Точка Боркманна Нессер Хокан

«Кровь не уничтожить, – говаривал Рейнхарт. – Ее просто накрывают». Кажется, он добавлял еще что-то про Одиссея, который вымыл руки в море, но что именно – Мюнстер не мог вспомнить.

Бледный дневной свет падал в гостиную через высокие окна, и в таком освещении хрупкость Беатрис стала особенно заметна. Держалась она собранно, выглядела неплохо, но оболочка была тонка. «Как лед, намерзший за одну ночь», – подумал он и понадеялся в душе, что инспектор Мёрк не растопчет его.

Задним числом он понял, что его опасения были напрасными. Инспектор прекрасно вела допрос. Она держала все нити в руках и не давала ситуации ни на секунду выйти из-под контроля. Они не обсуждали заранее, как поделят обязанности, но по мере того, как разговор продолжался, по мере того, как пустели и снова наполнялись чайные чашки и исчезало с блюда невзрачное печенье (по всей видимости, наспех купленное фрёкен Линке в ближайшем магазине), его уважение к коллеге росло.

Сам он не смог бы провести этот допрос лучше, а выпавшая ему роль оказалась приятной и неутомительной – сидеть в уголке дивана, время от времени вставляя свои вопросы.

Как раз в меру. Похоже, дело было не только в ее волосах и ее внешности. Ко всему прочему она, похоже, очень толковый полицейский.

– Как давно вы с Морисом были вместе?

– Не очень давно…

Беатрис Линке убрала с лица прядь волос. Справа налево, повторяющимся жестом.

– Пару лет?

– Мы встретились в сентябре восемьдесят восьмого. Стали жить вместе примерно год спустя.

– То есть четыре года?

– Да.

«Не очень долго?» – с удивлением подумал Мюнстер.

– Вы родились в Арлахе?

– Нет, в Гейнтце, но я жила в Арлахе с двенадцати лет.

– Однако с Морисом вы познакомились только в восемьдесят восьмом. К тому моменту он прожил там уже… шесть лет, если я не ошибаюсь?

– Арлах – не маленький город, инспектор, – проговорила Беатрис Линке со слабой улыбкой. – Не такой, как Кальбринген. Хотя, конечно, мы наверняка видели друг друга пару раз в толпе. Кстати, мы с ним говорили об этом.

– Вам известно, как он жил в те годы, которые предшествовали вашей встрече?

Она заколебалась.

– Да, – проговорила она наконец. – Кое-что мне известно. Но мы никогда не говорили об этом. Ему было неприятно вспоминать. К тому же это все уже осталось в прошлом.

– Понимаю. Никаких старых друзей, оставшихся с тех пор? Я имею в виду – с которыми он поддерживал бы отношения.

– Их немного.

– Но некоторые все же остались?

Беатрис Линке задумалась.

– Двое.

– Если вам не трудно, дайте нам, пожалуйста, их имена.

– Прямо сейчас?

– Да, если можно.

Она протянула свой блокнот, и фрёкен Линке поспешно написала пару строк.

– Телефоны тоже?

Беата Мёрк кивнула.

Фрёкен Линке ушла в другую комнату и вернулась с записной книжкой.

– Спасибо, – проговорила Беата, получив обратно свой блокнот. – Вам неприятно, что мы ворошим прошлое?

– Вы делаете свое дело, насколько я понимаю.

– Почему вы переехали в Кальбринген?

– Ну… – Беатрис Линке снова немного заколебалась. – Морис поначалу был настроен весьма отрицательно. Не знаю, известно ли вам про его отношения с Жан-Клодом, его отцом.

Беата Мёрк кивнула.

– В конце концов я его уговорила, как это ни печально. Разумеется, речь шла о работе, – надеюсь, вы понимаете. Две вакансии были выставлены одновременно, даже в один и тот же день, и мне показалось…. что это знак. Хотя Морис не был суеверен.

– Чем вы занимались в Арлахе?

– Морис работал в доме престарелых, временно замещая другого врача. Мягко говоря, не совсем его специальность. Я разрывалась между тремя-четырьмя разными школами…

– И вдруг в Кальбрингене вам обоим предложили работу вашей мечты?

– Ну, не то чтобы прямо мечту, но это обещало значительное улучшение нашего положения. И соответствовало нашему образованию, что немаловажно.

Беата Мёрк перевернула листок в блокноте и задумалась. Фрёкен Линке подлила еще чаю. Мюнстер исподтишка разглядывал двух женщин. Пытался представить Сюнн в третьем, пустом кресле, но ему это не удавалось… все три одного возраста, всплыло у него в голове, и он задумался, почему эта мысль возникла. Может быть, настала пора задать вопрос? Не этого ли ожидает от него инспектор Мёрк?

– Давайте перейдем к серьезным вещам, – предложил он. – Чтобы нам не мучить вас слишком долго, фрёкен Линке.

– Пожалуйста.

– Есть ли у вас хоть какое-нибудь представление о том, кто мог убить вашего жениха?

Вопрос, без сомнения, был поставлен довольно жестко. Он заметил, что Мёрк бросила на него странный взгляд, однако последовавший ответ звучал твердо:

– Нет. Понятия не имею.

– У Мориса были враги? – продолжила Беата Мёрк, раз уж он уже высадил дверь. – Кто-нибудь, кто по каким-то причинам его недолюбливал?

– Нет, мне кажется, его все любили.

– Конфликты? Может быть, профессиональные? – попытался Мюнстер, но фрёкен Линке только с грустью покачала головой.

– Перед тем как уйти, – сказала Беатрис Мёрк, – мы попросим вас составить список ваших ближайших друзей и тех коллег, с которыми Морис больше всего имел дело. Но, может быть, вы назовете нам самых важных людей уже сейчас?

– Тех, кто мог его убить, – вы это имеете виду?

Впервые за все это время в ее голосе появилась нотка враждебности.

– Большинство жертв гибнут от рук близких, – сказал Мюнстер. – Это трудно принять, но, к сожалению, дело обстоит именно так.

– Чего вы от меня хотите? – проговорила Беатрис Линке, и ее щеки порозовели. – Мне не приходит в голову ни одного имени… ни малейших подозрений. Я была уверена, что речь идет о маньяке… Разве не так? Он уже лишил жизни двух человек, не имеющих к Морису никакого отношения.

– Простите, фрёкен Линке, – сказала Беата Мёрк. – К сожалению, мы вынуждены задавать самые разные вопросы, и иногда они могут показаться абсурдными и даже нескромными. Во всяком случае, пообещайте, что вы свяжетесь с нами, если вам придет в голову хоть малейшая деталь, имеющая отношение к убийству.

– Странный звонок, какие-то слова кого-нибудь из его окружения, необычное поведение самого Мориса, – подсказал Мюнстер.

– Разумеется, – сказала Беатрис Линке. – Я совершенно не собираюсь критиковать работу полиции. Естественно, я, как никто, заинтересована, чтобы вы задержали преступника.

– Вот и отлично, – сказал Мюнстер. – Кстати, о коллегах. Доктор Мандрэйн… с ним Морису часто приходилось общаться? Он тоже работает в больнице.

Она задумалась.

– По-моему, приходилось. Но не слишком часто. Я точно не могу вспомнить, кто это такой, но Морис упоминал пару раз его имя.

Инспектор Мёрк записала и закусила кончик карандаша.

– Вы работает в пансионате Селдона? – спросила она.

– Да.

– В качестве социального работника?

– Нет, скорее в качестве психолога.

– Вы поддерживаете контакты с Пьером, братом Мориса?

Беатрис подошла к окну и бросила взгляд на парк, прежде чем ответить.

– Никому не удается войти в контакт с Пьером, – сказала она. – Ни одному человеку.

– Понимаю, – проговорила Беата Мёрк.

Когда они вышли на улицу, снова начался дождь, и Мюнстер без особого сопротивления принял предложение Беаты зайти в «Голубой фрегат» и выпить по бокалу пива. Правда, они накачались чаем так, что водный баланс в организме был обеспечен на несколько часов вперед, однако идея познакомиться с этим местечком ему понравилась. Если он правильно помнил, именно отсюда второй убитый, Эрнст Симмель, отправился на последнюю в своей жизни прогулку.

Он придержал ей дверь, галантно поклонившись. «Что я такое затеваю, черт побери?» – подумал он про себя.

– Интендент женат? – спросила Беата, когда они уселись за столик.

Мюнстер достал бумажник и показал ей фотографию Сюнн.

– Она красивая. Замечательно. Значит, я могу не волноваться.

– И к тому же двое детей, – добавил Мюнстер. – А ты?

– Ни мужа, ни детей, – улыбнулась Беата Мёрк. – Но это временно.

– За наше здоровье, – сказал Мюнстер и тоже улыбнулся.

– Кокаин? – переспросил Баусен.

– Во всяком случае, это ниточка, – сказал Кропке. – И она тянется к Эггерсу.

– Сомнительно, – покачал головой Мюнстер.

– Мне тоже кажется, что связь весьма зыбкая, – сказал Ван Вейтерен. – Кокаин – наркотик высших слоев, не забывайте. Я очень сомневаюсь, чтобы Хайнц Эггерс и его дружки сидели на столь… я бы сказал, изысканном препарате. Это просто не их стиль.

Баусен вздохнул:

– Однако мы все равно должны проработать эту версию. Хотя, если учесть, сколько народу сегодня сидит на наркотиках, вероятность не выше среднестатистической.

– Двое из трех? – спросила Беата Мёрк.

– Ну да, чуть побольше, признаю. И мы, конечно, должны потянуть за эту ниточку. Да нам сейчас больше особо и нечем заняться.

– Как далеко от Сельстадта до Арлаха? – спросил Мюнстер.

– Миль пятнадцать – двадцать, – ответил Баусен.

– Восемнадцать с половиной, – уточнил Кропке.

– Я только хотел убедиться, что ты следишь за нитью разговора, – сказал Баусен. – У вас есть предложения, комиссар?

Ван Вейтерен перестал вертеть в пальцах монетку.

– Есть, – ответил он – Мне кажется, чертовски важно проследить годы жизни Рюме в Арлахе – настолько детально, насколько это возможно. Я уже переговорил с Мельником, тамошним полицмейстером, и он пообещал выделить на это дело двух человек… кстати, он уже сделал это. Мельник пришлет нам рапорт, как только тот будет готов… через несколько дней, я надеюсь. В крайнем случае через неделю.

– И что? – спросил Кропке.

– Посмотрим, – ответил Ван Вейтерен. – По крайней мере, мы сможем извлечь оттуда все фамилии и сопоставить с материалами по Эггерсу и Симмелю… возможно, это задача для вас, инспектор, и вашего компьютера?

Кропке на мгновение наморщил лоб, но потом лицо его прояснилось.

– Хорошо, – ответил он. – По-моему, неплохая идея.

– Так-так, – произнес Баусен. – Как с соседями, Мосер?

Мосер стал нервно перелистывать свои бумаги:

– Мы разыскали всех, кроме двоих… двадцать шесть человек. Никто ни черта не видел. В смысле – с десяти до двух в ночь со среды на четверг. Мы ведь так решили ставить вопрос?

– Верно, – кивнул Баусен. – Мэритц считает, что смерть наступила в этом промежутке. В данном случае он не хочет уточнять… думаю, это и не представляется возможным. Да, похоже, нашему дорогому Палачу сопутствует невероятная удача. В случае с Симмелем он проходит следом за ним практически через весь город, а с Рюме он просто переходит через улицу и заходит в дом. Звонит и убивает. И никто его не видел. Никаких свидетелей…

– Кроме Муна, – напомнила Беата Мёрк.

– Да-да, – вздохнул Баусен. – Муна и Перховенса… Одному девяносто четыре года, второй был не совсем трезв.

– Ну да ничего, – сказал Ван Вейтерен. – Уверен, что мы его разыщем. Думаю, мы скоро возьмем след…

– Каков наш следующий шаг? – спросила Беата Мёрк.

Баусен полистал свой блокнот:

– Ты и…. интендент Мюнстер, например?

Мюнстер кивнул.

– Вы возьмете на себя больницу. Коллеги, сплетни, конфликты – сами понимаете. Посмотрите, что там можно выудить. Действуйте совершенно свободно.

– Отлично, – сказала Беата Мёрк.

– Кропке и Мосер… Мне кажется, мы должны расширить сферу поисков среди соседей. Обойдите квартиры в других домах вокруг парка Лейснера… инспектор составит схему. Кстати, привлеките и Банга: ему полезно будет подвигаться. Только обязательно напишите ему заранее вопросы на бумажке. И конечно, вы, Кропке, продолжите собирать сведения о годах Симмеля в Испании. Там пока ничего интересного не всплыло?

Кропке отрицательно покачал головой.

– Много всякой всячины, но ничего существенного.

– Что касается нас с комиссаром, – продолжил Баусен, – то мы тем временем вплотную займемся топором. Эксперты дают очень расплывчатые сведения, однако им кажется, что это специальный топорик для разрубки мяса, изготовленный лет десять – двенадцать назад. Мы узнали имена четырех потенциальных производителей…. и около десяти мест продажи. Звучит не слишком обнадеживающе, однако мы намерены потратить на это целый день. Ну и потом у нас остаются сын и дочь Симмеля, которые прибудут завтра. Не следует забывать о них, хотя лично я не стал бы делать на них ставку… впрочем, никогда не знаешь… Есть ли вопросы?

– Кто будет проверять друзей и знакомых? – спросил Мюнстер. – Я имею в виду, знакомых Рюме.

– Вы, – сказал Баусен. – Но начните с больницы… у вас ведь есть список?

– Может быть, стоит послать кого-нибудь в Арлах? – спросила Беата Мёрк. – Мне кажется, именно там наиболее велики шансы найти что-нибудь стоящее.

– Комиссар Мельник не потерпит вмешательства в свои дела, могу вас заверить, – ответил Ван Вейтерен. – Но это человек, который может определить возраст собачьей какашки, если на него снизойдет вдохновение.

– Ах, вот оно что! – сказала Беата Мёрк. – Он из таких…

– Кроме того, у меня встреча с двумя дамами из круга Симмеля, – сказал Ван Вейтерен. – Предвкушаю…

«Тьфу! – подумала Беата Мёрк, выйдя из полицейского участка. – Совершенно безнадежная компания!»

– Далеко до больницы? – спросил Мюнстер.

– Далеко. Придется поехать на машине.

Он огляделся. Затем занял место за одним из свободных столиков на застекленной веранде, заказал себе темного пива и разложил перед собой «де Журнаал». Вздохнув от удовольствия, он подумал, что давненько не захаживал в «Фишерманс френд».

Сделав два больших глотка, он принялся читать, что написано о его деле. Тоже не без некоторого удовольствия. На пятый день после последнего убийства текст по-прежнему занимал целый разворот. Новостей излагалось мало, теории выдвигались одна другой абсурднее, если уж пытаться их оценить… молчание полиции, похоже, начало вызывать раздражение у журналистов, и доверие к ней начало таять.

«Чего ж тут удивляться! – подумал он и окинул взглядом порт. – Чего ж тут удивляться!»

Одинокий траулер выруливал в открытое море. Море и небо были окрашены одним и тем же серым оттенком, солнечный свет не пробивался через него. Все выглядело безнадежно.

Безнадежно? На долю секунды он задумался, почему именно это слово вертелось в голове.

Он убил трех человек, и полиции, судя по всему, не удалось напасть на его след. На самом деле он не отказался бы прочесть, что говорится по этому поводу в других газетах, но они оказались раскуплены. По понятным причинам.

Он отпил еще пива, в уголках глаз выступили слезы… нет, если он правильно истолковал все сигналы, он по-прежнему в полной безопасности.

Недосягаемый и безнаказанный.

Ощущение было, пожалуй, немного странноватое, хотя, с другой стороны, именно на такое развитие событий он и рассчитывал… или все же нет? Рассчитывал ли он на что бы то ни было? Существовало ли для него это время, когда все останется позади? Представлял ли он себе, как все это будет? Этот затянувшийся эпилог… или как его еще назвать?

Он стал разглядывать чаек, которые летали кругами в вышине. Иногда они подлетали так близко, что крылья почти касались оконного стекла… Внезапно он вспомнил, как вот так же сидел на террасе и вдруг одна из чаек врезалась прямо в стекло. На полной скорости, даже не пытаясь притормозить. Видимо, она видела голубое небо за окнами на другой стороне, и смерть от удара о холодное стекло явилась для бедной птицы полной неожиданностью. Без всякого предупреждения…. как его удары топором, подумалось ему, и он довольно долго сидел, размышляя о той птице, о том отпечатке крови и внутренностей, который она оставила после себя на стекле и который он до сих пор легко мог представить. А потом подумал о той, ради которой все это было затеяно… ее смерть не была неожиданностью, она больше походила на падение созревшего плода… и о том, что теперь все закончилось. О том, что справедливость восторжествовала, и теперь она могла бы подать ему знак. И где этот знак в таком случае мог бы проявиться?

«Только в одном месте», – подумал он.

Но что же ему делать с той новой пустотой, которая сменила старую и иногда ощущалась как космос, суровый и беспредельный. Хотя и внутри него.

«Чтобы засыпать яму, я вырыл другую, – подумал он. – И новая получилась гораздо больше. Подай мне знак, Битте!»

– Потрясающее местечко! – воскликнул Ван Вейтерен, оглядываясь по сторонам.

– На террасе лучше всего, – сказал комиссар Баусен. – Сидишь и смотришь на мир сверху вниз.

Ван Вейтерен уселся. На мгновение он подумал о «Голубом фрегате». Здесь тоже было довольно пусто, но, возможно, вечерами жизнь в ресторане бурлила. Сейчас в зале находились лишь одинокий господин с газетой, сидевший у панорамного окна, да две женщины в шляпках перед сценой с роялем. Официант в черном подскочил к ним и с поклоном протянул два меню в кожаных переплетах.

– Обед, – сказал Ван Вейтерен. – Мой черед угощать. Тебе надо пополнить запасы, чтобы продержаться еще некоторое время. Работается лучше всего на сытый желудок… во всяком случае, думается.

– Да ладно, я не вчера родился, – усмехнулся Баусен.

– Я больше не могу, – сказала Беата Мёрк. – Если мне придется поговорить еще с одним врачом, то я его просто удушу.

– Пойди пока на улицу и подожди меня в машине, – предложил Мюнстер. – Я только разделаюсь с этим Мандрэйном… он появится через пять минут.

– Тот самый, который жил у Симмеля?

Мюнстер кивнул.

– Хорошо, – вздохнула Беата. – Задай ему перцу. А я пока прилягу с пледом на заднем сиденье.

– Отлично, – сказал Мюнстер.

– Меня зовут инспектор полиции Кропке, – сказал Кропке.

– Труднопроизносимое имя, – откликнулась женщина и зевнула. – Но входите, так и быть.

– Стало быть, вы были соседями четы Симмель в Лас Брочас?

– Да.

– Вы с ними общались?

– Нет, я бы этого не сказала.

– Почему?

Ее брови чуть приподнялись.

– Почему? Потому что у нас не было никакого желания с ними общаться… Конечно, мы сталкивались пару раз на каких-то вечеринках, однако в этих людях не было стиля. Мой муж, правда, вел какие-то дела с Эрнстом, а вот ее я совсем не поняла.

– Ее?

– Ну да, его жену… Грету или как ее там.

– Известно ли вам о каких-нибудь… темных делишках семьи Симмель?

– Темных делишках? Что вы имеете в виду?

– Ну, не слыхали ли вы разговоров о чем-нибудь таком… были ли у семьи враги, не занимались ли они чем-нибудь незаконным? Дело в том, что мы ищем мотив…

– Дорогой инспектор, на Лас Брочас мы не шпионим друг за другом. У нас принято уважать покой друг друга. Многие переехали туда именно для того, чтобы их оставили в покое всякие слишком умные государственные органы, которые постоянно суют нос куда не надо.

«И это называется стиль?» – подумал Кропке.

– Ах вот как, – проговорил он. – Может быть, нам бросить гоняться за убийцами?

– Вовсе нет. Делайте свое дело! За это вам платят деньги. Но честных людей оставьте в покое. У вас еще есть ко мне вопросы?

– Нет, спасибо, – ответил Кропке. – Пожалуй, с меня уже хватит.

– Фамилия и адрес? – спросил Банг.

– А это зачем? – насторожился двенадцатилетний подросток.

– Мы ведем следствие, – сказал Банг.

– Уве Клеймерт, – ответил мальчик. – Вот здесь написан адрес.

Банг записал в блокнот.

– Где вы находились вечером в среду, восьмого сентября?

– В смысле – на прошлой неделе?

– Да.

– Когда Палач зарубил Мориса Рюме?

– Да.

– Я сидел дома.

– Здесь?

– Да. Смотрел телевизор до часу ночи. А потом пошел и лег спать.

– Не заметили ничего необычного?

– Заметил. Сестра застелила мою постель.

– Ничего другого?

– Нет. Он кричал?

– Кто?

– Рюме.

– Думаю, что нет, – ответил Банг. – Во всяком случае, я первым прибыл на место и ничего не слышал. Родители дома?

– Нет, – ответил мальчик. – На работе. Они приходят после шести.

– Хорошо, – сказал Банг. – Передай им, чтобы связались с полицией, если располагают релевантной информацией.

– Реле… что?

– Релевантной. Если они слышали или видели что-нибудь необычное.

– Чтобы вы засадили Палача за решетку?

– Вот именно.

– Обещаю, – сказал Уве Клеймерт.

Банг засунул блокнот в нагрудный карман и отдал честь.

– А ты не спросишь, почему сеструха застелила мою кровать?

– Хорошо, – сказал Банг. – Почему она так поступила? Никогда ни от кого не слышал, чтобы сестра стелила ему кровать.

– Она брала мой плеер и сломала наушники.

– Ох уж эти девчонки! – вздохнул ассистент полиции Банг.

– Вы хорошо проводите время по вечерам в отеле, ты и комиссар? – спросила Беата Мёрк.

– Чудесно, – ответил Мюнстер.