Последнее сокровище империи Кокотюха Андрей

Лиза пыталась привести в порядок рой мыслей, главная из которых – Берсенев. Кем бы ни оказались эти жандармы, ее невольные спасители, они наверняка знают о бегстве Алексея. Может, даже его ищут. Вернее – их, ведь Кречет предупредил: она теперь тоже в розыске… Вообще не ясно, сколько их здесь вокруг.

Так или иначе, ни ее фамилию, ни фамилию Берсенева жандармы услышать не должны.

Тем временем сзади вышел еще один человек в такой же жандармской форме, только этот сжимал в руке револьвер.

– Готовы, Костров, – сказал он коротко. Затем сунул оружие в карман форменных галифе, заправленных в сапоги, только теперь взглянул на Лизу. – Вы как здесь? Что происходит? Вы кто? Сколько еще бандитов, где они?

– Слишком много вопросов, – ответила Лиза, стараясь держаться увереннее. – Вы скольких видели?

– Было двое.

– Значит, пока все. Там еще двое, они… – Лиза осеклась.

Жандармы переглянулись. Обостренное чувство опасности, выработанное за последнее время, подсказывало девушке: они сейчас сами растеряны и не все понимают.

– Ладно… – тот, кого назвали Костровым, подошел к ней вплотную, взял за плечо. – Хорошо. Вас как зовут, мадам?

– Лиза, – вырвалось у нее, и она тут же пожалела: если жандармы ищут беглецов, им не составит труда сопоставить имя пособницы Берсенева с именем девушки, которую они спасли в тайге.

Однако жандармы никак не отреагировали.

– Во что вы влипли? Как здесь оказались? Вы одна?

Выдержав паузу, Лиза осторожно спросила:

– А… вы сами, господа… Как в тайге оказались?

– Мы, барышня, специальный поисковый отряд, – спокойно, как-то даже скороговоркой пояснил Костров. – Таких по тайге сейчас много ходит. Ловим беглого нигилиста Полетаева. Может, слыхали?

Лиза перевела взгляд на второго жандарма. Тот молча кивнул, и девушка ответила с явным облегчением:

– Да нет, я с господами нигилистами не знакома. Вообще… Я сама из Петрограда… – и зачастила. – Мы с экспедицией. Мне уже говорили, что неженское это дело. Только, понимаете… В общем, здесь, в экспедиции, мой жених. Ну, вот я и…

– Да вы, Лизавета, авантюристка! – проговорил другой жандарм, чьего имени она так и не услышала. – Ладно. Дальше что?

– Рогожин… Это он главный у бандитов… Они убили одного из наших, двоих захватили и…

– Стоп! – Костров поднял руку. – Вы откуда бежали, Лиза?

– Охотничий домик… Заимка… Здесь недалеко…

– Тогда давайте вернемся туда. Сядем спокойно, вы приведете мысли в порядок и все нам расскажете. Мы постараемся придумать, как вам помочь. Лады?

Не соврал Рогожин – до места не так уж долго добирались. По ощущениям Кречета, часа два, не больше.

Всю дорогу шли молча. Говорить пленникам с бандитами было не о чем. Федор с Багровым тоже не болтали зазря. А Берсенев предпочитал помалкивать, скрывая от врагов свои истинные чувства. Антон прекрасно знал, чем, точнее – кем, заняты мысли друга, потому предпочел не трогать его, настроив себя на предстоящую встречу с тем самым загадочным местом, которое наводило суеверный страх на всю округу.

Тем временем гора надвигалась на них неумолимо, постепенно закрывая даже необычно яркую луну. Однако стоило путешественникам выйти из зарослей на поляну, как лунный свет вновь открылся, освещая столб, вкопанный в центре.

Каменную насыпь у основания.

Идеально правильной формы круг, также выложенный из камней.

А главное – блеснувший белизной огромный продолговатый череп, укрепленный у самой вершины столба.

Не дойдя до внешнего края каменного круга нескольких шагов, Рогожин остановился. То же самое сделал Багров, перекрестившись и зачем-то сплюнув под ноги. Даже Антон, человек несуеверный и, как уже давно решил для себя, не больно-то истово верующий, ощутил какой-то незнакомый ранее благоговейный трепет. Берсенева же, казалось, открывшееся зрелище вообще не проняло. Он стоял, смотрел на темные глазницы черепа, сквозь которые проникал мертвый лунный свет, и, казалось, пытался устроить с ним что-то вроде игры в гляделки.

– Пришли, – глухо проговорил Багров.

– Да вижу, – отозвался Кречет. – Дальше что?

– Это вы нам должны сказать.

– Тоже верно. А вот если… – Антон замолк, старательно подбирая слова, – если зайти за круг… Переступить… Что будет?

– Бог его знает, – ответил Рогожин. – У нас вон даже Васька Щербатый забоялся. А Васька, кабы вы знали, черта не страшится.

Кречет взглянул на Берсенева.

– Так что, Алешка? Как дальше быть? Вот он, медведь…

– Стрелять в правый глаз, – проговорил Алексей.

– Из чего стрелять? – вырвалось у Рогожина.

– Из чего хочешь. Только не сейчас. Рассвета ждать надо.

– И то верно, – согласился Багров. – Кто с медведями по ночам воюет… Только вот чего… Давайте отойдем отсюдова… Недалече, вон хоть за деревья.

– Боишься? – Кречет не скрыл радостного удивления. – Ишь ты – боится он! Видал, Берсенев?

– Ты поговори еще, – проворчал Матвей. – Кой ляд тут сидеть, пока солнце не поднялось…

– Он прав, – согласился Алексей. – Сколько до рассвета осталось… Попробуем поспать, день впереди длинный и тяжелый. Хотя бы несколько оставшихся часов, как, Антон?

Кречет пожал плечами.

– Надо – так надо. Руки развяжете, а, Федя?

– Так поспишь, – ответил Рогожин. – Ладно, айда. Правда, покемарить надо.

Или Кречету показалось, или комаров тут впрямь было меньше, чем везде. Если это так, решил Антон, место здесь действительно святое.

Отойдя за деревья, они устроились на траве. Немного подумав, Рогожин обмотал болтающийся край веревки, которой связал за спиной руки Берсенева, вокруг голенища своего сапога, затянул узел. Багров поступил с Кречетом проще: его руки были скручены обрывком вожжей, и свободный конец Матвей приторочил к вылезшему из земли старому корню. Пленники все это время молчали, потом улеглись как могли, и Антон, к своему удивлению, чуть ли не сразу погрузился пусть в рваный, чуткий, но все-таки – сон.

Когда он открыл глаза, солнечные лучи уже выглядывали из-за вершины, освещая поляну. При солнечном свете ничего зловещего, мрачного и загадочного Кречет здесь не увидел. Повернувшись на бок, встретился взглядом с Берсеневым: тот лежал на боку с открытыми глазами, смотрел прямо перед собой, и Антон мог поклясться – так Алексей пролежал все те несколько часов, что они должны были потратить на сон.

– Э! Кто рано встает, тому Бог клад дает! – послышался над головами бодрый голос Рогожина.

Первым неуклюже поднялся Берсенев. Теперь он внимательно разглядывал череп на столбе, который с того места, где сидел Алексей, просматривался достаточно хорошо. Выпрямился и Кречет, увидев, что Рогожин с Багровым уже на ногах. И глядят на пленников, явно ожидая от них начала каких-то действий.

– Вот вам солнце. Дальше как? – спросил Федор.

– Не «какай». Руки развяжи лучше.

Говоря так, Берсенев по-прежнему не спускал с черепа глаз.

Только сейчас Кречет обратил внимание, что Багров отвязал его от корня, а Рогожин, в свою очередь, отвязал веревку от своей ноги. Все-таки они боятся, отметил про себя Антон. Силы равны, два на два, к тому же при солнечном свете череп на столбе уже не пугал, скорее напоминая огородное пугало. Тем не менее Федор с Матвеем, вооруженные, на счету у которых – загубленные человеческие жизни, определенно побаивались. И попытки освободиться со стороны пленников, и этого белого черепа на столбе.

Берсенев продолжал рассматривать капище.

Подобравшись ближе, Антон теперь тоже мог увидеть череп под тем же углом, что и Алексей. Отсюда были видны пустые глазницы. Сквозь мертвые дыры не просматривалось ничего, кроме горного склона, поросшего лесом. И все-таки Берсенев не сводил с черепа глаз, даже чуть прищурился. Наконец проговорил, будто выплюнул:

– Руки развяжи. И ружье дай.

– Еще чего! Слышь, дядя Матвей – ружье ему дай…

– Ну, тогда сам иди туда, – Берсенев кивнул в сторону каменного круга. – Бери ружье. Целься черепу в правый глаз, пали через дыру…

– Я-то могу… – в голосе Рогожина чувствовалась неуверенность.

– И думать не моги, Федька! – выкрикнул Багров. – Тунгусские капища проклятые! Хочет инженер себя погубить – пущай сам палит.

Берсенев выпрямился, оглядел присутствующих взглядом победителя.

– Теперь ты понял, Антон?

– Что?

– Почему здешний суеверный народ до сих пор ничего тут не нашел – понял? Даже если бы знали – путь к алмазам напрямую связан с капищем, все равно никто не рискнул бы зайти внутрь круга. Тем более – стрелять в тотемный череп. Просто все, Кречет.

– Согласен, – кивнул Антон. – У посторонних лучше получится. Слыхали, мужики? Делайте, делайте, чего сказано. Руки развязывайте!

– Больно ты шустрый, – процедил Багров. – Ладно, Федя, карауль поручика. Я им не верю пока.

Рогожин тут же приставил дуло обреза к голове Кречета.

– Гляди у меня!

– Вместе поглядим, – хмыкнул Антон. – Ты только на собачку не надави с перепугу.

Федор смолчал. Тем временем Багров освободил Берсеневу руки. Тот растер отекшие запястья, молча протянул правую, и Матвей, поколебавшись последний раз, протянул пленнику свое ружье.

Солнце медленно и уверенно поднималось выше.

Алексей пересек поляну, на миг задержался у круга, затем легко переступил через край и вошел внутрь.

Даже ствол обреза, вдавленный в затылок, не помешал Кречету заметить, как Матвей Багров при этом вздрогнул и втянул голову в плечи. Рука Рогожина тоже предательски дрогнула. Но ничего не случилось. Гром не грянул, земля не разверзлась, молния в центр капища не ударила.

Берсенев же тем временем продолжал кощунствовать: присмотрел камень побольше, взял его, положив при этом ружье на землю, примостил напротив столба и осторожно встал на него. Теперь Алексей находился почти вровень с черепом. Снова подхватив ружье, Берсенев старательно прицелился, метя в правую черепную глазницу.

Кречету в этот момент показалось – весь мир вокруг затих и замер.

– Пали, – прошептал он одними губами. – Пали.

Вряд ли Берсенев слышал его. Но стрелять не стал, наоборот – опустил ружье, сошел с камня, вытер пот со лба.

– Ты чего? – окликнул его Рогожин.

– Ничего. Просто не знаю, куда и зачем стрелять. Мишени не вижу.

– Но ведь что-то в этой глазнице ты видишь? – громко спросил Кречет.

– Иди сюда, если хочешь. Сам взгляни. Хоть как глядеть, только деревья… Погоди-погоди, как там…

Внезапно Берсенев напрягся. Кречет, чувствуя, что без его участия происходит что-то очень важное, встряхнулся, убирая свой затылок от ствола и уже не думая, грянет выстрел или нет, решительно двинулся к капищу. Багрову с Рогожиным ничего не осталось, как пойти за ним. Впервые за те несколько часов, что Антону довелось узнать бандитов поближе, он видел их явно растерянными.

В круг поручик вошел, даже не задумываясь. Федор с Матвеем так и остались за его пределами. Но обрез Рогожин держал наготове.

– Алешка, что там? Где там?

– Помнишь, как у Даймонда записано… По золотому жуку… В правый глаз, а дальше – по золотому жуку.

– Помню. Дальше?

– А дальше, как я понимаю, вот что. Стрелять некуда. Сам можешь взглянуть. Но как было у Эдгара По? – увлекшись, Берсенев на какой-то момент даже забыл, что они – пленники бандитов. – Из глазницы черепа прямую линию проложили вниз. И там стали копать. Здесь же нужно стрелять… И если выстрелить, пуля полетит… как, Антон?

– По прямой, – кажется, Кречет начинал кое-что понимать.

– Значит, стрелять не обязательно! Даймонд, хитрый сукин сын, не просил стрелять сквозь глазницу в черепе! Нужно проложить прямую линию от глазницы к тому месту, которое из нее видно.

– Мысленно проложить?

– Как иначе? Проще говоря, нужно прямо идти к тому месту, которое видно отсюда, с этого места, через дырку. Там, среди деревьев, должен быть какой-то вход в пещеру сорока разбойников!

– Э, каких разбойников, чего ты плетешь? – крикнул Рогожин.

– Там видно будет. Сперва прийти туда нужно.

Для убедительности он показал направление, вытянув руку прямо перед собой.

– Айда, мужики! – сказал Рогожин.

Кречет повернулся к нему.

– Э, ты руки мне освободи! Так в гору идти несподручно!

На этот раз Федор не возражал. Пока возился с путами пленника, Багров, дождавшись, когда Алексей выйдет из круга, отнял у него ружье. Во взгляде бандита по-прежнему читались страх и недоверие.

Двинулись наконец…

Подъем в том месте оказался круче, чем ожидалось. Однако шли они все же в нужном направлении – на то указывала змеящаяся вверх узкая, хоть нечасто хоженая, как оценил опытный таежник Багров, тропа.

Взбирались на склон не меньше часа. А оборвалась тропа возле узкой каменной площадки – снизу не разглядеть, даже если знаешь что ищешь. Куда дальше идти, было непонятно: прямо перед ними высился громадный, в полтора человеческих роста, валун.

– И куда мы пришли? – вырвалось у Рогожина.

– Тупик, – согласился Кречет. – Что скажешь, Алешка?

Вместо ответа Берсенев, присмотревшись к валуну, протянул руку, коснулся чего-то пальцами.

– Вот.

Остальные тоже присмотрелись. Ничего особенного, на камне выбита извилистая линия, будто кто-то орудовал дрожащей рукой. Линия не просто извивалась – закруглялась вниз, становясь при более внимательном рассмотрении похожей либо на вопросительный знак, либо на…

– Змея!

Антон и Алексей выкрикнули это почти в унисон, и Багров даже оглянулся, шаря под ногами в поисках ядовитой гадины. Но палец Берсенева снова ткнулся о камень, он повторил, теперь уже уверенно:

– Вот. Похоже на змею… Знак, обозначающий змею. Что это может значить, а, мужики?

Теперь и Рогожин с Багровым внимательно всмотрелись в наскальный рисунок.

– Гляди ты… Правда, на змейку похоже. Которая в клубок сворачивается, – согласился Федор.

– Она и есть, – уверенно подтвердил Багров. – У самоедов змея – знак, который путь в недра земли указывает.

– То есть мы на верном пути! – констатировал Кречет. – Узнать бы теперь, где этот верный путь. Может, змея, то есть рисунок, указывает?

Багров почесал затылок, выдал глубокомысленное:

– А шут его знает…

– Глубокая мысль, господа разбойники! – хмыкнул Антон. – Куда дальше? Под землю лезть? В те самые недра? Какая у ваших тунгусов теперь сказка припасена?

Но прежде чем Багров собрался начать пререкания, Берсенев выкрикнул:

– Стойте! Как ты сказал, Антон?

– Что я сказал? – искренне удивился Кречет.

– Только что! Повтори еще раз, слово в слово – как ты сказал.

– Ну… Глубокая мысль… Господа разбойники…

– Почему именно разбойники?

– А как? Разбойники… Ты же сам несколько дней Лизу дразнил за то, что разбойников боится. Вот и накликал… – Антон красноречиво кивнул на Рогожина с Багровым, переводивших взгляды с одного пленника на другого.

– Погоди. Сюда мы пришли вроде как по следу золотого жука, – Берсенев загнул один палец. – Здесь история про жука заканчивается. Имеется вроде как другой указатель, уже не медвежий череп, – он загнул другой палец. – И должна, судя по ребусу Даймонда, начаться арабская сказка. Сказка о разбойниках…

– Не понимаю, Алешка. Все равно не понимаю.

– Арабская сказка о разбойниках, – упрямо повторил Берсенев. – Вспомни: Али-Баба и сорок разбойников. Из сказок Шехерезады, «Тысяча и одна ночь!» Там разбойники прятали сокровища в пещере… Череп. Глазница. Камень. Пещера.

Коротко замахнувшись, Кречет хватил кулаком по валуну.

– Пещера! Именно пещера… Похоже, здесь должен быть вход в пещеру! Ищите!

Уже совсем не имея желания спорить, Рогожин с Багровым затоптались на месте, глядя по сторонам. Матвей увидел то, что искали, первым – показал рукой куда-то в правую сторону. Пройдя в том направлении, Берсенев увидел узенькую, поросшую мхом тропинку, струящуюся вниз. Идти по ней можно было только друг за дружкой, она вывела вплотную к горе – и тут наконец Алексей увидел.

Этого нельзя было рассмотреть снизу. Это скрывал лесистый склон.

Этого никогда не увидеть ночью. Даже днем не всегда разглядишь – ведь только восходящее, предрассветное солнце своими лучами указывает путь. Стоит ему зайти за гору и отыскать это место будет намного сложнее.

Это сразу не разглядеть, если не знаешь, что и где именно искать.

Узкий проход, ведущий вниз, в скрытое от посторонних глаз горное ущелье.

Берсенев, не оглядываясь, скользнул в проход первым. За ним – Кречет, Рогожин, Багров замыкал маленькую процессию…

Пройдя по недлинному коридору, все четверо оказались в ущелье, на первый взгляд – не очень широком и не ахти каком глубоком. Стояла тишина, нарушаемая журчанием горного ручья по каменистому дну.

Берсенев поднял голову, попытавшись представить, как все это будет выглядеть с высоты птичьего полета. Никакой другой аналогии, кроме как с вулканическим кратером, в его голову не пришло.

А вот Кречета совершенно не занимало само ущелье. Его вообще больше ничего не занимало – внизу, на каменистом дне, маячила деревянная хибара. Сейчас они стояли на высоте примерно в три человеческих роста, и отсюда Антон ясно видел не только хижину, но и несколько сложенных из камней холмиков, слишком явно напоминающих могильные. Уже ни на кого не глядя, поручик поспешил вниз, удерживая баланс руками в воздухе, словно канатоходец.

– Куда?! – выкрикнул Багров, щелкая затвором.

– Оставь, дядя Матвей! Куда он денется? – Рогожин даже легонько опустил рукой ствол ружья подельника. – Пошли-ка лучше за ним. Сдается мне, не зря ковырялись…

– Тогда этот пускай вперед идет! – Багров указал стволом на Берсенева. – Я его за спину не пущу!

Пожав плечами, Алексей двинулся за Антоном.

Тот уже спустился на дно, перебрел ручеек, вода которого еле доходила ему до щиколоток, приблизился к хибаре и холмикам. Вблизи было видно: возле двух воткнуты в каменистую почву самодельные деревянные кресты, а третьего холмика как такового не было: просто лежал на земле человек, обложенный камнями с разных сторон, его глаза мертво смотрели в безоблачное небо.

– Похоже, Яшка Шкворнев, – проговорил подоспевший Багров – он тяжело дышал, стараясь не отпустить пленников далеко. – Всех похоронил. Себя тоже хотел… Чтобы звери не добрались.

– Сам себя камнями заваливал? – переспросил Алексей, все еще отказываясь такое понимать. – Он что же, почувствовал, что умирает, и…

– Так и выходит, – подтвердил Багров.

– От чего они умерли?

– Кто знает… То ли болотная лихорадка схватила. Болота здешние… Сами видели, чего я… То ли места здесь, и правда гиблые. Проклятые, – Матвей огляделся. – Они, как я погляжу, тут серьезно обосновались…

Вокруг хижины в беспорядке валялся инструмент – кирка и лопата. Чуть поодаль, в том месте, откуда, как уже понял Кречет, речечка вытекала из-под земли, виднелась горка разрытой породы. Тем временем Федор Рогожин отодвинул самодельный притвор и, пригнувшись, скрылся внутри хижины.

И почти сразу же оттуда донеслось удивленное и радостное:

– Слышь, дядя Матвей? Глянь-ка!

Теперь ни его, ни Багрова пленники уже не занимали.

Матвей шагнул к хижине навстречу Федору – тот вынес жестянку, почти доверху наполненную какими-то камешками. Даже с того места, где стояли Кречет с Берсеневым, было видно – глаза Рогожина светятся так же, как солнечные лучи на рассвете.

Антон и Алексей быстро переглянулись.

Свет лучше падал как раз на то место, где журчал ручей. Чтобы подойти туда, нужно было отойти от хибары. Шагов на десять, не больше. Полностью поглощенный находкой, Рогожин, уже ни на кого не глядя, отошел подальше от хижины, больше не преграждая к ней путь.

Багров стоял рядом с ним, ступив одной ногой в воду. Цапнул первый попавшийся камушек из жестянки, повертел перед глазами, прищурившись на солнце.

– Гляди ты… Никак самоцвет! Рассыпной, я такие видал…

– На сколько тут?

– На много, Федя… Прорва это, понял, нет? Тьма!

– И ежели это не все…

Дальше Берсенев и Кречет уже не слушали – перемигнувшись, быстро, в два прыжка, оказались у входа в хижину, по очереди нырнули внутрь.

Убежище хлипкое, ненадежное. Осаду здесь не выдержать. Но кое на что хибара все-таки сгодиться могла.

– Ты о том же подумал? – спросил Антон, обшаривая взглядом углы.

– Так точно, поручик Кречет. Не может быть, чтобы люди пошли в тайгу без оружия! И у могил ничего нету…

– У стены посмотри!

И верно: в дальнем правом углу, как раз у стены, лежало что-то, старательно накрытое широким куском брезента.

Снаружи вдруг послышался резкий и громкий выкрик Рогожина:

– Э! Слышь, чего вы там схоронились? Задумали чего? Так это зря!

Берсенев шагнул к стене хижины. Сквозь щели в стенах он увидел, как Федор, по-прежнему сжимая в одной – левой – руке жестянку с алмазами, правой нацеливал обрез на дверной проем. Тем временем Багров, взяв ружье наперевес, принялся обходить хибару.

– Федька, не держись за камни, твою мать! – прикрикнул он при этом.

Рогожин, словно только что вспомнив о добыче, осторожно наклонился, стараясь не спускать глаз с хибары. Опустил жестянку на камни у ручья. Не сдержался – пальнул прямо в стену. Пуля пробила дыру в полуметре от Берсенева, тот шагнул влево, уходя с линии огня.

– Есть!

Обернувшись, Алексей увидел сидящего на корточках у противоположной стены Кречета. В приподнятой руке поручик победно сжимал винтовку – под брезентом их лежало три.

– Держи!

Бросок – чуть подавшись вперед, Берсенев ловко поймал оружие на лету, машинально определил – автоматическая, конструкции господина Федорова, такие образцы прошли испытания совсем недавно, неплохо первопроходцы вооружились… Привычным движением передернул затвор, досылая патрон в патронник, вскинул оружие, бросил через плечо:

– Антон, держи левый фланг!

– Есть, мой генерал! – задорно выкрикнул Кречет, занимая позицию у дверного проема.

Федор Рогожин стоял ровно. Похоже, ни он, ни Матвей Багров подумать не могли, что в хижине ее покойные хозяева могли припрятать оружие. Бандиты явно растягивали удовольствие, надвигаясь на хибару с двух сторон.

Берсенев выстрелил, не целясь – просто резко шагнул в дверной проем, наставив ствол в сторону Рогожина.

Одновременно с ним Кречет, изо всей силы двинув ногой по стене хибары и делая пролом в стене, пальнул в Багрова, который, также не особо осторожничая, пытался зайти с тыла. Две винтовки грянули хором.

Так и не успев понять, что произошло и как пленникам удалось вооружиться, Федор замер, опустив голову и с удивлением глядя на красное пятно, которое расплылось на груди. Потом поднял голову, взглянул на стоявшего в дверном проеме Берсенева скорее с обидой, чем с ненавистью. Качнулся. И, не выпуская обреза из руки, рухнул на камни. Чудом умудрившись при этом развернуться на бок – теперь он лежал затылком к хижине.

Антону повезло меньше – его противник, Матвей Багров, в самый последний момент пригнулся, поклонившись пуле, и стрельнул в ответ, тоже наугад. Затем увидел, как рухнул Рогожин, присел, метнулся в сторону и слишком шибко для своего возраста побежал к выходу из ущелья, в один прием перепрыгнув через ручеек, уже гнавший по течению воду, окрашенную кровью лежавшего у самой воды Федора.

– Уйдет ведь… – пробормотал Кречет, перезаряжая винтовку. – Уйдет…

– Куда денется, – процедил Берсенев, уже без опаски выйдя из укрытия.

И правда – спрятаться в ущелье больше было негде.

Багров передвигался огромными скачками, даже не оборачиваясь и не пытаясь отстреливаться. Либо он еще не сообразил, что здесь, в ущелье, он из любой точки являет собой отличную живую мишень, либо понял – и сейчас шел на последний отчаянный рывок, упорно не желая сдаваться.

Став рядом, Антон и Алексей, опять, словно по команде, вскинули винтовки. Но когда ахнул выстрел и Матвей, взмахнув руками, упал, не добежав до подножия ущелья, они изумленно переглянулись. Их пальцы лежали на спусковых крючках. Ни Берсенев, ни Кречет выстрелить не успели. Но прежде чем до них дошло, откуда именно стреляли, по ущелью разнеслось звонкое и радостное:

– Эге-ей, не бойтесь! Это мы!

Сверху, из прохода в горе, стоя на самом краю, махала рукой женщина.

Лиза.

И двое в форме рядом с ней. Один опускает оружие. Оба спускаются вниз.

Жандармы. Лиза – и жандармы.

– Не понимаю… – пробормотал Берсенев. – Чудны дела твои, господи… Не иначе по мою душу.

Винтовку все же медленно опустил.

Они хотели ждать возвращения остальных на заимке. Все равно ведь вернутся, куда денутся. Только Лиза настояла на своем, ни на что особо не надеясь – и все равно так и не поняв, что заставило двух жандармов послушаться ее.

Лиза сбилась на крик и даже закашлялась, битый час убеждая своих неожиданных спасителей: поручику Кречету и тому, другому, инженеру, ее мужу, угрожает смертельная опасность. Она уверяла, что при любых раскладах бандиты их убьют, и если сейчас же не броситься в погоню, живыми их она больше не увидит. Поначалу жандармы слушали ее вполуха – так, во всяком случае, девушке казалось. После тот, которого товарищ все время называл по фамилии – Костров, принялся убеждать: ничего страшного не случится, бандитам нет нужды никого убивать, все эти угрозы – всего лишь запугивание. Только Лиза упорно стояла на своем, и тогда другой, которого Костров звал почему-то только по имени – Борис, согласился: надо попытаться помешать разбойникам, какие бы планы те ни вынашивали.

Дело за малым – как их догнать. Тем более ночью, пускай она и светлая. Ответ нашелся, стоило Лизе упомянуть о тунгусском капище. Как она поняла из отрывистых фраз, которыми обменялись жандармы, о капище они понятия не имели. Вернее, Костров, судя по всему, слышал о нем краем уха, воспринимая, как и все, как красивую и мрачную легенду. И даже предположить не мог, что капище представляет собой самую настоящую точку на карте. Кстати, о карте: на той, которая имелась у жандармов, место нахождения капища было нанесено. Понятно, не обозначить его на подробной топографической карте было бы неправильно.

Дальше – совсем несложно. Жандармы снялись с места, уже не сговариваясь. Поначалу Борис велел было Лизе оставаться здесь, на заимке, только девушка отказалась категорически: она слишком многое прошла и пережила, чтобы вот так сидеть здесь, не находя себе места от ожидания. Что бы ни случилось, как бы события ни обернулись, она хочет все видеть и не стоять в стороне. Даже требует дать ей оружие.

«Ладно, – пожал плечами Борис, судя по всему – старший в их паре. – Лиза может иди с ними. Только не жаловаться на темп. Отстанет – ждать не станут. И оружие никто не даст, так обойдется». Лиза особо и не возражала. Она вообще за эти несколько часов после своего поистине чудесного спасения ни о чем не задумывалась серьезно. Появились жандармы – значит, так и нужно. Вокруг нее уже произошло столько такого, чего, казалось, определенно не могло произойти с девушкой ее круга. А потому и это ночное явление Лиза Потемкина приняла как должное.