбирающиеся в вопросах безопасности, охраны. И не просто разбирающиеся, а лучше других понимающие.
– Я польщен такой оценкой своего труда, – сказал Дангатар без малейшего намека на какую-либо иронию, – однако позволь я спрошу откровенно. В КНБ хватает специалистов и получше моего, их хватает и среди бывших сотрудников КНБ...
– Они псы! – жестко сказал старик по прозвищу Факир. – Волк никогда не станет дружить с псами!
– И с ними пойди разберись, кому они ныне служат. Даже те, кто в отставке, – Иван усмехнулся. – Раз ты спросил откровенно, я тебе отвечу тоже со всей откровенностью. Ты сейчас остался без хозяина. Без нас ты пропадешь. Тебе не выгодно играть против нас.
– Все так, – признал Дангатар. – И я согласен вам помочь. Петр и Алексей, думаю, со мной солидарны.
Карташ, чуть не вздрогнув от неожиданности – смотри-ка, и о нем вдруг вспомнили! – кивнул со всей значительностью. Таксист проделал то же самое.
– Теперь хотелось бы узнать, в чем именно вы видите применение моим скромным способностям? – спросил Дангатар.
Иван посмотрел на Узбека. Узбек, до того беззвучно перебиравший четки, защелкал камнями. И медленно проговорил:
– Ты был прав в своих подозрениях. На президента Ниязова готовится покушение.В очень скором времени. Скорее всего, на Празднике праздников. До нас дошли такие сведения.
Повисла тяжелая пауза.
– Что ты молчишь? Ты понимаешь, что это значит? – чуть не крикнул Иван. – Это переворот! И это гражданская война!
– Откуда информация? – тихо спросил Дангатар. – Надеюсь, вы понимаете, что я должен знать все, иначе вряд ли мои усилия дадут эффект.
– Конечно, – сказал Иван. – Отвечай, Узбек.
– Откуда произошла утечка – сказать невозможно, откуда капля просочилась – не отследить. Мы лишь увидели то место, куда капля упала. Один наш человек слышал в чайхане, где бывают чиновники Меджлиса, как в разговоре один другому сказал: «Нашему Сердару недолго осталось». Второй отнесся к этому известию крайне серьезно. Это были очень большие люди, которых совсем трудно расспроситькак следует, вдумчиво и обстоятельно. Совсем другой чиновник, рядовой работник при Кабинете министров, на месяц отправил свою семью в Россию, на курорт. Его спросили наши люди: «Зачем, почему отправил всю семью до последнего ребенка?» Он честно рассказал, что подслушал телефонную беседу своего министра с генералом КНБ. Генерал рекомендовал министру, с которым они родственники, на всякий случай стоять в ближайшее время подальше от Сердара. Поясняя свои слова, генерал ссылался на чутье, которое его редко подводило. А министр негромко ответил: «Хан болса мана хан дэл озуне хан»[5]. Вот и все, что знал этот пугливый, осторожный чиновник, отправивший свою семью, – Узбек не забывал щелкать четками. – Тогда мы обратились с вопросами к одному из сотрудников КНБ, сотруднику среднего звена, который без утайки делится с нами всей известной ему информацией. Тот заявил, что ничего такого ему не известно, вот разве что… Вот разве что несколько элитных армейских частей собираются под Ашхабадом проводить учения по отражению возможного нападения противника, из-за чего въезд и выезд из города будет ограничен. Все бы ничего, но учения проводятся почему-то именно в день празднования и без всякого согласования с КНБ, чего ранее не случалось... Ты скажешь, это крохи. Но когда не было, не было никаких крох и вдруг крохи просыпаются на стол, значит, кто-то что-то крошит. Теперь послушай вот что...
Узбек вытащил из внутреннего кармана пиджака свернутую в трубку газету, достал очки и зачитал с первой полосы:
– «По поручению Слуги Двух Святынь Фахд бен Абдуль-Азиз Аль Сауда, Короля Королевства Саудовской Аравии, в Ашхабад с дружеским визитом прибыл Абдулла бен Абдуль-Азиз Аль Сауд, Наследный Принц и заместитель председателя Кабинета Министров, Глава Национальной Гвардии Саудовской Аравии. Он намерен выразить свое уважение братскому народу Туркменистана своим участием в торжествах по случаю Праздника праздников»... и так далее.
– Ты хочешь сказать, – медленно произнес Дангатар, вертя в руках пиалу, – что сопровождать родственника и личного посланника короля Саудовской Аравии обязательнобудет сам Сердар. Двойника Сердар не пошлет. На площади Огуз-хана будет стоять сам Туркменбаши и никто иной.
– Вот видишь, как ты схватываешь! – воскликнул Иван. – А еще прибеднялся! Теперь ты веришь, что мы не на воду дуем?
– Да, похоже на то... Если только это не ложная информация, которую вам слили очень тонко и даже где-то изящно.
– Кто?! Зачем?! – раскинул руки в стороны Иван. – Ты же сам говорил, что Ниязова будут убирать!
Дангатар пожал плечами.
– Ну откуда я знаю, кто и зачем… Однако вы правы, исходить следует из худшего.
– Люди, погодите, – взмолился Алексей. – Что такое Праздник праздников? Что за площадь Огуз-хана? И почему покушение должно произойти именно на этом празднике?
– Праздник праздников – ежегодный праздник, – объяснил Дангатар. – Цветы, концерты, развлечения… и демонстрация на площади Огуз-хана. На которой будет присутствовать Ниязов собственной персоной.
– Ага… А разве нельзя подобраться к Сердару в другое время и в другом месте?
– Сложно, практически невозможно, – Дангатар покачал головой. – Сердара охраняют люди из его тайпа. Как в свое время, если ты помнишь, рота охраны Берии состояла из одних менгрелов. Только дисциплина в роте охраны Сердара еще жестче. Приведу один случай. Один из преторианцев Сердара позволил себе... нет, не предательство, всего лишь чересчур легкомысленно себя повел. Это стоило жизни ему самому и всей его семье. И знаешь, я считаю, что это справедливо. Если ты взялна себя такую ответственность, а взамен получаешь льготы, немыслимые для других людей, то и отвечать должен по всей строгости. Так что можешь мне поверить, во дворце осуществить покушение нереально. Если Сердар появляется в других местах, например, на Халк Маслахты, на встрече со старейшинами возле Мавзолея Кыз-биби, или при посещении Медресе Юсуфа Хемадани, то в эти места посторонний не проникнет. Тем более, никогда точно неизвестно, кто перед тобой появится – сам Сердар или его двойник. Здесь же все сошлось в одной точке: будет сам Сердар, открытое пространство, стечение народа. Шайтан, если у кого-то есть твердое намерение убить Сердара, то такой случай он не упустит!
– А почему бы просто-напросто не предупредить эту роту охраны о готовящемся покушении? – задал свой вопрос и Гриневский.
– Ничего не даст. Они и так будут работать с полной отдачей, не сомневайся, – сказал Дангатар. – А Сердар не отменит свое появление на площади. Он не покажет себя трусом перед родственником саудовского короля.
– А если предупредить КНБ?
– То, возможно, ты предупредишь как раз врага в аппарате КНБ, – на сей раз Таксисту ответил Иван.
– Откуда ветер дует, кто стоит за подготовкой неизвестно? Гурбанберды Саидов? – спросил Дангатар.
– Нет. Неизвестно, – два раза, на каждом слове щелкнул четками Узбек.
– Саидов или кто-то другой – это оставим на потом, – сказал Иван. – Нас волнует, чтобы Сердар остался жив и остался править. Скажи нам сейчас свое окончательное слово.
– Да в общем я уже его сказал, Иван. Я сделаю все, что смогу. А вы, Петр и Алексей?
«И на хрена спрашивать! – Карташа эта трогательная и пустая формальщина разозлила. – Будто нам оставлен выбор. Нет, вот щас возьму и заявлю – а пошли вы все со своими Сердарами-Шмедарами! Покедова, хлопцы, я порулил, куда глаза глядят. Ага, и вы тут же кинетесь целовать меня на прощание!»
Сказал же Алексей все-таки другое:
– Можно попробовать.
– Вы уж попробуйте, – Иван провел по ним, по Карташу и Гриневскому, столь ласковым взглядом, что Алексей невольно представил себя сидящим на колу и без кожи. – От этого многое зависит...
Глава 16
Ашхабад, мечта моя…
Двадцать восьмое арп-арслана 200* года, 15.22
По всему городу были развешаны зеленые знамена с пятиглавым орлом и портреты Туркменбаши, некоторые из которых целиком закрывали собой стены домов. Повсюду встречались транспаранты с лозунгами, разумеется, главным образом на туркменском, но немало было и на русском: «Двадцать первый век – Золотой век туркмен», «В единении можно растопить грунт и камни», «Туркменистан – это заветный очаг, чистый, гордый и святой» и тому подобное. Карташ догадывался, что это не что иное, как изречения Сердара, светоча туркменских сердец, опоры нации, справедливого Вождя, обладающего мудростью Пророка, ниспосланного Богом правителя и всякое, всякое, всякое…
Город, однако, поражал. Карташ не бывал здесь раньше, не мог сравнить, но сейчас он словно бы попал в фильм-сказку на восточную тематику. В какого-нибудь «Багдадского вора» или в «Золотое приключение Синдбада». Фонтаны серебрятся на каждом шагу, полно зелени, полно скамеек для отдыха (причем Алексей так и не увидел ни одной сломанной или со старательно выцарапанными на спинке перочинным ножиком: «Мыратберды плюс Гозель =?», «Сердар – чемпион»), улицы подметены и вымыты. Поистине восточного великолепия вокруг – навалом, как доставшегося от старины глубокой, так и современного происхождения. Дворцы, мечети, минареты, особняки, памятники, настоящие восточные базары со всем присущим им гомоном, многолюдьем, завалами товаров и экзотикой – будь Карташ туристом с фотоаппаратом на шее, извел бы уже не одну пленку.
Опять же какой-нибудь очкасто-бородатый демократишка разбурчался бы, что, мол, правящая верхушка жирует за счет бедствующего народа, пускает пыль в глаза заезжим гостям, а за пределами столицы простые люди горе мыкают на нищенскую зарплату. И в чем-то был бы прав, но если, черт возьми, что-то нравится, будь то женщина или город – чего ж не любоваться, зачем омрачать это удовольствие желчными мыслями. Ведь ежели при взгляде на красивую женщину думать о голодающих в этот момент африканских детях, то так недолго и до импотенции себя довести. Если город создает хорошее настроение – нечего его себе чем-то там портить. К тому же, своих бревен в глазу хватает. У нас хоть и гуляет по стране названая демократия, но Москва жирует точно так же, наплевав на всю остальную Россию. Да и красоты Питера, если вспомнить, возвышаются на крови и костях их строителей. Одних пленных шведов аж двадцать тысяч душ так и остались лежать под гранитом Петербурга. Но – любуемся же, восторгаемся...
Он и Гриневский находились в Ашхабаде второй день. Второй день они совершали прогулки по городу, подолгу задерживаясь на площади Огуз-хана – как выяснилось, Огуз-хан есть национальный герой туркмен и даже изобретатель какой-то там доисторической письменности, на которой древние туркмены оставляли послания потомкам. Это, собственно, и было их заданием. Неизвестно, насколько в действительности Дангатар полагался на их с Гриневским опыт, знания и чутье. Видимо, не слишком. Но раз уж выдал их за специалистов – они должны были хотя бы изображать. Стараться для так называемых помощников, к которым больше подходило наименование конвоиры или вертухаи. Парочка соглядатаев была приставлена к ним ворами. «Ваши переводчики и охранники», – так представил их Иван. (Вот кто, кстати, не нужен в Ашхабаде – это переводчик. В столице русским владели, похоже, все горожане, в том числе и те, кто родился и вырос в уже независимом Туркменистане.)
От этой парочки, что неотступно топала за ними по городу, держась на невидимой привязи длиной от десятка до трех десятков метров, сбежать, думается, было бы несложно. Имейся в этом хоть какой-то смысл, тем более при тех возможностях, какими располагали воры на своей земле, их бы разыскали в два счета. И пошли б опосля совсем другие отношения…
О платине наши воры ашхабадских коллег в известность, понятно, не поставили. Зачем нашим ворам самим вешать себе на шею еще одну конкурирующую фирму, с которой если не стреляться, то уж делиться придется точно? Так что платина в любом случае остается для них, Карташа и Гриневского, сильным, хоть и последним козырем в колоде.
О Маше с ашхабадскими ворами разговора вообще не заходило. То ли наши воры не известили, то ли ашхабадские посчитали ниже своего достоинства ловить женщину – бог весть. Ну, а Дангатар, разумеется, никому ничего про Машу не говорил. Девушка осталась в доме у моря. Так что дочь Хозяина в безопасности, ее жизни ничто не угрожает. Правда, случись что с Карташом и Гриневским, куда она денется, куда подастся – абсолютно непонятно.
Снова, как и вчера, они вышли на площадь Огуз-хана. Весь Ашхабад сегодня был полон гуляющими, и площадь не составляла исключение – по случаю Праздника праздников в Туркмении был объявлен выходной. Дангатар дал им задание – осмотреться и присмотреться. Поскольку предполагаемое место предполагаемого покушения было вроде как известно, следовало к нему присмотреться. А вдруг. Пока результаты были, прямо скажем, нулевые. Ни подозрительно трезвых и чистых работяг, увлеченных кабельными работами, ни подозрительных микроавтобусов с затемненными стеклами, ни тем более бликующей оптики в окнах выходящих на площадь домов. Пожалуй, можно даже поименовать результаты закономерно нулевыми. Не следовало предполагать в противнике излишней глупости и неосторожности.
Впрочем, вряд ли Дангатар и в самом деле ждал от их разведдеятельности сколь-нибудь серьезных достижений. Думается, он надеялся исключительно на себя. Сам же фронтовой друг Гриневского пропадал неизвестно где – надо полагать, собирал информацию по своим каналам. За эти два дня они видели Поджигая только раз. Вчера вечером он пришел на квартиру в многоэтажном доме на окраине Ашхабада, в которой воры поселили Карташа и Гриневского и, естественно, двух «переводчиков». Дангатар ничего не сообщал, выглядел усталым. Фактически он ограничился тем, что назначил на сегодня встречу в шесть часов вечера, то есть за час до появления на площади Огуз-хана Туркменбаши в сопровождении саудовского гостя. Карташ и Гринев-ский должны были встретиться с Дангатаром в чайхане «Султан Саджар», расположенной рядом с площадью.
Сейчас часы показывали половину четвертого.
– У меня такое осчусчениев спине, будто в нее шилом тычут, – сказал Гриневский, когда они вышагивали по широким каменным плитам площади. Иногда приходилось прямо-таки продираться сквозь гуляющий, нарядно одетый народ. Похоже на то, что некоторые из ашхабадцев уже заранее занимали места поблизости от хренотени, с которой будет выступать Туркменбаши, чтобы воочию увидеть своего бессменного и бессмертного (между прочим, это официальное звание) президента.
– Неудивительно, – пожал плечами Карташ. – Наши переводчики не спускают глазенок с наших спин, боясь потерять в толпе.
– Не, начальник. К этим фраерам я привык, как лагерник к бушлату. Тут другое.
– Уверен?
– Да хрен его знает, если честно, – сказал Таксист. – Может, нервы проказят.
– А не пора ли перекурить? – предложил Алексей.
– Да вроде бы пора.
С курением в Ашхабаде, как, по слухам, и в Штатах, дело обстояло далеко не просто. Курение вне стен своих домов было с недавних пор запрещено. Официально запрет объяснялся заботой о здоровье граждан Туркменистана. Алексея же ознакомили и с иной версией: когда здоровье президента слегка пошатнулось, кто-то из его визирей, чтобы угодить Туркменбаши – «вот как я обеспокоен и взволнован состоянием вашего бесценного организма, о мой повелитель», – выскочил вперед с предложением о введении подобных строгостей. И Туркменбаши слабой от болезни рукой подписал соответствующий указ.
Поэтому Карташ с Гриневским вынуждены были время от времени сворачивать во дворы, где, забившись в какой-нибудь темный угол, украдкой и торопливо, как восьмиклассники в школьном туалете, выкуривали по сигаретке. Точно так же поступало нынче большинство из здешних курильщиков, не желающих нарываться на контакт с блюстителями порядка.
Сейчас они подыскивали двор не только ради перекура. Следовало проверить странные «осчусчения» Таксиста. Возможно, те разыгрались и не на пустом месте.
На площадь жилые дома не выходили, поэтому пришлось направиться на одну из прилегающих улиц. Там они свернули в узкий проулок между домами и вскоре набрели на то, что нужно – на тихую заводь. Возле небольших, похожих на вагонетки мусорных баков дети стучали футбольным мячом об стену, метя в углем нарисованные ворота, а напротив полукругом были расставлены ящики. Консервные банки, набитые окурками, недвусмысленно указывали, что перед ними не что иное, как одно из прибежищ опальных ашхабадских курильщиков.
На ящики они и опустились. «Переводчики», притопавшие следом, сели на корточки метрах в десяти. Никто другой следом не появился. А был бы «хвост», тот наверняка увязался бы – мало ли что удумал преследуемый объект?
– Нервы, – сказал Таксист, закуривая. – Нервы. В чем не вижу ничего странного. Сегодня за ночь раз пять просыпался от кошмаров... – И после небольшой паузы внезапно спросил: – Слушай, начальник, а ты прикидываешь варианты?
– Прикидываю. И прихожу к парадоксальному выводу.
Подкатился мяч, Карташ пнул его ногой, возвращая детям.
– Хуже всего для нас, если сегодня вообще ничего не случится, не находишь? Даже если все пойдет по самому печальному сценарию, мы получаем шансы. Пока не стихнет всеобщий бардак, который непременно охватит солнечную Туркмению, много чего можно успеть…
– А если все закончится пустым выхлопом, – сказал Гриневский, – ашхабадская братва успокоится и вернется к первоначальным раскладам. Мол, Дангатар, конечно, джигит правильный, да только воровская дружба народов поважнее будет. Тем более, русские воры много чего наобещали про совместное сотрудничество. А тут – всего какой-то велаятишко, всего какой-то отставной воевода убитого князька да его сомнительные дружки...
– Во-во, тяжеленько тогда придется. Я тут прикидываю среди прочего, – Алексей покосился на «переводчиков», которые тоже перекуривали и тоже о чем-то перешептывались, – прорыв через море. С платиной, понятно. В одиночку нам это не поднять, тут нужно полное содействие Дангатара. А он пойдет на полное содействие лишь в том случае, если не увидит для себя никакого выбора, кроме как мотать с нами и с грузом куда глаза глядят. Я полагаю, это вполне в его возможностях – доставить платину к Каспию и раздобыть приемлемое корыто.
– Может, он и без нас готовит такой страховочный вариант, – сказал Таксист, гася окурок. – Недаром Джумагуль куда-то задевалась. Может, ее с ходу отправили назад на сортировочную, теперь уже платину доставлять.
– Может, – Алексей поднялся с ящика. – Когда встретимся с ним сегодня в чайхане, аккуратненько обкашляем эту тему – про моря, платину и совместный уход.
Поднялись они с ящиков – поднялись с корточек и «переводчики». Привычным походным порядком двинулись обратной дорогой.
Карташ и Гриневский первыми вышли из проулка на улицу. Двинулись к площади. С яростным скрипом затормозил черный «форд». (Карташ готов поклясться в этом хоть на Коране, хоть на Библии, что автомобиль не двинулся c места, когда они вышли из проулка, – автомобиль к этому моменту уже катил по улице.) Все дверцы синхронно распахнулись, и оттуда рванули наружу хлопцы в темных костюмах.
Похоже, этих ребят неплохо натаскали на уличные захваты, дело они свое знали и лихо, в два счета перекрыли все пути отхода. Позади стена дома, впереди тулово «форда», слева и справа – обступили хлопцы в темных костюмах и с непробиваемыми лицами.
– Вам придется проехать с нами. Садитесь в машину.
Казенные формулы, имитация вежливости. Не менты и не бандюки. Попахивает конторой. И радости отчего-то никакой.
Боковым зрением Карташ увидел микроавтобус с тонированными стеклами, перекрывший выход из проулка.
Сработано классически: рассечь группу надвое, брать по отдельности.
Их с Гриневским уже ухватили под локотки, действуя пока что деликатно, подталкивают к распахнутым дверцам. Стоит рыпнуться – мгновенно согнут и впихнут головой вперед в салон. Не желая раньше времени провоцировать их боевые рефлексы, Алексей как можно спокойнее спросил:
– А в чем, собственно, дело? Вы кто?
Естественно, Карташ получил ответ, на который и нарывался:
– Вам все объяснят.
И толчок в спину. Алексей обострившимся чутьем понял, что в запасе у них с Гриневским от силы секунда. Потом деликатничать с ними перестанут и возьмут в плотную обработку.
Ага! Микроавтобус с темными стеклами отъехал от проулка. Что стало с «переводчиками» – неизвестно, но вход в проулок вновь свободен. И эт-то хорошо, граждане! До того просто некуда было бежать – на улице догнали бы в два счета.
Надо пытаться, потом случай может и не представиться.
Карташ крутанулся, подшиб ближайшего хлопца под голень, нырком ушел от захвата. Перед глазами трепыхнулась пола темного пиджака – недолго думая, Алексей совершенно по-дзюдоистски уцепил ее и рванул на себя.
– Толька, уходим! – закричал Карташ для Таксиста, перемахнув через лежачего. – Дворами!
Карташ успел заметить, как Гриневский сбрасывает с себя повиснувших на плечах, как прямым в челюсть сваливает с ног того хлопца, чья рука нырнула было за пазуху.
Алексей пробежал до проулка метров десять. Ноги вдруг потеряли опору, асфальт понесся в лицо. Сзади навалились, пыхтя, прижали к асфальту, принялись заламывать руки. Карташ не сопротивлялся, понимая, что проиграл, а станешь брыкаться – забьют. Хватит, пожалуй, полученного удара по почкам и ушибленной коленки. Он дал застегнуть на себе наручники, дал себя поднять, дал забросить себя в «форд».
Но отыскалась среди всех неудач и маленькая радость – Грини нигде не видно, как не видно и кучи-малы на асфальте. Значит, Таксист добежал-таки до проулка, заскочил в него. И это, знаете ли, вселяет некий оптимизьм...
Как только Карташ оказался на заднем сиденье, стиснутый с двух сторон запыхавшимися хлопцами, «форд» отъехал, не дожидаясь поимки беглеца. Видимо, «форд» – не последняя машина у брошенной на их задержание группы.
.........
Обыскали, сложив находки в какой-то пакетик.
Всю дорогу Карташу не давали поднять голову, продержали его в полусогнутом состоянии. Впрочем, подними он голову или кинь украдкой взгляд из-под вражеской руки в окно – ему бы это мало что дало, все равно он город не изучил настолько, чтобы ориентироваться по скупым фрагментам.
Ехали, в общем-то, недолго и за пределы центра никак выбраться не могли. Машина притормозила, тут же загудел электромотор и послышалось дребезжание железа – ясно, что это отъезжала створка автоматических ворот. «Форд» продолжил движение. Немного попетляв, пару раз притормозив, машина куда-то в очередной раз свернула и остановилась окончательно.
Карташа вытолкнули наружу. Быстро оглядевшись, он обнаружил над головой темный арочный свод, впереди – решетчатые ворота с караульной будкой, а сзади, в просвете арки – двор и на нем автомобили.
– Вперед! – перед Карташом распахнули железную дверь, за которой ждал короткий мрачный коридор, оканчивающийся такой же дверью.
Потом пошли: коридоры, решетки, бренчащие ключами охранники в зеленой форме, лестница, ведущая вниз, то есть в подвальные помещения, куда ж еще, раз они вошли в здание на уровне первого этажа. В конце концов путешествие закончилось тем, к чему все и шло, – камерой.
За спиной Карташа лязгнул засов, оставляя его в одиночестве среди полумрака и кислой вони. В свете тусклой потолочной лампочки можно было различить сырые бетонные стены, кое-где украшенные незатейливой скальной живописью арестантов, склизкие циновки на полу, невысокую парашу в углу и полное отсутствие каких-либо окон.
Наручники не сняли, однако сие обстоятельство нисколько Карташа не расстроило. Скорее наоборот. Значит, затягивать с первым допросом не должны. Поэтому Алексей не спешил обживать хоромы, и вообще его не очень-то тянуло разгуливать по бетонному пеналу. Почему-то он не сомневался: сделай шаг, и обязательно вляпаешься во что-нибудь чмокающее, липкое, пахучее.
Он остался возле двери. Попробовал собраться с мыслями. С тем, куда его привезли, кажется, ясно. Голову можно прозакладывать, его повязали парни из КНБ и доставили на свою ашхабадскую Лубянку. Короче, в самое логово. И что из этого следует? Вот с этим полная непонятка. Вариантов – море разливанное. От простого «показались подозрительными» до того, что на них кто-то специально навел этих борцов за национальную безопасность. А главное, часики тикают, время неуклонно стремится к часу Икс и что с этим делать...
Опять загремели засовы.
– На выход!
Карташа поджидала в коридоре парочка тех же самых типов, что сопровождали его до камеры. Подготовили помещение для допроса и пригласили спеца по задушевным разговорам? Похоже, так и есть.
Алексея провели в конец коридора, завели в очень маленькую, но зато сухую и светлую комнату, усадили на табурет, прибитый к полу, после чего метровой длины цепью прикрепили наручники к специальному металлическому гнезду в полу. Подергав для верности цепь, конвоиры ушли. Карташ остался наедине с человеком, сидевшим напротив него за совершенно пустым столом.
Этого человека, что молча и внимательно разглядывал сейчас Карташа, можно было бы назвать воплощением невзрачности и неприметности. Средних лет, средней упитанности, залысина, азиат (хотя туркмен или еще кто, Карташ определить не мог, это местный народ с ходу просекает: вот идет узбек, вот киргиз, а вот и наш). Короче говоря, ни дать ни взять – бухгалтер из затрапезной конторы, законченный неудачник. Серый костюм и тусклый галстук лишь усиливали впечатление. Он разглядывал Карташа, Карташ – его. Игра в гляделки продолжалась еще какое-то время.
– Почему вы не кричите про произвол, не возмущаетесь, не требуете адвоката... или консула? Почему не грозите мне? – наконец нарушил молчание субъект в сером костюме. Говорил он по-русски без акцента.
Карташ пожал плечами.
– А чем вам пригрозишь?
– Это верно, нечем. А вот я могу, – он сказал это будничным тоном, каким игрок в шахматы заявляет: «А вот сейчас я своей лошадкой вашу пешечку скушаю». – Но мне бы не хотелось... так сказать, прибегать к чрезвычайным мерам. Знаете, лишняя возня, пустая трата сил – и ваших, и наших. Я, конечно, могу взять вас под локоток, провести по коридорчику, разрешу вам поглядеть в «глазки», полюбоваться на условия содержания. А то вдруг вы подумали, что вас сперва завели в какую-нибудь специальную камеру для запугивания. Нет, обычная камера, обычные условия. Мы считаем, что нечего баловать преступников излишним комфортом. Потом мы спустимся на третий подвальный этаж, пройдем в четвертый блок. Там у нас работают мастера по отделению правды от лжи. Которые очень не любят ложь, просто не выносят, когда люди им врут. Боюсь, расстроит меня эта прогулка, не люблю, знаете, жестоких зрелищ...
– Простите, что перебиваю, – сказал Карташ. – Но то, что я не требую адвокатов и не зову консула, не снимает с повестки дня простой вопрос: «А что я здесь, собственно, делаю?»
– А я-то все думаю, когда вы спросите! – словно бы обрадовался собеседник Карташа. – Я бы мог вам ответить очень просто – вы в гостях. Но вы же непременно с возмущением отвергнете этот посыл: «В гости по-другому зовут». Верно, верно. Но позови я по-другому, вы бы непременно отказали, сославшись на дела.
– И все-таки... нельзя ли поконкретнее?
– Отчего же нельзя, можно. А вы никак спешите?
– Честно говоря, я почему-то предпочитаю гулять по вашему прекрасному городу, а не торчать в...
– ...застенках охранки, в обществе сатрапа, – охотно подсказал собеседник. – Ладно, не буду отнимать ваше драгоценное время. Да! Вам же надо будет ко мне как-то обращаться в процессе нашего увлекательного разговора. М-м… Ну, зовите меня просто: «товарищ полковник». Что ж, теперь перейдем к столь любезной вашему сердцу конкретике. Для начала уладим некие формальности, снимем маленькие неясности.
– Как бы покурить? – Карташ попытался поднять ру-ки – цепь, соединяющая наручники с полом, натянулась.
– А никак. Мы не нарушаем законов, а боремся за их соблюдение. В камере покурите. Она ведь вам станет домом родным, так что указ о некурении за пределами домов нарушен не будет. Но давайте не отвлекаться. Итак, пунктик первый – ваш паспорт. Российский. Даже заграничного паспорта при вас нет. Есть военный билет. Российский. И все. Больше документов при вас нет. Выходит, вы находитесь на территории нашей страны нелегально. Уже это нас обязываетпоработать с вами самым вдумчивым образом. Кто вы такой, что делаете на территории независимого Туркменистана, как сюда попали? Видите, сколько вопросов сразу. Единственно приемлемый для вас итог этих разбирательств – выдворение из страны. Так ведь его еще заслужить надо... Но оставим пока пунктик первый и перейдем к пунктику второму. Не догадываетесь, что это такое? Ваши подозрительные знакомства. Вам их перечислить? Охотно и радостно. Здесь и авторитеты уголовного мира, и простые уголовники, и некий подручный феодальчика, скончавшегося, кстати, при весьма загадочных обстоятельствах, и некие другие, не менее любопытные фигуры, которые так и просятся в тщательную разработку. Удивлены? Вижу, да.
Если до этого «товарищ полковник» говорил ровным, бесцветным голосом, каким замполиты проводят политинформации для полусонныхсрочников, то тут неожиданно его речь заблистала искренней эмоциональностью.
– А вы думали, мы здесь разучились работать с советских времен? Остались без Старшего Брата и начали стремительно скатываться на обезьяний уровень? А вот и дудки! Как говорится, щуку съели, зубы остались. Это у вас, – он вытянул палец в направлении Карташа, – бывшиеразбежались кто куда, по всяким частным лавочкам. Мы профессионалами не разбрасываемся! Я согласен, масштабы и задачи несколько не те, что раньше, и за спиной не нависает скала, которая способна как защитить, так и придавить. Но работать мы не разучились и агентуру не растеряли, а также не рассекретили ее и не распродали – в отличие от вас. Агентура никуда не делась, а только еще и прирастает новыми вербовками...
В голову лезли совершенно несообразные моменту мысли: «Кто ж, интересно, им барабанит? Думать-то, понятно, вольно на любого, от воровских шестерок вплоть до самого Дангатара», – словно бы это и есть самое важное в данный момент.
– Итак, достаточно первых двух пунктов, чтобы ваша персона привлекла наше внимание – внимание службы, отвечающей за национальную безопасность. Согласитесь, когда по столице, поблизости от особо охраняемых объектов и персон, разгуливает не внушающий никакого доверия иностранец и при этом сводит сомнительные знакомства – уже это повод спецслужбам озаботиться его личностью и, как говорили в двадцатые годы прошлого века, разъяснитьэтого темного ино-странца... А теперь переходим к главному пунктику. К третьему. Я бы его поименовал экспериментальным. В том смысле, что мне просто не терпится поставить некий эксперимент. А именно – не придавать широкой огласке факт вашего задержания. Я всего лишь не стану докладывать наверх, не стану вас нигде регистрировать, предупрежу моихлюдей, чтоб помалкивали. Пусть это останется маленькой тайной нашего подразделения. Очень уж мне любопытно посмотреть, кто и какое беспокойство станет проявлять. Может, начнется какое-нибудь интересное шевеление, может, кто-то внутри этого здания шевельнется. Ну уж если вдруг поднимется сильная шумиха, если принцы и короли, главы дипмиссий, лично Путин и Буш станут тревожиться, давить на все кнопки и рычаги, тогда мы вас всегда сможем найти. Но почему-то мне кажется, что никто из сильных мира сего не обеспокоится по поводу вашего исчезновения. Или я не прав?
Весь разговор «товарищ полковник» не отводил взгляд от переносицы Карташа. Алексей знал этот прием, который чаще прочих используют именно оперативные работники: вроде собеседник смотрит прямо на вас, а взглядом с ним не встретишься. Кое на кого подчас действует гипнотическим образом, и этот кое-кто начинает петь, что соловей.
– И после того, как станет ясно, что вокруг вашей персоны не поднялся ажиотаж, я со спокойной совестью смогу вычеркнуть вас из списка живущих, стереть, как ластиком стирают в тетради неудачный карандашный набросок. Вы даже не представляете, как просто это сделать. Я лишь распоряжусь не подходить к вашей камере, и откроют ее только... ну, скажем, месяца через два, когда от вашего организма останутся только обглоданные костяшки. Даже следов одежды не сохранится – все скушают крысы. Костяшки эти соберут в мешок и бросят в печку, вместе с изъятыми у вас вещами и документами. Есть у нас тут специальная печечка, между прочим, экологическая, которая изначально сконструирована для сжигания шпал, но и нам пригодилась. Любой «зеленый» останется доволен отсутствием вредных выбросов в атмосферу. Хотя у нас и нет никаких «зеленых», это все ваши забавы, там у себя, на Западе. Думаете, не посмею, потому что слишком много людей были свидетелями вашего задержания? Ошибаетесь, вернее, не делаете маленькую, но крайне важную поправочку. Это были мои люди, которых я тщательно отбирал, скрупулезнейше отсеивал, на каждого из которых у меня есть... свой строгий ошейник. Вы, наверное, за волнениями и тревогами на время упустили из виду, что вокруг вас Азия со всеми ее странностями и особенностями. Однако западному человеку подобная забывчивость простительна...
Карташа вдруг проняло. Как не пронимало ни при стычке с Ханджаром, ни при беготне по мертвому городу, ни при дружеской беседе с Неджем и последующей вылазке в Афган. Только сейчас он по-настоящему осознал, что влип, и влип основательно. И дело тут даже не в речах «товарища полковника», которыми он опутывал жертву, как удав кольцами. Пожалуй, метаморфозу можно удачно сравнить с замерзанием на холоде. Если ты вышел на мороз одетым, то не сразу начнешь замерзать. Сперва прихватит щеки, станут неметь кончики пальцев, волнами будет пробегать озноб, но встряхнешься, попрыгаешь, потрешь там-сям, и вроде ничего. А потом вдруг враз продерет так, что язык к небу примерзнет, а зубы начнут выдавать сокрушительную чечетку. То же и сейчас. Только подставь на место мороза внезапно свалившееся осознание безнадеги…
Короче говоря, взвился занавес и открылась безрадостная перспектива. Вытаскивать его некому. Даже если Грине удалось бежать и он встретится в условленное время с Дангатаром, последний не станет ничего предпринимать до конца сегодняшнего дня. А чем закончится сегодняшний день? Вот то-то... Пусть и победой все завершится. Хватит ли возможностей и связей у воров, чтобы вырвать человека из лап КНБ? Станут ли они этим всерьез заниматься?
М-да, подводя неутешительный итог, следует признать – имеются все шансы бесславно погибнуть, не на бегу, не от пули, а в поганом подвале, заживо сожранным крысами.
«Товарищ полковник», который, ясное дело, сейчас проводит не первый допрос за карьеру, уловил изменения в состоянии собеседника.
– Ну-у во-от, – с удовлетворением протянул он, – гора стронулась с места. Чую, возникла, так сказать, способствующая доверительности атмосфера. Самое время перейти к исповеди, очищению души и облегчениям участи посредством чистосердечного признания. Вы, дорогой мой, учтите и зарубите главное – для вас весь свет клином сошелся на мне. Я на сегодня ваш бог и отец в одном лице. От меня зависит, получите ли вы воскрешение и, быть может, начнете новую жизнь, или исчезнете навсегда.
И не без удовольствия повторил, просмаковал:
– Исчезнете. Так что для начала, для затравки, чтобы я поверил в ваше желание активно сотрудничать со мной, ответьте мне на три простейших вопросика. Кто вы? Цель вашего пребывания в Туркменистане? Что вас связывает с ранее перечисленными мною лицами? Можете отвечать в любой удобной вам последовательности. У нас времени много.
«Время, – усмехнулся про себя Карташ. – Времени нет напрочь. А для того чтобы придумать мало-мальски убедительную легенду, логически выстроить ее и увязать концы, – уже только на это нужно туеву хучу времени».
– А как бы все-таки насчет покурить, – сказал Алексей. – Трудно говорить, когда мешаются посторонние желания.
– Эхе-хе, чего не сделаешь ради хороших отношений. На какое только должностное преступление не пойдешь…
С этими словами «товарищ полковник» выдвинул ящик стола, достал оттуда пепельницу и его, Карташа, пачку «Винстона», изъятую при обыске. Обойдя стол, выщелкнул сигарету, дал задержанному ухватить ее зубами, от Карташовой же зажигалки дал прикурить. Поставил задержанному на колени пепельницу и вернулся на свое место.
– Ну, подумайте, подумайте, соберитесь с мыслями.
Этим Карташ и намерен был заняться. Разве что курить, когда руки удерживает короткая цепь, мягко говоря, неудобно. Приходилось курить, не выпуская сигарету изо рта, а чтобы стряхнуть пепел, приходилось нагибаться.
Алексей лихорадочно искал выход. Но поди найди его, когда на сто кругов сплошная беспросветность. И времени нет ни на что. А если... использовать как раз цейтнот? Ведь цейтнот – он для всех цейтнот. Ну-ка!
Ч-черт, авантюрная игра, зыбкий шанс, но... единственный, другого просто нет. Правда, если «товарищ полковник» работает против Ниязова, допустим, служит этому Саидову, то хана в любом случае. Однако кому служит полковник, все равно не определишь. Так что ничего не остается, как в омут с головой.
Карташ загасил окурок.
– Ну? – выразил нетерпение «товарищ полковник».
– Прежде я бы хотел узнать, с каких верхов поступил приказ брать меня в разработку? Или это ваша личная инициатива?
– А вам не кажется, задержанный, что вы неверно начинаете свой монолог? Не люблю штампов, но сейчас как раз уместен штамп: вопросы здесь задаю я.
– А вы не боитесь перестараться? – Алексей старался говорить ровно и уверенно, как человек, за которым действительно стоит серьезная сила. – Хорошо, если предыдущие вопросы вам показались излишне нескромными, не ответите ли вы мне на совсем невинный и простой вопрос – сколько сейчас времени?
– Времени? – переспросил полковник.
– Да.
Читать бесплатно другие книги:
