Потрошитель душ Леонтьев Антон

В этот момент пролетку знатно тряхнуло, Прохор поднял взгляд и осмотрелся. Нет, они ехали определенно не в направлении Невского. Вот ведь возница идиот попался! Решил слупить с него побольше, поэтому и петляет по окраинам!

– Эй, милейший! Куда ты меня везешь? – крикнул Прохор, но кучер только взмахнул хлыстом, и лошади помчали еще быстрее. Курицын высунулся из пролетки и попытался схватить кучера за руку, но тот резко обернулся и со всей силы двинул молодого человека в зубы.

Прохор отлетел обратно на сиденье и, чувствуя острую боль в груди, вдруг понял – это не Эльвира оказалась круглой дурой, а он сам неисправимым идиотом! Она позволила ему так просто уйти только для того, чтобы он сел в пролетку к ее сообщнику, которому она сделала знак из окна или по телефону. Ведь мороки с его телом, застрели она его у себя в квартире, было бы много, а так он сам уселся в пролетку, которая везла его, вероятнее всего, на место последнего упокоения.

Молодой человек высунулся из пролетки – скорость была приличная, если прыгнуть, то не исключено, что переломаешь себе руки и ноги. Но уж лучше кости переломать, чем трупом оказаться. А в том, что его намеревались лишить жизни, он не сомневался.

Внезапно он заметил темно-рыжую собаку, которая неслась за пролеткой. Ну надо же, еще и псы бешеные по дороге попадаются! Хотя собака не походила на бешеную, да и была не в стае, а в одиночестве. Воспоминание пронзило Курицына – это же тот самый пес, которого он видел со слепым нищим до того, как сел в пролетку. Но что животина здесь делает?

Впрочем, размышлять над этим нелепым вопросом времени не было, потому что возница огрел его хлыстом, да так сильно, что Прохор повалился на пол пролетки. Ну уж нет! Никто не позволит этому бородачу безнаказанно его избивать! Недаром же он брал уроки бокса, а также пытался учиться древней индийской борьбе, которую преподавал проживавший по соседству с ним йог-индус.

Курицын попытался нанести удар по затылку кучера, но тот оказался проворнее и снова огрел его хлыстом. Тогда молодой человек что было сил вцепился тому в рыжую бородищу. Но вместо того, чтобы завыть и повалиться с козел, возница только крякнул – а в руках у Прохора оказалась роскошная рыжая борода, конечно же, фальшивая и служившая для перевоплощения кучера.

В действительности перед ним сидел гладко выбритый, неприметный человек с крючковатым носом и злобными белесыми глазами.

Прохор занес кулак, чтобы поразить врага в самое темечко, но тот совершил еле заметное движение, и Курицын почувствовал легкий укол в шею. Он выдернул крошечный шип, попытался что-то сказать, но перед глазами все поплыло, и он без чувств повалился обратно в пролетку.

Кучер удовлетворительно хмыкнул, натянул поводья и засвистел хлыстом. А собака, бежавшая за ними, не отставала…

Чувствуя, что голова у него раскалывается, Прохор Курицын разлепил глаза и попытался сообразить, где он находится. Последнее, что он помнил, была попытка скинуть кучера с козел, а потом…

А потом все внезапно закончилось! Молодой человек попробовал пошевелиться, но не смог – и понял, что крепко-накрепко привязан к стулу, который, кажется, был приделан к полу. А рот был забит чем-то противным, пропитанным маслом, и затянут тряпкой.

Он обвел взглядом помещение, в котором находился: низкий деревянный потолок, темные стены, массивная железная дверь. Принюхавшись, он уловил запах мазута. Не исключено, что где-то около воды!

В этот момент дверь, скрипнув, распахнулась, и Прохор на всякий случай прикинулся спящим. Что ж, он попал в одну из переделок, о которых обычно читал в книгах господина Державина-Клеопатрова, но там герои всегда находили выход из, казалось бы, фатальных ситуаций!

Только ведь это были бульварные романы, а он сам оказался в настоящей передряге!

Прохор осторожно наблюдал за вошедшим – им оказался высокий смуглый мужчина с уродливым лысым черепом и словно вырезанным из мореного дуба лицом, покрытыми татуировками. Ну и чудище, наверняка какой-нибудь моряк или вообще иностранец, подвизавшийся в качестве мелкой сошки при главаре банды!

Вошедший проверил, надежно ли Прохор связан, удалился в коридор и что-то промычал. Кажется, немой! Понятное дело, так для главаря лучше – если попадется, ничего рассказать полиции не сможет!

И лишь потом в комнату вступила крайне элегантно одетая Эльвира, сопровождаемая коренастым человеком лет тридцати, с тонкими черными усиками на нервном лице и в типичном прикиде фартового, то есть высокопоставленного уголовника.

Прохор затаил дыхание – так чертовка Эльвира была хороша! Соблазнительница, шурша шелками, приблизилась к нему, склонилась над Курицыным так, что он ощутил аромат ее духов, и промурлыкала:

– Не притворяйся, милок, то, что ты пришел в себя, мы уже знаем! У Немого на это нюх!

Ага, у смуглого урода с татуированной башкой и кличка подходящая – Немой! А вот заявившегося с Эльвирой фартового он знал – нет, не лично, однако был наслышан о его похождениях. И даже статейку как-то пришлось писать про ограбление банка, совершенное Васькой Порохом. Знаменитый это был бандюган, только, по слухам, давно ушел куда-то за Урал. Ан нет, выходит, все это было дымовой завесой – Васька Порох притаился на окраинах Питера и чего-то выжидал!

Только, собственно, чего?

– Хватит с ним цацкаться! – гаркнул прокуренным голосом Васька Порох, подошел к Прохору и со всей силы ударил его по лицу. Молодой человек вздрогнул, а фартовый оскалился, демонстрируя два щегольских золотых зуба.

– Оклемался, сердешный! – воскликнул он. – А теперь говори, кто тебя подослал!

Он поднес к лицу Прохора кулак, на котором был вытатуирован череп. Прохор мстительно подумал, что если уж придется умирать, то по-мужски. И ничего он говорить Ваське Пороху, конечно же, не собирался!

– Васенька, гольная сила не всегда эффективна! – пропела Эльвира. – Иногда лучше другие меры воздействия!

Она снова склонилась над Прохором и прошептала:

– Ты ведь неглуп, милок, и понимаешь, что живым тебе отсюда не выбраться. Тело твое потом выбросят в Финский залив, так что никто никогда не найдет.

Прохор приложил большие усилия, чтобы не дернуться. Его тело выбросят в Финский залив! Но ведь он умирать не собирается, в самом расцвете сил и еще до того, как обрел подлинную славу!

– И я обещаю, что умрешь ты безболезненно и сладко. И я тебя даже поцелую…

– Эй, ты чего, мать? – забеспокоился Васька Порох. – Какие такие поцелуйчики! Лучше давай я ему брюхо пером пощекочу. Он сразу выложит все, что знает!

Прохору стало по-настоящему страшно, и он принялся лихорадочно раздумывать. Что бы сделал в такой ситуации хитроумный герой одной из приключенческих повестей господина Державина-Клеопатрова? Наверняка исхитрился бы скинуть путы и при помощи восточных единоборств сразить всех бандитов, которые находятся вокруг.

Только жаль, что он не хитроумный герой детективной повести! Потому как путы были затянуты на совесть и освободиться от них не имелось ни малейшей возможности. Да и стул был прикреплен к полу, да так, что оторвать его мог разве что слон. Прохор осторожно посмотрел на потолок – кажется, вполне себе хлипкий, через щели между досками даже просвечивал бледный чухонский рассвет. Но ведь до потолка надо еще добраться, а сделать это у него не было ни малейшей возможности!

– Уйти у тебя нет ни малейшей возможности! – подтвердила Эльвира. – И думаю, тебе это ясно, милок. Так что рассказывай, что известно, иначе…

Понимая, что это его шанс, Прохор промычал, давая знак, что готов заключить сделку. Эльвира качнула увенчанной огромной шляпой головкой, и Васька Порох снял тряпку, которой был завязан рот Курицына. Молодой человек выплюнул на пол гадкую, пропитанную машинным маслом губку.

От его внимания не ускользнуло, что грозный фартовый, на совести которого было не меньше дюжины смертоубийств, во всем подчинялся рыжеволосой соблазнительнице. Значит, влюблен в нее по уши и ведет себя как глупый щенок, разве что хвостом не виляет. В этот момент неподалеку раздалось короткое гавканье, впрочем, тотчас прекратившееся. Прохор глубоко вздохнул, чувствуя в глотке противный привкус машинного масла.

– Ну, говори! – произнесла дамочка, глядя на него с ухмылкой. – Кто тебя подослал?

Обычно в романах господина Державина-Клеопатрова использовался в таких случаях незамысловатый прием, всегда, однако, работавший.

– Полиции все известно! – сказал как можно авторитетнее Прохор. – Вы что, думаете, что ваши планы так просто осуществятся? Я же сказал тебе, Эльвира, что за твоим петербургским домом следили! И за этим притоном тоже! Так что игра окончена!

Было очевидно, что Эльвира – лишь пешка в какой-то преступной шахматной партии. И игроком был далеко не Васька Порох – да, парень он горячий, не без царя в голове, но речь в данном случае идет не об ограблении банка или налете на поезд. Прохору не давала покоя история с компрометирующими фотографиями и шантажом, а также с попыткой выведать военные секреты. Он уже не сомневался, что и Васька Порох, и Эльвира – звенья одной цепи криминального замысла. Только вот чьего?

Васька Порох крякнул, Эльвира прищурила прелестные глазки и сказала:

– Ты ведь врешь, журналюгин!

Ага, успели даже узнать, что он работает в газете. Только вот как? Документов ведь при нем никаких не было!

– А если нет? – нервно спросил Васька Порох, прохаживаясь по комнате и скрипя сапогами. – Тогда профессор будет недоволен…

– Молчи! – предостерегающе прикрикнула на него Эльвира.

Прохор же продолжал быстро размышлять, в самом деле чувствуя себя ловким частным детективом, героем романов господина Державина-Клеопатрова. Профессор… Что за профессор такой? И в каком университете преподает? Он не исключал, что какой-либо жадный до денег ученый мог связаться с этой криминальной парочкой. Например, они наняли его, чтобы изготовить большое количество взрывчатки для очередного налета на поезд. Или чтобы просчитать инженерные тонкости подкопа для ограбления банка. Но в таком случае профессор был бы фигурой третьестепенной, зависимой, и его мнение никого бы не интересовало.

Ну конечно, профессор – это было не академическое звание, а своего рода имя собственное, точнее кличка! Примерно как профессор Мориарти в рассказах о Шерлоке Холмсе! Так что речь идет не о каком-то профессоре с маленькой буквы, а о том самом преступном гении, всегда находящемся в тени, о Профессоре – с буквы большой!

– Да, Профессор будет очень недоволен! – произнес с усмешкой Прохор. Оставалось одно – идти вабанк, ведь козырей у него на руках не было. – Будет рвать и метать! Потому что из-за вас, тупиц, весь план летит к чертям собачьим!

Он молол, что в голову придет, но, судя по реакции его собеседников, попал в точку. Эльвира побледнела, в ее глазах сверкнул адский огонь. А Васька Порох смачно плюнул на пол, растер слюну сапогом и зловеще произнес:

– Говорил я тебе, мать, что это фрукт еще тот! А ты твердила – кривляка, комедиант! Он о Профессоре и плане в курсе!

Прохор мысленно усмехнулся – что ж, в самом деле тупицы! Подтвердили факт существования таинственного Профессора и его не менее таинственного плана.

– Чт тебе известно?! – крикнул в бешенстве Васька Порох. – Ну, а то в рожу дам!

И перед лицом Прохора снова возник кулачище.

Эльвира взяла Ваську за кулак, отвела его в сторону и сказала:

– Это уже не важно. Он в курсе, а Профессор исходит из того, что в курсе только посвященные. Иначе план в самом деле полетит к чертям собачьим. Поэтому, Васенька, архиважнейший вопрос не в том, что известно нашему болтливому гостю, а в том, от кого ему это известно! Ибо, вычислив предателя, мы заткнем течь!

Произносила она это со странной улыбкой, от которой у журналиста свело желудок. Он с самого начала понял, что опасаться надо не импульсивного Васьки Пороха, а обольстительной Эльвиры.

– Говори, кто стуканул! – рявкнул фартовый. – А не то я тебя в фарш превращу!

Прохор зажмурился, готовый к тому, что массивный кулак врежется ему в солнечное сплетение или переносицу. Но этого не последовало.

– Не забывай, Васенька, что тебе пора! – напомнила о каком-то только им ведомом деле Эльвира. – Потому что самое важное – исполнять все в срок. Я обещала это Профессору лично!

Ага, Эльвира в курсе, кто этот таинственный злой гений! Наверняка ублажала его! Отчего-то при мысли об этом Прохора бросила в жар, а потом в холод.

– Поэтому мы поручим вытянуть правду из нашего юного друга тому, кто умеет это делать. Позови Немого!

Васька Порох нервно усмехнулся и исподлобья взглянул на пленника:

– Да уж, паря, лучше бы я тебя в фарш превратил. Потому что Немой знает толк в вытягивании жил. У него любой заговорит! И правду раскроет! Потому что он наш доктор. А заодно и пыточных дел мастер!

Сказав это, он вышел из комнаты.

Прохор судорожно моргнул, а Эльвира, поцеловав его в лоб, назидательно произнесла:

– Я же тебя предупреждала, милок… Мне тебя, конечно, жаль, но что поделать! Потому что ты, сам того не ведая, встал на пути нашего плана. А ни мы, ни тем более Профессор этого не любит!

– Что вы затеяли? – сипло спросил Прохор. Эльвира усмехнулась.

– Думаешь, что я, как идиоты-преступники в дешевых романчиках господина Державина-Клеопатрова, выложу тебе всю подноготную, ты в последний момент спасешься бегством и наш план пойдет прахом? Нет, милок, не выйдет! Тем более что Профессор очень скрытен, и я понимаю, что мы с Васенькой выполняем только часть его грандиозного плана. Но я чувствую, что это будет нечто небывалое, подобного чему ни в России, ни за рубежом пока что не происходило! И крайне, крайне прибыльное!

– Кто этот Профессор? Я ведь все равно умру… Так скажи! – взмолился Прохор. Эльвира ответила:

– Он не дурак, это ясно. Потому что ни Васенька, ни я не видели его лица. Он всегда облачен во все черное, а лицо прикрыто черной маской. Говорит тихо, но сразу чувствуется, что знает свое дело. Впрочем…

Она усмехнулась, провела по щеке Прохора пальчиком и заметила:

– Впрочем, у меня имеется кое-какая улика, которая в случае надобности может вывести на Профессора. Потому как куш нам с Васенькой был обещан небывалый. И на тот случай, если Профессор решит нас надуть, я и припасла ниточку, которая ведет к нему!

– Что ты имеешь в виду?.. – начал Курицын, но в этот момент в комнату вошел уже знакомый ему смуглый человек с бритым черепом и беспристрастным лицом, покрытыми татуировками. В руках он держал вместительный докторский саквояж.

– Пусть расскажет, что знает! – сказала Эльвира, шелестя шелками. И обращаясь к Прохору, добавила:

– Немой свое дело знает. Не позволит человечку умереть, пока тот не выложит все как на духу. Так что скрывать не имеет смысла! Всего наилучшего, мой желторотый птенчик! Нам с Васенькой пора!

Она удалилась. Прохор со все возрастающим ужасом наблюдал за тем, как Немой поставил саквояж на колченогую табуретку в углу, а затем подошел к двери и с легкостью задвинул тяжеленный чугунный засов.

– Вы… Вы ведь понимаете, что я ничего не знаю! – просипел молодой человек, чувствуя, что начинает ужасно потеть. И только сказав это, понял, как идиотично прозвучали его слова. Наверняка все жертвы этого пыточных дел мастера поначалу утверждают нечто подобное!

Но ведь самое ужасное, что он говорит правду! Но, пытаясь убедить Эльвиру и Ваську Пороха в своей осведомленности, он прикинулся, что ему многое известно – в том числе и про Профессора, о котором он в действительности ничегошеньки не знал.

Немой тем временем неторопливо раскрыл саквояж, извлек из него что-то матерчатое, черное, развернул это и положил на другую табуретку.

Это был набор разнообразных хирургических инструментов.

Прохор застонал, причем весьма громко. Словно в такт его мыслям за стеной тявкнула собака. А если попытаться нагородить с три короба? Нет, Немой наверняка поймет, что он сочиняет, и станет пытать еще сильнее.

– Вы должны понять, что мне ничего не известно… Ну или практически ничего! – залепетал он, следя за тем, как Немой вытаскивает из крошечного кармашка устрашающего вида зазубренный скальпель и направляется к нему.

– Хорошо, я расскажу! Только не режьте меня на куски! – завопил Курицын, а Немой прикрыл ему рот своей огромной темной ладонью и решительно занес над ним руку со скальпелем. Луч восходящего солнца, проникший через щели в крыше, отразился в гладкой металлической поверхности скальпеля, Прохор попытался завизжать, но не смог. Он понимал, что будет больно, очень больно, невероятно больно…

Но больно не было. Ни капельки. Ибо вместо того, чтобы воткнуть ему скальпель в мягкие части тела, Немой вдруг перерезал удерживавшие журналиста веревки. Тот не мог поверить своему счастью, попытался вскочить, что, конечно же, не вышло, ибо тело у него от долгого пребывания в одной и той же позе затекло.

Немой прошептал:

– Сидеть и ждать!

Вот тебе и немой! Прохор все же попытался пошевелиться, но громила вдавил его в стул. И снова тявкнула собака. А Немой, собственно, таковым не являвшийся, вдруг запрокинул голову и издал леденящий душу крик – наверняка так вопят жертвы, которых режут на кусочки зазубренным скальпелем.

И в этот момент раздался взрыв, крыша провалилась, комнату заволокло дымом. Немой крикнул:

– Сидеть и ждать! Иначе убить!

А сам после этого куда-то делся. Не понимая, что происходит, Прохор, тем не менее, решил следовать мудрому совету человека, который отчего-то решил его спасти. Он осторожно брякнулся на пол и пополз в угол. До него доносились звуки взрывов, выстрелы, крики.

После того как дым немного рассеялся, Прохор увидел, что в крыше возникла дыра. Кровообращение в конечностях, судя по приятному покалыванию, уже возобновилось. Поэтому молодой человек, схватив табуретку, добрался до дыры, затем не без труда – мускулы были отчасти еще деревянные – подтянулся и оказался на крыше.

Его глазам предстала удивительная картина: он находился в складских помещениях, расположенных у самой воды. Со стороны суши надвигались люди в клетчатых плащах, с револьверами в руках, а со стороны воды отстреливались люди в темных одеяниях.

Понимая, что так очень легко угодить под шальную пулю, Прохор скатился по крыше вниз и приземлился с другой стороны склада, в котором его удерживали. Справа была вода и бандиты с револьверами, слева – суша и другие бандиты, тоже с револьверами. Так что он оказался между Сциллой и Харибдой, точнее, между молотом и наковальней!

Что бы сделал ловкий и находчивый герой романов господина Державина-Клеопатрова? Он бы наверняка вытащил из тайного кармана крошечный револьвер и уложил наповал не менее четырех злодеев.

Но у Прохора не было ни тайного кармана, ни крошечного револьвера. Поэтому он по-пластунски пополз прочь, благо неподалеку виднелись густые заросли камышей. Ему не хотелось стать жертвой бандитской войнушки.

На свое небывалое счастье, Прохор заметил в камышах утлую лодчонку, привязанную к вбитому в промерзлую землю колышку. А на дне лодчонки он обнаружил весло. То ли случайность, то ли возможность для бегства, которой хозяин, вероятно один из бандитов, так и не смог воспользоваться.

Отвязав лодку и прыгнув в нее, Прохор самодовольно ухмыльнулся. Как же все хорошо закончилось! Он не только остался в живых, но узнал массу нового! О, он не просто подобен героям романов господина Державина-Клеопатрова, он превзошел их по ловкости, хитрости и изворотливости!

Он попытался оттолкнуться веслом от берега, но в этот момент подле камышовых зарослей возникла собака. Она показалась Прохору смутно знакомой – кажется, та самая, которая неслась за пролеткой.

Собака зарычала и схватила зубами веревку, которая волоклась за лодкой. Прохор замахнулся на мерзкую животину веслом, тогда собака выпустила веревку и громко залаяла. Воспользовавшись моментом, Курицын изо всех сил оттолкнулся веслом – и лодка отчалила от берега.

Он понятия не имел, где оказался, однако самым важным на данный момент было покинуть это проклятое место. Но не тут-то было! Мерзкая псина вдруг разогналась, прыгнула – и оказалась в лодке!

Оскалив пасть, она отчаянно залаяла, а Прохор попытался отпихнуть ее веслом.

– Пошла отсюда, дрянь зубастая, сгинь немедленно! – причитал он, но собака продолжала голосить. Не хватало еще, чтобы ее тявканье привлекло внимание бандитов – или одних, или других, а то, что еще хуже, и тех и других вместе!

Прохор замахнулся веслом, желая утихомирить собаку, но попал по краю лодки. И пусть его сопровождала эта тварь, ему все же удалось уйти!

Он вывернул из зарослей камыша – и вдруг услышал громкий приятный мужской голос:

– Не кажется ли вам, что у вас имеется то, что принадлежит мне?

Прохор в ужасе обернулся – и заметил покачивавшуюся на легких волнах другую лодку, даже небольшой катер. Ему бросился в глаза нищий, который был ему тоже знаком. Завидев нищего, собака сама прыгнула в воду и поплыла к катеру. Так и есть, это тот самый слепой нищий, которого он видел, выходя из дома Эльвиры. Только что он здесь делает?

Да еще не один, а в сопровождении двух жандармов!

– Все же вам не следует спешить, господин журналист! – продолжил нищий, речь которого, выдававшая в нем человека образованных кругов, никак не сочеталась с его затрапезным внешним видом. – Потому что нам необходимо кое о чем поговорить!

Прохор растерялся, собака тем временем при помощи одного из полицейских вскарабкалась на корму катера и тявкнула. От неожиданности Курицын выронил весло.

– Ну вот, видите, и весло потеряли. Так что продолжать путешествие в лодке, не считая собаки, вам уже не с руки, – продолжил слепой нищий и стянул с себя седые космы, оказавшиеся париком, под которым обнаружились совершенно белые волосы. – Разрешите представиться, приват-доцент Орест Самсонович Бергамотов.

Часом позднее, когда перестрелка уже давно закончилась и полицейские под предводительством главного филера считали убитых бандитов, Прохор наконец получил возможность поговорить с «нищим».

Ну конечно же, он слышал об Оресте Бергамотове, некогда известном химике, который в результате несчастного случая потерял зрение. А заодно оказался замешанным в криминальной истории, которую блестяще распутал, – и с тех пор превратился в писателя и частного детектива, являющегося к тому же одним из наиболее сильных шахматистов столицы и гроссмейстером.

Беседу они вели в полицейской пролетке, любезно предоставленной гну Бергамотову и его сопровождающим. А оных было двое. С большим удивлением Прохор узнал, что Немой, тот самый сумрачный человек с татуированными лицом и черепом, который является пыточным дел мастером в банде Васьки Пороха, на самом деле – правая рука и ассистент гна Бергамотова.

Вторым сопровождающим был тот самый привязчивый рыжий пес, который, впрочем, оказавшись около хозяина, тотчас заснул возле его ног.

Сам Орест Бергамотов был личностью примечательной, и не только по той причине, что был слеп (это ему имитировать не пришлось), а потому, что один глаз у него оказался синим, а другой – карим, а волосы – абсолютно белыми.

– Если вы не заметили, то я альбинос, – любезно пояснил частный детектив и гроссмейстер. – Именно эта прихоть природы, которая, впрочем, прихотью отнюдь не является, ибо манифестирует всего лишь один из ее скрытых механизмов, и навела меня на мысль заняться наукой.

Прохор же неотрывно смотрел на Немого, который, подобно скале, молчаливо возвышался около Ореста Бергамотова.

– Это мой друг и помощник Мэхпи, – пояснил Бергамотов, на что Прохор вздрогнул и спросил:

– Прошу прощения, но как вы узнали, что… – он запнулся.

Тонкое лицо Бергамотова озарила улыбка.

– Как я узнал, что вы рассматриваете Мэхпи? Ну, вопервых, я все еще в состоянии различать смутные тени, а вовторых, это делают все, оказавшись в его обществе!

Курицын смутился, а Бергамотов продолжил:

– Мэхпи на диалекте одного из племен североамериканских индейцев – «небо». И да, Мэхпи настоящий индеец, с которым я познакомился, путешествуя по Северной Америке. Как со мной водится, я оказался втянутым в криминальную историю, и он спас мне жизнь. Впрочем, днем позже я спас ему жизнь. И так как вся его семья погибла от рук убийц, он принял решение сопровождать меня и помогать изобличать преступников и душегубов по всему миру. Было это двенадцать лет назад…

Бергамотов смолк, а лежащий у его ног пес во сне заворчал. Сыщик и гроссмейстер потрепал его по холке и добавил:

– А это второй мой верный друг – Зигфрид. Ирландский красный сеттер. Не удивляйтесь этому имени – познакомились мы во время представления одноименной оперы Рихарда Вагнера на Зеленом холме в баварском городке Байройте. Там мне удалось предотвратить покушение на тогдашнего принца-регента Баварии Людвига, нынешнего короля, и Зигфрид, который сыграл в этом значительную роль, хотя и был еще щенком, стал подарком, преподнесенным мне его высочеством. Ведь Зигфрид – из помета любимой суки принца-регента…

Бергамотов не производил впечатления слепого человека, глаза его смотрели весело и с прищуром, и, судя по всему, он точно знал, где находится его собеседник, потому что глядел ему прямо в лицо, а не в сторону.

– Ну а теперь к вам, господин журналист из «Бульварного экспресса»!

– Откуда вы знаете, что я журналист? И откуда узнали, из какого я издания? – спросил Прохор, а Бергамотов вздохнул:

– А кто еще отважится на подобный риск? Ведь вы, сударь, сами того не ведая, влезли с рогами и копытами в операцию, которую я вместе со столичной полицией, являясь ее консультантом, разрабатывал в течение многих недель. И помешали ей! Потому что и Васька Порох, и, что намного важнее, мадемуазель Эльвира, упорхнули!

Он вздохнул и продолжил:

– На подобный риск способен только молодой и неопытный журналист – это факт номер один. Тех, кто работает по сходной тематике в уважаемых и не очень изданиях Петербурга, я знаю. Вас – нет. Следовательно, факт номер два: ваш листок относительно новый, но в то же время желает заручиться любовью читателей и ищет сенсации. Таковой, и это факт номер три, в столице только один – «Бульварный экспресс»!

Прохор еле заметно скривился – Бергамотов все равно не увидит. Да уж, петербургский Шерлок Холмс! Даром что альбинос и слепой. Так еще вместо доктора Ватсона покрытый татуировками индеец плюс малахольный пес в качестве компаньона!

– А теперь расскажите, что вам известно! – продолжил Бергамотов и вдруг подмигнул невидящим карим глазом Курицыну. – Нет, исключительно добровольно, конечно! Мэхпи пытать вас не будет, ибо он был внедрен в банду Васьки Пороха, чтобы предотвратить распространенные там издевательства над пленниками и, конечно же, разузнать все, что возможно, о Профессоре!

Вот оно что! Значит, Бергамотов тоже идет по следу таинственного Профессора! Прохор почуял, что сенсация будет знатная. Но делиться информацией с конкурентом он не собирался.

– Кстати, сударь, все же неудобно – разрешите узнать ваше имя!

– А что, узнать без моей помощи вы не в состоянии? – съязвил Курицын. – Однако прошу прощения, мену зовут Про… Я хотел сказать – Павел Двушкин, внештатный корреспондент, как вы верно догадались, «Бульварного экспресса»!

Павлом Двушкиным звался – и в этом отношении Прохор не слукавил – реаьный внештатный корреспондент того издания, на которое работал и он сам. Только этот Двушкин был креатурой уж слишком заносчивой, самолюбивой и подловатой, посему назваться его именем Курицыну доставляло истинное наслаждение. Если у кого и будут потом неприятности, так у Двушкина – и поделом. Сам же Прохор планировал остаться в тени и, продолжая метафорический ряд, выйти сухим из воды. Потому что знакомство с гном Бергамотовым было, конечно, приятным и делало большую честь им обоим, но вот углублять свои отношения с петербургской полицией Прохор отнюдь не планировал. И ждал одного – подходящего момента, чтобы ретироваться.

– Ага, стало быть, господин Двушкин! – заметил с улыбкой Орест Бергамотов. – Что ж, рад нашему знакомству!

Прохор пробормотал, что это взаимно, а потом быстро спросил:

– А Профессор… Что о нем известно?

Сыщик неопределенно повел плечами и ответил:

– Крайне, крайне мало. Он и ранее был инициатором и истинным бенефициантом многих преступлений, имевших место на бескрайних просторах нашей с вами родной империи, однако на сей раз, и в этом мое мнение разительно отличается от мнения господина товарища начальника сыскной полиции, Профессор задумал нечто грандиозное!

– Интересно, что? – откликнулся Прохор как можно более безразличным тоном, желая, однако, поскорее ознакомиться с версией господина сыщика.

Но тот лишь снова пожал плечами, и Прохор понял, что делиться своими соображениями Бергамотов не спешит. А раз так, то и он сам не обязан ничего ему докладывать – во всяком случае, сверх того, что объяснило бы его пленение бандитами Васьки Пороха.

– Понимаю ваш пыл, Двушкин, однако советую не полагаться более на чудесное спасение нашими силами, ибо такое везение выпадает только раз в жизни, – продолжил Бергамотов. – Однако чувствую, что вы не намерены отступать от расследования, в которое угодили явно случайно. Посему предлагаю вам вести это дело вместе!

Прохор слегка поморщился. Ну да, знаем мы такие предложения от господ сыщиков, салонных чистоплюев! Ясно как день, что Бергамотову, по причине его немощи, нужны глаза и дополнительная пара быстрых ног. Он, Прохор, будет поставлять ему с риском для жизни добытую информацию, а сыщик станет делать вид, что сам раскрыл преступление, и загребать жар чужими руками. А вместе с ним и славу, и, вероятно, деньги!

– Соглашаться! – подал голос безмолвный до той поры индеец со странным именем Небо. Говорил он по-русски вполне понятно, только со странным гортанным придыханием. Открыв глаза и выплюнув эту короткую и емкую фразу, он снова прикрыл их. А лежавший у ног сыщика пес Зигфрид тявкнул, словно в подтверждение.

– Ну… Не думаю, что мое начальство согласится… Да и вообще… – пробормотал Прохор, размышляя, как бы так отказаться, чтобы больше не приставали. А краем глаза заметил одного из важных полицейских чинов, который направлялся в их сторону. В нем, на свою беду, Курицын узнал полковника Брюхатова, с которым ему несколько раз приходилось сталкиваться, причем при весьма и весьма неприятных обстоятельствах. Мало того что полковник имел на Прохора зуб и как-то публично грозился услать его в места не столь отдаленные, но он мог к тому же испортить все дело, назвав его по имени – Прохором Курицыным, а не Павлом Двушкиным. И опять же, приписать ему членство в банде Васьки Пороха и услать в места не столь отдаленные…

В этот момент снова раздался взрыв – в одном из полуразрушенных складских помещений что-то запоздало сдетонировало. Пользуясь возникшей неразберихой, Прохор осторожно отошел в сторону, а затем дал деру. Больше всего он боялся, что за ним устремится зверского вида пес, но этого, слава богу, не случилось.

– Ушел! – констатировал Мэхпи, от взора которого, конечно же, не ускользнуло бегство Прохора. Зигфрид тявкнул, вскочил, явно собираясь пуститься вслед незадачливому журналисту, но Орест Бергамотов положил ему руку на загривок и произнес:

– Да, ушел. И все равно бы сейчас ничего важного не рассказал. Молодой человек воспринимает нас как врагов и, что еще ужаснее, конкурентов. Но не сомневаюсь, что мы с ним вскоре столкнемся. Больше того, уверен, что он сам к нам обратится!

– Имя! – добавил индеец, склонный к односложным фразам, и Бергамотов подтвердил энергичным кивком головы:

– Да, ты прав, Мэхпи, имя, конечно, он нам сообщил не свое, а чужое. Потому как господина Двушкина я имею счастье, вернее несчастье, знать, хотя бы и шапочно. А ведь можно изменить внешность, но нельзя изменить голос. И это был голос совершенно другого человека. Но, думаю, мы вскоре узнаем, каково истинное имя нашего нового знакомца.

К ним быстрым шагом приблизился полковник Брюхатов – высокий, плотный человек с роскошными бакенбардами и обманчиво добрым лицом.

– Никто, слава богу, не пострадал! – сообщил он. – Но все равно осторожнее надо быть. Однако славно притон Васьки Прохора разгромили.

– Но самого его упустили! – сухо заметил Бергамотов – как и у Прохора, у него отношения с полковником были весьма непростые.

Тот же, хитро взглянув на сыщика, произнес:

– Ну, упустить упустили, но двух его людишек, хоть и немного помятых, прихватили. Ничего, выложат как миленькие, где их главный скрывается!

– Не думаю, – еще суше произнес Бергамотов, а полковник потер руки.

– Не думаете, Бергамотов, что скажут? Скажут, куда денутся! Конечно, у них, как в сицилийской каморре, обет молчания и кодекс воровской чести, но и не таким молчунам языки развязывали – причем, заметьте, исключительно дозволенными средствами!

Орест Самсонович скривился – ему было известно, что именно подразумевал полковник под «дозволенными средствами». Брюхатов явно желал выслужиться и сделать стремительную карьеру, поэтому средствами не брезговал. И что хуже всего, не был ни дураком, ни моралистом. А сочетание изворотливого ума и полного отсутствия этических принципов делало его человеком страшным. Но Бергамотов знал, что полковнику он нужен, как, впрочем, и полковник ему, – и этот странный симбиоз, несмотря на обоюдное неприятие, длился уже третий год, с момента возращения Ореста Самсоновича в столицу.

– Не думаю! – повторил сыщик. – Верю, что заставите. Вы любого разговорить сумеете, даже камень. Только не сомневаюсь и в том, что захваченные вами легаты Васьки Пороха элементарно не в курсе, куда направился их босс. А применяя ваши так называемые дозволенные средства, вы сами же подтолкнете их к лжесвидетельству, схватитесь за ложную нить, которая заведет вас в тупик, и в итоге потеряете драгоценное время. А Профессор получит возможность осуществить то, что задумал!

По мере его монолога лицо полковника Брюхатова сделалось сначала красным, потом пурпурным, затем, наконец, фиолетовым.

– Хватит, Бергамотов, стращать меня вашим Профессором! Все это бредни, меньше мистера Конан Дойля читать надо! Нет и быть не может у нас в столице никакого суперпреступника, гения криминального мира! Все это ваша попытка привлечь к себе внимание газетенок. Не даром же ошивался около вас этот скользкий тип, Прохор Курицын. Куда он, кстати, делся?

– Видимо, скрылся! – учтиво заметил сыщик, и полковник фыркнул. Тут к нему подошел один из подчиненных и протянул листок, изучив который Брюхатов воскликнул:

– Ага, отлично! Вот это я понимаю, настоящая оперативная полицейская работа! Не то что в нелепых рассказах господина Державина-Клеопатрова.

И, ничего не говоря Оресту Бергамотову, быстрым шагом двинулся к одной из полицейских пролеток.

– Зигфрид! – тихо произнес сыщик, и пес встрепенулся. Когда пролетка с находящимся в ней полковником тронулась в путь, Зигфрид затрусил за ней.

– Домой! – сказал Мэхпи, а Орест задумчиво ответил:

– Пожалуй, да! Надо отдать должное интуиции нашего полковника – операция, на которую возлагалось так много надежд, себя не оправдала. Значит, придется поразмыслить и проанализировать имеющиеся факты. Но хоть одно хорошо – теперь мы знаем имя нашего юного репортера. Прохор Курицын – имя и фамилия, которые прочат успех, не находишь, Мэхпи?

Прохор добрался до своего скромного жилища на Боровой без особых проблем. Проскоьзнув наверх, да так, чтобы хозяйка не увидела, ибо квартирную плату он задолжал уже за два месяца, журналист быстро умылся, переоделся, натянул яркие скрипящие штиблеты и жилетку и, наскоро перекусив, отправился в редакцию «Бульварного экспресса».

Там дым стоял коромыслом от сигаретного дыма и царил оглушительный, ни на секунду не прекращающийся стрекот печатных машинок. Подмигнув одной из машинисток и вогнав в краску другую, Курицын направился в кабинет главного редактора – но высокого начальства, как назло, не оказалось на месте (что, однако, приключалось в последнее время частенько: видимо, дела издательские…).

Курицын скользнул в свою каморку, черканул три записки, запечатал их, потом поднял трубку телефона и по памяти набрал хорошо известный ему номер. Минут через пятнадцать в здание редакции вошел чумазый подросток в картузе, который постоянно съезжал ему на нос.

– Вот, передашь лично в руки! – произнес Прохор командирским тоном и сунул мальчишке несколько монет.

Тот шмыгнул носом, бросил взгляд на адреса на записках и просипел:

– Маловато будет, барин!

Вздохнув, Прохор добавил еще полтинник.

– Держи, шантажист! И смотри, не читать, как в прошлый раз. Иначе обращусь к услугам конкурентов!

Мальчишка, хоть такого мудреного слова и не ведавший, моментально понял, что имеет в виду этот фраер, строивший из себя важную птицу.

– Доставлю в лучшем виде, барин! – заверил мальчишка, ущипнул проходящую мимо машинистку и скрылся.

Прохор был крайне доволен собой. Что ж, день прошел недурственно, а предыдущая ночь – и того слаще. Он остался в живых, принял непосредственное участие в разгроме логова Васьки Пороха и познакомился, хоть и не по своей воле, с господином сыщиком.

А что важнее всего – узнал много нового о Наполеоне преступного мира по кличке Профессор! О, это будет подлинная сенсация, и начальству она очень понравится! Им требовалась сенсация – и вот она, с пылу с жару! Ничего более сногсшибательного все равно не раскопать!

Тут появился еще один оборванец, правда, помладше и помельче. В руках он держал небольших размеров сверток.

– Хто у вас тута главный? – спросил он, и Прохор, важно выступив вперед, ответил:

– Я!

Курьер сплюнул на пол, смерил его взглядом и усомнился:

– Брешешь, дядя!

Прохор подошел к мальчишке, дал ему щелбана и сказал:

– Пока начальство отсутствует, замещаю его я. Тебе что, генеральную доверенность, у нотариуса заверенную, продемонстрировать?

– Цидулька для начальства! – сообщил мальчишка, и Прохор потянулся за свертком. Но курьер проворно спрятал его за спину и сказал:

– С тебя, дядя, рупь!

Прохор умел торговаться, поэтому сошлись на тридцати копейках, тем более что гонорар от отправителя мальчишка уже получил. Расплатившись, Прохор стал обладателем свертка, направленного, как гласила странная, выведенная красными чернилами на плотной коричневой оберточной бумаге надпись, в руки главного редактора «Бульварного экспресса».

Прохор знал, что посылку необходимо отнести в кабинет начальства, которое, вернувшись, само ее вскроет. Однако было любопытно узнать, кто прислал этот таинственный сверток.

Долго искать не пришлось – сбоку имелась надпись. Точнее, даже две. Первая, выведенная, как и адрес, странными красными чернилами, гласила: «ИЗ АДА». Вторая была и того жутче – «ОТ ДЖЕКА-ПОТРОШИТЕЛЯ».

Сердце у Прохора екнуло, но не от страха, а от предчувствия чего-то занимательного и скандального. О Джеке-потрошителе, этом кошмарном убийце, кромсавшем шлюх в Лондоне в год его, Прохора, рождения, он, конечно же, был наслышан. Как и о том, что сей нелюдь возник ниоткуда и ушел в никуда. И вот, стало быть, двадцать пять лет спустя после исчезновения он объявился в столице Российской империи?

В возвращение маньяков после отсутствия в четверть века Прохор не верил. Наверняка посылка от очередного городского сумасшедшего, жаждущего шумной славы. Конечно, тот Джек-потрошитель посылал письма и в полицию, и в редакции ряда газет и журналов, но, как доказала экспертиза, писались они разными людьми – наверняка все теми же психически неуравновешенными личностями. И конечно же, по-английски, а не по-русски, как это послание. Хотя ведь ходили слухи, что Джек был то ли русский дворянин, то ли польский студент-медик, то ли курляндский моряк, то есть мог владеть одновременно и английским, и русским…

Но давняя история, несмотря на всю свою жуть, была основательно забыта. Так что означало это мелодраматичное возвращение Джека-потрошителя?

– Важное сообщение! – произнес на всю редакцию Прохор, посчитав, что если коллеги поддержат его решение вскрыть посылку, адресованную начальству, то нагоняя не будет. – Пришла бандероль из ада. От Джека-потрошителя!

Сия новость, как и рассчитывал Курицын, вызвала всеобщий ажиотаж. Машинистки приостановили работу и начали притворно охать и ахать. Журналисты, дымя папиросами, сгрудились вокруг стола, на котором лежала жуткая посылка.

Тут как тут оказался и Павел Двушкин – лысоватый, бледноватый, косоватый человечек со скрипучим голосом и потными руками.