Он же капрал Вудсток Горчаков Овидий
— Замолчите, капитан, не то я вышвырну вас из машины! Капрал Вудсток! Мы согласны, если, конечно, согласится наш немец-инженер... — Решимость в его голосе заметно окрепла. — А немца, я думаю, мы уговорим. Сегодня же передайте это своему командованию!
— Да, сэр! Непременно, сэр!
— И вот еще что, — медленно, словно решаясь на какой-то важный шаг, сказал майор. — Мы улетим, но здесь, на великопольской земле и в генерал-губернаторстве, останутся верные нам люди. Вы должны знать, что политический спектр в оккупированной Польше красуется во всей своей полноте: от инфракрасных коммунистов в Армии Людовой до ультрафиолетовых националистов в НСЗ — Народовы Силы Збройны. Армия Крайова к теперешнему моменту тоже неоднородна. Недавно я вышел из своей дивизии АК в знак протеста против растущего влияния левых элементов. Но верных людей там у меня осталось немало. Мы с капитаном провели среди них большую работу за последние недели. Все они ярые противники «московских» поляков, коммунизма и Советов. Все они рвутся в бой. Одни будут продолжать борьбу с оружием в руках до последнего вздоха, другие, как только сюда придут русские, уйдут в антисоветское подполье. Мы уверены, что ваша разведка заинтересуется этими истинными, закаленными в борьбе поляками, захочет установить с ними радиосвязь, поддержит их морально и материально. Словом, мы предлагаем вам готовую и опытную агентурно-разведывательную сеть на земле, которая будет оккупирована русскими, здесь, в Великой Польше. В ее организацию мы вложили немало сил и средств... — Тут пан майор несколько замялся. — Мне, как дворянину, офицеру и кавалеру «Виртути милитари», претит разговор о деньгах, но ведь вы понимаете, что в Англии, где жизнь сейчас стоит недешево, на первых порах нам до зарезу нужны будут деньги. Моя офицерская честь...
Так вот оно что! Кроме документов о немецком секретном оружии, продается еще пробирка с опасными бактериями. Эти политические мертвецы хотят раздавить эту пробирку, выпустить заразу в будущей новой, народной Польше. Они хотят вызвать духов пятилетней давности, призраков довоенной санационной Польши!
— Сколько? — прямо спросил капрал, глядя в окно.
— Думаю, что цифра должна быть шестизначной, — снова замялся, заделикатничал майор.
— Двести тысяч! — решительно выпалил капитан.
— Прекрасно! — равнодушным тоном проговорил капрал. — Я запрошу начальство. Боюсь, однако, что, если моя командировка здесь продолжится, мы с вами вконец разорим казну Его Величества!
Майор фальшиво хохотнул. Капитан мрачно молчал, не спуская глаз с капрала.
— Куда мы едем? — спросил капрал, глядя в окно. — В гостеприимный дом фон Ширера унд Гольдбаха? Я не отказался бы от стаканчика «Джонни Уокера».
— Этот подлец бежал, — угрюмо ответил майор Велепольский. — Струсил, видимо. Два года играл краплеными картами — то есть работал на двух хозяев, а теперь испугался, что гестапо узнает о его связях с нами. Такое теперь время в Германии: элита заигрывает и шушукается с разведкой англо-американцев, но чинам пониже эта игра запрещена под страхом смертной казни.
— Куда же он бежал?
— Исчез. Вчера утром поехал на этом «опеле» на ближайшую станцию железной дороги, сел на берлинский поезд и был таков. Весь день его искали, всех своих людей на ноги поставили, обзвонили по телефону весь Вартеланд, но его не нашли. Машину нашли, а его нет.
— Может быть, он вернется. Просто срочные дела в Берлине.
— Как бы не так! Перед бегством он сжег все бумаги. В сейфе пусто. Денщику Фрицу не сказал ни слова. Струсил, мерзавец. Сбежал. Скажите, капрал, позавчера ночью ваши русские приятели куда-нибудь уходили?
— Я предпочел бы не отвечать на такие вопросы, сэр. Я обязан оставаться лояльным по отношению к союзникам, к ним и к вам.
— Понимаю, понимаю, капрал, — раздраженно проговорил майор, — но и вы нас поймите: исчез Ширер, один из наших важнейших агентов и финансистов, а Фриц, его денщик, рассказал, что в ночь перед его бегством был налет, ворвались какие-то русские, все перерыли, его, Фрица, заперли в чулан... Вы ничего не говорили своим русским о документах, о Ширере, о наших с вами делах?
— Разумеется, нет, сэр. Я протестую против подобных инсинуаций!
— Прошу простить и понять меня, капрал; я вынужден настаивать на ответе. Уходили ли русские на какое-либо задание позавчера ночью? С чем они вернулись?
— Сотрудничать с вами на таких условиях, — решительно произнес Вудсток, — я не согласен. Это напоминает мне шутку о поведении немцев в Париже. «Будем коллаборационистами! — говорят они французам. — Отдайте нам ваши часы, а мы скажем вам, который час». Пока я пользуюсь гостеприимством русских...
— А вы переходите к нам!
— Хорошо, я отвечу вам, отвечу потому, что ваши подозрения лишены всякой почвы. Позавчера ночью на задание ходило трое русских.
— Какое задание? Куда?
— За продуктами. На какой-то фольварк под Шредой. Они и вернулись с продуктами. Копченое сало, колбаса, консервированные франкфуртские сосиски...
— Благодарю вас, капрал, — прервал его майор.
Некоторое время ехали молча. Потом майор снова повернулся к капралу.
— Уверен, что вы простили меня, мой друг, за мою назойливость. Надеюсь, мы забудем об этих неприятностях за бутылочкой «Джонни Уокера».
— Это последняя бутылка, — вставил неизменно угрюмый капитан.
— Да, последняя, раз пропал наш «король черного рынка». Но, как говорится, король умер, да здравствует король! Его Королевское Величество Георг V. Ведь скоро мы очутимся на родине «Джонни Уокера», не так ли, капрал?
— Да, сэр. Англия ждет вас!
— Как собираются ваши шефы переправить деньги из Англии в Польшу?
— Самым простым путем. Самолетом. Сегодня же сообщу им о вашем согласии, договорюсь о времени и месте выброски груза с деньгами и разными необходимыми мне вещами и продуктами.
— Возможно, на ваши сигналы спарашютируют и ваши коллеги — английские разведчики?
— Возможно. Вполне возможно. Хотя пока об этом ничего не было в радиограммах. Но я рассчитываю на это, хотя, — он улыбнулся, — пока, по-моему, я неплохо справляюсь здесь за всю британскую разведку.
— О да! Вас ждет высокая награда. Со своей стороны, мы в Лондоне приложим все усилия, чтобы подчеркнуть ваши незаменимые заслуги в этой важнейшей операции. Как вы собираетесь принять этот груз? Неужели один? Мы готовы помочь вам...
— Охотно воспользовался бы вашим любезным предложением, но я уже договорился с русскими.
— Но это... вы делаете ошибку, и ошибка эта может стать роковой! Что, если деньги попадут в руки этих русских?! Ваши шефы не простят вам.
— Вы напрасно беспокоитесь. Все будет в порядке. Я отвечаю за прием груза.
Майор снова недовольно умолк. То глубочайшее уважение, которое он питал к британской разведке, заставило его отказаться от дальнейших уговоров. В молчании подъехали к небольшому фольварку средней руки гроссбауэра.
— Еще одна наша явочная квартира, — со снисходительной улыбкой объяснил майор капралу. — Живет тут один бывший эндек. По-нашему член национал-демократической партии Польши. Хитрая бестия! При Пилсудском играл в польский патриотизм, а когда пришли немцы, объявил себя фольксдойче, представил документы о немецком происхождении. Немцы выселяли поляков и селили здесь немцев по принципу: «Одного немца на место трех поляков!» Но наш хозяин жил здесь еще до первой мировой войны, когда эта польская земля принадлежала кайзеру. Четыре сына в вермахте, но старик давно понял, что война проиграна, и после Сталинграда связался с нами. Сегодня он поехал на биржу труда в Познань и нам не помешает. Зато здесь панна Зося, — добавил граф Велепольский тоном старого сводника, обнажив в улыбке желтые зубы.
Они вошли в столовую. На уставленном хрустальными фужерами подносе их поджидал со снятой шляпой веселый «Джонни Уокер» на этикетке виски: желтый цилиндр, лорнет у глаза, черная бабочка, красный фрак с фалдами, белые рейтузы, черные ботфорты...
— Прежде чем мы возобновим знакомство с «Джонни Уокером», — сказал, садясь, капрал, — у меня есть к вам один вопрос, сэр.
— Я к вашим услугам, мой друг.
— Я получил из Лондона новое задание: шефа интересуют данные промышленности Вартегау и Силезии.
— Вас интересует военная промышленность? — спросил майор.
— Разумеется, особенно заводы, связанные с производством нового оружия.
— Что ж, мы поможем вам в этом. Кстати, по заданию генерала Бур-Коморовского я долгое время наблюдал за шефом СД и шефом абвера в Бреслау. С сентября 1939 года по сорок первый год они вели разведку против России, их начальником являлся тогда СС-обергруппенфюрер Эрих фон дем Бах-Зелевский, шеф СС и Зипо на всем юго-востоке Германии. Именно он отвечал перед СС-рейхсфюрером за германизацию всей Силезии и прилегающих районов Польши. Я пытался установить связь с этими двумя нацистами, ведь я тоже был специалистом по России, но вдруг оба они исчезли из Бреслау со всеми важнейшими документами. Я до сих пор не знаю, куда они девались, не могу понять, почему уцелел Бах. То ли их убрало их же начальство, то ли сработала русская разведка. Во всяком случае, уже в сорок первом вся система безопасности в Силезии была перестроена и до сих пор не полностью изучена нами. Позднее все карты спутал гестаповец СС-штурмбаннфюрер Адольф Эйхман, который выселил из Вартегау и Силезии не только евреев, но и большинство поляков, в том числе и моих агентов, а оставшихся загнал в шахты. Однако мы все сделаем, чтобы помочь вам. Разумеется, это будет стоить денег. Больших денег, капрал. Причем в наше время твердой валютой можно считать лишь американские доллары и английские фунты.
— Разумеется, сэр.
— А теперь, — сказал майор, опытной рукой разливая виски в фужеры, — у меня к вам есть вопрос. Как вы собираетесь переправить эти документы о ракетах в Англию? Где сядет ваш самолет? Здесь? Если так, то почему вы не предлагаете нам, чтобы мы улетели на этом же самолете?
Черт возьми! Неожиданный вопрос. Опять придется ломать голову, импровизировать, играть с огнем. Рано уверовали они с Константой в победу, из-за этой пагубной самоуверенности определили лишь оперативную идею, наметили общую стратегию, а тактические детали плохо разработали. На войне за ошибки расплачиваются жизнью.
— Во-первых, майор, — небрежным тоном отвечал капрал, стряхивая пепел с сигареты, — шефу надо убедиться, что ваш товар не липа, прежде чем он покатает вас бесплатно на самолете над Европой за счет казны Его Королевского Величества. Во-вторых, самолет прилетит сюда за документами, но не сядет.
— Не сядет? Как же он заберет документы без посадки?! Это вам не крикет, чтобы пилот на лету ловил портфель с документами, как мяч!
— Вы правы, майор. Но у нас есть свой особый, секретный способ.
— Вы разыгрываете меня, капрал!
— Нисколько! Чтобы показать вам, в какой степени я доверяю вам и ценю вашу помощь, я расскажу об этом способе. Ведь вы уже одной ногой в Лондоне, не так ли? Дайте-ка мне, пожалуйста, карандаш и бумагу. Благодарю вас, сэр. Так вот как это делается. Мы подбираем поляну в лесу, сообщаем ее координаты в Лондон, договариваемся о сигналах — кострах и ночью принимаем самолет. На поляне мы устанавливаем вот такое нехитрое сооружение: два высоких шеста на расстоянии восьми-десяти метров с крюками на самом верху, а на эти крюки подвешиваем наш портфель или чемодан на веревке треугольником. Вот так, смотрите. Услышав шум моторов самолета, мы зажигаем два костра у наших шестов. Теперь самолет должен пролететь над этими шестами с такой же точностью, с какой футболист забивает гол в ворота. Один из членов экипажа, выбросив к тому времени кошку — веревку с крюком, подхватывает на лету веревку с портфелем. Вот и весь фокус. И через несколько часов ваши документы будут лежать на столе моего самого главного шефа. Он, конечно, вызовет наших специалистов — ученых, военных инженеров, ракетостроителей... Но можно, конечно, посадить самолет, подобрав подходящую поляну. Почему бы вам, в самом деле, не улететь с ним? Может быть, мое начальство и пойдет на этот еще до того, как убедится в подлинности и ценности наших... да, я уже говорю «наших» документов... В конце концов, легче гонять туда и обратно один самолет через всю Европу в эту богом забытую... простите, сэр... в Польшу, чем два самолета.
Капитан сидел неподвижно бесстрастно, как Будда. Майор же, напротив, быстро пояснил:
— Я уже говорил вам, что слишком хорошо знаю вашу Сикрэт Интеллидженс сервис. Сначала я хочу получить деньги, распорядиться некоторой их частью, может быть, перевести часть подпольным путем в какой-нибудь швейцарский банк... ах, этот Ширер, Ширер!.. А затем уж...
— Но ведь вы говорили, что деньги заберет этот ваш немец-инженер!
На две-три секунды застигнутый врасплох майор застыл с раскрытым ртом.
— Да, да, — запоздало спохватился он. — Основную сумму он, конечно, заберет, но он хочет и нас с капитаном вознаградить. Не стану же я чистить отхожие места в вашей Англии! Ваше здоровье, капрал!
Дверь распахнулась, в столовую вошла панна Зося.
Нет, не «Джонни Уокер» надел на капрала в ту первую встречу розовые очки. И в простом платье великопольской крестьянки была она великолепна. Капрал встал и в первый раз в жизни поцеловал руку женщине.
— О! Невежа из Лондона скоро станет светским львом, — насмешливо улыбнулась Зося. Ее темные брови скрылись под светлой челкой. В серо-голубых глазах с удлиненным разрезом плясали чертенята.
За ужином больше всех говорил пан майор. Капрал Вудсток поймал себя на том, что плохо слушает майора и почти не спускает глаз с панны Зоси. Капрал чувствовал себя неловко: он плохо представлял себе, как ему следует вести себя за столом; нужно ли ему, например, подливать вина панне Зосе, предлагать закуску. Понятие о застольном этикете он имел самое слабое, поскольку специально этикет он не изучал; оставалось надеяться лишь на врожденный такт. Все эти условности разведчик может, конечно, презирать, но он не имеет права их не знать.
В голову капрала Вудстока лезли какие-то банальные красивости, отчего-то щемило сердце, и, странное дело, почему-то он ощущал себя сильнее, чем когда-либо в другое время, истинным капралом Вудстоком... В столовую кто-то негромко постучал.
— Войдите! — сказал граф с таким величавым спокойствием, словно сидел не на явочной квартире, а в своем родовом замке.
В дверях появился знакомый Вудстоку рыжий поручник.
— Пшепрашем, пане майоже! — сказал поручник, козыряя. — Вам срочная депеша из штаба дивизии! Извините, пан капрал!
Он протянул какой-то конверт пану майору. Тот, утерев губы салфеткой, встал и, надрывая конверт, сказал:
— Прошу простить меня, дети мои. Мне необходимо срочно ответить на эту депешу от делегатуры. Думаю, вы не будете скучать без третьего лишнего...
От капрала Вудстока не ускользнуло, что при этих словах майор бросил на панну Зосю многозначительный взгляд, но его больше встревожило упоминание о «делегатуре» — представительстве польского эмигрантского правительства в Лондоне. Неужели у майора появилась связь с Лондоном?!
— Не выйти ли нам в сад? — сказала панна Зося, когда за майором закрылась дверь. — Здесь так душно.
Они гуляли в сумерках под облетевшими каштанами, ступая по земле, почти целиком закрытой ковром из уже пожухлых листьев.
— В это время года, — говорила панна Зося, поеживаясь в зеленом плаще с капюшоном, — я люблю бывать на нашем кладбище под Варшавой. Жаль, что у нас нет времени дойти с вами до ближайшего погоста. Вы никогда не видели ничего подобного в своей Англии: могилы немецкие, могилы польские, русские могилы царских времен. И все лежат отдельно в своих границах, порознь, как в жизни, так и после смерти. Идешь аллеями, читаешь надписи на надгробных камнях, и перед тобой оживает вся история нашей родины. Польские уланы наполеоновских войн, повстанцы, католики, лютеране, православные, униаты... Могилы, могилы, могилы... И больше всего польских могил... Вы любите ходить на кладбище?
Капрал Вудсток вынужден был признаться, что избирает для прогулок иные места. Впрочем, он процитировал несколько печальных строк из хрестоматийной поэмы Томаса Грея «Элегия, написанная на сельском кладбище». Ему захотелось рассказать панне Зосе, что Жуковский дважды переводил «Элегию» Грея, во второй раз после посещения Англии и того кладбища, на котором была написана «Элегия», но он тут же вспомнил, что капрал Вудсток ничего не знает о поэте Жуковском.
В саду стояла какая-то приглушенная, преддождевая тишина. Сад, как чаша, был до краев наполнен этой тишиной. В обманчивом, сторожком покое под каштанами разливается неуловимая грусть. Может быть, капралу Вудстоку грустно оттого, что вспомнил он чеховский рассказ о недоступных красавицах, проносящихся в освещенных окнах ночных поездов. Вот и Зося, недоступная и недосягаемая, как Аэлита, промелькнет ярким метеором в его жизни, промелькнет и исчезнет бесследно...
А может быть, вспомнил капрал Вудсток своего наставника, неречистого подполковника Орлова, который, непрерывно конфузясь, растеряв всегдашнюю свою самоуверенность, говорил грубовато и смущенно: «Женский вопрос у нас, значит, разведчиков, еще это самое... недостаточно разработан. Женщина, она может тебе быть верным товарищем и самым коварным врагом. Не надейся использовать для нашей работы это самое... чувство женщины: для этого ты еще слишком молод и неопытен, сам запутаешься в сетях. Главное, не увлекайся никем, не влюбляйся ни в кого. Считай, что ты запер сердце на замок, а ключ мне отдал до возвращения с задания».
А рядом щебетала панна Зося:
— До войны я не знала жизнь, была пятнадцатилетней гимназисткой, зачитывалась Габриэлой Запольской-Снежко, мечтала стать польской Жанной д’Арк...
В конце аллеи, упиравшейся в закрытые ржавые железные ворота, панна Зося вдруг повернулась к нему и, волнуясь, решительно проговорила:
— Не верьте графу! Это страшный человек!
— Я не понимаю вас, мисс Зося! — прошептал капрал, глядя в потемневшие глаза девушки. — О чем вы говорите?
Эти слова Зоси вернули его с небес на землю.
— Я не должна вам это говорить, Юджин, но я не могу иначе. Я ненавижу его. Это он и ему подобные погубили моего отца. Бек, Рыдз-Смиглы, Славек — они правили страной и презирали ее, уверяли, что Польша — страна дураков, годится только на растопку. А я люблю Польшу. До войны я только и слышала: «Честь! Честь! Честь!» На оборотной стороне креста, которым граф гордится больше всего на свете, выгравировано: «Честь и Отчизна». А сколько раз он торговал своей честью и продавал родину! Не верьте ему...
— Панна Зося! — взволнованно заговорил капрал. — Это очень серьезно. Не хотите ли вы сказать, что граф собирается провести меня, обмануть британскую разведку, армию Его Королевского Величества, подсунуть нам негодный, фальшивый товар за такие деньги?
— Нет, Юджин. Это настоящие документы. Документы, как я слышала, огромной важности. Но они их украли как мародеры, совершив еще одно страшное преступление. Теперь капитан боится, что граф проведет его, улетит один в Англию с деньгами. Я слышала, как они грызлись, ссорились... А немца никакого нет... Граф — актер в жизни, эгоцентрик, тщеславная дрянь. В двадцать лет он стал офицером-героем, и это его погубило!.. Идемте, стоять нельзя, граф наверняка следит за нами. Это он подослал меня к вам, приказал пойти с вами в сад.
— Зачем, мисс Зося?
— Чтобы влюбить вас в себя, чтобы вы сделали все от вас зависящее: устроили ему эти деньги и вылет в Англию. Да, да, мне поручена роль женщины-вамп. Мой опекун с радостью бы отдал меня вам в наложницы. Граф всегда был азартным игроком: все свое состояние он растранжирил перед войной в игорных домах Монте-Карло, потом принялся за мое состояние и его промотал, хотя валит все на войну. Став нищим, он не мог бежать из Польши, как это сделали почти все люди его круга. И теперь он играет ва-банк — ставит на эти документы... Возьмите меня под руку. Вот так... Запомните: эти документы вывез из концлагеря какой-то военнопленный русский летчик, настоящий герой. Немцы его сбили, а граф и капитан добили...
Только тогда начал капрал смутно догадываться о той долгой, кровавой и героической эстафете, которая вырвала у Гитлера и уже почти доставила Красной Армии секретные документы о самом грозном оружии фашистов.
— Я читала о бесценных, всемирно известных бриллиантах, — продолжала панна Зося. — Их история — это история подвига и измены, интриг и убийств, любви и ненависти. Так и эти документы... Забирайте их, Юджин, и скорей улетайте с ними в Англию. Но ни в чем, ни в чем не доверяйтесь графу...
А что, если чутье, интуиция, шестое чувство разведчика обманывает его, и документы и эта сцена, разыгранная Зосей, — липа? Не приказал ли ей сам майор разыграть этот спектакль, не выдумал ли он легенду о русском летчике, чтобы он, капрал, окончательно поверил в подлинность фальшивых, ничего не стоящих, никому не нужных бумаг?
— И вы полетите с нами в Англию, мисс Зося?
— Не знаю, Юджин, не знаю... Я полюбила вашу страну, читая Шекспира и Шелли, Байрона и Вальтера Скотта. Но у нас, поляков, есть свой Байрон — Мицкевич, свой Шелли — Словацкий... Граф хотел бы, чтобы я полетела с ним: на меня мой опекун тоже смотрит как на товар... Только смотрите, Юджин, не выдавайте меня графу. Вон он идет!..
Навстречу им по темной аллее, накинув на плечи шинель, со всегдашней своей броской элегантностью шел майор граф Велепольский.
— Я приношу вам мои извинения, — еще издали начал майор, — неотложные дела, знаете ли... Но я не ошибусь, если скажу, что наш молодой английский друг вряд ли заметил мое отсутствие в обществе очаровательной панны Зоси. О молодость, молодость! Я не стал бы вам мешать, но мы не смеем далее задерживать пана капрала. Ему ведь нужно успеть связаться с Лондоном. Машина ждет нас. А погода летная, капрал. Может быть, самолет из Англии прилетит этой ночью? Мой контрагент начинает не на шутку беспокоиться...
На обратном пути капрал Вудсток и майор Велепольский договорились, что встретятся на том же месте у Бялоблот и в тот же час, как только будут получены деньги из Лондона. Майор будет вновь каждый вечер приходить на место явки. Договорились и о порядке передачи из рук в руки документов и денег. На встречу явятся только двое: майор Велепольский с документами в офицерской черной полевой сумке и капрал Вудсток с валютой в чемодане.
В «братской могиле» Евгению устроили, как пишут в газетах, теплую дружескую встречу, хотя только Констант Домбровский представлял себе, пусть и не в полной мере, ту опасность, которой подвергал себя Евгений Кульчицкий, он же капрал Вудсток.
Только Петрович не подошел к Евгению, не подал ему руки.
— Что это с бородачом? — шепотом спросил Евгений у Константа.
— Так, в мерихлюндию впал, неважно себя чувствует, — ответил Констант, отводя глаза. — Давай выйдем, расскажешь все по порядку.
Насупившись, Петрович молча проводил взглядом Константа и Евгения. Взгляд его не предвещал ничего хорошего.
6. ИЗ ЗАПИСЕЙ СТАРШОГО
«Во главе экспедиции на Марс летит немецкий полковник. Первая остановка после прощания с землей — искусственный спутник Земли — Лунетта. От Лунетты — двести шестьдесят дней до спутника Марса — космический корабль выведен на орбиту, пролегающую в 620 милях от таинственной планеты. На Марсе оберста и его спутников встречают человеческие существа с высокоразвитым интеллектом, стройные, белолицые, белокурые, с римскими чертами лица, словом, вполне арийского вида. Ходят они в белых туниках, всегда спокойны и выдержаны. Особенно поразил оберста внушительный размер головы у этих сверхлюдей. Полковник занимается всесторонней разведкой Марса.
Он узнает, что некогда пригодная для дыхания атмосфера постепенно исчезла на Марсе и марсиане перебрались в недра планеты. Оберст путешествует по подземке, приезжает в столицу Марса — Алу, которая снабжается кондиционированным воздухом. Полковник знакомится с Орейзом, ведущим астрономом и философом Марса. Он и другие земляне обучают марсиан немецкому языку, удивляются тому, что марсиане едят синтетическую пищу, однако пользуются ножами, вилками, ложками и даже салфетками.
Со своей стороны, ученые-марсиане составляют довольно невысокое мнение об умственных способностях землян. Астронавты удивляются, почему марсиане не посетили Землю. Орейз объясняет им, что это связано с ослаблением религиозного чувства марсиан, что они не хотят заниматься штурмом космоса, потому что забыли бога, а тяга к богу и тяга к звездам — одно и то же. В этом, очевидно, заключается кредо и самого фон Брауна. К богу он всегда готов был идти по трупам тех, кто забыл брауновского бога. По Орейзу выходит, что марсиан погубили их технические достижения, долгие века ленивой и сытой жизни.
«Вы рассказали мне, — говорит Орейз, — что несколько передовых рас создали цивилизацию на вашем земном шаре несколько веков назад. То же самое произошло здесь десятки тысячелетий назад. Нынешнему прочному правительству планеты предшествовали войны и революции. Условия жизни улучшались, несмотря на эрозию почвы и засуху. Изящные искусства достигли неслыханного расцвета. Массовое производство товаров широкого потребления почти совершенно стерло различия между бедными и богатыми. Когда пять тысяч лет назад нам пришлось уйти под землю, наша техника уже достигла уровня, при котором она могла обеспечить все эти чудеса, которые вы видели. Но когда этот подземный рай был достроен, основной источник марсианского предпринимательства божественная неудовлетворенность — стал сохнуть. Умер дух приключенчества, и теперь мы являем собой планету людей, ищущих лишь мира и покоя, почивших на лаврах наших предков. Дух приключенчества потонул в море Организации.
От законов природы никуда не убежишь, — продолжал он после задумчивой паузы. — Потребности миллионов существ могут быть удовлетворены лишь путем производства миллионов предметов, отлитых в одной и той же форме. Требуется стандартизация и еще раз стандартизация. В конечном счете это ведет к стандартизации вкусов и желаний — и да, даже взглядов... Наша одежда, наша обувь, наши привычки — все одинаково. В этом главная трагедия нашей жизни. Она давит на нас как ужасный кошмар. Внутренне мы постоянно боремся против унылого, серого однообразия, навязанного нам нашей цивилизацией».
Орейз предсказывает столь же конформистское будущее и людям Земли. Там тоже исчезает дух приключенчества.
Немцы узнают, что вся промышленность Марса работает на атомной энергии. Венец марсианской техники — неограниченная электроэнергия. Деньги на Марсе обеспечиваются не золотым запасом, а количеством вырабатываемой энергии. Физического труда практически нет, зато популярен спорт.
В тон Орейзу говорит с немцами и Ардри, глава марсианской супердержавы: «Господь бог пожелал, чтобы люди, созданные им по собственному образу и подобию и рассеянные по всей вселенной, установили связь и научились трудиться вместе во славу божию. История этой планеты научила нас, что обожествление технических достижений — худшее из зол... Человек должен поклоняться лишь господу, если он хочет исполнить свою миссию в жизни. Это и только это послужит этическим основанием для технологической цивилизации...»
Вдохновленные визитом пришельцев из космоса, марсиане предпринимают свой первый шаг в космос: запускают первый спутник.
Марсианская утопия фон Брауна предельно прозрачна по смыслу: его общество будущего — это все тот же наскоро перелицованный «тысячелетний рейх». Космические фантазии обер-ракетчика Гитлера преследуют гитлеровские же земные цели.
Нет, роман фон Брауна, пересказанный доктором Лейтером Старшому, был интересен лишь как иллюстрация философских взглядов самого фон Брауна.
— Оставим литературные опыты Брауна. Вы говорили о бомбежке Пенемюнде...»
7. ЗАГАДКА БОРОВ ТУХОЛЬСКИХ
Медленно тянется время на посту. Зевая вопреки уставу караульной службы во весь рот, Пупок нежился на полуденном солнце. Небо имперской провинции Вартеланд впервые за неделю было безоблачным, от края до края заливала его прозрачная берлинская лазурь, но стылое ноябрьское солнце не грело спину и поясницу Пупка. Поясницу здорово ломило. Уже месяц назад Пупок «поздравил» себя и всех друзей по «братской могиле» с радикулитом. Прострелом мучились все в разведгруппе «Феликс» — сказывались долгие часы, дни, недели, проведенные лежа на сыром песке нар, прикрытых лишь парашютным перкалем и одеялами. Верочка завязывала теплые платки вокруг талии, но и это не помогало. Хуже всего доставалось Петровичу: по лесу он ходил, согнувшись в поясе под прямым углом, и долго не мог разогнуться.
Вдруг остроглазый Пупок застыл с открытым в зевке ртом. В небе его внимание привлек почти бесформенный, быстро увеличивавшийся предмет. Совершенно беззвучно, словно пикируя из космоса, прямо, казалось, на Пупка летела добела раскаленная точка с коротким бело-газовым шлейфом, ярким, как молния. В следующее мгновение над лесом взметнулось полотнище синего пламени с алыми языками, почти сразу потонувшее в громадном клубящемся облаке дыма и пыли, и только тогда по ушам ударил колоссальной силы взрыв. Земля под Пупком заходила как при землетрясении. Воздушная волна смерчем промчалась по лесу. Пупка отшвырнуло на сосны...
Сразу же приподнялся прямоугольник дерна с сосенкой, и из землянки выскочил Олег. За ним из люка высунулась всклокоченная голова человека с завязанными глазами. Димка Попов, застревая в узком туннеле, кое-как помог пленнику выбраться из люка. Теперь стало видно, что одет он в коричневую форму роттенфюрера СА с матово-серебряными пуговицами, синими петлицами и витым желтым погоном. И Олег и Димка Попов вновь облачились в форму фельджандармов. Дождевик на Димке трещал по всем швам.
— Шнеллер! Шнеллер! — торопил штурмовика Попов.
— Ни пуха вам, фараоны! — сказал им вслед Пупок, поднимаясь и отряхиваясь. Он едва услышал собственный голос, так оглушил его взрыв ракеты. — Не смейте возвращаться с этим Фрицем — в «братской могиле» у нас и так из-за тебя, Димка, не хватает жизненного пространства!..
— Ауфвидерзеен, герр Набель! — сказал ему на прощанье Димка.
— Как ты меня назвал? — спросил Пупок.
— Эх, темнота! — проговорил Димка. — «Набель» по-немецки значит «пупок».
Минут через сорок Димка и Олег добрались со штурмовиком до дома лесничего. Меллер ждал их. После того как к нему поздно вечером зашел Констант Домбровский, он не сомкнул глаз. Он был бледен, руки дрожали, но он сделал все, что от него требовалось: вошел в коровник, сел за руль трофейного «опель-капитана» и, включив мотор, выехал на хорошо укатанную лесную дорогу перед своим домом. Теперь за руль сел Олег. Димка посадил штурмовика рядом с Олегом, а сам плюхнулся сзади, помахал рукой перепуганному Меллеру. «Опель-капитан» рванул с места и помчался по дороге, ведущей из леса. Путь предстоял неблизкий — в багажнике глухо погромыхивали канистры с бензином.
Спустив боковое стекло, Димка выглянул в окно: над лесом уже парил, серебристо поблескивая на солнце, «физелер-шторьх». Олег взглянул на трофейные часы, нажал на газ. Роттенфюрер СА сидел не шевелясь.
Выехав за опушку леса, откуда виднелись крыши деревни Бялоблоты, Олег огляделся и мягко остановил машину. Димка снял повязку — чистую байковую портянку — с глаз обер-ефрейтора СА.
— Садись за руль, Фриц! — сказал Димка на своем корявом, но бойком немецком языке, который он изучил за два с половиной года в оккупированном Минске. — Дальше машину поведешь ты. И помни — никакой самодеятельности. Бефель ист бефель: приказ есть приказ.
— Яволь! — глухо, но с чувством проговорил, пересаживаясь на место водителя, обер-ефрейтор. — Все будет сделано, майне херрен!.. Вы будете довольны мной.
На первых немцев напоролись через десять минут: к Бялоблотскому лесу со скоростью восемьдесят километров в час мчался кортеж автомобилей с автоматчиками-мотоциклистами и броневиков. Олег даже встретился глазами с эсэсовцем-мотоциклистом и почувствовал, как по позвонкам, как по клавишам, пробежали ледяные пальцы...
— Те, которые нам нужны? — негромко спросил Олег, когда моторизованная кавалькада скрылась в пыли.
— Ракетчики, — ответил Димка, глядя не в заднее окно, а в зеркальце водителя. — Я запомнил номера.
Два броневика, «хорьх» с желтыми фарами, штабные «мерседесы» с желтым слоном... Старые знакомые...
— Сбавьте скорость до шестидесяти! — приказал Димка штурмовику.
В какой-то немецкой деревне проехали мимо маршировавшего взвода фольксштурма в рыже-зеленых мундирах и с нарукавными повязками с имперским орлом и надписью «Дойче Фольксштурм». Гитлеровцы лет шестнадцати-семнадцати и пожилые немцы, пузатые и седые, шли нестройными рядами. Бауэрнфюреры, ставшие взводными и ротными командирами фольксштурма, с любопытством озирались на пассажиров в знакомом «опеле».
— Ба! — говорили они друг другу. — Да это же Фриц, денщик нашего шефа. Говорят, штурмфюрер куда-то бежал, испугавшись Иванов, а Фриц возит на его машине каких-то фельджандармов! Идет, видно, следствие. Ну и дела!
— Отставить разговоры в строю! — грозно крикнул фальцетом командир взвода — молоденький прыщавый унтербаннфюрер из «Гитлерютенда». — Айн, цвай, драй, линкс, айн, цвай, драй, линкс!..
Когда Фриц пересек шоссе Познань — Бромберг, Димка приказал ему остановить «опель» в небольшом еловом перелеске за большим рекламным щитом с надписью: «Покупайте бензин и масло фирмы «Лойна!». Выйдя из машины, Димка вернулся на шоссе, чтобы убедиться, что с шоссе не видно «опеля». Затем, приглядевшись к следам протекторов на шоссе и на съезде к грейдерной дороге, которая вела к Бялоблотам, без труда установил, что кортеж ракетчиков приехал с севера.
Теперь началось долгое ожидание. Дьявольски томительное ожидание. Раза два-три проезжали машины, и тогда Фриц по команде Попова выходил и, подняв капот, делал вид, что копается в моторе.
— Господин офицер разрешит мне обратиться к нему? — нарушил молчание Фриц, согласно закону прусской армии адресуясь к Димке в третьем лице.
— Валяй! — сказал Попов.
— Я не знаю, кто вы и куда мы едем, но хочу заверить вас, что я очень ценю свою жизнь и поэтому сделаю все, что вы пожелаете.
— Это все?
— Яволь!
— Вы мудры как Бисмарк, Фриц.
Примерно через час над дорогой, на высоте около двухсот метров, держа путь строго на север, пролетел «физелер». Еще через двадцать минут на шоссе Позен — Бромберг выехал кортеж ракетчиков. Он повернул на север и понесся по шоссе со скоростью восемьдесят километров в час. Тут же из-за рекламного щита на обочине шоссе вынырнул черный «опель-капитан» с двумя фельджандармами и роттенфюрером СА за рулем и пристроился в кильватер, держась, однако, на почтительном расстоянии. Димка успел забинтовать Олегу нижнюю часть лица: Олег совсем плохо, что называется, ни в зуб ногой «шпрехал» по-немецки, знал всего несколько ругательств вроде «доннер веттер нох маль» и в душе проклинал себя за упорную неуспеваемость по предмету, который вела ненавидимая им «немка» в школе.
Черный «опель-капитан» несся за ракетчиками. Стрелка спидометра подрагивала под цифрой 80. Олег зорко смотрел вперед, Димка — назад. Одновременно Димка поглядывал то на спидометр, то на разостланную на заднем сиденье карту автомобильных дорог Восточной Германии, то на проносящиеся мимо аккуратные дорожные указатели и километровые столбы.
Олег, в прошлом партизан и диверсант, впервые открыто ехал по немецкому автобану. На заданиях в Белоруссии и Польше он видел немецкие машины лишь в прицеле своего ППШ или РПД, видел их пылающими, изрешеченными пулями. Теперь же навстречу мчались и мирно проносились мимо некамуфлированные «адлеры», «опели», «мерседесы», «бюссинги», чьи пассажиры не обращали никакого внимания на фельджандармов в черном «опель-капитане». Олег провожал их глазами, не поворачивая головы, со жгучим интересом, с волнением разглядывал проносившиеся мимо чистенькие городки и деревни с кирками, ратушами и пивными. Вот будет о чем рассказать ребятам в Бялоблотском лесу, родная опушка которого оставалась далеко позади. Пусть теперь Женька Кульчицкий позавидует ему и Димке. Женька просился на эту операцию, но Домбровский наотрез отказал ему: «Кто же без тебя доведет до конца дело с Велепольским?!»
И Олег и Димка Попов больше всего в этом рискованном вояже страшились проверки документов. Поэтому трижды, завидев впереди полосатые шлагбаумы и будки контрольно-пропускных пунктов перед въездом в большие населенные пункты: города Гнезен (Гнезно), Хохензальц (Иновроцлав) и Бромберг (Быдгощ), они заставляли Фрица объезжать эти опасные посты фельджандармерии и полиции. К счастью, охрана двух больших мостов — на реках Нотец и Варта — не задержала их. Выручила форма и пропуск за ветровым стеклом. Благополучно проскочили они и через железную дорогу.
Раз, бешено сигналя клаксоном и сиреной, их обогнал на сумасшедшей скорости черный «мерседес-бенц» с пуленепроницаемыми голубоватыми стеклами. Услышав эти сигналы, Димка и Олег отвели предохранители своих автоматов, но потом с облегчением увидели на крыле восьмицилиндрового «мерседеса» флажок СС-группенфюрера: черный флажок со сдвоенными белыми «блитцами» — молниями. Не станет же эсэсовский генерал-лейтенант самолично гоняться за разведчиками из Бялоблотского леса! Не генеральское это дело.
Мчались мимо закрытых костелов и заколоченных изб в убогих польских деревушках, чьих жителей немцы вот уже несколько лет, как выселили на восток, в генерал-губернаторство. Земля вся перешла к бауэрам. Они давно уже убрали с полей рожь, картофель, сахарную свеклу.
На одном перекрестке их пытались остановить две смазливые блондинки-связисточки, но, увидев в машине фельджандармов, эти валькирии в новеньких с иголочки мундирчиках испуганно опустили наманикюренные руки.
Кого только не увидели Димка и Олег во время своего автопробега по имперской провинции Вартегау! Марширующих девчонок из БДМ (Немецкого бунда девушек) и «юнгцуг» (взвод) десятилетних мальчишек из «Дойчес Юнгфольк» в военизированной форме с барабанами и дудками; советских военнопленных в полосатых арестантских костюмах; маршевую роту пехотинцев вермахта в пропыленной форме цвета крапивы и черномундирных танкистов на привале; команду польских землекопов из организации Тодта и похоронную процессию со старинным катафалком; пастухов и свинопасов со стадами коров и свиней; бауэров в фурманках и почтальонов на велосипедах... Свиньи в кузовах грузовиков и те выглядели чужими, иностранными...
Через три с половиной часа быстрой езды по обеим сторонам шоссе потянулись радующие глаз разведчиков густые сосновые и смешанные леса с окрашенным в осенние тона вереском. Редко-редко проносились мимо польские убогие деревушки с заколоченными ставнями, деревни-призраки, чьих обитателей немцы давно выселили. Ракетчики ехали теперь по бывшему польскому коридору, по земле прежнего Поморского воеводства. Димка Попов взглянул на карту: Боры Тухольские. Ему было знакомо это название. Поручник Исаевич рассказывал: его разведчики, посланные в Боры Тухольские, бесследно исчезли, пропали без вести. Вся область Боров Тухольских объявлена Гиммлером запретной...
Какую тайну скрывает этот подернутый туманом глухой и стылый бор?
Оставив позади городки Кроне и Пруст, немцы и разведчики свернули с шоссе на новую, недавно построенную светло-серую бетонку с извилистым швом посредине. Теперь черный «опель-капитан» отстал еще больше, держался на расстоянии видимости. Когда оставалось всего около пятнадцати километров до городка Тюхеля (Тухоле), разведчики вновь свернули в глубь краснолесья.
— Хальт! — скомандовал Попов.
Он вовремя заметил у поворота большой деревянный щит, на котором сверху чернела надпись «Штрейг ферботен» — «строго запрещается», а внизу мелким шрифтом вермахт угрожал, очевидно, самыми суровыми карами всякому без пропуска вошедшему.
— Цурюк! Назад!
Отъехав сумеречным бором километра два от закрытой зоны, черный «опель-капитан» свернул с пустынной бетонки на лесную дорогу и, проехав около ста метров, остановился, вспугнув стайку снегирей под молодыми соснами. Димка минут пять изучал карту: Тюхель связан железной дорогой с городами Конитц и Грауденц, ближайшие большие города — Данциг (на севере) и Бромберг (на юге)...
Первая часть задания выполнена. Теперь надо браться за выполнение другой его части, пожалуй, еще более опасной.
— Присмотри за Фрицем! — бросил Димка Олегу.
— Я пойду с тобой, — выпалил Олег, — а Фрица свяжем.
— Не суетись, — ответил Димка. — Все будет как сказал Констант. Веди наблюдение за бетонкой.
— Запасная явка? — спросил Олег.
— У шоссе третья просека отсюда на юг.
— Ни пуха, медведь!
— К черту... Заправь машину бензином!
Димку в разведгруппе «Феликс» за его богатырский рост в шутку нередко называли «Дюймовочкой» или мальчик с пальчик. И еще называли медведем, намекая на его лень, когда речь шла о какой-нибудь скучной рутинной работе. Как и полагается медведю, Димка чувствовал себя хозяином леса. Своей косолапой походочкой, вперевалочку он быстро вышел лесом к границе запретной зоны. Вышел, увидел за красным подлеском двойной ряд колючей проволоки и тут же, облюбовав сукастую сосну, вскарабкался вверх по-медвежьи. В сосновых вершинах зловеще завывал северо-западный ветер.
За трехметровой изгородью из колючей проволоки виднелись крыши каких-то казенных строений. Крыши из гофрированного железа, на котором плавились лучи позднего прибалтийского заката. Далеко окрест разносился в тихом вечернем воздухе стук движка. Димка Попов, сев на развилку ветвей, глянул на свой серо-зеленый фельджандармский дождевик: он хорошо маскировал его под кроной сосны.
На большой поляне стояли новенькие домики для офицерского состава, солдатская казарма, караульное помещение, гараж, склад у станции железнодорожной ветки. Прежде всего Димка обратил внимание на десяток огромных оливково-зеленых ракет, стоявших под маскировочными сетями на бетонных площадках стартовой позиции. Разведчик сразу понял, что немцы запускают ракеты именно с этого места, так как кора на ближайших соснах вокруг бетонных площадок была начисто сожжена почти до верхних сучьев. Пожалуй, при более детальном рассмотрении этих «ожогов» и выжженной земли вокруг можно было бы точно установить, сколько ракет было уже запущено с этих площадок. Кроме того, поодаль от ракет Димка заметил длинную амбразуру и серый железобетонный горб наблюдательного бункера, вырытого в невысоком песчаном холме. Массивная металлическая дверь сбоку была наглухо закрыта. Сомнений не оставалось: перед глазами разведчика лежал один из важнейших военных полигонов гитлеровской Германии.
Димка перебрался на другую сосну, поближе к ракетам. Теперь он увидел под соснами грузовики-заправщики, автоцистерны с жидким кислородом, покрытые белым инеем, автонасосы и огромные ракетные транспортеры, машины тыла, связи, освещения.
Вдруг внизу он услышал голоса. Совсем неподалеку происходила смена караула: новый часовой в серой полевой форме СС заступил на пост около заправщиков, старый ушел с разводящим в караульное помещение.
Если бы не безмолвные грозные обелиски ракет — три из них были крылатыми, — то картина ракетной базы выглядела бы довольно мирной. Из здания солдатской столовой тянуло дымком и каким-то очень аппетитным запахом. Димка сразу вспомнил, что у него с утра не было маковой росинки во рту.
Из столовой вышли, закуривая, два немца в оливкового цвета шинелях. На красных повязках — черная свастика в белом круге под черными буквами: «ОРГ. ТОДТ». Это инженеры или техники из военно-строительной организации доктора Тодта.
Разводящий продолжал обход территории базы, сменяя часовых. На всякий случай Димка запомнил расположение постов. Посты наземные, посты на сторожевых вышках с прожекторами, посты на наблюдательных площадках, устроенных на соснах...
Потом его взгляд снова вернулся к ракетам с острыми носами и четырьмя плавниками стабилизаторов. Мысль о том, что он, возможно, первый советский разведчик, увидевший собственными глазами секретное оружие Гитлера, заставило сильнее биться сердце этого молодого инженера-строителя из Подольска, минского подпольщика, партизана, разведчика из группы «Феликс».
Видно, испытания ракет не проходили без человеческих жертв: на лесной опушке, мысом выступающей в поле, Димка заметил небольшое кладбище с касками на березовых крестах.
Вдали, там, где из темного леса выбегала светло-серая бетонка, стояли деревянные ворота с полосатым шлагбаумом с надписью: «Хальт!» и будкой с двумя большими руническими семерками СС на дощатой стенке, раскрашенной «под елочку». Охранник-эсэсовец в серой форме ваффен СС проверял документы у мотоциклиста, который только что прибыл на базу. Внимание Димки привлекла сумка из коричневой кожи размером побольше обыкновенной полевой сумки на боку у мотоциклиста, одетого в глухой костюм из мягкого черного хрома. А что, если?.. Димка быстро спустился по сосне. По-пластунски, энергично работая локтями и коленями, отполз метров на двадцать от своего наблюдательного пункта и колючей проволоки и вернулся к «опелю».
— Все в порядке, Олег! Фриц вел себя прилично? Слушай, по бетонке кто-нибудь проезжал?
— Проехал тут один хмырь на мотоцикле «вандерер» весь в черной коже.
— Достань-ка провод из багажника!
— Ясно! Я пойду с тобой.
— Отдыхай тут с Фрицем. Я справлюсь один. Не впервой.
Осторожно выйдя к бетонке, Димка привязал один конец тонкого, но крепкого серого провода к комлю сосны, переполз пластуном через шоссе и залег за кюветом.
Минут через пятнадцать со стороны ракетной базы появился крытый двухтонный грузовик «опель-блитц». Заметит или не заметит водитель провод на дороге? Нет, не заметил. В лесу стало уже довольно темно, а грузовик проехал с потушенными фарами.
Еще минут через двадцать в воздухе возник стрекот мотоцикла. По бетонке мчался, нагнувшись над рулем, на скорости не меньше чем восемьдесят километров в час мотоциклист в черном хроме. Фара, прикрытая сверху маскировочным козырьком, ярко горела, освещая дорогу. Когда до мотоциклиста оставалось каких-нибудь пятнадцать метров, Димка привстал, резко натянул и обмотал провод вокруг сосны с таким расчетом, чтобы тот пришелся на уровень груди мотоциклиста. Можно было бы поднять его и повыше, до шеи, но тогда мотоциклист вряд ли смог бы отвечать на Димкины вопросы.
Мотоциклист мешком слетел с мотоцикла, покатился по бетону. Машина со скрежетом проехала боком по полотну шоссе и заглохла, нырнув передним колесом в заполненный водой кювет. Не теряя времени, Димка спрятал мокрый мотоцикл за соснами и на руках притащил потерявшего сознание мотоциклиста к «опелю». Сквозь очки было видно — глаза у немца закатились.
— Ловко! — только и сказал Олег, завидев Димку с его драгоценной ношей. — Все сработано профессионально.
— Мой восемнадцатый! — с почти отеческой лаской и гордостью в голосе сказал Димка Олегу, бережно укладывая «языка» на заднем сиденье «опеля».
— Поехали! — бросил он перепуганному Фрицу.
В кожаной сумке мотоциклиста, кроме кипы пакетов и конвертов, нашелся сверток с хлебом в станиоле, копченой колбасой и стаканчиком меда.
— Во дает Адольф! — проговорил с набитым ртом Олег. — Сам на ладан дышит, а солдат своих медом кормит!
— Эрзац, дешевка! — ревниво ответил Димка. — На, Фриц, пожуй!
Водитель выдавил прочувствованное «данке», пожевал без аппетита и неожиданно заявил робким голосом:
— В молодости я сочувствовал коммунистам и даже голосовал за них на выборах...
— Что он говорит, черт немой? — спросил Олег. Навстречу промчалась автоколонна моторизованной части с эмблемой «N» танковой гренадерской дивизии СС «Нордланд».
Фриц умолк, потом немного погодя добавил смелее:
— Я даже дрался с наци в пивной.
— Чего? — спросил Олег.
Судя по этим лояльным заявлениям денщика штурмфюрера СА фон Ширера, он уже начал понимать, кого везет в этот поздний час без ночного пропуска. Димку больше интересовали документы и пакеты в сумке мотоциклиста, нежели душевные переливы Фрица. Достав из сумки документы, Димка просматривал их, освещая фонариком.
Читать бесплатно другие книги:
