Щит Времени (сборник) Андерсон Пол
– Давайте сюда! – закричал Гиппоник и махнул рукой, не вылезая из седла.
Караван свернул в менее оживленный квартал и вскоре остановился у склада. Часа два потратили они на разгрузку, опись и укладку товаров. Гиппоник заплатил каждому из своих людей по пять драхм, распорядился насчет стойла и корма для животных и договорился встретиться с ними на следующий день в банке, где он хранил свои деньги, чтобы рассчитаться окончательно. Караванщикам не терпелось поскорее попасть домой, узнать, что тут без них происходило, и весело отметить возвращение к родному очагу, хотя новости о войне никому не давали покоя.
Эверард ждал. Он скучал по своей трубке и холодному пиву, которые были бы сейчас как нельзя кстати. Но сотрудники Патруля Времени умели справляться со скукой. Краем глаза Эверард наблюдал за происходящим вокруг и думал о чем-то своем. Вскоре он поймал себя на том, что вспоминает день, до которого оставалось еще более двух тысяч лет.
1987 год от Рождества Христова
Через открытое окно проникали солнечный свет, ласкающий ветерок и отголоски городского дыхания. Перед взором Эверарда лежал Пало-Альто, отдыхающий в праздничные дни. Он сидел в квартире студентки Стенфордского университета: удобная, немного обшарпанная мебель, неразбериха на письменном столе, книжная полка, заваленная всякой всячиной, и плакат Национальной федерации дикой природы на противоположной стене. От событий прошлой бурной ночи не осталось и следа. Ванда Тамберли сама все проверила. Она – но другая, на четыре месяца моложе, та, которая еще не знала о существовании Патруля, – не должна была ничего заподозрить, вернувшись из поездки с родителями.
Впрочем, Эверард показывался на улице не чаще, чем того требовала привычная осторожность. Гораздо приятнее было глядеть на хорошенькую калифорнийскую блондинку.
Свет играл на ее волосах и складках голубого махрового халата, подобранного под цвет глаз. Даже притом что она проспала целые сутки, Ванда удивительно быстро оправилась после случившегося. Девушка, похищенная одним из конкистадоров Писарро и спасенная в ходе головокружительной операции, имела полное право на растерянность. Ванда, однако, продолжала задавать вопросы, разделывая при этом большой кусок мяса.
– Но разве путешествия во времени возможны? Я читала, что это абсурд и фантазии.
– С точки зрения современной физики и логики – да. Но в будущем людям откроются более широкие горизонты, – ответил Эверард.
– Ладно. Я, вообще-то, на биологическом, но физику тоже проходила, да и сейчас стараюсь не отставать. «Новости науки» читаю, «Аналог». – Ванда улыбнулась. – Видите, я ничего от вас не скрываю. Иногда просматриваю «Американскую науку», хотя от этого журнала порой в сон клонит. Вот, все как на духу выложила.
Веселье в ее голосе таяло. Эверард подозревал, что это лишь попытка защитить себя от непонятного, может быть даже опасного.
– Вы садитесь на какой-то мотоцикл – словно из комиксов про Бака Роджерса, но без колес, – запускаете систему управления, поднимаетесь в воздух, свободно парите, потом включаете другой пульт и оказываетесь по вашему желанию в любом месте в любое время. Независимо от высоты над уровнем моря или… Откуда берется энергия? Земля сама вращается, движется вокруг Солнца, которое, в свою очередь, движется вместе с Галактикой. Что вы на это скажете?
– E pur si muove, – произнес Эверард, пожав плечами и улыбнувшись.
– Что? Да, конечно. Это Галилей, когда его заставили признать, что Земля неподвижна. «И все-таки она вертится».
– Да. Странно, что представитель вашего поколения знает об этом.
– Ну, для развлечения я не только ныряю и хожу в походы, мистер Эверард. Иногда я еще читаю.
Он уловил оттенок негодования.
– Вы правы. Извините, я…
– Честно говоря, я удивлена, что вы знаете эту историю.
«Действительно, – подумал он, – какими бы безумно-необычными ни были обстоятельства, ты безошибочно угадала во мне заурядного выходца со Среднего Запада, который никогда толком не счистит грязь с башмаков».
Ее голос зазвучал мягче.
– Хотя, конечно, вы живете историей. – Пышная копна волос медового цвета чуть качнулась. – Я пока не понимаю этого до конца. Надо же – путешествия во времени! До сих пор не могу поверить, что это реальность, несмотря на все случившееся. Слишком все неправдоподобно. Наверно, до меня просто плохо доходит, да, мистер Эверард?
– Мне казалось, что мы обращались друг к другу по имени.
«Привычная манера для этого периода Америки, – подумалось Эверарду. – Мне это, черт возьми, должно быть привычно. Я ведь родом отсюда. И совсем не стар, хотя и появился на свет шестьдесят три года назад. За плечами, правда, столько, что хватит на несколько человеческих жизней. Но биологически мне около тридцати…»
Он хотел сказать все это Ванде, но не посмел: двадцатому веку еще неведомо лечение от старости.
«У нас, агентов Патруля, есть свои преимущества. Они просто необходимы, чтобы выдержать то, что выпадает на нашу долю…»
Эверард попытался настроить себя на оптимистичный лад.
– На самом деле Галилей ни мысленно, ни вслух никогда не произносил тех слов. Это миф.
«Один из тех, которыми живут люди, предпочитая миф реальным фактам».
– Жаль. – Ванда откинулась на диване и снова улыбнулась. – Ладно, Мэнс. Оставим в покое эти темпороллеры, хопперы, или как вы их там называете. Надо думать, если бы вы попытались объяснить, как они работают, современным ученым, они бы вас просто не поняли.
– Ну, кое-что они уже понимают. Неинерционные системы отсчета, квантовая теория гравитации, энергия из вакуума. Если я не ошибаюсь, теорему Белла опровергли не так давно путем лабораторных опытов. Или это произойдет через год-два? Не помню. Ученые уже ломают голову над пространственными туннелями, метриками Керра, механизмами Типлера и прочими материями, в которых я и сам не разбираюсь. Физика не входила в круг моих достижений в Академии Патруля. Но пройдет еще несколько тысячелетий, прежде чем будут сделаны главные открытия и появятся первые машины для перемещения в пространстве-времени.
Ванда сосредоточенно хмурилась, затем продолжила за него:
– И… начнутся экспедиции. Научные, исторические, культурологические, коммерческие. Так? Даже военные? Надеюсь, последних не будет. Но я могу предвидеть, в каких областях вскоре потребуется полиция, Патруль Времени. Она будет нужна, чтобы помогать, советовать, спасать и… держать путешественников в узде. Чтобы не было грабежей и мошенничества… – Она состроила гримасу. – Чтобы никто не обманывал людей прошлого. Они же просто беспомощны перед знаниями и машинами будущего.
– Не всегда. Вы сами этому доказательство.
Девушка вздрогнула и нервно засмеялась:
– Ну вы скажете тоже! А кстати, много в истории таких крепких и обаятельных парней, как Луис Кастелар?
– Достаточно. Наши предки не обладали такими знаниями, как мы, но они знали то, что неведомо нам, что мы не смогли сберечь, забыли или оставили на пыльных полках наших библиотек. И думать они умели не хуже нас с вами. – Эверард подался немного вперед. – Да, большинство из нас в Патруле – полицейские ищейки, выполняющие ту работу, о которой вы говорили, и попутно ведущие собственные исследования. Как видите, мы не можем защитить историю до тех пор, пока досконально не разберемся в ней. Наша главная миссия – защита. Вот почему данеллиане основали эту организацию.
Брови Ванды взлетели вверх.
– Данеллиане?
– Это английский вариант их названия на темпоральном языке. Язык создан для общения путешественников во времени, чтобы избежать всяких недоразумений. Данеллиане… Они появились… вернее, появятся, когда будет открыт способ перемещения во времени. – Он помолчал, затем снова заговорил, тише и медленнее: – Зрелище, надо полагать, было… будет достаточно впечатляющее. Я однажды виделся с данеллианином, всего несколько минут… Потом несколько недель не мог опомниться. Без всякого сомнения, они способны маскироваться, находиться среди нас в человеческом облике, если им того захочется, хотя я не уверен, что они часто пользуются этой способностью. Данеллиане – это те, кто сменит нас в процессе эволюции спустя миллион лет или больше. Подобно тому, как мы пришли на смену обезьянам. По крайней мере, многие из нас так считают. Точно никто не знает.
Глаза девушки расширились, взгляд устремился куда-то вдаль.
– Что могли знать о нас австралопитеки? – прошептала она.
– Вот именно… – Эверард снова заговорил обычным тоном. – Данеллиане явились и приказали создать Патруль. В противном случае весь мир – и наш, и их – был бы обречен. Разрушить его далеко не так просто. Но умышленно или случайно путешествующие во времени могут изменить прошлое настолько, что их будущее предстанет в абсолютно ином виде, и это может повторяться бесконечно, пока… Пока всеобщий хаос, вымирание рода людского или что-либо подобное не остановит саму цивилизацию, и в первую очередь путешествия во времени.
– Но здесь нет никакой логики, – сказала Ванда, побледнев.
– Нет, если исходить из привычных представлений. Но посудите сами. Когда вы отправляетесь в прошлое, вы остаетесь тем же агентом-оперативником, каким были всегда. Существует ли за пределами настоящего какая-то мистическая сила, которая принуждает вас к действию? Нет. Вы, Ванда Тамберли, можете убить своего отца еще до его женитьбы. Я не думаю, конечно, что вы на это способны. Но представьте, что, блуждая в том году, когда ваши родители были молоды, вы невзначай сделали что-то, в результате чего ваши родители никогда не встретятся.
– И я… прекращу существование?
– Нет. Вы по-прежнему останетесь в том году. Но, к примеру, сестра, о которой вы упоминали, никогда не родится.
– В таком случае откуда возьмусь я – из капусты? – съехидничала она, но тут же посерьезнела.
– Ниоткуда. Из ничего. Причинно-следственные связи здесь неприменимы. Тут вступает в силу нечто вроде квантовой механики, только не на субатомном уровне, а, скажем так, на человеческом.
Напряжение нарастало почти зримо.
– Не беспокойтесь, – сказал Эверард, пытаясь разрядить обстановку. – На практике Вселенная не настолько хрупка. Настоящее не так просто поддается деформации. К примеру, в случае с вами и вашими родителями здравый смысл является запретным фактором. Кандидаты в путешественники во времени тщательно изучаются, прежде чем получают допуск к самостоятельным заданиям. И значительная часть выполняемых ими поручений не вызывает изменений устойчивого характера. Какое значение, к примеру, имеет обстоятельство, посещали ли вы или я театр «Глобус», когда на его подмостках играл Шекспир? Если бы вы отменили свадьбу ваших родителей и появление на свет вашей сестры, то, при всем уважении к вам, не думаю, что мировая история обратила бы на это внимание. Вашему отцу, может быть, пришлось бы жениться на какой-нибудь другой женщине, и кому-нибудь еще выпадет случай стать той персоной, которая через несколько поколений обретет изначальный набор генов. Через несколько веков родится такой же потомок. И так далее. Вы понимаете меня?
– От ваших объяснений голова идет кругом. Я немного знаю теорию относительности. Мировые линии, наши следы в пространстве-времени похожи на переплетение нитей в эластичном бинте. Тянешь, а волокна стараются вернуть его в первоначальное положение.
Эверард присвистнул.
– Быстро вы уловили суть!
Ванда продолжила, не обращая внимания на его реплику:
– Однако существуют события, люди, ситуации, которые могут быть источником… нестабильности. К примеру, если бы какой-нибудь идиот из самых лучших побуждений предотвратил выстрел Бута в Линкольна, то, вероятно, изменился бы ход последующих событий.
Он кивнул в ответ.
Девушка выпрямила спину и, задрожав, обхватила колени руками.
– Дон Луис хотел… хочет заполучить современное оружие, вернуться в Перу шестнадцатого века и захватить там власть, а затем истребить протестантов в Европе и изгнать мусульман из Палестины.
– Вы отлично все поняли. – Эверард наклонился и взял руки девушки в свои. Ладони ее были холодными. – Не бойтесь, Ванда. Да, может произойти непоправимое, может случиться так, что наш сегодняшний разговор никогда не состоится, что и мы, и весь мир вовсе перестанем существовать – исчезнем и никогда не появимся даже в чьих-то ночных видениях. Трудно вообразить подобное и принять его, легче смириться с идеей о полном уничтожении личности после смерти. Я прекрасно это знаю. Но не волнуйтесь, на этот раз все будет в порядке, Ванда. Кастелар – это случайность. Лишь по воле случая он завладел темпороллером и научился управлять им. Ну и что? Испанец действует один, и к тому же он абсолютный невежда. Он едва унес ноги отсюда прошлой ночью. Патруль идет по его следу. Мы поймаем его, Ванда, и восстановим все, что он сумел разрушить. Именно для этого и существует Патруль. И поверьте, мы отлично работаем.
Она проглотила подступивший к горлу комок:
– Я верю вам, Мэнс.
Он чувствовал, как теплеют ее пальцы.
– Спасибо. Вы здорово нам помогли. После вашего рассказа мы можем предсказать его последующие шаги, и я рассчитываю на вас в дальнейшем. Возможно, у вас тоже будут какие-то предложения. Поэтому-то я столь откровенен с вами. Как я уже объяснял, обычно нам запрещено посвящать посторонних в факт существования путешествий во времени. Более чем запрещено – мы, можно сказать, запрограммированы против разглашения тайны и просто не в состоянии выдать ее. Но ситуация сложилась чрезвычайная, а я, будучи агентом-оперативником, уполномочен выходить за рамки правил.
Она убрала руки – мягко, но решительно.
«Молодец, сохраняет спокойствие, – подумал он. – Нет, не холодна, отнюдь. Но независима… Сила воли, твердость характера, ум – и это в двадцать один год от роду!..»
Ее взгляд прояснился, слегка дрожавший голос вновь зазвучал ровно и уверенно.
– Спасибо. Я вам очень, очень благодарна. Вы совершенно необыкновенный человек.
– Ничего подобного. Просто такая работа выпала. – Он улыбнулся. – Жаль, что вам не подвернулся какой-нибудь герой, сорвиголова из эпохи Перестройки Планеты.
– Откуда? – переспросила она и, не дождавшись ответа, добавила: – Насколько я понимаю, Патруль вербует новобранцев во всех эпохах.
– Не совсем так. До научной революции, примерно до тысяча шестисотого года от Рождества Христова, очень немногие способны воспринять идею. Кастелар – незаурядный тип.
– Как они нашли вас?
– Я откликнулся на объявление, прошел некоторые испытания лет этак… словом, дело давнее.
«Ну да, в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году, – подумал Эверард. – А что? Она ведь не знает всей моей биографии и не станет считать меня древним стариком… А какая тебе, собственно, разница?.. Ну, Эверард, старый ты повеса!»
– Пополнение находят разными путями. – Он уставился в одну точку. – Понимаю, что у вас в запасе десять миллионов вопросов, я хочу ответить на них и, вероятно, смогу сделать это позже. Но сейчас я предпочел бы заняться делом. Мне нужны более подробные сведения о случившемся. Время не ждет.
– Неужели? – пробормотала она. – А я думала, что вы способны в мгновение ока возвращаться по следам событий.
«Соображает!»
– Разумеется. Но нам тоже отпущен лишь определенный срок жизни. Рано или поздно старуха-смерть приберет каждого. Кроме того, у Патруля слишком широкое поле деятельности по охране истории, а нас не так уж много. И последнее: меня тревожит бездействие, когда операция не завершена. Мне не терпится пройти путь до конца, до той точки, когда дело будет закрыто и я буду уверен, что мы в безопасности.
– Понимаю, – поспешно отозвалась она. – История ведь не начинается и не кончается доном Луисом?
– Вот именно, – подтвердил Эверард. – Ему удалось завладеть темпороллером, потому что несколько бандитов из отдаленного будущего попытались похитить выкуп за Атауальпу как раз в ту самую ночь, когда испанец случайно оказался в хранилище. Эти молодчики представляют серьезную опасность. Короче, нам пора двигаться по следам конкистадора.
209 год до Рождества Христова
Подобно большинству домов зажиточных эллинов, обосновавшихся так далеко на востоке, жилище Гиппоника сочетало восточную роскошь с классической простотой. Стены столовой, обрамленные позолоченными планками, были расписаны яркими фресками с изображениями фантастических птиц, животных и растений. Повсюду стояли причудливой формы бронзовые канделябры, тонкие свечи в которых зажигались с наступлением сумерек. Благовония наполняли воздух сладким ароматом. Сейчас было тепло, и дверь во внутренний дворик, украшенный розами и бассейном с рыбками, оставалась открытой. Мужчины в белых туниках со скромным орнаментом вальяжно расположились на кушетках рядом с двумя изящными столиками. Они пили разбавленное водой вино, а из еды им подали зажаренного барашка, овощи и свежеиспеченный хлеб – пища не изысканная, но здоровая. Мясо, впрочем, появилось на столе по случаю прибытия гостей. На десерт были фрукты.
По традиции, в первый вечер после возвращения купец ужинал в кругу семьи с единственным гостем – другом Меандром. На следующий день, как водится, собиралась мужская вечеринка с девушками, приглашенными для игры на музыкальных инструментах, танцев и прочих развлечений. Но на этот раз сложились иные обстоятельства. Гиппонику не терпелось поскорее узнать новости. В записке, посланной жене гонцом, он велел немедленно созвать нужных людей. Прислуживали им только рабы-мужчины.
В городской иерархии Гиппоник занимал не самое последнее место, поэтому двое из приглашенных сумели выкроить время для визита. Сведения Гиппоника с северной границы тоже могли оказаться полезными. Гости расположились напротив Эверарда, и после обмена любезностями мужчины перешли к обсуждению ситуации. Она оказалась не из приятных…
– Только что прибыл курьер, – ворчливо произнес Креон. – Армия будет здесь послезавтра.
Этот плотного сложения человек со шрамами на лице занимал второй по значению пост в гарнизоне, оставленном в городе после отъезда царя Эфидема.
Гиппоник моргнул:
– Все экспедиционные силы целиком?
– За вычетом мертвых, – отозвался Креон.
– А что будет с остальной частью страны? – спросил потрясенный Гиппоник: он владел землями и в отдаленных районах тоже. – Если большинство наших воинов будут закупорены в одном этом городе, войска Антиоха смогут беспрепятственно грабить и жечь все в любом уголке страны.
«Сначала грабить, потом жечь!» – вспомнил Эверард затасканную шутку двадцатого века. Хотя шутка совсем не казалась веселой, когда до ее воплощения в действительность оставалось полшага, но так устроен человек, что он склонен хвататься за любую спасительную соломинку юмора.
– Не волнуйтесь, – успокоил их Зоил.
Перед встречей Гиппоник объяснил Эверарду, что у этого гостя, главного казначея, связи во всем государстве. Мрачное выражение лица Зоила сменилось хитроватой улыбкой.
– Наш правитель хорошо знает, что делает. Когда его силы сосредоточены здесь, врагу придется оставаться поблизости. Кроме того, мы можем выслать отряды для захвата неприятеля с тыла, по частям. Верно, Креон?
– Не все так просто, особенно если кампания затянется. – Взгляд военачальника, брошенный на соседа, словно бы говорил: «Вы, гражданские, всегда считаете себя великими стратегами». – На самом деле Антиох ведет игру осторожно. В этом легко убедиться. Как бы там ни было, наша армия по-прежнему в состоянии боевой готовности, а Антиох забрался слишком далеко от дома.
Эверард, хранивший в присутствии сановников почтительное молчание, отважился задать вопрос:
– А что случилось, господин? Не могли бы вы обрисовать ситуацию, основываясь на донесениях?
Креон ответил слегка снисходительным, но вполне дружелюбным тоном, – в конце концов, они оба имели военный опыт:
– Сирийцы прошли маршем вдоль южного берега реки Ариус. – Во времена Эверарда, в будущем, эту местность на картах обозначали как Хари-Руд. – Далее на их пути лежала пустыня, которую им пришлось пересечь. Эфидем, конечно, знал о приближении Антиоха. Он давно поджидал его.
«Естественно, – подумал Эверард. – Война зрела на протяжении долгих шести десятилетий, начиная с того момента, когда правитель Бактрии восстал против династии Селевкидов и провозгласил независимость своей провинции, а себя назвал царем».
Примерно тогда же поднялись на борьбу и парфяне. По происхождению они были почти чистокровными иранцами – арийцами в истинном смысле этого понятия – и считали себя наследниками Персидской империи, покоренной Александром, а затем поделенной его военачальниками между собой. После долгого противостояния с соперниками на Западе преемники царя Селевка вдруг обнаружили у себя за спиной новую угрозу.
В настоящее время они правили Киликией (юг Центральной Турции во времена Эверарда) и прилегающей к Средиземному морю частью Латакии. Оттуда их власть распространилась на большую часть Сирии, Месопотамию (Ирак) и Персию (Иран) – где в форме прямого правления, где в виде вассального подданства. Все перечисленные страны смешались в одно слово – «Сирия», хотя их верховными правителями были греко-македонцы с примесью ближневосточных кровей, а подданные весьма отличались друг от друга. Царь Антиох III сумел воссоединить их после того, как гражданские войны и ряд других военных авантюр едва не разрушили государство. Затем он отправился в Парфию (Северо-Восточный Иран) и на какое-то время обуздал повстанцев. Теперь Антиох двигался к Бактрии и Согдиане. А его честолюбивые планы простирались еще дальше на юг, в Индию…
– Его разведчики и шпионы без дела не сидели, – продолжал Креон. – Он занял прочные позиции у реки, которую, как ему было известно, намеревались использовать сирийцы. И должен заметить, Антиох коварен, бесстрашен и тверд. На вечерней заре он отправил отборный отряд через…
Армия Бактрии, подобно парфянской, преимущественно состояла из кавалерии. Конница не только была ближе азиатским традициям, но и наиболее успешно действовала в этой местности. Правда, такая армия становилась почти беспомощной в ночное время, и конники всегда отступали на безопасное, по их представлению, расстояние от неприятеля.
– …И отбросил наши передовые части на исходные позиции. Следом пошли его ударные силы. Эфидем счел разумным отступить, перегруппировался и укрепился здесь. На всем обратном пути он собирал подкрепление. Антиох преследовал наши войска, но не ввязывался в сражения. Борьба сводилась лишь к легким стычкам.
Гиппоник нахмурился:
– Это совсем не похоже на то, что я слышал про Антиоха.
Креон пожал плечами, осушил чашу и протянул рабу, чтобы тот снова наполнил ее.
– По сведениям нашей разведки, он получил ранение, когда форсировал реку. Очевидно, не столь серьезное, чтобы выбить его из строя, но этого оказалось достаточно, чтобы замедлить наступление его армии.
– Тем не менее, – заявил Зоил, – он поступил неблагоразумно, не воспользовавшись своим преимуществом сразу. Бактра хорошо обеспечна провиантом. Ее стены неприступны. И когда сюда придет царь Эфидем…
– …он будет сидеть сложа руки, позволив Антиоху взять город в осаду и заморить нас до смерти, – перебил говорящего Гиппоник. – Хуже не бывает!
Зная последующие события, Эверард осмелился произнести:
– Возможно, он замышляет иное. На месте вашего правителя я обеспечил бы безопасность здесь, затем предпринял бы боевую вылазку, имея в тылу город, куда можно вернуться в случае поражения.
Креон одобрительно кивнул.
– Новая Троянская война? – возразил Гиппоник. – Да ниспошлют нам боги другой исход!
Он наклонил чашу и вылил несколько капель вина на пол.
– Не беспокойтесь, – сказал Зоил. – Наш царь прозорливее Приама. А его старший сын Деметр подает большие надежды и, возможно, станет новым Александром.
Казначей, очевидно, оставался сановником в любой ситуации. Зоил отнюдь не был примитивным льстецом, иначе Гиппоник и не приглашал бы его. На сей раз Зоил говорил правду. Эфидем сам пробился в жизни. Отважный человек из Магнезии, узурпировавший корону Бактрии, он оказался опытным правителем и искусным военачальником. Пройдут годы, Деметр преодолеет Гиндукуш и отхватит себе добрый кусок от разваливающейся империи Маурьев.
Если только экзальтационисты не одержат верх и будущее, из которого пришел Эверард, не исчезнет.
– Что ж, мне следует проверить свои запасы, – мрачно произнес Гиппоник. – В доме, помимо меня, еще трое мужчин, способных держать оружие в руках, мои сыновья… – Он не мог унять дрожи в голосе.
– Прекрасно, – громко отозвался Креон. – У нас произошли кое-какие изменения. Ты будешь под началом Филиппа, сына Ксанта, это у башни Ориона.
Гиппоник бросил взгляд на Эверарда. Их руки соприкоснулись, и агент почувствовал легкую дрожь по всему телу.
Молчание нарушил Зоил, явно решивший испытать Эверарда:
– Если ты, Меандр, не намерен участвовать в нашей войне, уезжай без промедления.
– Но не так же скоро, – ответил Эверард.
– Ты будешь сражаться на нашей стороне? – выдохнул Гиппоник.
– Признаться, это все для меня немного неожиданно… – отозвался Эверард, подумав про себя: «Ври больше…»
Креон усмехнулся:
– О, ты предвкушал веселье? Тогда трать свое жалованье на самое лучшее. Пей доброе вино, пока оно еще есть, и гуляй, пока не пришло войско и шлюхи не подняли цены, как сейчас у Феоны.
– У кого? – переспросил Эверард.
Гиппоник состроил кислую мину:
– Нечего говорить о ней. Нам до нее как до небес.
Зоил покраснел.
– Такая женщина не для какого-нибудь мужлана с мешком золота, – отрезал он. – Феона выбирает любовников по собственному желанию.
«Ого! – подумал Эверард. – И такой высокопоставленной персоне тоже ничто человеческое не чуждо. Однако не стоит ставить сановника в затруднительное положение. И без того не легко будет вернуть разговор в нужное русло».
Но в голове тут же промелькнули строчки из Киплинга:
- Великие вещи, две как одна:
- Во-первых – Любовь, во-вторых – Война,
- Но конец Войны затерялся в крови.
- Мое сердце, давай говорить о Любви![2]
Эверард повернулся к Гиппонику.
– Простите меня, – произнес он. – Мне бы хотелось остаться рядом с вами, но к тому времени, когда меня, чужеземца, зачислят на службу, решающая битва, может быть, уже завершится. В любом случае я не смогу сделать много. Я не обучен воевать в кавалерии.
Купец кивнул.
– К тому же это не твоя война, – добавил он. В голосе его звучала не досада, а скорее деловитость. – Мне очень жаль, однако, что я не могу оказать тебе настоящее гостеприимство в моем городе. Тебе следует двинуться в путь завтра или послезавтра.
– Я поброжу по улицам, потолкусь среди людей, – сказал Эверард. – Может, кому-то понадобится наемный охранник на время путешествия в родные места. Полмира минует Бактру, верно ведь? Неплохо было бы подыскать путника, направляющегося туда, где я никогда еще не был.
Он изо всех сил старался создать в глазах Гиппоника образ человека, скитающегося по миру из любопытства, а не потому только, что его изгнали из родного племени. В эту эпоху такие люди встречались нередко.
– Ты не встретишь никого с Дальнего Востока, – предупредил Зоил. – Торговля с ними почти прекратилась.
«Знаю, – подумал Эверард. – В Китае правит Цинь Шихуанди, этакий предшественник Мао. Полная изоляция от внешнего мира. А сейчас, после смерти императора, в стране царит хаос, который продлится до возникновения династии Хань. Тем временем Хунну и другие разбойники свободно кочуют и за пределами Великой стены…»
– Я бы отправился в Индию, Аравию, Африку или европейский Рим, Ареконию или даже к галлам. Мне все равно, куда идти, – сказал Эверард, пожимая плечами.
Его собеседники удивились.
– Арекония? – переспросил Гиппоник.
В висках Эверарда застучала кровь. Не изменив выражения лица, он спокойно поинтересовался:
– Вы никогда не слышали об этой стране? Быть может, вам известны ареконцы под другим именем? В Парфии до меня доходили слухи о них – правда, через третьи руки. У меня сложилось впечатление, что это случайные торговцы с далекого Северо-Запада. Звучит заманчиво.
– На кого они похожи? – поинтересовался Креон с добродушной улыбкой.
– Со слов они выглядят весьма необычно. Высокие, худощавые, прекрасные как боги, волосы темные, но кожа цвета алебастра и светлые глаза. Мужчины не носят бород, а щеки их по-девичьи нежны.
Гиппоник сдвинул брови, потом встряхнул головой. Зоил напрягся. Креон поскреб ладонью щетинистую скулу и пробормотал:
– Я, кажется, что-то слышал последнее время… Подождите! – воскликнул он. – Это похоже на Феону. Я не имею в виду бороду, конечно. Но с ней были мужчины подобного вида! Кто-нибудь знает точно, откуда Феона родом?
Гиппоник задумался.
– Насколько я понимаю, она занялась своим промыслом около года назад, причем очень тихо, – произнес он. – Ей, как и всем, требовалось разрешение и всякое такое, но ни шумихи, ни сплетен не было. Короче, Феона как-то незаметно взяла да и обосновалась здесь, – хохотнул купец. – Видимо, у нее могущественный покровитель, который сам пользуется ее услугами.
По коже Эверарда пробежал холодок.
«Куртизанка высокого ранга – только таким образом женщина и могла обрести здесь полную свободу действий. Этого следовало ожидать…»
– Как вы полагаете, она снизойдет до беседы с бродягой? – спросил он. – Может, у нее есть родственники, или она сама соберется уехать из города, – так я готов охранять их в пути.
Зоил ударил ладонью по кушетке и воскликнул:
– Нет!
Все оцепенели. Зоил, овладев собой, повернулся к Эверарду:
– Почему ты так интересуешься ею, если почти ничего не знаешь об этих… ареконцах, или как их там? Вот уж не думал, что старый опытный наемник способен поверить в какие-то… небылицы.
«Как проняло! – подумал Эверард. – Пора немного отступить».
Он беззаботно махнул рукой:
– Так, подумал просто… Не стоит из-за этого кипятиться. Завтра поброжу по городу, разузнаю; может, кто меня наймет. Кроме того, я полагаю, у вас есть более важные темы для беседы.
Губы Креона сжались в узкую полоску.
– Несомненно, – ответил он.
Тем не менее Зоил весь вечер бросал на Меандра из Иллирии косые взгляды.
976 год до Рождества Христова
После атаки на экзальтационистов отряд Патруля перелетел на необитаемый остров в Эгейском море – отдохнуть, подлечить раненых и проанализировать операцию. Как и рассчитывал Эверард, она прошла успешно: четыре вражеских темпороллера сбиты, семеро бандитов захвачены в плен прямо с тонущего корабля, на котором они покинули Финикию. Однако три темпороллера увернулись от энергетических лучей и скрылись в неизвестном пространстве-времени. Сердце Эверарда не могло обрести покой до тех пор, пока последнего экзальтациониста не схватят или не убьют. На свободе их осталось не так много, и сегодня – наконец-то! – они поймали главаря.
Меро Вараган отошел от группы к краю утеса и остановился там, устремив взгляд на море. Охранники из числа патрульных не возражали. На каждого экзальтациониста надели нейроиндукционный ошейник, который приводился в действие дистанционным управлением, и при первом подозрительном движении пленника легко можно было парализовать. Поддавшись внезапному порыву, Эверард последовал за Вараганом.
Вода сияла голубизной, лишь кое-где нарушаемой белыми клочьями пены, и искрилась в солнечных лучах. Дикий бадьян под ногами источал от жары едкий запах. Морской бриз растрепал волосы Варагана, отливавшие чернотой обсидиана. Он сбросил промокший до нитки плащ и застыл словно мраморная статуя, только что изваянная рукой Фидия. Лицо его тоже могло бы считаться идеальным у будущих эллинов, еще не родившихся на свет, – хотя черты были мелковаты, а огромным зеленым глазам и кроваво-красным губам недоставало благородства Аполлона. Дионис, пожалуй, ближе…
– Чудесный вид, – кивнув, произнес Вараган на американском английском, который в его устах звучал как музыка. Голос спокойный, почти беспечный. – Надеюсь, мне не запрещено наслаждаться им, пока мы здесь?
– Нет, конечно, – согласился патрульный, – хотя мы отбываем довольно скоро.
– Найдется что-либо подобное на планете, куда меня сошлют?
– Не знаю. Нам об этом не сообщают.
– Чтобы страха нагнать? Неведомая страна, откуда никто из странствующих не возвращается… – Затем – с ухмылкой: – Вам нет нужды уговаривать меня, чтобы я не сбежал, бросившись со скалы, хотя кое-кто из ваших коллег, возможно, испытал бы чувство облегчения.
– Этого только не хватало! Вы доставили бы нам столько хлопот: выуживать вас, оживлять еще…
– Без сомнения, чтобы допросить меня под воздействием кирадекса.
– Да. Вы просто кладезь необходимой нам информации.
– Боюсь, вас ждет разочарование. Дело у нас поставлено так, что никто не посвящен в подробности или в планы своих коллег.
– Ха-ха! Этакий союз прирожденных одиночек!
«А инженеры-генетики тридцать первого столетия бьются над созданием расы суперменов для исследования дальнего космоса! Шалтен сказал однажды: „Надо же – они породили Люцифера“».
– Хорошо. Я буду сохранять достоинство, насколько это возможно, – сказал Вараган. – Кто знает, – улыбнулся он, – что может случиться на той планете.
Физическая и душевная усталость после всего пережитого лишили Эверарда хладнокровия.
– Почему вы ввязались в это? – не выдержал он. – Вы ведь и без того живете как боги…
Вараган кивнул:
– Действительно как боги. Но вы когда-нибудь задумывались над тем, что это предполагает жизнь статичную, без перемен, сплошной самообман и полную бессмысленность существования? Наша цивилизация еще старше для нас, чем ваша для вас. В конце концов это просто невозможно стало терпеть.
«Поэтому вы попытались низвергнуть ее, – подумал Эверард, – но провалились, и лишь некоторым из вас удалось похитить темпороллеры и ускользнуть в прошлое».
– Вы могли бы мирно удалиться из приевшегося вам бытия. Патруль, например, был бы счастлив заполучить в свои ряды людей с такими способностями, и, клянусь, скучать вам было бы некогда.
– Да, но для этого нам пришлось бы совершить над собой насилие… Это все равно что надругаться над собственной природой. Ведь Патруль существует для сохранения единственной версии истории.
– А вы настойчиво пытаетесь разрушить ее. Ради бога, почему?
– Столь примитивный вопрос недостоин вас. Вы прекрасно знаете ответ. Мы пытались преобразовать время так, чтобы править всем ходом истории, и это необходимо нам для достижения полной свободы воли. Вот и все. – Его надменный тон сменился сарказмом. – Похоже, вновь торжествует посредственность. Поздравляю! Вы проделали отменную работу, выслеживая нас. Не откроете секрет, как вам удалось напасть на наш след? Мне это чрезвычайно интересно.
– Это займет слишком много времени, – ответил Эверард, а про себя добавил: «И слишком глубоко ранят некоторые воспоминания».
Меро Вараган удивленно поднял брови:
– У вас изменилось настроение? Минутой раньше вы вели себя вполне дружелюбно. Однако я по-прежнему испытываю к вам расположение. Вы оказались весьма достойным противником, Эверард.
Патрульный вспомнил Колумбию, где Вараган едва не свалил правительство Симона Боливара; Перу, где его банда пыталась украсть у Писарро выкуп за Атауальпу, изменив ход испанского завоевания; события последних дней в Тире, который экзальтационисты собирались взорвать, если им не передадут секреты технологии, способной сделать их буквально всемогущими…
– Неплохая получилась игра, – продолжал Вараган. – Может быть, мы пересекались где-то еще, не столь явно?
Эверарда охватила ярость.
– Для меня это не игра, – отрезал он, – но в любом случае вы из нее выбыли навсегда!