Падающая звезда Гаррисон Гарри
Цандер зажег новую папиросу и благодушно покивал головой:
– Сказано ясно и прямо, по-американски. Да, именно в этом суть проблемы. Вы согласны со мной, генерал?
– Конечно, – сказал Быковский и стал быстро расхаживать по кабинету взад-вперед, сложив руки за спиной, похожий в эту минуту на медведя в клетке. – Таким образом; у нас два варианта действий. Первый: мы ничего не предпринимаем и просто ждем, пока ускоритель сгорит в атмосфере. При этом остается весьма незначительная вероятность того, что произойдет взрыв. Второй: мы пробуем включить двигатели и восстановить контроль над ускорителем. Скажите, а нет ли третьего варианта – допустим, мы включаем двигатели и выстреливаем ступень на более высокую орбиту, чтобы отложить решение проблемы?
– Это возможно, но равнозначно признанию своего поражения. В этом случае мы как бы публично подтвердим, что опасность действительно существует, что мы не способны управлять собственной техникой и в случае неисправности попросту отправляем ее подальше в космос.
– Да, академик, такой путь для нас не подходит. Стало быть, у нас по– прежнему только два варианта: ничего не предпринимать и дать ускорителю просто сгореть или начать действовать и, возможно, все-таки посадить его на Землю. Если же успешной посадки не получится, ускоритель все равно сгорит, как и в первом варианте.
– Я рассуждал точно также, генерал, – сказал Цандер. – Бездействие означает верную потерю ускорителя. Действие может привести к тому же, но может и увенчаться мягкой посадкой, что было бы крайне важно.
– Тогда ответ напрашивается сам собой. Не правда ли, полковник? – Генерал повернулся к О'Брайену, склонив голову набок в ожидании ответа.
– Очень хотелось бы с вами согласиться, – медленно сказал американец. – В обоих случаях мы рискуем потерять ускоритель, но во втором случае у нас появляется шанс его спасти. Тем не менее не осмеливаюсь давать вам совет, поскольку я здесь на положении наблюдателя. Кроме того, вы, по-моему, уже приняли решение.
Слушая О'Брайена, Цандер широко раскрыл глаза.
– Я в восторге от неопределенной определенности вашего ответа, – сухо заметил он. – Если оставите военную службу, можете сделать хорошую политическую карьеру, полковник.
О'Брайен слегка поклонился и улыбнулся. Потом все снова посерьезнели.
– У нас мало времени, генерал, – сказал академик. – Могу я считать, что решение принято?
– По-моему, у нас нет другого выхода. Нужно попытаться доставить ускоритель на Землю в целости и сохранности. Приступайте к программе возвращения.
После этого говорить было уже не о чем. Цандер подождал, пока военные выпьют еще по рюмке водки, а затем все вместе они отправились в Центр. В углу общего зала, за специально установленной стеклянной перегородкой, находился кабинетик О'Брайена На расположенный там пульт поступали данные почти со всех компьютеров и датчиков Центра. Полковник имел в своем распоряжении шестерых сотрудников, сержантов американской армии. Кто-нибудь из них всегда находился на посту Правда, дисциплина в воинстве О'Брайена хромала, и, когда полковник вошел в кабинет, сержант Сильверстейн просто помахал командиру рукой При этом он не преминул отстучать на телетайпе, что О Брайен вернулся на свое рабочее место. Телетайп немедленно выдал ответ – Вас тут с нетерпением дожидаются, полковник, – сказал Сильверстейн. – В Вашингтоне и Хьюстоне хотят получить информацию о решении русских: собираются ли они осуществлять мягкую посадку последней ступени?
– Иными словами, они хотят знать, что произойдет с этим чертовым ускорителем?
– Видимо, так.
– Сообщите им, что в ближайшее время будет предпринята попытка осуществить мягкую посадку ступени с помощью орбитального ускорения с последующим торможением. Детали передам позднее.
– Роджер.
Телетайп снова загудел, а О'Брайен подключился к системе связи. Компьютеры Центра находились в прямом контакте с компьютером ускорителя: они задавали ему вопросы и получали ответы. Самое важное сейчас было выяснить, как расположен в пространстве корпус ускорителя: куда направлен нос – вверх или вниз; куда помчится ступень – к Земле или к звездам? После аварийного отделения от «Прометея» корпус ракеты перевернулся, и теперь его положение нужно было корректировать. Для этой цели на борту имелись маневровые ракеты. Заодно можно будет проверить, способны ли столь маломощные устройства управлять движением гигантского ускорителя, находящегося сейчас в восьмидесяти пяти милях от поверхности Земли.
– Приступайте к осуществлению программы, – спокойно сказал академик Цандер, убедившись, что все подготовлено как следует.
– Поехали!
Прошло несколько минут, прежде чем были обработаны полученные данные. В Центре возникло радостное оживление.
– Полковник, русские чему-то радуются, – сообщил Сильверстейн.
– Они полдела сделали, сержант. Можете передать руководству, что орбитальный маневр, судя по всему, удался. Ускоритель развернут в нужном направлении. Можно включать двигатели. Если, конечно, они включатся. Но это «если» вы не передавайте – Вас понял, сэр.
Включение двигателей – дело ответственное, и прошло два часа, прежде чем компьютеры обработали все данные и остались удовлетворены результатом. Неисправный двигатель и тот, что находился напротив, были отключены. Неполадки, похоже, удалось устранить. Можно было рассчитывать, что на сей раз зажигание произойдет. Об этом свидетельствовали все показания.
«И все же в этих расчетах слишком много допущений», – подумал О'Брайен, весьма довольный, что не ему приходится принимать решения. Он налил себе кофе из термоса, не отводя глаз от табло предстартовой готовности. «Все, время», – сказал он себе.
На табло появились нули, и в тот же миг радиосигнал отдал команду компьютеру ускорителя. Сработали невидимые отсюда переключатели, на дисплеях появилась информация.
– Есть зажигание!
По залу пронесся радостный гул. Еще бы – русским удалось то, что не получилось у американского Центра управления полетом! Вот она, хваленая американская технология. Советский ускоритель слушается лишь своего родного начальства.
Внезапно один из дисплеев померк, за ним другой компьютер лихорадочно выстрелил длинной колонкой цифр.
– Неисправность!
– Напор топлива не регулируется!
– Немедленно отключить двигатель!
– Двигатель не отключается. Мы не можем его остановить! О'Брайен резко повернулся к Сильверстейну и крикнул:
– Срочное сообщение! Проблемы с двигателем ускорителя. Нерегулируемое воспламенение. Ускоритель вышел из-под контроля. Ждите дальнейших сообщений.
– Что, сэр, плохи дела? – спросил Сильверстейн, сосредоточенно стуча по клавишам.
– Да чего уж тут хорошего! А насколько все плохо – скоро увидим.
Глава 22
«О Господи, что же делать?» – в отчаянии спросила себя Айрин. Вчера вечером Генри уселся на кухне и написал письмо в Блэкпул, тот самый пансионат, где они провели два предыдущих отпуска. Ему как раз сообщили, с какого числа он сможет взять отпуск в текущем году, и он решил заранее заказать те же самые комнаты. Потом Генри отдал письмо ей, чтобы она отнесла его на почту, но конверт так и остался лежать возле маленькой фарфоровой блэкпулской башни – воспоминания о чудесных днях, проведенных в этом городе. Как же быть? Сегодня утром, убедившись, что не хватает денег на воскресный обед, Айрин сняла со счета последние деньги. Поначалу она не могла поверить, что все их сбережения кончились. Она-то надеялась, что там остается достаточно и на рождественские подарки, и на летний отпуск. Генри обязательно об этом узнает, если не сейчас, то позже. Что она сможет сказать в свое оправдание?
Айрин закрыла подолом фартука лицо и всхлипнула, раскачиваясь в горестных муках. Что же делать? Что делать?
Джуди и Мэй не догадывались о заботах матери. Возможно, они бы и посочувствовали, но надолго их сострадания не хватило бы. У девочек были свои проблемы, хоть и менее трудные: как получать хорошие отметки в школе, поменьше просиживая за учебниками; где раздобыть новые платья и туфли – этого требовал недавно пробудившийся, но уже весьма жгучий интерес к мальчикам, а ведь всего несколько месяцев назад они считали мальчишек грязными поросятами, несносными и отвратительными.
Тем временем Генри Льюис стоял, застыв в напряженной позе: нога уперта в стойку, правая рука занесена над головой, левый глаз прикрыт. С угрюмо– сосредоточенным видом он прицелился – слава Богу, опыта и практики хватало – и метнул дротик. Ах ты черт! Совсем чуть-чуть не хватило до двойной семерки, а то победа была бы в кармане.
– Отличный бросок, Генри!
– Не расстраивайся, а то попал бы в «черную дыру», все очки сгорели бы.
Генри отхлебнул светлого пива из кружки и ничего не ответил, нарочно игнорируя реплики зрителей. Он не расстроился из-за промаха, просто немного разозлился. Надо же было так промазать! Но ничего, игра еще не окончена. Вряд ли Альф сумеет победить. Кружка опустела, и Генри отправился к стойке подлить еще пивка. Бармен Джордж полировал полотенцем стакан, поглядывая на экран телевизора. Генри сунул ему свою пустую кружку.
– Диктор сказал, что у русских какие-то нелады с ракетой, – сообщил Джордж, наливая из крана пенного пива.
– Да ну их, пускают деньги на ветер.
Альф тоже промазал. Значит, шансы еще есть. На этот раз бросок должен быть точным. Генри решительным шагом пошел от стойки прочь.
– А в газетах пишут, что это может плохо кончиться, – крикнул ему вслед Джордж.
– Нам-то какое дело? – пробурчал Генри, поставил кружку на стол и стал готовиться к следующему броску.
Джайлсу Тэннеру теплый вечер не доставлял ни малейшего удовольствия. Он встал в четыре утра и уже валился с ног от усталости. Управлять фермой и всегда-то непросто, а это лето выдалось особенно трудным. Дни казались бесконечными, работы было невпроворот. Долго шли дожди, потом, когда зерно наконец подсохло и настало время убирать урожай, сын заболел гриппом. Он, конечно, не виноват, но уж больно некстати. Ударом палки Джайлс выгнал на дорогу отбившуюся от стада корову. Вот и придется доить самому, хотя обычно этим занимался Уилл. Вместо того чтобы работать в поле, Джайлс должен спешить на ферму, а ведь дойка коров, несмотря на всю автоматику, дело о-го– го какое трудоемкое. Подоишь – беги назад, там трактор простаивает, нужно зерно убрать. Свинство, просто свинство! Джайлс снова взмахнул палкой – уже просто от злости, – и корова, жалобно замычав, побежала быстрее.
Прежде чем войти в коровник, Джайлс глянул вверх. Вечер выдался тихий, небо было ясным – ничего не предвещало дождя. Спасибо и на этом – можно будет спокойно закончить сбор урожая. Над горизонтом загорелась первая звезда. Неужели уже так поздно? Джайлс выругался, вошел в коровник и прикрыл за собой дверь.
Эндрю тоже увидел звезду и посмотрел на часы. Пора ехать. Ему не хотелось появиться там слишком рано и потом долго торчать возле выхода, но, с другой стороны, нельзя было заставлять сэра Ричарда ждать. Эндрю допил виски и удовлетворенно вздохнул. Настоящее солодовое, лучше не бывает. Потом аккуратно вытер горлышко бутылки и поставил ее на место в бар. Металлический стаканчик Эндрю спрятал в отделение для перчаток, повернул ключ зажигания, и мотор сразу же загудел. Отличная все-таки машина «Роллс-Ройс»! Эндрю включил передачу и тихо покатил под горку, по направлению к заводу. Жизнь – штука скучная, но и счастья в ней хватает.
Сэр Ричард выключил магнитофон и отложил в сторону стопку писем, на которые не успел ответить. Придется им подождать до завтра. Он зевнул, потянулся, поправил галстук и застегнул верхнюю пуговицу рубашки. Лишь после этого Лонсдейл надел пиджак и направился к двери. С некоторым сомнением он спросил себя: обязательно ли таскать домой каждый вечер портфель? Сегодня, во всяком случае, это было необходимо – сэр Ричард не успел просмотреть новые данные по химическому производству, а этот вопрос будет обсуждаться завтра на одиннадцатичасовом совещании.
Он взял портфель, погасил в кабинете свет и спустился вниз. Ночной вахтер, читавший за столиком книгу, поднялся со своего места:
– Сейчас отопру, сэр Ричард. Чудесный вечер, сэр.
– Да, погода стоит отличная. Спокойной ночи. Лимузин уже ждал. Эндрю стоял возле открытой двери. «И в самом деле чудесный вечер», – подумал Лонсдейл. Он остановился и посмотрел вокруг, чтобы насладиться красками заката.
Последний ускоритель был в космосе совсем один. Земля темнела где-то далеко внизу; люди, построившие его, были тоже далеко, – но другие люди, управлявшие ракетой, все еще имели над ним власть. Несколько часов они разговаривали с ускорителем, посылая невидимые сигналы его антеннам. Сигналы поступали по схемам в компьютер, неживой мозг этого космического зверя, который был напрямую связан с более мощным компьютером, находившимся на Земле, и подробно отвечал на все вопросы своего старшего брата. Наконец поступила команда. Команда была простая, выполнение ее казалось несложным. Сжатый газ вырвался из маленьких реактивных двигателей, расположенных на металлических боках ракеты; массивное тело повернулось вокруг собственной оси и остановилось в определенный момент, подчиняясь приказаниям компьютера.
Теперь следовало ждать главной команды. Вот-вот она поступит, и начнется последний этап полета.
И сигнал к его началу поступил – кодированный набор радиоволн. Антенны ракеты подхватили его, пропустили через схему связи и ввели в компьютер, который, в свою очередь, отдал соответствующую команду. Включилось электричество, сработали реле, защелкали рычаги, открылись клапаны. Скоростные насосы доставили водородное топливо в моторы, где оно встретилось с кислородом. Зажигание, искра – и из хвоста ракеты на несколько сотен ярдов выплеснулось пламя.
Вдруг один из двух включившихся двигателей захлебнулся. Пламя исчезло, возникло вновь и снова пропало; ракета изрыгнула столб несгоревших частиц. Второй двигатель несколько секунд работал в одиночестве, потом первый включился опять, моментально нагнав по мощности своего собрата. Вдвоем они стали разгонять ракету все быстрее и быстрее.
На самом же деле им полагалось включиться всего на несколько секунд, а затем замереть. Этого толчка было бы достаточно, чтобы направить корпус ракеты по орбите, проходящей над пустынными русскими степями. Там двигатели следовало включить еще раз, чтобы затормозить движение ускорителя и обеспечить мягкую посадку.
Все произошло иначе. Непрекратившаяся работа двигателей швырнула ракету вперед с невероятной скоростью; ускорение все увеличивалось и увеличивалось, до тех пор пока двигатели не захлебнулись вновь, истощив весь запас горючего.
Через несколько секунд давление окружающей атмосферы стиснуло корпус ракеты, разогрело его; молекулы воздуха сшиблись с молекулами огромной массы металла, мчавшейся со скоростью пять миль в секунду. Оперение ускорителя раскалилось докрасна, потом добела, потом начало осыпаться расплавленными искрами. Давление было неравномерным, и огромный корпус ракеты начал вилять, рыскать в еще разреженных слоях атмосферы, потом перевернулся.
В принципе это было предусмотрено планом: в атмосфере ускоритель сразу переворачивается хвостом вниз – для последующей посадки. Ракета сделала грациозное сальто и развернулась своими гигантскими соплами книзу. Они были изготовлены из огнеупорного материала, специально предназначенного для движения сквозь плотные слои атмосферы.
Однако никакие расчеты не предусматривали движения с такой невероятной скоростью. Сопла нагрелись, потом начали плавиться и рассыпаться. Сразу же вслед за этим на куски стал разваливаться весь корпус.
Слишком поздно было что-либо предпринимать. Огромный шар металла и огня буквально пронзил атмосферу, слой облаков и с устрашающей скоростью устремился к поверхности Земли, которая неотвратимо приближалась.
Сэр Ричард еще раз взглянул на предвечернее небо, вздохнул полной грудью свежий воздух. Вот и первые звезды зажглись: одна вдруг возникла прямо над его головой. «Кажется, падающая», – подумал он.
Нет, пожалуй, это не звезда – скорее, какой-то огонек, вспышка пламени. Сначала просто точка, потом диск, потом невиданное огненное копье, несущееся прямо на сэра Ричарда и готовое пригвоздить его к земле.
На миг охваченное ужасом лицо Лонсдейла озарилось багровым сиянием. Кошмарный рассвет залил кровавым сиянием все вокруг – поля, здания.
Потом грянул взрыв.
Шеститонная махина врезалась в землю со скоростью пять миль в секунду. Сумасшедшая скорость преобразовалась в тепловую энергию, не уступающую по мощности взрыву атомной бомбы. Секунду назад все это еще существовало – и завод, и многоэтажные новостройки Ньютауна, и парки, и магазины, и забегаловки. И вот все исчезло.
За один миг дома, камни, люди, деревья, мебель, автомобили – одним словом, все – сгорело, испарилось, исчезло с лица земли. Первый взрыв уничтожил завод и половину города. Но следом летели остальные куски ускорителя, и спастись от них времени не было. Возможно, кто-то из уцелевших еще успел сообразить, что означает первый чудовищный взрыв и ослепительная вспышка. Может быть, эти люди успели даже испугаться, – но все тут же и кончилось.
За взрывами на землю обрушилась ударная волна. Сжатый воздух дуновением смерти пронесся по окрестностям. В миле от Коттенхэма ударная волна встретила на своем пути стаю птиц; все умерли мгновенно и тут же попадали на землю, хоть на их телах не было обнаружено ни малейших повреждений.
Почва вздыбилась, словно по ней вели огонь тысячи невидимых орудий; деревья, кусты, заборы, животные, развалины домов обратились в прах. Воздушный смерч пронесся над фермой Тэннеров, смешав в один чудовищный ком людей, коров, доильные машины, камни.
Генри Льюису так и не удалось метнуть свой дротик. Игра осталась незаконченной, летнего отпуска теперь не будет. Зато Айрин больше не придется переживать из-за счета в банке. В Блэкпул ехать больше было не нужно.
Двадцать девять тысяч сто тридцать один человек – мужчины, женщины и дети – в один миг лишились будущего, лишились жизни. Там, где только что стоял город и кипела деятельность, осталась голая пустыня – пятно смерти среди зеленых лугов Англии. Хорошо хоть, что кошмар содеянного какое-то время был сокрыт от взоров пеленой пыли и дыма.
Глава 23
Президент Бэндин был в своем личном туалете, когда кто-то забарабанил в дверь. Через несколько секунд глава государства выскочил оттуда, не успев вытереть руки и размахивая полотенцем. Глаза его пылали гневом. У двери стоял генерал Бэннерман, бледный, трясущийся. Уже одного этого было достаточно, чтобы президент поперхнулся на полуслове. Он никогда не думал, что задубелое лицо старого вояки может приобрести такой землистый оттенок. Казалось, генерал разом постарел на много лет. Сбивчиво изложил суть дела.
– Господи Боже, – хрипло прошептал Бэндин, не находя слов. Словно обессилев, он привалился к распахнутой двери; рука по-прежнему сжимала забытое полотенце. – Господи Боже, Господи Боже…
Шли секунды, минуты, и лишь через час удалось хотя бы в общих чертах выяснить, что же, собственно, произошло. Полковник О'Брайен, офицер связи, прикомандированный к Центру наземного командования в Капустином Яре, понял, что надвигается катастрофа, одновременно с теми, кто сидел у пультов. Полковник получал на дисплее ту же информацию, что и они. Он крепко сжал кулаки, увидев, что двигатели вышли из-под контроля, отказались вовремя остановиться и изменить орбиту ускорителя. Новую траекторию полета рассчитать было не так-то просто; в зале началась паника, раздались истерические выкрики – в течение последних месяцев полковник еще не раз опишет все это на многочисленных секретных допросах. Сейчас же ему оставалось только сидеть и наблюдать за происходящим.
На дисплее мелькали и исчезали цифры – компьютер вычислял орбиту. Она казалась совершенно невероятной. Постепенно голоса в зале стихли – все смотрели на график движения ракеты. Линия все круче и быстрее загибалась книзу. Все присутствующие отчетливо понимали степень надвигающейся опасности
– перед их глазами разворачивалась настоящая трагедия – полет последней ступени «Прометея-I». Окаменев, люди наблюдали, как линия наконец уперлась в Землю и прервалась.
Компьютер, беспрестанно выстреливая на дисплее колонки цифр, больше не давал никакой информации. Деловито стрекотавшие принтеры замолчали. В Центре воцарилась гнетущая тишина.
– Срочное сообщение! – приказал О'Брайен и сам поразился резкости своего выкрика.
Сильверстейн в недоумении посмотрел на своего шефа, ибо он единственный из всех присутствующих не догадывался о смысле происходящего – сержант не знал ни русского языка, ни космической технологии.
– Немедленно передайте! Срочно! Президенту Соединенных Штатов! Последняя ступень ракеты вышла из-под контроля. Судя по всему, произошло ее столкновение с Землей. Точное место неизвестно. – О'Брайен зашелестел бумажками, наскоро сделал расчеты и добавил:
– По первоначальной оценке – 52 градуса северной широты, 0 градусов долготы.
– Где это, полковник? Где это? – Сильверстейн начал понимать, что произошло.
Американцы обменялись взглядами, полными ужаса. Оба хорошо знали Англию, знали, как густо заселены Британские острова. Сильверстейн стал медленно передавать донесение; он знал, что масштабы катастрофы выяснятся не сразу. Закончив передачу, он попросил как можно быстрее выяснить и сообщить в Капустин Яр о точном месте столкновения.
Расчет орбиты, составленный в Центре, немедленно поступил в Белый дом; туда же передали данные о траектории полета, зарегистрированные из Хьюстона. После этого в Хьюстоне запустили в компьютер собственные расчеты и расчеты русских. В результате с точностью до четверти мили был определен вероятный район падения. Получив эту информацию, офицер связи Белого дома, прежде чем доложить президенту, затребовал ксерокс карты Южной Англии и обвел на ней красным фломастером предполагаемую зону катастрофы. Затем сунул карту и расчетные данные в кожаный «дипломат» и опрометью бросился к лифту. В резиденции офицера хорошо знали в лицо, кроме того, уже начали поступать тревожные слухи, поэтому часовые немедленно распахнули перед ним двери конференц-зала. Там уже заседал кабинет министров почти в полном составе. Членов правительства собрали в срочном порядке. Все с нетерпением обернулись к вошедшему. Президент молча протянул руку, и офицер передал ему бумаги. Бэндин долго рассматривал их, а когда дверь за офицером закрылась, медленно поднял голову. Руки его слегка дрожали.
– По карте трудно определить точно, но, судя по всему, ракета упала в сельском районе Англии. В Англии так много лугов и полей…
Сказано это было вяло, безо всякой уверенности. Бэннерман взял карту и стал ее изучать. Забыв о своем правиле – никогда не появляться на публике в очках, – он извлек из кармана старомодное пенсне в золотой оправе и надел на нос.
– Действительно, местность сельская, – сказал он. – Но прямо через красный круг проходит автострада. Насколько мне известно, на ней всегда оживленное движение. Постойте, здесь еще обозначен какой-то город. Ксерокс неважный, не могу прочесть. По-моему, Коттенхэм-Ньютаун.
– Коттенхэм, – с важным видом поправил его доктор Шлохтер. В отличие от прочих членов кабинета госсекретарь сохранял невозмутимость. – Это один из наиболее удачных проектов, затеянных британским кабинетом с целью перебазировать легкую промышленность из городов в слаборазвитые регионы. Вы, конечно, помните, что мы вместе с министром труда ездили на церемонию, посвященную началу строительства.
Присутствующие, разумеется, этого не помнили, и им было на это наплевать. Президент обернулся к Чарли Драгони, который сидел у секретарского столика, прижав к уху телефонную трубку.
– Ну, что там?
– Мы держим постоянную связь с Уайтхоллом и нашим посольством в Лондоне, господин президент. Им известно не больше нашего, но они обещали немедленно передать информацию, как только она поступит. Кроме того, подключена линия, соединяющая Белый дом с Даунинг-стрит. Премьер-министр сейчас на совещании выслушивает первые отчеты. Но ему известно, что вы ожидаете его звонка. К тому же… Извините. Алло!
Драгони весь обратился в слух; члены кабинета молча смотрели на него.
– Хорошо, благодарю вас. Я передам. – Чарли поднял глаза. – Через несколько секунд с вами будет говорить премьер-министр, сэр. Но сначала он закончит разговор с Кремлем.
– Кто-нибудь выяснял, какой силы мог быть взрыв? – спросил доктор Шлохтер. – Может быть, мы тут раздуваем из мухи слона? Ведь каждый день случаются авиакатастрофы, а назавтра о них уже никто не помнит.
Бэннерман зачитал с лежащего перед ним листа данные. Все слушали его с напряженным вниманием.
– Согласно сообщению, полученному нами из Центра наземного командования в Капустином Яре, перед отключением двигателей в топливных баках могло оставаться до 20% горючего. Вместе с массой самого ускорителя это составляет более миллиона фунтов. Очень важен фактор скорости. Если бы ракета летела со скоростью 60 миль в час, она просто оставила бы огромную воронку в земле – не более того. В Хьюстоне считают, что, даже учитывая снижение скорости в результате сопротивления атмосферы, ракета ударилась о землю, разогнавшись примерно до 20 000 футов в секунду. Это составляет примерно 18 000 миль в час. Иными словами, сила взрыва лишь вдвое меньше, чем у атомной бомбы тактического назначения.
– Премьер-министр, сэр, – сказал Драгони. Бэннерман взял трубку.
– Да, это я, господин премьер-министр. Я потрясен, как и вы, этой ужасной трагедией. Мы все надеемся, молим Бога, чтобы обошлось без человеческих жертв – или хотя бы минимальными жертвами… Да, я искренне сожалею. Что-что?!. Да, понятно. Господи Боже мой, какой кошмар. У меня нет слов… Любая помощь, все, что угодно… Разумеется, я понимаю. Конечно, Америка не несет всей ответственности за эту ужасную катастрофу, но тем не менее, как известно, проект совместный, хотя сама ракета советского производства. Знайте – в горький час мы готовы оказать вам помощь в любом размере. Да, благодарю вас. До свидания.
Бэндин мягко опустил телефонную трубку и оглядел безмолвных членов своего правительства.
– Это конец, – сказал он. – Чертова ракета действительно попала прямо в город. Коттенхэм или как он там называется. Как будто именно по нему была нацелена. Точные цифры пока неизвестны, но премьер-министр говорит, что погибло не меньше двадцати одной тысячи человек… И это только в самом городе, – помолчав, продолжал он. – Кроме того, пострадала автострада, продолжают поступать сведения о жертвах. Вокруг начались пожары. Премьер– министр объявил в стране чрезвычайное положение, мобилизовал войска, всю службу «Скорой помощи», пожарный департамент – одним словом, все.
– Мы можем предложить англичанам помощь наших солдат, расквартированных на тамошних базах, – предложил Шлохтер.
– Нет, – решительно возразил Дилуотер. – Я, наоборот, советую запретить американским военнослужащим покидать территорию баз. У англичан достаточно людей, чтобы самим справиться с ситуацией. Чьего бы производства ни была ракета, все равно мы в дерьме по уши. Не думаю, что появление американцев будет встречено местным населением с энтузиазмом.
– Согласен, – поддержал его Бэннерман. – Если вы не возражаете, господин президент, я немедленно отдам соответствующий приказ.
– Да, наверное, вы правы. Бэннерман снял телефонную трубку.
– Но что мы можем сделать еще? – спросил президент, глядя на присутствующих. – Наверняка что-то можно предпринять еще. И как это скажется на проекте «Прометей»?
– А никак, – ответил Дилуотер. – У нас есть запасные ускорители, так что проект в принципе может быть продолжен. Но второй такой катастрофы мы позволить себе не можем.
– Еще бы! Может быть, с этой проблемой мы как-нибудь справимся, но еще один такой фокус, и лавочку придется закрывать. А мне не нужно вам напоминать, как много значит для нас «Прометей». Тут и национальный престиж, и перо в задницу арабам, и следующие выборы. Если проект закончится крахом, если народ поймет, что все эти деньжищи были истрачены зря, то через год на наших местах будут сидеть ребята из той, другой партии. Кстати, а что там с самим «Прометеем»? В этой суматохе мы совершенно забыли о корабле!
– Нет, господин президент, не забыли, – сказал Дилуотер. – В настоящее время идет подготовка двигателя к включению зажигания. Как только это произойдет, мы вам доложим. На то, чтобы достичь окончательной орбиты, уйдет еще примерно сорок восемь часов. Потом астронавты приступят к сборке генератора.
– Надеюсь. Свяжите меня с Полярным. Хочу выяснить, что по этому поводу думает Кремль. Нам сейчас нужно держаться вместе.
Глава 24
Отсчет предстартовой готовности запуска ядерного двигателя почти закончился, когда из Центра управления полетом поступило сообщение о случившейся катастрофе. Флэкс сначала собрал все данные и лишь потом известил экипаж о происшедшем. На связь вышла Надя, и он во всех деталях рассказал ей о падении ускорителя. Надя вызвала из моторного отсека Патрика и Брона и передала им скорбную весть. Наверное, именно таким голосом говорил Гагарин, первый космонавт нашей планеты, когда пилотируемый им самолет мчался навстречу гибели. Гагарин не катапультировался, чтобы истребитель не упал на школу и дома. Голос его был ровен и спокоен до самого финала. Майор Калинина прошла ту же самую выучку.
Сначала Патрик и Элай отказывались ей верить – слишком уж невероятным казалось случившееся.
– Этого не может быть, – повторял Элай. – Абсолютно исключено!
– И тем не менее это случилось, – тихо, но решительно прервал его Патрик. – Случилось. И мы ничего не можем здесь изменить. Это бремя, которое нам придется нести всю оставшуюся жизнь. Я не знаю, кто виноват. Может быть, виноватых вообще нет. Нам придется пока что выкинуть это из головы, хоть я и знаю, что требую невозможного. Однако у нас срочная работа. Надя, оставайтесь на связи и докладывайте нам обо всем. Мы с Броном пойдем налаживать двигатель. – Он посмотрел на табло предстартовой готовности, Надя и Элай тоже. – 12:42. У нас остается мало времени. Меньше двенадцати часов на то, чтобы разогнаться и уйти с этой чертовой орбиты. Если не получится, то нас постигнет та же участь. Только «Прометей» проделает в Земле дыру куда большую, чем ускоритель.
Уинтер молча развернулся и нырнул в туннель; Элай последовал за ним.
– Я свяжусь с Центром, – сказала им вслед Надя. Она встала с гравитационной кушетки и заглянула в отсек экипажа. Глаза ее были красны – не от слез, а от усталости. Она еле двигалась.
– Вам нужно отдохнуть, – сказала Коретта. – Это я говорю вам как врач.
– Я знаю, спасибо. Но не сейчас. Слишком много работы. Нужно проверить всю систему воздушных фильтров. А также топливную схему.
– Могу ли я помочь?
– Нет, это специфическая работа, которую умеем делать только Патрик и я.
Надя удалилась в пилотский отсек.
– Всегда одно и то же, – пожаловался Сальников. – Нам с вами делать абсолютно нечего, только ждать, ждать и ждать. Вы-то хоть врач, а я тут на положении пятого колеса в телеге. Балласт и ничего больше.
Выражение лица у него стало совсем кислым – типичный случай славянской меланхолии.
– Вы слишком легко падаете духом, – заметила Коретта, придвигаясь к нему поближе. – Я согласна, что наш полет нельзя назвать безоблачным, но дела не так уж плохи. Наслаждайтесь отдыхом, пока вы пассажир. Когда мы выйдем на орбиту, вы станете главным человеком на борту. Ведь из-за вас, собственно, и затеяна вся экспедиция. Пилоты – просто как бы ваши шоферы, а моя основная задача – следить, чтобы у вас не было насморка. Насколько я помню, вся эта катавасия называется проект «Прометей» и задумана с единственной целью – развернуть на орбите солнечный генератор. Теперь, когда нет полковника, вы единственный, кто может это сделать.
Сальников стиснул свои большие ладони.
– Без Владимира мне будет трудно.
– Григорий, вам придется выйти из этого состояния, – сказала Коретта профессиональным тоном. Открыв аптечку, она достала пузырек с таблетками. Заодно прихватила с собой бутылочку воды.
– Примите вот это, – сказала Коретта, протягивая Сальникову две белые капсулы. – Запейте водой. Через два часа дам вам еще две.
– Что это такое? – спросил он с подозрением.
– Это специальное средство, разработанное фармацевтами для оказания помощи в случае стресса технологического происхождения. Транквилизаторы – великая вещь. Они помогают нам избежать возможных истерик.
– Спасибо, но я постараюсь не принимать лекарства. Они мне не нужны.
– Не бойтесь, Григорий. Эти таблетки не принесут вам вреда, наоборот, помогут. – Коретта заметила страдальческие морщинки у глаз и в уголках губ Сальникова. – Я бы и сама не прочь немножко снять напряжение.
Она сунула пилюли в рот, продемонстрировав, что они действительно лежат у нее на языке, и запила их водой. Потом достала из пузырька еще две.
– Теперь ваша очередь. И не спорьте.
На сей раз Сальников проглотил таблетки без возражений. Коретта вздохнула с облегчением. Тем временем Элай, находившийся далеко внизу, в моторном отсеке, испытывал не меньшее напряжение. Несмотря на терморегуляцию, он обливался потом. Не от работы, а от волнения. Проверка была почти закончена, еще чуть-чуть – и ядерный двигатель будет готов к пуску.
– Все в порядке, – наконец объявил Брон.
– Будем начинать, – ответил Патрик. – Я не могу тебе чем-нибудь помочь?
– Нет. Пока вроде бы нормально. Этот двигатель теоретически довольно прост. Урановая пыль заключена в неоновых вихрях, находящихся внутри ламп. Кварцевые трубы, в которых содержится эта смесь, окружены слоем водорода с примесью вольфрама, чтобы увеличить теплостойкость. Водород сдерживает нагревание плазмы урана-235, который медленно нагревается до 23 000 градусов по Кельвину. При этом нагревается и сам водород. В результате он вырывается из реакционной камеры. Это последний этап перед стартом: остается лишь включить турбонасосы во вторичной водородной петле…
Брон замолчал на полуслове – раздался какой-то звонок, и на пульте зажглись красные огоньки. Элай быстро защелкал выключателями.
– Так и должно быть? – спросил Патрик.
– Нет, так быть не должно, – ответил Элай, причем зубы его обнажились в довольно зловещей ухмылке. – Старт пока что откладывается. Что-то не в порядке.
Оба одновременно посмотрели на табло Полетного Времени. 13:03.
Оставалось меньше одиннадцати часов до того момента, когда орбита приведет «Прометей» в соприкосновение с атмосферой.
– Что не так? В чем дело?
– Я еще не знаю. – Элай ввел программу в компьютер, и на дисплее появилась восьмицветная диаграмма всех схем и узлов. – Тут пять двигателей, работающих как одна система. Они гораздо ближе связаны между собой, чем двигатели химического типа. И вот какой-то один, видимо, вышел из строя. Постараюсь определить, в чем дело. Патрик, ради Бога, не дергай меня. Я должен разобраться в этом один.
– Хорошо, я буду в пилотском отсеке. Если буду нужен, вызовешь меня по интеркому.
Оттолкнувшись, Уинтер взмыл вверх. В отсеке экипажа он увидел, что Сальников лежит (а точнее, висит, удерживаемый ремнями безопасности) на кушетке. Патрик хотел к нему обратиться, но Коретта поднесла палец к губам и поманила его к себе.
– Григорий спит, – прошептала она. – И не надо его будить. Он в не очень хорошем эмоциональном состоянии. Усталость и нервное напряжение сказались. Пришлось дать ему снотворное. Я сказала, что это транквилизатор. Он не хотел, поэтому я тоже сунула в рот две пилюли, но сумела потихоньку их выплюнуть.
– Насколько он плох? – спросил Патрик, глядя на спящего.
– Пока трудно сказать. На Земле я бы ответила на ваш вопрос, но здесь другое дело. Полагаю, он достаточно устойчив – иначе русские не включили бы его в состав экипажа.
– Это ничего не значит. Согласно докладу, который мне удалось прочесть. Сальников – единственный специалист по микроволновой трансмиссии, который хоть как-то годился для полета. Я подозреваю, что его отправили в космос чуть ли не насильно.
– Если это так, то многое становится ясным. И физические данные, и характер Сальникова мало пригодны для работы в космосе. Но он нам понадобится, когда мы выйдем на орбиту. После смерти полковника Григорий – единственный, кто может собрать генератор. Надеюсь, что, отоспавшись, он придет в себя и сможет работать. А когда ему будет чем себя занять, проблем с ним не возникнет.
– Спасибо, Коретта. Вы правы. Если от меня потребуется помощь, скажите.
– Дело в том, что он не любит принимать лекарства.
– Я могу ему приказать. Имею на это право.
Патрик направился к пилотскому отсеку, но Коретта ухватила его за рукав.
– Минуточку. Между прочим, вы тоже мой пациент.
– Что, пилюлю? – угрюмо спросил он.
– Нет, вам нужно поесть и попить. И захватите что-нибудь для Нади.
– Конечно, спасибо. Стоило вам напомнить, и я понял, что умираю от голода и жажды.
Уинтер взял пластиковые коробочки и бутылки и присоединился к Наде. Пристегнувшись к кушетке, передал ей провизию.
– Приказ доктора. Надо перекусить.
– Спасибо, я хочу только пить.
– Надо и поесть.
Патрик заставил себя съесть почти весь тюбик с пастеризованным рагу, отложив сеанс связи с Центром на потом.
– С двигателем неполадки, – сказал он Наде.
– Не может быть! Неужели опять?! – в ужасе воскликнула Надя, прижав руки к груди.
– Мне очень жаль, – сказал Патрик, беря ее за руку. Кожа у Нади была прохладной. – Надеюсь, ничего серьезного. Элай занимается проверкой…
– «Прометей», «Прометей», вас вызывает Центр управления полетом.
– Привет, Флэкс. Это Патрик. Докладываю: неполадки с ядерным двигателем. Проверка прошла успешно, но при попытке запуска на пульте загорелись красные лампочки.
После короткой паузы Флэкс, усталый и нервничающий не меньше, чем астронавты, спросил:
– Вы выяснили, в чем дело?
– Нет. Доктор Брон как раз этим занимается. На месте ли ваши специалисты по ядерным двигателям? Они могут нам понадобиться.
– Разумеется. Все здесь. Они спрашивают, не можете ли вы передать нам данные по состоянию двигателя?
– Роджер. Сейчас сделаю.
Компьютер корабля занес в память все действия, предпринятые Броном во время проверки и подготовки ядерного двигателя к старту. Со своего пульта Патрик вызвал из памяти эту информацию и одним нажатием кнопки отправил ее в Центр управления полетом. В это время запищал интерком. Трубку взяла Надя и тут же коснулась плеча Уинтера.
– Да? – обернулся он к ней.
– Это был Элай. Кажется, он понял, в чем дело. Я сказала ему, что вы на связи с Центром, и он идет сюда.
Патрик кивнул и снова повернулся к компьютеру.
– Центр управления полетом, имею новую информацию. Сейчас с вами будет говорить доктор Брон. Судя по всему, он установил причину сбоя.
– Еще бы, – сказал Элай, влетая в пилотский отсек. Он увидел в руках Нади бутылку с водой и внезапно почувствовал, как сухо у него во рту. – Можно отхлебнуть? Спасибо.
Он выпил половину содержимого, вздохнул и вернул бутылочку Наде.
– Плохи дела, Патрик. Совсем никуда. Я свяжусь с нашими ребятами в Центре, и они воспроизведут ситуацию у себя на макете, но я уверен, что мой диагноз правильный. Ты знаешь, что сердце ядерного двигателя – тяжелые кварцевые трубки. Вот почему такие двигатели еще называют реакторами лампового типа. Кварц – материал прочный, и двигатель надежно защищен от перепадов температуры. Но погоколебания и аварийное отделение корпуса ракеты даром не прошли…
– Удар?
– Вот именно. Ведь кварц, по сути дела, – то же стекло. Очевидно, во время попытки отделения ступени был сильный удар. По-моему, одна из трубок разбита.
– А заменить ее можно? Элай горько рассмеялся.
– Заменить? Даже если бы у меня была запасная трубка, в космосе ничего бы не получилось. Нет уж, если трубка действительно повреждена, надеяться не на что. Двигатель не включится.
– Но что-то нужно предпринять. Мы обязаны попытаться, – настаивал Патрик.
– Что ты предлагаешь?
– Давай посмотрим на двигатель собственными глазами и попробуем разобраться, в чем там дело. Потом передадим в Центр полные данные. Пусть они прикинут, что можно сделать.
– Ах, Патрик, ну и оптимист же ты, сукин сын. После напряженной продолжительной работы Элай как-то скис, ссутулился, стал как бы меньше ростом.
– Нет, дело не в оптимизме, просто я работаю так, как меня учили. Существуют различные программы на случай любых непредвиденных обстоятельств. У нас серьезная проблема, но явно недостаточно информации. Придется выйти в открытый космос и на глаз определить, в чем неисправность. Так и будем действовать. У нас остался всего один исправный жизнеобеспечивающий шланг. Ты им и воспользуешься. Пойдем, надо одеваться.
– Стоп, не так быстро. Я никогда не работал в открытом космосе и, уж во всяком случае, не собираюсь приступать к этому делу без подстраховки. У тебя гораздо больше опыта, ты сможешь все сделать быстрее…
Читать бесплатно другие книги:
