Роман с Джульеттой Мельникова Ирина

Глава 12

Погода стояла отвратительная. Дождь вперемешку со снегом и резкий ветер. Алина остановила машину на стоянке возле супермаркета, метров за триста от собора. И некоторое время тщетно пыталась заставить себя выйти из машины. Выкурила сигарету, нажала на кнопки мобильного телефона, проверяя, нет ли пропущенных вызовов, хотя все нежелательные номера были заблокированы, а желательных пока не наблюдалось. Она вздохнула и выключила телефон. Как ни крути, а идти надо…

Порывом ветра закрутило полы пальто, она сразу же озябла и поспешила к собору, придерживая рукой шляпку на голове. Дорогу ей преградила толпа старушек и пожилых женщин в платках и темных одеяниях. Они толпились у ворот храма, но внутрь церковного двора почему-то не проходили.

– Что происходит? – спросила она у старушки, которая оказалась к ней ближе всех.

Та деловито высморкалась и недовольным голосом сообщила:

– Чего удумали! Охрану выставили! Отродясь такого не бывало, чтоб в храм господний не пущщали! Совсем совесть потеряли! И отец Иннокентий туда ж!

Бабки вокруг возбужденно заговорили, обращаясь все разом к Алине, то ли искали у нее сочувствия, то ли просто обрадовались поводу высказать обвинения в адрес батюшки, посмевшего держать их на холоде вместо того, чтобы открыть двери храма для прихожан.

Из их гневных выкриков Алина ровным счетом ничего не поняла и, приподнявшись на цыпочки, вытянула шею, чтобы разглядеть, что происходит в церковном дворе. Похоже, ворота были заперты изнутри, а на крыльце собора стояли два высоких молодых человека в длинных черных пальто. У одного в руках виднелась рация, и он, слегка отвернувшись, что-то говорил в микрофон, второй же, заложив руки за спину, с невозмутимым видом взирал на толпу.

«Понятно, – подумала Алина, – кто-то из местных шишек приехал грехи замаливать». И она уже отступила назад, намереваясь вернуться в машину. Но тут двери собора распахнулись, молодые люди сбежали вниз по ступенькам, и толпа у ворот облегченно вздохнула. Старушки принялись креститься и бормотать что-то синими от холода губами. Видно, благодарили господа, что услышал их молитвы.

Из дверей показалась группа мужчин, одетых во все черное. На крыльце они остановились, как по команде повернулись и перекрестились на икону при входе в храм. Затем столь же дружно надели шляпы и кепки и стали спускаться по ступеням. Толпа верующих качнулась вперед, увлекая за собой Алину. А стоявшая рядом старушка бойко заработала локтями, освобождая себе дорогу, и тем невольно помогла Алине оказаться на пару метров ближе к церковной изгороди. Сквозь чугунную решетку она наблюдала, как мужчины миновали церковный двор, но прошли не к воротам, а через побитый заморозками газон к небольшой калитке. За ней впритык к забору стояли три иномарки. Очевидно, к ним они и направлялись.

– Ишь, бандюки! – с осуждением покачала головой уже знакомая ей бабулька. – Грехи замолили и опять за свое!

– Бандюки? – удивилась Алина. – Откуда вы знаете?

– А кто ж оне? – удивилась бабулька и мелко захихикала, явив миру новенькую вставную челюсть. – Оне теперича так и ходют, сама в кино видела…

Она говорила что-то еще, но Алина уже ее не слушала, забыв на время и о холоде, и о мерзости, что, не утихая, падала с неба.

Один из мужчин, тот, что шел первым, замедлил у калитки шаг и, открыв ее, посторонился, пропуская остальных. При этом он снял шляпу, вытер лицо носовым платком и тотчас надел ее опять. Но ей хватило пары секунд, чтобы узнать его. Седые волосы, широкие плечи… Это ж Илья, тот самый Илья, к которому она обратилась за помощью у необъятной лужи… Сердце ее екнуло и забилось быстро-быстро. Если Илья здесь, то наверняка Мистер Икс тоже в этой компании. Ей крайне не понравилась своя реакция: она уже тянула шею, чтобы разглядеть, что происходит возле калитки. Но тут распахнулись створки ворот, и толпа устремилась к храму, увлекая ее за собой.

Поднявшись на крыльцо собора, Алина оглянулась: иномарки исчезли. За шарканьем ног и бормотанием старух она не расслышала шума моторов. И снова вздохнула. И слава богу! Был ли там Мистер Икс или кто-то не менее важный, какое ей, спрашивается, дело? И все же под ложечкой засосало. Верно, ее все-таки задело, и гораздо сильнее, чем нужно, бабкино замечание про «бандюков». Было ли это сказано сгоряча, или старуха действительно что-то знала об этой компании, Алина выяснять не собиралась, но подумала, что бабкины слова наверняка недалеки от истины.

Из церкви она направилась в театр, и всю дорогу ее не оставляло беспокойное чувство. Она старалась думать о предстоящем разговоре с Карнауховым, но мысли вновь и вновь возвращались к Илье. Нет, он совсем не походил на «бандюка», но разве она не ошиблась, приняв когда-то Степана за порядочного человека? А те в придорожном кафе, кого она посчитала чиновниками или начальниками средней руки, разве не могли они с тем же обожанием взирать на местного криминального авторитета, который платит им более щедро, чем родное государство? Но, может быть, она не права, и Мистера Икса возлюбили по другой причине, не связанной с криминалом? Конечно, в это верилось с трудом. В наше время только денежный интерес способен заставить чиновников столь ласково и нежно кому-то улыбаться…

Она резко вывернула руль, чтобы не столкнуться с вынырнувшей из-за угла иномаркой, и выругалась про себя. Черт! Лихой водитель чуть не задел ее «Жигули». И тогда она приказала себе не забивать голову всякой ерундой. У нее своих забот выше крыши, и нет ей никакого дела ни до Ильи, ни до его хозяина.

Она миновала Дворец культуры и свернула на боковую улочку, чтобы сократить дорогу к театру. Здесь ее обогнал крутой, сверкавший, как новая монета, внедорожник. Из-за него она вынуждена была прижаться к тротуару и чуть было не зацепила бордюрный камень. У Алины окончательно испортилось настроение. Что за невезуха сегодня! Сплошные иномарки на ее бедную голову!

Внедорожник свернул влево, Алина вправо и остановила «жигуль» при въезде на задний двор театра. Она закрыла машину и почти бегом направилась к уже знакомому крыльцу. На вахте вместо Карины Борисовны дежурил старик с сивыми, но по-гусарски торчащими вверх усами. Поверх старенькой кацавейки он накинул пуховую шаль и неодобрительно посмотрел на Алину, когда она появилась на пороге.

– Дверь плотнее прикройте! Дует! – буркнул он сердито. – Здесь вам не улица!

– Простите! – Алина хотела снять шляпку, чтобы стряхнуть с нее влагу, но не посмела, чтобы старик снова ни вспомнил про улицу. Правда, от мокрых следов, которые оставляли ее сапоги, она никак не могла избавиться, и, оттого чувствуя себя виноватой, подошла к вахтеру. Странное дело, но перед вахтерами она всегда испытывала робость, вероятно, это пошло со студенческих времен.

Алина приказала себе не распускаться и решительно направилась к стойке. Старик пробуравил ее бледно-голубыми глазками, утонувшими в складках кожи.

– Вы к кому, гражданка? – строго спросил он. – У нас здесь по пропускам.

Вчера Карина пустила ее без всякого пропуска, но Алина не стала спорить, иначе пришлось бы долго объясняться. А старик был явно из тех часовых, кто точно блюдет устав караульной службы.

– Мне к Карнаухову, – сухо ответила она. – Вчера мы встречались, и он пригласил меня уточнить сегодня кое-какие вопросы.

– Фамилия! – рявкнул вахтер и поднял трубку телефона.

– Заблоцкая, – ответила Алина.

– Подождите, – приказал он и кивнул на диванчик: – Присядьте пока.

– Ничего, я постою. – Алина расстегнула сумочку и достала паспорт. – Вот мои документы.

Старик, прижимая одной рукой трубку к уху, другой взял ее паспорт и раскрыл его на первой странице. Затем скользнул по ее лицу взглядом, снова посмотрел на фотографию и молча вернул паспорт.

– Занято, – сказал он, положив трубку на рычаг, и более настойчиво предложил: – Посидите пока на диване.

– Привет! – раздался за ее спиной знакомый голос. – Вы чего здесь топчетесь? Степаныч не пропускает?

Алина оглянулась. За ее спиной объявился Артем Полуянов. Сегодня он был в матросских клешах и в тельняшке, а в руках держал бескозырку.

– Здравствуйте, Артем. – Она пожала протянутую ей руку. – Вот к Карнаухову не могу попасть.

– Пропусти ее, Степаныч. – Полуянов подошел и встал рядом с ней. – Это же Алина Заблоцкая. Звезда российской сцены. В нашем театре будет играть.

– А я почем знаю, кто тут звезда? – проворчал вахтер. – Мне не докладывали. А Роза Артуровна третьего дня меня отчитала, что я без пропусков пускаю. Если разрешит, я хоть кого пропускать буду. А не разрешит, будете проходить на общих основаниях. Я из-за вас службы лишаться не хочу.

– Формалист ты и бюрократ, Степаныч, – рассердился Полуянов и виновато посмотрел на Алину. – Он у нас пожарным раньше служил, а теперь в вахтеры подался. Денно и нощно стоит на страже рубежей. Муха не пролетит без пропуска.

– А ты, милок, не обзывайся, не оскорбляй старика! Вам разгильдяйство, а мне эта работа не лишняя. Ты небось о пенсии еще не думаешь, а знал бы, каково на две тыщи жить? – Старик покраснел от негодования и вдруг махнул рукой: – А, проходите, бог с вами.

– Я подожду, – тихо сказала Алина, – зачем вам неприятности из-за меня?

– Я кому сказал, проходи! – неожиданно гаркнул старик. – Тут сквозняки, а ты, гляжу, уже от холода посинела совсем. Звезда!

– Пойдем, пойдем, – потянул ее за руку Артем, – а то передумает!

– Спасибо, – улыбнулась Алина старику.

– Погоди, пропуск выпишу, – пробурчал Степаныч, – отметишься в приемной, а потом на выходе мне вернешь.

– Вернем, вернем, – радостно отозвался Артем. – А твоя доброта тебе отзовется, ты меня знаешь, Степаныч, только в день получки…

– Иди уже, шалопут, – махнул рукой Степаныч, – знаю я про вашу доброту и получку. На штаны не заработаете…

Они миновали уже знакомый длинный коридор и сцену, на которой кипела работа: рабочие монтировали декорации к вечернему спектаклю, – и стали подниматься по лестнице на второй этаж.

– Ну что, удалось вчера съездить в село? – спросила Алина.

– Удалось, – улыбнулся Артем. – В такой дыре побывали. У людей даже радио нет, не то что телевизоров. Уголь и дрова по домам собирали, чтобы печь в клубе протопить. Зато зал был битком набит, и принимали нас, как в день премьеры не принимают. В основном деды да бабки, молодежь вся разъехалась… И клуб ведь старенький, после войны всем миром строили, и зал маленький, но атмосфера, скажу тебе… Пока туда добирались, устали до чертиков, замерзли, а увидели их глаза, и второе дыхание открылось! А после спектакля они столы накрыли. И закуски, и вино – все свое, домашнее! А песни какие пели! – Артем шмыгнул носом. – Леса кругом глухие, зимой, говорят, волки по улицам бегают. Школа не работает, некого учить, медпункт давно закрыт, не едут в эту глушь медики. А люди живут, держатся. И силы духа не потеряли! Летом нас приехать приглашали. Старики овацию устроили, салом накормили… А я, чего скрывать, там бы не выжил. Хаем дары цивилизации, а сами присели на нее, как нарк на иглу!

– Я тебе завидую, – вздохнула Алина, – послушала тебя, и так тоже захотелось куда-нибудь в глушь, подальше от забот и проблем. Только разве от них спрячешься? Настигнут и задавят!

– Трудно тебе будет, – мрачно сказал Артем. – Все в театре уже знают, что ты на работу приходила устраиваться. Новость намбер ван. По всем переулкам-закоулкам судачат. Косточки перемывают.

– Ты думаешь, мне это в диковинку? – Алина весело посмотрела на Артема. – Хуже, когда не замечают.

– Не скажи, наши примы о-очень возбудились. Джип на стоянке возле театра видела?

– Серебристый?

– Серебристый… Самый толстый кошелек Староковровска пожаловал. Серпухов. Пивной король. Карнаухова ломать приехал.

– Понятно. – Алина постаралась сделать вид, что это известие ее не задело. – Главный поклонник Мельпомены?

– Вернее, ее служанок, – скривился Полуянов, – хотя они себя служительницами называют. Только от перемены названия содержание не меняется.

– Понятно, – протянула Алина. – Ты намекаешь, что роли Джульетты мне не видать, как собственных ушей?

– Далась тебе эта роль! Свет на ней клином не сошелся. Сережа Марков, наш режиссер, сейчас за Грибоедова взялся, на «Маскарад» Лермонтова замахнулся. Талантливый, скажу тебе, парень. Работал пять лет в Перми. Карнаухов пригласил его в прошлом году «Мнимого больного» поставить, а он и вовсе к нам перебрался. Мы вчера о тебе говорили, так он, единственный, наверно, искренне обрадовался. Алина, говорит, Заблоцкая? С ней мы теперь горы свернем! Видишь? А ты говоришь, Джульетта! Пусть Верка Белова этой ролью подавится! А Серпухов, может, и впрямь денег на спектакль отвалит…

– Карнаухов большие ставки на «Джульетту» делает? – спросила Алина. – А труппа оправдает его ожидания?

– Посмотрим, – пожал плечами Полуянов. – От прежней труппы мало кто остался. Кто запил, кто вовремя уехал по другим театрам счастья искать. Энтузиазмом, сама понимаешь, сыт не будешь. В «Джульетте» актерам и актрисам несколько ролей приходится играть, а стражников, горожан, родню у нас студенты колледжа изображают. Есть среди них с пяток по-настоящему талантливых ребят. Карнаухов иногда берет их на роли второго плана. – Артем внезапно остановился и взял ее за руку. – Постой!

Алина остановилась.

– Что случилось?

Полуянов вытер бескозыркой лицо.

– Главное, не принимай решений с кондачка! Как бы ни повернулся твой разговор с Карнауховым, не отказывайся от работы в театре. Ты нам нужна! Твой опыт, слава! Это теперь не только твое… Ты многое можешь… – Артем говорил сбивчиво, глотая окончания слов, и все сильнее сжимал ее ладонь. – Дай слово, что останешься в театре на любых условиях…

Алина освободила ладонь и покачала головой:

– Артем, я все понимаю… И я бы согласилась на любые предложения при одном условии: будь я одинокой. Но у меня трое детей, Артем! И я хочу, чтобы они жили достойно. Не шиковали, нет, но чтобы не заглядывались на мандарины в витрине, каждый день пили молоко, и чтобы у меня не болела голова, чем их накормить и во что одеть. Оказывается, невозможно заниматься творчеством, если знаешь, что твоему ребенку хочется кушать. Поэтому ни на какие условия, которые унизят меня, прежде всего, как человека, а потом уже как актрису, я не соглашусь. Даже ради возрождения театра, ради самых возвышенных идей… Повторяю, будь я свободна, будь я одна, как перст, я бы не думала ни секунды… Увы! – Алина развела руками и улыбнулась. – Прости меня, Артем! Речь не идет о баснословных гонорарах…

– Какие тут гонорары? – усмехнулся Полуянов. – Мы даже не областной, а уездный театрик…

– Ты забыл, что этот уездный театр хорошо знают в Москве, а когда-то на его спектакли слетались стаями театралы Курска, Липецка, Орла… А какие актеры у нас начинали?

– Па-а-аберегись! – неожиданно гаркнули басом над ее ухом.

И Алина отпрянула в сторону, уступая дорогу рабочим сцены, которые пронесли мимо них статую горниста из папье-маше.

Она проводила рабочих и статую взглядом. Рабочие были кто в чем, а ступни горниста изрядно объели мыши.

– Карнаухов пригласил художника из Волгограда специально для «Джульетты», ты, наверное, знаешь Протасова, его работу номинировали на «Золотую маску». Он делал декорации к «Королю Лиру»… – Артем вздохнул. – Так вот, Карнаухов заплатил Протасову за спектакль тысячу долларов. Вернее, Серпухов заплатил, поэтому Беловой отдали роль Джульетты. Чуешь, где здесь подводные камни?

– Чую. – Сердце Алины скатилось куда-то вниз, в область коленок. Конечно, она уже поняла, что Карнаухов давно не хозяин своему слову, и все-таки на что-то надеялась… Но лучше прояснить ситуацию заранее, чем получить удар по самолюбию в присутствии людей, которые с болезненным интересом будут наблюдать за ее реакцией и надеяться – ох, как они будут надеяться! – что тем самым выведут ее из равновесия.

«Ни за что! И никогда!» – Алина стиснула кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони, но она сумела абсолютно безмятежно улыбнуться Артему.

– Спасибо, но я о чем-то подобном и сама догадывалась. Ты только подтвердил мои подозрения.

– У нас все на этом построено, – Артем нахмурился. – Только не думай, что я любитель сплетен. Просто я не хочу, чтобы всякое дерьмо помыкало тобой и диктовало тебе свои условия.

– Артем, ты меня плохо знаешь, – тихо сказала Алина. – Спасибо, конечно, за заботу и внимание, но я справлюсь. И никому не позволю помыкать собой! – Она пожала ему руку и, улыбнувшись, посмотрела ему в глаза: – Будет и на нашей улице праздник! Я тебе обещаю!

– Удачи тебе! – Он сжал ее ладонь и оглянулся. – Побегу, а то на репетицию опоздаю. «Максимку» для детей решили поставить. Между прочим, Белова и здесь в главной роли.

– С чем вас и поздравляю, – засмеялась Алина и помахала ему рукой. – Пока, артист, ни пуха тебе, ни пера! А я тоже побежала. Думаю, Карнаухов и Серпухов уже договорились!

– К черту! – отозвался Артем. – Как раз к раздаче пряников поспеешь!

Она и вправду успела. Вошла в приемную именно в тот момент, когда радостно оживленный директор пожимал руку пивному королю. Появление Алины вмиг разрушило эту идиллию. Лицо Карнаухова вытянулось, а глаза забегали.

– А-Алина Вадимовна? – произнес он растерянно. – А мы вас не ждали…

– Почему же вы меня не ждали? – произнесла она весело, направляясь к продолжавшим пожимать друг другу руки мужчинам. – Мы ведь, Геннадий Петрович, как раз вчера договорились о встрече. Или что-то изменилось за время нашей разлуки? Вот и Роза Артуровна, – Алина кивнула в сторону монументальной фигуры секретарши, застывшей возле окна с детской пластмассовой лейкой в руках, – в курсе, что вы пригласили меня для серьезного разговора.

Лицо Карнаухова пошло красными пятнами. Он перевел взгляд с Алины на Серпухова и жалобно улыбнулся:

– Вот, Юрий Борисович… Позвольте вас познакомить… Алина Заблоцкая… Алина Вадимовна… Звезда сцены… Звезда московской сцены… так сказать…

– А почему же «так сказать»? – Алина забросила на плечо свисавший прежде край палантина и перевела взгляд на Серпухова. «Длинноносый, глазки маленькие и… три подбородка. Брр! Мерзкий тип!» – все это пронеслось у нее в голове, но вслух она произнесла другое, включив свою самую очаровательную улыбку: – Юрий Борисович, видно, не в курсе, что я намерена работать в вашем театре, Геннадий Петрович?

Брови Серпухова поползли вверх. Он выдернул свою руку из ладоней Карнаухова и брезгливо вытер пальцы белоснежным платочком, затем небрежно затолкал его в карман пиджака и весьма любезно улыбнулся Алине.

– Наслышан, наслышан. – И, ловко подхватив ее под локоток, провел в кабинет директора. – Про работу в нашем театре, каюсь, не знал, но исправлюсь, сей же миг исправлюсь. – И посмотрел на Карнаухова, оставшегося за дверью. – Изволь, Геннадий Петрович, заказать в ресторане что-нибудь приличное. Коньяк, фрукты… Короче, сам знаешь! За мой счет, естественно! Мы обязательно должны выпить за столь приятное знакомство.

Он склонил голову, коснулся губами руки Алины и, вывернув шею, снизу вверх посмотрел на нее.

– На улице безобразие! Дождь, ветер, слякоть, словом, полное дерьмо с самого утра, а тут вдруг на пороге этого гадючника такая прелесть! И на душе словно солнышко взошло.

– А вы лирик! – Алина мило улыбнулась и с некоторым усилием, но освободила свою ладонь из цепких пальцев пивного короля. – Я бы попросила вас не беспокоиться. У меня вопрос к Геннадию Петровичу. – Она перевела взгляд на Карнаухова, который, схватив в охапку кожаный плащ, при этих словах Алины застыл на пороге. – Геннадий Петрович, – произнесла она строго, – никаких заказов. Я столь рано не пью и совсем недавно завтракала. Поэтому возвращайтесь в свой кабинет. А с Юрием Борисовичем мы любезно попрощаемся. Скорее всего, его ждут не дождутся в офисе.

– С чего вы взяли, что я спешу? – неподдельно удивился Серпухов. – Работа не волк, в лес не убежит.

– Вы хотите сказать, что будете присутствовать при нашем разговоре? – Алина окинула его надменным взглядом. – Но я хочу поговорить с Геннадием Петровичем один на один. Это мое право.

– Что вы, что вы! Я ни в коей мере не посягаю на ваше право, но хочу попросить вас об одолжении. – Серпухов прижал руку к сердцу. – Я – давний друг театра и знаю этого хитреца, как облупленного, – он посмотрел на Карнаухова, который терпеливо дожидался конца разговора. – Только бдительность потеряешь, тотчас всех актеров и актрис на голодный паек посадит.

– Актер должен быть злым и голодным, – огрызнулся Карнаухов. – Сытый актер почивает на лаврах и быстро превращается в наглого, самодовольного кота или кошку.

Алина хмыкнула про себя. В чем-то Карнаухов был, несомненно, прав. Сколько она знала подобных «котов» и «кошек»! Солидный достаток, признание зрителей, восторги в прессе – все это успокаивает и притупляет энтузиазм. Талант впадает в дрему, и хорошо, если не в летаргический сон…

– Только своим актерам такого не говори, – добродушно рассмеялся Серпухов, – порвут тебя, как Тузик грелку!

– Говори, не говори, – вздохнул Карнаухов, – от разговоров в кассе денег не прибавится! – Он посмотрел на Серпухова. – Так заказывать или нет?

Серпухов расплылся в улыбке.

– Желание дамы для нас закон. – И перевел взгляд на Алину. – Надеюсь, Алина Вадимовна не откажет верному рабу Мельпомены. Я приглашаю вас на ужин сегодня. Думаю, нам стоит обсудить кое-какие театральные проблемы. Вы не возражаете?

– Я пока не в курсе местных театральных проблем, – Алина посмотрела на Карнаухова, – но боюсь, что они скоро появятся лично у меня.

– На что вы намекаете? – поразился Карнаухов. – Мы же обо всем договорились?

– Но я знаю, что возникло недовольство по поводу вашего решения, – сказала Алина. – Я не хочу стать яблоком раздора с первых дней работы в вашем театре.

Карнаухов покраснел и развел руками.

– Сами понимаете, так все было неожиданно, – он покосился на Серпухова, – давайте поговорим об этом позже.

– А вы так и не ответили мне, Алина Вадимовна, – прервал их диалог Серпухов, – насчет того, чтобы вместе поужинать сегодня вечером.

– Как я понимаю, в этих стенах не принято вам отказывать. И я не отказываюсь, но давайте в другой раз, – вежливо улыбнулась Алина и села в кресло возле окна.

– Ох, а вы, оказывается, упрямая женщина. Знаете себе цену?

– Знаю, но не завышаю ее. – Алина вновь перевела взгляд на Карнаухова. – Я не претендую на роль Джульетты по той причине, что не хочу осложнять себе жизнь.

– Но почему же? – снова вклинился Серпухов, который явно не привык видеть себя в роли пассивного наблюдателя. – Я слышал, что роль Джульетты вас прославила? Поделитесь вашей славой и с нашим городом.

Алина холодно посмотрела на него.

– Я польщена, что вы в курсе театральных новостей, но повторяю, я не собираюсь осложнять свою жизнь конфликтами с актерами театра, в котором собираюсь работать.

– О боже! – воздел руки к небу Серпухов. – Какие мелочи! – И обратил свой взор на Карнаухова, который, так и не вернув плащ в шкаф, присел на краешек стула. – Геннадий Петрович? В чем проблемы?

– Будто вы не знаете, Юрий Борисович, Вероника…

– Что Вероника? – На пороге возникла хрупкая, небольшого роста женщина в тельняшке и широких холщовых штанах. В руках она держала курчавый парик, а по остаткам темного грима на лице Алина поняла, что это и есть актриса Белова, которая только что вышла из образа негритенка Максимки.

Актриса решительно прошла в кабинет, опустилась в кресло рядом с Алиной, но не удостоила ее взглядом.

«Все, начинается!» – подумала та и внутренне подобралась.

– Что здесь происходит? – требовательно произнесла Белова и обвела подозрительным взглядом растерянного Карнаухова и спокойно на нее взиравшего Серпухова. – Что вы здесь решаете?

– Вероника, ты только не волнуйся, – Карнаухов отбросил плащ на соседний стул и потянулся за пачкой сигарет, – сама понимаешь, театр выживает как может…

– Только не за мой счет! – Белова резко поднялась с кресла. – Роль Джульетты я не отдам, сколько сил и нервов на нее потрачено… Вы что, не понимаете? Это же позор! В последний момент актрису отстранили от роли! Это подло! Бесчеловечно! И чем, скажите, я хуже этой драной кошки? – Она с ненавистью посмотрела на Алину. – Только потому, что она играла в Москве? А вы видели ее игру? Я спрашиваю, вы видели? Вы что, не понимаете, там пресса была на ее стороне, телевидение… Муженек заплатил кучу баксов, и она вмиг стала звездой!

– Вероника, – угрожающе сказал Серпухов, – прекрати истерику! Алина Вадимовна только что отказалась от этой роли!

– Ага! Как же! Отказалась! – взвизгнула Вероника. – Вам, главное, чтобы зритель в театр повалил! Вам имя требуется! И вообще… – Она окинула Серпухова сердитым взглядом. – Ты-то с какой стати здесь? На свежее потянуло? На московскую звезду? Так я тебе такой звездец устрою, небо с овчинку покажется!

– Вероника! – произнес угрожающе Серпухов и тоже поднялся из кресла. – Не забывайся!

– Что не забывайся! – Вероника сжала кулаки. – Прикажешь руки тебе лизать за то, что деньги на спектакль дал! Вот я где твои деньги видела! – Вероника изобразила непристойный жест. – Засунь их себе в одно место!

– Выйди вон! – с расстановкой произнес Серпухов.

И Вероника вдруг закрыла глаза руками и опустилась в кресло. Казалось, весь боевой задор вышел из нее, как воздух из дырявого шарика.

– Господа! – Алина встала и обвела всех взглядом. – Я, по-моему, ясно сказала, что не хочу быть причиной конфликтов. – И посмотрела на Белову, которая тихо всхлипывала в своем кресле. – Вероника, успокойтесь, мне не нужна ваша роль.

Та всхлипнула громче, но рук от лица не отняла.

Серпухов подошел к ней, схватил за руку и рывком поднял из кресла.

– Пошли! – процедил он сквозь зубы. – Поговорим в машине!

Вероника с зареванным, в грязных потеках лицом испуганно уставилась на него.

– Юра! Юрий Борисович… Я ведь расстроилась… – залепетала она, стараясь освободить свою руку из его пальцев.

– Пошли! – уже угрожающе повторил Серпухов. – Я тебе покажу звездец…

– Прекратите! – поморщилась Алина. – Что за мерзости вы здесь развели? – Она встала с кресла, подошла к Карнаухову и сверху вниз посмотрела на него. – Признаю свою ошибку, Геннадий Петрович! Кажется, я не смогу играть в вашем театре. Какую бы роль вы мне ни предложили, это сразу станет источником обид и подобных истерик. Увольте меня от скандалов!

Она направилась к двери, но Серпухов, оттолкнув Веронику, в два шага настиг ее.

– Алина Вадимовна, – он попытался взять ее за руку, но Алина отвела ее за спину, – не рубите сплеча! Все, что здесь происходит, выеденного яйца не стоит! Гена, – он посмотрел на Карнаухова, – мигом за коньяком, будем по новой мосты наводить.

Алина бросила беглый взгляд на Белову. Та смотрела на нее с болезненно-жадным любопытством.

– Не стоит меня уговаривать, Юрий Борисович, – Алина презрительно усмехнулась. – Я ведь не та панацея, что вылечит театр. Нужны деньги, и большие, чтобы поднять его с коленей. Я это сделать не в состоянии. А вселять напрасные надежды не мое призвание…

Серпухов, похоже, растерялся.

– А как же ужин? – Он неожиданно робко улыбнулся. – Мы могли бы в деталях обсудить…

– Я думаю, что уже назрел повод обсудить кое с кем детали, – она кивнула в сторону Беловой, – а меня увольте. У меня другие планы и на сегодняшний вечер, и на все последующие.

И, не попрощавшись, вышла из кабинета.

– Сука! – последнее, что она услышала, прежде чем дверь захлопнулась за ее спиной. Но не поняла, относилось ли это к ней или Серпухов разразился бранью в адрес своей зареванной любовницы. Впрочем, Алину это мало взволновало. Она была в ярости и знала – если вернется в кабинет, то его обитателям мало не покажется.

Глава 13

Не помня себя от бешенства, она промчалась сквозь мрачные театральные лабиринты, не замедляя шаг, пролетела мимо вахтера, отметив краем глаза, что на диванчике сидят несколько человек. Они разом поднялись при ее появлении.

– Пропуск! – подал голос вахтер, но она уже захлопнула за собой дверь.

На улице потеплело. Дождь прекратился, стихли резкие порывы ветра, даже солнце проглянуло сквозь поредевшую пелену облаков. Крышу ее «Жигулей» покрывал тонкий слой облетевшей листвы. Она рывком открыла дверцу и тут услышала голос Артема.

– Алина Вадимовна! – окликнул он ее с крыльца.

Алина оглянулась. Полуянов поспешил к ней.

– Что случилось? – спросил он встревоженно. – Белова постаралась?

– При чем тут Белова? – буркнула Алина. – Просто я поняла, что в вашем театре мне делать нечего!

– Вы с ума сошли? – Полуянов побледнел. – Мы такие надежды на вас возлагали. – Он оглянулся на крыльцо. – Вас телевизионщики ждут… У нас сегодня прогон «Максимки». Они как узнали, что вы здесь…

– Только телевидения мне не хватало! – сухо сказала Алина. – Передайте им: никаких интервью!

– Понял! – погрустнел Полуянов. – Веское слово вставил наш пивной бочонок?

– Серпухов здесь ни при чем! Просто я кое-что забыла! – Она протянула ему руку. – Спасибо, Артем, за добрые слова и участие, но пусть ваш театр идет своей дорогой, а я своей! – Тут она заметила, что на крыльце показались два человека: девушка с микрофоном и кудлатый молодой человек с видеокамерой в одной руке и треногой – в другой.

«А, чтоб тебя!» – выругалась про себя Алина, а вслух произнесла:

– Все, пока, Артем! Дай бог, еще встретимся! – и нырнула в «Жигули».

– Жаль! – пробормотал Артем, провожая взглядом рванувшуюся с места машину. Слетевшие с ее крыши листья закружились вихрем у его ног. – Жаль! – повторил актер и сделал отмашку телевизионщикам. – Все, ребята, отбой! Смылась наша звезда!

– Дура! Дура! – вцепившись в руль «Жигулей», повторяла она сквозь зубы. – И чего на рожон полезла? Сдалась тебе эта Джульетта? – Она застонала и помотала головой, чтобы избавиться от неприятных ощущений. Что она скажет тетке, Лиде, Полине, наконец? Что она повела себя как тупица и лишилась последнего шанса получить работу? Как теперь жить? На что надеяться?

Она нажала на тормоз, прикидывая, как лучше выехать на проезжую часть: по улице на удивление плотным потоком двигались автомобили. Наконец такая возможность появилась, она повернула руль, но проехала пару метров, не больше. Мотор вдруг чихнул и заглох. И ее «Жигули» застыли, преградив дорогу рванувшемуся от светофора стаду автомобилей. Водители их сигналили, красноречиво крутили пальцами у виска. Она нервно дергала за рычаги передач, выжимала сцепление, мотор еще пару раз чихнул, и в салоне завоняло бензином.