Охота на пиранью Бушков Александр
– Ну подойди, фершал сраный, без яиц останешься... Ну?
Доктор неловко затоптался у нар и потому безнадежно упустил момент, когда следует без всяких колебаний бросаться и бить. Мазур мысленно плюнул, Викторию ему было по-настоящему жаль. Штабс молча скалился, и вид у него был по-звериному внушительный. Уже спокойно, зная, что драки не будет, с улыбкой процедил:
– Нет, Виктоша, может, и правда перепихнемся напоследок? Все ж приговоренные, что в этикет-то играть?
– Ну, хватит, – сказал Мазур громко. – Лично я намерен отдыхать, а потому попрошу тишины. И если ее не будет, я ее сам постараюсь создать... Всем понятно?
– О! – сказал штабс удовлетворенно. – Наконец-то в камере появился толковый капо, душа радуется...
Мазур слез с нар, вразвалочку подошел к нему, мирно постоял рядом, глядя, как тот нервничает, потом сделал неуловимое движение ногой. Штабс рухнул, как подкошенный, но Мазур успел его подхватить, бережно опустил на пол, присел рядом и тихо сказал:
– А с тобой мы сейчас, выкидыш сучий, побеседуем. Я у тебя буду спрашивать все, что знаешь про охоту, а ты – отвечать подробно и серьезно...
– Не пойдет, – сказал тот спокойно. – И на хрен мне это сдалось? Умри ты сегодня, а я – завтра, вот тебе и вся простая житейская мораль.
– Знаешь ведь кое-что?
– Ну и знаю, а смысл?
– Водки дам, – сказал Мазур. – Целехонькую бутылочку, гульнешь напоследок. Вообще, обсудим варианты...
– В напарники зовешь?
– Возможно, – сказал Мазур. – Хоть ты и козел, а придется...
– Не пойдет. Не нужен мне ни напарник, ни водочка – я уж лучше завтра на трезвую голову попытаюсь сдать себе хорошую карту...
– Ладно, – сказал Мазур. – Коли так, так дак... Методику спецназа по части душевных бесед с пленными знаешь? У меня времени нет, попробую самое простенькое и надежное – берется спичка, заталкивается головкой наружу в твой окаянный орган, и поджигается, понятно. Запоешь, как Шаляпин, вот только писаться потом не сможешь... Ольга, кинь спички!
Он не блефовал – коли уж попался такой «язык», грех было не использовать ситуацию, тут не до гуманизма.
– Кузьмич! – диким голосом заорал штабс. – Пытками секреты вытягивают!
Замок лязгнул мгновенно – должно быть, старец бдил возле окошечка, из поганого любопытства живо интересуясь развитием событий. Целясь в Мазура из двух автоматов, заставили влезть на нары, а штабса выволокли, слышно было, как отпирают соседнюю камеру.
– Ну, за тобой глаз да глаз нужен, майор, – покачал головой Кузьмич. – Только решишь, что ты успокоился, – ан опять сюрприз...
– Ешьте на здоровьичко, – кивнул Мазур.
В камере стояла тишина. Виктория лежала лицом вниз, плечи подрагивали. Доктор с толстяком тоже устроились ничком. Ольга стояла на коленях в углу нар, уставившись в потолок, шевеля губами. Мазур хотел спросить что-то, она отмахнулась, и это продолжалось минут пять. Наконец она села нормально, принужденно улыбнулась и сказала важно:
– Кирилл, я молилась. Плохо получается, почти что и не знаю ничего, а вдруг поможет... Ты бы тоже...
– Я хоть и крещеный, а неверующий, – сказал Мазур вяло. – Боюсь, не поможет. А тебя и не крестили даже, малыш...
Глава восьмая
Бег меж деревьев
Назавтра он проснулся рано, когда все остальные еще спали, тихонько лежал и пускал дым в потолок. Настроение нельзя было назвать ни скверным, ни веселым – просто перед ним возникла очередная задача, на сей раз поставленная не мудрыми и всезнающими отцами-командирами, а самой жизнью. Не просто остаться в живых и добраться до безопасных мест, но еще и вывести любимую женщину. Впервые за четверть века – столь л и ч н а я задача. Это и хорошо, и плохо. С одной стороны, за ним на сей раз не стояла пресловутая мощь государства (она и раньше за ним не особенно-то стояла, потому что полагаться приходилось только на себя, акваланг и нож), с другой – он был с о в е р ш е н н о свободен. Работал только на себя.
Вскоре подхватились эскулап и толстяк – с мятыми физиономиями, носившими печать похмельного страдания. Не умеет пить интеллигенция, злорадно констатировал Мазур, поплыли с одного литрового флакона. Царапины на фейсе у толстяка уже давно подернулись коричневой корочкой, и выглядел он живописно – да к тому же страдальчески стенал и звенел цепями, что твое привидение, и потому быстро разбудил женщин.
– Нет уж, зверь зебра, – сказал Мазур, подметив бросаемые на нетронутую бутылку жадные взгляды. – Перебьешься. Это мой неприкосновенный запас, да и тебе по тайге еще чапать...
– Ой, доберусь я до милиции...
– Неплохая идея, – сказал Мазур. – Вот только в жизнь ее претворить будет еще труднее, чем коммунизм. Так что не целься ты на мою водку, кандидат в доктора... кстати, ты чего кандидат-то?
– Биологических наук, – хмуро признался Чугунков.
– А конкретно?
– Метаболизм простейших...
– То-то ты и ведешь себя, как простейшее. Одним словом, профессия в тайге полностью бесполезная... Ладно, тебя, по крайней мере, съесть можно, ты упитанный. Виктория, а вы, кстати, по жизни кто?
– Тоже совершенно бесполезная, – вымученно улыбнулась она. – Экономист.
– Вроде Явлинского, или настоящий, на жалованье?
– На жалованье... – она помолчала и неожиданно спросила: – Вы ведь нас не бросите?
«Интересно, а на хрен вы мне все сдались, такие милые?» – чуть не бухнул Мазур вслух, но вовремя сдержался. Не хотелось озвереть окончательно. Люди как-никак. На ихние денежки тебя четверть века и содержали.
– Не бросите? – настойчиво повторила Виктория. – В вас сразу сила чувствуется...
– Ты под него еще прямо сейчас примостись, – язвительно бросил герр доктор.
– Скот, – отрезала она, не оборачиваясь, неотрывно глядя на Мазура со столь собачьей преданностью, что ему стало неловко. – Вы ведь с м о ж е т е, а?
– Да попытаюсь, – пожал он плечами. – Если только нас и в самом деле будут отпускать всей кучей...
– Кучей, похоже, – кивнула Виктория. – Этот подонок, которого свои потом разжаловали, определенно намекал...
А что, это похоже на здешнюю методику, подумал Мазур. На здешний черный юмор. Табунок столь разных людей, выброшенный в дикую тайгу, практически с первого же момента взорвется противоречиями и конфликтами – и, вполне возможно, начнет катастрофически терять темп. Мазур слишком долго командовал людьми, чтобы этого не понимать. Значит, с первых же минут нужно внести определенность, либо бросить их всех к такой-то матери, либо ударными темпами навести орднунг – без капли демократии и плюрализма. Не нравится, пусть катятся по любым азимутам, благо азимутов немеряно...
Окошечко распахнулось, оттуда жизнерадостно возвестили:
– С добрым утром, гости дорогие!
Мазур спрыгнул с нар, лениво направился к двери. Рожа сразу же отпрянула от окошечка.
– Жратва-то будет? – спросил Мазур, остановившись.
– Перебьетесь, – хихикнули в коридоре. – Вам же лучше – на полный желудок не разбежишься... Ну что, идти к управителю, докладывать – мол, готовы к трудовым свершениям?
– А валяй, – сказал Мазур.
Вскоре в коридоре затопотали шаги. Окошечко вновь открыли, позвали:
– Господин Минаев с супружницей, на склад пожалуйте!
Мазур подхватил бутылку, сунул в карман сигареты – а больше багажа и не было. Смешно сказать, но из тюрьмы он выходил р а д о с т н о – и видел по лицу Ольги, что она тоже охвачена чем-то вроде энтузиазма.
Склад, оказалось, размещался рядышком, в соседнем здании, лабазе с резьбой по коньку крыши, протянувшемся параллельно ограде метров на полсотни. По обе стороны широкого коридора – солидные двери с висячими замками, пахнет причудливой смесью съедобного и несъедобного: новыми, ненадеванными кожаными сапогами, сухофруктами, копченым мясом, какой-то химией – стиральным порошком, что ли – ружейной смазкой, шоколадными конфетами...
– Вон туда шагайте, – распорядился охранник. – В конец, где дверь распахнута...
Дверь-то была распахнута – но в двух шагах от порога во всю ширину и высоту немаленькой комнаты красовалась железная решетка, тщательно заделанная в стены, пол и потолок. Имевшаяся в ней дверца была снабжена замком, окошечко с полукруглым верхом небольшое, едва просунуть голову – а за решеткой громоздились штабелями картонные, деревянные ящики, бочонки, шкафы. И восседал за черной конторкой Ермолай свет Кузьмич – в очках с тонкой позолоченной оправой, и впрямь как две капли воды похожий сейчас на купеческого приказчика, приготовившегося менять у тунгусишек соболей на водку.
– Здравствуй, старче божий, – сказал Мазур. – Что это ты от меня, вовсе даже безобидного, за решетку спрятался? А приятно тебя за решеткой-то видеть, честно говорю...
– Так это с какой стороны посмотреть... – проворчал Кузьмич. – Ты гордыней не надувайся, сокол, не стали бы ради тебя одного решетку воздвигать. У нас тут раньше была холодная, где куковал нерадивый народишко – ну, а потом настоящую тюрьму построили, надобность отпала, только решетку убирать не стали, чего зря возиться? И ведь пригодилось. Не будь тут решеточки, ты бы меня, слабого, и пришибить мог...
– Мог бы, каюсь, – сказал Мазур. – У меня к тебе нездоровая тяга какая-то, так и тянет обнять тебя за шейку нежно и держать, пока ножками сучить не перестанешь...
– Вот я и говорю, – стараясь хранить полнейшую невозмутимость, кивнул Кузьмич. – Хорошая вещь – решеточка... Ну, раздевайтесь, други. Новомодные придумки по имени «трусы» можете оставить, а все верхнее кидайте сюда мне, новую одежду получите, красивую, вовсе даже ненадеванную... Эй, а водочку ты что, с собой взять навострился?
– А что, нельзя? – спросил настороженно Мазур, стягивая тельняшку. – Или у вас, как в старые времена, на работе положено соблюдать полную трезвость?
– Да вроде не было такого запрета, – подумав, заключил Кузьмич. – Так что прихватывай. Оно, в принципе, все равно – за пьяным зайцем гоняться, или за трезвым...
– Сигареты тоже оставлю? С зажигалкой?
– Оставляй, я сегодня добрый. От прекрасной погоды, должно быть. Это какой же у тебя размерчик, дай прикину...
– Пятидесятый.
– Ну, такой точности я тебе не обещаю – не магазин модного платья, как-никак. Подберу, что ближе всего... Держи.
Он вытолкнул в окошечко ярко-красный рулон, за ним – ярко-желтый. Мазур встряхнул обнову, разворачивая. Желтый спортивный костюм и синтетическая куртка с капюшоном – столь пронзительных, химических колеров, что резало глаза. Человек в такой одежде среди тайги виден за километр – вот они что придумали, охотнички бравые...
Следом вылетела одежда для Ольги – тех же попугайских расцветок.
– Ну, удружил я вам? – спросил Кузьмич заботливо. – Одежда первый сорт. Ты посмотри, как твоей женушке апельсиновый цвет к лицу, а уж коса-то на алом так золотом и отливает...
– Дизайнер ты у нас, дед, – хмыкнул Мазур.
– Стараемся, как можем, – скромно ответил Кузьмич. – Меряйте обувку, хорошие мои, по ноге подбирайте, тут вам никаких препонов никто чинить не собирается...
И принялся выкидывать в окошечко кучу разноцветных кроссовок. Сволочной старикан угодил в точку – Ольге этот костюм и в самом деле был к лицу, смотрелась сущей красавицей, но сейчас Мазур предпочел бы для нее что-нибудь предельно маскировочное... Да и для себя тоже. Он придирчиво проследил, чтобы Ольга выбрала себе обувь впору. В тайге главное – ноги. Натянул носки – хоть они-то, слава богу, темно-синие – обулся, заставил Ольгу зашнуровать кроссовки, пошагать и попрыгать. Убедившись, что все в порядке, кивнул Кузьмичу:
– Мерси за одежку. На чаек, извини, дать не могу, в кармане ни полушки...
– Благодарствуем, не за деньги стараемся, – медовым голоском ответил чертов старик. – Ты обувь-то ненужную собери и назад мне покидай, чтоб беспорядка не разводить... Да на пол кидай, а не в меня, с тебя станется...
– Держи, – сказал Мазур, сваливая все назад. И усмотрел за приоткрытой дверцей фанерного шкафа груду длинных пакетиков в ярких упаковках. – Кузьмич, это что у тебя там?
– Богомерзкое изобретение, – бросил Кузьмич, брезгливо оглянувшись на полку с презервативами.
– А нельзя ли упаковочку этого самого богомерзкого? А лучше две.
– Сокол, да ты, никак, на приятное времяпровождение настроился? Ты у нас, говоря книжным языком, оптимист...
– Жалко тебе, что ли? Для хорошего-то человека?
Кузьмич подумал, недоверчиво, подозрительно косясь на Мазура, явно гадая, нет ли тут подвоха или очередной военной хитрости. Мазур смотрел на него честным, открытым взором и легкомысленно ухмылялся.
– Да ладно тебе, старый хрен, – сказал он дружелюбно. – Не для блуда прошу, для законной жены...
– Законная – это венчаная, – огрызнулся Кузьмич, подумал еще и двумя пальцами, словно дохлого мыша, достал с полки упаковку. – Хватит тебе десятка за глаза.
Мазур не клянчил далее – спасибо и на том... Упрятал в карманы бутылку, упаковку, спросил:
– Компаса мне не полагается?
Кузьмич расплылся в улыбке:
– Уж компаса, извиняй великодушно, не положено... Ты где видел оленя с компасом?
– А все остальное? Мне твой барин обещал всякую полезную экипировку, вплоть до нагана...
– В вертолете получишь рюкзачок. Отнесут твой багаж в железну птицу, как за барином, когда прилетите, получишь. Я ж себе не враг – наган тебе в руки прямо здесь давать...
– Да ты и не давай, – сказал Мазур. – Ты к решеточке поближе подойди на секунду... Мне и того хватит.
– Пошути, пошути напоследок, – философски сказал Кузьмич. – Оно и пользительно... Потом шутить-то времени не будет, на бегу разве что будешь с белками перешучиваться.
– Слушай, Кузьмич, – сказал Мазур серьезно. – Вот скажи ты мне напоследок – какой во всем этом лично твой интерес? Как ни гадаю, понять не могу...
– Жизнь – и есть жизнь, – отрезал Кузьмич. – И не бывает в ней особого интереса. В том смысле, какой ты подразумеваешь. Все живут как умеют. Такая философия... Ладно, поговорили. Ты повернись-ка спиной, руки сложи и в окошко просунь, я тебе, уж прости, браслетки защелкну. На всякий случай. Вдруг ты за вертолетные рычаги умеешь дергать не хуже наших мальчиков. Про вас, десантничков, каких только страстей ни рассказывают... Давай руки.
Мазур повернулся спиной, просунул руки в окошечко. Звонко лязгнула сталь.
– Там к ним на бечевочке ключик подвешен, – сказал Кузьмич. – Сами уж будете друг друга распечатывать, как окажетесь на месте. Давай и ты руки, голубушка. Нет, точно так же – за спиной сложи...
– Она ж вертолета водить не умеет, – сказал Мазур.
– Зато тебя расстегнуть может в вертолете, как верной супруге и полагается...
– Протягивай руки, супружница Рэмбо, – кивнул Мазур. – Потешь старичка. Ох, как я жажду, Кузьмич, чтобы мы с тобой еще раз встретились... В этой жизни, я имею в виду.
– А мы, сокол, и в той не встретимся, – убежденно сказал Кузьмич, защелкивая наручники на Ольгиных запястьях. – Дороги разные... Ну все, шагайте на свежий воздух, других пора в путь снаряжать...
Мазур смотрел на него, запоминая навсегда. И сволочной старичок дрогнул-таки под его взглядом – опустил глаза, потеребил бороду, крикнул в коридор:
– Веди, голубь, нечего им тут прохлаждаться!
Они вышли под безоблачное небо – яркие, как новогодние игрушки. По команде конвойного двинулись за ворота, прошли под не значившимся ни в одном геральдическом справочнике флагом, ввиду безветрия повисшим тряпкой (несомненно, плод творческого гения самого Прохора Петровича). Подчиняясь команде, остановились метрах в двадцати от стамовника, возле кучки небольших рюкзаков – пронзительно-красных с белыми полосками. Интересно, в каких магазинах столь яркую экипировку выбирали?
Возле рюкзаков, дымя сигаретой, прохаживался белобрысый – все в той же черной форме, золотые погоны нестерпимо сверкали на солнце. «Полковник» был единственным из здешних, кого Мазур видел курящим.
– Дай сигаретку, оберст, – сказал он, медленно усаживаясь на траве.
Ничуть не чинясь, полковник вынул небольшой серебряный портсигар, определенно старинный, сунул Мазуру в рот сигарету и поднес зажигалку. Ухмыляясь, сказал:
– Выложись, майор, как Папа Карло. Там кое-кто из морально нестойких положил глаз на твою девочку, а эта вяленая вобла – на тебя самого. Феминистка, сучка, считает, будто и бабы имеют право со спокойной совестью мужиков насиловать...
– Издеваешься? – спросил Мазур.
– Разжигаю в вас боевой дух и серьезное отношение к делу, – сказал белобрысый, пожалуй, и в самом деле без особенной издевки. – Правила известны? Вертушка вас всех выбросит, потом вернется, отсчитают ровно час – и полетят высаживать охотничков. – Он пнул один из рюкзаков, лежавший наособицу. – Прохор Петрович велел передать, что слово он держит. Наганчик здесь. Жалеть никого не надо, поскольку тебя самого никто не пожалеет...
Послышалось железное клекотанье, и из-за деревьев показался вертолет. Приземлился метрах в десяти, хлестнул упругий ветер, смахнувший с полковника фуражку, – и тот едва успел ее подхватить. Вскоре лопасти замерли, к ожидающим направились знакомые рожи – капитан и два солдата, зацапавшие Мазура с Ольгой в плен. Увидев Мазура, капитан насмешливо поднес к козырьку два пальца:
– Какая встреча... – и предусмотрительно встал поодаль.
Один из его солдат держал охапку уже знакомых черных колпаков. Из ворот в сопровождении одного-единственного охранника показались остальные четверо, руки у всех скованы впереди, кроме угрюмо зыркавшего шалым взглядом разжалованного штабс-капитана. То ли он тоже умел водить вертолет, то ли был крайне зол на бывших сподвижников – ничего удивительного, впрочем.
Полковник повесил каждому на шею рюкзак, прошелся вокруг, сверкая погонами и начищенными до блеска хромовыми прохорями – неторопливо, словно бы даже задумчиво, обошел кругом сбившихся в кучку пленников, повернулся к вертолету, к заимке.
– Не тяни, сука! – крикнул штабс и затейливо выругался.
Полковник пожал плечами:
– Вот от тебя никак не ожидал этих комиссарских штучек... Может, еще «Интернационал» споешь? – на сей раз в его голосе звучала неприкрытая издевка, крепко не ладили, должно быть, в прежние времена господа поддельные каппелевцы...
– Полетели, в самом деле, – сказал капитан. – Что тянуть...
– Ладно, – кивнул полковник. – Ну-с, господа, желаю удачи...
По его кивку подошел солдат и дернул стволом автомата:
– Марш к вертолету, дичина...
Когда они оказались перед распахнутой дверью, второй принялся накидывать всем на головы глухие капюшоны. Мазур и на этот раз ухитрился не треснуться лбом о стальную притолоку. Рядом с ним кто-то плюхнулся на сиденье, сказал голосом Ольги:
– Пристегните ремни, гражданин...
Она храбрилась, но голосок чуть подрагивал. Мазур крепко прижал ногу к ее бедру. У входа возникла заминка и суматоха, там возились, истерически закричала Виктория:
– Не хочу, сволочи, что за бред!
И тут же вскрикнула, как от боли. Судя по звукам, ее без всяких церемоний швырнули внутрь, кто-то рявкнул:
– А тебе, сука, особое приглашение?
Кто-то налетел на Мазура плечом, определенно сослепу – значит, свой... Кое-как устроился на полу, навалившись спиной на колени сидящим. Заклекотал винт. Пол под ногами слегка перекосился – вертолет набирал высоту.
Летели в совершеннейшем молчании, охранники, в противоположность тому, первому полету даже и не пытались вести похабные разговорчики. Довольно быстро Мазур нащупал пальцами ключ не обманули, и в самом деле висит при наручниках на тонкой веревочке. Пожалуй, он мог бы незаметно освободиться... или нет? И даже если освободится, что потом? Бывают ситуации, когда любая выучка не поможет. Придется еще сдергивать капюшон, пробиваться к кабине сквозь сгрудившиеся тела... Не стоит рисковать.
Для пробы он все же попытался вставить ключик в скважину – но тут же раздался рык:
– Не балуй!
...Летели они примерно полчаса. В один прекрасный миг шум мотора вдруг резко изменился... ощущение падения... толчок... Кто-то крепко взял Мазура за локоть, потащил, толкнул в поясницу. Он прыгнул ногами вперед, тут же ощутил подошвами землю, удержал равновесие и выпрямился. Его вновь потащили за локоть. Потом содрали капюшон.
Все шестеро стояли по колено в густом папоротнике, а солдат, держа их под прицелом автомата, пятился к вертолету. Издевательски сделал ручкой, прыгнул в проем, и вертолет пошел вверх. Мазур не видел из-за окружающих деревьев, в какую сторону он улетел, а по звуку определить не удалось, похоже, вертушка специально описала несколько кругов, сбивая с толку. Вполне возможно, все эти предосторожности были предприняты именно из-за Мазура, но даже если и так, нет времени, чтобы холить гордыню... Хватало более важных дел.
Стояла тишина, пронизанная свежими запахами тайги. Тайга смыкалась вокруг, они стояли на крохотной поляне, куда вертолет опустился, как ведро в колодец – свободные, вольные, самые разные...
Мазуру показалось, что над ухом работает секундомер – и каждый рывок стрелки сопровождается звучным металлическим клацаньем. Он освободился моментально, когда под руками ключ, это совсем нетрудно, даже если не видишь наручников. Еще раз огляделся быстрым волчьим взглядом. Со всех сторон тайга плавно поднималась вверх – крохотный распадок меж высоких сопок. Если предполагать подвох – а его непременно следует предполагать, и вряд ли один-единственный – девяносто девять шансов из ста за то, что их отвезли к с е в е р у от заимки, к норду. Это азбука и аксиома. Чтобы с первых шагов на свободе осложнить жизнь. Как можно дальше от обитаемых мест, на север... В места, надо предполагать, охотниками – точнее, распорядителями охоты – хорошо изученные.
– Отомкни их, – бросил он Ольге. – Штабса – последним...
Сорвал с груди свой рюкзачок, распутал сложный узел, взял за углы и вывернул содержимое под ноги. Почти не обращая внимания на тяжело бухнувшиеся в траву банки консервов и что-то там еще, схватил вороненый наган. Откинул дверцу, выщелкнул патроны. Всего три – милейший Прохор Петрович хотя и играет азартно, голову не теряет и не страдает излишней щедростью... Пощелкал курком – все действует исправно, старенький револьвер (дата производства – 1958) к боевой работе готов. Длинные патроны – Мазур их тщательнейшим образом осмотрел, даже взвесил на ладони – выглядят самыми настоящими, видны тупые головки пуль. Это не арсенал, но кое-что. Придется рискнуть и не устраивать огневых испытаний, чересчур убог боезапас...
От привычной тяжести оружия в руке он взлетел на седьмое небо. Неохотно спустился оттуда на грешную землю. Присел на корточки, осмотрел снаряжение, бросая в рюкзак предмет за предметом.
Три банки мясных консервов. Консервного ножа не видно, правда, зато наличествует охотничий, приличных размеров тесак с черной пластмассовой рукояткой, в ножнах, с поясом. Ну что ж, за такую услугу Прохору Петровичу можно даже позволить выкурить сигаретку перед смертью... ах да, он некурящий вроде бы. Отличный нож из закаленной стали, наточен на совесть, точка еще заводская, никаких сомнений.
Буханка хлеба, блок сигарет «опал», коробка спичек, двухлитровый пластиковый баллон, наполненный водой под пробку. И все. Консервы дрянноватые, китайская свиная тушенка, в которой только и хорошего, что название «Великая стена». Хлеб, правда, свежий, коврига весом с килограмм, домашней выпечки. Спасибо и на том...
Он застегнул на талии пояс с ножом. Тщательно уложил наган в боковой карман пронзительно-алой куртки. Повернулся к Ольге:
– Брось-ка свой коробок.
Почал упаковку, вытащив один презерватив – и тщательно, герметично упрятал в него спички, обе коробки. На всякий случай, мало ли какая вода попадется на пути... Остальные девять резинок можно при необходимости пустить в ход, чтобы связать что-нибудь, тут знаменитая прочность презерватива как нельзя более кстати... И вместо фляги для воды сойдет запросто. А если уж совсем кровожадно – можно насыпать песка и грохнуть по темечку кого-нибудь вроде штабса, летальный исход гарантирован. Презерватив – вещь многосторонняя для того, кто толк понимает...
Теперь только глянул на часы. Вертолет вез их примерно полчаса. Можно, конечно, предположить подвох и здесь – скажем, от заимки до этой прогалинки всего километр-два, их везли кружной дорогой, а вот охота пойдет напрямик... И все же на месте Прохора Мазур отвез бы «дичину» как можно дальше на север. Поди угадай, что творится под черепушкой у Прохора. Одно ясно: нужно немедленно отсюда сматываться...
Оглянулся. Ольга уже дисциплинированно стояла с рюкзаком на спине. Толстяк и доктор все еще копались в своих, словно рассчитывали, что по ошибке туда положили компасы и черную икру. Виктория растерянно поглядывала то на мужа, то на Мазура. Один штабс-капитан держался орлом: стоял, прислонившись плечом к толстенному стволу кедра и курил, с нехорошей ухмылочкой пялясь на Мазура. Его правая рука лежала на поясе рядом с ручкой ножа, он был зол, собран и, несомненно, опасен. С превеликим удовольствием Мазур прихлопнул бы его прямо сейчас – ради избавления от будущих сложностей. Но, увы, еще не чуял в себе должной степени озверения.
– Шевелись, интеллигенция, – сказал Мазур громко.
– Мон шер, вы что, собираетесь их тащить за собой? – удивился штабс.
– Собираюсь, – отрезал Мазур.
– Мобилизация принудительная?
– Ну что вы, – сказал Мазур. – Сугубо добровольная. Никого я не удерживаю. Времени чертовски мало, пора трогаться...
– Мысль чрезвычайно дельная, – фыркнул штабс. – В спину, правда, не шмальнете?
– Слишком мало у меня патронов, – откровенно признался Мазур.
– Совсем хорошо. Тогда позвольте и мне капельку побыть Бонапартом... – Он выплюнул окурок, тщательно затоптал его во мху (чисто машинальным жестом, позволявшим угадать в нем опытного таежника). Оттолкнулся плечом от ствола, подошел к Виктории и решительно похлопал по плечу. – Пошли, Виктоша. Прошлые обиды забудем – кто старое помянет... Я-то тебя отсюда выведу на Большую Землю. А с твоим соплем ходячим пропадешь. И с майором пропадешь. У него на шее будет куча народу, который ему не сват и не брат, а у меня – ты одна... Уберегу как-нибудь. Шевелись, времени нет... Считай, я у твоих ног.
И улыбнулся – уверенно, нагло, блеснув отличными зубами. По-хозяйски развернул молодую женщину к чащобе лицом, легонько подтолкнул, обернулся:
– Никто не против?
Егоршин слепо бросился на него. Штабс играючи, одним грациозным движением сшиб доктора в папоротники, бросил:
– Сиди, козел...
Ольга негодующе уставилась на Мазура. Тот пожал плечами – в конце концов, какие у него были права? Игра начиналась самая что ни на есть первобытная, и таковой ей предстояло и оставаться. И все же...
– Стоять, – сказал Мазур штабсу, выпустил рюкзак. – Иди один, золотко, если тебе неймется...
Он ничуть не жалел доктора – просто пришло вдруг в голову, что этот скот, наигравшись, при первых же сложностях бросит бедолажную Вику в тайге. Нельзя же всерьез полагать, что он вдруг воспылал к черноволосой необоримой нежнейшей страстью? Во-первых, удобная игрушка, во-вторых, ее пайка...
– Иди-ка один, – повторил он, стоя вполоборота к улыбавшемуся штабсу.
Краешком глаза надежно д е р ж а л его – и отреагировал мгновенно, всего лишь присел на полусогнутых. Нож свистнул над его головой, звучно вошел в дерево.
– Ну вот, давно бы так... – осклабился Мазур, кидаясь вперед.
Штабс не поддался на довольно детскую по исполнению попытку повернуть его лицом к солнцу, предпринятую Мазуром только ради того, чтобы прощупать противника. Отражал удары он довольно хватко, но Мазур после разминочной серии быстро понял, что имеет дело, вероятнее всего, с офицером-десантником, о б ы ч н ы м парашютистом, стандартным, и, что важнее, давненько не тренировавшимся всерьез. Наверняка отставной...
Когда Мазур подробно все прокачал и понял, с кем имеет дело, решил поторопиться. Невидимый секундомер все громче и противнее клацал над самым ухом. Уход, нырок, каскад точных ударов...
Штабс рухнул в высокие, по грудь, заросли папоротников, куда его успел загнать «морской дьявол». Мазур нанес еще два точных удара, обеспечивавших с полчаса безмятежного беспамятства, наклонился, проверил, не напортачил ли. Нет, все гладко, никакого притворства... Преспокойно снял с поверженного врага пояс с ножнами из черного пластика. В конце концов – как только что подметил недавно штабс – не сват и не брат... Следовало бы добить, но рука не поднялась – женщины смотрели так испуганно и жалобно... Жизнь штабсу он, по крайней мере, оставил. А там – как Бог положит...
Подошел к кедру, выдернул глубоко засевший нож, сунул его в ножны и затянул пояс на талии Ольги – он только сейчас подметил, что женщин ножами снабжать не стали.
Виктория смотрела на него растерянным, непонятным взглядом. Мазур вспомнил, что в ее походке, когда двинулась было вслед за штабсом, было не в пример больше решимости, нежели колебаний, ухмыльнулся про себя и ничего не сказал – пусть у эскулапа голова болит, бедная баба в полной прострации, не знает, к кому и прилепиться, дуреха...
Сам доктор был настроен не столь гуманно – кинулся к жене, тряс ее за плечи и шипел в лицо:
– Сучка, ты ж с ним п о ш л а...
– Не с тобой же идти, мразь, – отрезала она.
Доктор замахнулся. Мазур перехватил его руку, легонько даванул двумя пальцами меж костей запястья и сказал:
– Только без семейных скандалов, ладно? – недолгое время мерился с доктором взглядом, без труда переиграл и громко продолжал: – Ситуация будет такая, чижики... Назначаю себя самым старшим, по существенной причине: я, пардон, лучше всех вас подготовлен к самым поганым жизненным хлопотам. Цель простая, как мычание: я намерен выйти к мало-мальски цивилизованным местам. Это трудно, но шансы есть. Одно весьма важное уточнение: для меня на первом месте – моя жена. Я ее должен спасти, ясно? Поэтому первый приказ будет такой: чтоб никаких дискуссий, хныканья и ценных предложений. Не верю я, что у вас будут ценные предложения... Подчиняться мне беспрекословно. Неподчинившегося либо бросаю, либо бью недолго, но очень качественно. Первое предупреждение – оно же и последнее. Если кого-то такие условия не устраивают – скатертью дорожка, тайга велика и необъятна, как вся наша родина... Вопросы есть? В первый и последний раз позволяю кратенькую дискуссию... Не долее минуты. Нет вопросов?
– Вы хоть знаете, куда идти? – набычась, протянул толстяк.
– Примерно представляю, – сказал Мазур. – Юго-юго-восток... Еще вопросы? Нету? Ну, тогда все вышеизложенное автоматически вступает в силу... В шеренгу становись! Подрыгали ногами, убедились, что с обувью все в порядке, шнурки завязаны... Проверили, уложены ли в рюкзаки хилые припасы... Инструктаж будет простой: берегите ноги, – он говорил громко, не отводя взгляда от Ольги. – Ноги – это все. Это жизнь. Через поваленные стволы перелезать осторожно, по скользким местам, если попадутся, идти осторожно. Попытайтесь сделать шаг размеренным. Километра четыре в час мы сделаем, этого достаточно, гляну на вас, как ходите, потом, может, и прибавим темпа... Первым идет Чугунков. За ним – Виктория, муж следом и должен найти возможность не только смотреть под ноги, но и за женой следить. Всякие разборки прекратить. Когда решу, что можно уже сделать привал, пожрать-попить, дам соответствующую команду. Ушки держите на макушке. Завидите зверя – не орать благим матом, остановиться, поднять руку и ждать моих действий. – Торопливо прикинул, о чем еще стоило бы сказать. – А если вдруг замаячат на горизонте охотнички, тем более притихнуть, как мышь под метлой – для нас сейчас люди опаснее зверей...
– Курить можно? – преувеличенно вежливо спросил доктор.
– Можно, – сказал Мазур. – Только спички гасите тщательно, и вообще поберегите их... Марш!
Указал рукой направление, пропустил всех мимо себя и пошел замыкающим, следом за Ольгой.
Тайга, словно безбрежный океан, равнодушно поглотила их.
Глава девятая
Первые впечатления марш-броска
Вопреки опасениям Мазура марш-бросок начался неплохо и все первые полчаса продолжался в неплохом темпе – пожалуй, можно пока держать и километров шесть в час... Толстяк пер в авангарде, как напуганный носорог, проламывался сквозь высокий, по грудь, папоротник, с хрустом пробивал кусты – работал первый страх...
Потом, конечно, он стал чуточку выдыхаться, и Мазур велел поубавить прыти, – но соблюдать р а з м е р е н н о с т ь. Сам он перемещался вдоль цепочки людей, как пастушья овчарка у овечьего стада – то и дело заходил справа-слева, приглядывался, покрикивал и ободрял, и давал приказы. Приходилось трудно: толстяк никак не мог взять в толк, что для ходьбы по прямой следует наметить три дерева и двигаться так, чтобы держать их взглядом на воображаемой линии. А кусты и нависающие ветки следовало обходить – вполне возможно, у погони отыщется опытный следопыт. Ну, а уж думать, что у них не будет собаки, – означает считать Прохора свет Петровича дитятей. Хорошо хоть, штабс их на какое-то время может отвлечь...
Порой Мазур опускал руку в карман и касался револьвера, который был моложе его всего на шесть лет. Револьвер давал чисто психологическую уверенность, не более того. Ибо давно и не раз понимающими людьми сказано: пистолет – оружие идиотов. При перестрелке в доме или на улице еще куда ни шло, но в тайге... Современное охотничье ружье бьет прицельно вдвое дальше нагана – самое малое, господа, самое малое... Так что никаких лихих перестрелок с преследователями затевать не стоит, это безумие – с тремя-то патронами... И штучек во вкусе Рэмбо следует избегать. Хитроумные ловушки и смертоносные приспособления, которыми Рэмбо изничтожал полицейскую погоню в первой серии, в общем, недурны, но есть немаловажное уточнение: реальная погоня не дала бы беглецу столько времени... Кое-что можно придумать – но самое простенькое, лапшу быстрого приготовления...
Он вел свой отряд почти по прямой, лишь изредка отклоняясь, всегда к востоку, когда впереди вставал особенно крутой склон. Куртки давно уже были скинуты и повязаны рукавами вокруг талии, костюмы расстегнуты – стоял август, главный зной давно схлынул, но все же жарковато. Хорошо еще, мошки почти нет – она, паскуда, выбирает места обитания по совершенно непонятным мотивам, в одном распадке от нее темно, в другом – ни единой...
– Эй, хватит! – прикрикнул Мазур, заметив, что толстяк опять полез в рюкзак за фляжкой. – Хватит, понял? Не поможет...
Плохо, что нет соли, – выходит с потом, а восполнить нечем... Может, попадется солонец, нужно будет набрать землицы...
Взз-зз-зиууу-фьююю!
Мазур присел, развернулся в сторону звука, вырвал наган из кармана. Остальные замерли без приказа. Слева, высоко над кронами, медленно плыл вниз ослепительно яркий клубок огня, по-прежнему издававший жуткий разбойничий посвист. Сердце колотилось. Текли секунды, но стояла покойная тишина, и Мазур наконец перестал искать взглядом ж и в у ю опасность. Обыкновенная ракета, взлетела совсем близко, а это значит...
– Под ноги смотрел? – рявкнул Мазур, двумя прыжками оказавшись в голове колонны. Толстяк растерянно развел руками:
– Вы же не говорили...
– Ладно, – бросил Мазур, гася в себе бесполезную злость. – Двинулись...
Как он ни шарил взглядом, ни сейчас, ни потом так и не смог разглядеть натяжку. А она была, никаких сомнений. Впрочем, вместо тончайшей, невидимой проволочки вполне мог оказаться и присобаченный на кедр фотоэлемент. Оптимизма ради следует предположить, что сработавшая ракета – не единственная. Их могли забросить на специально оборудованный участок – и хорошо еще, если все здешние ловушки только и делают, что выстреливают звуковые ракеты. А могут еще, стервы, и посылать радиосигнал... и, коли уж впадать в мизантропию, нужно подумать и о противопехотных минах, почему бы и нет? В э т о й охоте нельзя полагаться на одну удачу и навык, ибо э т а дичь кое-чем отличается от медведя или оленя – ни олень, ни медведь не могут написать заявление прокурору... Зачем-то же понадобился Прохору американский инженер, в коем потом минула надобность? Не башню же воздвигать? Для постройки «заимки» хватило бы и своих умельцев.
Мазур достал фляжку, прополоскал рот. Как ни хотелось проглотить воду, сдержал себя, выплюнул. Пожалуй, на его версию о специально оборудованном участке работает и полное отсутствие мелкого зверья – ни белки, ни бурундука, ни соболя, одни птицы иногда перепархивают, да и то мелочь вроде кедровок, недостойная выстрела настоящего охотника...
К исходу условленного часа он стал самую чуточку нервничать, то и дело поглядывая на небо, навострив уши. И повторял в десятый раз:
– На открытое место не выходить! Под деревьями держаться...
А нужно было еще время от времени останавливаться и чутко прислушиваться, не донесется ли шум с з а д и. Поклясться можно не полученными пока адмиральскими погонами – штабс-капитан пойдет следом. У них – револьвер, ножи, продукты... То есть – продление жизни. Игры пошли первобытные, а каждая сволочь охотнейше принимает как раз первобытные правила...
На ходу Мазур срубал ножом подходящие ветки и споро лишал их сучков. Когда набиралась охапочка, совал в рюкзак. Кое-какие идеи насчет примитивной обороны у него уже смутно забрезжили в голове. Когда пришлось взбираться на пологую каменную осыпь (Мазур безжалостно погнал всех напрямик, камни плохо держат след), мелькнула еще одна небесполезная мыслишка, и он, минут на пять задержавшись, нагреб в рюкзак подходящих голышей.
И вновь двинулся замыкающим. В нем боролись смешанные чувства, прямо противоположные желания: бежать вперед без оглядки и остаться на месте, чтобы увидеть, что представляет собой охота. Впрочем, она еще не пустилась по пятам... а что, если и не думала пускаться? Что, если где-то впереди ждет засада? То-то вертолета не слышно до сих пор...
Ага! Слева послышался железный клекот. Мазур остановился, крикнул:
– Под деревья! Замри!
Рокот мотора, свист лопастей нарастали с угрожающей быстротой. Прижавшийся к шершавому стволу Мазур не видел ни кусочка неба, но без труда определил, что вертолет пронесся навстречу к месту их высадки метрах в пятистах левее воображаемой трассы, избранной беглецами. Слева. Значит, нужно уклониться восточнее, пусть погоня и уйдет влево – по тому самому нехитрому обычаю, согласно которому человек неосознанно забирает в лесу левее.
Шум мотора стих. Сейчас они осмотрятся, попытаются взять след... Не будь с ним Ольги, Мазур выбрал бы простейший вариант: остался поблизости от поляны и попытался атаковать первым...
Читать бесплатно другие книги:
