Новая пьеса для детей (сборник) Танунина Ирина
Г-жа Ван Даан. Всё-таки лучше умереть от бомбы, чем в лагере.
Г-н Ван Даан. Не говори, пожалуйста, о таких вещах.
После бомбёжки Петер включает радио, пробивается музыка. Все приходят в себя.
Старик. «Есть жук. Довольно крупный пещерный жук. Голова и жвалы удлинённые, ноги тонкие, цвет светло-коричневый. Вид открыт в начале тридцатых годов в Словении. И назван в честь Гитлера. Это объясняется просто: натуралист был поклонником нацистских идей. В начале 21 века вид почти вымер. Одна особь продается в среднем за 2000 долларов. Почему? Современные нацисты мечтают иметь дома существо, названное в честь своего кумира. Во второй мировой войне погибли десятки миллионов… А для кого-то – кумир. И вот я думаю: как так? Как так?»
По радио передают речь Эйзенхауэра о высадке союзников.
Г-н Франк. Они высадились! Союзники высадились, и благополучно.
Г-жа Ван Даан. Наконец-то, Господи Боже мой.
Дюссель. В Нормандии. Я всегда вам говорил, что высадка произойдёт в Нормандии.
Г-н Ван Даан. Теперь всё наладится, Кёрли.
Марго. Я так рада!
Анна. Высадились. (Смотрит на Старика.)
Петер. Теперь они, как в тисках, да, господин Франк? Между восточным и западным фонтом.
Анна. Высадились.
Г-н Франк. Да, теперь немцам крышка.
Г-жа Франк. Анна, почему такой несчастный вид?
Анна. Ничего, мама, просто померещилось…
Г-жа Франк. Радость же! Ну, что с тобой делать? У всех радость, а она… Вспомни, сколько вокруг горя и будь довольна, что многие несчастья прошли мимо…
Анна (ещё как будто в полутрансе). А если несчастья придут позже?
Г-жа Франк. Что?
Анна. Я хочу сказать: «нет, мама». Тебе надо понять: после любого пережитого горя остается что-то хорошее. Со временем это хорошее растет, и так достигается такое какое-то равновесие… Горя не надо бояться. А счастье… Ищи счастье в себе самой, подумай о всем прекрасном, что есть в тебе и мире и будь счастлива.
Г-жа Франк. Анна, Анна, Анна… Какая же ты у меня…
Эта всегдашняя «мантра» отрезвляет Анну, она закрывает уши и убегает.
Анна. Не слушаю, не слушаю, больше не могу.
Г-жа Франк (с болью и гордостью). Какая же ты у меня… взрослая! (Этого Анна не слышит.)
11. Не будет
Петер. Ты как?
Анна. Да, вот стою и думаю, что не буду мстить Дюсселю и за подушку тоже.
Петер. Не будешь, например, красить ему лампочку?
Анна. Ага! Не буду заливать чернила в тапки.
Петер. И насыпать незаметно соль в суррогатный кофе…
Анна. …И мазать его ночью зубной пастой.
Петер. Тем более, что зубной пасты у нас давно нет… Мы сильно повзрослели с тех пор, как прятались здесь с книжкой…
Анна. Дурацкой.
Петер. Дурацкой. Обманул нас пирог, похоже, да? Уже почти полгода, как 44й, а конца войне не видно.
Анна. Ну… почти полгода ещё впереди. Посмотрим.
Петер. Ты сильно повзрослела.
Анна. Ты тоже.
Петер. Но я всё ещё такой же застенчивый.
Анна. Нет, не такой же. Меньше.
Петер. Спасибо.
Анна. Тебе одиноко?
Петер. Нет.
Анна. Нет?
Петер. Нет. (Гордо.) Я считаю себя самодостаточным человеком и ни в ком не нуждаюсь.
Анна. Жаль. То есть ясно.
Петер. Почему «жаль»?
Анна. Потому что, значит, я не могу помочь тебе.
Петер. Но ты мне помогаешь!
Анна. Чем же?
Петер. Да всем.
Анна. Хорошо! То есть ясно. А вот мне – одиноко.
Петер. Да, ладно, ты всё время смеёшься.
Анна. Ты считаешь, что слишком много?
Петер. Нет!
Анна. Нет?
Петер. Нет. У тебя красивый смех. Сразу ямочки…
Анна. Это моя единственная красота.
Петер. Нет!
Анна. Нет?
Петер. Нет. Ты очень симпатичная. Засмейся.
Анна. Глупый! Но спасибо.
Петер. Анна… а ты прямо никому-никому, даже маме, не даёшь почитать свой дневник?
Анна. Конечно! Маме – в особенности. Там есть такие места… Надеюсь, что мама никогда не прочитает.
Старик. «Дневник Анны Франк» переведен на 67 языков мира, его общий тираж превышает 75 миллионов экземпляров… Но Эдит Франк действительно так никогда и не прочитала его».
Анна. Знаешь, иногда мне кажется, что Бог испытывает меня, и будет испытывать в будущем. Я должна сделать что-то полезное и важное для людей, которые меня окружают и ничего не знают обо мне… Ой, что это?
Петер. Прости. Это у меня в животе журчит. (Смеются.)
Анна. Да, уж, прошли те времена, когда мы в убежище катались, как сыр в масле, и кривили нос от овощей.
Петер. Ну, я, положим, не кривил…
Анна. Ты – да! Ты же бочка Данаиды. (Смеются.) Я так хочу что-то оставить после моей смерти.
Петер. У тебя получится. Я уверен.
Анна. Да?
Петер. Да. Анна!.. А дай мне почитать твой дневник.
Анна. Чего? Нет!
Петер. Да!
Анна. Нет!
Петер. Да. Ну, пожалуйста.
Анна. Нет!
Петер. Ну, давай разыграем.
Анна. С ума сошёл? Как маленький.
Петер. Я очень хочу. Ну!
Анна. Ну, ладно, я тебя обставлю.
Играют в камень-ножницы-бумага. Анна проигрывает.
Анна. Ты смухлевал!
Петер. Нет!
Анна. Ну, ладно, только некоторые места. Я сама выберу. Что-нибудь… что-нибудь такое… Нет, не это…. А знаешь что, раз уж всё так, читай вот последнее!!!
Петер. «Моя литературная работа – самое важное в моей жизни – продвигается успешно». Поздравляю.
Анна. Читай.
Петер. «Потому что меня вдохновляет он».
Анна. Продолжай.
Петер. «Сегодня мы смотрели на голубое небо, ветки каштанов со сверкающими капельками воды, на ласточек и других птиц, казалось, выточенных из серебра. Мы были так тронуты, что не произносили ни слова».
Петер. Это ты сочинила? Как красиво. Особенно про каштаны. Ты будешь настоящей писательницей.
Анна. Это еще не все. Читай дальше.
Анна. Рррррррррр!
Петер. «…Петер не успокоился, пока моя голова не оказалась на его плече. Когда примерно пять минут спустя я выпрямилась, он притянул меня обратно. Это было чудесно. Так мы сидели – голова к голове. В полдевятого мы встали. Потом он вдруг сделал какое-то движение, и… не знаю точно, как, но он поцеловал меня. Где-то между волосами, щекой и ухом».
Петер. Анна. Я не могу поверить. А я думал, что никогда, никогда не смогу тебе понравиться. А ты всё так красиво сочинила!
Анна. Нет. Я не сочинила. Ты всё-таки раззява! Смотри, тут же дата.
Петер. Так это же ещё только будет. Анна… Всё это будет?
Анна. Петер, Петер, Петер… Между волосами, щекой и ухом. Ну, конечно, будет.
Старик. Анна Франк умерла от тифа в конце февраля или начале марта 1945 года. Ее тело, по всей вероятности, захоронено в общей могиле лагеря Берген-Бельзен.
2014 г.
Ирина Танунина
Я всех вас люблю
Одноактная пьеса
Действующие лица
Нина
Лена
Маша
Юля
Наташа
Этим девочкам по 13–15 лет.
Нина-2
А ей – от 7 до 10.
Все они – воспитанницы детского дома.
Пролог
Автору кажется важным, чтобы Пролог не был привязан к конкретному месту (например, к детдомовской «группе»). Пусть будет непонятно, где происходит действие.
Нина. Я не могу жить с людьми, которые меня ненавидят. Я не могу жить в ненависти. Однажды я видела, как на улице подрались две кошки. Вместо двух пушистых ласковых зверьков вдруг возник сплошной клубок ненависти. Он визжал, рычал и катился прямо на меня. Казалось, еще секунда – и меня разорвут в клочья. Я не боюсь ни кошек, ни собак, но тут мне стало так страшно, что я не смогла даже убежать. Какой-то ужас пригвоздил меня к месту. Ненависть, злоба – оказывается, я смертельно боюсь их. До такой степени, что готова была сама с визгом и рычанием броситься на этих кошек, только чтобы они перестали… Сегодня, когда все набросились на меня, я снова услышала кошачий визг. Я прямо видела, как у них отрастали когти, а глаза загорались зеленым огнем. Я не могу с ними жить. Я лучше уйду.
Картина первая
Спальня в детдомовской «группе». Входит Наташа с книгой, читает на ходу. Садится. Входит Юля.
Юля. Ты не видела мою «Алгебру»?
Наташа. Отстань.
Юля. Ты не видела мою «Алгебру»?
Наташа. Отвяжись.
Входят Лена и Маша.
Лена. Ты чего?
Юля. Где моя «Алгебра»?
Лена. А я откуда знаю?
Маша. Ты же сама ее вчера Нинке отдала.
Лена. Точно. Сама отдала, а к нам пристаешь.
Юля. А где Нинка?
Лена. А я откуда знаю?
Наташа. Внизу где-нибудь шляется, где ей быть. Невозможно заниматься, спасу от вас нет с вашей Ниной.
Юля уходит искать Нину.
Лена. А я причем?
Маша. Ну что ты сразу?
Лена. А я ничего, что ты ко мне пристала?
Наташа. Да уйметесь вы или нет? Почитать дайте!
Юля возвращается.
Юля. Нет ее там.
Маша. А у Валентины Семеновны смотрела? Она часто там сидит.
Юля. Смотрела. Нету.
Лена. Девчонки, а заметили, как Валентина Семеновна подстриглась?
Наташа. И ничего хорошего.
Лена. Нет, классно.
Маша. Слишком коротко.
Лена. Ну и что. Зато классно.
Наташа. Вот и подстригись сама так же.
Юля. Ну вспомните же, куда делась Нина. Мне же «Алгебра» нужна.
Лена. Тебе нужна, сама и ищи.
Наташа. А между прочим, ее сегодня Клавдия Ивановна зачем-то искала.
Лена. «Алгебру»?
Наташа. Ну тебя.
Маша. И этот, как его… Который шахматная секция…
Наташа. Алексей Петрович.
Маша. Во-во, тоже искал.
Юля. Слушайте, по-моему, ее на ужине не было!
Лена. Точно, не было.
Маша. А на обеде?
Наташа. Была.
Лена. Не было.
Наташа. Была. Вы еще поцапались. Помнишь, она тебя толкнула, а ты компотом облилась?
Лена. Это вчера было.
Маша. Точно, вчера.
Юля. Что же, выходит, ее весь день нет?
Наташа. В школе была.
Лена. Девчонки, а вдруг она сбежала?
Наташа. Скажешь тоже. Чего ей сбегать?
Лена. А где же она тогда?
Наташа. Шляется где-нибудь.
Маша. Так долго шляется?
Юля. Да хватит вам. Что она, дура, что ли? Зачем ей сбегать?
Лена. Может, ей воли захотелось. Сбегала же Танька из десятой группы.
Наташа. Ну ты и скажешь. Не знаешь разве, зачем она сбегала? Нинка не такая.
Юля. Не могла она сбежать. Мы бы знали.
Маша. Где же она тогда?
Молчание. Все размышляют.
Юля. Если сбежала, что-нибудь с собой взяла. Вещи какие-нибудь. Не могла же без всего сбежать.
Наташа. Точно. Давайте посмотрим, чего не хватает.
Девочки обыскивают комнату. Одна из них показывает найденную записку. Остальные сбегаются к ней. Читают записку по очереди.
Юля. Я не могу жить с людьми, которые меня ненавидят. Я не могу жить в ненависти. Однажды я видела, как на улице подрались две кошки. Вместо двух пушистых ласковых зверьков вдруг возник сплошной клубок ненависти. Он визжал, рычал и катился прямо на меня. Казалось, еще секунда – и меня разорвут в клочья.
Лена. Я не боюсь ни кошек, ни собак, но тут мне стало так страшно, что я не смогла даже убежать. Какой-то ужас пригвоздил меня к месту.
Маша. Ненависть, злоба – оказывается, я смертельно боюсь их. До такой степени, что готова была сама с визгом и рычанием броситься на этих кошек, только чтобы они перестали…
Наташа. Сегодня, когда вы набросились на меня, я снова услышала кошачий визг. Я прямо видела, как у вас отрастали когти, а глаза загорались зеленым огнем. Я не могу с вами жить. Я лучше уйду.
Пауза
Лена. Я говорила вам – сбежала!
Маша. Про кого это она? Кто на нее набросился?
Наташа. С кем это она жить не может?
Юля. Это она про нас, что ли?
Лена. Сама она кошка драная!
Маша. Не зря ее никто не любит! И воспитки не любят!
Наташа. Набросились на нее! А как сама!
Юля. А сама-то как рот откроет!
Картина вторая
Заброшенная беседка. Нина сидит, съежившись в комочек. Тихонько входит Нина-2.
Нина-2. Ты что здесь делаешь?
Нина. А тебе что?
Нина-2. Это мое место. Я прихожу сюда, когда хочется побыть одной. Когда устаю от людей. Тут никогда никого не было, а теперь ты пришла. Ты что, тоже устала от людей?
Нина. Не твое дело.
Нина-2. Дело, может, и не мое, а место мое. Уходи отсюда.
Нина. Некуда мне идти.
Читать бесплатно другие книги:
