Автограф убийцы Серова Марина
– Фирузов появился в нашей компании не более полугода назад, а я с «АстронТарасовСтрой» сотрудничаю уже больше десяти лет. Мне есть с кем дружить, если вы понимаете, о чем я. В сорок лет, как правило, нет нужды обзаводиться новыми друзьями, – ответил Пашкевич.
– Абсолютно с вами согласна. Однако иногда такое случается. По роду своей деятельности люди начинают общаться. Сначала только по рабочим моментам, потом на корпоративных праздниках, а затем и в свободное время.
– Это не наш вариант. С Фирузовым мы контактировали только на объекте и только по работе, – повторил Пашкевич. – Позвольте полюбопытствовать, какова причина вашего интереса к этому происшествию? Насколько я знаю, дело уже закрыто. Следователь, который его вел, вполне конкретно выразился на этот счет. Несчастный случай на производстве. Начальство уже наказало меня в соответствии с тяжестью моей вины. Так что же теперь нужно вам?
– Близкий друг Фирузова не согласен с вердиктом, вынесенным следователем. К тому же открылись новые обстоятельства. В связи с этим появилась необходимость провести дополнительное расследование, – объяснила я.
– И что это за новые обстоятельства, вы сообщить, конечно же, не вправе, – резюмировал Пашкевич.
– Совершенно верно. Так вы согласны ответить на мои вопросы? – снова спросила я.
– Почему бы и нет? Мне скрывать нечего. Спрашивайте, – обреченно произнес Пашкевич.
– Собственно, к вам вопросов у меня немного, – призналась я. – Знаете ли вы, для чего Фирузов приехал на объект, когда там еще никого не было? Что привело его на стройку? Это главный вопрос, ответ на который мне до сих пор не удалось получить.
– Тут я вам не помощник. Мы с мужиками сами долго ломали над этим голову. Фирузов не относился к категории людей, которых принято называть трудоголиками. А тут вдруг такое рвение! В шесть утра, да еще и в праздничные дни инженеру на объекте делать было нечего.
– Он не сообщал вам о своем намерении? Не просил приехать на стройку пораньше?
– Последний раз я виделся с Фирузовым за несколько дней до его смерти. Он приезжал на объект проверить, укладываемся ли мы в график. Бригада работы выполняла исправно, поэтому и отчет был короткий. Новых встреч он мне не назначал и особых распоряжений тоже не давал. Это могут подтвердить все мужики из моей бригады. Хотите, спросите у них, – предложил Пашкевич.
– Что-то в поведении Фирузова показалось странным вам или кому-то из бригады?
– Да нет. Все было как обычно.
– А у вас к Фирузову были вопросы?
– Вы имеете в виду по объекту? Да тоже ничего особенного.
– А насчет того, в каком крыле сначала производить работы, – уточнила я.
– Что, уже наслышаны о том, как нас из южного крыла в северное гоняли? – усмехнулся Пашкевич.
Я утвердительно кивнула, а он продолжил:
– Вопрос там ерундовый был. И косяк, между прочим, инженера нашего. Это он прошляпил. Вовремя с заказчиком не обговорил детали. Заказчика в таких случаях заранее на объект приглашают, чтобы он воочию, на реальных размерах убедился в правильности чертежных расчетов и дал добро на возведение внутренних перегородок. Учесть нюансы, так сказать. С прежним инженером таких проколов не случалось, вот мы и начали перегородки возводить. К тому моменту, как заказчик приехал, добрую половину работы сделать успели. Он приехал, посмотрел и решил, что слишком тесно получается. Фирузов заверил его, что исправить это не проблема. Нас перебросили в северное крыло, а инженер занялся согласованием изменений, вносимых в проект. Бригада, конечно, недовольна этим была.
– Если подобное – обычная практика, чем были недовольны строители? – спросила я.
– Фирузов заявил, что выполненные работы в оплату не зачтет. Прежний инженер так бы не поступил. Для заказчика это копейки, а мужики зарплату за полмесяца потеряли. А их и вины-то в промашке не было.
– Отчего же Фирузов не сделал так, как обычно решал этот вопрос прежний инженер? Быть может, это от незнания? Опыта в подобных делах не хватило? – предположила я.
Пашкевич бросил на меня снисходительный взгляд. Мол, что с тебя, глупой бабы, возьмешь? Я взгляд проигнорировала и снова спросила:
– В последнюю вашу встречу с Фирузовым вы именно это обсуждали?
– Знаете, Татьяна, – начал он, – я ведь в этой бригаде и за прораба, и за бригадира, и за парламентера. У меня текучки кадров нет. Мужики со мной кто десять, кто двенадцать, а кто и все двадцать лет работают. Если какие вопросы спорные возникают, вот вроде этого, кого решать их отправляют? Пашкевича! Так что беседа наша не была исключительным случаем, скорее закономерным.
– Тогда у вас должно быть свое мнение насчет того, почему Фирузов принял решение не платить рабочим, – настаивала я.
– Естественно, оно у меня есть. Только озвучь я его, вы же меня первая в убийцы главного инженера и запишете. Скажете, что давняя вражда у нас и убил я его на почве постоянных разногласий. А я уже по горло сыт подобными обвинениями, – с горечью в голосе произнес Пашкевич.
– Вы все же попытайтесь, – попросила я. – Тем более что свою порцию недовольства вы уже получили. Одним больше, одним меньше, разница невелика.
– Ладно, так и быть, выскажусь, – согласился Пашкевич, – но только потому, что противно все это. У нас, в России, всегда так: пока жив человек, так любую грязь на него вылить готовы, а как умер, так к лику святых приставить норовят! А за что, спрашивается, этого Фирузова превозносить? Мое мнение такое, что, как был он при жизни дерьмом, так и после смерти им остался. Можно сказать, человечеству крупно повезло, что недолго он пожил, а то бы таких бед наворотить успел, мама, не горюй!
Признаться, меня ошеломил подобный поворот. Стараясь не подать вида, я поинтересовалась:
– Вы имеете в виду какие-то конкретные поступки или говорите о характере Фирузова?
– До его характера мне дела нет. Если бы он на работе не отражался, мне вообще наплевать было бы, будь он хоть каким уродом. Но он с людьми совсем не считался. Такому коллегу подставить – милое дело! Знаете поговорку «мягко стелет, да жестко спать»? Вот это про Фирузова, – уверенно произнес Пашкевич. – И лизоблюд еще тот! При начальстве он паинька. Голоса не повысит, вежливый, культурный, а как один на один с человеком останется, так хоть уши затыкай.
– На чем основано ваше утверждение, что Фирузов коллег подставлял? – остановила я поток возмущения.
– Об этом вы у Сереги Развального спросите, – бросил Пашкевич. – Думаете, он просто так объект бросил? Да Серега за каждый объект как за родное дитя переживал! А тут вдруг в один день собрался, только его и видели. Даже попрощаться не зашел.
– Вы утверждаете, что Фирузов причастен к увольнению Развального? – спросила я.
– А сами-то вы как думаете? Бывает в наши дни такое, чтобы человек без веской причины отказался и от должности, и от денег, и от привычного уклада жизни?
– Можете предъявить что-то конкретное? – допытывалась я.
– Не собираюсь я ничего предъявлять! Вам надо, вы доказательства и ищите. Мое дело сторона. Хотели услышать мое мнение, я высказался, а уж как распорядиться этим мнением, решать не мне, – не желая откровенничать, произнес Пашкевич.
Я поняла, что на эту тему прораб больше говорить не станет, и перешла к другим вопросам.
– Указание, куда складывать газобетонные блоки, вы давали?
– Не угадали. Сам Фирузов командовал. Ему, видите ли, хотелось, чтобы площадь помещения была свободна для работ! Влез куда не следовало, вот и получил свое. Я ему сразу говорил, что надо в три ряда выкладывать. Он только отмахнулся от меня. А теперь разве докажешь, что это его распоряжение было? Да и какая, в сущности, разница? Я с себя вины не снимаю. Надо было настоять на своем или по-тихому блоки переложить, как мы обычно делали. А я в бутылку полез. Обиделся, что Фирузов при ребятах мои указания оспаривать начал. Пусть, думаю, лежат. Вот развалится его пирамида, материал попортится, тогда я ему и напомню, кто в этом виноват. Кто ж мог предположить, что так все обернется, – тихо закончил Пашкевич.
– А забор когда ремонтировали? – перешла я к следующему вопросу.
– Вы и об этом знаете? – удивился прораб. – Тут-то Фирузов вообще не при делах. Это наркоши местные балуются. Там, за забором, у них что-то вроде блатхаты. Сарайчик хлипенький. Так наркоманы и алкаши со всего района в нем собираются. И участковые их гоняют, и сторожа наши, а они все равно туда возвращаются. Я Анатолию Борисовичу, директору нашему, докладывал. Просил разрешения получить на снос ветхой постройки. Да у него все руки не доходят, а без разрешения сараюшку снести не решаются. Вроде как владелец у нее имеется.
– А забор-то тут при чем? – напомнила я.
– А при том, что обитатели этого сарая время от времени со стройки кое-что приворовывают. Ущерб небольшой, а вот забор уже несколько раз чинить приходилось. Починим, починим, а они опять в том же месте листы снимут, и на стройку. Пошарят, приглядят, что утащить можно, и затихнут на несколько недель.
– Сторожа-то куда смотрят? – спросила я.
– А что сторожа? Они свое дело делают. Про дыру в заборе своевременно сообщают. Но, если начальство ничего не предпринимает, значит, все их устраивает. Это сторожам лишняя головная боль, всякий сброд со стройки гонять. Вот если бы алкаши эти что-то существенное стащить умудрились, тогда, глядишь, и решился бы вопрос с сараем, – пояснил Пашкевич.
– В тот день, когда Фирузов погиб, забор был цел?
– Разобран. Как раз перед праздниками я лично проверял его состояние, и все листы были на месте. А после того, как тело Фирузова нашли, следователь обходил территорию и обнаружил в заборе дырку. Видно, за праздники наркоши успели его «подправить».
– И последний вопрос, – заметив, что прораб стал все чаще на часы поглядывать, сказала я. – Не подскажете, для каких целей применяется подобный материал в строительстве?
Я вынула из кармана кусок пластической массы, который прихватила со стройки, и протянула его Пашкевичу. Он взял кусок в руку, помял, повертел и, вернув обратно, спросил:
– Это какой-то тест, да?
– Какой тест? – не поняла я.
– Вам лучше знать, – произнес Пашкевич. – Знания мои в области строительных смесей проверить или отпечатки пальцев получить. Я в этом не разбираюсь. Никогда в жизни криминальными историями не увлекался. Даже Агату Кристи не жалую.
– Никакой это не тест, – заверила я. – Просто хочу узнать название этого вещества и для чего оно применяется. Специальный герметик?
– Да какой герметик, Татьяна? Вы что, смеетесь надо мной? Это же обычный пластилин! – возмутился Пашкевич.
Я уставилась на серый комочек в моих руках. Пластилин? На стройке? Интересно! Быть может, я и не напрасно по ней лазила.
– Значит, вы такой материал при отделке внутренних помещений не используете? – как можно спокойнее спросила я.
– Ясное дело, не используем. С этим вопросом вам лучше в детский сад идти. Они вас просветят, как с ним обращаться и для чего применять, – приняв мой вопрос за шутку, засмеялся Пашкевич.
– Так я и поступлю, – заверила я. – Ну, что ж, не смею вас больше задерживать. Вы и так, наверное, на встречу уже опоздали. В качестве компенсации могу предложить подвезти до бара. Я на машине.
– Спасибо за предложение, но нет. Сам доберусь, – отказался Пашкевич, вставая.
Он проводил меня в прихожую, подождал, пока я дойду до подъездного тамбура, и только после этого закрыл дверь. Щелчок замка эхом отозвался в пустом подъезде.
Глава 3
Я сидела у открытого окна в своей однушке и размышляла. Во дворе раздавался гомон ребятни, опьяненной долгожданной свободой от школьной повинности. Начало лета – самая лучшая пора для школьников. Можно ни о чем не думать, никуда не спешить, а целыми днями гонять по окрестностям, сверкая босыми пятками. Это обстоятельство делало детские голоса настолько пронзительными, что счастливые крики долетали даже до седьмого этажа. У меня и у самой в начале лета настроение всегда становилось приподнятым. Видимо, подсознание срабатывало, как в детстве. Оттого и крики не приносили раздражения, как в хмурые осенние дни.
От Пашкевича я направилась прямиком домой. Для начала информации было достаточно. Теперь требовалось суммировать полученные сведения и решить, стоит ли копаться в этой истории. Признаться честно, личность Дениса Фирузова уже вызвала мой интерес. Слишком противоречивые отзывы давали о нем те, кто был знаком с ним лично.
Вот, например, Могильников. Уж как он тепло о друге своей юности отзывался! А копнуть немного глубже, так ни в те давние времена, ни в настоящем он Фирузова и не знал толком. Наделил его положительными качествами и наслаждается тем образом, который сам для себя создал. Ну, скажите на милость, разве можно назвать другом человека, который за столько лет ни горем, ни радостью с тобой не поделился? Ни совета не спросил, ни в жилетку не поплакался. Не человек, а робот какой-то! А вот поди ж ты, для Могильникова он чуть ли не Дон Кихот.
Или директор компании, Анатолий Борисович. Вроде и положительно о Денисе отзывался, и работой его доволен был, и подающим надежды считал, а репутацией своей жертвовать не стал. Замял дело, будто и не о человеческой жизни речь шла. Списал все на халатность самого Фирузова и забыл о нем, как о незначительном эпизоде в своей жизни. А между прочим, когда у самого форс-мажор произошел, кто его выручил? Тот же Фирузов. Понятное дело, что отношения у них чисто деловые были. Для более близких отношений слишком мало времени они вместе проработали. Опять же, со слов Могильникова, директор сильно помог с похоронами. Но родственников Фирузова искать не кинулся. Да и о потере Дениса, как ценного работника, не особо скорбел.
А прораб Пашкевич о Денисе мнения невысокого как в моральном, так и в профессиональном плане. И работу он, по его мнению, не особо любил, и к людям неважно относился. И как начальника ценил недорого. Вот уж действительно, сколько людей, столько и мнений. Каково же твое мнение, Танюша? На этот вопрос я ответ дать пока не могла.
В самом происшествии меня настораживало несколько моментов. Первое – это нетипично ранний визит Фирузова на стройку именно в тот день, когда произошло несчастье. Конечно, жизнь порой преподносит сюрпризы и не всегда эти сюрпризы приятными оказываются. В кои-то веки решил человек серьезно за работу взяться, а тут раз, и кирпич на голову. Заленился бы инженер, глядишь, и жив был бы. Но это в том случае, если голова его совершенно случайно оказалась в неподходящее время в неподходящем месте.
Второе – неохраняемый лаз в ограждении. То, что начальство не торопилось разобраться с обитателями сарая, было понятно. Возиться с отбросами общества никому неохота. Куда проще потребовать от сторожей повысить бдительность и несколько раз за период строительства дать распоряжение заделать брешь в заборе. Но вот то, что в день гибели инженера любой мог беспрепятственно попасть в здание и так же беспрепятственно его покинуть, наводило на размышления.
Третье – странные обстоятельства увольнения главного инженера Сергея Развального. В этом случае слова прораба попали в точку. Никто из здравомыслящих людей без особой нужды не станет отказываться от такого хлебного места. А он и репутацией пожертвовал, и деньгами, и положением. Почему? Что заставило его поступить подобным образом? На этот вопрос мог ответить только сам Развальный.