Четвертое Правило Волшебника, или Храм Ветров Гудкайнд Терри
– Натан, я просто не знаю, что сказать. Вы сотворили чудо. Вы превратили простую женщину в…
– Красавицу, – закончил он.
– Но зачем?
Он посмотрел на нее со странным выражением:
– Ты что, не в своем уме? Как я могу допустить, чтобы ты выглядела как все. – Он ткнул себя пальцем в грудь. – Никто не поверил бы, что я сногсшибательный вельможа, если бы я появился в обществе менее эффектной женщины.
Кларисса усмехнулась. Натан не казался таким старым, как она думала сначала. Он действительно выглядел сногсшибательно. Сногсшибательный богатый вельможа.
– Спасибо, Натан, за то, что вы верите в меня больше, чем верили другие.
– Это не вера; я просто увидел то, чего другие не замечали. Теперь они заметят.
Кларисса поглядела на занавеску, за которой скрылся портной.
– Но все это очень дорого. Одно это платье стоит столько, сколько я зарабатывала за год, не говоря уже об остальном – жилье, экипажи, шляпки, туфли, прическа. Вы швыряете деньги, как принц на празднике. Как вы можете себе это позволить?
Хитрая улыбка растеклась по лицу Натана.
– Я здорово навострился в… делании денег. Я никогда не мог потратить всех денег, которые делаю. Об этом не беспокойся, это для меня пустяки.
– О… – Кларисса снова поглядела в зеркало. – Конечно.
Натан откашлялся.
– Я имею в виду, что ты для меня важнее, чем мелкие заботы о золоте. Если бы это была моя последняя медь, я потратил бы ее с не меньшей готовностью и так же бестрепетно.
Наконец вернулся портной с охапкой ошеломляющих платьев. Натан выбрал несколько и отправил Клариссу их примерять. Кларисса попросила служанку помочь ей, потому что боялась, что сама не сумеет зашнуровать лиф и застегнуть бесчисленные застежки.
Натан одобрил каждое платье и сказал портному, что купит их. Через час он, отобрав полдюжины нарядов, уже отсчитывал портному золотые монеты. Кларисса никогда раньше не видела такой кучи денег. Поистине Натан изменил ее жизнь.
– Я сделаю нужные изменения, милорд, и пришлю платья в Бриар Хауз. – Портной бросил взгляд на Клариссу. – Быть может, милорд желает, чтобы я оставил несколько платьев широкими, если госпожа носит ребенка нашего императора?
Натан махнул рукой.
– Нет. Я хочу, чтобы она выглядела наиболее выгодно. Я отдам перешить их, когда понадобится, или куплю другие.
С внезапным стыдом Кларисса осознала, что портной считает ее любовницей не только императора, но и Натана. Кольцо у нее в губе, хоть бы и золотое, говорило, что она не более чем рабыня. Рабыня, которая ничего не значит для императора, с ребенком она или без, с золотым кольцом или с серебряным.
Натан смело говорил всем, что он – полномочный представитель императора Джеганя, и люди наперебой кланялись ему. А Кларисса была просто собственностью, которую император разделил со своим доверенным человеком.
Косой взгляд портного открыл ей истину. В его глазах она была шлюхой. Может быть, шлюхой в прекрасном платье, может быть, шлюхой не по своей воле, но все равно шлюхой.
Только потому, что Натан не думал о ней так же, Кларисса не выбежала, оскорбленная, из лавки портного.
Справившись с этим порывом, Кларисса обругала себя. Это притворство, сказка, придуманная Натаном, чтобы уберечь ее и себя от опасности. Только благодаря этому их до сих пор не схватили. Осуждающие взгляды – такая малость по сравнению с тем, что Натан для нее сделал, и не слишком большая плата за уважение, с которым он к ней относился. Имеет значение только то, что думает о ней Натан.
Кроме того, Кларисса давно привыкла к неодобрительным взглядам: в лучшем случае в них сквозило сочувствие, а в худшем – презрение. Никто никогда не смотрел на нее с доброжелательностью. Ну и пусть эти люди думают, что хотят. Главное – что она делает важное дело ради человека, который этого стоит.
Кларисса вздернула подбородок и с важным видом направилась к двери. На улице их с Натаном ждал экипаж.
Когда они уходили, портной опять поклонился:
– Благодарю вас, магистр Рал. Я счастлив, что вы позволили мне моим скромным трудом услужить императору. Платья будут отправлены вам до утра, даю вам слово.
Натан небрежно махнул ему рукой.
В полутемной столовой Бриар Хауз Кларисса сидела за маленьким столиком напротив Натана и ловила на себе взгляды, которые украдкой бросали на нее служанки.
Кларисса села прямее и распрямила плечи, чтобы подчеркнуть грудь. Она рассудила, что в темноте никто не заметит, как при этом покраснело от смущения ее лицо.
Вино согрело ее, а жареная утка утолила наконец снедающий Клариссу голод. Слуги продолжали подавать новые блюда – домашнюю птицу, свинину, говядину, соусы и разнообразные гарниры. Не желая показаться обжорой, Кларисса попробовала всего понемногу и отодвинула тарелки.
Натан ел с аппетитом, но не жадно. Он наслаждался прекрасно приготовленными блюдами и хотел перепробовать все. Слуги порхали вокруг него, разрезая мясо, наливая соусы и заменяя тарелки, словно он был беспомощным. Натан похваливал их, давал указания и вообще вел себя как очень значительная персона.
Кларисса не сомневалась, что он и есть важная персона. Полномочный представитель императора; человек, которого никто не смеет одернуть. Все хотели, чтобы магистр Рал остался доволен. И если для этого нужно было оказывать внимание Клариссе, слуги оказывали его.
Когда их наконец проводили в комнаты и Натан закрыл дверь, Кларисса испытала огромное облегчение. Она устало опустилась в кресло, радуясь, что больше не надо изображать прекрасную даму – или прекрасную шлюху: она не была точно уверена, какая роль предпочтительнее. Она знала только одно: что счастлива оказаться подальше от чужих взглядов.
Натан обошел комнаты, осмотрел лепнину под потолком и дорогие ковры, закрывающие почти весь пол. Всюду стояли кушетки и кресла. В одной из комнат стояли два стола – письменный и обеденный. На письменном были аккуратно разложены листы бумаги, перья с серебряными ручками, чернильницы в золотой оправе.
В другой комнате стояла кровать. Кларисса никогда не видела такой кровати. Четыре резных столбика поддерживали атласный балдахин с золотыми узорами. Покрывало на кровати было под стать балдахину. Но больше всего Клариссу поразили размеры кровати – она занимала почти всю комнату.
– Хорошо, – сказал Натан, закончив осмотр. – Пожалуй, нам это подходит.
Кларисса хихикнула.
– Натан, король не постыдился бы ночевать в такой комнате.
Натан скривился:
– Возможно. Но я – больше, чем король. Я пророк.
Улыбка Клариссы сразу исчезла.
– Да, вы действительно больше, чем король.
Натан прошел вдоль стен и погасил почти все лампы, оставив только одну возле кровати и другую – у шкафа.
Потом он повернулся к Клариссе и махнул рукой в сторону двери:
– Я буду спать на кушетке. А ты забирайся в кровать.
– Я лягу на кушетке. Мне будет неудобно в такой кровати. Я простая женщина и не привыкла к роскоши. На кровати должны спать вы.
Натан потрепал ее по щеке.
– Привыкнешь. Бери кровать. Я не усну, зная, что такая красавица спит на кушетке. А я много странствовал, и такие вещи меня не смущают. – У двери он поклонился: – Спокойной ночи, моя дорогая, – начал закрывать дверь, но остановился. – Кларисса, я приношу извинения за те взгляды, которые тебе пришлось вынести, и за то, что люди могли о тебе подумать из-за моей истории.
Он действительно был истинным джентльменом.
– Вам незачем извиняться. Это было даже довольно забавно, будто я участвую в пьесе.
Натан засмеялся, и в его синих глазах вспыхнули искорки.
– Было забавно, не правда ли, заставить всех думать, что мы не те, кем являемся на самом деле?
– Спасибо вам за все, Натан. Благодаря вам сегодня я почувствовала себя красивой.
– Ты и так красива.
Кларисса улыбнулась:
– Это только из-за платья.
– Красота идет изнутри. – Он подмигнул ей. – Спи спокойно, Кларисса. Я поставил на двери магический щит, так что сюда никто не войдет. Ни о чем не тревожься; здесь ты в безопасности. – Он тихо закрыл дверь.
От вина Клариссе было жарко. Она прошлась по комнате, разглядывая обстановку, провела пальцами по серебряной инкрустации туалетного столика возле кровати, коснулась граненого стекла ламп. Потом погладила ладонью атласное покрывало и откинула его.
Встав перед зеркалом, она принялась расшнуровывать лиф платья и, когда покончила с этим занятием, наконец смогла вдохнуть полной грудью. Платье соскользнуло с ее плеч, но корсет застегивался на спине. Усевшись на кровать, Кларисса попробовала дотянуться до крючков, но у нее ничего не вышло. Фыркнув, она сняла туфельки из мягкой кожи, потом чулки и с наслаждением пошевелила пальцами босых ног.
Кларисса подумала о доме. Вспомнила свою маленькую удобную кровать. Она скучала по дому – не потому, что была счастлива там, а просто потому, что это был дом, единственное ее жилище. Здесь ей было не по себе. Это было неуютное и страшное место. Кларисса подумала, что она никогда уже не сможет вернуться домой.
Внезапно она почувствовала себя одинокой. Рядом с Натаном ее грела вера в него. Он всегда знал, где они находятся, что надо делать и что говорить. Казалось, он никогда не испытывает сомнений. А Клариссу терзали сомнения, особенно сейчас, когда она осталась одна в спальне.
Как ни странно, но она соскучилась по Натану больше, чем по дому, а ведь он был всего лишь в соседней комнате.
Ковер приятно ласкал босые ноги Клариссы, когда она шла к двери. Она тихо постучала по золоченому барельефу у косяка, подождала чуть-чуть и постучала снова.
– Натан? – негромко позвала она.
Потом опять постучала и опять позвала. Он не откликнулся, и тогда Кларисса приоткрыла дверь и заглянула в смежную комнату. Там горела только одна свеча.
Натан опять пребывал в состоянии отрешенности. Он сидел в кресле и безучастно смотрел в никуда. Кларисса постояла у двери, прислушиваясь к его размеренному дыханию.
В первый раз, увидев, что он сидит прямой как палка и не мигает, она перепугалась, но Натан заверил ее, что занимается этим едва ли не всю свою жизнь. Он не рассердился в тот первый раз, когда она начала трясти его, думая, что с ним что-то случилось.
Натан вообще никогда на нее не сердился. Он неизменно относился к ней с уважением и добротой – две вещи, о которых Кларисса всегда мечтала и в которых ее соотечественники ей отказали. А чужестранец дал их ей без труда.
Кларисса снова позвала его по имени. Натан моргнул и посмотрел на нее.
– Все хорошо? – спросил он.
– Да. Простите, если я помешала вашим размышлениям.
Натан отклонил ее беспокойство:
– Нет-нет.
– Видите ли, я подумала… Вы мне не поможете… расстегнуть платье? Я не могу достать крючки на спине, а если я лягу так, платье помнется.
Натан прошел за ней в спальню. Кларисса погасила лампу у шкафа, и горела только та, что была у кровати.
Кларисса обеими руками подняла волосы, а Натан принялся расстегивать крючки на корсете. Клариссе было хорошо оттого, что он рядом.
– Натан? – прошептала она, когда он расстегнул последний крючок, и испугалась, что он спросит – что это за грохот? – и ей придется ответить, что это стучит ее сердце.
Она повернулась, придерживая на груди платье.
– Натан, – набравшись храбрости, она посмотрела в его изумительные глаза, – Натан, мне так одиноко…
Он нахмурился и положил свою большую ладонь на ее обнаженное плечо.
– Ну что ты, моя дорогая. Я же в соседней комнате.
– Я знаю. Я имею в виду иное одиночество… Не знаю, как это выразить… Когда я остаюсь одна, то начинаю думать о том, что мне предстоит сделать, чтобы помочь тем людям, о которых вы говорили, и такие ужасы лезут в голову, что…
Натан перебил ее:
– Часто думать о чем-то гораздо неприятнее, чем это делать. Ты и не думай. Наслаждайся большой кроватью и красивой комнатой. Кто знает, может быть, завтра нам придется ночевать в канаве.
Кларисса кивнула. Она была вынуждена отвести взгляд от его глаз, чтобы не утратить решимости.
– Натан, я знаю, что я обычная женщина, но вы заставили меня чувствовать себя особенной. Красивой… Желанной.
– Ну, как я уже говорил…
Она приложила палец к его губам, и он замолчал.
– Натан, я действительно… – Кларисса посмотрела в его замечательные глаза и сказала совсем не то, что собиралась: – Натан, боюсь, вы слишком сногсшибательный мужчина, чтобы я могла устоять. Вы проведете ночь в этой большой кровати, рядом со мной?
Легкая улыбка тронула его губы:
– Сногсшибательный?
– Очень. – Кларисса кивнула и почувствовала, как качнулись ее завитые локоны.
Натан продолжал держать ее за талию, и от этого сердце Клариссы забилось еще быстрее.
– Кларисса, ты мне не должна ничего. Я вывез тебя из Ренвольда, но в обмен ты обещала помочь мне. Кроме этого, ты ничем не обязана мне.
– Я знаю. Это не…
Кларисса поняла, что ей не нужно ничего объяснять.
Она привстала на цыпочки, обвила руками его шею и прижалась губами к его губам. Натан притянул ее к себе, и Кларисса почувствовала, что тает в его объятиях.
Натан отступил.
– Кларисса, я стар. Ты – молодая женщина. Тебе не нужен старик вроде меня.
Как долго она страдала от того, что думала, будто слишком стара для любви, как часто чувствовала себя несчастной от этого! И вот теперь этот мужчина, этот замечательный, яркий, красивый мужчина говорит ей, что она слишком молода для него.
– Натан, я хочу, чтобы вы бросили меня на кровать, сняли с меня это диковинное дорогое платье и любили меня, пока я не услышу, как поют добрые духи.
В молчании Натан смотрел на нее. Потом он подхватил ее на руки и понес к кровати, но не бросил Клариссу на атласное покрывало, как она требовала, а опустил ее мягко и осторожно.
Он лег рядом с ней и провел пальцами по ее лицу. Они смотрели друг другу в глаза. Потом он нежно поцеловал Клариссу.
Ее платье соскользнуло на талию. Кларисса запустила пальцы в длинные белые волосы Натана и смотрела, как он целует ее грудь. Его губы были горячими. Он целовал ее, и это было чудесно и изумительно. Тихий стон вырвался из ее горла.
Может быть, Натан прожил дольше, чем она, но в глазах Клариссы он не был стариком. Это был сногсшибательный, смелый и мудрый мужчина, который сделал ее красавицей. Она задыхалась, глядя на его обнаженное тело.
Ни один мужчина никогда не ласкал Клариссу с такой чуткостью и одновременно уверенностью; ни один мужчина никогда не будил в ней такую страсть.
Потом он повернулся, и она оказалась под ним. Мир качался и плыл в его горячих объятиях. И наконец, когда Кларисса выгнулась, закричав от наслаждения, она услышала, как поют добрые духи.
Глава 40
Подобно ястребу, атакующему жертву, Кэлен летела вперед и в то же время, подобно орлу в вышине, парила на месте. Свет и темнота, жара и холод, время и расстояние – ничто не имело значения, и все же они означали все. Это была чудесная путаница ощущений, и она становилась острее всякий раз, когда Кэлен втягивала живую ртуть в свои легкие, в свою душу.
Это был экстаз.
Способность воспринимать мир возвратилась к Кэлен, будто прогремел взрыв, и все закончилось.
Свет ударил Кэлен в глаза. Пение птиц, шелест ветра и стрекотание насекомых едва не оглушили ее. Деревья и камни, увитые виноградными лозами, тонули в темном влажном тумане, текущем повсюду. Эта картина ее ужасала.
Дыши, сказала сильфида.
Эта мысль тоже привела Кэлен в ужас.
Нет.
Голос сильфиды, казалось, иссушал разум Кэлен. Дыши.
Кэлен не желала, чтобы ее выталкивали из безмятежного чрева сильфиды в этот ослепляющий и оглушающий мир.
Но она вспомнила Ричарда и вместе с Ричардом – опасность, которая грозила ему: Шота.
Кэлен выдохнула сильфиду из своих легких, исторгла из себя серебристую ртуть и всей грудью вдохнула чужой пахучий воздух. Она закрыла уши и зажмурилась, а сильфида поставила ее на край каменного колодца.
– Мы там, куда вы желали путешествовать, – сказала сильфида.
Кэлен с большой неохотой открыла глаза и опустила руки. Постепенно все вокруг встало на свои места, и она пришла в гармонию с окружающим миром. Сильфида отпустила Кэлен.
– Спасибо, сильфида. Это было… замечательно.
По лицу сильфиды волной пробежала улыбка.
– Я рада, что вы остались довольны.
– Надеюсь, я долго не задержусь, а потом нам надо вернуться.
– Я буду готова, когда вы пожелаете путешествовать снова, – сказала сильфида. – Я всегда готова путешествовать, если я бодрствую.
Кэлен спрыгнула с парапета. Среди деревьев мелькали развалины – часть стены там, полуразрушенная колонна здесь, груда булыжников на земле. И повсюду вились виноградные лозы.
Кэлен узнала мрачный лес, окружающий дворец женщины-ведьмы. Она помнила, как проходила по нему, когда Шота захватила ее и забрала в Предел Агаден, чтобы заманить туда Ричарда.
Зубчатые пики, словно венок из шипов, венчали темный лес на горизонте – горы Ранг-Шада. Темный и опасный, этот лес защищал жилище Шоты и не позволял никому приблизиться к ее дворцу.
Кэлен зябко потерла ее руки, несмотря на то что воздух был влажным и теплым. Холод пробирал ее изнутри.
Через редкие промежутки между ветвями виднелось розоватое небо. Рассвет только начинался. Кэлен знала, что дневной свет не рассеет мрак этого леса. В самый солнечный день здесь царила угрюмая темнота.
Кэлен осторожно сделала шаг, и туман разразился шипением, щелканьем, криками – вероятно, в нем скрывались какие-то звери и птицы. В луже стоячей воды мелькнули чьи-то глаза, чуть выступающие над поверхностью.
Кэлен сделала второй осторожный шаг и остановилась. Она поняла, что не знает, в каком направлении идти. Этот лес повсюду был одинаков.
Потом она сообразила, что не знает даже, дома ли Шота. Когда Ричард и Кэлен последний раз встречались с ведьмой, Шота приходила в деревню людей Тины. К ней заявился волшебник, приспешник Владетеля, и Шоте пришлось бежать. Ее могло и не быть здесь.
Нет, Надина была у нее. Шота здесь. Кэлен сделала еще один шаг.
Кто-то схватил ее за ногу и опрокинул на землю. Что-то тяжелое обрушилось ей на грудь, на мгновение лишив Кэлен способности дышать.
Из пасти, утыканной острыми зубами, покрытыми серой пузырящейся слюной, вырвалось шипение:
– С-симпатичная гос-спожа.
Кэлен судорожно втянула в себя воздух.
– Самюэль! Прочь от меня!
Сильные пальцы сжали ей левую грудь. Бескровные губы раздвинулись в злобной ухмылке.
– С-самюэль с-съест с-симпатичную гос-спожу.
Кэлен приставила костяной нож к складкам на шее у Самюэля. Другой рукой она захватила его длинный палец и отгибала назад, пока он не завизжал и не отпустил ее грудь.
Она сильнее ткнула ножом ему в горло.
– Это я скормлю тебя тем, кто водится вон в той луже. Выбирай – или ты оставишь меня в покое, или я перережу тебе глотку.
Лысая, измазанная грязью голова отодвинулась. Желтые глаза, горящие, как два фонаря, с ненавистью смотрели на Кэлен. Самюэль сполз с Кэлен, но она по-прежнему держала нож у его горла.
Самюэль поднял руку и указал в темный туман.
– Хозяйка ждет тебя.
– Откуда она знает, что я здесь?
Самюэль с шипением усмехнулся:
– Хозяйка знает все. Следуй за Самюэлем. – Он пробежал несколько шагов и оглянулся через плечо. – Когда хозяйка закончит с тобой говорить, Самюэль тебя съест.
– У меня есть сюрприз для Шоты. На этот раз она сделала ошибку. Когда я закончу с ней говорить, у тебя не будет хозяйки.
Бескровные губы Самюэля раздвинулись, и он угрожающе зашипел.
– Твоя хозяйка ждет, – сказала Кэлен. – Пошли.
Самюэль вприпрыжку побежал вперед, обходя ловушки и оглядываясь иногда, чтобы убедиться, что Кэлен идет за ним. Наконец впереди забрезжил свет, и они вышли на край утеса.
Далеко внизу раскинулась зеленая долина, где жила женщина-ведьма. Красивое место – только Кэлен от этого спокойнее себя не почувствовала. Долину окружали скалистые пики, и казалось, спуститься по отвесным скалам невозможно, но Кэлен знала, что тут есть ступеньки, вырубленные в скале. Тропинка, прячась за деревьями и валунами, обрывалась прямо у края пропасти.
Самюэль показал вниз, в долину.
– Хозяйка.
– Я знаю. Давай веди.
Вслед за Самюэлем Кэлен начала спускаться с утеса. Кое-где вилась узенькая тропинка, но в основном они шли по большим – их были тысячи – ступеням, вырубленным в скале.
Внизу, далеко в центре долины, среди ручьев и вековых деревьев, стоял ажурный дворец Шоты. На башнях и башенках трепетали разноцветные флаги, как будто там проходил праздник. Кэлен слышала, как полотнища хлопают на ветру. Это было красиво, но она смотрела с ненавистью на этот прекрасный дворец. Для Кэлен он был центром паутины. А внутри притаилась угроза. Угроза для Ричарда.
Самюэль прыгал со ступеньки на ступеньку. Он радовался, что возвращается под защиту своей хозяйки, и, без сомнения, представлял себе, как будет тушить Кэлен в большом котелке, когда хозяйка закончит с ней разговаривать.
Он то и дело с ненавистью поглядывал на Кэлен, но она едва замечала его взгляды. Она сама была охвачена ненавистью.
Шота желала Ричарду зла. Кэлен снова и снова повторяла про себя эту фразу: это был ключ. Шота хотела лишить Ричарда счастья. Шота хотела заставить его страдать.
Кэлен чувствовала, как гневная мощь вздымается в ней, готовая откликнуться на призыв защитить Ричарда. Кэлен наконец нашла способ уничтожить Шоту. Против Магии Ущерба ведьма была бессильна. Любой ее щит будет сокрушен синей молнией Кон Дар.
Кэлен чувствовала, как магия течет по ее рукам к пальцам. Синие искры уже трещали вокруг ее сжатых кулаков.
Она уже была почти охвачена Кровавой яростью.
Впервые Кэлен не боялась женщины-ведьмы. Если Шота не поклянется оставить Ричарда в покое, она превратится в прах еще до захода солнца.
День разгорался; облака рассеивались, и скалистые пики с заснеженными вершинами, казалось, росли на глазах.
Кэлен чувствовала, что у нее хватило бы могущества сровнять с землей эти горы. Стоит только Шоте высказать вслух то, что несет угрозу для Ричарда, – и она будет испепелена.
Самюэль приостановился и показал длинным пальцем.
– Хозяйка. – Желтые глаза с ненавистью смотрели на Кэлен. – Хозяйка ждет тебя.
Кэлен подняла руку. Синие нити потрескивали вокруг ее сжатого кулака.
– Встанешь на моем пути или осмелишься вмешаться – умрешь.
Самюэль поглядел на ее кулак, потом посмотрел Кэлен в глаза. Его бескровные губы раздвинулись, он зашипел и стремительно ускакал в лес, под защиту деревьев.
В коконе клокочущего гнева Кэлен двинулась по склону туда, где ждала ее женщина-ведьма. Ветерок был по-весеннему теплый, день – яркий и радостный. Кэлен радости не ощущала.
Под сенью высоких дубов и кленов стоял стол, накрытый белой скатертью и уставленный блюдами, чашками и бокалами. Перед столом на мраморном троне, украшенном барельефами с виноградными лозами с золотыми листьями и змеями, восседала Шота. К трону вели три большие ступени.
Нестареющие глаза Шоты цвета миндаля обратились на Кэлен. Шота положила руки на подлокотники, и каменная горгулья подняла голову, словно желая, чтобы ее погладили. Алый парчовый навес укрывал хозяйку трона от солнца, и все же густые темно-рыжие волосы Шоты мерцали, как будто их касались солнечные лучи.
Кэлен остановилась, пристально глядя на ведьму. Синяя молния рвалась на свободу.
Шота прищелкнула пальцами с ярко накрашенными ногтями. На ее полных алых губах заиграла самодовольная улыбка.
– Ну-ну, – сказала Шота своим бархатным голосом. – Девочка-убийца наконец-то пожаловала.
– Я не убийца, – сказала Кэлен. – И я не девочка. Но с меня хватит твоих игр, Шота.
Шота перестала улыбаться и встала. Ветер взметнул ее легкое платье. Не сводя глаз с Кэлен, она спустилась по мраморным ступеням.
– Ты припозднилась. – Шота повела рукой над столом. – Чай остыл.
С безоблачного неба ударила яркая молния, и Кэлен вздрогнула от неожиданности. Молния вонзилась в чайник, но, как это ни удивительно, не причинила ему вреда.
Шота поглядела на руки Кэлен и снова перевела взгляд на ее лицо.
– Ну вот, чай снова горячий. Разве ты не хочешь присесть? Будем пить чай и… разговаривать.
Зная, что Шота заметила синие нити, Кэлен улыбнулась ей такой же самоуверенной улыбкой. Шота села за стол и вновь сделала рукой приглашающий жест.
– Пожалуйста, присаживайся. Мне представляется, есть вещи, которые ты хотела бы обсудить.
Кэлен села. Шота разлила чай по чашкам, потом приподняла золотую крышку и предложила Кэлен горячие тосты. Кэлен осторожно взяла один, и Шота пододвинула ей через стол блюдо с шариками свежего масла.
– Ну, – сказала она, – не так уж противно?
Против воли Кэлен улыбнулась:
– Отвратительно.
Шота взяла серебряный нож, намазала маслом тост и сделала глоток из чашки.
– Ешь, девочка. Убивать всегда лучше на полный желудок.
– Я пришла не затем, чтобы тебя убить.
Шота лукаво улыбнулась: