Пиранья. Бродячее сокровище Бушков Александр

Глава третья

Акростих — слово поэтическое

Как человек, уже вполне обжившийся в Латинской Америке, Мазур без труда определил, что заведение напротив магазина, в котором скрылась Кристина — не что иное, как кафе. Сделать такое заключение ему, впрочем, помогла не дьявольская проницательность, а большие буквы «CAFE» над входом. Там было еще и название, и уж его-то Мазур прочесть не смог, но это не имело значения…

Он вошел уверенной походочкой завсегдатая. С первого взгляда определил, что заведение во многом уступает таверне дона Мигеля — здесь не обнаружилось ни малейшей экзотики, самые что ни на есть прозаические столики, покрытые скатерками в сине-желтую клетку. А вот в углу он сразу углядел телефонную будку, что мгновенно примирило с отсутствием экзотики, не турист, чай…

Столиков насчитывалось шесть, а занятым оказался только один — юной парочкой, ничуть не похожей на местную наружку. Мазур уверенно сел подальше от воркующих голубков. Появилась вертлявая официанточка, с грехом пополам владевшая английским, как оно обычно и бывает в портовых городах. Хотя Мазур сумел бы с ней договориться, не знай она другого наречия, кроме одного — «кофе» и «виски» в общем, словечки интернациональные…

Именно это он и заказал — фарфоровый наперсточек с кофе и гораздо более вместительный стаканчик виски — а что еще человеку нужно в такое время дня, если он австралийский моряк?

Отхлебнул кофе, пригубил виски и запалил здешнюю крепкую сигарету из черного табака, сидя лицом к высокому окну, рассеянно поглядывая на магазин напротив.

Он попросил Кристину задержаться в магазине подольше под любым благовидным предлогом — ну, скажем, как и положено ничего не смыслящей в сложной технике благородной сеньорите, ей требуются долгие и развернутые пояснения. Ручаться можно, что у продавцов такое поведение не вызовет ни малейших подозрений, наоборот: узревши такую красотку, только рады будут подольше посуетиться вокруг, заливаясь соловьями, знаем мы здешних…

Кристине он преподнес опять-таки довольно убедительную ложь: что хочет понаблюдать со стороны, нет ли за ней слежки. Кажется, проглотила. На деле, конечно, его интересовало одно — тот самый телефон в углу…

Аккуратно пригасив окурок, он не спеша прошел к кабине, уже привычно скормил автомату пару монет. Повторилось то же, что и в прошлый раз, разве что голос был не мужской, а женский. Сначала женщина протараторила что-то по-испански, потом, выслушав предложение Мазура перейти на английский, заверила, что говорит на означенном наречии.

— Это Джонни, — сказал Мазур. — Меня направила к вам фирма «Моралес и сыновья», посредники… Три дня назад я был у них в конторе, и они заверили, что работу вы мне подыщете в течение двух — четырех суток, в крайнем случае, шести…

Выслушав пароль, собеседница с некоторым равнодушием откликнулась:

— О, разумеется… Думаю, дня через три мы сможем вас устроить. Одно немаловажное уточнение, сеньор Джонни: как у вас обстоит со знанием международного свода сигналов? Вашему потенциальному работодателю нужны люди, способные именно в этом ориентироваться.

— Без проблем, — сказал Мазур. — Неплохо обстоит, сеньорита.

— Как насчет комбинации, скажем… Зулу-Альфа-Ромео-Янки?

— Могу вас заверить, что мне приходилось быстренько вывешивать и более сложные сигналы, — сказал Мазур, внутренне ликуя.

— В таком случае — через три дня, в четыре…

И трубку повесили. Стоя спиной к прозрачной двери, Мазур ухмыльнулся во весь рот. Вот это уже была самая что ни на есть убедительная конкретика. В поэтическом ремесле это именуется акростих — когда читают лишь первые буквы каждой строчки. Зулу-Альфа-Ромео-Янки, то есть, говоря по-русски, «Заря». Пароход «Заря», который через три дня встанет на якорь у четвертого причала. И Мазура там встретят, конечно, не хлебом-солью на расшитом полотенце, без цыган и шампанского, но, безусловно, с неподдельной радостью. И все кончится…

Он повернулся к двери. Еще открывая ее, увидел, что за его столиком сидит незнакомый человек. А ведь здесь такое категорически не принято — подсаживаться к занятому столику, в особенности, если целая куча свободных. И виски, и кофе на своем месте, любому с полувзгляда ясно, что столик занят. И тем не менее…

Вразвалочку, заранее глядя неприязненно, он подошел к столику, сел и уставился на незнакомца без всякой симпатии. Невысокий мужичок лет пятидесяти, скучный и незначительный, как автобусный билет, более всего похожий на затурканного кучей детей и кучей долгов отца семейства или третьего помощника младшего счетовода в департаменте городской канализации. Вот только внешность порой бывает обманчива, носитель самой безобидной личины способен оказаться опаснее аллигатора…

Оружия при нем, судя по первым впечатлениям, не имелось. Обширная сверкающая лысина, идиотские бакенбарды, глаза неопределенного цвета… Недолгое общение с труженицами заведения доны Розы привело к тому, что Мазур мог при нужде без ошибок рявкнуть, скажем «arre alla!», что примерно соответствовало русскому: «Катись колбаской!», а то и выразиться гораздо непечатнее…

Ему не пришлось продемонстрировать лингвистические таланты. Незнакомец заговорил первым. Как ни в чем не бывало, негромко произнес по-английски:

— Не хмурьтесь, Джонни, я не побирушка. Меня зовут Ронни, вам обо мне обязана была сказать милейшая Роза… Это мне вы должны были звонить: шесть-пять-два-два-четыре-восемь…

Предположим, все так и обстояло, но Мазур все равно сказал хмуро:

— А откуда мне знать, что вы — это вы? Может, настоящему Ронни вы только что перехватили глотку за углом и упокоили беднягу в мусорном ящике?

— Шутник вы, Джонни, — без всякой обиды откликнулся лысый. — Узнаю Розу, она обожает краснобаев и хохмачей… Да ладно вам. Это я вам слепил полицейскую ксиву. И пушку вам доставал я. «Таурус», новье, нигде не засвеченный… я смотрю, он у вас и сейчас под пиджачком… Назвать номер?

— Ага, — сказал Мазур. — Сейчас я его вытащу прямо тут, и мы будем на глазах хозяина и соседей по столику сверять номер…

— Ну что вы такой пугливый? — лысый улыбался во все зубы, но вот глазыньки его в этом определенно не участвовали. — Ронни — это я…

— И как же вы меня нашли?

— Про телепатию слышали, Джонни?

— Слышал. Брехня, сдается мне…

— Да что вы!

— А если серьезно? — спросил Мазур недоброжелательно.

— Бросьте, Джонни, — серьезно сказал лысый. — Я же вас ни о чем не выспрашиваю? Вот и вы не лезьте в мои маленькие секреты… Мы что, так и будем цапаться? Роза говорила, что я должен вам при нужде помочь…

— Увы, пока таковой нужды не возникло, — сказал Мазур нейтральным тоном. — Если потребуется, я вам непременно позвоню… — и выжидательно уставился на собеседника, всем своим видом задавая простой вопрос: «А не пошел бы ты своей дорогой?»

— Не гоните, не гоните… — лысый наклонился к нему, еще более понизил голос: — Я так понимаю, вы вот-вот выйдете в море?

— Откуда вы…

— Тс! Повторяю: я же не задаю вам попусту совершенно ненужных вопросов, а посему того же жду и от вас… Слушайте внимательно, Джонни. Судя по тому, что я о вас знаю, вы не прочь пополнить пустые карманы…

— А что, это извращение?

— Ну что вы, вовсе нет… Вполне понятное и разумное желание. Кроме того, вы вроде бы хотите бросить тут якорь в уютном местечке и жить без хлопот?

— Я бы не прочь, — сказал Мазур.

— Да ради бога, кто ж мешает… Ничего не имею против. Вот только на этом свете не бывает бесплатных пирожных, знаете ли. Вы хотите жить очень уж легко — подцепили богатую дамочку, а сейчас вот определенно намерены ссыпать в карман кругленькую сумму…

— А вы претендуете на свою долю? — глядя исподлобья, как и следовало охваченному алчностью авантюристу, спросил Мазур.

Лысый коротышка рассмеялся:

— Честное слово, ничего похожего! Речь идет вовсе не о доле, а о сделке, не особенно для вас обременительной… Она нашла кого-нибудь на место Роблеса?

— Понятия не имею, о чем вы говорите.

— А может, это вы? Судя по тому, что вы первым делом приехали сюда, за аквалангами, ничуть не огорчаясь дезертирством Роблеса…

— Слушайте, Ронни, — сказал Мазур. — Вам никто не говорил, что порой опасно бывает знать слишком много?

— Во-первых, вы не будете стрелять в меня в кафе, на глазах у свидетелей… во-вторых, это вы — беспаспортный бродяга, подверженный многим опасностям. А я давненько обитаю в этом городе и успел завести тут серьезных друзей, которые, могу вас заверить, в случае моей безвременной кончины сумеют поквитаться…

— Так что за сделка?

— Вы быстро соображаете, Джонни, это хорошо… Значит, все-таки вы будете нырять вместо Роблеса?

— И что дальше?

— Слушайте внимательно, и бросьте танцевать, — сказал лысый. — Повторяю, условия ничуть не обременительные. Меня не интересуют брюлики. Но вот все остальное, что найдете в сейфе, вы обязательно доставите мне… Ясно? Я говорю не о хламе, которого там наверняка немало — какие-нибудь судовые документы, награды командира и прочая дребедень… Там будут либо футляры, либо кассеты с пленками, с обыкновенными фотопленками, иначе говоря, микрофильмы. Вот их-то вы мне и доставите сразу по возвращении. Не бойтесь открывать любые коробки, которые там найдутся, пленки уже проявлены… Все поняли?

— Предположим…

— Без всяких «предположим». Или повторить?

— Не надо.

— Вот и прекрасно, — осклабился лысый. — Сделка, повторяю, ничуть для вас не обременительная. Вам — камушки, мне — микрофильмы.

— Зачем вам этот хлам?

— Я — член кружка историков-любителей, — усмехнулся лысый. — Жить не можем без этого хлама… У каждого свои причуды. Но уясните себе хорошенько: если я не получу пленок, ваше пребывание в этой гостеприимной стране станет далеко не безмятежным… Честное слово, я могу устроить вам серьезные неприятности… Верите?

— Верю, — угрюмо сказал Мазур.

Он и в самом деле верил. Лучше всего скопировать ксиву тайной полиции может только тот, кто прекрасно знает, как выглядит исходный образец, а это кое о чем говорит…

— Вот и прекрасно. Как только я получу микрофильмы, я моментально забуду о вас навсегда. Живите в свое удовольствие, наслаждайтесь жизнью… Удачи вам в вашем предприятии!

Он поднялся, дружески кивнул Мазуру и, не оглядываясь, прошел к выходу. Мелодично прозвенел колокольчик при дверях, и через несколько секунд лысый исчез из виду, словно приснился.

Ох, если бы… Мазур протянул руку, ни секунды не колеблясь в выборе, взял стаканчик с виски и отпил добрый глоток.

В уравнении одним махом появилась целая куча неизвестных, с которыми ни за что не справиться кавалерийским наскоком. В толк не возьмешь с налету, зачем этому типу нацистские микрофильмы, и что там может быть изображено. Какие-нибудь кодированные банковские счета, до сих пор ждущие своего часа? Списки агентуры? Да нет, за сорок лет агентура одряхлела и перемерла…

Американец. Точно, американец. У него типичный штатовский выговор жителя западного побережья, пусть и малость разбавленный позднейшими наслоениями, проистекавшими, несомненно, оттого, что он долго жил в Латинской Америке… Штатник. Янкес. Не было у бабы хлопот, посадила она на хвост янкеса…

Он смотрел в окно. Появилась Кристина, как и ожидалось в сопровождении сразу трех кабальеро, тащивших тяжелые коробки со снаряжением. В коротком цветастом платьице с символическими бретельками и распущенными волосами она выглядела так, что Мазур вполне понимал аборигенов, которые, загрузив коробки в «Лендровер», усиленно тянули время, что-то еще растолковывая и объясняя — но в конце концов вынуждены были удалиться.

Мазур допил виски, не тронув кофе, бросил на стол банкнот и пошел к выходу. Расклад был ясен, никаких сложностей: этот лысый орангутанг, конечно же, телепатией не владел, он знал заранее, что Кристина появится именно здесь, приедет за аквалангами. А это подразумевает и долгую слежку, и разработку. И надо же было донне Розе запихнуть его в центр всего этого безобразия!

А куда прикажете деваться? Без документов, за три дня до прибытия парохода? По притонам прятаться? А если за ними обоими уже поставлен квалифицированный хвост? И чертов Ронни решит, что его пытаются обмануть? Нет уж, попала собака в колесо — пищи, да беги… Придется доиграть этот водевиль до конца. Благо сделка и в самом деле не столь уж обременительна…

Стоп, стоп. Если в тех микрофильмах есть что-то, способное до сих пор чертовски интересовать янкесов, то и нам эти древние пленочки не помешают. Закон природы: что съедобно для одной разведки, то и другая схавает… Побарахтаемся! Оптимизма придает одно немаловажное обстоятельство: Ронни что-то не похож на всесильного. Что ему мешает самому вытащить желанные микрофильмы оттуда, где они покоятся? Одно из двух: либо не знает места, либо — не велика пташка этот самый Ронни. А то и все вместе…

В самом деле, далеко не всякий агент пусть даже по-настоящему мощной разведки похож на Джеймса Бонда. Далеко не всякий располагает пачками денег, армией помощников, знакомствами в высшем генералитете или президентском дворце. Есть элита, есть и мелкая сошка. Предположим, он — что-то вроде младшего помощника третьего резидента, или как там это зовется. Мелочевка, одним словом. Наткнулся на интересное дельце, но не в силах обстряпать его самостоятельно — или пока что не убедил вышестоящих в реальности клада. Ему хватает сил и возможностей, чтобы сляпать поддельную карточку шпика, раздобыть оружие, следить и требовать — но не более того… А что, похоже. Крайне опасно недооценивать противника, но Ронни очень уж похож на мелкую рыбку.

Он приостановился, показалось сначала, что ему чудится. Но ничего подобного — на узкой улочке и в самом деле громко и непринужденно лилась русская речь. Трое загорелых субъектов, одетых так, что в них с первого взгляда угадывались соотечественники, стояли неподалеку от машины и разглядывали Кристину так, словно она была манекеном в витрине. Руссо туристо или руссо моремано. Классическая тройка — поодиночке-то их хрен в город выпустят…

Вопреки устоявшимся штампам Мазур вовсе не умилился при виде земляков, скупая мужская слеза не поползла по его лицу, и ни малейшего желания немедленно заключить их в объятия у него не возникло. Еще и оттого, что Мазуру весьма не нравились их взгляды, оглаживавшие девушку сверху донизу. Он, конечно, не имел на нее никаких прав, и тем не менее…

— Девушка, а вы по-русски не понимаете? — громко поинтересовался один, судя по ухарской физиономии, первый парень на деревне или нечто аналогичное.

Кристина отвернулась с тем самым аристократическим пренебрежением, оглядываясь, определенно высматривая Мазура.

— Не понимает, — сказал второй. — Лапочка что ж ты не понимаешь? Попади ты мне вот в эти ручки, я бы с тебя три дня не слезал…

— Девушка, а вы, поди, с русскими моряками и не трахались ни разу? — непринужденно спросил третий. — Задрать бы вам платьишко, да вдуть по самое не могу…

Мазур подумал, что хамов следует учить… он решительно шагнул вперед, распахнул объятия и не менее громко воскликнул по-русски:

— Как я есть рад видеть зьемляков! Как я есть рад слишать родной речь!

Троица уставилась на него, слегка ошарашенная. Не теряя времени, Мазур облапил ближайшего и звучно, троекратно расцеловался с ним на манер покойного Леонида Ильича. Потом продолжал с широкой улыбкой:

— Мой папашка тоже биль из ваша страна! Мой папашка воеваль в Великая Отешественная! Он биль офицер в армия генераль Власофф, а до этого служиль в эсэс! Я ошень рад видеть земляки, сейчас ми поедем выпить по рюмашка… Вы слишаль про генераль Власофф?

Их физиономии заслуживали кисти великого живописца, поскольку олицетворяли мешанину разнообразнейших чувств: панический испуг, удивление, осознание возможных последствий…

В следующий миг троица честных советских моряков, по три раза на дню инструктируемая надлежащими лицами, поступила, как и надлежит прекрасно знакомым с кознями идеологического врага гражданам великой державы: показалось даже, что из-под ног у них сверкнули искры и повалил дым, так быстро и решительно припустили прочь бравые мореплаватели…

— Что ты им сказал? — с любопытством поинтересовалась Кристина.

— Это шведы, — сказал Мазур, — а я по-шведски могу связать пару фраз…

— Я разобрала что-то насчет генерала…

— Ах, это… — невинно сказал Мазур. — Я им сказал просто-напросто, что ты — дочь генерала, здешнего начальника тайной полиции, а я — начальник твоей охраны, и, если они не уберутся, из-за всех углов головорезы посыплются и в пыточные подвалы потащат, а там и охолостят безжалостно…

Она прищурилась:

— А почему ты с ними так обошелся?

— Нечего болтать всякие глупости, — сказал Мазур, с ухмылкой гладя в ту сторону, куда в совершеннейшей панике бежали ошарашенные «шведы». Пожалуй что, они уж на расстоянии морской мили от места столь шокирующей встречи…

— Вообще-то я поняла по взглядам, что речь идет не о философских теориях, а о вещах более приземленных… Значит, благородно выступил на защиту моей чести?

— А как же, — сказал Мазур. — Мы, австралийцы, люди благородные. За неотесанной оболочкой бьется рыцарское сердце… И потом, я обязан максимально отработать свои десять процентов. Посему решительно взял тебя под опеку, как и полагается кабальеро. По-моему, вполне нормальное поведение для этой страны и этого континента? Или ты в Штатах нахваталась воинствующего феминизма?

— Да нет, в общем-то…

— Вот и прекрасно.

— Поехали? — предложила она. — Я уже гадала, куда ты провалился… — понизила голос. — Надеюсь, слежки нет?

Мазур огляделся насколько мог непринужденнее. На улице хватало народу — те, кто целеустремленно спешил куда-то и те, кто явно маялся бездельем. Он не был разведчиком с соответствующей специфической подготовкой и потому не мог ручаться со всей уверенностью, что слежки нет. Учитывая, что чертов Ронни объявился, как чертик из коробочки. Учитывая, что его люди могли и далее отираться поблизости. И нельзя было исключать ни почтенных матрон, ни шумных здешних пацанов: все возможно, подойдет к обычному здешнему обывателю некий субъект, сунет крупную бумажку и попросит, ревнивец этакий, последить за своей ветреной подругой (следует точное описание внешности и машины). Никто ничего не заподозрит, повод понятный и насквозь жизненный…

Мазур уселся рядом с девушкой, она тронула машину с места. И тут же даванула на тормоз так, что Мазур едва не впечатался лбом в стекло. Прямо перед капотом, слева направо, пронеслись на оглушительно тарахтящих мопедах — из боковой улочки, наперерез — два обормота не столь уж подросткового возраста. Вообще подобных джигитов здесь было немерено, петляли меж машинами, объезжали заторы по тротуарам, носились без всяких правил, порой провожаемые темпераментными фразами пешеходов, отнюдь не одобрительными.

В голове у Мазура стала понемногу складываться смутная идея… Но с Кристиной он ею, разумеется, делиться не стал. Заговорил о другом:

— Знаешь, что меня больше всего удивляет?

— Знаю, — сказала она уверенно. — Почему нас выпустили и дали благополучно добраться до Чакона. Верно?

— Умница, — кивнул Мазур. — Во-первых, дон Хайме убедился, что аквалангист у тебя, несмотря на его усилия, все-таки есть. Во-вторых, я его, такое впечатление, оскорбил смертельно. В-третьих, он окончательно убедился, что ты не намерена отвечать на его пылкие чувства… Элементарная логика событий вела к тому, чтобы нас перехватили на большой дороге, меня вульгарно прихлопнули без всяких дуэльных кодексов, а из тебя начали бы выбивать адрес немца. Игра пошла по крупной и недомолвок не осталось, вряд ли бы его остановило то, что он качал тебя на руках в нежном твоем возрасте, а потом жениться на тебе хотел…

— Пожалуй.

— Не «пожалуй», а точно, — сказал Мазур уверенно. — Что же они, моего пистолета испугались? Да ну, глупости, у него есть несколько вполне надежных головорезов… У тебя есть версии?

— Нет. Сама теряюсь.

Мазур задумчиво смотрел перед собой. Вновь вспомнил: если ты что-то видел своими глазами и слышал своими ушами, это еще вовсе не означает, что ты видел и слышал правду. Частенько бывает и по-другому: ты видишь и слышишь то, что тебе хотят впарить в качестве доподлинной правды…

Из чего, собственно, следует, что дон Хайме возненавидел сидящую рядом с ним красотку? Из чего следует, что дон Хайме и Кристина — заядлые конкуренты в борьбе за клад? И, наконец, из чего вытекает, что клад существует вообще, что где-то в море и впрямь лежит на дне вот уже сорок лет подводная лодка кригсмарине с ее желанным сейфом? Все это пока что словеса, и не более того, все может обернуться инсценировкой, все не то, чем кажется…

Спросить ее, не знает ли она лысого навязчивого типа по имени Ронни? А какой смысл? Быть может, сроду не видела. Быть может, прекрасно его знает, но если соврет, уличить ее невозможно. Черт, сплошная неизвестность…

Он оглянулся назад, на объемистые коробки, украшенные парочкой ярких наклеек — судя по надписям, акваланги были итальянские. И его, словно электрический удар, вдруг пронзило странное, неописуемое словами ощущение. Все это уже было в его жизни, было, несколько лет назад: экзотический портовый город на противоположной стороне шарика, кривые улочки, незнакомая речь и очаровательная девушка почти точно так же покупала акваланги, и речь поначалу тоже шла о поисках клада на морском дне — а потом Мазура едва не прикончила эта чертова красотка, чтобы остаться в живых, пришлось из кожи вон лезть…

Даже страшновато стало, так все повторялось. Он утешал себя тем, что снаряд в одну воронку дважды не плюхается, но тут же вспоминал: а ведь попадает иногда…

Мозги — хочется верить, не самые дурные и бездарные на свете — работали с полной нагрузкой, чудо еще, что искры из ушей не сыпались…

— Мы что, прямиком поедем к твоему немцу? — спросил Мазур.

— Ни в коем случае! — энергично возразила Кристина. — Он меня особо предупреждал, что следует соблюдать осторожность, целую систему разработал. Сначала я ему позвоню, потом мы встретимся в городе и он сам отведет…

— Предусмотрительный человек, — задумчиво одобрил Мазур. — Времени у нас, как я понимаю, навалом? Вот и прекрасно. Езжай в какое-нибудь приличное бюро по найму квартир…

— Зачем нам квартира? Переночевать можно и в гостинице, мы завтра же выйдем в море…

— Квартира мне и не нужна, — сказал Мазур. — Мне, собственно, нужен отдельный домик. Не особняк, конечно, но непременно отдельный домик. В относительно благополучном районе.

— Зачем?

— Элементарно, — сказал Мазур. — В качестве приманки и ловушки. Если за нами следят, они к этому домику непременно прилипнут, а это открывает простор для комбинаций…

— Джонни, тебе не кажется, что ты чересчур все усложняешь?

— Ничуть, — сказал Мазур. — По-моему, у нас на кону — два миллиона долларов? И, насколько я помню, конкуренты у нас есть, решительные и к гуманизму не склонные? Вот видишь… Тут необходимо извертеться, уж поверь человеку с богатым жизненным опытом. В конце концов, платить буду я. Это реально — снять более-менее приличный домик?

— Конечно. Их тут обычно куча сдается, на любой кошелек…

— Поехали искать контору, — решительно сказал Мазур.

Примерно через полчаса, лишившись не менее четверти своих капиталов — точнее, неправедных денежек доны Розы — Мазур стал обладателем бумажки с печатью, парочки квитанций и связки ключей. Еще минут через двадцать — Кристина неплохо знала Чакон — они с провожатым из агентства добрались до прилагавшегося к этим ключам домика на одном из многочисленных холмов, полукругом окружавших портовый город. Оттуда даже просматривался небольшой кусочек моря. Домишко был не роскошный, но неплохой, в окружении себе подобных — не фешенебельный район, но и не трущобы, тишина, свежий воздух, парочка экзотических деревьев в крошечном дворике…

Типчик из агентства получил свои чаевые, цветисто пожелал приятного отдыха сеньору и сеньорите и, не оглядываясь, вышел в калитку, чтобы добираться в родную контору на такси.

— Поросенок, — сердито сказала Кристина. — Ты обратил внимание — он нас не назвал «сеньор и сеньора». Сеньор и сеньорита…

— Надо полагать, мы как-то не особенно напоминаем семейную пару, — сказал Мазур, с треском распаковывая одну из коробок, выбранную наугад. — Я очень надеюсь, что у нас вид классической легкомысленной парочки, выбравшейся в Чакон для известного времяпровождения… — он поднял голову и фыркнул: — Не хмурьтесь так, сеньорита, это идеальное прикрытие…

— Сама знаю, — сказала Кристина. — Но все равно неприятно, когда на тебя украдкой пялятся с циничной ухмылочкой… Ну, что ты думаешь?

— Что я думаю… — пробормотал Мазур, распутывая синтетические лямки. — Что я думаю… Да ничего особенного. Не самый лучший агрегат, но достаточно надежный, баллоны полностью заряжены, никаких нарушений комплектации, есть все, что необходимо… Меня полостью устраивает.

— Тогда поедем за Хольцем?

— За кем? А-а… Нет, я, с твоего позволения, изменю диспозицию. Съезжу на часок в город, у меня там дела…

— Дела? — переспросила она тревожно и недоверчиво.

— Я тебе потом расскажу, — сказал Мазур. — Есть одна задумка… Что ты смотришь со столь трагическим раздумьем в глазах? Не забывай, меня порекомендовала твоя дражайшая тетушка…

— Вот это-то порой и настораживает, — призналась Кристина с вымученной усмешкой.

Мазур подошел к ней и взял за руку. Ладонь у нее была изящная, теплая, нисколечко не натруженная.

— Послушай-ка, — сказал он убедительно. — Знаешь, когда удаются самые авантюрные и грязные дела? Когда партнеры друг друга не обманывают…

Кристина смотрела ему в лицо все с тем же забавным выражением — смесью недоверия и надежды.

— Извини, если что-то не так, — сказала она, отводя на миг взгляд. — Мне и в самом деле хочется тебе доверять, но ты ведь понимаешь — мы и знакомы-то всего ничего, а ситуация…

Мазур ухмыльнулся:

— Позволь тебе напомнить: дон Хайме тебя вообще знал с младенчества… и чем кончилось? В общем, через часок я вернусь. И доверять ты мне должна не оттого, что физиономия у меня честная и открытая, а по соображениям неизмеримо более прагматическим: будь я злодеем, давным-давно где-нибудь на дороге, в безлюдном местечке, затащил бы в чащобу, связал по рукам и ногам и с помощью нехитрых, но действенных средств выпытал бы все, что ты хотела скрыть… Логично?

— Логично, — призналась она.

— Вот видишь, — сказал Мазур. — Ладно, я вернусь через часок, самое большее через полтора. А ты тем временем приготовь-ка что-то вроде обеда. Это ты, я думаю, умеешь?

— Более-менее, хотя особых кулинарных изысков и не обещаю.

— Ничего, я не гурман, — сказал Мазур.

…Пройдя пешком с полкилометра, он поймал наконец такси — бело-желтую, раздолбанную японскую машинку, чуть ли не свою ровесницу. Добрался до центра города, а там, на ломаном английском и с помощью выразительных жестов растолковал таксеру, чего он собственно жаждет. Таксер, ничуть не удивившись, привез именно туда.

Еще минут через пятнадцать Мазур оказался полновластным хозяином новехонького японского мопеда, белого, с зеленым бензобаком, маленькими толстыми шинами и рассчитанным на двоих черным седлом. Транспортное средство на вид было насквозь несерьезное — но, судя по спидометру, могло выжать и шестьдесят километров, а больше, собственно, и не требовалось, он вовсе не собирался отрываться от набитых агентами контрразведки спортивных машин. В конце-то концов, откуда, к черту, у здешних шпиков спортивные машины…

Два предупредительных юных продавца добросовестно проверили все, что надлежало, пожелали удачи и распахнули ворота. Мазур дал газ, вылетел со двора, свернул направо и, как заправский чаконец, помчался куда глаза глядят, подрезав возмущенного рявкнувший клаксоном синий «форд», просвистев в миллиметре от толстой сеньоры с продуктовой сумкой. Полицейский на перекрестке беззлобно погрозил ему пальцем — ни малейших подозрений Мазур у него не вызвал, еще один джигит на шустрой японской двухколеске, для управления которой не требовалось водительских прав…

С четверть часа он кружил по улицам, временами проносясь по тротуарам подобно местным лихачам, проскакивая на красный свет опять-таки на манер местных наездников. И вскоре убедился, что хвоста за ним нет — от пешего наблюдения он моментально оторвался бы, а машина со шпиками попросту отстала бы давным-давно…

Первую идею, касательно мопеда, он воплотил в жизнь. А вскоре осуществил на практике и вторую, если совсем честно, не на засекреченных инструктажах почерпнутую, а вычитанную из детективного романа. Отчего, впрочем, идея ничего не потеряла…

Глава четвертая

Сорок лет спустя

Выйдя из телефонной будки, Кристина уселась за руль, чуть пожала плечами:

— Странноватые инструкции…

— А точнее?

Она включила мотор и ловко влилась в поток автомобилей. Снова пожала плечами:

— Он сказал, чтобы я ехала куда глаза глядят, но лучше всего — в сторону от центра, к окраинам. А он сам объявится, когда сочтет нужным.

— Ничего странного, — сказал Мазур. — Едет где-нибудь позади… Ну, ничего не скажешь, предусмотрительно. Сразу видно битого жизнью человека. Я так полагаю, за эти сорок лет его изрядно помотало по белу свету, причем капиталов вряд ли нажил — иначе давно добрался бы до клада сам…

— Угадал, — сказала Кристина с долей прежней настороженности.

«Тревожится девочка, — подумал Мазур, украдкой любуясь ее безукоризненным профилем. — Ну, понятно и простительно. Опасно доверяться первому встречному-поперечному авантюристу…»

И подумал еще, что сам находится точно в таком же веселом положении, потому что, повторяясь, истина — это далеко не всегда то, что видишь своими глазами и слышишь своими ушами. Он знал об этой изящной красотке с благородными замашками только то, что она сама о себе рассказала. Положим, примерно о том же поведала и донна Роза… однако, опять-таки, сама донна Роза в Штатах не бывала, списки выпускников университета Дьюка не листала… А если даже Кристина и в самом деле закончила помянутую обитель чистой науки, что с того? Америкосы именно там ее и могли вербануть. Дело насквозь житейское: в любой стране местные спецслужбы частенько вербуют перспективных студентов-иностранцев, для самых разных целей, не всегда речь идет о вульгарном шпионаже… Какое тут, на хрен, доверие, в его-то пикантном положении?

Продолжалась эта езда без руля и без ветрил минут двадцать. На узкой тихой улочке их внезапно обогнал тарахтящий мопед, прямо-таки близнец купленного Мазуром — ничего удивительного, очень популярная модель — проскочил вперед и остановился у тротуара. Судя по обрадованному лицу Кристины, долгожданная встреча, наконец-то, состоялась…

Ездок, выключив двигатель, бесцеремонно распахнул заднюю дверцу «Лендровера», без особых усилий затолкнул туда мопед, прыгнул на сиденье и распорядился:

— Поехали!

Кристина рванула с места. Мазур повернулся и принялся откровенно разглядывать хранителя клада. Лет тому было определенно за шестьдесят, но мужик не выглядел ни хлипким, ни болезненным — широкий в плечах здоровяк с резкими чертами загорелой рожи, глаза синие, как и подобает истинному арийцу, а вот насчет волос судить трудно: несмотря на широкополую шляпу, видно, что незнакомец стрижен под Котовского. И пушечка у него за поясом угадывается, простецкая белая рубашка навыпуск характерно оттопырена в нужном месте, и речь явно идет не о дамской безделушке, из которой хорошо мочить тараканов на кухне, и только…

Он наткнулся на столь же прямой, беззастенчивый взгляд.

— Вместо Роблеса? — напрямик спросил лысый.

— Ага, вот именно, — непринужденно ответил Мазур, поскольку вопрос с равным успехом мог быть адресован как Кристине, так и ему.

— Это надежный человек, — торопливо сказала Кристина. — Мне его порекомендовала родственница…

Незнакомец пробурчал под нос что-то неразборчивое — о смысле, впрочем, нетрудно было догадаться.

— У вас есть более надежная кандидатура? — со светской улыбкой спросил его Мазур. — Нет, в самом деле, герр…

— Сеньор, — торопливо перебил незнакомец. — Ясно вам? Последние сорок лет — сеньор… Хольц.

— Это имя или фамилия?

— А какая вам разница?

— Да никакой, — подумав, сказал Мазур. Я — Джонни. Фамилия у меня длинная и непроизносимая, так что обойдемся без нее, какая вам разница?

— Американец?

— Оскорбляете, сеньор Хольц, — ухмыльнулся Мазур. — Австралиец. Хотя… Быть может, австралийцы вам не нравятся еще более, чем американцы? Но что поделать, придется потерпеть…

— Глупости, — сказал Хольц. — Я и не говорил, что американцы мне не нравятся, с чего вы взяли? Я их считаю полным дерьмом, вот и все. Австралиец? Ну, это чуточку лучше… Хотя я предпочел бы местного.

— Почему?

— Потому что местные — все же не такое дерьмо, как янки и прочие англосаксы. У местных еще сохранились кое-какие патриархальные традиции, они умеют держать слово…

— Забавно, — сказал Мазур. — Вы, может быть, не в курсе, но тем же славятся и отдельные австралийцы…

— Я вовсе не хотел оскорбить именно вас… Из скольких процентов вы работаете?

— Деловой подход…

— Ну, и все же?

— Из десяти процентов, — сказал Мазур.

— От всей суммы?

— Ну да, а чего бы вы хотели? Коли уж я для вас обоих буду стараться, мне сам бог велел снять десять процентов со всей суммы.

Синие, истинно арийские буркалы были холодными:

— А почему, скажем, не тридцать?

— Я уже подробно объяснял это Кристине, — сказал Мазур. — Не хочу повторяться. Скажу вкратце: я знаю свою норму. Так ведь говорят не только о выпивке, а? Тридцать процентов — это та сумма, что может ввергнуть вас в искушение не заплатить, предпринять что-то опрометчивое… А десять — вполне приемлемо, вам не будет особенно жалко…

— Куда ехать? — нетерпеливо вмешалась Кристина.

— До конца улицы и направо, — бросил Хольц, вновь повернулся к Мазуру. — Интересно вы рассуждаете… Вы — или чертовски здравомыслящий парень или ловкий разведчик…

— Тьфу ты, — сказал Мазур. — А разведка-то тут при чем? Впервые слышу, чтобы разведка гонялась за бриллиантовым кладом… Да не ерзайте вы так и не лапайте пушку под рубашкой… Ну да, мне сказали, что там бриллианты, а чего же вы хотели? Не ребенок же я, в самом деле, чтобы работать вслепую… Давайте сразу расставим все точки, идет? Мы с Кристиной… в общем, так оно и обстоит: мы с Кристиной… Объяснять вам, взрослому мальчику?

Кристина возмущенно поджала губы, но воздержалась от опровергающих комментариев — вспомнила, должно быть, как сама объявила перед доном Хайме Мазура своим натуральным хахалем. Что ж, пусть потерпит, очень уж удобное объяснение, которое снимает большую часть подозрений…

— Понятно, — сказал этот самый Хольц, изобразив подобие улыбки. — Денежки остаются в семье, а?

— Что-то вроде, — сказал Мазур.

— Теперь налево, возле магазина — направо… Значит, австралиец? Откуда знаете акваланг?

— Армия, — кратко пояснил Мазур. — Парашютисты. Всесторонняя подготовка.

— А потом?

— Болтался по морям. Не особенно и везло. Решил осесть здесь. Познакомился с Кристиной… Нашлись, как ни удивительно, общие знакомые. Что вы так пялитесь, не верите?

— Я никогда никому не верю, Джонни, — доброжелательно объяснил Хольц. — Просто одним я не верю больше, а другим не верю меньше, вот и вся разница…

— Я — из которых? По вашим первым впечатлениям?

— А черт вас знает, — осклабился Хольц. — Я же не господь бог, чтобы вот так, с маху заглянуть вам в душу… Просто имейте в виду: я, если нельзя иначе, готов расстаться с пятью процентами из своей доли… вы правы, это именно та сумма, которой не жалко, которая не давит на алчность. Но сразу должен предупредить: не пытайтесь меня обмануть, если у вас на уме что-то постороннее, при первом же финте я вас прикончу…