Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших Гудкайнд Терри
Если он все сделает правильно, то в итоге воплотит в камне то, что задумал. Плоть в камне. Величие.
Сжимая тяжелое долото, Ричард коснулся прохладной поверхности камня. Он знал, что внутри. Внутри не только камня, но и его самого.
Никаких сомнений, только страстное предвкушение.
Ричард думал о Кэлен. Прошел уже почти год с тех пор, как он в последний раз заглядывал в ее зеленые глаза, касался лица, сжимал в объятиях. Она уже давным-давно покинула убежище в горах и отправилась навстречу опасностям, которые он очень живо представлял. Иногда он просто впадал в отчаяние, страдая от тоски по ней. Но он знал, что сейчас должен выкинуть из головы все мысли о ней, чтобы полностью посвятить себя выполнению предстоящей задачи.
И Ричард мысленно пожелал Кэлен спокойно ночи – он часто так делал весь этот год.
Затем под углом в девяносто градусов приставил долото к камню и нанес могучий удар. Мраморные крошки брызнули в стороны.
Он задышал глубже и чаще. Началось.
Ричард яростно атаковал камень.
Виктор оставил в мастерской лампы, света было достаточно, и Ричард углубился в работу, нанося удар за ударом. Куски мрамора грохотали, врезаясь в деревянные стены, или мягко шлепали, ударяясь о его руки или грудь. Ясно представляя, что хочет сделать, Ричард сбивал все лишнее.
В ушах звенело от ударов стали о сталь и стали по камню. Но для него это звучало как музыка. Отколотые куски разлетались во все стороны. Для него они были поверженным врагом. В воздухе висела белая пыль битвы.
Ричард знал совершенно точно, чего хочет. Знал, что нужно сделать и как. Цель ясна, путь проложен. Теперь, когда все началось, он целиком ушел в работу.
Пыль выбелила его одежду. Словно камень поглотил его, словно Ричард преображался вместе с ним, пока они не стали одним целым. Острые куски царапали его, отлетая в сторону. Его обнаженные руки, белые как мрамор, вскоре покрылись кровавыми следами этой битвы.
Время от времени Ричард открывал дверь, чтобы вымести мусор. Белые осколки сыпались вниз по холму, звеня, как тысячи крошечных колокольчиков. Покрывавшую его с ног до головы белую пыль пересекали темные ручьи пота и красные царапины. Прохладный воздух холодил разгоряченную кожу. Потом Ричард снова закрывал дверь, отгораживаясь от всего мира.
Впервые чуть ли не за год Ричард чувствовал себя свободным. Тут не было никаких оков, никаких ограничений, не было желаний других, которым нужно подчиняться. В этой борьбе за осуществление своей цели он был полностью свободен.
То, что он намеревался создать, будет полной противоположностью всему, что представляет Орден. Ричард намеревался показать людям жизнь.
Ричард знал, что когда брат Нарев увидит статую, то приговорит его к смерти.
С каждым ударом каменные куски отлетали, приближая его к цели. Ему пришлось встать на табурет, чтобы достать до верхушки камня, передвигаясь вокруг мраморной глыбы, чтобы обработать ее со всех сторон.
Ричард орудовал стальной дубиной яростно, как в бою. Рука, в которой он держал долото, дрожала. Но сколь бы яростными ни были удары, они были четко рассчитаны. Для такой работы можно было бы воспользоваться кайлом. С ним работа шла бы быстрей, но тогда пришлось бы делать полный замах, а Ричард из-за трещины боялся обрушиваться на камень с такой силой. Хотя в самом начале камень выдержал бы напор, но все равно он посчитал, что работать кайлом слишком опасно.
Придется попросить Виктора сделать набор сверл для дрели. Ричард долго и много размышлял о том, как быть с трещиной. И решил сколоть большую ее часть. Сперва, чтобы остановить дальнейшее образование трещин, он просверлит дырки в основной трещине, чтобы снять давление. А потом, просверлив серию близко расположенный дырок, он ослабит камень на большом участке вокруг трещины и уберет большую ее часть.
Фигур будет две: мужская и женская. И в законченном виде промежуток между ними будет там, где Ричард уберет большую часть трещины. Когда самая слабая часть камня уберется, оставшаяся часть сможет выдержать нагрузку при обработке. Поскольку трещина начинается от основания, всю ее убрать не получится, но можно хотя бы уменьшить до приемлемого уровня. В этом и состоит секрет камня: убрать слабые места, а потом продолжить работу с остальным.
Ричард считал, что трещина весьма кстати. Во-первых, она уменьшила стоимость камня, что позволило Виктору его купить. Однако для Ричарда ценность трещины в первую очередь была в том, что заставила его думать о том, как работать с этим камнем. И эти размышления навели его на мысль, которую он сейчас и воплощал в жизнь. Не будь этой трещины, возможно, он бы не додумался именно до этого.
Его наполняла энергия битвы, подпитываемая жаром атак. Камень стоял между ним и тем, что он хотел изваять, и он жаждал уничтожить все лишнее, чтобы добраться до фигур. Откололся большой угловой кусок и заскользил вниз. Сначала медленно, а потом с грохотом рухнув на пол. Ричард продолжал работать, и осколки засыпали павшего врага.
Ему пришлось еще несколько раз открывать двери и выкидывать мусор. Было настоящим наслаждением видеть, как то, что изначально было бесформенным монолитом, постепенно превращается в грубые фигуры. Фигуры еще полностью закрытые, их руки еще далеко не свободны, ноги не расставлены, но уже начали проступать. Придется быть осторожным, когда начнет сверлить, чтобы у фигур не отвалились руки.
Ричард удивился, увидев, что в окно на потолке льется свет. Он проработал всю ночь напролет, сам того не заметив.
Отойдя назад, он оглядел статую, уже более или менее принявшую грубые очертания. Теперь там, где руки, осталось убрать совсем немного. Ричард хотел, чтобы руки были свободными, а тела грациозны. Живыми. То, что он делал для Ордена, не было свободным, оно было навсегда заключенным в камень, как трупы, навеки застывшие и не способные двигаться.
От камня осталась половина, практически все лишнее ушло. Ричарду до смерти хотелось остаться и продолжить работу, но он не мог. Найдя в углу брезент, оставленный Виктором, Ричард набросил его на статую.
Он открыл дверь, и белая пыль клубами устремилась наружу. На улице среди осколков мрамора сидел Виктор.
– Ричард, да ты тут всю ночь проторчал!
– Похоже.
– Ты похож на доброго духа, – ухмыльнулся Виктор. – Как идет сражение с камнем?
Ричард не нашел что ответить – только сиял от радости.
Виктор гулко захохотал.
– Твоя физиономия говорит сама за себя. Ты наверняка устал и проголодался. Давай-ка сядь и отдохни. И пожуй лярда.
Никки услышала, как Камиль с Набби радостно завопили, увидев идущего Ричарда, и с громким топотом помчались ему навстречу. Глянув в окно, она увидела, как они его встречают. Никки тоже была рада, что он пришел домой так рано.
За последние недели, с тех пор как Ричард получил задание изваять статую для брата Нарева, Никки нечасто его видела. Она не могла понять, как Ричард выдерживает эту работу, которая, как она знала, сущее мучение для него. Не из-за размера, а из-за сути.
Однако Ричард казался совершенно счастливым. Часто после работы на стройке, где ваял в камне нравственные уроки для фасада дворца, он потом до глубокой ночи трудился над статуей для дворцовой площади. Каким бы усталым он ни приходил, иногда он часами вышагивал по комнате. Бывали ночи, когда он спал лишь пару часов, потом вставал и еще несколько часов работал над статуей, прежде чем начинались работы на стройке. И несколько раз вообще работал всю ночь напролет.
Ричард казался одержимым. Никки не понимала, как ему это удается. Иногда он заскакивал домой поесть и подремать часок и снова уходил. Никки пыталась заставить его остаться поспать, но он говорил, что епитимью нужно отработать, иначе они снова упекут его в тюрьму. Никки опасалась такой возможности, поэтому особо не настаивала. Уж лучше пусть теряет сон, чем жизнь.
Ричард всегда был сильным и мускулистым, но с приездом в Древний мир, мышцы стали еще более рельефными. Работа грузчика, когда ему приходилось ворочать железки, а теперь скульптора, когда нужно передвигать камни и махать молотом, даром не прошла. Когда он снимал рубашку, чтобы смыть каменную пыль, у Никки при виде его колени подгибались.
Никки услышала в коридоре шаги и восторженные голоса Камиля и Набби, сыпавших вопросами. Она не могла разобрать слов, но отлично узнала тембр голоса Ричарда, спокойно отвечавшего на вопросы ребят.
Как бы он ни уставал, как бы ни был поглощен своей работой, он всегда находил время поговорить с Камилем и Набби, и другими обитателями дома. Теперь он наверняка направляется на задний двор, чтобы указать молодым людям на огрехи в их резьбе по дереву. Днем парни работали по дому, убирая и ремонтируя что нужно. Они перекопали огород и смешали землю с компостом, когда он созрел. Женщины очень оценили, что ребята избавили их от этой тяжелой работы. Ребята мыли, красили и чинили, надеясь, что Ричард одобрит их старания, а затем покажет им что-нибудь новенькое. Камиль с Набби всегда предлагали Никки помощь. В конце концов она ведь жена Ричарда.
Ричард вошел в комнату, когда Никки стояла у стола и крошила в горшок морковку с луком. Он плюхнулся на стул. Ричард выглядел очень усталым после работы на стройке. К тому же он встал ни свет ни заря, чтобы успеть до основной работы поработать над статуей.
– Я пришел поесть. Мне нужно возвращаться, чтобы поработать над статуей.
– Это для завтрашнего жаркого. Я приготовила просо.
– А больше ничего нет?
Никки покачала головой.
– Сегодня мне хватило денег только на просо.
Ричард только кивнул.
Несмотря на усталый вид, в его глазах было что-то такое, какая-то внутренняя страсть, от которой у нее сердце начинало отчаянно колотиться. То непонятное, что она увидела в его взоре в самую первую встречу, стало еще ярче с той ночи, когда она чуть было не пронзила ножом его сердце.
– Завтра будет жаркое, – сказала она. Его глаза смотрели в пространство, изучая что-то, видимое лишь ему одному. – С огорода.
Поставив на стол деревянную миску, она взяла глиняный горшок и наложила ему полную миску проса. В горшке мало что осталось, но он нуждается в еде больше, чем она. Никки все утро простояла в очереди за просом, а потом весь день выбирала из него червей. Некоторые женщины, не перебирая, просто варили его до тех пор, пока все не превращалось в однородную массу. Никки не желала кормить Ричарда подобным образом.
Стоя у стола и шинкуя морковку, она все же в конце концов не выдержала.
– Ричард, я хочу пойти на стройку вместе с тобой и посмотреть статую, которую ты ваяешь для Ордена.
Он некоторое время молчал, пережевывая просо. А когда наконец заговорил, то с какой-то особенной спокойной интонацией, очень подходящей к тому непонятному выражению его глаз.
– Я хочу, чтобы ты увидела статую, Никки. Я хочу, чтобы все ее увидели. Но только после того, как я ее закончу.
– Почему?
Он повозил ложкой в миске.
– Пожалуйста, Никки, дай мне ее закончить, а потом посмотришь.
Ее сердце бешено колотилось. Для него это явно очень важно.
– Ты делаешь совсем не то, что тебе велели, так?
Ричард поглядел ей в глаза.
– Так. Я делаю то, что мне нужно сделать, что нужно увидеть людям.
Никки судорожно сглотнула. Она поняла: это именно то, что она так долго ждала. Он уже был готов сдаться, но потом захотел жить, а теперь готов умереть ради того, что делает.
Никки кивнула, вынужденная отвести взгляд от его серых глаз.
– Я подожду, пока она не будет готова.
Теперь она поняла, почему он в последнее время такой одержимый. Она чувствовала, что есть какая-то связь между этой одержимостью и той искоркой, что тлела в глазах ее отца и ярко полыхала в глазах Ричарда. Сама мысль об этом пьянила.
Это было вопросом жизни и смерти, причем в гораздо более широком смысле.
– Ты уверен в том, что делаешь, Ричард?
– Абсолютно.
Никки снова кивнула.
– Хорошо. Я выполню твою просьбу.
На следующий день Никки спозаранку отправилась за хлебом. Она хотела, чтобы Ричард поел приготовленное ею жаркое с хлебом. Камиль предложил пойти вместо нее, но ей хотелось выйти из дома. Она попросила Камиля приглядеть за жарким, томившимся на угольях.
День выдался пасмурным и прохладным – первые признаки приближавшейся зимы. По улицам бродили толпы людей в поисках работы, двигались телеги, груженные чем угодно, от навоза до грубой темной ткани, ехали фургоны, перевозившие главным образом строительные материалы для дворца. Никки приходилось ступать крайне осторожно, чтобы не вляпаться в кучи навоза на дороге, и проталкиваться сквозь толпу, двигавшуюся медленно, как грязь в открытых стоках.
На улицах было полно нуждающихся, многие из которых наверняка пришли в Алтур-Ранг в поисках работы, хотя в зале рабочей группы народу почти не было. Очереди в булочные выстроились длиннющие. По крайней мере Орден заботится о том, чтобы люди получали хлеб, пусть даже серый и черствый. Однако нужно было идти за ним пораньше, ведь хлеба могло не хватить. Поскольку народу в городе все прибавлялось, с каждой неделей продукты в лавках заканчивались все быстрей и быстрей.
Ходили слухи, что когда-нибудь смогут поставлять больше сортов хлеба. Никки надеялась, что в тот день появится и масло. Масло иногда продавали. И хлеб, и масло стоили недорого, поэтому Никки знала, что может позволить себе купить немножко масла для Ричарда. Если оно будет, конечно. Его практически никогда не бывало.
Никки уже сто восемьдесят лет старалась помогать людям, но, похоже, сейчас людям жилось ничуть не лучше, чем почти двести лет назад. Впрочем, те, что живут в Новом мире, вполне процветают. Когда-нибудь, когда Орден будет править всем миром и имущих заставят делиться с другими, тогда все наконец станет на свои места и все человечество заживет так достойно, как оно заслуживает. Орден об этом позаботится.
Булочная находилась на перекрестке, так что очередь загибалась за угол. Никки стояла за углом, привалившись плечом к стене, и наблюдала за проходившей мимо толпой, и тут вдруг одно лицо привлекло ее внимание.
Глаза ее округлились и она выпрямилась. Никки глазам своим не верила. Что она-то делает в Алтур-Ранге?!
Никки вообще-то вовсе не хотелось это выяснять. Только не сейчас, когда она уже так близка к ответу. Затея с Ричардом дошла до критической стадии. Никки была совершенно уверена, что все вот-вот разрешится.
Ники набросила на голову темную шаль, прикрывая свои светлые волосы, и туго завязала ее под подбородком. Спрятавшись за спину толстой тетки и прижавшись к стене, Никки осторожно выглянула.
Никки наблюдала за сестрой Алессандрой, которая пристально изучала лица всех прохожих. Больше всего она походила на вышедшую на охоту горную львицу.
Никки знала, на кого охотится Алессандра.
При других раскладах Никки была бы рада встрече, но не сейчас.
Никки нырнула обратно в укрытие и не высовывалась, пока сестра Алессандра не растворилась в заливающем улицы человеческом океане.
Глава 61
В последний раз покидая свой родной город, Эйдиндрил, Кэлен поплотней затянула свой волчий тулуп, стараясь защититься от пронизывающего ветра. Она вспомнила, что было так же по-зимнему холодно, когда она в последний раз видела Ричарда. В сумятице будней и в пылу битв мысли ее обычно были заняты насущными вопросами. И неожиданное напоминание о Ричарде было пусть и горьким, но приятным отвлечением от военных тревог.
Прежде чем уйти с вершины холма, Кэлен оглянулась, ей хотелось напоследок полюбоваться великолепием дворца Исповедниц вдали. Всякий раз, когда она видела его могучие белые мраморные колонны и ряды высоких окон, ее охватывало щемящее чувство дома. Многих людей вид дворца пугал или вызывал благоговение, но в Кэлен он всегда будил лишь теплые чувства. Здесь она выросла, и с этим дворцом у нее были связаны многие счастливые воспоминания.
– Это не навсегда, Кэлен.
Кэлен глянула через плечо на Верну.
– Да, не навсегда.
Как бы ей хотелось в это верить!
– Кроме того, – улыбнулась Верна, – мы лишили Имперский Орден людского пополнения, а это именно то, что им на самом деле нужно. И оставляем им лишь камни да деревяшки. А что значат камни и дерево, если люди спасены и в безопасности?
– Ты права, Верна, – улыбнулась Кэлен сквозь слезы. – Только это и имеет значение. Спасибо, что напомнила.
– Не волнуйтесь, Мать-Исповедница, – сказала Кара, Бердина и другие морд-сит вместе с войсками проследят за населением и позаботятся, чтобы они спокойно добрались до Д'Хары.
Кэлен заметно повеселела.
– Хотелось бы мне увидеть рожу Джеганя, когда он будущей весной наконец доберется сюда и не обнаружит ни одной живой души!
Сезон ведения военных действий подходил к концу. Если проведенное вместе с Ричардом в горах лето казалось чудесным сном, то лето бесконечных сражений казалось сущим кошмаром.
Драка была отчаянная, тяжелая и кровавая. Бывали моменты, когда Кэлен думала, что ни она, ни войска больше так не выдержат, что им всем пришел конец. И всякий раз они все же ухитрялись выпутываться. Случалось и такое, что она едва не жаждала смерти, лишь бы только закончился этот непрерывный кошмар, чтобы больше не видеть смерть и страдания, не видеть, как теряются бесценные жизни.
Вопреки огромному численному превосходству Имперского Ордена, несмотря на кажущуюся непобедимость его многомиллионных полчищ, Д'Харианская империя смогла задержать продвижение имперцев и не дать им захватить Эйдиндрил в этом году. Неся многотысячные потери, они все же смогли дать сотням тысяч жителей Эйдиндрила и других лежащих на пути Ордена городов время бежать.
Поздней осенью огромные орды Имперского Ордена добрались до широкой долины, где в Керн вливался широкий приток и где было достаточно места, чтобы сконцентрировать все силы. Однако приближалась зима, и Джегань, уже ученый, не пожелал рисковать. Так что имперцы, пока имелась возможность, предпочли окопаться. Д'харианцы установили оборонительные рубежи северней, перекрыв путь к Эйдиндрилу.
В точности, как и предсказывал Уоррен, Эйдиндрил в этом году оказался имперцам не по зубам. Джегань снова проявил свойственную ему осторожность и терпение. Он предпочел сохранить целостность и боеспособность своих полчищ до лучших времен, чтобы успешно пойти в наступление, когда погодные условия улучшатся. Таким образом, Кэлен с д'харианцами получили небольшую передышку, но это затишье не могло длиться вечно.
Кэлен тихо радовалась, что предсказания Уоррена сбылись: Эйдиндрил падет лишь в следующем году. По крайней мере не будет резни. Она не представляла, с какими тяготами придется столкнуться жителям на пути в Д'Хару, но в любом случае это куда лучше, чем неизбежное рабство и разгул смерти, останься они в городе под властью Ордена.
Она знала – всегда найдутся те, кто откажется покидать город. В городах на пути Ордена по Срединным Землям некоторые верили в Джеганя Справедливого. Некоторые считали, что добрые духи либо Создатель обязательно позаботятся о них. Кэлен понимала, что никого нельзя спасти от самого себя. Те, кто хотел жить и следовал доводам разума, предпочли уйти. Те же, кто видел лишь то, что хотел видеть, в конечном итоге окажутся рабами Имперского Ордена.
Кэлен коснулась рукоятки торчавшего над плечом Меча Истины. Иногда прикосновение к нему утешало. Дворец Исповедниц больше не был ее домом. Дом там, где они с Ричардом вместе.
Бои частенько бывали таким жаркими, а страх таким сильным, что случались периоды, иногда довольно долгие, когда она даже и не вспоминала о Ричарде. Иногда все физические и душевные силы уходили лишь на то, чтобы прожить еще один день.
Кое-кто, чувствуя, что война эта совершенно безнадежная, дезертировал. Кэлен понимала этих людей. Казалось, что, отступая все дальше в глубь Срединных Земель, их армия ведет лишь непрерывную войну за сохранение собственной жизни против многократно превосходящих сил противника.
Галея пала. То, что ни из одного галеанского города не поступало ни единой весточки, достаточно красноречиво говорило об этом.
И Кельтон они тоже потеряли. Но многие кельтонцы из Винстеда, Пенверро и других городов успели удрать. Большая часть кельтонских войск оставалась с Кэлен, хотя некоторые в отчаянии и рванули домой.
Кэлен старалась по возможности не размышлять о плохом, дабы не отчаиваться и не сломаться. Им удалось спасти очень многих людей, просто-напросто изъяв их из-под носа у Ордена. Во всяком случае, пока что удалось. Это самое большее, что они могли сделать.
За время долгого отступления на север они потеряли в жестоких битвах десятки тысяч солдат. Потери же Ордена были во много раз больше. В летний зной одна лишь лихорадка унесла жизни четверти миллиона. Но это практически не имело значения. Их численность возрастала и они неумолимо двигались вперед.
Кэлен помнила слова Ричарда, что они не смогут победить, что Новый мир падет под пятой Ордена, а если Срединные Земли окажут сопротивление, то это приведет лишь к еще большему кровопролитию. Кэлен нехотя начинала понимать этот безнадежный прогноз. И боялась, что зря губит людей. И все же для нее и речи не могло быть о сдаче.
Кэлен поглядела назад, за длинную колонну эскорта, за деревья, вверх, на горы, где на склоне возвышался над Эйдиндрилом темный силуэт замка Волшебника.
Зедду придется туда отправляться. Они не могут помешать Ордену захватить Эйдиндрил, но замок Волшебника отдавать Джеганю нельзя ни при каких обстоятельствах.
Десять дней спустя, на закате, Кэлен со своим сопровождением въехала в д'харианский лагерь. И с первого взгляда стало понятно, что что-то не так. По лагерю с мечами на изготовку неслись солдаты. Другие с пиками бежали на баррикады. Кожаные доспехи и кольчуги натягивались прямо на ходу.
– Интересно, что все это значит? – сердито сверкнула глазами Верна. – Мне не понравится, если Джегань испортит мне ужин.
Кэлен без кожаных доспехов вдруг почувствовала себя голой. В доспехах было неудобно ехать во время длинных переходов, поэтому, оказавшись на дружественной территории, Кэлен сняла их и приторочила к седлу. Они спешились и Кара тут же встала рядом. Поводья они отдали кому-то из подскочивших солдат, немедленно сомкнувшихся вокруг них в оборонительное кольцо.
Кэлен не помнила, какого цвета нынче вымпелы на командных палатках. Она никак не могла сообразить, сколько в точности дней отсутствовала. Где-то чуть больше месяца. Она ухватила за рукав ближайшего офицера.
– Где командиры?
– Вон там, Мать-Исповедница, – указал он мечом.
– Вы знаете, что происходит?
– Нет, Мать-Исповедница. Прозвучал сигнал тревоги. От пробегавшей мимо сестры я услышал, что он подлинный.
– Вам известно, где сейчас мои сестры и Уоррен? – спросила офицера Верна.
– Сестры тут снуют повсюду, аббатиса. А волшебника Уоррена не видал.
Темнело, и дорогу освещали лишь тусклые огни костров. Впрочем, почти все костры загасили по тревоге, так что лагерь стал похож на черный лабиринт.
Мимо проскакали направлявшиеся в разъезд д'харианские кавалеристы. Пехотинцы бегом покидали лагерь на разведку. Похоже, никто не знал, что именно им угрожает, но в этом-то как раз не было ничего необычного. Атаки – помимо того, что были частыми и непредвиденными, – как правило, еще и учиняли изрядный переполох.
Кэлен с Карой и Верной в окружении плотного кольца солдат больше часа пробирались до офицерских палаток по бурлящему лагерю размером с город. И в палатках они не обнаружили ни одного офицера.
– Дурацкий способ действий, – пробормотала Кэлен. Найдя свою палатку со стоящей на столике «Сильной духом», Кэлен зашвырнула внутрь седельные сумки вместе с доспехами. – Давайте-ка просто подождем здесь, чтобы нас можно было найти.
– Согласна, – кивнула Верна.
– Пойдите и найдите офицеров, – приказала Кэлен нескольким солдатам из своей охраны. – Сообщите им, что Мать-Исповедница с аббатисой в командирских палатках. Мы будем ждать здесь докладов.
– И передайте это же всем сестрам, что увидите по дороге, – добавила Верна. – А если увидите Уоррена или Зедда, им тоже скажите, что мы вернулись.
Солдаты исчезли в ночи, торопясь выполнить приказ.
– Мне это не нравится, – пробормотала Кара.
– Мне тоже, – ответила Кэлен, входя в свою палатку.
Кара осталась сторожить снаружи вместе с солдатами, а Кэлен тем временем сняла волчий тулуп и облачилась в кожаные доспехи. Они так часто спасали ее от ран, что она предпочитала с ними не расставаться. Достаточно лишь одному человеку проскользнуть и вогнать в нее меч – и это скорее всего будет конец. Если повезет и проткнут ногу или даже живот, есть шанс, что какая-нибудь из сестер вылечит ее, но если попадут в какое-либо другое место – сердце, снесут голову или перерубят одну из основных артерий, – то тогда даже маги не смогут ничем помочь.
Кожа доспехов была чрезвычайно прочной. Конечно, мечи, копья и стрелы могут ее пробить, но все же она довольно-таки неплохо защищала, при этом в бою не сковывая движения. Удар меча должен быть верно направлен, иначе клинок лишь скользнет по доспеху, и только. Многие солдаты носили металлические кольчуги, защищавшие куда лучше, но для Кэлен такая кольчуга была слишком тяжелой. В бою жизнь зависит от скорости и ловкости.
Кэлен не собиралась зря рисковать жизнью. Она куда ценней для их дела как вождь, чем как простой боец. Но, хотя она и редко напрямую ввязывалась в сражение, бой сам приходил к ней.
Наконец появился сержант с докладом.
– Убийцы, – только и произнес он.
Одного этого жуткого слова было достаточно. Так она и думала, и это очень даже объясняет переполох в лагере.
– Сколько жертв? – спросила Кэлен.
– Наверняка знаю только, что один напал на капитана Циммера. Капитан ужинал у костра со своими людьми. Смертельного удара ему удалось избежать, но он получил паршивую рану в ногу. И потерял много крови. Как раз сейчас с ним возятся хирурги.
– А убийца? – спросила Верна.
Вопрос сержанта, казалось, удивил.
– Капитан Циммер его прикончил. – Он скривился от отвращения, продолжив доклад. – Убийца был в д'харианской форме. И спокойно передвигался по лагерю, пока не обнаружил цель – капитана Циммера – и не напал.
Верна взволнованно сказала:
– Капитану может помочь одна из сестер.
Кэлен кивком отпустила сержанта. Тот отсалютовал, прижав кулак к сердцу, и отбыл, возвращаясь в своим обязанностям.
И тут Кэлен увидела Зедда. Перед его балахона был мокрым и черным, несомненно, от крови. По лицу старого волшебника струились слезы. По телу Кэлен побежали мурашки.
Верна ахнула, когда Зедд внезапно увидел ее и замер на мгновение, прежде чем поспешил к ним. Верна вцепилась в плечо Кэлен.
Зедд схватил Верну за руку.
– Торопись, – только и сказал он.
Больше ему ничего и не надо было говорить. Все и так все поняли.
С горестным криком Верна поспешила за старым чародеем. Кэлен с Карой побежали следом. Зедд очень быстро вел их среди снующих солдат, несущихся галопом лошадей, марширующих колонн и проводивших перекличку офицеров.
Перекличка нужна была из-за того, что на убийцах была д'харианская форма и они могли спокойно подобраться к своей добыче. Так что было жизненно важно пересчитать всех, чтобы вычислить чужаков. Трудная и сложная задача, но необходимая.
Они протолкались в толпу у палаток, где лежали раненые. Кто-то выкрикивал приказы, несли раненых. В каждой палатке лежали десять – двенадцать человек.
Верна устремилась вперед. Зедд придержал ее, взяв за руки.
– Один из нападавших порезал Холли, – сдавленным голосом проговорил он. – Оказавшийся поблизости Уоррен попытался защитить девочку. Верна, клянусь тебе душой моей умершей жены… Я сделал все, что мог. Да простят мне добрые духи, но я обязан тебе сказать… Я не в силах ему помочь. Он зовет тебя и Кэлен.
Кэлен замерла, сердце подкатило к горлу. Зедд, легонько подтолкнув ее в спину, заставил поторопиться. Кэлен следом за Верной нырнула в палатку.
В дальнем конце палатки лежали закрытые простынями шесть мертвых тел. Там и сям из-под простыней торчали окровавленные руки. На одном из мертвецов не было сапога. Кэлен стояла, тупо на все смотрела и никак не могла сообразить, каким образом солдат потерял сапог. Это казалось так глупо – умереть и потерять сапог. Трагедия и комедия под одним саваном.
Уоррен лежал на матрасе. Над ним склонилась сестра Филиппа. С другой стороны сидела сестра Фиби, держа его за руку. Обе подняли на Верну залитые слезами лица.
– Уоррен, – проговорила сестра Филиппа. – Это Верна. Она здесь. И Кэлен тоже.
Обе сестры быстро отодвинулись, освобождая место для Верны и Кэлен. Зажимая рот, чтобы не зарыдать вслух, они стрелой вылетели из палатки.
Уоррен был белее лежащих рядом чистых бинтов. Его широко раскрытые глаза смотрели вверх… словно он уже ничего не видел. Светлые кудрявые волосы слиплись от пота. Балахон насквозь пропитался кровью.
– Уоррен! – простонала Верна. – Ох, Уоррен!
– Верна? Кэлен? – едва слышно прошептал он.
– Да, любовь моя. – Верна осыпала поцелуями его ладонь.
– Я тоже здесь, Уоррен. – Кэлен сжала безвольную руку молодого волшебника.
– Я должен был продержаться. До вашего возвращения. Чтобы сказать вам обеим.
– Что сказать, Уоррен? – сквозь слезы выговорила Верна.
– Кэлен… – прошептал он.
– Я здесь, Уоррен, – наклонилась она к нему. – Не пытайся говорить, просто…
– Послушай меня…
Кэлен прижала его ладонь к своей щеке.
– Я слушаю, Уоррен.
– Ричард прав. Его видение. Я должен сказать тебе.
Кэлен не находила слов.
По его пепельному лицу скользнула улыбка.
– Верна…
– Что, любовь моя?
– Я люблю тебя. Всегда любил.
– Уоррен, не умирай! – Верна едва могла говорить сквозь душившие ее слезы. – Не умирай! Пожалуйста, не умирай!
– Поцелуй меня, пока я еще жив, – прошептал Уоррен. – И не оплакивай меня, а думай о том, как счастливы мы были. Поцелуй меня, любимая.
Наклонившись, Верна приникла к его губам в нежном любящем поцелуе, роняя слезы на его лицо.
Не в силах дольше выносить душераздирающей сцены, Кэлен вылетела из палатки и оказалась в объятиях Зедда. Она рыдала, уткнувшись ему в плечо.
– Да что же мы творим? – всхлипывала она. – Ради чего? К чему все это? Мы все теряем!
Зедд молча слушал, как она оплакивает бесполезность всего этого.
Тянулись минуты. Кэлен усилием воли заставила себя собраться, снова стать Матерью-Исповедницей. Она не могла допустить, чтобы люди видели ее слабость.
Вокруг молча стояли солдаты. Тут из темноты вышел генерал Мейфферт, Кара с трудом скрыла радость. Он быстро подошел к Каре, но не прикоснулся к ней.
– Рад видеть, что вы вернулись, – сказал он Кэлен. – Как Уоррен?
Кэлен не могла сказать ни слова.
– Не думал, что он протянет так долго, – покачал головой Зедд. – Думаю, он держался лишь на одном желании еще раз увидеть жену.
Генерал горестно кивнул.
– Мы поймали того, кто это сделал.
Кэлен мгновенно оживилась.
– Приведите его ко мне! – прорычала она.
Генерал мгновенно заторопился за убийцей. Повинуясь жесту Кэлен, Кара последовала за ним.
– Что он тебе сказал? – тихо спросил Зедд так, чтобы не слышали остальные. – Он хотел тебе что-то сказать.
Кэлен тяжело вздохнула.
– Он сказал: «Ричард прав».
Зедд с несчастным видом уставился в пространство. Уоррен был его другом. Кэлен никогда прежде не видела, чтобы Зедд так привязывался к кому-то, как привязался к Уоррену. Их объединяли такие вещи, которые, она знала, ей никогда не постичь. Несмотря на кажущуюся молодость, Уоррену было больше ста пятидесяти лет, почти ровесник Верны. Для Зедда, всегда выглядевшего как мудрый старый чародей, должно быть, было особенно приятно обсуждать всякие волшебные штучки с человеком понимающим, вместо того чтобы постоянно что-то объяснять и растолковывать.
– Мне он сказал то же самое, – прошептал Зедд.
Читать бесплатно другие книги:
