33 счастья Хмельницкая Ольга

* * *

– Дорогой, нам давно пора пожениться, – сказала Ева, переворачиваясь на живот.

В белом бикини на фоне золотистого песка ее смуглая кожа выглядела особенно эффектно. Ласковые волны лизали босые пятки. На ярко-голубом небе не было ни облачка. Справа и слева от Ершовой на песке поджаривались другие отдыхающие. Некоторые из них были уже угрожающе-красного, как вареные раки, цвета.

– Мы не можем сыграть свадьбу уже два года. Все время что-то мешает, – добавила она, с укором посмотрев на жениха.

– Тихо! – прикрикнул на нее полковник ФСБ Владимир Евгеньевич Рязанцев. – Я умоляю тебя, Ева, ни слова больше. Ты опять все испортишь!

Во взгляде Евы мелькнуло удивление пополам с обидой.

– Дорогая, – пояснил Рязанцев, глядя на красавицу невесту, лежавшую на раскаленном песке, – каждый раз, когда ты напоминаешь мне, что нам пора пожениться, у нас начинаются неприятности. Когда ты сказала это впервые, я, помнится, вынужден был вытаскивать тебя из подземелья, где вот-вот должен был закончиться воздух. Когда ты сказала это во второй раз, я еле-еле успел стащить тебя с падающего башенного крана, к которому тебя приковал наручниками террорист. После третьего напоминания о необходимости скорой женитьбы я, помнится, долго и старательно откапывал тебя из-под обломков взорванного «Хаммера», который до этого пытался тебя раздавить – к счастью, безуспешно. Потом были подземные казематы одного НИИ, где тебя заперли продавцы генетически модифицированных продуктов, и клетка со львами в зоопарке одного из сибирских городов, куда ты поехала для того, чтобы выследить торговцев бесценными скифскими книгами. А если еще учесть, что…

– Дорогой, прекращай отговорки, – строго оборвала жениха Ева. – Посмотри вокруг! Пляж, море, солнце. Ни одного каземата. Ни одного башенного крана в зоне видимости. Ни одного сошедшего с ума водителя «Хаммера». Да что там! Даже львов нет! Или ты считаешь, что, как только я скажу, что нам пора пожениться, случится цунами? Или на пляж высадится взвод террористов?

Девушка пошевелила ногами. Мелкие горячие песчинки струйками посыпались между пальцами. Телефон Рязанцева мелко завибрировал, задергался под махровым полотенцем, а потом взорвался звонком.

– Ну все, – мрачно сказал полковник, откидывая край полотенца и глядя на экран, – ты накаркала! Отдых коту под хвост. Это Скляров звонит! И зачем нам жениться, не понимаю. И так же все хорошо! Але, – сказал он в трубку, – Олег, привет.

Ева втянула голову в плечи. Скляров никогда не звонил просто так. Девушка посмотрела на жениха. По его напряженным плечам и мрачному прищуру глаз она поняла, что их отпуск заканчивается прямо сейчас – причем окончательно и бесповоротно.

– Яйцо динозавра? – громко переспросил Рязанцев в трубку. – Что, правда? Большое? В леднике в горах нашли? И они его высиживают? На биостанции? По очереди? Да что ты говоришь! Бывают же ученые-подвижники!

Несколько отдыхающих навострили уши и подвинулись поближе к подпрыгивающему на туапсинском песке Владимиру Евгеньевичу. Им тоже было интересно послушать про яйцо.

– Завтра приедут? – продолжал задавать непонятные вопросы полковник. – А мы что должны делать? Следить, чтобы они его там хорошо высиживали и не застудили? Может, это яйцо проще на птицефабрику сдать, в инкубатор?

Праздношатающиеся отдыхающие собрались небольшой кучкой, обрадовавшись неожиданному развлечению, и теперь жаждали подробностей.

– Я понял, Олег, – сказал полковник, – да, мы поедем на биостанцию. Да, будем следить, чтобы с яйцом ничего не случилось. Да, если что, мы с Евой тоже будем его высиживать. Что ты говоришь? Национальное достояние? Несколько миллионов лет в леднике? Президент звонил?

Еще немного поговорив, Рязанцев отключил связь и вернулся к сидевшей на песке Еве.

– Да, дорогая, – сказал полковник, потирая покрасневшее из-за долгой беседы ухо, – у нас с тобой было много разных заданий, но такого еще не выпадало. Скляров позвонил мне и сказал, что все ФСБ на ушах. Сотрудники Туапсинской биостанции нашли в леднике яйцо динозавра, совсем целое. Они привезли его на станцию и теперь пытаются отогреть.

– А наша задача какова? – осторожно спросила Ева. – Следить, чтобы мышка хвостиком не махнула и драгоценное яйцо случайно не превратилось в яичницу?

– Типа того, – сказал Владимир Евгеньевич, собирая вещи в большой пакет с изображением солнца, – завтра к обеду на биостанцию прибудет группа ученых из Москвы, которые примут на себя всю ответственность за яйцо и за то существо, которое из него может вылупиться. А наша задача – обеспечить безопасность объекта вплоть до этого момента. К Туапсинской биостанции мы ближе всех.

– Да, – кивнула Ева, одеваясь без всякого удовольствия, – плакал наш отпуск.

– Ну, это еще не факт, – сказал Рязанцев, подумав. – Завтра в полдень яйцо передадут группе исследователей, прибывшей из столицы, и мы вернемся на пляж. Если ты, конечно, опять не начнешь говорить, что нам пора сыграть свадьбу.

– Ты оптимист, – вздохнула Ева, – скажи мне, сколько может стоить такое яйцо?

– С окаменелым динозавриком внутри – миллионов пять долларов.

– А с живым?

– Ты что, – рассмеялся Рязанцев, – всерьез думаешь, что зародыш мог выжить? Впасть в спячку и теперь проснуться? Я лично считаю, что попытка отогреть артефакт приведет только к тому, что драгоценное яичко протухнет и завоняет. Надо будет сказать, чтобы его положили в морозильник, подальше от греха.

Они дошли до лестницы и принялись подниматься наверх, к стоянке такси. Ступеньки были такими горячими, что казалось, они шли по сковородке. Над землей поднималось зыбкое марево.

– Я уверена, что зародыш жив, – сказала Ева, покачав головой. – Иначе сотрудники биостанции не начали бы его высиживать. Скорее всего они прослушали сердцебиение и поняли, что динозаврик остался в живых. В этом нет совершенно ничего невозможного! Вон, яйцеклетки массово замораживают, а потом размораживают, и из них рождаются здоровые дети.

– Но не миллионы же лет они там лежат, в жидком азоте, – парировал полковник. – Да и температура в леднике повыше.

Полковник поморщился. Идея замораживать яйцеклетки ему, человеку старой закалки, недавно отпраздновавшему сорокалетие, казалась совершенно неразумной и глубоко подозрительной. Он предпочитал пути более простые, естественные и многократно проверенные.

«Может, действительно жениться?» – подумал он, посмотрев на свою высокую, стройную и смуглую невесту, в жилах которой текла кровь папы-ливанца и мамы – уроженки Архангельска, но тут же отогнал подальше эту мысль.

Он слишком боялся все испортить. Если даже разговоры о женитьбе вызывали такие масштабные последствия, то что уж говорить о настоящей свадьбе? К тому же полковник уже был однажды женат, ему это не понравилось, а из всех заповедей он более всего почитал принцип – «не навреди».

– Слишком долго? Температура льда выше, чем у азота? Согласна, но это все мелочи, – не согласилась Ева. – Не вижу ничего невозможного в том, что динозаврику в яйце удалось выжить.

– Лучше не надо, – мрачно сказал Рязанцев, – а то вдруг получится Годзилла? Чем у ученых его кормить? Ты об этом подумала?

Они наконец поднялись наверх, к дороге. Свежий ветер, дувший с гор, приятно холодил их разгоряченные тела.

– Пахлава! Холодное пиво! Раки! – прокричала усатая торговка, когда Ева и Рязанцев проходили мимо нее.

Ершова присмотрелась. Пахлава истекала медом, бутылки были покрыты мелкими капельками, а крупные пучеглазые раки выглядели сочными и мясистыми. Ева притормозила возле торговки, засмотрелась на пахлаву, вздохнула, но вовремя вспомнила, что надо беречь фигуру, и принялась догонять Рязанцева, который направлялся к разомлевшему на солнце таксисту.

– Интересно, за какую сумму он довезет нас до биостанции? – спросила девушка.

– Я думаю, что он запросит просто неприличные деньги, – мрачно ответил Рязанцев и вытащил сигарету. – Особенно если учесть, что нам надо еще заехать в гостиницу за одеждой. Не поедем же мы на станцию в шортах, майках и сланцах! Тем более что вечерами в горах бывает холодно.

– Предлагаю рассматривать предстоящий визит как интересную экскурсию, – с воодушевлением сказала Ершова, – горы, тишина, покой, биостанция, свежий воздух, цикады по вечерам поют… Романтика!

– Не расслабляйся, – оборвал ее полковник, – неизвестно, что нас там ждет. Пойми, дорогая, если бы все было так просто, то зачем бы нас туда спешно командировали? Мы с тобой в отпуске, и все это знают. Для того чтобы сорвать нас с места, требовались веские основания. Я думаю, что обстановка на этой станции далека от идиллической. К сожалению.

– Ты пессимист, – вздохнула Ершова, – в самом крайнем случае мы будем, сменяясь, караулить это яйцо до приезда ученых из Академии наук.

– А кто будет потом охранять ученых? – спросил Рязанцев. – Или ты думаешь, что они прибудут вооруженными до зубов, как зеленые береты?

Настроение у него было плохим и улучшаться никак не хотело.

– А от кого их защищать? От вылупившегося Годзиллы? – округлила глаза Ева. – В таком случае одного пистолета мало. Нужен как минимум зенитный комплекс типа «земля – земля».

– Я не знаю, – покачал головой Рязанцев, – не представляю, с чем нам там придется столкнуться. Живое яйцо динозавра – вещь совершенно бесценная. Честно говоря, я бы предпочел его там не оставлять, а забрать и спрятать где-нибудь в банковском хранилище. На станции, затерянной в горах, не удастся обеспечить надежную защиту экспоната.

До такси оставалось не более десятка шагов. Водитель, заметивший приближающихся пассажиров, зашевелился и воодушевился. На полковника и Еву упала легкая тень от растущих у дороги сосен.

– Ты посмотри на проблему с другой стороны, – добавила Ершова, наслаждаясь бодрящим еловым ароматом, – а вдруг яйцо представляет потенциальную опасность для человечества? Например, в нем могут храниться какие-нибудь смертоносные бациллы, неизвестные науке и исчезнувшие миллионы лет назад. Может, именно эти микробы и ответственны за гибель динозавров, а не падение метеорита, как все говорят!

– И что ты предлагаешь? – сухо спросил Владимир Евгеньевич. – Уволиться из ФСБ, спрятаться в бомбоубежище и ждать апокалипсиса? Если честно, дорогая, я предпочитаю активные действия пассивному ожиданию ужасов.

Таксист, у которого уже не осталось никаких сомнений относительно того, что парочка собирается куда-то ехать, встал навстречу Еве и Рязанцеву.

– Вам куда, молодые люди? – спросил он, подкручивая длинные гусарские усы и оценивая стройную фигуру девушки.

Услышав, что пассажирам надо на биостанцию, таксист поднял левую бровь.

– Вернее, сначала в гостиницу, а потом – на биостанцию, – уточнил Владимир Евгеньевич. – И быстро.

Таксист поднял правую бровь.

– Куда? – переспросил он. – В горы? На станцию? Туда, где окопалась горстка сумасшедших ученых? Так туда вчера камнепадом дорогу завалило, а бульдозер, говорят, пришлют только послезавтра. Так что я могу довезти вас только до завала, а дальше вы пойдете сами.

Ершова и Рязанцев переглянулись.

«Ну, что я тебе говорил?» – сказали глаза полковника.

– Завалило дорогу? Вчера? – спросила Ева таксиста, и ее большие темные глаза округлились. – Так погода же вчера была отличная – ни ветра, ни дождя, ни землетрясений.

– Красавица, я не знаю, что там произошло, – сказал мужчина, подкручивая ус, – но факты – упрямая вещь, и они свидетельствуют о том, что обвал действительно произошел и что вам около десяти километров придется идти пешком, если уж вы хотите попасть на биостанцию.

– Ничего страшного, – пробормотала Ева, – какие-то десять километров!

– Если мы вообще дойдем, – добавил полковник, глядя на водителя, который заводил двигатель своей старенькой «Волги», – меня мучают тяжелые предчувствия. Кто-то там, на этой станции, ведет вокруг яйца серьезную игру.

– Ты думаешь, там еще и волчьих ям накопали, вокруг этой биостанции? – шепотом спросила жениха Ершова.

– Мне не нравится твой легковесный настрой! – рявкнул Рязанцев.

– А мне не нравится твой пессимизм, – парировала Ева. – Ты же сам сказал, что мы и в подземельях терялись, и в грязи тонули, и из-под «Хаммера» выбирались, и с башенного крана прыгали без парашюта. И все всегда заканчивалось благополучно! Вот если бы мы еще и поженились…

– А-а-а-а, – страдальчески протянул полковник, – ты опять за свое! Доконать меня хочешь? Не забывай, что это ты терялась в подземельях и пыталась там задохнуться, что это именно ты тонула в болоте, что именно ты, дорогая, попадала под колеса автомобиля, и что ты, а не кто-то другой, оказался на стреле башенного крана в момент его падения! А я тебя все время спасал, рискуя жизнью. Заметь, самостоятельно я не попадал ни в одну переделку, это все ты!

– Попрекаешь? – прошипела Ева, собираясь заплакать. – Хочешь сказать, что в следующий раз ты меня спасать не придешь?

– Ну почему же, – сказал Рязанцев, смягчаясь, – я этого не говорил. Приду, конечно.

Ева мгновенно развеселилась.

– Милые бранятся – только тешатся, – подал голос таксист. – Кстати, если вас интересует мое мнение, то, когда пойдете на биостанцию, обязательно возьмите с собой еду, термос, карту и компас. Я бы еще, если честно, взял нож, спички, одеяло, палатку и сухие дрова.

– Вы же сказали, до места всего десять километров, – сказала Ева, – два часа ходьбы.

– Это по прямой десять километров, – уточнил мужчина, активно крутя баранку «Волги», – а через горы будет все двадцать. Сейчас вторая половина дня, пока вы соберетесь, начнет вечереть. Я бы, если честно, подождал до утра.

Полковник отрицательно покачал головой.

– Мы должны оказаться там как можно быстрее, – сказал он.

– А что там случилось, почему вы так спешите? – полюбопытствовал таксист. – Ночной переход через горы связан с риском для жизни.

– У нас вся работа связана с риском для жизни, – пожала плечами Ева.

До самой гостиницы никто не произнес больше ни слова.

Директор биостанции Анастасия Геннадиевна Колбасова остановилась в дверях и посмотрела на огромное яйцо, со всех сторон освещенное кровавым светом инфракрасных ламп. К яйцу был прислонен небольшой черный динамик.

Тук! Тук! Тук!

Сердце маленького динозавра билось мерно и неспешно.

– Барионикс, – сказала директор тихо, склонив седую голову, – скорее бы он вылупился!

Ее глаза загорелись.

Директор биостанции подошла к яйцу, протянула сморщенную худощавую руку с розовыми ногтями и погладила гладкую мраморную поверхность. Яйцо, диаметр которого достигал полуметра, было почти круглым и слегка пористым. В свете ламп рука директора выглядела окровавленной.

– Жаль, что у нас нет аппарата для ультразвукового исследования, – пробормотала Анастасия Геннадиевна, – мы бы увидели, какой он там, внутри!

Лаборатория, в которой лежало яйцо, имела только одно окно, и оно выходило прямо на крутой обрыв. Почти отвесная каменная стена спускалась вниз на десятки метров и заканчивалась обломками острых скал.

За спиной директора прошелестели шаги.

– Анастасия Геннадиевна, любуетесь? – спросил низкий мужской голос, интимный и хрипловатый, как у лидера группы «Джанго».

Молодой человек, вошедший в комнату, имел монголоидный разрез глаз и широкое открытое лицо.

– Любуюсь, – призналась директор. – Вы, ботаник, не понимаете, насколько это невероятно. Яйцо пролежало в леднике несколько миллионов лет, и наконец его нашли. Живым! И из него, возможно, вылупится барионикс.

Ботаник Юрий Бадмаев склонил свою круглую голову к плечу.

– Ему будет очень одиноко, – сказал он. – Представляете, родиться через много веков после того, как все его предки вымерли и от них остались только кости, да и тех немного.

– Вы слишком чувствительны, – пожала сухонькими плечами директор, – иногда надо смотреть на вещи с чисто логической точки зрения, без сантиментов. Эта находка стоит невероятных денег и на века прославит нашу биостанцию. Вот увидите, как только сведения о яйце дойдут до средств массовой информации, в научном мире начнется настоящая истерия.

Она ласково погладила яйцо по теплому боку.

– Милое мое, – с удовольствием сказала Анастасия Геннадиевна. – Интересно, сколько нужно времени, чтобы барионикс вылупился?

– А еще интересно, что он ест, – добавил Бадмаев. – Мясо? Если так, то, пока он маленький, его можно кормить лабораторными мышами. А подрастет, и мы сами пойдем в ход.

Зоолог рассмеялся, блестя своими узкими монголоидными глазами.

– Мне непонятна ваша веселость, – сухо сказала Колбасова, – и вообще, ваше чувство юмора регулярно ставит меня в тупик. Подумайте о том, что мы отрезаны от внешнего мира, дорогу завалило, а падение атмосферного давления не предвещает ничего хорошего. Это я вам как метеоролог говорю.

– Ну и что ж такого? – пожал плечами Бадмаев. – Мы тут регулярно переживаем зимние шторма и бури, когда дорога завалена снегом высотой в два метра, а также весенние паводки, когда вокруг нашей горы бушует вода. Что нам бояться какой-то там летней грозы?

– Мы не подготовились, – ответила директор, – у нас совсем нет запаса еды. На зиму мы наполняем закрома до отказа, а сейчас у нас – шаром покати! К тому же я, как специалист, могу сказать вам, Юрий Рашидович, что климат меняется, глобальное потепление оказывает неожиданное влияние на погодные процессы, и даже летний шторм может оказаться не таким безобидным, каким выглядит вначале. Другими словами, мы можем тут надолго засесть.

Ботаник рассмеялся, показав белые зубы.

– Ничего, – сказал он, – из этого чудо-яйца получится очень большая яичница. От голода мы не умрем.

Бадмаев шутливо откланялся и вышел. В кровавом полумраке продолжало мерно стучать сердце самого старого существа на Земле.

Ева и Рязанцев стояли перед огромной кучей камней, перегородившей дорогу.

– Высота примерно с шестиэтажный дом, – сказал Рязанцев.

Он посмотрел на ноги своей невесты, обутые в кроссовки.

– Сейчас будем преодолевать препятствие, – сказал полковник, – старайся идти аккуратно, чтобы не вызвать новый камнепад. Даже не разговаривай со мной! Как известно, громкие звуки вызывают в горах лавины. Смотри под ноги и будь очень осторожна.

Ева повесила через плечо большую сумку и ступила на камень. Он зашатался. Девушка ойкнула.

– Дорогая, – сказал Рязанцев ей в ухо, – ты лейтенант или пугливая школьница?

Ева сделала следующий шаг, потом еще один. Полковник, который был почти вдвое тяжелее своей невесты, шел сзади. Солнце клонилось к закату. Из палящего белого полуденного оно превратилось в ласковое оранжевое. Тени удлинились. Ева сделала еще несколько шагов. Валуны под ногами предательски крошились и расползались в разные стороны. Ершова слегка согнула колени, пытаясь сохранить равновесие. Ремень тяжелой сумки больно врезался ей в плечо.

– Давай вещи, – сказал сзади полковник. – Я понесу.

Он взял поклажу. Медленно, как муравьи, они поднимались вверх.

– Вообще, удивительно, – тихонько сказала Ева, – что камнепад случился в таком неудачном месте. Прямо-таки узкое горлышко – справа и слева вертикальные обрывы, ни обойти, ни объехать. Только поверху можно, да и то опасно.

– Это специально сделано, – убежденно процедил сквозь зубы полковник. – Кто-то хочет отрезать биостанцию от внешнего мира.

– Из-за яйца? – спросила Ева.

– Пожалуйста, говори тише, – попросил Рязанцев, – ну конечно, из-за него. Это же бешеные, просто безумные деньги! А мы с тобой уже не раз сталкивались с тем, что ради денег некоторые люди готовы на самые невероятные поступки со знаком «минус».

– К сожалению, – ответила Ева, тяжело дыша. С нее градом лил пот.

– Я сразу почувствовал, что с этой биостанцией не все чисто, – добавил Владимир Евгеньевич, – объяснить не могу. Шестое чувство.

– Это не шестое чувство, а чистая логика, – добавила Ева.

Из-под ее ноги выскользнул небольшой булыжник и полетел вниз.

– Там, где замешаны большие деньги, всегда есть место страшному преступлению, – прошипела она, – вот мы доберемся до биостанции, и увидим, что там не осталось ни одного живого человека! И яйца тоже нет!

– Какая богатая фантазия, – развел руками полковник, – яйцо проклюнулось, и маленький дракончик всех съел. Или нет… кто-то, решивший завладеть яйцом, всех сбросил в пропасть, одного за другим, и сбежал с яйцом под мышкой. Дорогая, – ласково обратился он к Еве, – твое мрачное предположение выглядит вполне логично, но в нем есть одно «но». Большинство людей очень неохотно расстаются со своими жизнями. Особенно если они живут на отшибе, вдали от цивилизации. Пойми, дорогая, их станция, где обитает только горстка ученых, но полно дорогостоящего оборудования, включая автономную электростанцию и систему спутниковой связи, – это потенциально легкая добыча для преступников всех мастей. Если что, звонить «ноль-два» оттуда бесполезно, разве что в особо тяжелом случае вертолет прилетит. Так что они вынуждены защищать себя сами, как на Диком Западе. И слабаков там нет. В общем, предчувствия у меня и правда тяжелые, но, я думаю, все ограничится банальной кражей яйца.

Камень выскользнул из-под ноги Ершовой. Девушка чуть не упала.

– А сколько там человек всего? – спросила она, с трудом сохранив равновесие.

– Не знаю, Олег мне не говорил, – пояснил полковник, – кстати, надо бы ему позвонить. Во всяком случае, пока мы не покинули зону, в которой работает сотовая связь. Но сейчас я звонить не буду, подожду, когда мы спустимся. А то, если будет плохо слышно, придется кричать, а в зоне камнепада это крайне нежелательно.

– У них там, на станции, еще и телефоны не работают? – удивилась Ева.

– Мы все настолько привыкли к тому, что сотовый работает везде и всюду, что отсутствие мобильной связи воспринимается как нечто из ряда вон выходящее, – улыбнулся Владимир Евгеньевич. – У них там есть связь, но только спутниковая, как я уже сказал. И Интернет есть, очень качественный, к слову.

Большой угловатый камень перевернулся под ногами полковника. Рязанцев резко присел, пытаясь сохранить равновесие. Две тяжелые сумки тянули его вниз. Не удержавшись, полковник заскользил ногами по камням. Склон, состоявший из черных базальтовых булыжников, пришел в движение. Казалось, он стал живым и пытается стряхнуть с себя непрошеных гостей. Поняв, что ему не удержаться, Рязанцев бросил обе сумки, которые покатились вниз по склону, и упал на живот. Его падение чуть замедлилось. Глыбы под телом Владимира Евгеньевича шевелились, перекатываясь с места на место и грозя придавить и погрести полковника под собой.

– Держись! – воскликнула Ева.

Она легла на живот и схватила Рязанцева за ладонь. Он попытался отпихнуть ее руку.

– Отпусти меня! – закричал он. – Ты меня не удержишь, ты вдвое легче!

Вместо ответа Ершова схватилась свободной рукой за огромный валун. Тяжело перевернувшись, булыжник зацепился за соседние камни и замер, создав некое подобие якоря. Теперь девушка держалась одной рукой за глыбу, а другой – за ладонь жениха. Движение камней замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Медленно-медленно, боясь вздохнуть, Рязанцев поднялся к каменной глыбе, у которой сидела Ева, тяжело переводившая дух.

– Спасибо, – коротко сказал полковник, обнимая ее за плечо.

– Мы только что потеряли все наши вещи, – сказала Ева, прижимаясь к его мощному торсу.

– Ничего, купим все новое.

Владимир Евгеньевич привлек тоненькую дрожавшую девушку к себе и поцеловал.

– Я люблю тебя, Ева, – сказал он, – ты настоящий друг!

– Я тебя тоже люблю, – воскликнула Ершова, – и я убеждена, что нам срочно нужно пожениться!

Полковник тяжело вздохнул и посмотрел вверх.

– Ну вот, – обреченно сказал он, – сейчас опять что-нибудь случится. Мы только что чуть не погибли, а ты снова говоришь о свадьбе.

– Просто надо набраться мужества и сделать этот шаг, – сказала Ева. – Мы и так уже фактически женаты! Мы вместе живем! Мы друг друга, как ты только что правильно сказал, любим! Факт женитьбы ничего не изменит, так почему бы этого не сделать?

– А раз не изменит, то зачем делать? – резонно спросил полковник, глядя на ее родное, любимое лицо, перепачканное пылью и каменной крошкой. – А вдруг мы все испортим?

Пролетавшая над ними большая птица сделала крутой вираж, и на валуне, за который все еще держалась Ева, появилось жирное белое пятно.

– Хорошо хоть не попала, – вздохнул полковник, провожая взглядом птицу.

Владимир Евгеньевич встал и осторожно посмотрел вниз.

– Наши сумки погребены под парой тонн камней, – сказал он, – раскапывать их нет никакого смысла.

Ева кивнула. Взявшись за руки, полковник и девушка продолжили осторожно продвигаться вверх по склону.

Академик Семен Захарович Жигулев постучал по столу, призывая к порядку. Заседание президиума Российской академии наук проходило бурно. Особенно бушевали биологи. В их возбужденных рядах уже случились два обморока и один гипертонический криз.

– Тихо! – воскликнул академик Жигулев. – Что за шум! Ничего не слышно! Да, я тоже потрясен тем, что они сразу же начали греть яйцо, ни с кем не посоветовавшись. Но зачем же стулья ломать?

– Это просто какой-то интеллектуальный беспредел, – кипятился профессор Слюнько, – просто палеолит какой-то! Они что, знают, при какой температуре происходило высиживание бариониксов?

– Их местный орнитолог, некий Валерий Шварц, утверждает, что изучил все статьи в Интернете на эту тему, включая англоязычные, – подала голос доцент Филимонова, стройная девушка лет тридцати в очках и с красивыми рыжими волосами.

– Ну и что этот их Интернет? – закричал Слюнько, брызгая слюной. – Мы тут все сплошь академики, профессора, доктора наук, а он, горе-орнитолог без ученой степени, занялся высиживанием динозавра, даже у нас не спросив! А ведь это наш, российский динозавр. Первый в мире. Невероятная находка!

– Игорь Георгиевич, – примирительно сказала рыжая Филимонова, – а вы-то откуда знаете, как растить динозавров? У вас ведь тоже нет соответствующего опыта.

Зал шумел и волновался, как штормящее море.

– Мне доставили личное дело орнитолога Шварца! – закричал председательствующий, перекрывая рев коллег.

В зале тут же восстановилась тишина.

– Валерий Данилович Шварц, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, – начал читать академик Жигулев, – с отличием окончил биофак Санкт-Петербургского госуниверситета, специализировался на орнитологии. Почти десять лет проработал научным сотрудником в зоопарке, писал диссертацию о проблемах размножения бакланов в неволе, но так ее и не дописал. Уехал на биостанцию после тяжелого развода.

Доцент Филимонова внимательно посмотрела на изображение.

– Вот фотография Шварца, – продолжил Жигулев.

На проекционном экране возникло мужское лицо. Немногочисленные женщины, сидевшие в зале, ахнули. Молодой человек был невероятно, просто сказочно красив, казалось, он сошел с рекламного плаката. Мужественное, четко очерченное лицо, яркие голубые глаза, открытый взгляд, твердая, но вместе с тем чувственная линия губ…

Рыжая Филимонова прищурилась еще сильнее. Шварц был красив, но не в ее вкусе. Ей нравились мужчины постарше.

– Что касается обнаружения яйца, то его нашел не орнитолог, а энтомолог Курочкин, – пояснил Жигулев, – этот ученый изучал пути миграции бабочек-аполлонов. На краю ледника он упал и начал скользить вниз. Наконец движение энтомолога затормозилось, и Курочкин остался лежать лицом вниз на льду.

В зале стало так тихо, что было слышно жужжание ползавшей по окну мухи. Академики сидели с открытыми ртами, боясь упустить хоть слово из рассказа Жигулева.

– Курочкин, лежавший на прозрачном леднике, посмотрел вниз, в толщу льда, и увидел там, на глубине примерно полуметра, что-то круглое. Сперва энтомолог решил, что это камень, но он имел слишком уж характерную форму яйца.

Слюнько, слушавший этот рассказ уже в третий раз, подавился и закашлялся. Он много лет охотился за яйцами динозавра, ночей недосыпал, обошел всю пустыню Гоби, в которой чаще всего находили такие яйца, но так и не нашел ничего, кроме нескольких невнятных обломков. А тут – целое яйцо! Живое! Слюнько буквально корчился от зависти.

В зале заседания становилось душно.

– Итак, – продолжил председательствующий, – нам надо сформировать группу из нескольких ученых, которые отправятся на биостанцию, расположенную на южной стороне Главного Кавказского хребта, в долине, и возьмут на себя всю ответственность за яйцо. Я пока не могу сказать, можно ли будет перевезти его в Москву или придется ждать на месте, пока животное вылупится, а потом везти его сюда самолетом.

– А зачем его куда-то везти? – робко подал голос молоденький аспирант Дмитрий Бубнов. – Ему там, на природе, будет лучше.

– Возможно, – с готовностью кивнул академик Жигулев, – только что он там будет есть? Зазевавшихся туристов?

– А он плотоядный? – испугался Бубнов. – Как стервятник?

– Барионикс гораздо страшнее стервятника, потому что он во много раз больше, – сказал профессор Слюнько. – И мяса ему надо очень много. Лучше всего наша птичка, или рыбка, то есть рептилия, – запутался он, но потом махнул рукой, – чувствовала бы себя в зоопарке рядом с тиграми. Хотя, я думаю, тигра он прикончил бы всего лишь одним ударом своих страшных когтей.

В зале заседания воцарилась напряженная тишина.

– Так, может, мы не будем его высиживать, – тихонько предложил Бубнов, – все мы помним, чем закончились истории про Кинг-Конга и Годзиллу. Давайте опять заморозим яйцо!

– Ни за что! – вскричал Слюнько, вскакивая. – Об этом даже речи быть не может. Мы утратим научный приоритет. Представляете, у нас в руках может оказаться живой динозавр! Мы сможем изучить его повадки, особенности питания, поведения, взять у него анализы. Много анализов!

В зале поднялся невероятный шум.

– Тихо! – прикрикнул на ученых дам и мужей председательствующий, стукнув кулаком по столу. – Давайте перейдем от теоретической дискуссии к решению практических вопросов. Кто поедет на биостанцию? Желающие есть?

– Я! – громко крикнул Слюнько.

– И я, – подхватила доцент Филимонова.

– Давайте еще Бубнова отправим. Он как раз по орнитологии специализируется! – предложил кто-то.

– Нет-нет, я не могу, – быстро ответил аспирант, – у меня одышка и плоскостопие. Меня даже в армию не взяли.

Игорь Георгиевич прищурился.

– Дмитрий Николаевич, – сказал он и застегнул пуговицу на своем старомодном пиджаке, – вы собираетесь защищать диссертацию?

Бубнов икнул.

– А раз так, – продолжил профессор, истолковавший его икание как согласие, – то, пожалуйста, отправляйтесь на биостанцию и собирайте данные к вашему научному труду. Тему диссертации мы вам поменяем на «Изучение структуры пористости яйца барионикса». Будете пупырышки считать, математические модели построите, данные потом обобщите, нарисуете графики и выведете коэффициенты. А там, глядишь, у вас пройдет и плоскостопие, и одышка.

Председательствующий кивнул и обвел взглядом собравшихся в зале ученых.

– Есть еще вопросы или возражения? – спросил он.

– Предлагаю: кроме палеонтолога Слюнько, зоолога Филимоновой и орнитолога Бубнова отправить на биостанцию ветеринара! – предложил кто-то.

– Считаю это излишним, – не согласился Жигулев, – хватит и этой троицы. Вы не забывайте, что на станцию уже отправились двое сотрудников ФСБ России, которые будут обеспечивать безопасность яйца вплоть до нашего прибытия. К тому же надо иметь в виду, что биостанция – это небольшое здание, построенное в скалах, и места там мало. Если мы отправим туда президиум всем составом, то кое-кому придется жить на улице в палатке. Есть еще вопросы?

– Скажите, Семен Захарович, – нерешительно обратилась к академику престарелая дама, специализирующаяся на изучении псевдоподий амеб и особенностей их питания, – сколько может стоить такое яйцо?

Жигулев насупил густые брови.

– Мы тут служим науке, а не золотому тельцу, – строго сказал он, – но не побоюсь сказать, что оно бесценно! Конечно, это наше российское национальное богатство: яйцо не продается, но Российская академия наук, я думаю, сможет поправить свои дела, выставив на аукцион фотографии яйца, продавая видеофильмы об особенностях развития барионикса, а также предложив коллекционерам фрагменты скорлупы после того, как динозавр вылупится.

Ученые часто задышали. Печальное лицо Бубнова прояснилось.

– А еще можно будет отправить барионикса в зоопарк и брать деньги со зрителей! – в запале воскликнул кто-то, но академик прервал бурный полет фантазии коллег, вновь стукнув кулаком по столу.

– Прошу соблюдать тишину! – рявкнул он. – Для того чтобы все эти мечты стали былью, нам нужно, чтобы барионикс вылупился. И поэтому я призываю Слюнько, Филимонову и Бубнова приложить к этому все усилия. Оборудование уже грузят в машину. Вы вылетите на Кавказ рейсом Москва – Сочи через четыре часа. Билеты для вас добыла Академия наук, выкупившая бронь, что, как вы понимаете, является чудом, так как достать летом билеты на юг в день отлета совершенно невозможно.

И Жигулев встал, демонстрируя тем самым, что заседание окончено.

Юрий Бадмаев сидел в одиночестве в небольшой столовой, выходившей окнами на дорогу, извивавшуюся серпантином, и смотрел вдаль, на горы. Из-за белоснежных вершин медленно выползала черная туча.

– Плохо дело, – пробормотал ботаник, – похоже, идет буря, правильно сказала Колбасова.

Кроме него, в столовой был еще завхоз Василий Борисович Иванов, невысокий краснолицый мужичок, хозяйственный и слегка суетливый.

– На тучу смотрите, Юрий Рашидович? – обратился к нему завхоз. – Очень черная, правда?

– Правда, – кивнул башкир, – как чернила буквально. Скорее всего, это снежная буря.

– А Анастасия Геннадиевна что говорит? Нас зацепит или, может, мимо пройдет? – спросил Василий Борисович, не переставая резать лук, от которого у Юрия начало чесаться в носу. Иванов был не только завхозом, но еще и поваром.

– Говорит, что давление падает, – ответил Бадмаев и съел еще одну оладью, густо политую клубничным вареньем, – а раз давление падает, то нас, скорее всего, зацепит.