Охота на пиранью Бушков Александр
– Вообще-то, если хочешь, я тебе после похорон дам совершенно вольный денек? Спирта у Лымаря немеряно.
– Не надо, – сказал Мазур. – Не мой стиль. Со спирта похмелье, а с похмелья жизнь еще грустнее. Насчет улик ты все верно подметил, вон и от татуировок следа не осталось...
– Тем более. Кстати, о наколках. Тебе не кажется, что тот, кто тебе их рисовал, знал настоящего Дракона? А то вовсе уж ошеломительное совпадение получается.
– Не удивлюсь, если знал, – сказал Мазур рассеянно. – Чтобы так все совпало... Громов где?
– В Шантарске. Не Громов, конечно, а...
– Да мне чихать. Посмотрю потом бумажки. Ибрагима вы еще милиции не сдали?
– Нет, в морге почивает, особисты над ним все еще шуруют. Между прочим, он такой же Ибрагим, как ты или я – «оглы». Красавин заверяет, абсолютно славянский экземпляр. Протокол в деле.
– Да все они там комедию ломали... – кивнул Мазур, не особенно и удивившись.
Воцарилась неловкая тишина. Морскому Змею определенно хотелось уйти, но он, видимо, считал, что должен сидеть рядом и сочувственно помалкивать, а Мазур не знал, как бы поделикатнее приступить к делу. Над Шантарским морем проплывали белые облака, вода была спокойная, и противоположного берега, конечно, не удалось бы рассмотреть и в бинокль – водохранилище раскинулось широко, погребя старинные села и церкви, пашни и леса...
– Может, по стопарю? – чуть неестественным тоном предложил Морской Змей. – Завалялся там коньяк...
– Да ладно, – сказал Мазур. – Не пляши с валерьянкой, адмирал, я ж тебе не институтка... И по судам бегать как-то не привык, без тебя знаю, что дело дохлое. Рожки да ножки... Вздумалось козлику в лес погуляти...
– Ну, ты не прибедняйся... – машинально вмешался Морской Змей п р е ж н и м, обычным тоном, чуть смутился, примолк.
– Ты, кстати, знаешь, откуда песенка про серого козлика произошла? – спросил Мазур. – А есть это, адмирал, вольное переложение с польского шлягера, века этак восемнадцатого, а то и раньше, верно тебе говорю... – Он покосился на друга, криво усмехнулся и пропел, отбивая ладонями такт по коленке:
Byla Babusia domu bogatego,
miala koziolka bardzo rogatego,
fiu-tak, pfleik-tak,
Bardzo rogatego.
– Надо же! – деланно удивился Морской Змей, помолчал. – Слушай, не могу я что-то... на душе маятно...
– Можешь, – мгновенно сказал Мазур. – Еще как можешь, альмиранте. Я не хочу самодеятельности, потому что это пошло и убого... А собственно, тебе и делать ничего не придется. Наоборот, тебе надо ничего не делать... Усек?
– Охерел? – буквально через пару секунд бросил адмирал.
– А ты моментально врубился, – удовлетворенно сказал Мазур. – Профессионал, бля...
– Я ж тебя столько лет знаю... Кирилл...
– Я же сказал, ничего тебе делать не надо, – сказал Мазур. – Ты только скажи Голему, что он на вечерок поступает в мое полное распоряжение, а ключи от каптерки я и своей властью могу взять, меня ж не отстраняли ни от чего... Гранатомет мне не нужен, я и автоматов-то не возьму, у меня левый ствол есть...
– Прохора?
– Ага, – сказал Мазур, беспечно ухмыляясь. – Уж адреса-то у тебя в папочке найдутся. А подходы мы сами обследуем в лучшем виде.
– Чтобы повязали?
– Меня?! – искренне удивился Мазур. – Сухопутные мусора? Я ж и обидеться могу за такие предположения...
– Кирилл...
Мазур повернулся к нему, попросил спокойно:
– Давай не будем кино устраивать – со скупой мужской слезой и рваньем тельняшек до пупа. Ты просто поставь себя на мое место – всерьез, как следует. Будь я лет на двадцать помоложе, рванул бы без твоего позволения, и вот это в самом деле было бы дурное кино. Только мы с тобой пятый десяток разменяли, и я тебя честно предупреждаю, разрешения прошу... Как мужик с мужиком. Насчет того, что повяжут, – вздор, сам понимаешь. Я б в одиночку сделал и его, и его охрану, но прошу Голема, чтобы все было, как принято у взрослых людей...
– Охерел?
– Ничуть, – сказал Мазур. – Ну вот объясни ты мне логично и аргументированно, почему этого делать не надо. И я не стану. Ну? Что молчишь? Мы с тобой всякое видели, но вот посмотрел бы ты, как на людей охотятся... И представь, что на месте моей жены оказалась твоя доченька.
– Представил, – сказал Морской Змей. По его тону было видно, что он не протестует, – просто п р и в ы к а е т к только что услышанному. – Но это ж – американский боевик...
– Ни черта подобного, – сказал Мазур. – Американский боевик – это три эффектных, но громоздких гранатомета на шее и совершенно ненужные пожарища до горизонта. Какие тут, к херам, менты и свидетели...
– Ну хорошо. Давай логично. Их много. Есть еще тот пакостный старичок с заимки, есть еще кто-то... Теперь ты мне объясни логично и аргументированно, почему тебе нужен скальп именно этого типа?
– Потому что до заимки и старичка – семь верст до небес и все лесом. А Прохор в Шантарске. Что, нелогично? Ну пойми ты! – вырвалось у него чуть ли не с мольбой. – Тут как по Высоцкому – я должен хоть кого-нибудь убить... И ты – не тот субъект, который будет от таких слов приходить в ужас, валерьянку по карманам шарить... Двадцать лет я ничего не просил, раз в жизни потянуло использовать служебное положение в личных целях. Ты не думай, я тебе не стану устраивать цирка и орать: мол, ты мне больше не друг. Столько лет из жизни не вычеркнешь. Я к тебе просто буду по-другому относиться. Или тебе наплевать? – Он опустил голову, помолчал, но закончил решительно: – И потом, уж прости, должок за тобой...
– Ниджила? – моментально среагировал Морской Змей, и Мазуру показалось, что уголки губ у него опустились брезгливо.
В Ниджиле Мазур спас ему жизнь. Самым натуральным образом. После того как на тамошнем рейде ребятки Ван Клеена подорвали два сухогруза, Москва наконец просекла, что к чему, и туда срочно швырнули группу «морских дьяволов», в которой Мазур был старшим, а Морской Змей его заместителем. «Тюлени», малость привыкнув к безнаказанности, решили совершенно по-советски перевыполнить взятые обязательства – и пошли с минами к только что бросившему якорь «Туапсе».
И напоролись на комитет по торжественной встрече. На поверхности воды, конечно, не было не то что ряби – ни единого пузырька, кроме считанных людей, никто в порту и не подозревал, что метрах в пятнадцати под усыпанной солнечными зайчиками морской гладью началась мясорубка. Это было все равно, что драться в густом тумане – видимости никакой, под водой еще стояла мутная взвесь, потому что один из подорванных транспортов под завязку был набит зерном, и все это не успело осесть на дно...
Мазур его спас – без малейших натяжек. Мазур был единственным, кто видел, как Змея оглушили, и он колышущейся тряпкой стал уходить в глубину. Успел разделаться с доставшимся ему «тюленем», кинуться вдогонку и поднять Змея на поверхность – к превеликому изумлению торговцев бананами и эбеновыми статуэтками, крутившихся вокруг «Туапсе»...
– Ну что ты, – сказал Мазур. – Я ж не дешевка, про Ниджилу тебе напоминать. Я про Никановича. Когда с ним пришлось р е ш а т ь. Ты должен был, адмирал, правда? По предварительному раскладу ролей. Только у тебя глазки вильнули и рученька опустилась на пару миллиметров. Секунды решали, пришлось мне все на себя взять – из ребят никто и не заметил, только мы двое поняли и знаем только мы двое. Я бы тебе и не напомнил про тот должок...
А теперь вот, прости, приходится.
Они с неподвижными лицами долго смотрели друг другу в глаза. Потом адмирал встал, отряхнул бриджи, тихо бросил:
– Ладно. В темпе.
И решительно отвернулся, пошел прочь.
– Эй! – окликнул Мазур.
Морской Змей неторопливо повернулся, их разделяло метра три. Далеко от берега натужно тащилась моторка, на верхушке березы нелепым украшением покачивался жирный ворон.
– Если задумал меня тут же спровадить в Питер, так и скажи, – произнес Мазур. – Сразу скажи. Я все равно подчинюсь, не американский боевик играем, в самом-то деле...
Морской Змей неторопливо прошел разделявшее их расстояние, уткнул Мазуру в пуговицу на груди сильный палец и то ли с любопытством, то ли с грустью сказал:
– Это ты мне, значит, впервые за двадцать лет не поверил?
– Извини, – пробормотал Мазур, глядя на доски причала, длинные, с облупившейся местами рыжей краской. – Такие уж игры пошли...
– Дать бы тебе в рыло, да адмиралу неуместно... Я тебя не инструктирую и ни о чем не предупреждаю. Не маленький. Иди и режь. Ежели это тебе облегчит душу. Только я тебе заранее скажу: потом будет еще муторнее. Потому что всякие обычаи хороши исключительно для породившего их века... Извини, что говорю красиво, но адмиралу вроде бы и полагается цветистости изрекать...
Глава вторая...
Или это нас волна несет
Забинтованные пальцы уже не болели – только временами мастерски снятая кожа чуточку ныла, подергивающее зуденье распространялось к ладони, так и тянуло яростно почесать, но Мазур крепился. Голова была совершенно ясная, даже чересчур, – ему порой казалось, что под ногами не ощущается земли, словно бы плыл над асфальтом, легонько отталкиваясь кончиками пальцев. Но, если не считать этой странной невесомости, возникавшей и пропадавшей совершенно неожиданно, Мазур не чуял в себе никаких изменений. Прекрасно понимал, что означают беглые взгляды Лымаря, изучающие и уклончивые, однако сам готов был спорить на что угодно: никакого безумия, ни единого признака. Все зависит от точки зрения. Не так уж много времени прошло с тех пор, когда желание отомстить считалось самым что ни на есть естественным, мало того – долгом настоящего мужчины. А кое-где и сейчас считается. Уж Лымарю следовало бы знать – сам побывал в таких местах. И тяга отомстить, владевшая сейчас Мазуром, – еще не самая диковинная глупость в сегодняшней России, господа... В конце концов, не он начал древнюю игру и не он провозгласил ее изначальной...
– Внимание, вышла, – негромко сказал Голем.
– Вижу, – откликнулся Мазур, не поворачивая к нему головы.
– Вплотную один пасет. Один, точно.
– Ага. Фиксирую. Благо работает грубовато…
Молодая женщина в синем плаще, с копной рассыпавшихся по спине золотистых волос, обошла крохотную синюю «Оку», отперла дверцу и уселась за руль. Вплотную опекавший ее крепыш уже залез в белый «фольксваген», стоявший вплотную к синей малютке.
– Двое, – бросил Голем. – Чепуха. Едем?
Мазур кивнул. Движение здесь было одностороннее, что только облегчало им задачу. Они припарковались на противоположной стороне улицы, чуть подальше, и, едва «Ока» тронулась в неотступном сопровождении охраны, влились в поток, пропустив вперед парочку машин. В другое время им поневоле пришлось бы обогнать и вырваться вперед, но сейчас машины во всех рядах ползли с черепашьей скоростью – ближе к вечеру, как обычно, здесь начиналась жуткая пробка длиной в добрых полкилометра. Узкая улица не справлялась с потоком, ее забивало, как склеротическую артерию, а объездов не было, как водится, – лет двадцать назад никто и не предполагал, что город так разрастется, а машин прибавится вдесятеро...
– Тормозит, – сказал Голем.
– Ага. Сможешь тут притереться?
– Делов-то...
Сзади протестующе взвыли сразу несколько клаксонов, но Голем уже вырулил на обочину, к стоявшим в ряд киоскам, опустил козырек – заходящее солнце светило прямо в глаза, хмыкнул:
– Определенно шопинг, опять пустой пакет прихватила... Что у нее, горничных нет?
– Молодая еще, – сказал Мазур. – Привыкнуть не успела к буржуйской роскоши.
Он сунул в рот сигарету и спокойно смотрел, как скрывается в очередном магазине молодая жена Прохора Петровича Громова. Разумеется, его звали совершенно иначе, но настоящее имя Мазуру ничего не говорило, и он предпочел то, к которому привык. Шахматную партию заканчивают с теми фигурами, что были в игре с самого начала. Правда, пешки сплошь и рядом меняют имена, прорвавшись к восьмой горизонтали, но это касалось не Прохора, а как раз Мазура...
Морской Змей пока что держал слово. Мазур представления не имел, какие кнопки тот нажал и как раскручивался механизм, – примерно представлял картину, и этого было достаточно. Главное, нужную информацию раздобыли четко и быстро. Только бесконечно далекий от теневой стороны жизни дилетант полагает, что морская разведка – контора, с которой можно столкнуться лишь поблизости от морей-океанов. Просто в глубине континента на улицах не видно людей в морской форме, вот и все. Но если днем не видно звезд, это еще не означает, что их нет. Современный мир так сложен, что прибрежные города нельзя рассматривать отдельно от всей страны, ниточки тянутся во все углы...
Она вышла с очередным пакетом, присовокупила его к первому, лежавшему на заднем сиденье, тронула машину. На сей раз Годему пришлось чуть потруднее, но он, в конце концов, подрезал оплошавшего желтого «Москвича» и воткнулся в поток, ползущий короткими рывками.
– Точно, на дачу намыливается, – сказал он, поднимая козырек. – Расклад прежний?
– А что, есть моральные препоны? – усмехнулся Мазур.
– Никак нет, – бросил Голем, почти не раскрывая рта.
В его искренности Мазур не сомневался. И испытывал к нему весьма даже двойственные чувства. А то и тройственные, если уместно такое определение. За два года, что Голем провел в его группе, Мазур успел убедиться, что на парня можно положиться, как на собственноручно смазанный пистолет. Выполнит любой приказ, не задавая вопросов.
Это-то и пугало чуточку – а может, отвращало. Невозможно определить словами, в чем разница, но Голем был д р у г о й. Молодое поколение, служившее столь же истово, как старшее, но лишенное чего-то неуловимого – то ли капелюшки наивного романтизма, то ли веры в в ы с о к о е. Пусть даже это высокое, как оказалось, ошибка и порок сгинувшего коммунизма. Худо-бедно, но их поколение во что-то верило – а новое, вроде Голема, просто служило, знало, что обязано побеждать и не изменять, однако этого мало... Или такие мысли и есть признак подползающей старости? Мазур открыл бардачок, вынул тот самый ТТ с глушителем, к которому успел уже привыкнуть. Затвор почти бесшумно скользнул назад, вернулся на место.
Он не испытывал ни жалости, ни угрызений совести. Вмазать ей в затылок, чтобы выходное отверстие пришлось на лицо, пусть потом так и найдут, поднимут голову с забрызганной мозгами панели, пусть такой ее и увидит муженек... Око за око. У их «пятерки» форсированный движок, способный потягаться с новым «мерседесом», чужие номера – искать будут до скончания века, сваливая на очередные разборки... А Прохора он достанет дней через пару, когда тот успеет кое-что понять...
Дорога раздваивается, пробки уже нет. Мертвая сворачивает направо – она уже мертвая, хоть о том и не подозревает. Бедная, невезучая фигурка на доске... На пути к роскошным пригородным дачам машин немного, легко будет догнать и притереться вплотную. «Фольку» на такой скорости достаточно будет одной пули в переднюю покрышку, а все остальное займет секунд несколько...
Мазур стал опускать стекло со своей стороны. Бросив на него быстрый взгляд, Голем понял и прибавил газу. Город кончился, по сторонам дороги только сосны, подъем продолжается, а на спуске их и можно брать тепленькими...
– Отбой, – сказал вдруг Мазур. – Уходим.
Голем, не посмотрев на него, сбросил скорость и развернулся, машина пошла к городу. Старший лейтенант так и не задал ни единого вопроса – молодое поколение, прагматизм в квадрате...
Вот именно, прагматизм. Мазур только сейчас сообразил, что играл вслепую. Судил противника по себе. Хорошо еще, сообразил в последнюю секунду.
Где гарантии, что пуля в затылок этой холеной кошке вызовет у Прохора душевную боль? Никакой гарантии...
...Без семи два Мазур услышал голос Голема:
– Готово со сканером.
– Выводы? – спросил он в крохотный микрофон, нависавший над губами на выгнутой консольке.
– Примитив. Электронного забора по периметру нет. Датчики на окнах, телекамера у входа. И трое лбов внутри – не проблема. Ответ?
– Сходимся, – сказал Мазур.
И бесшумно переместился меж деревьев метров на двадцать правее. Сбоку вынырнула столь же бесшумная фигура, в таком же черном комбинезоне, чуточку мешковатом, чтобы не привлечь постороннего взгляда четкими очертаниями, кое-где усеянном черными лентами-лохмашками, в капюшоне, покрытом теми же маскировочными нашивками. Словом, два черных куста скользили друг другу навстречу, готовые замереть при каждом шорохе. Сойдясь, одновременно подняли руки к головам, отключая крохотные рации, поправили черные сумки на поясах.
Все было словно за пределами Отечества – никаких документов, никакого штатного оружия, которое иной пытливый ум может быстренько идентифицировать с вооружением определенной армии, ни единой лишней мелочи в карманах – потому что и карманов нет, снаряжение без маркировки. Руки под перчатками слегка саднило – Мазур оставил лишь один слой бинтов на свежесодранной коже, теперь это давало о себе знать.
Огляделся в последний раз. На некотором протяжении негустой сосновый лесок продолжался и по ту сторону солидного кирпичного забора: в этом престижном местечке считалось особым шиком, чтобы на территории фазенды шелестела мини-тайга. До двухэтажного дома с высокой крышей деревья, правда, не доходили, оставалось метров сорок пустого пространства.
Голем стоял рядом и, казалось, даже не дышал – идеальный исполнительный механизм, способный выполнить любой приказ... как те бравые мальчики с рунами на петлицах и автоматными магазинами за широкими голенищами сапог.
«Стоп, – одернул себя Мазур, не впуская в сознание ассоциации и раздумья. – Никаких ассоциаций. Это месть, святое дело...»
В последний раз огляделся, пытаясь прокачать возможные опасности. Отсутствие «электронного забора» еще не означает, что датчиков по периметру нет вообще, – скажем, емкостный детектор, почему бы и нет? Он, кстати, не излучает, сканером не фиксируется... Но не отступать же?
– Пошли, – приказал он.
Две бесшумных черных фигуры скользнули к кирпичной стенке высотой метра два. Мгновение – один стал спиной к стене, сплетя перед грудью пальцы «ступенечкой». Мгновение – второй без звука перемахнул на гребень стены. Мгновение – втянул напарника. Мгновение – оба на той стороне. Крадутся меж деревьев, слышны едва уловимые щелчки – это короткая толстая трость в руках одного на ходу превращается в раскладной арбалет, чья стрела с две авторучки длиной способна прошить насквозь дверцу машины...
«Фонарь над входом – это замечательно, – машинально оценил Мазур. – Луна над тайгой – это немного похуже, но перетерпим...»
– Собаки нет, точно? – спросил он шепотом.
– Ручаюсь.
– Оба!
Прижавшись к крайним деревьям, они увидели сквозь входную дверь из толстого матового стекла два приближавшихся к выходу силуэта. Щенки, кто ж лезет наружу, не погасив свет за спиной... Значит, есть датчик и на периметре, есть все же – очень уж целеустремленно оба прут, ага, дверь распахнулась, вылетели на крыльцо, спустились, остановились у нижней ступеньки...
Один прошел чуть вперед, опустив пистолет, второй, с коротким автоматом, старательно страховал его, поворачиваясь в стороны – грамотно, в общем, но свет следовало бы погасить, шпана...
– На рывок с пальбой? – прошелестел Голем, приблизив губы к обтянувшему ухо Мазура капюшону.
– Радугу, – столь же тихо ответил он.
Голем вложил в арбалет нечто напоминавшее банан, к которому присобачили наконечник стрелы. Моментально прикинул расстояние, поднял арбалет под углом. Луч мощного фонарика скользнул по деревьям чуть левее того места, где притаились «морские дьяволы», но черный банан уже взмыл в воздух, летя по короткой дуге, еще в полете включился и заработал...
Армейский часовой, натасканный на противодиверсионные игры, открыл бы огонь моментально – или просто поднял тревогу. Но «чертова радуга» как раз была и рассчитана на неподготовленный народ...
И выглядела она эффектно. На две секунды, сменяя друг друга, вспыхивали чистейшие спектральные цвета радуги – красный, оранжевый... Каждый Охотник Желает Знать Где Сидит Фазан. Оба сторожевых пса завороженно следили за крохотной непонятной штукой, приземлявшейся у их ног – и Мазур с Големом, не дожидаясь фиолетового, крепко зажмурились.
Вслед за фиолетовым полыхнула вспышка такой силы, что оба, даже полуотвернувшись, почувствовали ее сквозь веки. И рывком метнулись по открытому пространству, когда две скрюченных фигуры еще не успели упасть, ослепшие и обеспамятевшие на несколько минут. Разомкнулись, подлетая к распахнутой двери с двух сторон, – и каждый для надежности угостил противника точным пинком, выжить после такого будет небывалой удачей...
Освещенный холл – темный паркет елочкой, картины на стенах – пуст. Нелепые в ярком свете в этом сонном вестибюле, они вмиг преодолели холл, Мазур показал пальцем вправо, и Голем кинулся туда, распахнул дверь – пусто, каминная, виден краешек бильярдного стола... Спальня. Тоже пустая...
Мазур поднял палец. Сверху простучали торопливые шаги, на верхней ступеньке лестницы появился растрепанный верзила в незастегнутой рубашке, с пистолетом. Большой палец Мазура опустился книзу – и стрела черной смазанной тенью чиркнула снизу вверх, угодив охраннику в горло, в ямку под кадыком. Мазур взлетел по лестнице, подхватил его, намертво зажав на всякий случай руку с пистолетом, опустил на ковер, чтобы не наделал шуму, падая.
Обернулся. Голем сделал знак, означавший, что он осмотрел все комнаты внизу и никого там не застал. Жестом Мазур велел ему погасить люстру и встать на часах у входной двери. Сам, вынув нож, направился влево. Кабинет, никого, спальня, похоже, тут и почивал третий цербер... Все. Другое крыло. Поселок спит, даже если кто-то и заметил отблески ярчайшей вспышки, любопытствовать не станет: здесь как-то не принято интересоваться делами соседей и вызывать чуть что милицию – сверкнуло и сверкнуло, мало ли что... Может, атомную бомбу испытывают перед тем, как загнать по дешевке в Пакистан, а может, такой фейерверк. Время есть.
Спрятал нож, вынул пистолет. Пару секунд постоял у двери в спальню. Распахнул ее пинком, влетел, сразу ушел в сторону. В углу, на кровати, послышалось сонное шевеление. Шторы задернуты плотно, свет снаружи не проникает, свободно могли проспать вспышку...
Сориентировавшись в кромешной тьме, он в несколько секунд отыскал выключатель, ощупал, нажал. Вспыхнула хрустальная люстра. Первой от подушки оторвалась растрепанная золотоволосая головка. Она, узрев столь необычное зрелище, уже готова была завизжать что есть мочи, но Мазур уже стоял над постелью, перекинув пистолет в левую руку, вырубил златовласку точным ударом и рванул на себя сонно разлеплявшего ресницы Прохора, поднял, в приливе бешенства швырнул так, что тот отлетел метра на два, пропахав носом по полу.
И настала тишина. Настала минута, о которой Мазур так долго и яростно мечтал. Как это сплошь и рядом случается, он не ощутил ни особого триумфа, ни радости. Всезнающий доктор Лымарь говорил, что это именуется «депрессией достижения», она же синдром Ротенберга-Альтова, если по-научному. Направив все силы на достижение цели, обнаруживаешь вдруг после успеха задуманного, что тебе и не весело ничуть... Сбылось. Ну и что?
Совершенно голый Прохор приподнялся на локтях. Из носа капала кровь, но в остальном он ничуть не изменился со времени их последней встречи. Отодвинув бесчувственную обнаженную красотку, Мазур присел на краешек постели, взял с ночного столика сигареты, спокойно выпустил дым. Где-то в глубинах души все же барахталось усталое торжество.
Прохор сидел на ковре, размазывая кровь ладонью. В глазах у него Мазур не увидел особого страха, и это злило.
– Вечер добрый, Прохор Петрович, – сказал он, стряхивая пепел под ноги. – Проходил вот мимо, решил в гости зайти, на огонек, так сказать. Что это у вас под подушкой? Пистолетик? Надо же, и, что характерно, импортный... ну, пусть себе лежит...
И собственный тон, и слова, словно позаимствованные из дешевого боевика, прямо-таки переполняли душу отвращением – все было не то, пошлое, шутовское, обесценившее и победу, и расплату. Но он не мог найти должных слов, как ни пытался лихорадочно. То ли их не было вообще, то ли отшибло вдруг соображение. Он шел сюда чертовски долго, ради этой минуты нарушив кучу Божьих и человеческих заповедей, и, казалось, попал в серединку дурного сна. Победа была н е т а к а я.
– А с кем имею честь? – спросил Прохор, не вставая.
Голос у него слегка дрожал, конечно, но раздавленного червя Мазур перед собой не увидел. Медленно стянул капюшон, отбросил за спину. Потянулся за второй сигаретой – пальцы чуть подрагивали.
– Ах, во-от оно что... – протянул Прохор скорее удивленно, чем испуганно. – Выбрались-таки, мой упрямый друг... То-то Ибрагим запропал куда-то, что для него совершенно нехарактерно, то-то из поезда носилочки странные тащили... – Он стряхнул кровь на ковер, шмыгнул носом, голос стал четче. – Это называется проиграть по крупной, а?
– Да, – сказал Мазур. – Похоже.
– Значит, ты посложнее, чем я думал?
– Значит, – сказал Мазур.
– Мои поздравления. – Глаза у Прохора стали прежними, налитыми легоньким безумием, темной водицей. – Как себя чувствует ваша очаровательная супруга?
– Ее убили, – глухо сказал Мазур.
– Ибрагим?
Мазур кивнул. Горло у него перехватило, слова не шли.
– Значит, Ибрагишка все рассчитал точно... почти. Ну, а в том, что лопухнулся, я так понимаю, не особенно и виноват... Кто же ты все-таки такой?
– Какая разница?
– Ну, интересно же...
– Скоро узнаешь, – сказал Мазур вяло. – Т а м уже много народу скопилось, порасспросишь...
Все шло наперекос. Не было триумфа, хоть ты тресни. Голый человек на полу с испачканным кровью подбородком, темная водица безумия в шалых глазах, депрессия достижения. Финал. Самая короткая операция в жизни Мазура, самый удачный штурм, блицкриг. И мерзкое ощущение тупика.
– Да, может, я не туда попаду, – сказал Прохор словно бы даже с некоторой одухотворенностью. – Потешил бы уж любопытство?
– Ты, сука, чего-то недопонимаешь? – сквозь зубы спросил Мазур. – Не осознал еще?
– А что тут непонятного? Убивать будешь. Здесь или где? Можно, я штаны надену? Страмовато как-то с голым задом сидеть, кто тебя знает, вдруг у тебя гомосексуальные тенденции...
Мазур бросил ему штаны, предварительно убедившись, что все карманы пусты, швырнул следом рубашку – все равно пришлось бы одевать, не тащить же голого по лесу, и без того сюрреализм высшей пробы получается...
Включил рацию, поправив на голове тоненький обруч, спросил негромко:
– Что там?
– Тишина, – ответил Голем. – На соседней усадьбе окошко загорелось, сейчас опять погасло. Я их внутрь затащил, один еще шевелится. Зачистить?
– Как хочешь. Машину подгони. Конец.
– Понял, конец.
«Болевая точка, – вертелось у него в голове. – У каждого есть болевая точка, но тут вам не рукопашная с четко нарисованными пособиями, искать придется самому...»
Прохор без лишней суетливости натянул одежду, сел в ближайшее кресло – лицо по-прежнему отрешенное, временами губы кривит непонятная усмешка. Попросил:
– Сигаретку брось.
Вместо этого Мазур приставил глушитель к затылку все еще лежавшей без чувств блондинки.
– Не ломай мои игрушки, – поморщился Прохор.
Пистолет чуть дернулся, издав треск, словно сломалась сухая ветка. В душе у Мазура ровным счетом ничего не произошло. Потянуло вязким запашком пороховой гари, а Прохор сидел все так же небрежно, даже закинув ногу на ногу, – и где-то в глубине сознания, Мазур чувствовал, что стала подниматься липкая слабость, способная вскорости захлестнуть...
– Да мать твою! – заорал он, вскакивая. – Тебе что, сучий потрох, ее и не жалко ничегошеньки?
– Мне и себя-то не жалко, – сказал Прохор, не глядя на мертвую. – Это все пустяки в череде кармических превращений, мне, если хочешь знать, даже интересно, куда я на сей раз попаду, в какое тело... – Он говорил негромко, убежденно, невероятно напоминая сейчас того ярмарочного шамана, предсказавшего Мазуру беду от третьего пожара.
И Мазур почувствовал, что безумие по капельке передается ему. Вскочил, ударил ногой, подхватил обмякшего Прохора, рывком выдернул ремень из его брюк и спутал за спиной вывернутые руки. Потащил к двери. Проходя по холлу, покосился на два распростертых тела и убедился, что старательный служака Голем, конечно же, провел зачистку, чтобы не оставлять живых свидетелей.
Ворота были распахнуты, «Жигули» стояли у крыльца с открытой задней дверцей. Затолкнув внутрь Прохора, Мазур прыгнул на сиденье. Вокруг стояла тишина, не видно освещенных окон.
– На точку? – спросил Голем.
– Туда, – сказал Мазур.
Машина вылетела за ворота, промчалась метров сто по освещенной желтыми фонарями асфальтовой дорожке, свернула в тайгу, на уходящую в сопки колею. Прохор, чуть раскачиваясь, нараспев декламировал:
– Для того, кто укрылся у лотосных стоп Господа, дающего кров всему космическому проявлению, океан материального мира подобен лужице в ямке от телячьего копыта. Парам падам, место, где нет материального страдания, Вай-кунтха – вот его цель...
– Крыша поехала? – поинтересовался Голем. Впервые он позволил себе не относящийся к делу вопрос.
Мазур промолчал. Видел, что это не игра, не притворство, – человек, сломавший всю его жизнь и отнявший Ольгу, живет в с в о е м мире, по другим правилам. И невозможно причинить ему ту боль, о которой Мазур мечтал последние дни. Нет болевых точек. Невозможно было бы разубедить того шамана с ярмарки, что он, погибнув от сабельного удара, не попадет в свои райские кущи, с ласковыми львами, возлежащими у ног и сочащимися чистейшим прозрачным медом ветвями волшебного дерева Гумери... Кожу содрать – можно. Разубедить – едва ли. «Морской дьявол» по кличке Ящер вновь доказал, что способен выиграть, а вот с победой обстоит гораздо хуже...
– Я бы с тобой еще раз сыграл, – сказал Прохор как ни в чем не бывало. – Чудная была игра...
Прямо-таки взвыв от отчаяния, Мазур коротко ударил его локтем. Прохор скрючился, жадно заглатывая воздух, силясь восстановить дыхание. Тем временем Мазур стянул капюшон, обруч с наушниками, швырнул на переднее сиденье, расстегнул обеими руками тугой ворот комбинезона – ему самому не хватало воздуха, кровь стучала в виски.
– Тормози, – сказал он хрипло. – Хватит дурака валять…
Голем без команды свернул вправо, на полянку. Мазур вылез первым. Он стоял на склоне сопки – далеко внизу, до самого горизонта, протянулись разноцветные огни Шантарска, и звезды сияли вверху равнодушно, как встарь, далекие и чужие.
Из машины, согнувшись, выбрался Прохор, и к нему тут же бдительно придвинулся Голем – все еще в глухом капюшоне. Чуть согнувшись, Мазур достал нож из накрепко пришитых к штанине, под коленом, ножен.
Кровь барабанила в виски. Желания не сбывались. Он мечтал драть шкуру ремнями, медленно, сладострастно, кромсать острым клинком, наматывать на сосну кишки. В какое бы там переселение душ ни верил Прохор, это его не избавит от дикой боли, мук и воплей...
Мазур мог сделать с ним, что угодно. И никого этим не вернул бы, ничего не исправил. Мертвые не возвращаются, любые изощренные пытки душу не исцелят... если только осталось что-то от души. Он искренне пытался вернуть себя в первобытные времена – но не смог. Не то столетье на дворе. Один, без своего века, впившегося в тебя тысячами ниточек, во времени не прыгнешь ни вперед, ни назад...
– Начнем, пожалуй? – спросил Прохор.
Прорычав что-то, Мазур вскинул пистолет и давил на курок, пока ТТ не перестал дергаться в руке. Шагнул вперед, разжав пальцы, выпустив рубчатую рукоятку, всмотрелся. Тело Прохора еще подергивалось, но это были последние конвульсии. И ничего не изменилось вокруг, не вернулись мертвые, не было знамений, Небеса никак не дали знать, что одобрили или осудили.
А в душе была совершеннейшая пустота.
Читать бесплатно другие книги:
