Подсказки пифии Сунд Эрик
– Аннет Лундстрём, – констатировала Жанетт.
– Да. Ну и ну, слов нет…
– Как прошел разговор с ней? – поинтересовалась Жанетт. Если честно, она почти забыла, чем занимался Хуртиг, пока она сидела здесь.
– Ну так. – Хуртиг кашлянул. – В каком-то смысле – с пользой. Но поговорим об этом потом. Вот это все несколько диковато, мне сейчас трудновато мыслить ясно.
Жанетт была согласна с ним, но как бы ни хотелось ей избежать просмотра, смотреть надо было. “Притупляются ли у них чувства в конце концов? – думала она. – У тех, кто работает здесь? Ну конечно, притупляются”. И она снова бросила взгляд на мультяшного дядьку.
Когда они начали смотреть следующую запись, Жанетт поняла, почему Кевин говорил, что в фильмах Ханны Эстлунд есть философия.
Сцена представляла нечто вроде свиного загона на какой-то ферме. По земле разбросано сено, темное от грязи или чего-то другого. От навоза, с отвращением подумала Жанетт, от свиного навоза. В кадр вошли несколько людей, полностью одетых, и уселись вокруг загона. Всех их Жанетт узнала.
Слева Пер-Ула Сильверберг, потом его жена Шарлотта с маленьким ребенком – Жанетт предположила, что это их приемная дочь Мадлен. Дальше шли Ханна Эстлунд, Йессика Фриберг, Фредрика Грюневальд и, наконец, Регина Седер. А с самого края – профиль какого-то мужчины.
У Жанетт возникло такое чувство, будто все увиденное в эти несколько часов было нарезкой из ее кошмарных снов о делах, которые она расследовала в последнее время. Все актеры были более или менее замешаны, и на какой-то миг Жанетт захлестнуло ощущение неправдоподобия происходящего, словно она находится в кошмаре. Ей пришлось бросить взгляд на Хуртига.
Ага, подумала она. Он тоже в этом кошмаре и так же, как я, не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой.
Когда двое голых мальчиков лет двенадцати-четырнадцати шагнули в кадр – или, скорее, их выпихнул на сцену кто-то, скрытый за камерой, – кошмар свершился.
Иткул и Каракул, подумала Жанетт, зная, что это никак не могут быть братья из Казахстана – когда снимался фильм, они еще не родились. К тому же эти мальчики были явно восточноазиатского происхождения.
Мальчики вступили в драку – сначала еле-еле и выжидательно, потом все серьезнее, а когда одному посчастливилось схватить другого за волосы, схваченный пришел в ярость и принялся дико молотить кулаками воздух вокруг себя. Но это не помогло. Сильный удар по голове повалил его.
Потом один мальчик сел на другого и принялся бить.
Жанетт стало плохо, и она остановила воспроизведение. Устроили собачьи бои, подумала она. Неужели Иво был прав с самого начала?
– Господи боже, – со вздохом сказала она Хуртигу. – Неужели он сейчас убьет второго?
Хуртиг мрачно глянул на нее, но не ответил.
Жанетт быстро промотала запись, отчего выдерживать избиение стало легче.
Минуты через две удары прекратились, и Жанетт снова включила нормальный темп. К своему облегчению, она увидела, что лежащий на земле мальчик жив, его грудь дергалась от вдохов и выдохов. Второй мальчик поднялся и встал посреди грязного хлева. Потом двинулся на камеру и, перед тем как исчезнуть из кадра, коротко улыбнулся. Жанетт тут же отмотала назад и остановила запись еще раз, на улыбке мальчика.
– Видишь? – спросила она.
– Вижу, – тихо ответил Хуртиг. – Он как будто гордится.
Жанетт снова запустила запись, но больше ничего не случилось, кроме того, что ребенок на коленях Шарлотты Сильверберг завертелся, и в тот момент, когда она начала утихомиривать девочку, запись оборвалась.
Философия, подумала Жанетт. Как и фильм, снятый в Сигтуне. Что здесь про секс? Она не понимала. Действительно ли о сексуальности идет речь?
Кто может наслаждаться подобным?
– Выдержишь еще? – спросила она Хуртига.
– Честно говоря… не уверен. – Вид у него был усталый и сломленный.
Их прервал короткий стук в дверь, и в кабинет вошел Кевин с какими-то бумагами.
– Ну как? – спросил он. – Посмотрели кино про ферму?
– Да, – ответила Жанетт и замолчала. Ей пока нечего было сказать по поводу увиденного.
– Остальной материал с компьютера Эстлунд – в основном детская порнография в чистом виде, – сказал Кевин.
Жанетт тут же решила, что фильмы подождут. Это расследование для государственной уголовной полиции. Она, Жанетт, нашла, что искала. Доказательства того, что секта существует и что рассказ Ульрики Вендин – правда. А теперь намечается и возможность узнать, кто сидел в углу во время изнасилования.
– Ты не мог бы помочь мне сравнить этот профиль с человеком из гостиничного номера? – спросила она, отматывая запись до места, где стал заметен профиль неизвестного.
– Конечно. – Кевин быстро пощелкал клавишами, и на экране появились оба фрагмента. У Жанетт не осталось сомнений: на них один и тот же человек.
– Разобрался с номерами машин? – Жанетт слышала, как напряжен ее голос.
Кевин кивнул:
– Извлечено из базы данных по транспортным средствам того времени, когда снят фильм.
Жанетт просмотрела список людей, на чьи имена были зарегистрированы машины. Она, конечно, знала, что в него могут попасть невиновные, просто заночевавшие в этой гостинице в день, когда снимался фильм, – в счастливом неведении о том, что происходит по соседству.
Но, увидев фамилии автовладельцев, Жанетт поняла: перед ней – список насильников Ульрики Вендин. Ряд имен таких же виновных, как зрители из снятого в свинарнике фильма, который она только что посмотрела.
Каждая фамилия сопровождалась личным номером:
БЕНГТ БЕРГМАН.
КАРЛ ЛУНДСТРЁМ.
АНДЕРС ВИКСТРЁМ.
КАРСТЕН МЁЛЛЕР.
ВИГГО ДЮРЕР.
Жанетт открыла было рот, чтобы прочитать список Хуртигу, – и тут у нее во внутреннем кармане завибрировал мобильный телефон.
X2000
Вообще Иво Андрич не страдал от укачивания, но в скорых поездах его иногда мутило, особенно во время виражей с наклоном. Ехать хотелось в одиночестве, поэтому он заплатил за отдельное купе. Допив кофе, Иво бросил стаканчик в мусорный мешок возле сиденья и сконцентрировался на дыхании. Глубокий вдох через нос, долгий выдох через рот. Техника, которая работала в секционной, а если она работала там, то сработает где угодно.
Русенгорд, думал он. Через три часа я там. При мысли о брате он ощущал тревогу и словно ждал чего-то. Тревожно ему было, потому что он до сих пор не верил, что это правда, к тому же ему так и не удалось связаться с Гораном. А сказать, что он чего-то ждал, значило бы преуменьшить его переживания. Если бы его жене не пришлось остаться дома из-за гриппа, он сейчас разделил бы эти переживания с ней. Она стала как не в себе, услышав, что Горан, весьма вероятно, жив и живет в Мальмё. Ему и дня не хотелось ждать. Следовало убедиться наверняка, что все сходится. Так что он поехал один, но лучше было бы, если бы он смог разделить свои чувства с женой.
Нечто подобное Иво пережил, только когда сидел в роддоме, дожидаясь рождения своего первенца.
От радостных ожиданий ему не сиделось на месте, и он решил снова сосредоточиться на работе и закончить отчет об обнаруженном в квартире Ульрики Вендин, а также о тех странных гладких отпечатках пальцев. Коллеги иногда указывали ему, что его отчеты слишком длинны, перегружены подробностями, но только так он мог работать и знал, что благодаря этому у него более полное видение ситуации, что, в свою очередь, обеспечивало лучший результат.
Через двадцать минут он, по собственному мнению, достаточно внятно сформулировал свои мысли, чтобы должным образом изложить их Жанетт Чильберг. Иво открыл ноутбук и достал телефон. Жанетт ответила сразу. Голос у нее был немного ниже обычного, но Иво не нашел нужным спросить, не случилось ли чего-нибудь.
– Отсутствие папиллярного узора на отпечатках может быть обусловлено несколькими причинами, – начал он. – Например, ожогами или срезанной кожей. Отпечатки, находившиеся на серебристом скотче, которым был заклеен пластиковый мешок с нашим последним мальчиком, с большой степенью вероятности принадлежат человеку, который лечился от рака.
Иво сделал паузу – послушать, не скажет ли чего Жанетт.
– Рак? – удивилась она. – При чем тут рак?
– Химиотерапевтические препараты, клеточный яд, могут дать последствия в форме, например, анемии, выпадения волос и угнетения костного мозга, но определенные препараты могут еще давать воспаления на ступнях и ладонях, на пальцах ног и рук. Не буду утомлять тебя рассказом о причинах, но важно, что эти побочные эффекты могут привести к кровотечениям и облезанию кожи на пальцах. Думаю, именно это и произошло в данном случае.
– О’кей. – Теперь на том конце снова была энергичная Жанетт. – Значит, ты подозреваешь, что человек, засунувший мальчика в мешок, лечился от рака. Насколько ты в этом уверен?
– Я сравнил изображения побочных действий с отпечатками. И оценил бы вероятность в девяносто – девяносто пять процентов.
– Отлично, – сказала Жанетт. – Спасибо, Иво. Ты, как всегда, на высоте. А что с квартирой Ульрики Вендин?
А теперь – самое важное, подумал Иво Андрич.
– Я нашел те же отпечатки в квартире, на внутренней стороне дверцы холодильника. Человек, бросивший мешок в море, с огромной вероятностью побывал и дома у Вендин.
В трубке стало тихо.
– Алло? – позвал Иво, подождав, но Жанетт на том конце уже не было.
Государственное управление уголовной полиции
По коротким ответам Жанетт и ее бледному лицу Хуртиг понял: Андрич сообщил что-то чрезвычайно важное. Предчувствие подтвердилось, когда Жанетт захлопнула мобильный.
– Человек, бросивший мальчика в воду в Норра-Хаммарбюхамнен, был и дома у Ульрики Вендин. – Жанетт засовывала телефон во внутренний карман. – Отпечатки пальцев на скотче, которым замотан мешок, соответствуют отпечаткам, которые Иво нашел на дверце холодильника Ульрики. Человек, оставивший отпечатки, вероятно, лечился от рака.
– Дело двинулось, – признал Хуртиг, глядя на экран с пронумерованными папками, содержавшими детскую порнографию с компьютера Ханны Эстлунд. – Значит, объявляем Ульрику в розыск?
Жанетт кивнула. При виде ее бледного лица у него в горле встал комок. Он понимал, что Жанетт симпатизировала девушке.
Хуртиг отвернулся и посмотрел на список в руке у Жанетт. Прочитал через ее плечо имена и регистрационные номера.
– Вижу, кто был в гостинице, где изнасиловали Ульрику Вендин, – сказал он. – Бенгт Бергман, Карл Лундстрём и… – он потянулся вперед, чтобы лучше видеть, – Вигго Дюрер?
– Этот дьявол возникает, о чем ни заговори, и вечно он где-то сбоку. Вот и теперь – в обеих этих мерзких записях. Такое ощущение, что только мы и не можем его найти.
– Тогда другие имена. Мы кого-нибудь знаем? Андерс Викстрём, Карстен Мёллер?
– Помнишь, Карл Лундстрём упоминал некоего Андерса Викстрёма, у которого домик в Онге? На самых первых допросах Лунстрём нес, что один из фильмов, которые он хранил у себя в компьютере, снимали там.
Теперь Хуртиг вспомнил. В расследовании по делу Лундстрёма уже фигурировал человек по имени Андерс Викстрём. Но единственным Викстрёмом, которого они нашли в Онге, был впавший в маразм старик, и его тут же вычеркнули из списка.
– Этот след Миккельсен отрицал, – напомнил он.
– Да, верно. – Жанетт задумалась. – Но Андерс Викстрём существует, у нас есть его личный номер.
– А Карстен Мёллер?
– Понятия не имею. – Жанетт снова достала мобильный, нажала несколько кнопок и поднесла телефон к уху. – Олунд? Вам придется пошевелиться. Прямо сейчас устройте, чтобы Ульрику Вендин объявили в розыск, а потом я хочу, чтобы ты проверил одну вещь. Нет, две… – Хуртиг услышал, как она называет имена и личные номера. Андерс Викстрём и Карстен Мёллер.
С Олундом Жанетт высказывалась так же коротко, как до этого в разговоре с Андричем. Она лихорадочно делала какие-то пометки на бумажке с именами насильников и номерами их автомобилей. Пролетели несколько минут, Жанетт коротко отдавала приказы, и Хуртиг понял, что Олунд на том конце работает не покладая рук.
– Как у тебя с биографией Вигго Дюрера? Тут надо выложиться. Что-то он меня чертовски нервирует, – сказала наконец Жанетт. Когда она положила трубку, вид у нее был такой разочарованный, что Хуртиг предположил: Олунд нашел не так много информации о скользком адвокате.
Жанетт выглядит не только разочарованной, подумал он. Она выглядит совершенно вымотанной. Но он тут же напомнил себе, что беспокоиться не о чем – наилучший результат Жанетт выдает, когда работы по горло.
– Что сказал Олунд? – Хуртиг искоса глянул на бумажку со списком автомобильных номеров, на которой Жанетт написала: “хирург”.
– Что Карстен Мёллер – бывший детский врач, переехал в Камбоджу. Там след теряется. А Андерс Викстрём умер десять лет назад, и у него никогда не было дома в Онге.
– Но какой-то Андерс Викстрём все-таки существует? – настаивал Хуртиг. – Лундстрём был не в себе – может, спутал? Андерс Викстрём был в фильме, а домом в Онге владел кто-то другой? Такое тоже может быть…
Жанетт согласилась, и Хуртиг оглядел кабинет.
Ненавижу, подумал он. Ненавижу этих говнюков, которые вытворяют такое, что становятся нужны кабинеты вроде этого.
– Так, – сказала Жанетт. – Как прошел разговор с Аннет Лундстрём?
Хуртиг вспомнил запись с девочками из Сигтуны. Аннет Лундстрём как будто не слишком хорошо чувствовала себя в роли старшого перед салагами. Ее вырвало.
– Аннет сейчас в состоянии психоза, – сказал он. – Но она подтвердила большую часть того, что тебе сказала София Цеттерлунд, и мне кажется, в ее словах что-то есть, хотя она и нездорова. Она хочет уехать в Польсиркельн и перечислила имена людей, которые там должны быть… – Хуртиг сделал короткую паузу, вытащил блокнот. – Пео, Шарлотта и Мадлен Сильверберг, Карл и Линнея Лундстрём, Герт Берглинд, Регина и Юнатан Седер, Фредрика Грюневальд, а также Вигго Дюрер.
– Меня эти имена уже достали. – Жанетт посмотрела на него.
– Точно. Но тут есть интересный момент. Все эти люди погибли, за исключением Вигго Дюрера и Мадлен Сильверберг.
– Мадлен может быть мертва. Да и Дюрер тоже, но кое-что мне подсказывает, что вряд ли это так.
– Согласен. И скажу, как ты: что касается Дюрера, нам надо выложиться. Других следов нет. А что касается Мадлен, то я все больше склоняюсь к тому, что она тоже.
– Просто жертва, – перебила Жанетт, и Хуртиг кивнул. – Тогда с этой минуты полностью переносим фокус внимания на Дюрера.
Жанетт встала и принялась собирать диски. Все, чего ей сейчас хотелось, – это убраться отсюда.
Хуртиг последовал ее примеру, однако добавил, что Аннет Лундстрём подтвердила связь Дюрера с обществом по усыновлению детей.
– Дома, на ферме в Струэре и в Польсиркельне, у него жили дети из других стран.
– Проклятье, – вздохнула Жанетт. – Польсиркельн…
Сам Хуртиг думал именно так.
– Ферма в Струэре продана, – сказал он, – свиноводство для Дюрера оказалось нерентабельным. Это мы уже знаем благодаря Олунду. Касательно Польсиркельна – я прилично ориентируюсь в тамошней географии, и нашим коллегам из Норрботтена не понадобится много времени на опрос жителей поселка. Да это и не поселок даже. Так, несколько домов.
– Пусть Олунд им сообщит. – Жанетт снова взялась за телефон. – И пусть северяне пошевеливаются.
Хуртиг молча слушал, как Жанетт вводит в курс дела Олунда. Сообщив помощнику новую информацию, она позвонила Биллингу. Хуртиг восхитился тем, как мало слов ей понадобилось, чтобы доходчиво объяснить все. Хотелось бы ему быть таким же убедительным.
– Биллинг гарантирует ордер на обыск, – объявила Жанетт. – Поехали прямо туда. И нам понадобится спецназ.
Тюста-гатан
Прокурор Кеннет фон Квист устал. Он глаз не сомкнул после того, как вечером на него напали возле бара. От нового лекарства, диазепама деситина, толку было, как от ромашкового чая, а алкоголь больше не помогал. Официально прокурор был на больничном по причине язвы желудка, неофициально – из-за нарастающего смертельного страха.
Фон Квист лежал на диване, тщетно пытаясь поспать хоть несколько минут. Он посмотрел на часы. Сегодня вечеринка в полицейском управлении. День рождения у шефа. Наверняка подходящий случай завязать новые знакомства и передать новым знакомым то, что у него имеется. Но прокурор колебался.
Он бессильно сполз с дивана и принялся ходить взад-вперед по ванной, думая об обувной коробке, которую оставил ему тот человек.
Фон Квист знал, что в ней лежит, и больше не открывал ее. Выбросить коробку он не решился, а отнести в полицию, само собой, не мог.
Оставалось только забыть про нее, что он и сделал. Несколько раз.
Прискорбнейшим образом прокурор не понимал, что эти иррациональные попытки стали следствием паранойи, развившейся у него за время добровольной самоизоляции.
Сначала он забыл коробку в шкафчике под кухонной раковиной, потом – в дальнем углу чулана со швабрами в прихожей, еще потом – в ящике рабочего стола. В припадке ложной находчивости фон Квист решил оставить ее на полу в гардеробной, где ее было отлично видно из коридора вместе с остальными обувными коробками. Мысль прокурора состояла в том, что самый простой тайник является самым лучшим, но… Каждый раз, направляясь в туалет, он против воли поглядывал на коробку. А за последние сутки он пробегал по коридору довольно часто. Телесные функции вышли из-под контроля, живописные картины всяческих ужасов приводили к тому, что прокурору то и дело приходилось опорожнять пузырь, а через равные промежутки времени блевать.
Сейчас коробка лежала в гардеробе спальни, всего в двух метрах от кровати, и это тоже было плохое место.
Решив, что пора принимать меры, прокурор зашел в спальню и направился к гардеробу. Осторожно открыл дверь, набрал в грудь воздуху, нагнулся и в очередной раз взял коробку в руки. Гостевая, подумал он. На верхнюю полку шкафа, за рулоны обоев.
Так лучше всего. Там ее не будет видно, пока не встанешь на что-нибудь.
Войдя в гостевую комнату, он зажег свет и поставил коробку на письменный столик. Шагнул на старый вращающийся стул и выгреб обои из шкафа. Потом взял коробку и потянулся, чтобы задвинуть ее подальше на самую высокую полку. Когда он перенес тяжесть с одной ноги на другую, сработали законы физики, и вращающийся стул оправдал свое название.
И прокурор, и коробка полетели на пол. Содержимое коробки со стуком выкатилось на паркет и исчезло в темноте под гостевой кроватью.
Прокурор Кеннет фон Квист с трудом заставил себя сесть. Привалившись спиной к шкафу, он довольно долго сидел, размышляя, что же теперь делать.
Не сработало, подумал он. Ну и пусть лежит, где лежит.
А я пойду на вечеринку.
Хундудден
Машина с тонированными окнами остановилась сразу за ними. Спрыгнув с пассажирского сиденья, командир спецназа сильно стукнул по борту машины и двинулся к Жанетт. Девять полицейских в масках в полном молчании попрыгали на землю и разбились на группы по трое. Восемь были вооружены пистолетами-автоматами, десятый держал оружие побольше.
Командир был без маски. Подойдя, он представился и объявил, что группа готова начать штурм.
– Это необходимо? – спросила Жанетт, кивая на человека с большой винтовкой.
– Psg-90. Если во время операции потребуется снайперская стрельба, – официально пояснил командир.
– Будем надеяться, не потребуется, – пробормотал Хуртиг.
– Да. Ну, приступаем. – Жанетт обернулась и покосилась на Хуртига.
– Один вопрос. – Командир группы кашлянул. – Все вышло как-то быстровато, предварительной информации недостаточно. Какова наша примерная цель? Сопротивление какого рода может нас ожидать?
Прежде чем Жанетт успела что-либо сказать, Хуртиг сделал шаг вперед.
– Мы думаем, что объект номер один, молодая женщина, находится в доме, – начал он. – Объект зовут Ульрика Вендин, и мы подозреваем, что объект номер два, владелец дома, похитил объект один и удерживает его силой. Объекту номер два около восьмидесяти лет, он адвокат, и насчет возможного сопротивления – черт его знает.
Жанетт пнула Хуртига.
– Уймись уже, – прошипела она и повернулась к командиру. – Приношу извинения за своего коллегу. Иногда с ним трудновато. Но кое в чем он прав. Мы подозреваем, что владелец дома, адвокат Вигго Дюрер, удерживает Ульрику Вендин силой. Он может быть вооружен, но точно мы этого не знаем.
– Хорошо. – Мужчина натянуто улыбнулся. – Тогда начинаем. – И он полубегом двинулся к своим подчиненным.
– Давай заканчивай со своими выступлениями. – Жанетт встала возле машины, дожидаясь, когда тяжеловооруженные полицейские двинутся к дому.
Командир группы поднял правую руку, чтобы привлечь внимание бойцов, и стал отдавать приказы:
– Альфа берет фасад и большую дверь. Бета прикрывает заднюю сторону, а Чарли обеспечивает гараж со стороны дома. Вопросы есть?
Полицейские в масках ничего не ответили.
– Хорошо. Пошли! – заключил командир и опустил руку.
Жанетт слышала, как Хуртиг буркнул: “Яволь, майн фюрер!”, но у нее не было сил комментировать.
Потом все было очень быстро. При помощи большого болтореза первая тройка одолела калитку, по лужайке пробежала к крыльцу, где полицейские встали по обеим сторонам двери. Вторая группа повернула за левый угол дома и скрылась на заднем дворе, а третья двинулась к гаражу. Жанетт услышала звук бьющегося стекла, окрик “Это полиция!” и приказ всем, кто находится в доме, лечь на пол, а также обещание, что при любой попытке сопротивления последует стрельба на поражение. Жанетт подошла к калитке, ожидая, когда они смогут войти, и тут раздался гулкий вой. Она зажала уши ладонями. Через полминуты вой повторился.
– Нижний этаж проверен! – послышалось из дома.
– Прости. – Хуртиг встал рядом с Жанетт. – Я сглупил. Мне нравятся эти ребята, но иногда я думаю, что в них многовато мачизма.
– Я тебя понимаю. – Жанетт легонько погладила его по плечу. – Разница между ними и хулиганами – с волосок. Они как футбольные фанаты.
Хуртиг кивнул.
– Верхний этаж проверен!
– Гараж проверен!
Командир группы вышел из дома, жестом показал Жанетт: путь свободен.
– В доме пусто, но он был на сигнализации, – сказал он, когда Жанетт с Хуртигом подошли к крыльцу. – Классическая старая сигнализация, подключена не к охранной фирме, а черт знает к чему. Раньше было эффективно, а в наше время – вряд ли.
– То есть все под контролем?
– Девушки нет ни внизу, ни наверху. Подвал пустой, но сейчас мы проверяем, нет ли тайников.
Шестеро бойцов вышли из дома на крыльцо.
– Ничего, – сказал один из них. – Можете заходить.
Сначала ничего, потом ничего и опять ничего, подумала Жанетт. Она перешагнула порог, Хуртиг последовал за ней. Полицейские собрались на газоне.
В скромно обставленной прихожей и в гостиной пахло застоявшимся воздухом, тонкий слой пыли ковром лежал на мебели и безделушках. Вдоль одной стены – диван и тяжелые кресла темно-коричневой кожи перед столом, заваленным старыми книгами и стопками бумаг. В углу – пианино. На стенах картины и старые иллюстрации, большинство – на медицинскую тему. На одной полке – череп и чучело птицы. На взгляд Жанетт, комната походила на музей.
Она провела рукой по столу, прочертив темную полосу на белой пыли, и констатировала:
– Давненько тут не убирали.
– Может, даже давненько тут никто не жил, – добавил Хуртиг.
Жанетт подошла к одной из полок и взяла книгу. Учебник судебной медицины. Издан в 1994 году, Институт судебной медицины, Упсальский университет.
– Если это настоящее, то оно довольно ценное, – сказал Хуртиг. Обернувшись, Жанетт увидела, что он рассматривает старую русскую икону над огромным черным пианино. Он нажал несколько клавиш, и Жанетт услышала, что инструмент не настроен.
– Продолжаем, – сказала она, выходя через прихожую в кухню. Хуртиг со стуком закрыл крышку пианино и последовал за ней.
На кухне было почище, пахло моющим средством.
– Хлорка, – определил Хуртиг, принюхавшись. – Мама обычно с хлоркой моет кухню и туалет. Научилась у дядиной жены, польки. У старухи была бациллофобия, и она чистила ванну хлоркой каждый раз, как собиралась мыться. Тридцать лет скребла – и соскребла всю эмаль, так что ванна была, конечно, чистой, но полностью из черного железа. Жутко выглядела.
Жанетт выслушала его, одновременно отметив, что кухня тоже не представляет интереса. Она вернулась в прихожую и поднялась на второй этаж, слыша, как Хуртиг роется в кухонных шкафчиках.
В спальне было пусто – только платяной шкаф и большая кровать без одеяла и простыни. Один голый матрас в пятнах. Когда Жанетт открыла шкаф, Хуртиг позвал ее снизу, из кухни, но прежде чем спуститься к нему, Жанетт внимательно рассмотрела плечики с аккуратно развешанными платьями, блузами и костюмами. Странное чувство охватило ее, когда она увидела принадлежащую Вигго Дюреру коллекцию старомодного дамского белья. Корсеты и пояса для чулок, синтетические и вискозные. Белые панталоны из грубого льна.
Он или был женат, или трансвестит, подумала она, припоминая, что София говорила ей о неясной половой принадлежности. Что такая одежда слишком немодна, чтобы принадлежать дочери, может быть, и поспешный вывод, но Жанетт с трудом представляла себе, чтобы женщина ее возраста добровольно носила неудобное и непрактичное белье.
Жанетт закрыла дверь, вышла из спальни и спустилась по лестнице.
На кухне Хуртиг рылся в одном из кухонных ящиков. Рядом, на разделочном столе, он разложил несколько предметов.
– Ужасно странно держать такие вещи в ящике для ложек и вилок. – Он указал на выложенные в ряд предметы, и Жанетт увидела несколько клещей, небольшую пилу и несколько разнокалиберных пинцетов. – А это что? – И он поднял деревянную палочку с крючочком на конце.
– Странно, но не противозаконно, – сказала Жанетт. – Пойдем посмотрим подвал.
Внизу, в пахнущем плесенью подвале, не обнаружилось ничего, кроме коробки полусгнивших яблок, двух спиннингов и паллеты с восемью мешками газобетона. В остальном все четыре сырых подвальных помещения были пустыми, и Жанетт затруднялась понять, почему шестерым полицейским понадобилось почти десять минут, чтобы увидеть, что тут нет никаких тайников.
Одна разочарованная Жанетт с одним не менее разочарованным Хуртигом вышли на крыльцо к оперативной группе и ее командиру.
– Остался только гараж, и можно ехать домой. – И Жанетт вяло зашагала к строению возле дома.
Один из полицейских догнал ее и потянул маску-балаклаву вверх, освобождая рот.
– Когда мы выломали дверь, то заметили только, что стекло разбито.
Жанетт не могла решить, на чем сфокусировать взгляд – на рте, разговаривающем с ней, или на карих глазах, неотрывно глядящих на нее через прорези балаклавы.
– Вероятно, окошко разбили гаечным ключом, он валялся прямо под дверью, – продолжил полицейский, и Жанетт решила смотреть в глаза. – Мы положили ключ в пластиковый пакет, отправите его на анализ. Ключ может стать хорошей ниточкой, даже если тут просто побывали соседские ребята.
Жанетт взглянула на Хуртига, тот смущенно пожал плечами.
– Да, я забыл подобрать его, – прошептал он.
Жанетт понадеялась, что никто не будет искать ДНК на инструменте.
Один из полицейских открыл дверь в гараж, другие выстроились рядом. Оглядывая холодное помещение, Жанетт заметила, как Хуртиг с пристыженным видом подходит к полицейскому, который держит запечатанный пакет с гаечным ключом. Хуртиг что-то сказал, покрутился и шагнул на залитую бетоном крышку канализации. Заливка выглядела совсем свежей, и Жанетт предположила, что именно поэтому в подвале стоят мешки с бетоном. По собственному опыту домовладелицы она знала, что ремонт оказывается вдвое дороже в основном из-за того, что люди покупают слишком много строительных материалов. Она припомнила тюки со стекловатой, стоящие в ее собственном гараже с тех пор, как Оке изолировал чердак и устроил там ателье.
Жанетт заглянула в гараж, не озаботившись тем, чтобы зайти. Она и так знала: ничего, кроме пустого стеллажа, там нет. Ничего.
Все пошли назад, к машине. Жанетт была разочарована. Они не нашли ровным счетом ничего, никак не продвинулись вперед. Однако в то же время она испытывала облегчение: мертвую Ульрику Вендин они тоже не нашли.
Хуртиг сел за руль, завел мотор и по проселку повел машину назад в город.
Первые километры они не говорили друг другу ни слова, потом Жанетт нарушила молчание.
– А что ты сказал насчет гаечного ключа? – ехидно спросила она. – Что ты выбил стекло, потому что у тебя не оказалось простого ключа? Или признался, что не знаешь, как пользоваться отмычкой?
Хуртиг ухмыльнулся:
– Нет, мне не пришлось признаваться в своих скудных познаниях в искусстве взлома. Им самим пришлось вламываться в гараж при помощи кувалды. Ворота не открывались – на них здоровенный засов.
– А ну останови машину! – От крика Жанетт Хуртиг рефлекторно нажал на тормоз. Фургон с полицейскими, ехавший прямо за ними, сердито засигналил, но тоже остановился.
– Давай быстро назад!
Хуртиг вопросительно глянул на нее, однако вдавил педаль газа в пол так, что шины задымились. Жанетт опустила окно, высунула руку и махнула фургону, показывая, что спецназовцы тоже должны вернуться. Фургон круто развернулся и поехал за ними.
– Проклятье, проклятье! – бормотала Жанетт сквозь зубы.
Нигде
Бодрствовать было хуже всего. Во время бодрствования она присутствовала в настоящем и все помнила. А во время этих похожих на забытье внутренних путешествий она не чувствовала ни боли, ни страха и надеялась забрать свою новообретенную духовную силу на землю.
Каждое пробуждение оказывалось тяжелее предыдущего.
Она словно потеряла все на пути из космоса к земле. Ее новые способности, она знала, находятся там, наверху, но достичь их она больше не могла. Это было как пытаться вспомнить сон.
Она предприняла новую попытку – американские штаты. Поначалу она могла перечислить все, кроме четырех, потом вспомнила все, после чего скоро снова потеряла четыре-пять штатов.
Алабама, подумала она. Аляска, Арканзас и Британская Колумбия. Нет, это канадская провинция. А столица – Колумбус. Нет, опять ошиблась.
Она попыталась говорить вслух, но из заклеенного скотчем рта звуки не выходили. Голосовые связки вообще не действовали.
Коламбия, начала она. Уорнер, Коламбия и НЛС.
Ни звука, хотя внутри она кричала. Мозг начинал атрофироваться, следом за телом.
Уорнер – не штат и не канадская провинция. Она подумала об американской кинокомпании. “Коламбия Пикчерз”, “Уорнер Бразерз” и “Нью Лайн Синема”.
Она попыталась напрячь мышцы, но ничего не почувствовала. Тела не было, но все-таки она ощущала боль и, видимо, шевелилась – она слышала звук, с которым ее голова терлась о дерево. Сухое поскрипывание. Языком она тоже не могла пошевелить. Она заподозрила, что близится конец, что тело готово раствориться в нигде.