Полет шершня Фоллетт Кен
– Да как же! Он тут живет, я по адресу…
– Успокойся, сынок. Детишки рождались и до того, как появились доктора. Ты по какому адресу пришел?
– Доктор Торсен, Рыбачья, пятьдесят три! Это ведь здесь?
– Номер верный, а улица – нет. Эта – Святого Павла. Рыбачья отсюда на юг один квартал.
– О Господи, не та улица! – Харальд вскочил в седло. – Спасибо! – выкрикнул он, повернул регулятор пара и покатил.
– Это моя работа, – ответил полицейский.
Харальд, доехав до конца улицы, свернул за угол.
«Ты мастак, конечно, – подумал он, – но что же теперь делать?»
Глава 17
Все утро пятницы Хермия провела в живописных развалинах замка Хаммерсхус, дожидаясь Арне и ценной пленки, которую он обещал доставить.
Теперь пленка приобрела еще большую важность, чем даже пять дней назад, когда она послала за ней Арне. Мир за эти дни изменился. Нацисты твердо нацелились завоевать Советский Союз. Ключи от крепости Брест они уже получили. Очевидное их преимущество в воздухе уничтожает Красную армию.
Дигби мрачно пересказал ей, в общих чертах, свой разговор с Черчиллем. Командование поднимет в воздух каждый бомбардировщик, который только способен взлететь, в отчаянной попытке оттянуть силы люфтваффе с русского фронта и предоставить русским солдатам шанс дать врагу отпор. Воздушный налет намечен на дату, до которой осталось всего лишь одиннадцать дней.
Дигби переговорил и со своим братом Бартлеттом, который, будучи снова в строю, непременно поведет в бой бомбардировщик. Тот считал, что если в ближайшие дни не разработать тактику противостояния германскому радару, авиарейд станет затеей самоубийственной, и боевая авиация получит раны, залечить которые, может, и не удастся.
Хермия с трудом уговорила рыбака-шведа еще раз переправить ее на Борнхольм, но он предупредил, что это последний раз: вводить такие дела в обычай опасно. На рассвете, шлепая по мелководью, она перетащила свой велосипед на пляж, над которым возвышались руины Хаммерсхуса. Взобралась по крутому склону к замку, встала там на остатках крепостного вала, словно средневековая королева, и смотрела, как восходит солнце над миром, в котором все больше набирают силу напыщенные, крикливые, преисполненные ненависти, до глубины души отвратительные ей нацисты.
Тот день она провела, сидя то тут, то там, переходя из одной части руин в другую, гуляя в лесу, спускаясь на пляж и взбираясь обратно, – все для того, чтобы другие туристы не догадались, что у нее здесь встреча. При этом маялась от сжигающего душу беспокойства и невыносимой скуки.
Отвлечься удавалось, только вспоминая последнее свидание с Арне. Воспоминания были самые нежные. Сама себе поражаясь, что решилась любить его здесь, при свете дня, на траве, она нимало об этом не сожалела. Это воспоминание останется с ней навсегда.
Сначала Хермия надеялась, что он прибудет на остров ночным паромом. От гавани Ронне до замка Хаммерсхус километров девять. Велосипедом это час, пешком – три часа. Однако утром Арне не появился.
Это тревожило, но она велела себе не волноваться. Точно так же было и в прошлый раз: на ночной паром Арне не поспел и приехал утренним рейсом. Значит, вечером он будет здесь.
И в прошлый раз она так же сидела и напряженно ждала его, а он появился только на следующее утро. Теперь Хермия была в большем нетерпении, чем тогда. Но стало ясно, что ночным паромом он не приехал, и Хермия отправилась в Ронне.
Пустынные пригородные дороги сменились оживленными улицами маленького городка, и ей сделалось совсем тошно.
«Тут безопасней, – уговаривала она себя, – на природе больше бросаешься в глаза, а в городе можно затеряться».
Но по ощущению все было наоборот. В каждом брошенном взгляде чудилась подозрительность, и не только при встрече с полицейским или солдатом. Все: и лавочники, стоящие в дверях своих лавок, и возничие, ведущие под уздцы лошадей, и старики, покуривающие на лавочках, и докеры, попивающие чай на причале, – казалось, смотрят на нее с недоверием.
Она побродила по городу, не глядя людям в глаза, а потом направилась в гостиницу в гавани, съела там бутерброд. Наконец-то паром пристал, Хермия влилась в небольшую группку встречающих. Пассажиры высадились. Она пристально вглядывалась в каждое лицо, понимая, что Арне, ради маскировки, должен быть в преображенном виде.
Несколько минут, и на пароме никого не осталось. Когда началось движение в противоположную сторону – пассажиры стали всходить на борт, чтобы ехать в обратном направлении, – стало очевидно, что паром прибыл без Арне.
Что делать? Тому, что Арне не приехал, могла быть тысяча причин, от бытовых до трагических. Он мог спасовать, отказаться от миссии. Хермии стало совестно от этой мысли, но ведь она всегда сомневалась, что Арне годен в герои. Мог погибнуть, да еще как. Но скорее всего его задержала какая-нибудь ерунда вроде опоздавшего поезда. К несчастью, дать ей об этом знать он никак не может.
«Но я-то, – сообразила вдруг Хермия, – я-то могу связаться с ним!»
Она просила его, не привлекая внимания, остановиться в доме Йенса Токсвига в Нибодере. У Йенса был телефон, номер которого Хермия знала на память.
Она заколебалась. Если полиция, по любой из причин, прослушивает телефон Йенса, звонок отследят и поймут… что? Что на Борнхольме происходит некая активность. Это нежелательно, но ничего страшного. Впрочем, можно, конечно, сейчас не звонить, а переночевать в гостинице и встретить еще один паром, утренний. Но ждать еще целую ночь невмоготу.
Хермия вернулась в гостиницу и позвонила оттуда. Пока ее соединяли, лихорадочно обдумывала, что скажет.
«Спросить Арне? Если телефон на прослушке, я выдам место, где он скрывается. Нет, говорить надо осторожно, будто звоню из Стокгольма. Возможно, трубку поднимет Йенс. Он должен узнать меня по голосу. Если не узнает, я подскажу: «Это твоя подружка с Хлебной улицы, помнишь?»
На Хлебной располагалось английское посольство, когда она там работала. Этого будет достаточно, он поймет. Впрочем, этого может быть достаточно и для полицейских…
Не успела Хермия додумать все до конца, как трубку подняли и мужской голос произнес: «Алло!»
Голос принадлежал не Арне. Это мог быть Йенс, с которым она больше года не разговаривала.
– Алло! – отозвалась она.
– Кто говорит? – Голос явно принадлежал человеку пожилому, Йенсу ведь двадцать девять.
– Пожалуйста, пригласите к телефону Йенса Токсвига.
– Кто его спрашивает?
«С кем я говорю? Йенс жил один. Может, у него гостит отец? Но своего имени я ему не скажу».
– Это Хильде.
– Хильде, а дальше?
– Йенс знает.
– Не могли бы вы назвать свою фамилию?
«Плохой признак».
Хермия решила взять старика нахрапом.
– Я не знаю, кто вы, и не собираюсь играть с вами в дурацкие игры, так что сделайте одолжение, передайте трубку Йенсу, и покончим с этим, идет?
Номер не прошел.
– Мне необходимо знать вашу фамилию.
«Не похоже на глупые игры», – решила она.
– Послушайте, кто вы?
Последовало молчание, но все-таки он ответил:
– Я сержант Эгил из полицейского управления Копенгагена.
– У Йенса что, неприятности?
– Назовите вашу фамилию!
Потрясенная и перепуганная, Хермия повесила трубку.
Вот это да! Поворот ужасный. Арне спрятался у Йенса, а теперь в доме полиция! Вывод может быть только один: им стало известно, что Арне там. Скорее всего Йенс арестован, и Арне с ним.
Хермия с трудом сдерживала слезы. Что теперь будет?
Выйдя из гостиницы, она посмотрела в сторону Копенгагена, через море. Там заходило солнце. Там, наверное, Арне. В тюрьме.
Немыслимо было думать о том, чтобы дождаться рыбака-шведа и вернуться в Стокгольм с пустыми руками. Ведь это означает подвести Дигби Хоара, Уинстона Черчилля и тысячи британских летчиков.
Паромный гудок издал горестный вопль, призывающий всех на борт. Хермия вскочила на велосипед, изо всех сил завертела педалями. У нее был при себе целый набор фальшивых документов. Она купила билет и взошла на борт.
«Необходимо попасть в Копенгаген. Надо выяснить, что стряслось с Арне и забрать у него пленку, если он успел ее снять. Вот когда это сделаю, тогда и начну думать о том, как выбраться из Дании и переправить пленку в Англию».
Паром еще раз прогудел и тихо отошел от причала.
Глава 18
В этот час Харальд катил вдоль копенгагенской набережной. Грязная вода гавани, днем маслянисто-серая, теперь горела, отражая закатное, красно-желтое небо, разбитое рябью на цветные полоски, словно созданные кистью художника.
Он остановил мотоцикл у ряда грузовиков «даймлер-бенц», груженных лесом, по морю доставленным из Норвегии, и увидел двух немецких солдат, охраняющих груз. Цилиндрик с пленкой внезапно стал огнем жечь кожу. Он сунул руку в карман и велел себе прекратить панику. Ни один человек не подозревает его ни в чем преступном – да и рядом с солдатами мотоцикл оставить надежней. Так что припарковался он возле грузовиков.
В прошлый раз на этом месте он был пьян как в тумане, и теперь надо было еще сообразить, где находится тот самый джаз-клуб. Вот стоящие в ряд склады и таверны. Облезлые, мрачные здания выглядели не так, иначе, подобно грязной воде, преобразившись в сиянии заходящего солнца. Наконец на глаза попалась пресловутая вывеска: «Датский институт народной песни и танца». Харальд сбежал по ступенькам и толкнул дверь.
Десять вечера – рановато для ночных клубов, и народу было не густо. Никто не бренчал на заляпанном пивом пианино. Разочарованный, что не видит знакомых лиц, Харальд подошел к бару.
Бармен в тряпке, по-цыгански завязанной вокруг головы, сторожко кивнул Харальду, который не очень-то походил на обычного посетителя.
– Вы Бетси сегодня видели? – спросил Харальд.
Бармен оттаял, уверившись, что Харальд – очередной паренек, которому нужна проститутка.
– Она где-то здесь.
– Я подожду. – Харальд присел на табурет.
– А вон Труде свободна, – подсказал бармен, махнув рукой.
Харальд, повернув голову, увидел блондинку, которая пила из измазанного губной помадой стакана. Он покачал головой.
– Нет, мне Бетси нужна.
– У каждого свой вкус, – искушенно заметил бармен.
Фраза была такая банальная, что Харальду пришлось подавить улыбку. Разве есть что-то более личное, чем плотская связь?
– Точно подмечено, – кивнул он.
«Наверное, в пивнушках всегда говорят только глупости», – усмехнулся про себя Харальд.
– Выпьешь, чтобы скоротать ожидание?
– Да, пива, пожалуй.
– А водочки для начала?
– Нет, спасибо. – От одной мысли о водке мутило.
Он сидел, прихлебывая из кружки, и обдумывал события дня. Присутствие полиции в доме, где прятался Арне, означало, что брата нашли. Если каким-то чудом ареста он избежал, единственное место, где Арне может укрыться, это руины монастыря в Кирстенслоте. Харальд съездил туда, проверил. Там никого не было.
Несколько часов он просидел на полу церкви, попеременно горюя о судьбе брата и пытаясь сообразить, что делать.
Если его долг – закончить дело, которое начал Арне, следует в ближайшие одиннадцать дней доставить пленку в Лондон. У Арне наверняка имелся план, как это сделать, но с Харальдом он не поделился. Придется придумать собственный план.
Он обдумал возможность без лишних сложностей положить негативы в конверт и почтой отправить в Стокгольм, в британское представительство. Но наверняка всю почту, отправленную на этот адрес, в обязательном порядке вскрывает цензура.
Знакомых, на законных основаниях путешествующих между Данией и Швецией, у него, к сожалению, нет. Можно подойти к причалу парома в Копенгагене или вокзалу в Эльсиноре, откуда идут поезда, расписание которых согласовано с расписанием пароходов, и попросить кого-то из пассажиров взять конверт, но это почти так же рискованно, как затея с почтой.
Промучившись целый день, он пришел к выводу, что придется отправиться самому. Сделать это открыто нельзя. Разрешения на выезд теперь, когда известно, что его брат – шпион, ему не дадут. Надо найти окольный путь.
Датские корабли каждый день ходят в Швецию и обратно. Нужно найти способ незамеченным попасть на борт корабля и выскользнуть по другую сторону границы. Найти работу на корабле нереально – морякам выдают удостоверения личности. Но в порту всегда кипит подпольная жизнь: контрабанда, воровство, проституция, наркотики.
Значит, решил Харальд, надо вступить в контакт с представителем преступного мира и найти кого-то, кто согласится тайком переправить его в Швецию.
Когда дневной жар угас и сидеть на каменном полу церкви стало холодновато, Харальд снова оседлал свой мотоцикл и отправился в джаз-клуб в надежде увидеть там единственного преступника, с которым ему покуда выпало повстречаться.
Долго дожидаться Бетси не пришлось. Он выпил только половину кружки, когда она спустилась по задней лестнице с мужчиной, которого, надо понимать, только что обслужила в комнате наверху. У клиента, лет примерно семнадцати, была серая, нездоровая кожа, короткая неопрятная стрижка и болячка на левой ноздре.
«Наверное, моряк», – подумал Харальд.
Торопливо пройдя по залу, клиент Бетси с вороватым видом скрылся за дверью.
Бетси подсела к бару и спросила двойную водку.
– Привет, школьник! – дружелюбно поприветствовала она Харальда.
– Привет, принцесса.
– Что, передумал? Пойдем? – Она кокетливо тряхнула черными кудряшками.
Идея совокупиться с ней всего через пять минут после моряка вызвала дрожь отвращения, но отозвался он шуткой.
– Только после свадьбы!
– Что скажет твоя матушка! – Бетси расхохоталась.
Харальд окинул взглядом ее пышные формы.
– Что тебя надо подкормить.
– Льстец! – улыбнулась она. – Тебе что-то нужно, верно? Ведь не за разбавленным же пивом ты сюда заявился!
– По правде говоря, мне нужно перекинуться словцом с твоим Лютером.
– С Лютером? – В ее голосе прозвучало неодобрение. – Зачем он тебе?
– У меня есть дельце, в котором он может помочь.
– Какое дельце?
– Не думаю, что тебе следует знать…
– Не глупи. У тебя что, неприятности?
– Не вполне.
Она бросила взгляд на дверь и пробормотала:
– О черт!
Следуя за ее взглядом, Харальд увидел Лютера, входящего в зал. Сегодня тот был в шелковом пиджаке спортивного покроя, очень грязном и надетом прямо на нижнюю сорочку. Его спутник, мужчина лет тридцати, едва стоял на ногах. Поддерживая под руку, Лютер подвел его к Бетси. Покачиваясь, тот жадно уставился на нее.
– Сколько ты с него взял? – спросила Бетси.
– Десятку.
– Враль дешевый!
– Вот твоя половина. – Лютер подал ей банкноту в пять крон.
Дернув плечом, она сунула деньги в карман и повела мужчину наверх.
– Что будешь пить, Лютер? – спросил Харальд.
– Водку. – Манеры его лучше не стали. – Что тебе нужно?
– Ты имеешь влияние в порту…
– Не пытайся подольститься ко мне, сынок, – перебил его Лютер. – Чего ты хочешь? Мальчика с хорошенькой попкой? А? Дешевых сигарет? Наркоты?
Бармен наполнил стаканчик водкой. Лютер одним глотком осушил его. Харальд расплатился и подождал, когда бармен отойдет.
– Мне нужно попасть в Швецию, – понизив голос, произнес он.
– Зачем? – прищурился Лютер.
– Какая разница?
– Разница есть.
– У меня подружка в Стокгольме, мы хотим пожениться, – принялся сочинять Харальд. – У ее отца фабрика, я устроюсь туда работать. Он работает с кожей, знаете, бумажники, сумки…
– Ну так подай властям просьбу о разрешении на выезд.
– Я так и сделал, но мне отказали.
– Почему?
– Не говорят.
– Логично, – помолчав, пробормотал Лютер.
– Так вы можете устроить меня на корабль?
– Могу-то я могу. А деньги у тебя есть?
Харальд вспомнил, с каким недоверием минуту назад отозвалась о Лютере Бетси.
– Нет, – признался он. – Но я достану. Так как, устроите?
– Есть парень, которого я могу попросить.
– Отлично! Сегодня?
– Дай десять крон.
– За что?
– За то, что я пойду к этому парню. Ты думаешь, у меня тут обслуживание задаром, как в публичной библиотеке?
– Говорю же, у меня денег нет.
Лютер ухмыльнулся, сверкнув гнилыми зубами.
– Ты же только что заплатил за выпивку двадцаткой, и тебе дали сдачу, так что десятка у тебя точно есть. Давай, не тяни.
Поддаваться на шантаж не хотелось, но выбора, похоже, не было. Харальд протянул банкноту.
– Жди здесь, – бросил Лютер и вышел.
Харальд ждал, медленно потягивал пиво, чтобы хватило подольше, и думал о том, как там сейчас Арне. Вероятно, в полицейском управлении, в камере. Его допрашивают. Чего доброго, даже Петер Флемминг – шпионаж по его части. Расколется Арне или нет? Поначалу, конечно, нет. Но надолго ли его хватит? Харальд всегда чувствовал, что в Арне есть нечто ему недоступное.
«А что, если будут пытать меня? Долго ли продержусь, прежде чем выдам Арне?»
Раздался грохот – это последний клиент Бетси, тот, что едва стоял на ногах, свалился с лестницы. Бетси спустилась за ним, поставила на ноги, проводила до двери и на улицу.
Вернулась не одна, а со следующим клиентом, на этот раз почтенным, средних лет, господином в сером костюме, не новом, но тщательно отутюженном. Выглядел он так, словно всю жизнь прослужил в банке, но так и не получил продвижения. Когда они проходили мимо, Бетси окликнула Харальда:
– Где Лютер?
– Пошел повидаться с одним типом по моему делу.
Помедлив, Бетси подошла к бару, оставив смущенного клерка посреди комнаты.
– Не связывайся с Лютером. Он подонок.
– У меня выбора нет.
– Тогда подсказка: не верь ему ни на грош, – понизив голос, сказала она и, как учительница, потрясла указательным пальцем. – Не поворачивайся к нему спиной, понял? – Бетси пошла к лестнице, поманив за собой клерка.
Сначала Харальд нахохлился.
«Почему она уверена, что я не сумею за себя постоять?»
Но потом сказал себе: «Не будь дураком, она права. Я здесь среди чужих и никогда не имел дела с людьми вроде Лютера. Поэтому не имею понятия, как себя защитить». «Не верь ему», – сказала Бетси. Что ж, я отдал ему всего десять крон. Непонятно, как Лютер может обдурить меня на этой стадии дела, хотя в дальнейшем, не исключено, потребует сумму покрупней, а сам исчезнет».
«Не поворачивайся к нему спиной. Будь готов к предательству», – прозвучало в ушах предупреждение Бетси.
Харальд не представлял, как Лютер может предать его, но, может, стоит принять меры предосторожности? Ему пришло в голову, что в этом баре он как в ловушке, тут ведь нет другой двери на улицу. Надо выйти и понаблюдать за входом на расстоянии. Пожалуй, лучшая защита – непредсказуемое поведение.
Харальд допил пиво и пошел к выходу, махнув бармену на прощание.
Сгущались сумерки. Харальд прошел по набережной к месту, где стоял, привязанный толстыми, в руку, канатами, большой зерновоз. Уселся на круглую вершинку стального кабестана и повернулся лицом к клубу. Вход туда был как на ладони, так что Лютера отсюда узнать можно.
«А заметит ли меня Лютер? – забеспокоился Харальд. – Вряд ли. Как разглядишь меня на фоне темной махины корабля? Это хорошо. Я смогу контролировать ситуацию. Лютер придет, и, если все будет чисто, я вернусь в бар. А если запахнет керосином – испарюсь».
Харальд стал ждать. Минут через десять подъехал полицейский автомобиль. На большой скорости примчался по набережной, но без сирены. Харальд встал. Инстинкт подсказывал пуститься бегом, но этим привлечешь к себе внимание. Он заставил себя сесть и сел, не дыша.
Машина резко затормозила у дверей джаз-клуба. Из нее вышли двое. Один, который был за рулем, – в полицейской форме. Второй – в светлом костюме. Приглядевшись в полусвете, Харальд признал его и поперхнулся. Петер Флемминг!
Полицейские вошли в клуб.
Харальд уже собрался уйти, когда, сутулый и узнаваемый по походке, появился еще один персонаж. Лютер, остановившись в нескольких метрах от полицейской машины, прислонился к стене, вроде как любопытный прохожий.
Похоже, он сообщил полиции о том, что Харальд собирается сбежать в Швецию, наверняка из расчета, что за наводку ему заплатят.
«Умница Бетси! Здорово, что я сообразил прислушаться к ее совету!»
Через несколько минут полицейские вышли из клуба. Петер Флемминг принялся втолковывать что-то Лютеру. Харальд слышал голоса. Разговор был сердитый и шел на повышенных тонах, но слов из-за расстояния он различить не мог. Можно было, впрочем, понять, что Петер отчитывает Лютера, – тот от отчаяния то и дело вскидывал руки вверх.
Вскоре полицейские уехали, а Лютер скрылся в джаз-клубе.
Быстрым шагом Харальд поспешил восвояси, не веря, что удалось ускользнуть. Отыскал свой мотоцикл и в последнем свете дня укатил. Ночь решил провести в Кирстенслоте. А что потом?
На следующий вечер Харальд рассказал Карен всю историю, с начала и до конца.
Они сидели на полу в заброшенной церкви, а снаружи сгущался вечер. В полутьме ящики и коробки, прикрытые тканью, сделались похожи на призраков. Карен сидела, скрестив ноги, как школьница, выше колен подтянув, чтобы не мешал, подол своего шелкового вечернего платья. С чувством растущей близости Харальд прикуривал для нее сигареты.
Он поведал ей о том, как добрался до Санде, как проник на базу, притворился спящим, когда солдат осматривал дом его родителей.
– Сколько у тебя присутствия духа! – воскликнула Карен.
Восхищение было ему приятно, и Харальд порадовался, что в темноте девушка не увидит, как повлажнели его глаза, когда он говорил о том, как отец солгал ради него.
Харальд объяснил, почему Хейс думает, что в следующее полнолуние предстоит массированный ночной налет, а также причины для доставки пленки в Лондон, прежде чем это произойдет.
Когда он перешел к тому, что дверь дома Йенса Токсвига открыл сержант полиции, Карен его перебила:
– Я получила предупреждение!
– Ты о чем?
– Один человек подошел ко мне на станции и сказал, что полиции известно, где Арне. Этот человек сам работает в полиции, в отделении транспорта, но он кое-что случайно услышал и решил сообщить нам, потому что нам сочувствует.
– Так ты предупредила Арне?
– Да, предупредила! Я знала, что он у Йенса, поэтому нашла в телефонной книге адрес, пошла по нему, увиделась там с Арне и рассказала, что произошло.
Харальду это показалось странновато.
– И что Арне?
– Велел мне уйти первой, и сам собирался сделать то же сразу после меня. Но, видимо, не успел.
– Или же предупреждение было ловушкой, – пробормотал Харальд.
– Что ты имеешь в виду? – вскинулась Карен.
– Что твой полицейский соврал. Если предположить, что вовсе он нам не симпатизирует, то этот хитрец просто проследил за тобой до дома Йенса и арестовал Арне, как только ты исчезла из виду.
– Как ты можешь такое говорить! Полицейские так не поступают!
Харальду стало ясно, что он снова вступил в противоречие с представлением Карен о том, что все люди вокруг нее честны и добропорядочны.
«То ли она легковерна, то ли я циничен без меры… Точно так же отец верил, что нацисты не причинят зла датским евреям. Хотел бы я, чтобы и Карен, и отец оказались правы».
– Как он выглядел, этот человек? – произнес он вслух.
– Высокий, привлекательный, в теле, рыжие волосы, хороший костюм.
– Из серо-желтого твида?
– Да.