Падающая звезда Гаррисон Гарри
– Уйди, Купер, не вертись под ногами.
– Да ты посмотри, что я принес. Это срочно! Редактор отдела науки потряс своей растрепанной шевелюрой; прядь длинных волос упала ему на глаза. Когда Купер волновался, он начинал грызть ногти на своих заляпанных чернилами руках.
– Не сейчас, позже. Нам придется перекраивать всю газету. Потому что так распорядился сам Всевышний. У меня нет времени возиться с твоей ерундой. Что-нибудь сенсационное на дезодорантом фронте?
– Нет-нет. Ты только послушай. Эта ракета…
– Отстань! Твоей ракетой у меня вся первая полоса забита. Через двадцать четыре часа она сгорит, а с ней вместе шестеро ни в чем не повинных людей.
– Что у вас тут за крик? – втиснулся между ними главный редактор.
– Сэр, я пытаюсь его остановить. Нужно изменить первую полосу. У меня потрясающая статья!
Главный редактор развернулся и внимательно посмотрел на взволнованного Купера. Как знать, вдруг в самом деле сенсация?
– Купер, даю вам 60 секунд. И смотрите не разочаруйте меня.
– Не разочарую, сэр. Это невероятно! Я имею в виду ракету, сэр, «Прометея», который находится сейчас на угасающей орбите. Так вот, очень вероятно, что через какие-то сутки «Прометей» войдет в слои атмосферы и сгорит.
– Но этому и посвящена наша передовая статья.
– Сэр, это еще не все! «Прометей» – это самый большой летательный аппарат, когда-либо запущенный в космос. Он весит две тысячи тонн, а это не шутки. Когда «Прометей» войдет в атмосферу и сгорит, это будет потрясающее зрелище…
– Послушайте, Купер. Наш обозреватель излагает все гораздо живописнее, чем вы. Положите вашу статью мне на стол. Я потом прочту.
Главный редактор хотел было уйти, но Купер с отчаянием крикнул ему вслед:
– Подождите, сэр! Ради бога, выслушайте! А что, если «Прометей» не сгорит? Вдруг от свалится на нас с небес? Главный редактор замер на месте. Потом медленно обернулся и свирепо уставился на Купера. Голос его был холоднее арктического льда:
– Ну? Так что же произойдет, если «Прометей» не сгорит?
– Понимаете, – лихорадочно зашелестел бумажками Купер, – я, конечно, взял крайний случай, то есть идеальное сочетание скорости, массы, угла падения и так далее. Идеальное – в том смысле, что при данных условиях скорость будет максимальной. Понимаете, инерция и масса скорости вращения уравнивают силу удара маленького, но быстро летящего объекта с большим, но летящим медленно. Теперь представьте себе, что гигантский объект ударяется о Землю с головокружительной скоростью. Вот что может произойти с «Прометеем». По моим подсчетам, мощь взрыва будет равна десяти килотоннам ТНТ.
– Переведите это на человеческий язык, пожалуйста. Купер нервно переминался с ноги на ногу, засовывая в рот уже чуть ли не всю пятерню, так что слова разобрать было невозможно.
– Ну, представьте себе, что ракета упадет на населенный пункт, скажем, на город. Взрыв по мощи будет примерно равен атомной бомбе, сброшенной на Хиросиму. Радиоактивности, конечно, не будет, но взрывная волна…
– Да, разумеется. Вы молодец, Купер. Немедленно подредактируйте свою статью и отдайте на перепечатку. И поживее!
Главный редактор вынул пачку сигарет, извлек оттуда последнюю остававшуюся, зажег и бросил пустую пачку на пол. Потом взглянул на метранпажа.
– Ты слышал, что я сказал. Еще раз перемакетируй первую полосу. Мне наплевать, сколько времени мы на этом потеряем. У нас тут сюжет века. Ты представляешь, что будет, если эта летающая бомба свалится на город? А вдруг она свалится на нас?
Он внезапно запнулся и посмотрел вверх. Метранпаж тоже.
Глава 15
Этим серым утром улицы Вашингтона были забиты транспортом. Мотоциклисты эскорта делали все возможное, но «Кадиллак» все равно еле полз вдоль шоссе. За Цепным мостом на выручку подоспело несколько полицейских автомобилей. Они включили сирены, и эскорт помчался по полосе встречного движения, распугивая немногочисленных водителей, двигавшихся из центра за город.
Генерал Бэннерман, грузно сидевший на заднем сиденье «Кадиллака», ненавидел весь Божий свет. Минувшей ночью он провел в постели не более часа, к тому же глаз не сомкнул. Этот сукин сын, капитан, вломился так неожиданно! Полицейские из сопровождения, наверное, даже не знали, кто сидит в автомобиле и почему этого человека необходимо в такую рань доставить к Белому дому. Но сукин сын, капитан, знал все. Должно быть, он получил адрес у адъютанта Бэннермана – больше генерал никому не сообщал, где будет. Капитан приехал на «Кадиллаке», ворвался в спальню и даже успел разглядеть блондинку, лежавшую в постели рядом с генералом. Правда, Бэннерман тут же велел ему выметаться и ждать за дверью. На углу улицы к «Кадиллаку» присоединились мотоциклисты. Вот, собственно, и все – Бэннерман понятия не имел, что стряслось. Он потер свою массивную нижнюю челюсть и нащупал царапину – вот что значит бриться в спешке.
– Капитан, вы ведь не работаете у меня в штабе? – спросил он у офицера, сидевшего за рулем.
– Нет, сэр. Я состою в группе спецсвязи при Белом доме. Бэннерман проворчал что-то себе под нос и широко зевнул.
– Если вы устали, сэр, в баре есть бензадрин, – сказал капитан.
– Почему это вы решили, что я устал?
– Вы ведь ушли с банкета в пятом часу ночи, сэр. Превосходно – значит, за ним следят! Бэннерман всегда это подозревал, но считал, что поддается типично вашингтонской паранойе. Он достал из бара хрустальный бокал, плеснул туда воды и запил ею таблетку из зеленой бутылочки. Хотел было поставить бокал на место, немного поколебался и налил себе виски.
– Насколько я понимаю, капитан, вы неплохо осведомлены о моей жизни. Вы считаете, что это правильно?
– Не знаю, правильно или нет, сэр, но приказы выполнять я умею. За вами следит секретная служба – разумеется, чтобы обеспечить вашу охрану. Я же всего лишь связной.
Капитан мельком взглянул на генерала; у него хватило такта обойтись без понимающей улыбки или подмигивания – лицо его было подчеркнуто серьезным.
– Вы хозяин своей жизни, но мы должны знать, где вы находитесь, чтобы в случае чего иметь возможность вас защитить. И мы умеем не быть навязчивыми.
– Надеюсь, черт подери. Вы знаете, из-за чего весь сыр-бор?
– Нет, сэр. Мне лишь дали этот адрес и велели доставить вас в Белый дом как можно скорее.
Бэннерман кивнул и стал смотреть на проносившиеся мимо особняки с колоннами. Он кивнул еще раз, подлил себе виски. Без содовой. Генерал привык почти не спать, еще когда командовал бронетанковой дивизией. Чего-чего, а выносливости ему было не занимать. В 61 год он выглядел на десять лет моложе, а энергией не уступил бы и сорокалетнему. Всего час назад ему сказала об этом Берил, а уж кому и знать, как не ей. Бэннерман улыбнулся. Какого же черта понадобилось Бэндину в столь ранний час? Наверное, снова арабы. С ними одни проблемы. С тех пор как Бэннермана назначили руководить Объединенным комитетом начальников штабов, все экстренные совещания были связаны либо с нефтью, либо с арабами.
«Кадиллак» затормозил возле неприметного заднего подъезда Белого дома. Двое часовых отсалютовали генералу, и он тоже отдал им честь. В вестибюле уже топтался маленький лизоблюд Чарли Драгони, переминаясь с ноги на ногу, словно ему не терпелось сбегать в сортир. Драгони жестом показал на лифт:
– Генерал Бэннерман, вы последний, вас все ждут.
– Очень любезно с их стороны, Чарли. Что тут у вас стряслось?
– Пожалуйста в лифт, генерал.
«Чтоб ты провалился», – подумал Бэннерман. Этот мальчик на побегушках при Бэндине в последнее время стал слишком нахален. Поднимаясь в лифте, генерал мечтал о том, как бы он погонял Драгони, окажись тот у него в подчинении.
Морской пехотинец отворил высокую дверь, и Бэннерман, подавив раздражение, затопал по коридору, стараясь погромче звенеть своими кавалерийскими шпорами. Он знал, как это действует на нервы окружающим, и поэтому старался вовсю. Бэндин сидел во главе длинного стола красного дерева. Рядом с ним был Шлохтер, а третьим участником совещания, к удивлению Бэннермана, оказался Саймон Дилуотер. Очень интересно. Государственный секретарь, руководитель НАСА и командующий Объединенным комитетом начальников штабов. Какая проблема могла объединить всех этих людей? Ответ напрашивался сам собой.
– Что-нибудь не так с «Прометеем», мистер президент? Лучший метод обороны – мощное наступление.
– Черт бы вас побрал, Бэннерман! У вас что, радио не работает? Из-за чего еще мы могли собраться?! Бэннерман придвинул стул и медленно сел.
– Я допоздна работал в штабе, а потом лег спать и дрых как убитый, – холодно ответил он.
На лицах присутствующих ничего не отразилось, даже у Драгони. Может быть, капитан сказал правду, а сотрудники секретной службы умеют держать язык за зубами.
– Введите его в курс дела, Дилуотер, и, по возможности, коротко.
– Разумеется, сэр. У «Прометея» серьезные проблемы. Старт прошел успешно, все ступени благополучно отделились и приземлились согласно плану. Но двигатель корпуса ракеты, то есть последней ступени, не сработал, и она не смогла отделиться от корабля.
– Значит, она все еще там? – деловито нахмурился Бэннерман.
– Отчасти, – ответил Дилуотер.
– На какой высоте они находятся?
– В перигее примерно 85 миль.
– Но это чертовски низкая орбита!
– Да, точнее не скажешь.
– Что вы предпринимаете?
– Мы все еще пытаемся отделить ступень. Тогда «Прометей» сможет выйти на окончательную орбиту при помощи своего ядерного двигателя.
– Вам надо поторапливаться. Эта орбита наверняка угасающая. Сколько у них остается времени?
– По нашим расчетам, примерно 33 часа. Бэннерман забарабанил по столу; его мысль лихорадочно работала.
– Если ракета сгорит, это будет стоить нам пары миллиардов долларов, а возможно, и всего проекта.
– Меня больше беспокоит жизнь шести космонавтов, – холодно ответил Дилуотер.
– Неужели, Саймон? – Генерал выдержал паузу. – Нужно вывести корабль на стабильную орбиту, причем срочно.
– Вот именно! – взорвался Бэндин. – Шевелите мозгами, Дилуотер. На карту поставлен наш национальный престиж. Нам нужно помнить и обо всем проекте, и о проклятых русских, и об Организации Объединенных Наций, которая в кои-то веки нас поддерживает, и о следующих выборах, и о многих других вещах. О космонавтах мы подумать еще успеем. Сейчас нам не до них. Шлохтер доложит вам, что сказал по этому поводу Полярный, а Драгони тем временем разузнает, не выяснилось ли чего-нибудь нового. Самая неотложная задача – подкинуть эту штуковину вверх, пока она не рухнула. Остальное не имеет значения. Ни малейшего!
Драгони, со скромным видом сидевший у маленького столика возле двери, потянулся к телефону. Однако тот зазвонил сам. Драгони снял трубку, выслушал сообщение, а потом тихонько подошел к Бэндину и стал ждать, пока тот соизволит обратить на него внимание.
– Ну что там? Какие новости?
– Я еще не звонил, господин президент. Только что поступило срочное сообщение от вашего пресс-секретаря. Он сказал, что одна из нью-йоркских газет напечатала сенсационную статью о «Прометее».
– Да что они там могут в Нью-Йорке знать такого, чего не знаем мы?
– Он этого не сказал, сэр. Но по Эн-би-си через три минуты будет передаваться экстренный выпуск новостей. Пресс-секретарь говорит, что вам стоит его посмотреть.
– Позвони ему и выясни, что значит вся эта чепуха.
– Я думаю, будет разумнее включить телевизор, – спокойно заметил Бэннерман. – Тогда мы все узнаем сами.
– Да, вы правы. Идемте в мой кабинет.
Они прошли в соседнее помещение, и Бэндин опустился в кресло, стоявшее возле огромного письменного стола. Одна из стенных панелей, украшенная портретом Джорджа Вашингтона, отодвинулась, и за ней открылся 72-дюймовый телеэкран. Еще одно нажатие кнопки, и перед глазами сосредоточенных зрителей предстали два куска мыла, которые немного потанцевали под этюд Шопена, а потом нырнули в тазик с водой. Рекламу сменило лицо обозревателя Вэнса Кортрайта, показанное крупным планом. Знакомая миллионам телезрителей улыбка отсутствовала; лоб комментатора пересекала не менее знакомая серьезная складка. Это означало, что сообщение будет невеселым. Кортрайт разложил перед собой несколько листков бумаги и торжественно заговорил, глядя прямо в камеру:
– Доброе утро, леди и джентльмены. Многие из вас вчера допоздна сидели у телевизоров, наблюдая за стартом «Прометея», а затем отправились спать, пребывая в уверенности, что самый крупный космический полет в истории человечества проходит нормально. То же самое вы могли прочесть и в выпусках сегодняшних утренних газет. Лишь из самых последних сводок радио и теленовостей вы узнали, что ситуация драматическим образом изменилась. Не сработали двигатели корпуса ракеты – последней ступени, которой предстояло вывести «Прометей» на окончательную орбиту. В настоящее время корабль находится... – Кортрайт заглянул в бумаги, – примерно в 86 милях над поверхностью Земли. Он вращается вокруг нашей планеты с периодичностью в 88 минут.
Лицо комментатора исчезло, и вместо него появился рисунок, изображающий «Прометей» в космосе, соединенный с последней ступенью.
– Мысленно мы сейчас с шестью доблестными астронавтами, запертыми в космической ловушке. Если не удастся включить двигатели последнего ускорителя, «Прометей» не сможет выйти на запланированную орбиту, где ему предстояло положить начало крупномасштабному проекту снабжения солнечной энергией изголодавшегося по электричеству мира. В настоящий момент астронавты этого сделать не могут; не могут они и вернуться на Землю, ибо «Прометей» предназначался для постоянной работы в космосе. У корабля слишком мало мощности и горючего, чтобы самостоятельно произвести нужный маневр. Он попал в космический плен, и шестеро мужчин и женщин, находящихся на борту, по сути дела стали заложниками. Сейчас еще невозможно сказать, какая судьба им уготована.
На экране снова появился Кортрайт. Рядом с ним сидел щуплый человечек в мешковатом костюме, с аккуратно расчесанными длинными волосами. Очевидно, ею только что причесала гримерша, потому что человечек нервно потрогал свою шевелюру, и тут же ему на глаза упала длинная прядь Кортрайт кивнул своему гостю.
– В нашей студии находится доктор Купер, редактор отдела науки «Газетт– таймс». Передо мной лежит утренний выпуск вашей газеты, мистер Купер. Передовая статья содержит пугающее, я бы сказал, кошмарное известие. Позвольте, я прочитаю заголовок. Вот здесь крупными буквами написано:
«БОМБА В НЕБЕ». – Кортрайт поднял газетный лист, и стал виден гигантский заголовок, занимающий чуть ли не полстраницы. – Сильно сказано, доктор Купер. Да и сама статья впечатляет. Вы считаете, что здесь написана правда?
– Ну конечно, ведь факты…
– Не могли бы вы нам прояснить, какие именно факты имеет в виду ваша газета, выпустив этот номер?
– Но ведь совершенно очевидно! И главная причина беспокойства у нас над головой! – Купер помахал в воздухе рукой, хотел было сунуть палец в рот, но с виноватым видом спрятал руку под стол. – Сейчас над нами каждые полтора часа проносится «Прометей». Причем не только космический корабль, но и прикрепленная к нему ступень. Сам «Прометей» весит чуть более четырех миллионов фунтов. О весе ступени мы можем только догадываться, поскольку не знаем, сколько в ней осталось топлива, но я бы предположил, что суммарная масса составляет порядка одного миллиона фунтов. Итак, в космосе болтается пять миллионов фунтов, то есть три тысячи тонн металла и взрывчатых веществ. Если все это рухнет…
– Минуточку, минуточку, – поднял руку Кортрайт. Купер тут же запнулся и воровато укусил себя за палец. – Насколько я помню, ученые вечно твердят, что любое передвижение в космосе требует больших затрат энергии. Потребовалось немало энергии, чтобы вывести «Прометей» на орбиту. И не меньшее ее количество уйдет на то, чтобы спустить корабль вниз. Иными словами, «Прометей» останется на орбите, пока его оттуда не вытолкнут.
– Да-да, разумеется. – Купер завертелся на стуле, не в силах сдерживать обуревавшие его чувства. – Но это верно для орбиты, которая находится вне пределов земной атмосферы. «Прометей» же подобной высоты достичь не успел. Там, где он находится, воздух еще есть, хоть и не в большом количестве. Тем не менее он будет постепенно замедлять скорость вращения ракеты. Такая орбита называется угасающей.
– Голыми руками убил бы этого лохматого мерзавца, – процедил Бэндин.
– Как вы знаете, для спутника Земли скорость и высота одно и то же. Чем быстрее он движется, тем выше поднимается – как камень, который вы вращаете на веревке. Веревка – это сила гравитации. Скорость вращения – гарантия стабильности орбиты. По мере замедления своего движения «Прометей» будет опускаться. Чем ниже он окажется, тем плотнее будут слои атмосферы, что в свою очередь приведет к еще большему торможению. В конце концов корабль сойдет с орбиты и упадет на Землю.
– Однако по дороге он бесследно сгорит в плотных слоях атмосферы, как и все предыдущие спутники и ускорители, – спокойно произнес Кортрайт.
– Ничего подобного! – вскочил на ноги Купер, да так проворно, что его голова на миг выскочила за рамку кадра. – Небольшие ускорители действительно сгорают, как метеориты. Но даже метеориты сгорают не целиком – мы и сегодня можем видеть некоторые из них в музеях. Например, метеоритный кратер в Аризоне появился после того, как некое космическое тело проникло в атмосферу Земли и оставило на ее поверхности огромную воронку. В 1908 году Тунгусский метеорит уничтожил огромное лесное пространство, при этом погибли…
– Погодите, доктор Купер. Но ведь «Прометей» все-таки не так велик.
– Он достаточно велик! Размером с эсминец. Он не развалится на части, проходя сквозь атмосферу. Вы представляете, что будет, если эта стальная громада рухнет с небес на наш с вами город?
– Ну, это слишком смелое предположение.
– Вы так думаете?
Камера придвинулась к Куперу, а тот подбежал к огромному глобусу, стоявшему в студии, и затараторил:
– Смотрите, какова траектория этой летающей бомбы. Как раз сейчас она находится над нашими головами, пересекая космическое пространство над Соединенными Штатами, над Нью-Йорком, потом она пронесется над океаном, спустится несколько ниже, будет двигаться вот по этой линии:
Лондон, Берлин, Москва. Взгляните на эту траекторию! – Красным фломастером Купер провел линию, соединившую названные им города. – По всей кинетической и взрывной энергии «Прометей» не уступает атомной бомбе, сброшенной на Хиросиму. Если он упадет на одну из этих столиц – вы представляете, что тогда будет?
В президентском кабинете воцарилось молчание. Потом генерал Бэннерман тихо сказал:
– Ну, теперь держись.
Глава 16
Все космонавты собрались в отсеке экипажа на первую с момента старта трапезу. Надя открыла стенные шкафчики и вытащила рационы, а остальные, едва отстегнувшись от гравитационных кушеток, отправились в пилотский отсек: длительное нахождение в помещении без иллюминаторов, да еще в беспомощном, спеленутом состоянии породило нечто вроде клаустрофобии. Один за другим астронавты возвращались в отсек экипажа. Все молчали, потрясенные невероятным зрелищем, которое представляла их родная планета из космоса. На время они даже забыли о своем бедственном положении.
– На фотографиях это выглядит совершенно иначе, – сказала Коретта. – Просто потрясающе!
Григорий что-то с энтузиазмом говорил полковнику по-русски. Тот кивал в ответ. Кузнецов не первый раз видел Землю из космоса – он провел в полетах множество часов, но восхищаться красотой планеты не переставал. Полковник помог тем членам экипажа, которые оказались в космосе впервые, освоиться с состоянием невесомости. Несмотря на полное отсутствие гравитации, астронавты продолжали придерживаться прежних ориентиров: садиться на свои койки головой к потолку: Им было странно смотреть, как Кузнецов парит в воздухе вверх ногами, спокойно выдавливая из тюбика в рот куриное суфле.
– Мне очень нравится ваш американский рацион. Весьма разнообразно.
– Да ну, ерунда, – отмахнулся Элай, открывая банку с русской лососиной.
– Наши потратили черт знает сколько денег, чтобы разработать специальную технологию приготовления и хранения космических продуктов. А ваши просто взяли самые обыкновенные консервы. Ну и каков результат? Эта лососина куда вкуснее нашего дерьма.
– Возможно, возможно, – не стал спорить полковник, с удовольствием причмокивая пастой из тюбика.
Патрик поел на своем рабочем месте и присоединился к остальным, когда трапеза была уже закончена. Элай настороженно смотрел, как Уинтер «присаживается» на кушетку и пристегивается ремнем.
– Новости есть? – спросил Брон, и все замолчали – ведь каждый сейчас думал об одном.
– Они ничего не могут сделать. Дефект обнаружен, но с Земли его не исправишь. Вот, посмотрите на этот чертеж. – Патрик развернул лист бумаги и показал членам экипажа. – Здесь, здесь и здесь корпус ракеты крепится к кораблю самовзрывающимися болтами. На самом деле это название не совсем точное. Болты не взрываются, так как газ и осколки могли бы повредить ядерный двигатель. Мини-взрыв происходит во внутренней, полой, части болта, так что болт не разрывается, а как бы раздувается, вроде воздушного шара. Тем самым его длина сокращается, и срабатывает пусковой механизм, расположенный вот здесь. Потом включаются эти пистоны, отталкивающие корабль и ступень друг от друга. Система простая и теоретически весьма надежная.
Элай иронически хмыкнул, и остальные тоже покачали головой.
– Когда мы вернемся на Землю, хотел бы я потолковать с ребятами, разработавшими этот проект, – пробурчал Брон.
– Мы бы тоже, Элай, составили тебе компанию. Но не будем отвлекаться. Нас поджимает время. Центр управления полетом сообщил, что они не в силах отделить ступень.
– А это означает, что мы можем надеяться только на самих себя, – заметила Надя.
– Вот именно.
– Но что мы можем сделать? – спросила Коретта.
– Выйти в открытый космос, – объяснил ей Патрик. – Кто-то из нас наденет скафандр, выберется наружу и посмотрит, нельзя ли как-нибудь отцепить от нас эту проклятую ступень. Будем надеяться, что длины жизнеобеспечивающих шлангов хватит.
– А нельзя ли выйти в космос в астроскафе? – спросил Элай.
– Нельзя. Использование астроскафа на этом этапе не предполагалось, поэтому добраться до него непросто. В пилотском отсеке есть два скафандра с полным набором жизнеобеспечивающих приборов и телефонной связью с кораблем. Планировалось, что с помощью этих скафандров, выйдя на окончательную орбиту, мы сможем открыть внешний люк и добраться до астроскафа, в котором можно работать и без шлангов. Конечно, астроскаф понадобится для сборки генератора, но никому не пришло в голову, что необходимость выйти в космос возникнет на более раннем этапе.
– Это недостаток планирования, – заявил Элай.
– Не думаю. Просто столько скафандров разместить негде – они заполнили бы целый отсек. Нет, планирование тут ни при чем.
– А сейчас добраться до астроскафа нельзя? – спросила Коретта.
– Можно, но на это уйдет масса времени. Два-три часа на разгерметизацию и подготовку астроскафа к работе, потом еще столько же на герметизацию. Мы не можем себе позволить тратить так много времени. Придется кому-то выходить в космос в скафандре и изучать положение на месте.
– Как приятно снова заняться делом, – сказал полковник Кузнецов, взмывая к верхнему шкафу. – Я немедленно переоденусь.
– Минуточку, полковник. Ведь еще ничего не решено… , – За нас все решили обстоятельства, мой мальчик, – ответил Кузнецов, спокойно снимая обычный летный костюм. – Я знаю, что у вас есть некоторый опыт работы в открытом космосе. Надя же, хоть она у нас и опытный пилот, вне корабля никогда не работала. Правильно, Надя?
Надя кивнула.
– Ну вот, видите. А остальные члены экипажа вообще оказались в космосе впервые. Будем работать так: Надя останется у пульта, вы, Патрик, возьмете меня под контроль, а я займусь ремонтом. Разумеется, я не узурпирую ваши права командира. Для старого вояки вроде меня это было бы непростительно. Просто напоминаю вам, что я проработал в открытом космосе больше тысячи часов, когда занимался своим криогенным проектом. Можно, конечно, поступить и иначе: вы будете работать, а я за вами приглядывать. Но глупо рисковать жизнью командира корабля, когда работу может сделать старый космический волк вроде меня. Очень о'кей?
Патрик начал было протестовать, но рассмеялся:
– Скажите, Кузнецов, как вышло, что вы до сих пор не генерал?
– А мне предлагали, но я отказался. Высокое звание означает кабинетную работу. Это не по мне. Ну как, поехали?
– Давайте.
С помощью других астронавтов они быстро облачились в скафандры. Затем извлекли из стенного шкафа длинные макаронины жизнеобеспечивающих шлангов и толкнули их по воздуху в пилотский отсек.
– Мы загерметизируем люк, чтобы не нарушать здесь у вас баланса давления, – сказал Патрик.
– Может быть, мы вам там пригодимся? – спросил Элай.
– Спасибо, не нужно. Там и так будет тесно. Надя сядет к пульту управления и будет держать вас в курсе по интеркому. Ну, мы пошли.
– Счастливо, Патрик, – сказала Коретта. – И вам тоже счастливо, полковник.
Повинуясь внезапному порыву, она подлетела к Кузнецову и поцеловала его в лоб.
– Чудесно! – воскликнул полковник. – Ни одного воина не провожали на битву более приятным образом.
Однако, оказавшись в пилотском отсеке, Кузнецов сразу посерьезнел. Первым делом они загерметизировали люк, ведущий в отсек экипажа, и привинтили к скафандрам шлемы. Затем подсоединили шланги одним концом к скафандрам, другим – к гнездам воздухоснабжения, расположенным возле двери. Надя должна была воспользоваться автономной системой воздухоснабжения пилотов, находившейся возле пульта.
– Готовы? – спросил Патрик.
– Очень о кей.
Тогда Уинтер, неповоротливый в своем громоздком наряде, повернул клапан, помещавшийся в центре внешнего люка. Клапан открылся, и воздух из кабины Со свистом стал высасываться в космос.
– Давление упало, – доложила Надя.
– Роджер. Открываю люк.
Теперь, когда из отсека вышел почти весь воздух, внешний люк можно было открыть без труда. Он бесшумно распахнулся. Атмосферное давление в кабине упало до нуля, отсек окутался легким туманом, который, впрочем, тут же исчез
– остатки воздуха втянул космический вакуум. В открытом люке была кромешная тьма, в которой мелкими точками светились звезды. В космосе царила бесконечная звездная ночь. Полковник первым направился к выходу.
– На корпусе корабля имеются хватательные скобы, – сказал ему Патрик.
– Не беспокойтесь, я этим делом чуть ли не всю жизнь занимаюсь.
Кузнецов и в самом деле был опытным космонавтом. Его массивная, на первый взгляд неповоротливая фигура двигалась легко, как перышко. Патрик едва успевал раскручивать жизнеобеспечивающий шланг – так быстро передвигался вдоль обшивки корабля полковник, небрежно касаясь руками опорных скоб.
– Шланг кончился, – сказал Патрик, оглянувшись.
– Мне нужно продвинуться еще на метр. Натяните шланг посильнее. Вот так хорошо.
Полковник прицепился ремнем безопасности к последней скобе, натянув шланг до предела. В конце концов Кузнецову удалось ухватиться пальцами за корму «Прометея», за которой виднелась покосившаяся громада застрявшей ступени.
– Что вы там видите? – спросил Патрик.
– Очень мало. Тут темно, как в аду. Особенно, если парит тень. Погодите-ка, я достану лампу.
Полковник отцепил от пояса фонарь и включил его. Светлый круг пополз по обшивке (самого луча в вакууме видно не было), затем скрылся из виду.
– Ага!
– Что там?
– Вот ты где, голубчик! Один из соединительных стержней погнулся, но не лопнул. Пистоны, расположенные вокруг, разжимают «Прометей» и ступень, но они недостаточно мощны. К сожалению, чем сильнее они давят, тем прочнее держит прогнувшийся стержень. Впрочем, это довольно легко исправить.
– Как?
– Ацетилено-кислородный резак перережет этот стержень в одну секунду. Тогда ничто не помешает механизму разъединения скинуть с нашей спины эту громадину. И мы сможем двигаться дальше. Но есть одна трудность.
Наступила пауза. Трое астронавтов, находившихся в вакууме, и трое остальных, оставшихся в загерметизированном отсеке, слышали каждое слово и даже дыхание Уинтера и полковника.
– В чем дело?
– Мне не очень ясно, как добраться до стержня. Он находится с другой стороны, и шланг туда никак не дотянется.
Глава 17
Сэр Ричард Лонсдейл терпеть не мог затянувшихся обедов, но делать было нечего. Время шло, а гости все не вставали из-за стола. В ресторане, специально предназначенном для руководства компании, пахло сигарным дымом и дорогим коньяком. Швейцарцы были в отличном расположении духа; они расстегнули пиджаки и утирали пот.
– Поздравьте от нас вашего шеф-повара, сэр Ричард, – сказал Мюллер, поглаживая свое внушительное брюхо, словно любимую собачку.
Еще немного поболтали о том о сем, потом наконец один из гостей взглянул на часы. Тогда все задвигали стульями, стали жать друг другу руки и прощаться. Мюллер произнес долгожданные слова уже перед самым уходом. Очевидно, он был из тех, кто приберегает самую эффектную фразу под закрытие занавеса.
– Мы будем рекомендовать контракт к подписанию на обговоренных нами условиях, сэр Ричард. Надеюсь, что этим мы положим начало долгому и успешному сотрудничеству.
– Спасибо. Очень вам признателен.
Швейцарцев уже ждали машины, с приемом было покончено. Сэр Ричард затушил сигару, постарался не думать о куче деловых бумаг, ожидавших его в рабочем кабинете. Однако никуда не денешься – придется с ними разобраться, иначе раньше полуночи домой не попасть.
Самый короткий путь к кабинету – через столовую, и сэр Ричард, толкнув дверь, зашагал через зал. Он был занят собственными мыслями и ничего бы не заметил, если бы не громкие голоса. В столовой оказалось довольно много служащих, хотя для чаепития вроде бы было поздновато. Люди о чем-то оживленно спорили. «Надеюсь, это не забастовка», – подумал Лонсдейл. У некоторых служащих в руках были газеты, остальные заглядывали им через плечо. Сэр Ричард увидел знакомое лицо – ветерана компании, служившего вместе с ним еще на прежнем месте.
– Генри, что тут происходит?
Генри Льюис поднял глаза, кивнул Лонсдейлу и протянул ему газету.
– Вы только прочитайте, сэр. Волосы дыбом встают. Как будто снова война началась.
«КОСМИЧЕСКАЯ БОМБА В ВОЗДУХЕ!» Сэр Ричард быстро проглядел статью.
– Это как летающая бомба, – пояснил Генри. – Вроде Хиросимы. Посмотрите, на следующей странице карта. Видите, куда она летит?
На карте была изображена Великобритания, по которой проходила траектория полета. Чтобы подчеркнуть опасность, художник нарисовал мишень прямо в центре страны. По случайности яблочко мишени приходилось как раз на Коттенхэм-Ньютаун.
– Я бы на вашем месте не слишком тревожился, – пожал плечами сэр Ричард, спокойно складывая газету. – Уверен, что это все журналистские фантазии, а не расчеты ученых. Чистая спекуляция.
Глава 18
Слова полковника Кузнецова прозвучали в наушниках Патрика и Нади, а также из репродукторов в отсеке экипажа. Наступило молчание – никто не знал, что сказать. Первой заговорила Надя, ровным, спокойным голосом сообщившая, что Патрика вызывают из Центра управления полетом.
– Майор Уинтер, Центр хочет, чтобы вы вышли на связь.
– – Скажите им, чтобы катились к черту.
– Центр управления полетом, говорит «Прометей». Майор Уинтер в настоящий момент говорить с вами не может. Он помогает полковнику Кузнецову осматривать повреждение. Роджер. Пилот свяжется с вами, как только освободится.
– Чего он хотел? – спросил Патрик.
– Чтобы вы почаще выходили на связь, а также развернули одну из телекамер. А то зрителям плохо видно.
– Обойдутся. Нечего из нас цирк устраивать. Кузнецов, оставайтесь на месте. Я направляюсь к вам. Посмотрим вместе, что можно сделать.
– Хорошо, Патрик. Прихватите с собой резак и набор инструментов. Мне кажется, я знаю, как нужно перерезать этот болт.
– Роджер. Иду.
Патрик прицепил к поясу ацетилено-кислородный резак и инструменты, вылетел в открытый люк и ухватился за скобу. Потом аккуратно вытащил за собою шланг, который плавно зазмеился в открытом космосе. Затем Уинтер медленно двинулся вдоль обшивки, то и дело останавливаясь, чтобы проверить, не запутался ли шланг. Резак и набор инструментов были громоздкими, но в невесомости их тяжести он не чувствовал. Когда шланг растянулся почти до предела, Кузнецов схватил Патрика за руку и подтянул к себе.
– Ну вот, – показал он, – смотрите сами. Круг света скользнул по гладкой металлической поверхности мимо сопла ядерного двигателя и остановился на пистонах, которые должны были оттолкнуть от корабля последнюю ступень. Те, что находились ближе к астронавтам, сделали свое дело – между «Прометеем» и ускорителем образовался зазор. Но с противоположной стороны виднелись какие-то металлические клочья, полураскрывшиеся пистоны и уцелевший стальной стержень. Кузнецов направил свет фонаря прямо на него.
– А вот и невзорвавшийся болт. Между прочим, американского производства.
– Зато опоры и пистоны советские, – усталым голосом огрызнулся Патрик.
– Самое слабое место – это стык двух технологий. Что ж, нас предупреждали. Правда, от этого не легче. Но как же быть? До болта по меньшей мере пять метров. Нам туда не достать.
– Может быть, мы сумеем прикрепить резак к какому-нибудь шесту и дотянуться до стержня?
– Нет у нас на корабле никакого шеста. Придется что-нибудь приспособить. Хотя вряд ли мы что-нибудь найдем. Кроме того, пришлось бы зажигать резак здесь и тянуть его в горящем виде мимо всех этих труб и сопла ядерного двигателя. Если что-то повредим – нам конец.
– Это уж точно, – кивнул полковник, открывая сумку с инструментами. Внутри в специальных гнездах находились приборы особой конструкции, предназначенные для работы громоздкими щупами в ледяном холоде космоса. Кузнецов осмотрел резак.
– Я подумал о том же. Единственный выход подобраться к болту и перерезать его.
– Для этого нужно будет задействовать астроскаф.
– Вы сами сказали, что времени на это нет. Я перережу болт и так, если вы мне поможете. Дайте-ка только проверю, работает ли эта штука… Отлично, выключаю.
– Полковник, о чем вы говорите? Ведь ваш шланг туда не дотянется.
– Разумеется. Я вдохну побольше воздуха, отсоединюсь от своего шланга, доберусь туда, перережу болт и вернусь. Я могу обходиться без кислорода три, а то и четыре минуты. Этого должно хватить. Если я потеряю сознание, то рассчитываю на вас – вы восстановите подачу кислорода.
– Не надо!