Санкта-Психо Теорин Юхан

45

— И что, я должна жалеть этих выродков? — Лилиан засмеялась и сделала большой глоток пива из бокала. — Они с этим сами прекрасно справляются. Сидят там за решеткой и жалеют себя до слез… и все, как один, утверждают, что невинны.

— Разве?

— А то! Все педофилы и убийцы совершенно ни в чем не виноваты, ты же знаешь. Ни один из тех, что сидит там взаперти, ни разу не признал себя виновным.

Ян промолчал. Он не мог с этим согласиться.

В тот же день, когда Лилиан схватилась с заведующей, он пошел в бар «У Билла». И конечно же встретил там Лилиан. Она сидела за столиком поодаль. И то, как она покачивала головой, будто кобра перед укротителем, свидетельствовало: в баре она уже давно.

Лилиан даже не заметила появления Яна. И она была не одна — напротив сидела Ханна со стаканом минеральной воды. Вид у них был такой, точно они доверяют друг другу невесть какие секреты: склонили друг к другу головы и шепчутся.

За стойкой сегодня Аллан. Яну так и не удалось завести в Валле хотя бы одного приятеля, но имена барменов он выучил.

Он заказал безалкогольное пиво и поначалу решил не нарушать их уединения. Хотел выбрать место где-нибудь подальше от женщин, но как туда пройти и остаться незамеченным? Ханна-то трезва как стеклышко… И вообще, почему он должен прятаться?

Он пошел прямо к их столику:

— Привет.

— Ян! — Лилиан широко улыбается. Похоже, рада, что он прервал их беседу.

Блестящие глаза Ханны, как обычно, не выражают ровным счетом ничего.

— А что ты пьешь?

— Легкое пиво… Мне завтра работать.

— Легкое пиво? — Лилиан хохочет и поднимает свой бокал. — У меня тоже легкое, но потяжелей.

Ян и Ханна молча смотрят, как Лилиан, запрокинув голову, делает большой глоток пива.

Лилиан опускает голову, и Ян замечает, что настроение у нее далеко не из веселых. Она смотрит в пустой бокал, встряхивается и продолжает свой монолог. Видно, у нее это больная тема — она говорила про Санкта-Психо и в первый раз, когда он встретил ее в «У Билла». «Люкс-отель», — назвала она тогда больницу.

— Мне, конечно, интересно было поначалу, кто там сидит, но я никогда их не жалела. Я хочу сказать, что если кто-то говорит, что не делал того, что сделал, никого не убивал, никаких детей не насиловал… как можно такого вылечить?

Никто не отвечает. Яну все больше кажется, что глаза ее похожи на глаза несчастных, которых он видел в подвале больницы: блестящие, без глубины, точно нарисованные.

Она ставит бокал:

— Мне надо в туалет.

Пытается встать и тут же садится — мешает край стола. Отодвигает стул и неверной походкой уходит.

— Сколько она выпила?

— Не знаю. — Ханна пожимает плечами. — Уже, типа, хороша была, когда я пришла… и при мне три больших.

Ян покачал головой.

— Жалко ее, — продолжила Ханна.

— Многих жалко… Лео, к примеру.

— Да, ты уже говорил. — Ханна посмотрела ему в глаза. — Ты много думаешь о детях, правда?

— Мне есть до них дело… — Ян вспомнил, что рассказал Ханне про Вильяма, и побоялся, что она воспримет его слова как нравоучение, на которое он никакого права не имеет. Ну и пусть. — До детей всем должно быть дело, Ханна.

— Мне тоже есть дело до детей.

— Разве? Я думал, тебя больше волнует Рёссель.

Она покачала головой:

— Нет… Вернее да, до Ивана мне есть дело, но… ты просто не понимаешь, о чем идет речь, Ян.

— Нет. Наверное, не понимаю.

Он допивает пиво. Надо попрощаться и идти домой.

Но Ханна словно удерживает его взглядом. Похоже, она решилась что-то ему рассказать.

— Речь идет об Иване Рёсселе и… и Лилиан.

— Лилиан?

Она по-прежнему не отрывает от него глаз и глубоко вдыхает, словно собирается нырнуть:

— Я общаюсь с Иваном ради Лилиан.

Ян, изготовившийся было встать, вновь опускается на стул:

— Прости… что ты сказала?

— Иван много чего может рассказать… он знает много. И я пытаюсь вытянуть из него кое-что.

— Что?

— Готова! — Лилиан изображает клич вставшего с горшка ребенка. — Дорогие дети, меня вам только и не хватало.

В руке у нее большой бокал пива. Когда только успела…

Широко улыбается.

— Там, в туалете, сидит девица и рыдает. — Она садится рядом с Яном. — Черт, вечно в дамских уборных кто-то рыдает… правда, Ханна? Ты не знаешь почему?

Ханна остановилась на полуслове, бросив на Яна многозначительный взгляд:

— Мы уходим, Лилиан. Пора по домам.

— Уже? — искренне удивляется Лилиан.

— Уходим и тебя забираем. Я вызову такси.

— А… а как же пиво?

— Мы тебе поможем. — Она берет ее стакан, делает большой глоток и протягивает Яну.

Он без всякого удовольствия допивает кисловатое пиво:

— Пошли, Лилиан.

Через четверть часа они сажают Лилиан в такси и садятся сами. Ханна объясняет водителю дорогу к небольшому таунхаусу к северу от центра. Окна в доме светятся, и Яну показалось, что в окне стоит мужчина и смотрит на подъехавшую машину.

Нет, не показалось. Он узнал его — это тот самый, что провожал Лилиан на работу.

— Вы такие добрые… такие милые…

Лилиан по дороге расчувствовалась. Обнимает Яна, целует Ханну в обе щеки и, покачиваясь, бредет к крыльцу.

— О’кей! — Ханна поворачивается к шоферу. — Отвезите нас, пожалуйста, назад в центр… в «Казино».

— В казино?! — Ян обалдело уставился на Ханну.

— Никакое это не казино. Название такое — «Казино».

«Казино» расположилось на неприметной улочке в центре. Здесь гораздо меньше народу, чем в «У Билла», и почти одни мужчины. Яну почему-то кажется, что это не случайность. Несколько человек, все около пятидесяти, смотрят на большом экране матч итальянской футбольной лиги с таким видом, будто их любимая команда безнадежно проигрывает.

Почти все столики пусты.

Ханна заказывает два стакана сока и садится подальше от стойки, в совершенно пустом углу.

— «У Билла» небезопасно, — объясняет она Яну свой выбор. — Там полно народу из Санкта-Психо.

— Разве? И как они выглядят?

— Настороже, — коротко отвечает Ханна и после короткого молчания начинает разговор: — Ивану Рёсселю нужно с кем-то общаться. Что здесь плохого?

— Может, и ничего… — Ян вспоминает слова доктора Хёгсмеда и добавляет: — Но, знаешь… если хочешь помочь заблудившемуся, легко заблудиться самому.

Ханна поджимает губы:

— Я вовсе не заблудилась и знаю, что делаю.

— И что ты делаешь? Я имею в виду, с Иваном.

Ханна смотрит в сторону и после паузы отвечает:

— Пытаюсь заставить его рассказать кое-что.

— Что значит — кое-что?

— Что ему известно про Йона Даниеля.

Йон Даниель… откуда-то Яну известно это имя. Откуда? Из газет?

— Йон Даниель Нильссон бесследно исчез шесть лет назад. Был на школьной танцевальной вечеринке в Гётеборге — и словно испарился. Последний класс гимназии… С тех пор его никто не видел. Но Иван… Иван намекнул, что ему кое-что известно про Йона Даниеля.

Ян вспомнил. Он как раз в то время жил в Гётеборге, всего-то в пяти или шести кварталах от здания гимназии, где была вечеринка. Рёсселя подозревали в причастности к этому исчезновению, но признания так и не добились.

— А что у тебя общего с Йоном Даниелем?

— У меня — ничего. У Лилиан. Я же сказала.

— А Лилиан как в этом замешана?

— Йон Даниель — ее младший брат. Она и устроилась в подготовительную школу, чтобы установить контакт с Рёсселем. Наконец ей это удалось, и она попросила меня помочь… Другой вопрос, что с ней будет после всего этого. Как бы она не сломалась.

46

Уже половина третьего ночи, а Ян все еще сидит за компьютером. Ищет в Сети все, что относится к истории Йона Даниеля. Криминальная хроника за много лет. Йону Даниелю Нильссону было девятнадцать лет, когда он исчез с гимназического танцевального вечера. Кто-то из приятелей угостил его контрабандной водкой. Он сильно опьянел, его стошнило. Вышел из танцевального зала один — проветриться, протрезветь, а может, решил пойти домой. После этого его никто не видел. Искали родители, искала полиция, но Йон Даниель как в воду канул.

Загадка так и осталась загадкой. Подозревали Рёсселя, но он ни в чем не признавался. Если верить Ханне, только в последние недели Рёссель стал намекать, что именно он последним видел мальчика в живых.

Ян читает и читает. Уже в глаза как песка насыпали, и вместо лица Йона Даниеля он видит перед собой мордашку пятилетнего Вильяма Халеви.

Пора кончать. Он выключает компьютер и ложится в постель.

На следующее утро Ян идет на работу с тяжелой головой. Лилиан на месте. Они устало кивают друг другу.

— Все хорошо, Лилиан?

Она в ответ мычит что-то нечленораздельное.

Похоже, опять с похмелья. Наверняка с похмелья, но Ян смотрит на нее совсем другими глазами. Она — жертва. Родная сестра исчезнувшего юноши.

Он хочет поговорить с ней, но из кухни слышится голос:

— Ян! Ты не мог бы подняться наверх за Матильдой?

Мария-Луиза.

— Конечно.

Он знает ее установку. Все должны быть чем-то заняты.

Отвести — привести. Сегодня несколько человек, но теперь он воспринимает эти визиты в подземный туннель как нечто само собой разумеющееся. Распорядок дня. Матильда, вслед за Матильдой — Лео.

Но с Лео рутинной работы не бывает. В лифте Ян касается его плеча:

— И что вы будете делать?

— Играть в карты.

— Ты уверен?

Лео кивает:

— Папа всегда играет со мной в карты.

— Попроси его что-нибудь рассказать.

Лео кивает. Но вид у него далеко не уверенный.

Какой-то безрадостный день. С Лилиан поговорить так и не удалось — все время какие-то дела. И она не проявляет никакого желания, даже не смотрит на него — все время с кем-то из детей. Но Лилиан не играет с ними — сидит и смотрит, иногда нехотя погладит кого-нибудь по голове, но такое ощущение, что ей трудно поднять руку.

Ханна тоже его почему-то избегает, она почти все время в кухне. Только Мария-Луиза настроена на разговоры.

— Как замечательно, что все это позади.

— Что?

— Эти ночные смены… Все утряслось, мы нашли для детей замечательные семьи. Я так за них рада!

— Думаете, у них все будет хорошо?

— Я не думаю. Я знаю.

— Меня немного беспокоит Лео. Он такой беспокойный…

— И у Лео все будет хорошо.

Ян внимательно смотрит на начальницу. Ой ли… все будет хорошо? У всех все будет хорошо?.. У большинства — да, но не у всех. Такие дети часто взрослеют с серьезными психическими проблемами. Многие прозябают в бедности, некоторые становятся преступниками. Это статистика, против статистики не возразишь.

И что это значит? Что их работа в «Полянке» — полная бессмыслица?

Без четверти шесть Ян в кухне. Все свидания закончились, и он заряжает последнюю партию тарелок в посудомоечную машину. Надо поторопиться — Лилиан уже в раздевалке. Ян гасит свет и почти успевает ее перехватить, но она уже хлопнула дверью.

Он запирает «Полянку» и почти бегом пускается ее догонять.

На улице ноябрьский промозглый холод, очень ветрено. Ян оглядывается — фигура в темной куртке направляется к центру. Он прибавляет шагу.

— Лилиан?

Она, не останавливаясь, поворачивается и смотрит на него потухшим взглядом:

— Что, Ян? В чем дело?

Первый импульс — пригласить ее в «У Билла», но он быстро гасит его. Ему вовсе не хочется туда идти.

— Можно с тобой поговорить?

— О чем?

Ян оглядывается. Из стальной двери в стене появляются две мужские фигуры. Судя по всему, дневная служба безопасности закончила смену.

На остановке люди ждут автобус. Глаза, которые видят, уши, которые слышат.

— Давай пройдемся вместе.

Лилиан особой радости не проявляет, но и не возражает. Они проходят мимо остановки и идут дальше.

Идут молча довольно долго.

— Хочешь поговорить о нашей подготовительной школе?.. Например, что еще мы можем сделать для детей?

Усталый, невеселый смех.

— Нет уж, спасибо. Я хочу домой.

— Тогда о Ханне…

Она идет, нисколько не замедляя шаг.

— Или об Иване Рёсселе.

Лилиан останавливается так резко, как будто наталкивается на невидимую стену:

— А ты его знаешь?

Ян качает головой и понижает голос:

— Мне Ханна кое-что рассказала.

Лилиан молчит. Прежде чем начать говорить, долго и внимательно смотрит на каменную громаду больницы.

— Я не могу говорить… сейчас не могу.

— Ну что ж… мы можем встретиться и позже.

Она задумывается. Или делает вид, что задумывается.

— Ты свободен завтра вечером?

Ян кивает. Свободен.

— Приходи ко мне домой. Часов в восемь.

— Поговорим?

Лилиан кивает.