Мир не для слабых женщин Белозерская Алёна
– Успокойся, солнышко, – попросил отец, с грустью глядя на дочь. – Мы допустили ошибку. Нам нет оправданий, но я прошу тебя: выслушай меня без истерики. И не обвиняй нас с матерью раньше времени. Потом, если ты вдруг решишь, что мы не заслуживаем прощения, можешь встать и уйти. Но не сейчас.
Сергей Борисович налил себе изрядную порцию коньяка, словно тот должен был помочь ему найти нужные слова. Глядя на эти муки, которые испытывали ее родители, Маше стало стыдно за свое резкое поведение. Она подошла к дивану и присела. Положила голову маме на колени и прошептала:
– Я люблю вас, знайте это! А сейчас, папа, – говори.
– Может, ты расскажешь, как узнала о том…
– Что в нас течет разная кровь? – подсказала ему Маша, подняла голову и увидела, что отец замялся, не будучи в силах произнести фразу, что они с мамой ей – не родные. – Лучше ты начни свой рассказ, а потом я объясню, каким образом догадалась.
– Мы с мамой родом из Калининграда, – начал отец, нервно усмехнувшись. – Калинины из Калининграда… смешно звучит, не так ли?
– Смешно, – улыбнулась Маша.
– И жили мы в одном дворе с женщиной с нелегкой судьбой. Она дважды была замужем. От первого брака у нее рос сын-подросток. От второго – маленькая девочка. Красавица, с черными глазами и неправдоподобно белыми волосами…
– Это была я? – спросила Маша.
– Ты, – кивнул отец. – Надя – так звали твою маму – была очень доброй, но несчастной. Когда тебе исполнилось три года, она заболела.
– У нее был рак?
– С чего ты взяла? – удивился отец и вдруг побледнел. – Да, она умерла от рака…
Маша едва сдержала рыдания, резко поднялась и прошлась по комнате.
– Валя не могла иметь детей…
– Мне известен ее диагноз, – Маша вздохнула. – Гипоплазия матки.
– Ты хорошо подготовилась, – сморщилась Валентина Борисовна и прижала руки к груди. – Всем сердцем я хотела ребенка, мечтала только о нем, но все мои попытки забеременеть были безуспешными. А потом Надя умерла и…
– Но как вам разрешили усыновить только меня одну? – перебила Маша. – Мне казалось, родных братьев и сестер не разлучают.
– Так и есть. Мы хотели забрать вас обоих, – сказал Сергей Борисович. – Тебя и твоего брата.
– Как его зовут? – вырвалось у Маши.
– Макс, – ответила Валентина Борисовна и, забрав у мужа из рук бокал, отпила большой глоток. – Его зовут Максим. Хороший мальчик. – Она остановила взгляд на противоположной стене, словно вернулась в те дни, когда они с мужем жили в Калининграде, и глаза ее увлажнились. – Спокойный, рассудительный.
– Как получилось, что вы забрали лишь меня? – в голосе Маши прозвучала обида. – Без брата!
– Оказалось, что у Максима есть бабушка, – пояснил отец. – Мать его отца. После смерти Нади она решила воспитывать внука, о тебе же и слышать не пожелала. Странная женщина…
– Папа, я не понимаю! Объясни – как родная бабушка могла от меня отказаться?
Сергей Борисович поднялся с дивана, обнял дочь, прижал ее к груди.
– Первый муж Нади, отец Максима, умер… не знаю, как это случилось, одно известно – он погиб молодым… и Надя вступила в другой брак, вернее, это не был официальный брак, а просто… отношения, но они оказались недолгими. Когда родилась ты, этот мужчина ушел от Нади. Ей пришлось несладко, она воспитывала одна двоих детей, и все же она была хорошей матерью. После ее смерти старуха, свекровь Нади, сказала, что ты ей чужая, и вознамерилась отдать тебя в интернат. Мы не могли допустить подобного, как и не смогли уговорить ее отдать нам Максима. Уперлась ведьма, кричала, что ни за что не расстанется с единственным внуком.
– И вы нас разлучили. – Маша убрала руку отца со своего плеча и отошла в сторону.
– В тот момент мы посчитали, что так будет лучше для всех, – ответил отец и, вновь присев на диван, внимательно оглядел дочь. – Это решение далось нам тяжело, однако другого выхода не было. Мы не могли допустить, чтобы ты воспитывалась в интернате.
– На сколько лет он старше меня?
– На девять лет.
– То есть он был совсем взрослым и мог бы обо мне позаботиться!
– Маша, не говори глупости, – Сергей Борисович повысил голос. – Как о четырехлетней девочке мог бы позаботиться тринадцатилетний подросток?! Что он мог решить или сделать? Ничего! Он лишь подчинился обстоятельствам, как и мы. И, поверь, это было самым мудрым решением.
– А почему вы уехали из Калининграда? Почему никогда не говорили мне о том, что у меня есть брат? Где он сейчас?! – Маша уже почти кричала, потом присела на корточки, прижавшись спиной к стене, и, обхватив голову руками, со злостью расплакалась. – Вы сбежали! Хотели, чтобы я принадлежала только вам! Вы украли мое прошлое, обманули меня! Но зачем?! Я любила бы вас еще больше, зная правду!
– А сейчас ты нас ненавидишь? – глухо спросила Валентина Борисовна. – Именно этого мы и боялись. Сначала тянули, страшась рассказать тебе о Максиме, потом поняли, что упустили слишком много времени. Я плохо помню те дни… Все как в тумане, уж слишком много проблем возникло в связи с твоим удочерением. В какой-то момент мне даже показалось, что все сорвется, но, к счастью, вскоре бумаги были оформлены. Потом нам удалось быстро совершить обмен квартир, конечно, пришлось доплатить… Впрочем, это уже неважно. Сергею неожиданно предложили работу в Петербурге, и мы ухватились за возможность начать новую жизнь в городе, где у нас не было знакомых и никто не знал о нашей тайне.
– Обо мне?
– Да. Ты и была нашей тайной, – печально улыбнулась мама. – И нашим счастьем! Но все закончилось, когда тебе исполнилось шестнадцать лет. Именно тогда мы впервые испугались, что потеряем тебя.
Маша гневно округлила глаза:
– Меня нашел мой брат?!
– Максим приехал ко мне на работу, – сказал Сергей Борисович, расстроенный реакцией дочери. – Тогда у меня еще не было своей клиники, я работал в городской стоматологической больнице. Мы встретились, и между нами состоялся сложный разговор. Я умолял его о молчании, просил об отсрочке, потому что не знал, как ты отреагируешь на ситуацию. У тебя был сложный возраст…
– Папа! Какой сложный возраст?! Я никогда не доставляла вам хлопот!
– Я знаю, солнышко. – Сергей Борисович покраснел под взглядом дочери. – Прости! Мы уговорили Максима немного подождать, и он согласился. Он не хотел, но уступил, понимая, что подобные новости могут сказаться на благополучии нашей семьи.
– Максим оставил нам большую сумму денег, – сказала Валентина Борисовна. – Мы открыли счет. Он и еще денег присылал… Ты должна знать, что это на его деньги отец построил клинику. Но не думай, что мы воспользовались тем, что принадлежит тебе!
– Плевать мне на деньги, – выдавила из себя Маша. – Где он сейчас?
Родители как-то смущенно переглянулись, и это не понравилось Маше.
– Мы не знаем, где Максим, – наконец ответил отец.
– Что значит – не знаете?! Отец!
– Когда ты училась на последнем курсе, мы решили рассказать тебе правду. Глупо было затягивать агонию, – с горечью произнес Сергей Борисович, и Маше показалось, что он постарел за время этого разговора, заметно ссутулился и поник. – Невозможно было и дальше жить с этим! Мы с матерью испытывали вину как перед тобою, так и перед Максимом, которого постоянно просили подождать. Я боялся, что ты уйдешь к нему, забудешь нас. А когда, наконец, мы назначили время встречи, чтобы оговорить, как преподнести тебе всю правду, Максим исчез. Он больше нам не звонил, не приезжал – пропал, будто его и вовсе не было.
– Когда это случилось?
– Четыре года тому назад.
– И все? – разочарованно прошептала Маша. – Больше от него не было никаких вестей?
– Год тому назад, в твой день рождения, мы получили посылку. Имя и адрес отправителя не были указаны. Просто коробка, которую принес посыльный. Вот что было в ней…
Сергей Борисович взмахнул рукой в сторону, указывая на куклу, стоявшую в углублении стены. Это было творение известных итальянских кукольных мастеров: фарфоровая красавица с белыми шелковистыми волосами, облаченная в шелк и тонкие кружева. Маша провела пальцами по изящной вышивке, всмотрелась в печальные глаза куклы и в ярости стиснула зубы.
– Какие другие подарки присылал мне мой брат? – спросила она, не оборачиваясь, не желая видеть лица людей, к которым сейчас испытывала противоречивые чувства.
Валентина Борисовна медленно перечислила все.
– То есть все те вещи, которые вы оба дарили мне, на самом деле были подарками Максима? Не вашими?
– Машенька, – нервно прошептала Валентина Борисовна, вскочила с дивана и подошла к дочери, но та выставила руки перед собой.
– Мама, не трогай меня, – едва слышно проговорила она.
– Солнышко! – заплакала Валентина Борисовна, прижимая пальцы к губам. – Прости меня, прошу!.. Это я уговаривала Максима, чтобы он подождал с признанием. Не отец, а я боялась потерять тебя. Маша, я не переживу, если это случится сейчас!
– Ничто не изменило бы моего отношения к вам, – медленно проговорила Маша. – Но ваша ложь… Мне обидно, и я не понимаю, почему вы так поступили!
Она направилась к двери, но остановилась и вновь посмотрела на куклу.
– Как звучит моя настоящая фамилия? – спросила она.
– Ярова, – ответил Сергей Борисович.
– А фамилия Максима? Ты сказал, что у нас были разные отцы, значит, фамилия у него другая.
– Да, – кивнул Сергей Борисович. – У отца Максима были немецкие корни, оттого и фамилия необычная. Его зовут Максим Ларк.
Маша помедлила еще секунду и поинтересовалась:
– Бабка его еще жива?
– Умерла, когда Максиму исполнилось семнадцать.
– И где же он был все это время? – Губы Маши задрожали.
– Не знаю, дорогая, – сказал Сергей Борисович, медленно подходя к дочери. – Максим ничего не рассказывал нам о себе.
– Назови адрес, по которому он проживал в Калининграде.
– Для чего? – Сергей Борисович осторожно провел ладонью по плечу Маши.
– Я собираюсь отыскать его.
– Но как? И зачем?
– Он – мой брат! – воскликнула Маша. – Разве ты не понимаешь?! Он не забыл обо мне, – быстро проговорила она. – Всегда хотел, чтобы я была в его жизни, но вы не позволили! Я хочу найти его.
– Как? – повторил свой вопрос Сергей Борисович. – Как ты найдешь человека, имея на руках лишь адрес, по которому он давно не живет?
– Тебя это не должно волновать, – грубо ответила Маша. – Скажи мне адрес, больше я тебя ни о чем не прошу.
Сергей Борисович назвал улицу, номер дома и квартиры. Маша повторила эти сведения про себя несколько раз и бросилась к двери.
– Дочь, остановись! – послышалось за ее спиной, и она нехотя подчинилась. – Не уходи! Давай поговорим…
– Мы уже больше двух часов разговариваем, – отозвалась она, чувствуя, как ноги ее становятся ватными.
– Кто тебе рассказал?
– Папа, тебя только это беспокоит? – Маша повернулась к Сергею Борисовичу и тоскливо посмотрела на его невысокую, слегка полноватую фигуру. – Никто, поверь мне. Я сама догадалась, когда узнала, что у нас разные группы крови.
Он с недоумением развел руки в стороны:
– Группы крови? Все… так просто?
– Нет, отец, все очень сложно, – ответила Маша.
Она приготовила для них злобные, ядовитые слова, чтобы они как можно глубже пронзили сердца отца и матери, но не сумела произнести ни звука. Просто стояла и смотрела на человека, которого обожала, на слезы в его глазах, на подрагивавшие уголки его губ, учащенно вздымавшуюся грудь и на руки, беспомощно сжатые в кулаки. Отец и без того выглядел сломленным. Было видно, что он страдает, и Маша не смогла причинить ему еще большую боль. Но в ту минуту ей страстно хотелось умереть – оттого, что она проявила жесткость по отношению к людям, подарившим ей столько любви и счастья.
Быстро подойдя к отцу, она остановилась в нескольких сантиметрах от него.
– Папа, – тихо сказала она, – я тебя очень люблю! Просто мне сейчас плохо. Невыносимо плохо!
– Мне жаль, дочь. Не так, не таким образом мы с матерью хотели сказать тебе правду. Прости нас за это! А сейчас иди, я вижу, ты не в силах остаться. Поговорим позже, когда страсти немного улягутся.
Сергей Борисович поцеловал дочь в висок и подтолкнул ее к выходу. Когда за Марией захлопнулась дверь, он вернулся в гостиную, где Валентина Борисовна тихо плакала, уткнувшись лицом в подушку. Услышав его шаги, она подняла голову и посмотрела на мужа красными от слез глазами.
– Сережа, она вернется? – всхлипнула она. – Скажи, что наша дочь вернется, прошу тебя.
Глава 4
По дороге домой Маша зашла в магазин и купила все, в чем раньше себе отказывала. Шоколад – много шоколада, – пирожные с густым сливочным кремом, вино, к нему взяла сыр и сладкий виноград. Обрадованная праздником, который она намеревалась для себя устроить, она остановилась у цветочного магазина, долго разглядывала яркую витрину и, не удержавшись, подарила себе большой букет роз. С огромным пакетом, с красными цветами в руках она шла по улице, производя на прохожих впечатление счастливой молодой женщины. Улыбка играла на ее губах, глаза блестели. Вряд ли кто-либо догадался бы о той трагедии, которая разыгрывалась в душе у Маши.
Дома она поставила цветы в вазу и долго рассматривала нежные лепестки, благоговейно проводя по ним пальцами, внюхивалась в нераскрывшиеся бутоны, которые, к сожалению, ничем не пахли. Потом съела полплитки шоколада, открыла бутылку с вином и быстро захмелела, выпив полный бокал. Присев на диван, Маша попыталась собраться с мыслями. Перед глазами у нее все плыло, танцевало, и она не могла понять – то ли вино виновато в этом, то ли осадок вины, оставшийся на душе после разговора с родителями? Через несколько минут головокружение прекратилось, и Маша почувствовала себя нормально. Она улыбнулась главной сегодняшней новости – тому, что у нее есть брат, но тут же нахмурилась, не предполагая, как она его отыщет. Первая идея, пришедшая ей в голову, показалась Марии стоящей. Через мгновение девушка сидела у компьютера и писала в строке поисковика: «Как найти человека».
– Ого! – воскликнула она, увидев более десяти миллионов выданных ей результатов, и потерла ладони. – Начнем!
Через несколько часов, потраченных впустую, ее энтузиазм начал угасать. Размяв пальцами онемевшие плечи, Маша посмотрела на часы. Стрелки показывали одиннадцать, и она вспомнила о Симе: подруга заметно задерживалась. Словно отвечая ее мыслям, послышался звук вставленного в замок ключа, и в квартиру вошла Арифулина. Не включая света, она раздевалась в темной прихожей, нечто неразборчиво приговаривая, потом раздался шум, будто кто-то упал, и смех.
– Сима, что ты делаешь? – выкрикнула Маша, не отвлекаясь от чтения статьи на экране.
– Лежу на полу.
– Пьяная?
– Уставшая.
Арифулина появилась на пороге, держа в одной руке сапог, в другой – каблук.
– О порог споткнулась, – объяснила она свое падение. – Придется завтра в мастерскую сапоги отнести. А ты чем занимаешься? – Сима, нахмурившись, посмотрела на пустой бокал, стоявший на столе рядом с полупустой бутылкой вина. – Пьешь?!
– Прости, я забыла спросить у тебя разрешения.
– С ума ты сошла?
– Арифулина, прекрати визжать! Бокал беленького мне не повредит.
– Совсем с катушек слетела. – Сима встряхнула Машу за плечи. – Тебе противопоказан алкоголь! Потом, когда ты окончательно выздоровеешь, будешь пить, сколько угодно, но сейчас – нельзя.
– Потом? – усмехнулась Маша, поднялась с кресла и пересела на диван. – Мне надоело слышать это слово. Я всегда жила только будущим и прошлым, забывая о настоящем! Отныне в моей жизни нет слова «потом», есть только «сейчас». Ой, молчи! Знаю я, что ты хочешь сказать. Просто у меня нет настроения слушать нотации. Лучше возьми бокал для себя и составь мне компанию.
Сима послушно выполнила ее просьбу.
– Как прошел разговор с родителями? – спросила она, положив в рот кусочек сыра. – Вижу, что не слишком хорошо, раз ты устроила «хмельной вечер».
Маша в подробностях описала их встречу. Выговорившись, она с легкой усмешкой посмотрела в озадаченное лицо Симы. Подруга нервно облизала губы, подскочила к сумочке и достала сигареты. Сокрушенно покачала головой, бросив на Машу жалобно-умоляющий взгляд.
– Кури, – разрешила ей Маша.
– Я в кухне, – обрадовалась Сима, – в форточку.
– Наркоманка! – прокричала ей вслед Маша и укрылась одеялом, внезапно почувствовав озноб.
Сима быстро вернулась, принеся за собой запах дыма.
– Пардон, – виновато замахала она перед собой руками. – Больше при тебе не стану курить. Знаю, что ты терпеть этого не можешь.
– Я и сама бы сейчас затянулась, – задумчиво произнесла Маша. – Никогда не пробовала.
– Ну уж нет! Все, что угодно, только не сигареты. И вообще, Калинина, ты меня раздражаешь своим поведением! Вино пьешь, шоколад уплетаешь… Тебе осталось только научиться дым кольцами пускать.
– Не беспокойся, курить я не стану. Противно!
– Вот и прекрасно. Лучше расскажи, что ты в Интернете искала. Вижу, поиски были активными, – присвистнула Сима, посмотрев на количество открытых ссылок.
– Ровным счетом ничего. – Маша отбросила одеяло в сторону и подошла к компьютеру. – Пыталась отыскать Максима в социальных сетях. Пусто. Вышла на сайт каких-то сыщиков, они могут взяться за его поиски.
– За деньги?
– Нет, за большое спасибо. Естественно, не просто так! Ты знала, что в Питере есть Бюро регистрации несчастных случаев? – спросила Маша. – Туда приходит информация из ОВД, моргов, больниц…
– И чем тебе там могут помочь? Твой брат не живет в Питере. Или я ошибаюсь?
– В том-то и дело, – вздохнула Маша, – я не знаю, где он живет. Может, мне в ОВД обратиться?
– Сделай это прямо сейчас, – с иронией посоветовала Сима. – Впрочем, вдруг он – уголовник? – предположила она и смутилась. – Прости, я глупость сказала.
Маша разлила остатки вина и протянула бокал Симе.
– Все возможно, – сказала она. – Никто не знает, чем он занимается и откуда у него столько денег.
– Какие еще деньги?
– Те, на которые отец построил клинику. Они были предназначены для меня, но папа воспользовался ими в личных целях. Конечно, я понимаю, что он для нас с мамой старался, ни в чем нам не отказывал, а мне – в первую очередь.
– Злишься на него?
– Из-за денег? – Маша приподняла бровь, показывая, насколько нелепым считает этот вопрос. – Разумеется, нет.
– Но ты обижена, – сказала Сима.
– А как еще мне себя вести?! Радоваться? Испытывать к ним благодарность за то, что они мне наконец рассказали всю правду? Я чувствую раздражение, досаду, потому что меня обманывали на протяжении многих лет. Причем не только родители, но и брат.
– Он-то в чем виноват? – хмыкнула Сима.
– В том, что не осмелился поговорить со мною сразу же после того, как нашел. – Маша порывисто повела плечами и вдруг улыбнулась: – Получается, все виноваты, одна лишь я пострадала. А может, я в чем-то провинилась? Уже даже и не знаю, что предположить. Но это факт! Жизненные события явно говорят о том, что я где-то наследила в прошлых жизнях.
– Нет! Ты ни в чем не виновата! – с жаром воскликнула Сима, по щекам ее побежали слезы, и она ошеломленно уставилась на Машу. – Не понмаю, что со мной происходит! Прости.
– Ты уже раз двадцать за вечер просила у меня прощения. Больше не извиняйся. Да, забыла сказать. Завтра я вылетаю в Калининград.
Сима дернулась от неожиданности:
– Сумасшедшая!
– И это я уже слышала сегодня. Не обсуждается, – отрезала Маша.
– Не стоит никуда лететь. Сейчас ты должна как можно меньше двигаться.
– Отчего же?
– Не трать силы, – настаивала Сима. – Тебе нужен покой. Эмоции могут лишь навредить тебе. И перелеты в твоем состоянии крайне опасны.
– Арифулина, я не болею, а выздоравливаю. Завтра мне станет еще лучше.
– Но это не значит, что ты должна сломя голову метаться по стране в поисках того, кого невозможно найти!
– Все возможно, – упрямо ответила Маша. – Кроме того, я не собираюсь задерживаться в Калининграде надолго.
– Думаешь, Максим все еще живет там? – уже более спокойно спросила Сима, смирившись с тем, что она не в состоянии уговорить Машу изменить ее решение.
– Вряд ли. В телефонном справочнике Калининграда нет людей по фамилии Ларк.
– Тогда зачем туда лететь?
– Хочу найти дом, в котором он жил со своей бабушкой, – ответила Маша. – Отыщу людей, которые его знали.
– Машка, для чего?
– Издеваешься?! Сима, если бы ты узнала, что тебя удочерили, ко всему прочему у тебя есть старший брат, о котором ты ничего не знаешь, – как бы ты себя повела? Что бы ты делала, если бы тебе стало известно, что брат любит тебя? Или любил. Ты не понимаешь, какой огонь жжет меня изнутри! Мне хочется найти Максима – любыми способами! Я готова землю перевернуть, только бы взглянуть на него! Знаешь, я ведь помню, как он обнимал меня, маленькую, и согласна многое отдать, лишь бы еще раз вернуться в то время.
Сима замерла на месте, вслушиваясь в голос подруги. В Машиных интонациях было столько нежности и тоски одновременно, что ей захотелось громко, в голос, зарыдать. Серафима прикрыла глаза и затрясла головой.
– Поезжай, Калинина. Тебя сейчас никто и ничто не остановит, даже бульдозер, – усмехнулась она. – Раньше ты не была такой упертой.
– Время меняет людей.
– Нет, – сказала Сима, задумавшись. – Не время, а обстоятельства меняют характер. В твоем случае изменения оказались слишком быстрыми и явными. Даже пугающими. Черт! Я тебя просто не узнаю!
– Боишься? – Маше захотелось рассмеяться, но она сдержалась. – Не стоит, я не страшная. Во всяком случае, не сейчас.
Маша долго стояла перед домом, где прошло ее раннее детство, о котором она ничего не помнила. Незнакомые окна, двор – все казалось ей чужим. Лишь вид детской площадки всколыхнул нечто смутное в ее душе, но это непонятное беспокойное чувство вскоре исчезло. Маша медленно прошла по солнечной аллее и остановилась возле высокого куста сирени. Она вдруг вспомнила, что этот куст распускается белыми цветами, и счастливо улыбнулась. Это было первое настоящее воспоминание, и оно доставило ей массу удовольствия. Еще раз оглядевшись, Маша покинула двор и, выйдя на оживленную улицу, поймала такси, назвав адрес, куда ее следует доставить.
– Неместная? – поинтересовался водитель и, не дождавшись ответа, задал новый вопрос: – В гости приехали?
– Да, – ответила Маша, отвернувшись.
Разговаривать ей не хотелось, к счастью, водитель понял, что ему досталась немногословная пассажирка, и замолчал. Тишину в салоне нарушало радио, правда, оно работало не слишком громко и не мешало Маше думать. «Сначала, – решила она, – я найду дом, в котором жил Максим. Возможно, мне удастся поговорить с его соседями. Хотя чем они мне помогут?»
– Приехали, – услышала она голос водителя и улыбнулась, вспомнив свою последнюю встречу с Андреем, который сказал это же слово, остановившись перед домом ее родителей.
– Спасибо. – Маша протянула ему купюру. – Достаточно?
– Более чем! Хорошего вам дня!
Выйдя из машины и пройдя несколько шагов, Маша остановилась. Ей вдруг стало страшно и неуютно: все вокруг выглядело каким-то мрачным и враждебным, а больше всего почему-то угнетали ее две старухи, сидевшие на скамейке у подъезда, в котором когда-то жил ее брат. Они подозрительно рассматривали молодую женщину, приближавшуюся к ним, даже разговор прекратили, настолько их заинтересовала незнакомка в ярко-красном пальто.
– Добрый день, – поздоровалась Маша.
Несмотря на дрожь в коленях, она поняла, что, если кто-то и поможет ей, то только эти старушки, которые наверняка живут здесь с момента основания города.
– Здравствуй, деточка, – откликнулась одна из бабулек и приветливо улыбнулась.
Маша мгновенно расслабилась, осознав, что напрасно она пыталась заранее увидеть в этих бабушках врагов. Теперь они выглядели добрыми, только с трудом скрываемое любопытство светилось в глазах у обеих, делая их похожими на старых ворон, проявляющих интерес к мельчайшим подробностям окрестной жизни.
– Я… – Маша замялась, не зная, как начать разговор. – Мои родственники жили в этом доме… много лет тому назад, – на ходу придумала она. – Я приехала в ваш город по работе, а заодно решила узнать о них. Может, вы мне поможете?
– А кто, девочка, твои родственники? – живо поинтересовалась одна из старушек, та, что была помоложе на вид и посимпатичнее.
– Здесь жил мой… двоюродный брат, – солгала Маша и почувствовала себя как-то неловко. – Максим Ларк.
– А-а! – воскликнула вторая бабушка и потерла лоб рукой. – Максимка! Внук Эвы! Хороший мальчишка в отличие от его бабки. Та еще стерва была, смею заметить!
– Наталья Васильевна, – возмутилась вторая старушка, в смешной темно-зеленой шляпке, лихо сидевшей на ее макушке, – что же вы так о родственнице барышни говорите!
– Хм, на правду глупо обижаться, – парировала Наталья Васильевна и постучала ладошкой по скамейке. – Присаживайтесь. Как вас зовут?
– Маша, – представилась она, устроившись рядом с бабушкой и с удовольствием отметив, что от нее пахнет духами.
Сладкий цветочный запах окружил ее. Бабка, заметив это, улыбнулась.
– Внук привез из Европы, – сказала она. – Хороший парфюм, лучше, чем тот, которым мы пользовались в молодости. Правда, Катюша?
– Да-а, – мечтательно отозвалась ее подруга, и Маша испугалась, что сейчас она услышит их общие воспоминания о послевоенной жизни – уж очень древними выглядели бабульки.
К счастью, этого не произошло. Видимо, для старушек больший интерес представляла новая знакомая, нежели набившие оскомину факты из их жизни.
– Так вы, Мария, родственница Эвы? – спросила Наталья Васильевна. – Надеюсь, далекая?
– Очень далекая, – улыбнулась Маша. – Неужели она была настолько гадкой, раз вы до сих пор вспоминаете ее плохим словом?
– Еще хуже! Стерва самого высшего разряда, – Наталья Васильевна заохала и погладила себя по колену. – Стоило завести о ней разговор, и сразу суставы разболелись! Арийка чертова, пусть ей в земле нехорошо будет.
– Успокойся, – укоризненно покачала головой подруга Натальи Васильевны. – Видите ли, милочка, они были в ссоре много лет, потому что Эва у Натальи мужа увела.
– Я его сама выгнала! – запальчиво возразила бабка.
– Выгнала, после того как Эва его увела, – усмехнулась старушка. Маша даже удивилась, с какой легкостью бабки выдают тайны своего прошлого постороннему человеку.
Впрочем, этическая сторона вопроса ее не интересовала. Маше хотелось как можно больше узнать о Максиме, но она не стала торопиться с вопросами, позволяя разговору течь так, как это было удобно старушкам.
– Эва умерла шестнадцать лет тому назад, – сказала Наталья Васильевна и причмокнула губами. – Красивая была, даже когда в гробу лежала! Не зря к ней со всего района мужики бегали. У нее лишь один недостаток был – злость. Да, красотой своей она людей привлекала, а желчностью – отталкивала. Однако Максимку она любила. Замечательный был парнишка, мягкий, как и его мать. Надеждой ее звали. Ох, Эва и ненавидела ее! Помню, она говорила, что не о такой жене мечтала для своего сына. И чем Надя ее не устраивала? Веселая, статная, но, видите ли, не светловолосая! Эва, эта курица, гордилась тем, что в ней течет кровь основателей Кенигсберга, хвасталась своей белой кожей и синими глазами. А Надька-то черная была как смоль.
– Нет, – возразила вторая старушка, которую звали Екатериной, – ты ошибаешься. Надя блондинкой была.
– Это ты путаешь, – Наталья Васильевна поскребла ногтем по скамье. – Не спорь! Я точно помню, потому что Эвка выла от злости, когда сын ее без разрешения свадьбу сыграл. В тот день у Нади волосы были украшены цветами. Белые цветы в черных локонах… Потом у них Максимка родился, и Эва слегка оттаяла. Внука сучка эта просто обожала. Наверное, никого она так не любила, как его, даже себя. А Наденьку жаль, она молодой умерла.
– Я знаю, что после смерти матери Максим переехал к бабушке, – осторожно вставила Маша.
– Он с ней до семнадцати лет прожил. Как только школу закончил, уехал, а у Эвы инсульт случился через месяц после его отъезда. На ее похоронах мы и виделись в последний раз. Я даже упустила момент, когда он квартиру продал. Теперь здесь другая старуха живет, такая же стерва, как и Эва.
– То есть вы не предполагаете, где сейчас находится Максим? – расстроенно спросила Маша.
– Откуда, деточка?! – воскликнула Наталья Васильевна. – Ты бы в школу сходила, где он учился. Здесь она, рядом. Может, учителя его помнят. А там и друзей его найдешь. Они-то наверняка знают о нем хоть что-нибудь.
Маша с удивлением посмотрела на бабушку, которая менее чем за минуту выдала ей подробный план действий.
– Как же я сама не догадалась? – спросила она, поднимаясь со скамейки. – И еще один вопрос… Вы не знаете, почему Эва так не любила дочь Надежды?
Старушки непонимающе переглянулись.
– Эва никогда не упоминала при мне о том, что Надя повторно замуж вышла, да еще и ребенка родила, – сказала наконец Наталья Васильевна. – Скрытная была, мы даже толком не знаем, как отец Максима погиб. Ходили слухи, будто его, пьяного, машина переехала. А о девочке мы и не слышали. Постой, дорогая, уж не ты ли – эта девочка?
– Нет, не я, – быстро ответила Маша. – Спасибо за помощь.
– Пожалуйста, – кивнула Наталья Васильевна и, быстро потеряв к ней интерес, повернулась к подруге: – Помнишь, Катя, как Эвка своего немца закадрила? Того, от которого сына родила. А он на ней не женился, оставил, брюхатую, и укатил в неизвестном направлении.
– Ты, Наташа, опять все путаешь. Эва за ним замужем была – официально.
– Как и ты за своим последним, – хохотнула бойкая бабулька. – С каких это пор сожителей мужьями называют?!