Святая Жанна Шоу Бернард

Действующие лица

Жанна

Дофин, впоследствии король Карл VII

Архиепископ Реймский

Дюнуа – «Незаконнорожденный»

Ла Гир

Жиль де Рец – «Синяя Борода»

Герцог Ла Тремуйль

Герцогиня Ла Тремуйль

Роберт де Бодрикур

Управитель де Бодрикура

Де Пуленгей

Кошон – епископ Бовэ

Граф Уорик

Джон де Стогамбер – капеллан кардинала лорда Винчестера

Инквизитор

Жан Леметр, Ладвеню – доминиканские монахи

Жан Д’Эстивэ – каноник, прокурор

Английский Солдат

Пажи Дофина, Дюнуа и Уорика, придворные, судьи инквизиции, солдаты.

Картина первая

Солнечное утро в замке Вокулёр на реке Маас, между Лотарингией и Шампанью, весною 1429 года.

Капитан Роберт де Бодрикур – красивый, крепкого сложения военный, но – увы! – совершенно бесхарактерный, скрывает этот свой порок, пробирая своего управителя – забитого и хилого мозгляка, со скудной растительностью, которому можно дать сколько угодно лет – от 18 до 55, ибо эту породу людей, не знавших расцвета, возраст и не сушит.

И сеньор, и слуга находятся в залитом солнцем каменном зальце на первом этаже замка. Капитан де Бодрикур сидит боком у простого, крепко сколоченного дубового стола на дубовом же стуле, в правом углу сцены.

Управитель же стоит перед ним, если, конечно, так можно назвать его униженную позу, по другую сторону стола.

Позади настежь растворено окно с переплетом XIII века. Неподалеку от окна, в углу, башенка с узкой сводчатой дверцей, за которой винтовая лестница опускается во двор. Под стол задвинут приземистый табурет на четырех ножках, а под окном стоит деревянный сундук.

Роберт. Нет яиц? Нет яиц?!! Ах ты, дьявол, как это так, нет яиц?

Управитель. Да разве я виноват? Это же воля Божия!

Роберт. Не богохульствуй! Ты говоришь, что у тебя нет яиц, и смеешь винить в этом твоего Создателя?

Управитель. Но что ж мне делать? Я не умею нести яйца!

Роберт (с издевкой). Ей-богу?

Управитель. Мне самому туго приходится без яиц. Куры-то не несутся!

Роберт. Да ну? (Поднимаясь.) Послушай, ты…

Управитель (униженно). Слушаю…

Роберт. Кто, по-твоему, я такой?

Управитель. Кто вы такой?

Роберт (подходя к нему). Кто я такой? Дворянин – Роберт де Бодрикур, владелец замка Вокулёр, или же какой-нибудь погонщик скота?

Управитель. Господи, будто вы сами не знаете. Вы сильнее самого короля!

Роберт. А ты знаешь, кто ты такой?

Управитель. Нуль, ровным счетом нуль… Если забыть о том, что я имею счастье быть вашим управителем.

Роберт (загоняя его в стенку одним свирепым эпитетом за другим). Ты не только имеешь счастье быть моим управителем, но и несчастье быть самым гнусным, самым никчемным, нудным, паскудным, сопливым, болтливым болваном из всех управителей во Франции. (Делает несколько шагов к столу.)

Управитель (в страхе прижавшись к сундуку). Совершенно верно, сеньор! Такому великому человеку, как вы, я и должен казаться таким, как вы говорите.

Роберт (оборачиваясь). Опять я не прав, а?

Управитель (робко приближаясь к нему). И всегда-то вы самую невинную мысль вывернете наизнанку!

Роберт. Я и твою шкуру выверну наизнанку, если ты посмеешь говорить, будто не умеешь нести яйца…

Управитель (пытаясь возразить). Но, Господи, но, Господи…

Роберт. И слушать не хочу! Три мои берберийские курицы, да и черненькая тоже – лучшие несушки во всей Шампани. А ты говоришь, что у нас нет яиц. Куда они девались? Кто их стащил? Говори, не то я вышвырну тебя из замка, лгун ты такой-этакий! Даешь меня обкрадывать? Да ведь и молока вчера не хватило, ты разве не помнишь?

Управитель (в полном отчаянии). Помню, еще, как помню. И молока нет; и яиц нет; а завтра и вовсе ничего не будет!

Роберт. Не будет? Все хочешь украсть дочиста?

Управитель. Что вы, помилуй Бог. Да разве кто решится у вас воровать? Порчу на вас навели, колдовство…

Роберт. Ты мне зубы не заговаривай. Ступай! Принеси мне пять десятков яиц и две кринки молока еще до полудня, не то не уберечь тебе твоих костей! Я научу, как меня дурачить! (Усаживается на свое место с видом, полным решимости.)

Управитель. Говорю вам: нету у меня яиц! И не будет, хоть вы меня убейте! Покуда Дева стоит у дверей.

Роберт. Дева? Какая-такая дева? Что ты мелешь?

Управитель. Девушка из Лотарингии. Из Домреми.

Роберт (вскакивая от охватившей его ярости). Тридцать тысяч громов и молний! Пятьдесят тысяч чертей! Уж не хочешь ли ты сказать, что та самая девица, которая имела наглость добиваться свидания со мной и которую я приказал тебе отослать назад, к родителям, чтобы ее высекли, – она все еще здесь?

Управитель. Да неужто я ей не говорил, чтобы она убиралась? А она не желает, и все.

Роберт. Я не приказывал тебе ее уговаривать, я приказал тебе ее выгнать! У тебя не меньше пятидесяти стражников и дюжина здоровенных слуг, чтобы выполнить мое приказание. Уж не боишься ли ты ее часом?

Управитель. Она так уверена в своей правоте…

Роберт (хватает его за шиворот). А я вот уверен, что сброшу тебя с лестницы!

Управитель (беспомощно обвиснув у него в руках). Господи, господи! Да разве вы избавитесь от нее, если скинете меня с лестницы? (Роберт отпускает его, он падает и так и стоит на четвереньках, смиренно поглядывая с пола на своего сеньора.) Видите, вы куда увереннее меня. Но и она тоже.

Роберт. Да я просто сильнее тебя, дуралей.

Управитель. Нет, сеньор, дело совсем не в мускулах, сила у вас в характере. Она ведь куда слабее вас обоих – щупленькая девчонка, – а поглядите, мы никак не можем от нее избавиться.

Роберт. Да все вы тут мокрые курицы и просто ее боитесь.

Управитель (опасливо поднимаясь с пола). Нет, сеньор, боимся мы вас, а она, наоборот, вселяет в нас мужество. Она-то ведь ничего не боится. Может, вам удастся ее запугать…

Роберт (с угрозой). Попробую. Где она?

Управитель. На дворе, разговаривает с солдатами. Она всегда разговаривает с солдатами. Когда не молится.

Роберт. Молится! Ха! Болван, думаешь, она молится? Знаем мы этих девиц, которые любят поболтать с солдатами. А ну-ка, пусть она поговорит со мной. (Подходит к окну и сердито орет вниз.) Эй, ты там!

Голос девушки (веселый, сильный, грубоватый). Это вы меня зовете, что ли?

Роберт. Тебя.

Голос девушки. А вы и есть капитан?

Роберт. Да, черт возьми, я и есть капитан. Ступай сюда. (Солдатам внизу.) Вы, покажите ей дорогу. Побыстрее! (Отходит от окна и, вернувшись на место, усаживается с царственным видом.)

Управитель (шепотом). Она сама желает стать солдатом. Хочет, чтобы вы дали ей солдатскую одежду. Латы, понимаете. И меч! Ей-богу! (Пробирается к Роберту за спину.)

В дверях башни появляется Жанна. Это здоровая деревенская девушка, прилично одетая в добротное красное платье. У нее необыкновенное лицо. Глаза широко расставлены и чуть-чуть выпуклы, как это часто бывает у людей с очень богатым воображением; нос скорее длинный, но изящный, с раздувающимися ноздрями; верхняя губа короткая, рот твердый, со слегка припухшими губами; красиво очерченный, воинственный подбородок. Она с волнением подходит к столу, радуясь, что ей наконец удалось пробиться к Бодрикуру, полная надежд на успех. Его нахмуренное лицо не в силах ее ни смутить, ни оттолкнуть. Голос у Жанны обычно веселый, заразительный; в нем слышится такая вера в себя, что ей трудно противостоять.

Жанна (небрежно приседая). С добрым утром, сеньор капитан. Послушайте, вы должны мне дать коня, доспехи и стражу и послать к дофину. Так повелел Всевышний.

Роберт (с негодованием). Повелел? Мне? Какой такой Всевышний? Ступай к нему и скажи, что я не его вассал – я полноправный владетель Бодрикура и не подчиняюсь никому, кроме короля.

Жанна (умиротворяющим тоном). Ну да, никто ничего и не говорит. Всевышний – он и есть царь, только Царь Небесный.

Роберт. Девчонка, видно, совсем спятила. (Управителю.) Что же ты меня не предупредил, болван?

Управитель. Молю вас, не сердите ее, дайте ей то, что она просит!

Жанна (нетерпеливо, но еще дружелюбно). Да все вы поначалу говорите, что я спятила, а потом все равно меня слушаетесь. На то и воля Божия, чтобы вы делали то, что Он мне внушил.

Роберт. Господь внушил, чтобы я отправил тебя к отцу, а тот тебя запер и выбил из тебя дурь.

Жанна. Вам только кажется, что вы так поступите. А на самом деле все будет совсем по-другому. Вот вы говорили, что меня к себе не пустите, а чем это кончилось? Я тут как тут!

Управитель (с мольбой). Видите, что получается!

Роберт. Ты лучше помалкивай.

Управитель (униженно). Слушаю.

Роберт (Жанне, с кислой усмешкой, но уже без прежней уверенности). Значит, это ты заставила меня тебя принять?

Жанна (ласково). А кто же?

Роберт (чувствуя, что он вынужден отступить, изо всех сил бьет обоими кулаками по столу и, выпятив грудь, пытается хоть таким путем избавиться от неприятного, но давно знакомого ему ощущения собственной слабости). Вот увидишь. Я сейчас покажу тебе свою волю!

Жанна (поспешно). Пожалуйста, показывайте. Лошадь обойдется всего в шестнадцать франков. Это, конечно, большие деньги, но я постараюсь истратить поменьше на доспехи. Можно обойтись и солдатскими латами. Они будут мне как раз впору, я выносливая, на кой мне сдались богатые доспехи, такие, как носите вы! Да и много солдат мне не надо. Дофин мне даст их столько, сколько нужно, чтобы снять осаду с Орлеана.

Роберт (вне себя от изумления). Снять осаду с Орлеана?!

Жанна (простодушно). Конечно, а что же, по-вашему, повелел мне Всевышний? Хватит, если вы дадите мне хотя бы трех солдат, – если они люди хорошие и будут со мною ласковы. Да ведь кое-кто уж пообещал со мной поехать. Полли, Жак…

Роберт. Полли? Ах ты, девчонка, как ты смеешь так называть рыцаря Бертрана де Пуленгея?

Жанна. Да ведь Полли так зовут его же друзья, я и не знала, что у него есть другое имя. А Жак…

Роберт. По-видимому, речь идет о господине де Метце?

Жанна. Наверно. Жак поедет с охотой, он – добрый, всегда дает мне деньги для бедных. Не откажутся и Жан-Спасибог, и Дик-Стрелок, да и слуги их тоже: Жан из Орекура, Жулиан… Вам это не составит никаких хлопот, я все устроила, дайте только приказ…

Роберт (разглядывая ее с немым изумлением). Будь я проклят!..

Жанна (с невозмутимым благодушием). Зачем же? Господь милостив, а святая Екатерина и святая Маргарита, которые беседуют со мной чуть не каждый день (у Роберта от удивления отвисает челюсть) тоже замолвят за вас словечко… Вы непременно попадете в рай, и ваше имя останется в веках, как имя первого моего пособника.

Роберт (управителю, еще расстроенный, но уже меняя тон). Она говорит правду насчет господина де Пуленгея?

Управитель (услужливо). Правду, чистую правду, и насчет господина де Метца тоже. Оба они желают с ней ехать.

Роберт (задумавшись). Та-а-ак… (Подходит к окну и кричит во двор.) Эй! Вы там! Пошлите ко мне господина де Пуленгея! (Оборачивается к Жанне.) Ступай и обожди во дворе.

Жанна (радостно улыбаясь). Слушаюсь, начальник. (Выходит.)

Роберт (управителю). Ступай за ней и ты, безмозглый дурак! Не уходи далеко, жди, пока тебя кликнут, и не спускай с нее глаз. Я ее опять позову.

Управитель. Ради бога, сделайте это, сеньор. Подумайте о ваших курах – ведь это лучшие несушки во всей Шампани…

Роберт. А ты подумай о моем сапоге и убери от него подальше свою задницу…

Управитель поспешно ретируется и сталкивается в дверях с Бертраном де Пуленгеем – малокровным французом лет 36, на службе у начальника военной полиции. Он мечтателен, рассеян, редко пускается в разговоры, если его ни о чем не спрашивают, да и тогда отвечает нехотя и не сразу, – словом, это – полнейшая противоположность самонадеянному, крикливому, по виду деятельному, а по существу безвольному Роберту. Управитель, уступив ему дорогу, скрывается за дверью. Пуленгей отдает честь и стоит, ожидая приказаний.

Роберт (приветливо). Я тебя звал не по делам службы, Полли, а по делам дружбы. Садись. (Зацепив ногой под столом табурет, толкает его к собеседнику.)

Пуленгей с облегчением входит в комнату, ставит табурет между окном и столом и меланхолически усаживается.

Роберт, присев на край стола, завязывает дружескую беседу.

Роберт. Послушай, Полли. Мне надо поговорить с тобой по-отечески. (Пуленгей поднимает на него глаза, но не произносит ни слова.) Речь идет об этой самой девице, которой ты, кажется, интересуешься… Я ее видел. И даже с ней говорил. Во-первых, она сумасшедшая. Но это не важно. Во-вторых, совсем она не крестьянка. Она – городская. А это плохо. Знаю я их породу: отец ее приезжал сюда в прошлом году депутатом от своей деревни для участия в какой-то тяжбе. Он там у них фигура. Не какой-нибудь батрак. Или механик. У такого обычно двоюродный брат – судейский или священник. Властям от них приходится солоно. Тебе, небось, кажется, что ты можешь заморочить девчонке голову, будто везешь ее к дофину, ищи ее потом! Но если ты ее испортишь, мне не обобраться хлопот! Дружба дружбой, Полли, но ты ее не тронь!

Пуленгей (медленно). Я скорее решился бы тронуть Святую Деву.

Роберт (слезая со стола). Но она утверждает, что ты, Дик и Жак обещались с ней куда-то поехать. Надеюсь, ты не станешь меня уверять, будто принял всерьез ее бредни насчет дофина?

Пуленгей (медленно). В ней что-то есть. Наша солдатня, ты знаешь, не больше церемонится в выражениях, да и в мыслях у них святости маловато… Но ни разу никто и виду не подал, что она женщина. В ее присутствии теперь даже не ругаются. В ней что-то есть. Ей-богу, есть.

Роберт. Помилуй, Полли! Возьми себя в руки. У тебя и раньше не хватало здравого смысла, но это уж слишком! (Отходит от него с отвращением.)

Пуленгей (нимало не уязвленный). А какой толк от вашего здравого смысла? Если бы он и в самом деле у нас был, мы давно бы перешли на сторону англичан и герцога Бургундского. У них в руках полстраны, до самой Луары. Они держат Париж. Они – хозяева и этого замка, – ты-то ведь знаешь, что сидишь тут только с дозволения англичан. Дофин в Шиноне, загнан как крыса в угол, – только крысы кусаются, а он смирный. Мы даже не уверены, что он и в самом деле дофин, – мать его утверждает обратное, а ей лучше знать. Нет, только подумай, королева объявила собственного сына незаконнорожденным!

Роберт. Что поделаешь, в награду она выдала дочь за английского короля.

Пуленгей. Да я ее и не виню. Но дофин впал в полное ничтожество. Англичане возьмут Орлеан; Дюнуа им не помеха. Его солдаты деморализованы, а он не может творить чудеса. Вы мне поверьте: ничто нас не может спасти, кроме чуда.

Роберт. Кто же станет возражать против чудес! Беда в том, что в наши дни они не случаются.

Пуленгей. Я и сам так думал. А вот теперь… (Поднимается и задумчиво подходит к окну). Чем черт не шутит?.. В этой девушке что-то есть…

Роберт. Вот оно что? Ты веришь, что девушка умеет творить чудеса?

Пуленгей. Я верю, что девушка сама по себе в некотором роде чудо. И как ни вертись, это – наш последний козырь. Лучше пойти с него, чем бросать карты на стол. (Бродит по комнате и приближается к башенке.)

Роберт (колеблясь). Это ты серьезно?

Пуленгей (оборачиваясь). А что нам еще осталось?

Роберт (подходя к нему). Послушай, Полли. Будь ты на моем месте, ты позволил бы какой-то девчонке обставить себя на шестнадцать франков?

Пуленгей. Я сам заплачу за лошадь.

Роберт. Ты?

Пуленгей. Да, я готов нести материальную ответственность за свои убеждения.

Роберт. Ты рискнешь шестнадцатью франками, поставив на несбыточную надежду?

Пуленгей. Риска нет.

Роберт. А что же есть?

Пуленгей. Это – игра наверняка. Ее слова и пламенная вера зажгли даже меня.

Роберт (видя, что его не переубедишь). Фью! Ты такой же сумасшедший, как и она.

Пуленгей (упрямо). Нам сейчас нужно хоть несколько сумасшедших. Погляди, до чего довели нас разумные!

Роберт (его нерешительность явно побеждает). Ты так уверен…

Пуленгей. …что согласен сам свезти ее в Шинон, если ты не будешь чинить мне препятствий.

Роберт. Ну, это нехорошо! Ты сваливаешь на меня ответственность!

Пуленгей. Ты ее все равно несешь, как бы ты ни решил.

Роберт. В том-то и беда! Пойми, в какое я попал положение. (Делает обходной маневр в надежде, что Жанна решит за него.) А тебе не кажется, что мне стоит поговорить с ней еще разок?

Пуленгей (поднимаясь). Да. (Подходит к окну и кричит.) Жанна!

Голос Жанны. Он нас пустит, Полли?

Пуленгей. Поднимись наверх. (Роберту.) Оставить вас вдвоем?

Роберт. Ни в коем случае!

Пуленгей усаживается на сундук, Роберт возвращается к своему креслу, но стоит возле него, чтобы ему было легче напыжиться. Входит Жанна, радуясь добрым вестям.

Жанна. Жак согласен дать половину за лошадь.

Роберт. Ну, знаете!.. (Опускается в кресло в полной растерянности.)

Пуленгей (без улыбки). Садись, Жанна.

Жанна (чуточку смущена, глядя на Роберта). Можно?

Роберт. Делай, что тебе говорят. (Жанна приседает и усаживается на табурет между ними обоими. Роберт прикрывает свое малодушие самым что ни на есть властным тоном.) Как тебя зовут?

Жанна (охотно). В Лотарингии все меня звали Женни. А здесь, во Франции – Жанной. Солдаты называют меня – Дева.

Роберт. Фамилия?

Жанна. А что это такое? Отец иногда зовет себя д'Арк – почему, не знаю. Вы ведь видали моего отца. Он…

Роберт. Да, припоминаю… Ты из Лотарингии?

Жанна. Какая разница? Мы тоже говорим по-французски.

Роберт. Не задавай вопросов. Твое дело отвечать. Сколько тебе лет?

Жанна. Говорят, семнадцать. Может, и девятнадцать. Не помню.

Роберт. Что это за россказни, будто с тобой чуть не каждый день беседуют святая Екатерина и святая Маргарита?

Жанна. Это правда.

Роберт. Они с тобой разговаривают так, как разговариваю с тобой я?

Жанна. Ну нет, совсем не так. Но не надо говорить о моих голосах.

Роберт. О каких это таких голосах?

Жанна. Я слышу голоса, которые говорят, что мне нужно делать. Это от Бога.

Роберт. Это от твоего возбуждения.

Жанна. Конечно. А как же без него узнать волю Божию?

Пуленгей (Роберту). Шах и мат.

Роберт. Ничего подобного! (Жанне.) Значит, это Бог призывает тебя снять осаду с Орлеана?

Жанна. И короновать дофина в Реймском соборе.

Роберт (не веря своим ушам). Короновать до… Господи Иисусе!

Жанна. И выгнать англичан из Франции.

Роберт (язвительно). Всего-навсего?

Жанна (с обольстительной улыбкой). Пока что да, благодарю вас!

Роберт. Ты думаешь, что снять осаду – это все равно как выгнать корову с огорода?.. Ты думаешь, что воевать может каждый дурак?

Жанна. Да не такое это трудное дело, если Бог на вашей стороне. Правда, многие военные уж больно глупы…

Роберт (мрачно). Глупы! А ты видела, как воюют англичане?

Жанна. И они только люди. Бог создал их по нашему подобию, но дал им собственную страну и собственный язык. Он не велел им приходить в нашу страну и говорить на нашем языке.

Роберт. Кто тебе набил голову такой чепухой? Разве ты не знаешь: солдаты подчиняются своему феодалу, какая им разница, кто он такой – король английский или король французский?

Жанна. Все мы подданные одного и того же Царя Небесного, Он даровал нам нашу родину и наш язык, и повелел нам хранить их неукоснительно. А иначе как же можно убивать в бою? Ведь тогда это убийство, и вам грозила бы геенна огненная!

Пуленгей. Гиблое дело, Роберт. Она тебя совсем забьет.

Роберт. Посмотрим. (Жанне.) Чего нам вдаваться в богословие, поговорим о делах житейских. Я тебя спрашиваю: ты когда-нибудь видела, как дерутся англичане? Как они грабят, жгут, превращают весь край в пустыню? Слышала рассказы об их Черном Принце, чья душа чернее, чем у самого дьявола? А об отце нынешнего их короля?

Жанна. Не бойся, Роберт…

Роберт. Будь ты проклята, разве я трус? И кто тебе позволил звать меня Робертом?

Жанна. Вам дали это имя в храме. Все остальные имена – не ваши: они либо вашего отца, либо вашего брата, либо еще чьи-то.

Роберт. Ха!

Жанна. Нет, лучше вы меня послушайте! В Домреми, когда туда пришли англичане, нам пришлось бежать в соседнюю деревню. Троих солдат ранило, и англичане бросили их там на произвол судьбы. Я их видела: у этих бедняг не было и вполовину моей силы. Слышала я и про Черного Принца. В тот час, когда нога его ступила на нашу землю, в душу его вселился дьявол, он-то и превратил принца в исчадие ада. Но у себя дома, там, где ему повелел жить Господь, он был человек хороший. И всегда так. Если бы я, против воли Божьей, пошла на Англию, чтобы ее завоевать, стала бы там жить и говорить на их языке, и в меня бы, наверно, вселился дьявол.

Роберт. Возможно. Но чем больше в тебе дьявола, тем лучше ты дерешься. Потому-то англичане и возьмут Орлеан. И ни ты, ни десять тысяч таких, как ты, не смогут их остановить!

Жанна. Их может остановить тысяча таких, как я. Их могут остановить десять таких, как я, если на нашей стороне Бог. (Вскакивает со своего места и подходит к нему.) Ничего-то вы не понимаете! Наших солдат бьют потому, что они защищают только свою шкуру, а как лучше всего спасти свою шкуру? Пуститься наутек. Рыцари ваши думают только о военной добыче. Их не заботит, кто кого убьет. Все их помыслы о том, кто кому заплатит. Но я научу их драться за то, чтобы во Франции царила воля Божия. И тогда бедные англичане побегут от нас, как стадо трусливых овец. Вы с Полли увидите день, когда на французской земле не останется ни единого английского солдата. Будет один король, и не английский феодал, а Богом данный король Франции.

Роберт (Пуленгею). Все это чепуха, Полли, но войска будут слушать эту чепуху, разинув рот. Даже дофин, и тот поверит. А если она заставит драться дофина, она на все способна.

Пуленгей. Давай попробуем. В девушке что-то есть…

Роберт (Жанне). Теперь слушай меня и (с отчаянием) не прерывай, покуда я не додумаю до конца…

Жанна (шлепаясь снова на табурет, как послушная школьница). Да, капитан.

Роберт. Приказываю тебе отправиться в Шинон в сопровождении этого офицера и троих его друзей!

Жанна (сияя, сжав от восторга ладони). Ах, сеньор! Вокруг вашей головы – сияние, как у святого.

Пуленгей. Как она проникнет к королю?

Роберт (с опаской глядя наверх, нет ли над ним и в самом деле нимба). А как она проникла ко мне? Если дофин сумеет ее не пустить – я его недооценивал. (Встает.) Пусть едет в Шинон и скажет, что послал ее я. А там будь что будет.

Жанна. А латы? Можно мне надеть солдатскую одежду, капитан? Можно?

Роберт. Надевай что хочешь. Я умываю руки.

Жанна (в бешеном возбуждении). Идем, Полли, скорей! (Бросается вон из комнаты.)

Роберт (пожимая руку Пуленгею). Прощай, дружище, видишь, на что я отважился? Мало кто на это был бы способен. Но ты прав, в ней что-то есть.

Пуленгей. В ней что-то есть. Прощай. (Выходит.)

Роберт, все еще сомневаясь, не оставила ли его в дураках какая-то сумасшедшая, да еще из низов, отходит от двери, почесывая затылок. Вбегает Управитель с корзинкой.

Управитель. Сеньор, сеньор…

Роберт. Ну, что там еще?

Управитель. Куры несутся как оглашенные! Шесть десятков яиц!