Подвиг в прайс не забьешь Негривода Андрей
– Какой «транспортник» посреди океана? – не понял Андрей.
– Есть там у них один самолетик уникальный... – усмехнулся Стар. – «Палубная транспортная авиация»... Это для десантников... Размером типа нашего «кукурузника», только помощнее, турбовинтовой, поновее и с дальностью до 4000 камэ... Грузит до взвода «десантуры»! В общем, классный аэроплан!..
– М-да... Интересно...
– Утром уже были на базе в Кайене, в Гвиане... Перегрузились в «Геркулес» сразу же – «летуны» нас уже ждали с прогретыми двигателями, и вперед, через Атлантику... Приземлились прямо в Обани... Тебя и Тень в госпиталь, нас в Абажель на двое суток рапорта-отчеты писать, а потом в Аяччо... Вот и все, командир. Это то, что ты пропустил по болезни...
Андрей молчал минут пять и успел выкурить целых две сигареты, думая о чем-то своем. А потом повернулся к Павлу всем корпусом:
– Не командир я тебе уже, Стар... Отвоевался...
– Да-а ла-адно тебе!!! Не помирать же ты собрался, в самом деле!
– Не дождутся!.. Только... Вот ты уже лейтенант, Паша, и находишься на своем месте... Ты только вспомни, сколько за эти два года взводом командовал я и сколько ты, мой «замок»! У меня в общей сложности и полугода не наберется! Я то на четыре месяца «вываливался», то вообще на восемь! Командиром взвода на самом деле всегда был именно ты, Паша... А теперь еще у меня и это, бля... Спишут меня, майор... К гадалке не ходить! Зря, что ли, мне «капитана» давали?
– Заработал, вот и дали!
– На «дембель», Паша... У меня и в прошлый раз точно так же было... В Отряде в 91-м... Так что... Помяни мое слово, лейтенант! Так оно и будет!.. А если и оставят, то с формулировочкой «годен к нестроевой службе»... Ну, типа, лекции, там, читать или в штабе сидеть...
– Да ну на хрен такие твои настроения, Андрюха!..
Андрей посмотрел Павлу прямо в глаза:
– Слышь-ка, лейтенант... А ведь братишке врать нехорошо! Не по-товарищески это... Ты же ведь и сам знаешь, что именно так и будет! А если даже и не спишут, что вряд ли, то «капитан» – звание не для взводного. Заберут куда-нибудь в штаб, как нашего Скорпиона. Помнишь, когда он капитана получил? Жерарди его и забрал в Абажель, а взвод принял я, еще сержантом... Так что, взводный, теперь рулить пацанами тебе придется... Без вариантов, Пашка!
– А ты?
– А я, наверное, на этом и закончу с армией... Не могу я, братишка, на стуле в штабе сидеть – задница зудит!.. Так и в Отряде было... Батя мне тогда тоже предлагал в штабе «служить», а я ушел... Мне или все надо или ничего... Так что я, Паша, считай, уже гражданский – «пиджак»...
– Хреново ты придумал, Андрюха!
– Это не я, это жизнь так придумала... Не быть мне майором никогда – не мое звание...
...20 августа случилось то, что и должно было случиться...
Владимир Кузнецов и Жаклин Ла Труа сыграли свадьбу...
Первое светлое событие за последние полгода, которое случилось в жизни Андрея. Он искренне радовался за молодоженов, да и не он один! На эту первую за последних три года в батальоне «Диких Гусей» бригадного генерала Жерарди свадьбу были приглашены все, кто имел хоть какое-то отношение к Кузнецову-младшему, к Жаклин и к «взводу Андрея». Погуляли на славу! Это была настоящая солдатская свадьба, в офицерской столовой Абажеля, и первая брачная ночь в казарме...
А сам Паук, когда поздравлял молодых, произнес сокровенную фразу, относящуюся лично к Владимиру:
– Вовремя, сержант-шеф, ты заслужил свое повышение в воинском чине, а я вовремя тебе его присвоил...[38]
– Так точно, мон женераль! – рявкнул тогда Володя, широко улыбаясь.
– Так вот... Я хочу пожелать тебе и впредь, чтобы у тебя, солдат, все получалось именно тогда, когда это и должно получаться!
– Спасибо, Паук! Я постараюсь!..
В общем... За них от души радовались все! Особенно его старший брат Сергей Кузнецов, а за Жаклин – ее лучшая подруга Мари Савелофф... А сами молодожены... Их глаза светились таким чистым, лучезарным светом, что можно было подумать, что каждый из них, прожив какое-то количество лет в поисках счастья, нашел его, наконец. Они были, как те археологи-кладоискатели, которые, переворошив лопатами по половине материка, нашли наконец-то в этой огромной навозной куче по огромному, с баскетбольный мяч, не меньше, бриллианту!.. Да что и говорить! Эта пара... Пара сержантов-легионеров была настолько гармонична, они настолько подходили друг другу, что было видно со стороны, километров за пять, что «вот нашлись две половинки единого целого!»...
Тень, было дело, выбрал миг свободного времени во всеобщем застолье и прошептал Андрею, своему «посажёному отцу», несколько слов:
– Спасибо тебе, Волшебник Гудвин, Великий и Ужасный, за то, что ты для меня и для нее сделал! Спасибо, командир, от нас обоих!!! И запомни, что сейчас скажу! Как бы там ни было, но и я и Жака, мы всегда тебе поможем, если надо будет! Всегда! Даже если не сможем это сделать! Все равно поможем!!! Мы оба – твои пожизненные должники!.. Так и знай! А еще знай, что если ты откажешься от нашей помощи, ведь я же тебя уже знаю, Андрюха, то тут же заимеешь, как на Кавказе, двоих «кровников»! Такой обиды мы не простим тебе никогда!.. Запомнил?
Андрей улыбнулся тогда грустно и так же грустно ответил:
– Я запомнил, братишка... Я запомнил!..
...А еще через неделю, 27 августа, случилось и второе событие, которое тоже должно было случиться...
Андрей, капитан Ален Ферри то бишь, был комиссован на пенсию расширенной медицинской комиссией. Комиссован врачом-психиатром, с формулировкой:
«Ярко выраженный посттравматический синдром в реактивном состоянии, усугубленный частичной амнезией. При прохождении тестовых психологических исследований больной проявил ярко выраженную склонность к суицидным действиям. Считаю невозможным более использование данного больного для службы в частях специального назначения в связи с потенциальной повышенной опасностью принимаемых им решений для других военнослужащих. Алену Ферри рекомендован длительный курс психологической и физической реабилитации. В случае обжалования данного медицинского заключения повторная медицинская комиссия по освидетельствованию больного на профессиональную пригодность может быть проведена не ранее чем через год»...
При озвучивании этого «приговора» Андрей вел себя индифферентно, так, словно его все происходящее вообще не касалось. Не про него все это было. Как бы... Абсолютное спокойствие и уравновешенность. Только... пульсировала на правом виске вздувшаяся вена...
И... Только... Генерал Жерарди, присутствовавший на этой иезуитской «казни» своего любимца, нервничал за них двоих.
– Док! – рявкнул он в сердцах. – Вы хоть поняли, какого солдата сейчас «зарубили»?! Да если бы не его упрямство и чрезмерное чувство чести, то он уже был бы кавалером ордена Почетного легиона! Это я вам говорю! Я – бригадный генерал Жерарди! Да у нас, в Легионе, последний Кавалер был больше пятидесяти лет назад, сразу после войны! Его еще Шарль де Голль награждал! Так что же теперь случилось?! Вы хоть представляете себе, что пришлось пройти и испытать на себе этому мальчику?!! Вы, закостенелые догматики?!! В-вы!.. Тыловые крысы!.. Я буду жаловаться на вашу некомпетентность!
– Это ваше право, генерал... – подал голос председатель этой многочисленной медицинской комиссии, который тоже носил погоны «бригадного генерала» только «медицинской службы». – И... Наверное, ваш долг перед ним, как командира, который обязан спасти своего солдата...
Этот седовласый профессор замолчал на полминуты:
– ...Только... Давайте будем честными перед самими собой... Он опять стал русским... Он, конечно, вспомнил всех своих командиров и бойцов, и ему в этом немало помогли, он вспомнил все персоналии... Но он не вспомнил языка... И вспомнит ли, большой вопрос! А это говорит о том, что мозги парня не восстановились полностью... И восстановятся ли – это еще один очень большой вопрос...
– Он десять дней...
– Да!.. Мы знаем, Огюст, его историю... И понимаем причины... Но!.. Он больше не может делать и дальше то, что делал до сих пор!.. Ты выжал его до последней капли, Паук! Выжал как лимон!..
– Но!..
– Это так... К сожалению... Сейчас, по крайней мере, этот парень не способен ни на что... То есть совершенно!.. – Пожилой доктор с пониманием и участием посмотрел на Андрея. – Ему нужен отдых от войны... Длительный отдых, Огюст... И я согласен со своим коллегой – повторное освидетельствование может быть не раньше чем через год... Все в его руках, генерал, все в его руках...
– А к «нестроевой» он хоть пригоден?
– Может быть, генерал, может быть...
Андрей, все это время сидевший спокойно, выслушал то, что ему перевел Тень, встал и вышел из этого огромного кабинета, не говоря ни слова. Он прошел долгим коридором, вышел из здания и столкнулся со всем своим взводом... Оказывается, и он этого попросту не мог знать, но Стар упросил Паука, и тот дал свое добро на то, чтобы к этой медкомиссии из Аяччо прилетели все те, кто служил под командой Андрея. И они прилетели! Во всей своей «красе», с полным вооружением... Он «вывалился» из главного входа в здание медсанбата прямо в объятия своих друзей...
– Ну, что там? Как? Что решили?
Его вопросами засыпали.
И тут в голове Филина, потому что сейчас он опять был «боевой машиной Филин», созрел сиюсекундный план...
Он подошел к Стару, посмотрел в его глаза и медленно вытянул из ножен, висевших на его ремне, большой, тяжелый боевой нож... Павел, как завороженный, как загипнотизированный, только и сделал, что моргнул разок-другой и произнес:
– Не надо, братка...
– Надо, майор! Именно это и надо... Иначе эти крысы подумают, что Филин сгорел... Совсем сгорел...
Обратный путь к кабинету, в котором ему только что вынесли свой «приговор» эскулапы, занял вдвое меньше времени...
Он резко отворил дверь, вошел вовнутрь и сказал Тени:
– Воха! Ну-ка переводи ему, быстро!
– Уже!
И тогда...
Андрей без замаха, снизу, от бедра метнул тяжелый бельгийский «Командо», который, по сути своей, был классическим «боевым ножом полковника Боуви», в сторону «медицинского генерала»...
Вфиу-вфиу!
Блестящая «молния» взвизгнула всего два раза... Да и обернулась вокруг «оси» всего два раза... Преодолев при этом расстояние метров в десять... Абсолютная классика «ножевого метания»... И...
Д-ду-н-н-ц-ц!
Нож «вошел» точно посредине «медицинского генерала»...
Ну... Не прямо посредине него, конечно...
«Командо» вошел в дерево большого письменного стола, за которым сидел «главный медик», точно посредине, словно кто-то скрупулезно, до миллиметра измерил его ширину... Хорошо так вошел, сантиметров на пять...
– Переведи им, братка! Я еще вернусь, когда-нибудь... Вернусь обязательно!..
Самое странное, но эта его выходка с боевым ножом, которая вызвала немалый переполох в стане эскулапов, а у Жерарди породила довольно широкую и самодовольную улыбку, мол, я же вам говорил, заставила всех членов той комиссии крепко задуматься... И были последствия... Его, Андрея, списали все же, только... назначили «перекомиссию»... Ему давали время прийти в себя и подлечиться... Ему давали годичный тайм-аут... А вот следующая медкомиссия была назначена...
На сентябрь 2001 года...
...Сентябрь 2001-го... Видимо, все, что произошло тогда, и было для Андрея неким знаком к действию, но... Тогда, 27 августа 2000-го, из Легиона списывали по состоянию здоровья капитана Ферри, который полностью выложился, и морально и физически, чтобы выполнить порученное ему задание... Они, медики, списывали из армии человека, который, как им тогда казалось, полностью исчерпал свои возможности... И, как это бывает нередко, они ошиблись: медицина, как это ни странно, – наука весьма не точная... Известно только, что самый точный ее раздел – анатомия. А уж психиатрия, так это вообще дебри непролазные – никто и никогда не мог предугадать заранее, как среагирует мозг данного конкретного человека впоследствии!.. Все это было потом... А пока...
«Образовался» еще один потрепанный военной жизнью «почетный пенсионер» (Легиона имеется в виду), которому теперь предстояло попытаться построить свою жизнь вне армии...
...А 1 сентября он улетел в Израиль...
А что было еще делать? «Коптить небо» во Франции? А смысл?..
Хотя... Можно было ему, конечно же, остаться и там, благо Мари только об этом и говорила, но... Его «личный переводчик» Володя Кузнецов был теперь занят своей семейной жизнью, а потом и службой... И что? Требовать к себе повышенного внимания, как к «не ставшему Кавалером»? Но ведь глупо же и несолидно!.. Да и вообще... Списали тебя – вали домой!.. Потом, если оклемаешься и желание не исчезнет, можешь вернуться... При условии, что это же желание не исчезнет у твоих бывших командиров...
Нет... Мари «встала на дыбы», было дело, и ни в коем случае не хотела отпускать Андрея от себя, только... Он, этот абсолютно своевольный человек, спросил один-единственный раз, а хочет ли она иметь рядом с собой в качестве мужа человека, который может превратиться за год в альфонса... И не получил ответа... Вернее, получил его неозвученным, а потому и озвучил его для себя сам: «На хер такой муж кому нужен!»... Да и правильно!.. Время, решил Андрей, расставит все на свои места... Дождется – ну, знать, так тому и быть!.. А ей он просто сказал на прощание:
«Извини меня за все, Мари! Я, наверное, очень виноват перед тобой. И я благодарен тебе за все то тепло, которое ты мне подарила! Это правда!.. И, ты не сомневайся, ты мне очень и очень нравишься! Уезжаю я не из-за тебя, а из-за себя самого... Мне надо понять, на что у меня хватит сил теперь... После всего, что случилось... Может так случиться, что через месяц-другой я превращусь в полную развалину... Я уезжаю только потому, что не хочу портить тебе, такой молодой и красивой, твою жизнь своим присутствием... Прости, но по-другому я не умею... Я вернусь... Через год вернусь! И у тебя еще есть шанс „поймать“ меня в свои сети! – Он грустно улыбнулся и поцеловал девушку. – Но ты... Ты лучше не рискуй!.. Ты лучше выходи на всякий случай замуж...»
А девушка ответила только одной фразой: «Я подожду тебя, капитан Ферри! И дождусь обязательно!»...
...Андрей очень быстро прошел паспортный и таможенный контроль аэропорта Бен-Гурион и вышел из прохладных, кондиционированных залов наружу. И тут же ощутил себя так, словно его сунули в микроволновую печь, хотя для Израиля в это время года температура стояла средняя – 36 градусов – бывало, в сентябре и за 44 переваливало...
«Ну, здравствуй, земля-„мачеха“!..
1 сентября 2000 г. Авиарейс Марсель – Тель-Авив.
«...Земля в иллюминаторе...»
... – Уважаемые дамы и господа! Просьба занять свои места и пристегнуть привязные ремни! Через десять минут наш самолет совершит посадку в международном аэропорту Израиля Бен-Гурион, – проговорил довольно приятный, но уж очень картавый женский голос.
«...Ну, вот... А что дальше? Что делать теперь будешь, господин Ален Ферри, „трижды капитан“ и „дважды пенсионер“? Чем тебе теперь заняться здесь, на этой „земле обетованной“?.. Ладно... Разберемся...»
Все те три часа, пока небольшой «Boeing 737» летел из Марселя в Тель-Авив, Андрей складывал в своей голове мозаику из событий последних двух месяцев. Что-то он помнил сам, что-то узнал из рассказов своих друзей, генерала Жерарди и теперь уже подполковника Франтишека Дворжецки.
Да... Странные это были месяцы... Совершенно непохожие на множество других, им прожитых... Месяцы борьбы... А вот за что? На этот вопрос он до сих пор не знал ответа... До сих пор!..
...15 июля 2000 г.
Жарко!.. Было очень жарко!.. Так, что казалось, что вот-вот закипят, зашипят, запенятся мозги в черепушке!..
«...Мама дорогая! Да что же это такое?! Я же, дурачина, никогда, ни разу так не напивался, чтобы заснуть в сауне! – Это было его самой первой мыслью. – Ну-ка, встать, капитан! Встать! А то еще угоришь здесь ненароком, как полный мудак! А вот это было бы позором для тебя! Пройти столько всего, столько всего пережить и угореть по пьяни в парилке, как последний „новый русский“, да тебя все твои мужики уважать перестанут! Встать!..»
Он попытался встать резко, но...
«...Не, что-то не идет... Видать, хорошо „газанули“ с мужиками, если даже родные члены меня не слушаются, будто одолжил у кого без инструкции... Хотя...»
...У любой медали, как известно, есть две стороны. Так вот...
Аверс – это та разведка, которая делает свое дело, как правило, в больших городах, при стечении уймы «свидетелей». Аверс этой «медали» – высококвалифицированные профессионалы, которые, как правило, делают свое нелегкое дело в костюмах и под надежной легендой. Зорге, Маневич, да мало ли героев?! Да хоть тот же его Монах! Его близкий друг и наставник в додзо, которого они еще в 88-м вытаскивали из пакистанского приграничного городишки Чаман... И получали эти Гранды разведки свои награды абсолютно заслуженно, что и говорить! И Монах тоже получил свою Золотую Звезду Героя СССР абсолютно заслуженно! Только вот... За ту совершенно нереальную «операцию спасения», когда полуживого резидента нужно было протащить через весь Афган, чтобы вывезти на родину, к званию Героя были представлены трое – Монах, Слон и наш Филин... Слон, потерявший обе ноги, вытаскивая командира, получил в конечном итоге второй орден Боевого Красного Знамени – цена за потерянные ноги, а Филин – свою первую Красную Звезду – потому что «молодой ышо», не положено! Звание внеочередное – это, пожалуйста, а вот Золотую Звезду пока не положено – «в армии без году неделя»!.. Вот это и было реверсом этой «медали»... Разведчики-диверсанты, конечно, всегда считались самым элитным спецназом среди по-настоящему ратного люда, а вот «пэгэушники», а по-новому «эсвээровцы»[26] , смотрели на этих «пахарей разведки» свысока, как на плебеев. Оно и понятно было, и, в общем-то, даже не обидно! Ну откуда же было знать этим «белым воротничкам», отучившимся, как правило, в МГИМО, а потом в Высшей школе КГБ СССР, что такое настоящая война? Это они, диверсанты, всегда знали, что следующее задание может быть последним, и все равно шли, потому, что и его нужно кому-то выполнять. И это именно они, диверсанты, смотрели на этих резидентов свысока, потому что их, таких крутых, случись чего, выручать из передряг посылали именно «спецуру»... А награды... Так здесь никто и никогда не служил за награды и звания... Мужики попросту делали свое дело, которое умели и хотели делать... Не за признания, а именно потому, что «кто-то должен делать и это грязное дело»! Потому и жили в полном согласии с девизом Отряда – «Если не мы, то кто?»...
В общем... Андрюху учили правильно... Правильной науке диверсанта – выживать в любой ситуации. В любой! Даже, если ты в плену... Особенно, если ты в плену! И это, может быть, а скорее всего, именно так оно и есть, самая сложная часть всей этой диверсантской науки! Суметь выжить, даже тогда, когда уже, казалось бы, таких вариантов нет!.. И, по всему видать, Андрей был одним из самых прилежных учеников, если, дважды побывав в плену, а впервые это случилось еще десять лет назад, в далеком 90-м, в Ферганский долине, сумел, несмотря на издевательства, выжить и дождаться помощи...
В общем... Учили его основательно и правильно...
...Он никогда не открывал глаза сразу после того, как проснется, если, конечно, это не было тревогой в родной казарме. По тревоге все происходило кардинально противоположно – он окончательно просыпался только тогда, когда лично ему, как командиру РДГ, начинали ставить боевую задачу... И странное дело, но он всегда был в «полной боевой» и готов к действию... Робот, не иначе... Или правильно вбитый в голову рефлекс...
Когда же его сон уходил не по тревоге, а как положено любому пробуждающемуся человеку, Андрей около минуты изучал окружающую обстановку. В самом прямом смысле слова!
Он по старой, заложенной на уровне рефлекса привычке даже не пытался сейчас открыть глаза, хотя уже точно знал, что может это сделать... Так он просыпался всегда. Потому что так его научили в свое время мудрые и опытные люди, отдавшие разведке, а если уж быть совсем точным, то «силовой» военной разведке, то бишь специальной, диверсионной ее части, где, если честно, ноги важнее всего, если не всю, то уж гарантированно полжизни...
Сначала он прислушивался и принюхивался. Окружающие тебя звуки и запахи всегда могут очень многое рассказать, если ты, конечно, умеешь понимать их... Потом Андрей определял, оценивал свое состояние. Работают ли руки-ноги, работает ли голова (и это совсем не шутка!), исправно ли функционирует весь организм, не болен ли. А если болен или если есть боль, то определял ее источник и место локализации... В общем... За первую минуту после пробуждения он как будто отстранялся от самого себя, уходил в сторону и оценивал с этой стороны все, что могло касаться его напрямую... А по прошествии этой минуты... Он либо оставался Андреем Проценко, или теперь уже Аленом Ферри, либо превращался в тугую сжатую и готовую к действию пружину по имени «боевая машина Филин»... Все зависело от того, что он услышал, вынюхал и ощутил...
«...Не все члены увяли – это уже хорошо... Хотя именно этот член всегда, сволочь, жил собственной жизнью и никогда со мной не советовался! Словно и не мой вовсе, а растет себе рядом на дереве... Ну, да бог с ним! Не до него сейчас!..»
В первые же секунды своих «исследований» он обнаружил, что его совершенно голое тело, а в этом не было никаких сомнений, кто-то очень осторожно обтирает от липкого и противного пота мокрой, холодной тряпочкой! И это было хорошо и приятно, но главное – приносило неземное облегчение! И запахи... Эти запахи были Андрею знакомы давным-давно!.. В них не было ничего плохого, они даже несли надежду... Но он их не любил и всегда всячески старался эти запахи избегать... Запахи больницы...
Мозг его работал на удивление четко и без сбоев, а мысли складывались в стройные конструкции:
«...Так! Отставить сауну! Это больница или госпиталь... Чья?! Боливийская, перуанская? Что-то не похоже... Слишком жарко даже для их зимы... Тогда чья?.. Рядом сиделка. Сиделка или охранник? – Его мозг оценивал обстановку, просчитывая полученную информацию, чтобы дать правильную команду открывать глаза или еще немного „поспать“. – Руки-ноги не прикованы – это точно... Но шевелиться не получается, значит... Что? Долго валялся, и они отвыкли работать? Или накололи какой-то дряни? В руке иголка торчит – это точно! Продолжают колоть или лечат?..»
Для того чтобы понять, где он и что с ним происходит, информации явно не хватало, и Андрей решил, что пора все же «проснуться».
Он медленно открыл глаза и увидел девушку...
Высокая, красивая блондинка с европейским лицом. С шикарным бюстом, который «рвался наружу» из-под едва прикрывавшей его блузки цвета хаки. С точеными ногами, которые и вовсе не прикрывал тот лоскуток материи, который обычно называют юбкой, но в данном случае это была скорее набедренная повязка, и тоже цвета хаки. С идеальной фигурой и грацией большой кошки... Девушка как раз макнула в небольшой тазик сложенный в неимоверное количество раз марлевый тампон и стала отжимать его над этой посудиной. Она посмотрела на Андрея и...
Они встретились взглядами...
Реакция была странной...
У блондинки отвалилась челюсть. Ее большие зеленые глаза стали просто огромными, а рот, казалось, застыл в немом крике... Ужаса?..
– Привет... Ты кто, красуля? – прохрипел едва слышно Андрей по-русски.
Странное дело. Он точно знал, «что он и кто он», он точно знал, что свободно владеет ивритом, французским и английским языками, мог довольно внятно объясниться на фарси и по-немецки и еще с любым славянином, начиная от болгара и словака и заканчивая поляком и чехом. Он помнил о себе все! Ну, по крайней мере, в тот момент ему так казалось... Но... Почему-то в его еще «мутной» голове не «всплыло» ни одного слова на всех этих языках, не говоря уже о фразах!.. Он говорил по-русски...
Реакция девушки на его хрип была еще более странной, чем та, первая, на открытые глаза.
Она сначала шмякнула тампон в таз, да так, что брызги полетели во все стороны. А через секунду рванула галопом к двери, стартанув из положения «сидя на табуретке», что-то громко и даже как-то заполошно крича на незнакомом Андрею языке. Она выскочила словно ошпаренная из палаты, но убегать далеко не стала, а остановилась там, за дверью, продолжая орать во все горло, наводя, судя по звукам, немалый переполох.
– Чего ты орешь, дура? – прохрипел Андрей еще раз и попытался оглядеться.
Да. Это действительно была больничная палата. Причем складывалось такое впечатление, в довольно приличной, возможно, даже частной больнице...
– Не камера тюремная, и на том спасибо...
Дальше ни додумать, ни договорить он не успел – в дверь ворвались трое. Девушка, которая теперь не кричала, а почему-то плакала, толстячок в белом халате и очках, который напомнил Андрею колобка, и высокий, подтянутый военный лет пятидесяти, с суровым лицом, но странно добрым взглядом.
– Bonjour, Alen! Bonjour le capitaine mien cher![27]– наклонился он к Андрею.
– Не понял?
Что-то до боли знакомое было и в этом военном, и в том языке, на котором он говорил. Что-то... Но вот что? Кто он? И почему говорит по-итальянски? А может, по-французски?..
Андрей наморщил лоб, пытаясь собрать воедино все, что он помнил, только... Почему-то оказалось, что помнит он не так-то уж и много...
Военный с недоумением встретился взглядом с непонимающим взглядом лейтенанта и заговорил опять:
– Tu me comprends? Tu m’apprends, le fils?[28]
– Я вас не понимаю! – мотнул головой Андрей и вновь заговорил по-русски. – Кто вы, что вам от меня надо?
– Le docteur? Que se passe? Il ne me comprend pas du tout?[29]
«Колобок» подошел к Андрею, накрыл его простыней и обернулся к военному:
– C’est l’amnesie temporaire, le general... Tel parfois il arrive... Mais il, au moins, parle russe cela il est dejа bon![30]
Генерал внимательно и с сожалением смотрел несколько минут на Андрея, а потом опять обратился к «Колобку»:
– L’interprute m’est necessaire! Le provoquez le caporal malade, le docteur![31]
– Le caporal Kuznetsov pas encore en ordre![32]
Военный как-то очень уж строго посмотрел на пухлого доктора и произнес:
– Provoquez! Je pense qu’il ne refusera pas de nous aider!..[33]
«Колобок» ушел куда-то, оставляя их в палате втроем.
Андрей внимательно присматривался к этому странному военному, напрягал память, знал, что вот еще чуть-чуть, еще совсем немного, и он его вспомнит, и вспомнит эту шикарную блондинку, которая теперь тоже казалась ему знакомой, но... Ответ, который «лежал на поверхности», пока не давался в руки, как он ни напрягал свои мозги...
«...Что-то тут не то, Андрюха! Я же все помню!.. Наверное... А они что-то себя странно ведут, слегонца... Дядька этот, сразу видно, большая шишка в армии – серьезный мужик! Не иначе как генерал!.. А девку, вон, за плечики обнял, по головке гладит... А та чего-то рыдает у него на груди... Тоже мне, „плакательную жилетку“ себе нашла, дура!.. А по всему видать, тоже военная телка! Только какого-то блядообразного вида!.. Странно все это!..»
Прошло несколько минут, и в палату, предварительно постучавшись, вошел парень в фиолетовой пижаме, из-под которой на груди проглядывали бинты. Ах! Как он был знаком Андрею! Ах, как знаком!..
Пришедший подошел к военному, вытянулся по стойке «Смирно!» и проговорил, чеканя каждое слово:
– Monsieur le general! Le caporal-chef des Kuznetsov est arrive![34]
Генерал, как уже успел догадаться Андрей, отстранил от себя плачущую на его груди девушку и обратился к солдату в больничной пижаме. Обратился не как военный, а как пожилой, уставший человек. Тихо и мягко:
– Librment! Ecoute, le caporal, je dois parler beaucoup а ton lieutenant! Et ton aide m’est necessaire!.. Chez lui l’amnesie... Il ne m’a pas appris et... On parle seulement en russe... L’interprute, le soldat m’est necessaire, est tres necessaire...[35]
А затем взял его под руку и подвел к кровати, на которой лежал Андрей, и заговорил что-то на знакомом для него, но теперь ставшем почему-то абсолютно непонятном языке.
– Здравствуй, командир! – проговорил парень по-русски.
А вот это уже было понятно! Настолько, что Андрей даже дернулся, словно его ударило небольшим разрядом тока:
– Привет... – Он внимательно посмотрел на парня в пижаме. – Почему ты говоришь «командир»? Ты кто?
И такая боль вдруг появилась в глазах этого парня, что Андрей понял, что сказал что-то не то, что-то обидное! Только вот что? Чем он обидел этого парня, который к тому же был, скорее всего, русским.
– Ты меня не помнишь, командир?
– Я тебя знаю – это точно! – Андрей попытался хоть как-то реабилитироваться. – Только... Извини... Что-то с мозгами происходит... Я вас всех знаю! Только не могу вспомнить, откуда... Ты уж помоги мне, братишка... Ладно? Подтолкни немного... А я потом и сам сумею... Наверное...
– Я Тень, командир! Помнишь? Владимир Кузнецов. Твой капрал-шеф, в твоем учебном взводе, что на базе в Аяччо. Ну, помнишь?
Да! Да, да, да!!! Этот ответ действительно был на самой поверхности памяти! Андрей его вспомнил тут же, после слова «Тень».
– Я тебя вспомнил, старлей! – Эта радость была искренней. – Вспомнил!
– Ф-фу-у-ф-ф! – громко выдохнул Владимир и перевел взгляд на генерала. – Ну, слава тебе, господи! Теперь все нормально пойдет...
Они поговорили о чем-то с генералом несколько минут. Видимо, Тень пояснил ему, что происходит, потому что после этого девушка-блондинка в странной военной форме стала всхлипывать громче и чаще.
Владимир присел на тот стул, на котором еще недавно сидела девушка, выставлявшая на обозрение полное и, надо сказать, весьма симпатичное отсутствие нижнего белья. Тень наклонился немного вперед и заговорил:
– Слушай, командир... Расскажи мне, что ты помнишь, чтобы я мог хоть немного сориентироваться... Тут такое дело... Я секунду назад получил приказ... На все время твоего пребывания в госпитале я буду прикомандирован к тебе как переводчик... Хотя, если честно, я еще не так-то уж и силен во французском, но... Капралы прямые генеральские приказы не обсуждают, а выполняют...
– Слушай, Вовка. – Андрей постепенно приходил в себя, голова обретала ясность, а мысли – четкость. – Слушай, кто этот мужик в форме? Я, бля, точно уверен, что знаю его, а не помню!.. Он наш? Скажи, кто он!
Какое-то странное выражение лица появилось в тот момент у Тени. Сожаления, что ли... Ну, когда ты знаешь много лет человека, дружишь с ним, да мало ли, и все у него в порядке, а потом этот человек попадает в жуткую автокатастрофу и после множества операций возвращается к жизни без, ну, руки, скажем... И ты... Во-первых, ты сначала в шоке! А потом, если ты был ему по-настоящему близким другом, ты видишь, что он, этот человек, страдает от понимания своего убожества. Он страдает, а ты хочешь ему помочь и не знаешь как. И ты теперь контролируешь не только каждое свое слово, а каждую букву, чтобы ненароком не ляпнуть что-нибудь типа «Идем, на бильярде шары погоняем!» или «Ну, что, сплаваем на тот берег?», чтобы не обидеть... А он это видит! Видит эти твои потуги и замыкается в себе, порой еще сильнее, потому что думает, что если даже ты считаешь его инвалидом, то тогда он и на самом деле урод! И только редкие люди за такое к себе отношение говорят спасибо. Но это либо люди стальной воли, либо до мозга костей оптимисты, которым вообще все трын-трава и они живут по принципу «Руки нет? Ну и хрен с ней! Голова же осталась!»... Именно так они сейчас и смотрели друг на друга. Владимир жалел Андрея и боялся обидеть, а Андрей, наоборот, думал: «Ну, что? Мозги отшибло? Так без мозгов вообще полмира живет, и ничего! Зато все другое на месте!.. А Андрюха-младший так вообще задолбал, подлюка! Сколько можно торчать колом?! Вон перед девкой неудобно уже совсем! А он знай себе свое, сволота... Отбой! Спать пора!..»...
– Ты это, кэп... Ты расскажи, что помнишь о себе, лады?
– Да все! Или почти все...
– Рассказывай, ком... Это не только тебе понимать надобно.
– Ну, что... Я Андрей Проценко. Родился в Одессе. В 1968 году...
Этот монолог продлился минут десять, а может, даже, и больше... Андрей, как это было ни странно, помнил все. То есть абсолютно все! Про себя, про родственников, про друзей... Про свои боевые операции еще там в Союзе, в Отряде... Он помнил про Израиль, про Легион, про всех своих друзей, по именам и «рабочим позывным»... Короче говоря... Он помнил все, кроме...
Память... Какой же это все-таки тонкий и высокоточный инструмент – память человеческая!.. И насколько она избирательна!
...Андрей помнил все, кроме того, что касалось его последнего задания... И всего, что с ним было связано...
... – Да, командир... – Тень задумчиво смотрел на Андрея. – Здорово тебя плен шибанул, вкупе с малярией... Здорово... – Он как-то очень озабоченно потер ладонью лоб: – Ты это... Ты отдохни пока... А я попробую перевести все, что ты мне сейчас рассказал...
– Давай, старлей... А я передохну... Устал что-то...
Он отвернулся к окну и стал как-то очень уж отстраненно наблюдать за тем, что за ним происходило. А там... Там буйствовало лето! На ветвях большого и такого родного дерева, потому что это была не какая-нибудь пальма и не какой-то там каучуконос, а самый обыкновенный клен, среди его разлапистых листьев прыгали и щебетали пичуги. Они что-то там выискивали, клевали небольших гусениц, а некоторых просто хватали клювом и куда-то улетали, не иначе как кормить ими своих подрастающих птенцов. Легкий теплый ветерок путался в этих ветках, а потом пытался из них выбраться, шурша зелеными листочками...
Андрей даже начал понемногу проваливаться в сон, умиротворенный всей этой картиной и убаюканный монотонным шепотом Тени.
«...Ну и что теперь, Андрей свет-Ляксеич? Спишут тебя... Как пить дать спишут! На кой хрен ты кому такой теперь нужен? Что, будешь вечно служить с личным переводчиком? Да и не в этом дело... На себя посмотри! Худой, как швабра, стал... На тебя ж смотреть без слез нельзя! Несчастье мамино! Правильно эта деваха плачет! Тебя теперь только обнять и плакать остается! Кощей Бессмертный!.. Крепыш концлагерный, мать твою!.. У тебя, вон, „Андрюха-младший“ сейчас, наверное, потолще твоей же собственной руки будет!.. Мумия чертова...»
Но вот, наконец-то, наступил момент, когда к Андрею приблизились все трое.
– Я все рассказал, Андрюха...
– И что теперь?
– Теперь все зависит только от тебя... – Тень посмотрел на сурового военного мужчину с добрыми глазами, на девушку. – Ответь сейчас только на один вопрос...
– Только на один? – удивился Андрей.
– Да, командир. Только на один... Но очень важный вопрос...
Владимир на минуту ушел в себя, глядя в окно, а скорее всего, это был взгляд «в никуда».
– Хочешь ли ты знать все, что было, Андрюха? Хочешь ли ты все опять вспомнить?
– Конечно! – ответил Андрей, ни секунды не раздумывая.
– Не торопись, капитан!
– Отставить, капрал-шеф! – Андрей сдвинул на переносице брови. – Как поступить со своей жизнью, я разберусь сам, а скорее всего, мне врачи «помогут» с ней разобраться без моего согласия... Но я хочу все помнить! Потому, что это моя жизнь! Ты понял?!
Тень перевел сказанное Андреем, и мужчина, соглашаясь, кивнул в ответ. Мол, что уж тут поделать – это его право... «На последнюю просьбу»...
– Добро... – Владимир уже не сомневался, а попросту делал порученное ему дело. – Это бригадный генерал Огюст Жерарди, позывной «Спайдер», или «Паук» по-русски... Наш с тобой самый главный командир!..
Щелчок в голове Андрея, как ему самому показалось в тот момент, был таким громким, что его можно было бы, наверное, услышать и в коридоре... Но, странное дело!.. Дальше об этом мужчине Владимиру больше ничего говорить не нужно было! Дальше Андрей помнил о нем сам! Все помнил!..
Он улыбнулся так широко, что это поняли и все остальные... А сам генерал... Паук просто присел на кровать, схватил Андрея своей лопатообразной ладонью за шею сзади, под затылок, и одним рывком посадил его, а потом и прижал к своей широкой груди... Он еще что-то говорил, прижимая голову Андрея к своей колючей щеке, а тот его не понимал. Генерал тискал его в медвежьих объятиях, и Андрей заметил, всего на один миг заметил, что из уголка его глаза выкатилась крохотная слезинка... Да только... Эта маленькая соленая капелька стоила в сотни, в миллионы раз дороже самого уникального бриллианта!..
Генерал потискал Андрея еще какое-то время, потом молча, бережно уложил его на подушку, все так же поддерживая под затылок, встал с кровати и отошел к двери, уступая место...
– Ты как, командир? – спросил Андрея Тень.
– Нормально...
– Тогда?..
– Кто эта девчонка с глазами «на мокром месте»? Я ведь ее тоже должен знать, верно?
– Это личный секретарь-референт Паука, а по совместительству и его племянница, лейтенант Мари Савелофф... У вас с ней...
Второй щелчок в голове Филина был ничуть не тише первого... Если не громче!.. И добавилось еще одно ощущение. Словно его только что шарахнули со всего маху по башке какой-то дубиной типа оглобли... Силы, которые только-только начали возвращаться, опять куда-то пропали и... Нет, Андрей сознания больше не терял, но в один миг превратился в безвольную тряпичную куклу...
Девушка обнимала его, целовала в заросшие щетиной щеки и подбородок, что-то шептала на непонятном ему теперь французском языке, а Филин... Филин мог только радоваться, тихо и безвольно... Ему было приятно и в то же время... Ему хотелось, чтобы именно сейчас, именно в этот момент, его все, абсолютно все, оставили в покое!.. Ну, да!!! Ну, гордый он был! И что? Разве это так уж плохо?! Ну, не хотел он показывать своей слабости ни генералу, ни уж тем более этой девушке, «мечте поэта», с которой, судя по всему, у него был когда-то бурный роман! Не хотел – и все тут! И пусть его осудят за это другие, не понимающие его чувств!..
Но они все его поняли... Как ни странно...
Откуда-то возник давешний «Колобок» в белом халате, посуетился, побегал вокруг, кольнул какое-то лекарство в тощий бицепс... А потом они бесконечно долго, как тогда показалось Андрею, о чем-то договаривались и пререкались... Так «долго», что он даже успел закемарить под их громкий шепот... А потом перед его глазами опять возник Владимир Кузнецов:
– Хреново тебе, Андрюха?
– Бывало хуже... Шли бы вы все отсюда на хрен, а?
– Щас! Только послушай, что решили... – Тень заторопился. – Меня сегодня переведут в твою палату – места хватит, ты же в генеральской лежишь!..
– На кой?
– Я твой переводчик и буду здесь столько, сколько потребуется, – это приказ лично Паука... Лейтенант Савелофф тоже будет находиться здесь все время...
– Ей-то здесь быть какого дюделя?
– Она, командир, и так здесь безвылазно уже больше недели... Теперь официально, по приказу... Повезло тебе с бабой!..
– Ага... Повезло... – Андрей взглянул на Владимира с хитринкой. – Слышь-ка, старлей... А если захочется проверить... Ну... Как органы функционируют... Природа же не дремлет, мать ее!..
– Ну и проверяй себе!.. – улыбнулся Володя. – Чего я, совсем, что ли, мудозвон?! Вы в таком деле и без переводчика разберетесь, что к чему... А я погуляю пару-тройку часов... С мужиками пообщаюсь... Не свечку же вам держать в конце концов!
– Тогда ладно... Оставайся...