Арена Каллен Никки

— Знаете, чего бы мне хотелось? Не как сотруднику СПБ, а лично? Сдохнуть. А вы чтоб выпутывались сами. Команда… почему вы не понимаете самых простых истин? Что может означать постоянно находящийся в готовности канал перехода? Ну, подумайте как следует. Или вы умеете только сильно бить и метко стрелять?

— Засада, — вдруг сказал Макс, до этого больше слушавший, чем говоривший. — Они знают, что мы можем их посчитать. Они рассчитывают, что мы вломимся в дом сейчас, в надежде на легкую победу. И тогда по этой… как ее… транспортной системе прибудет поддержка. Много.

— Умный мальчик, — ядовито поставил точку Дан.

— И что теперь делать? — спросил Геннадий.

Саша испытал чувство благодарности к капитану милиции. Сейчас он, Трошин, снова стал командиром — а командир не должен в критической ситуации проявлять слабость или неуверенность. И не потому, что он полубог, а просто потому, что сейчас в его сторону смотрят все. И все верят, что его решение будет самым правильным… ну или хотя бы наилучшим из возможных. А его слабость сейчас — это слабость всей Команды.

Дан пожал плечами.

— Не знаю… Ждать.

— Чего?

— Я бы сказал так, — медленно протянул Трошин, пытаясь на ходу сформулировать вертящуюся в голове мысль. — Они ждут нападения, но не знают, ни когда оно произойдет, ни сколько нас. Дан утверждает, что его аппаратура защищает квартиру от сканирования, так что пересчитать нас они не смогут… ну или смогут очень приблизительно. Время идет, канал открыт, финансы утекают в трубу… рано или поздно, им это надоест. Возможные варианты действий в таких случаях видятся примерно следующие. Первый — уход на Пересадочную и разрушение транспортной системы, скажем, путем установки взрывного устройства.

— Сомнительно, — вставил Дан. — Чего им бояться? Что вы погонитесь за ними? Даже развитая цивилизация не может себе позволить роскоши вот так легко разбрасываться транспортными системами.

— Хорошо. Второй вариант: они просто отключат кабину.

— Глупый ход с летальным исходом, — тут же отозвался Петр. — Трое нас не остановят. А долго снова привести систему в действие?

— Примерно пара часов.

— Нет, они на это не пойдут, — покачал головой Петр. — Это приговор, не идиоты же эти метаморфы.

— Третий вариант, — гнул свое Трошин. — Группа поддержки прибывает сюда, и систему отрубают. В расчете, что мы не полезем на верную гибель. А если и полезем, по глупости или самоуверенности… то получим свое.

— А с чего вы вообще считаете, что они, — Лика кивнула в сторону окна, — хотят нас уничтожить?

— А все, что произошло за последние недели, вас в этом не убеждает? — с ноткой ехидства ответил ей Лигов. — Я не знаю причин, я просто вижу, что к этому все идет. Вряд ли они откажутся от своих планов… И если далатиане хоть немного знают вас, а я уверен, что Штерн изучил вас достаточно хорошо, то они уверены, что и вы не отступите.

— А они могут просто навести на нас тех же ментов… извините, ребята.

— Они попали в собственную ловушку, — вдруг счастливо улыбнулся Миша. — Лучше бы они сделали это там, на базе СПБ. На вас навели бы спецназ, а базу взорвали бы. А здесь… они однозначно попадут под разбирательство, а уничтожить «Арену» вместе с имеющимся там оборудованием — им это, как я понял, дороже обойдется.

— Так, ясно. — Саша оглядел товарищей. — Тогда диспозиция такая. Дан следит за своими приборами, Борис на вахте, остальным спать. За Борисом дежурит… Михаил, потом я, дальше по ситуации. Дан, тебе сон сейчас нужен?

— Обойдусь.

— Ну и ладно. Отдыхаем и ждем… развития событий. Посмотрим, кто кого перетерпит.

Сон не шел, несмотря на то, что прошло уже более полутора суток с тех пор, как он спал в последний раз. Тело требовало отдыха, но мозг упорно отказывался соглашаться с этим. Трошин знал, что организм, когда это будет надо, легко скинет внешние признаки усталости и будет действовать на пределе эффективности. Не потому, что многолетние тренировки превратили его и других членов Команды в сверхсуществ — просто Дан сказал, что позаботится об этом. А раз сказал, значит, сделает. Коротышка наверняка немало скрывает и имеет, конечно, на это право, но до сих пор он делал все, что обещал.

И еще не давала покоя одна мысль — она крутилась где-то на уровне подсознания, никак не желая оформляться во что-то конкретное и также упорно отказываясь раствориться и исчезнуть без следа, как и положено всякой незначительной мысли. Скорее всего это было что-то важное… но что? Какие-то слова Лигова породили ее, слова, которые сейчас Саша никак не мог вспомнить. Что-то о далатианах, что-то сказанное вскользь, мимоходом — и при этом очень-очень важное.

Снова и снова Саша прокручивал в голове все, что говорилось в этой комнате, и никак не мог установить, что же именно его насторожило. Или ключевая фраза была произнесена раньше — тогда где? На базе, на даче, в лесу… по дороге или еще раньше, на яхте? Нет, не в лесу и не на яхте, фраза точно касалась далатиан, а о них он впервые услышал на даче. Может, там? От бессилия он готов был заскрежетать зубами… и чем больше старался вспомнить, тем больше убеждался, что это ему не по силам.

— Вам надо отдохнуть, Александр, — услышал он тихий голос. — Позвольте, я помогу.

Саша хотел было отвергнуть помощь, но не успел — подвело тело, не желавшее сейчас, в период относительного покоя, мгновенно подчиниться мозгу. А уже в следующее мгновение рука Дана прикоснулась ко лбу, от нее исходило слабое, чуть заметное тепло — и Саша сразу провалился в сон, глубокий, без сновидений.

— Кэп! Кэп, очнись! Дан, твою мать, ты что с ним сделал?

— Ничего я с ним не сделал. Обычный глубокий сон.

— Тогда почему он не просыпается? — Это голос Лики. Взволнованый.

— Да он давно проснулся. — А это Борька. Голос звучит пренебрежительно и со смешком. — Кэп умный человек. Знает, что, если его разбудят, сразу придется что-нибудь делать.

— Саша, ты правда проснулся? — Ниночкино контральто. Ни с чем не спутаешь, приятный голосок, что ни говори. Ой, повезло Максу… если он ее, конечно, охомутает. Или она его.

— М-м?..

— Я ж говорю, что он не спит.

— Уснешь тут… в таком гаме. Что случилось?

— Глаза-то открой.

— Слушать я могу и не открывая глаз. Если ничего важного, тогда можно будет их по новой не закрывать. Ну?

— Они все здесь. Они закрыли транспортную систему.

Это было уже серьезно, и Трошин открыл глаза. Голоса в полной мере соответствовали и выражению лиц — вокруг царило странное, можно сказать, болезненное оживление — как будто бы врач сказал находящемуся при смерти, что жить тому не неделю, а все две. Или даже больше.

Чему радоваться? Тому, что сейчас опять придется убивать? Ладно Ниночка, ей в любом случае не идти ни в авангарде, ни в составе основных сил. Максу бы тоже лучше не идти, да кто ж его сейчас удержит, ему себя героем показать надо, на общем фоне. Чтобы завоевать сердце красавицы. И тем не менее все выглядят чуть ли не счастливыми — ну как же, су-урьезный план сработал, чужие все-таки сделали ход по предложенной, можно даже сказать, навязанной им схеме. Ай да мы…

— Детали?

— Пятнадцать минут назад в здание прибыли двенадцать биологических объектов. Восемь из них идентифицируются как далатиане, прошедшие официальную регистрацию в отделении СПБ. — Дан, видимо, вспомнив свою основную специальность, докладывал четко, по существу, как и положено грамотному аналитику, не разбавляя сухие данные водой свыше необходимого минимума. — Один из идентифицированных далатиан соответствует генетической схеме существа, известного вам под фамилией Штерн. Один объект идентифицирован как биоробот класса «Хранитель». Трое объектов не идентифицированы. По внешним признакам — гуманоиды.

— Биоробот?

— Биоробот класса «Хранитель», универсальная охранная система. Выпускается на ряде миров, технология разработана около семисот лет назад. Выпускается в трех базовых прототипах. Прототип «Страж» предназначен для пассивной охраны, доминирующим фактором конструкции является живучесть и быстрота реакций. Встроенное вооружение отсутствует. Прототип «Защитник» рассчитан на адекватный ответ, имеет интегрированные в организм боевые пси-системы. Прототип «Воин», базовые установки — активная защита и нападение. Отличие от двух первых прототипов, ориентированных в первую очередь на охрану объекта, «Воин» может быть нацелен на пресечение нападения до его совершения, иными словами, на проведение превентивной атаки. Оснащен пси-излучателями болевого и парализующего действия, двумя лазерными системами импульсного огня. Защита — активная броня.

— Ни хрена себе… — пробормотал Саша, затем уточнил: — И что из перечисленного мы имеем?

— С такой дистанции сканер не дает точной картины, но по ряду признаков… и если учесть, что далатиане ждут нападения, могу предположить, что придется иметь дело с «Воином».

— Его можно вывести из строя? — помрачнев, спросил Борис, вертевший в руках автомат. На фоне всего сказанного простенький АКС казался просто зубочисткой.

Дан вдруг рассмеялся. Он смеялся долго, заливисто, заразительно — постепенно у всех, в том числе и у Бориса, на губах появились улыбки.

— Если это и в самом деле «Воин», то они просчитались. Крупно просчитались. Я объясню — дело в том, что «Воин» считается наиболее сильной и наиболее неуязвимой боевой машиной в мирах, входящих в Ассамблею. Но! Пулевое оружие ушло в историю уже тысячи лет назад. Его активная плазменная броня отлично поглощает или рассеивает выстрелы почти всех видов энергетического и полевого оружия, в какой-то мере способна отразить пси-удар. Она даже запрещена к использованию на Аренах, по причине своего совершенства… ну и еще по причине веса, хотя это и второстепенный фактор. До вас не доходила вся информация, но разработанные вашей Командой боевые костюмы заслужили определенную известность именно потому, что довольно близко подошли к понятию «идеальная защита в рамках требований Кодекса Арены». Так вот, скорее всего энергетический щит «Воина» не выдержит серьезной атаки обычного пулевого оружия. Применять лазеры он не станет — спутник в ближайшие часы будет в пределах прямой видимости. Остаются только пси-излучатели, но их действие не мгновенно.

— Дан, — вдруг подскочил как ужаленный Женька, — ты ведь сказал, что они отключили транспортную систему. А внутренняя, та, что вела в тренажерный зал и так далее… она работает?

— Не знаю, — удивленно ответил Лигов. — Надо проверить… скорее всего работает, ее использование почти ничего не стоит. А что?

— Есть идея! У нас был один прототип «Робокопа». Тот, который делался как модель. Он, конечно, не более чем имитация настоящей матрицы, послабее, и управляться с ним сложнее, но все равно он довольно крут. Мне понадобится пять минут… если система работает, если его никто не разобрал на запчасти. Хотя на кой черт Штерну разбирать или уничтожать боекостюм, стоит себе в углу, никого не трогает.

Перед мысленным взором Трошина пронеслись все те возможности, какие им мог бы предоставить полностью… да хотя бы и наполовину функциональный боевой костюм. Картина вырисовывалась заманчивая. И ради нее стоило рискнуть, временно отказавшись от одного бойца и сосредоточив усилия всех остальных на том, чтобы обеспечить ему необходимое время — тем более что преимущества, в случае удачи, почти наверняка обеспечили бы им победу в этом штурме.

— Пять минут, — задумчиво протянул Саша. — Пять минут, это немало… но мы попробуем. Дан, если транспортная система неактивна, у нас в запасе два часа, так? Ну что ж, бойцы, план будет таков. Первое…

Лестница была бетонной, поэтому она не горела. Но эффективность свою плазмомет доказал — пышущая жаром стена, деревянная отделка которой превратилась в золу, раскаленные ступени — и на них черное, обугленное «нечто», еще несколько секунд назад бывшее живым существом.

Похоже, людей в помещении «Арены» не было — вернее, в лагере оборонявшихся. Люди были по другую сторону баррикад и, несмотря на определенный успех в самом начале, теперь находились в ситуации, близкой к патовой. Все далатиане находились наверху, на втором-третьем этажах. Людям принадлежал нижний, но это владение мало чем могло помочь. Борис и Саша, попытавшиеся было двинуться вверх по лестнице, теперь зализывали раны. И если Трошин получил в основном удар по самолюбию — ему пришлось просто уносить ноги, забыв имидж несокрушимого и не испытывающего страха капитана, то Борьке повезло меньше. Хотя уже то, что плазменный заряд, выпущенный из чего-то, очень похожего на прихваченные с базы СПБ метатели, задел всего лишь плечо, можно было считать огромной удачей. Но Борис был выведен из строя полностью — правая рука от плеча до локтя представляла собой один сплошной ожог, мясо сгорело чуть ли не до кости. Белый костюм, прекрасно справлявшийся с ударами пуль, оказался неспособным вынести соприкосновение с потоком плазмы и превратился в угольно-черные хлопья, которые теперь перемешались с обугленной человеческой плотью. Первое, что сделал Лигов, увидев чудовищную рану, отключил сознание потерпевшего — иначе тот отрубился бы сам, просто от невозможности выносить такую боль.

Счет был равный, один-один. Два раза далатиане пытались спуститься по лестнице — один раз сами, во второй — пустили впереди робота. Это и впрямь оказался «Воин» — встреченный шквалом огня из пяти стволов, робот ретировался. То ли в нем были заложены какие-то инстинкты самосохранения, то ли просто таков был приказ. Далатиане тоже получили свою порцию свинца, но телам метаморфов, как обычно, дыры от пуль не нанесли критического урона, и сил на то, чтобы уползти обратно наверх, им хватило.

Пару раз биоробот пытался применить свои пси-излучатели прямо сквозь бетонные перекрытия здания, но то ли армированный бетон хорошо поглощал излучение, то ли расстояние было великовато, но ничего кроме легкой слабости и тошноты люди не почувствовали.

В общем, они не могли спуститься, а люди не могли подняться. Пат. Отведенные Малому пять минут истекли, и, если он не ошибся в расчетах, его появления можно было ожидать в любой момент.

— Лика, Макс, Мишка… берите Бориса и тащите его в реанимационку, Лика покажет. А то он, не дай бог, вообще окочурится. Лика, запустишь медблок в режим высшей срочности, он подлатает этого битюга за полчаса, максимум минут за сорок. Шрам останется, конечно, жуткий… но с ним потом можно будет разобраться. Мы пока будем держать оборону.

Позади них, в кладовке, раздался грохот, что-то упало, что-то рассыпалось. Потом послышались тяжелые шаги — с треском, чуть не слетая с петель, распахнулась дверь. На пороге стоял закованный в сталь великан — почти одного роста с Трошиным, он казался вдвое шире в плечах. Из встроенных динамиков гулко ударил слегка искаженный и отдающий металлом Женькин голос:

— Все целы? Командир, я готов к атаке.

— Чем ты богат?

— Силовая защита действует, электромагнитная защита действует. Плечевые лазеры отключены во избежание. Энергоресурс БК — семьдесят процентов. Боекомплект пистолета… сорок процентов.

— Всего?

— К сожалению. Синтезатор может наштамповать хоть вагон патронов, но ему нужно время. Но главное даже не во времени. Большая часть лаборатории блокирована, в том числе и синтезатор. Штерн постарался, не иначе.

— От черт… медблок-то хоть работает?

— Ни малейшего представления. Должен работать.

— Ну… с богом. Женька, главное, не увлекайся. У тебя одна задача — положить робота. Все остальное — по возможности. Понял?

— Все понял, капитан. Прикрывайте сзади.

«Робокоп» сделал шаг в сторону лестницы. В какой-то момент Саша даже испугался, что сейчас бетон не выдержит, и пролет просто-напросто обрушится под чудовищным весом БК, но лестница выдержала. Шаг, еще шаг… Сверху ударила струя пламени, вокруг брони заплясали огоньки.

— С-сука… — ругнулся Женька.

— Цел? — крикнул Трошин.

— Пока цел…

Чудовище, явно ошибочно именуемое пистолетом, зажатое в правом манипуляторе БК, выплюнуло длинную очередь. Грохот в замкнутом помещении стоял такой, что Лика от испуга выронила оружие и прижала ладони к ушам. Но тут же опомнилась и снова подхватила автомат.

— Один есть, — доложил Женька. — Дорога на второй этаж очищена. Вижу робота, атакую.

Снова загремели очереди — Малой не жалел патронов, прекрасно понимая, что закованный в броню «Воин» является самым серьезным противником и может при удаче уничтожить людей и в одиночку.

Саша рванулся вверх по лестнице, стараясь не думать о том, что лестница раскалена и что жар вполне может пройти сквозь толстые подошвы зимних ботинок, а заодно надеясь, что оказавшийся не таким уж и идеальным белый комбинезон сумеет защитить и от жара, и от осколков разрывных Женькиных пуль. Оставляя на бетоне черные следы плавленой резины, он в несколько секунд взлетел на второй этаж — как раз вовремя, чтобы всадить в упор длинную очередь в далатианина, намеревавшегося выпустить очередной плазменный заряд в спину занятого боем с «Воином» Евгения. Пули в очередной раз пробили плоть чужого — это было ему явно неприятно, но не смертельно, и вдребезги разнесли довольно изящное на вид устройство, похожее на короткоствольный автомат с массивным магазином. Из-за плеча Трошина ударила короткая вспышка огня, и далатианин вспыхнул, почти мгновенно превратившись в кучку углей.

Сашу передернуло от отвращения — ему надоело убивать, даже несмотря на то, что противная сторона, похоже, вознамерилась угробить его самого. Он понимал, что выхода нет… и все же…

А руки тем временем автоматически сменили магазин. Он обернулся — и как раз вовремя, чтобы увидеть конец дуэли БК «Робокоп» и биоробота класса «Хранитель» прототип «Воин».

Дан оказался прав — снова и снова. Лишенный возможности использовать лазеры, и имеющий броню, — в первую очередь на отражение лучевой атаки и рассчитанную, — колосс оказался почти беззащитным перед наступающим на него противником. Несмотря на свою массивность в боекостюме, Женька казался карликом рядом с биороботом. Тот был похож на осьминога, высотой почти два с половиной метра, он опирался на три толстых щупальца и мог, казалось, одинаково легко двигаться в любом направлении. Все тело, за исключением опорных щупальцев и еще трех, поменьше, покрывали кажущиеся на вид массивными пластины — непрерывный поток бронебойных пуль бил в эти пластины, высекая снопы искр, раскалывая их, все ближе пробираясь к внутренностям полуживой машины.

«Воин» отступал. Он едва помещался в слишком тесном для него коридоре, где был практически лишен возможности маневрировать. Одно из верхних щупальцев сжимало пушку, наподобие только что превращенной Трошиным в обломки. Из ствола этого экзотического оружия ударил плазменный заряд, заставив Женьку сделать шаг назад.

— Обезоружь его! — заорал Саша, стараясь перекричать раскалывающий голову грохот.

То ли Женька услышал, то ли наконец догадался сам, но его пистолет выплюнул очередную порцию свинца — и «Воин» лишился плазмомета.

— Давит… падла… — прохрипел Малой. — Голова…

Теперь «Воин» бил в упор из своих пси-излучателей. Видимо, все еще действующая электромагнитная защита в какой-то степени рассеивала лучи, а может, тут сыграла свою роль броня — Женька держался. Он пошатывался и даже отступил на шаг, но все еще стоял на ногах. Хотя и было видно, что это ненадолго. И пистолет его замолчал.

— Силовой щит!

Неизвестно, каких усилий стоило Малому собрать в кулак остатки сил и включить импульс силового поля БК. Последствия его применения были ужасны. Коридор в мгновение ока превратился в ад — стены прогибались, двери не просто слетали с петель — они разлетались в щепки, к тому же горящие, поскольку были подожжены отголосками плазменных залпов. Пол вздыбился, потолок пошел трещинами. Но «Воина» отбросило назад, впечатало в стену… стена не выдержала, рухнула, превратившись в груду обломков, просел потолок, похоронив спрута под бетонными пластами.

Возможно, от этого удара пси-пушки роботы замолчали. Возможно, они даже не вышли из строя — но этих секунд Женьке хватило, чтобы вновь собраться с силами. Пистолет вновь загрохотал, в упор кромсая лежащую среди строительного хлама тварь. Та лишь содрогалась — было очевидно, что робот проиграл. Вот треснул последний слой пластин, отлетели в сторону обломки защитных плит. Стрельба на мгновение прервалась — Женька сменил бронебойные пули на разрывные. Еще одна очередь, направленная прямо в прорехи брони, — и биоробота буквально разметало взрывами, в разные стороны полетели обломки металла, куски чего-то напоминающего плоть…

Спустя еще десять минут далатиане, потеряв еще троих бойцов, предпочли сложить оружие. Шансов на победу у них не было.

За минуту до капитуляции БК «Робокоп» истратил последний патрон. Одновременно с этим его броня, порядком избитая плазменными ударами, поддалась, Женькина нога подогнулась, и он тяжело завалился прямо на только что поверженного далатианина, так и не узнавшего, что его последний выстрел оказался столь успешным.

Женькино лицо, абсолютно спокойное, равнодушное сейчас ко всему на свете, смотрело раскрытыми настежь глазами сквозь прозрачную крышку саркофага. Почти прозрачная жидкость заливала тело, она чуть колыхалась, и эти едва заметные движения и игра света, проникающего сквозь толстое стекло, создавали впечатление, что сейчас друг подмигнет, улыбнется… или состроит привычно ехидную гримасу.

Но ничего этого, конечно, произойти не могло.

— Он выживет?

Макс задал вопрос очень тихо… в случившемся по большому счету не было его вины, как и вины кого-либо еще, каждый был занят своей собственной схваткой, каждый старался прикрывать друзей — по возможности не подставляясь самому. Потому что пуля оставляла рану, а плазменный заряд — лишь горстку жирной, отвратительной на вид и на ощупь сажи. И Женька, закованный в броню, казался несокрушимым рыцарем в окружении толпы плохонько снаряженных вассалов… именно ему, казалось, ничто не угрожало. Но он лез на рожон, отчаянно пытаясь закрыть стальной грудью всех, кого только можно — и не смог уберечь самого себя.

— Александр! — Макс настойчиво дернул Трошина за рукав.

— Что?.. А… да, выживет, конечно. Если лег в медблок живым, значит, живым и выйдет. Чаще всего именно так. Только вот…

— Нога, да?

— Да. Этот аппарат не сможет восстановить конечность.

— А он… он знал, что броня повреждена?

— Знал, конечно. Компьютер шлема давал вполне достаточно информации. Понимаешь, Максим, мы не привыкли к такому бою. Бой на Арене… там надо выкладываться до конца, и там не щадят свою жизнь, особенно тогда, когда идет размен хотя бы один на одного. Мне кажется, он так до конца и не понял, что все это — по-настоящему. И что будь броня повреждена выше… у него нога сгорела бы полностью, но так же легко сгорело бы и тело. Он мог отступить, он мог увернуться… наверное, мог, это только средневековый рыцарь в доспехах был ограничен в маневренности, а БК, даже с неполным энергозапасом, человеку даст сто очков вперед. У него просто такой мысли не возникло.

— Он шел в авангарде.

— Вот именно. Когда мы планируем очередную Арену, всегда… ну, скажем, довольно часто предполагается, что кто-то примет на себя отвлекающий удар, кто-то заведомо пойдет на смерть. Виртуальную смерть… хотя это и больно, признаться. Но обратимо, поэтому никто и не возражает, если это полезно для дела. Надо — значит надо. Арена — игра прежде всего командная, это не набор индивидуальных поединков. По крайней мере тогда, когда используется высокотехнологичное вооружение. Часто от прямого, целенаправленного самопожертвования толку гораздо больше, чем от виртуозного владения оружием и умения долго оставаться живым. Вот Женька и считал себя… ну, не знаю, тараном, что ли, который проложит нам дорогу к светлому будущему.

— Мне кажется, это неправильно.

— Это в реальной жизни неправильно, и вот лежит наглядный пример. А Арена — это не жизнь. Это игра. Опытный шахматист с легкой душой пожертвует даже ферзя, если это принесет ему стратегическое преимущество в дальнейшем. Ведь партия закончится, начнется следующая — и все фигуры опять займут свои места. Да и результат будет оценен не по количеству «взятых» или «отданных» фигур, а по конечному результату, верно?

— Люди — не пешки.

— Согласен. Не пешки. И даже не ферзи. Но это — всего лишь игра. Женька забыл об этом. Он просто шел вперед.

Дверь медсектора плавно отъехала в сторону. На пороге стояла Лика — ее глаза были красными от слез, ей пришлось тяжелее всего — досталось выковыривать страшно обгоревшее тело Малого из изуродованного боекостюма. Саша помнил, как Лика рыдала, глядя на чудовищные ожоги, на буквально впаянные в тело обломки металла и обугленные куски ткани. И только тогда, когда стало совершенно ясно, что Евгений будет жить, она постепенно стала успокаиваться.

Если бы речь шла о битве на Арене, Саша сказал бы, что все прошло на удивление удачно. Потери — двое. Остальные отделались кто чем — мелкими ожогами, ссадинами, синяками. Противник смят, деморализован и капитулировал. Чего еще желать?

А если бы ему сказали заранее, что Женька, молодой, заводной парень, имеющий, по всеобщему мнению, шило в заднице, лишится ноги? Лишится навсегда и в лучшем случае обзаведется мало отличимым от живой конечности протезом инопланетного производства? Постарался бы он, капитан, принять другое решение, или сознательно пошел бы на жертву, ради успеха всей операции в целом? Если бы такая судьба ждала его, Трошина, он не раздумывал бы. А обречь на инвалидность друга?

Саша тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли. Что-то в последнее время он стал слишком часто задумываться о смысле жизни, о причинах и следствиях тех поступков, которые совершают люди. Это вселяло в него неуверенность, а ему так необходима была сейчас железная воля и убежденность в правильности принимаемых решений. Потому что большинство этих решений определяли их дальнейшую судьбу. Не его — их всех.

— Капитан, Дан говорит, что пленные созрели для беседы.

Лигов занимался делом весьма необычным — он предпринимал меры для того, чтобы сдавшиеся далатиане не могли обрести свободу по собственному желанию. По его словам, это было не сложно, но долго — а Саша и представить себе не мог, каким образом можно обездвижить существо, способное изменять форму. Во всяком случае, веревки и наручники здесь явно не годились.

И еще было очень интересно, как это они «созрели для беседы». По словам Лигова, если для большинства разумных существ имелись разного рода «сыворотки правды», то для метаморфов таковых не существовало в принципе — изменить химизм организма для них было немногим сложнее, чем увеличить вдвое собственный нос. При мысли о том, каким методам добывания информации прибегнет Дан, у Трошина по спине ползли холодные мурашки. Он был почему-то уверен, что эти методы ему не понравятся.

И все-таки он подсознательно ожидал увидеть наручники — может быть, потому, что ничего лучшего не мог себе представить. Да и то сказать, опыт общения с чужими был только на Арене, а там остановить — значило, однозначно, убить. Здесь же все было иначе — Штерн, по каким-то своим причинам соизволивший полностью сохранить свой привычный облик, столь же привычно восседал за своим столом. Такое впечатление, что сотрудники пришли на разбор полетов… а не на допрос шефа с пристрастием.

Впрочем, кое-что отличалось от обычного антуража кабинета. Например, четыре стула у стены были заняты — там восседали, если можно так сказать, фигуры, даже близко не имеющие с человеком ничего общего. Просто комки глины… или пластилина, серого цвета — ни конечностей, ни глаз и иных «отличительных признаков». В первый момент их можно было вполне принять за предметы неодушевленные, и Саша, не знай заранее, с кем предстоит иметь дело, так бы и сделал. И что с того, что «предметы» эти постоянно находятся в движении, их форма — бесформенная по определению — постоянно изменялась, как будто текла. Так свеча оплывает под воздействием огня, только в данном случае изменения происходили быстрее.

Когда они вошли в кабинет, там никого, кроме далатиан, не было. Ни охраны, ни грозных стволов, нацеленных на чужих. И тем не менее они совершенно спокойно оставались на своих местах. И даже Штерн не сделал попытки подняться навстречу посетителям — а это было неизменным ритуалом независимо от того, кто входил в эти стены. Обычно шеф всегда вставал, выходил из-за стола, протягивал руку… теперь же остался неподвижен, и даже руки, лежащие на полированной крышке стола, не шелохнулись. Как приклеенные.

— Я думаю, стоит всех позвать, — заметил, стоя в дверях, Трошин, невольно поймав себя на странном ощущении.

Ощущение было необычным и настолько сильным, что сомневаться в его истинности не приходилось, своим инстинктам Саша доверял. Он вдруг понял, что сейчас он здесь не главный. То есть не просто уступил роль командира, став одним из равных, — таковое случалось достаточно часто и раньше, будь то планирование стратегии на следующую Арену или банальный спор с женой из-за какой-нибудь мелочи. Даже в присутствии Штерна, дававшего очередные ценные указания, он, Трошин, всегда сохранял за собой какие-то права… хотя бы право послать всех к бесу, повернуться и хлопнуть дверью.

Теперь же он почувствовал себя пешкой, хозяин которой, великий шахматист, намерен сделать ход. Имеет ли право пешка задумываться о том, каковым этот ход будет, какие последствия вызовет? Пешка должна бездумно и безразлично ожидать команды, да и потом выполнять ее механически, не шевеля извилинами и не открывая рта. Кто она такая, пешка, чтобы хотя бы поднять взгляд на хозяина?

— Да-да, конечно… — Лигов ответил как-то по-особому небрежно, вскользь, мимоходом… Так ребенок, воскликнувший «ой, мама, смотри — собачка!», натыкается на равнодушное «угу» замотавшейся за день родительницы, которая, наверное, даже толком не расслышала обращенной к ней фразы.

Сердце екнуло. Вот он, шахматист… неторопливо опускает свою задницу в одно из кожаных кресел. Трошин обернулся, пробормотал столпившимся в приемной, чтобы заходили — пробормотал вяло, даже удивляясь самому себе, с чего бы его волновали такие вещи. А затем побрел к ближайшему креслу.

В голове мелькнула мысль: а если заставить себя сейчас повернуться и выйти? Интересно, получится ли? Или организм, по каким-то пока еще не понятным причинам, взбунтуется и откажется выполнять команду мозга. Пожалуй, это его не удивило бы — чего-то в этом духе стоило бы ожидать. Он подумал, что сопротивляться ему не хочется. Даже нет, не так… о сопротивлении было даже думать неприятно. Гораздо проще пустить все на самотек, подчиниться — легко и без душевных мук отдаться на волю течения. Скрипнуло кресло, принимая в себя его немалый вес. Рядом рассаживались друзья, спокойно, без вечных взаимных подколок — вообще не издавая ни звука. Просто входили, садились и замирали — ничем не лучше, чем приклеенный к своему месту Штерн.

Лигов, не поднимаясь с кресла, протянул руку и взял со стола небольшой прибор. Некоторое время крутил какие-то ручки…

И все наваждение пропало разом. Мир вновь обрел краски, мозг — свободу не только мыслить, но и отдавать реальные команды телу. Из-за спины послышалось короткое ругательство, голос принадлежал Петру. Вернулись звуки — теперь было слышно дыхание товарищей — неровное, даже какое-то… возмущенное, что ли. Если дыхание может быть возмущенным.

— Поясняю, — Лигов заговорил своим обычным спокойным голосом, — этот прибор создает поле, подавляющее один из компонентов мозговой активности, известный вам под понятием «воля». Действует на всех разумных рас биологического типа, правда, требует определенной подстройки. К сожалению, радиус действия ограничен, и требуется не менее двадцати минут, прежде чем свобода воли будет полностью подавлена. Также излучение экранируется любым материалом толще э-э… девяти миллиметров. Кажется. Излучение может быть объемным или поляризованным. Последний вариант вы можете наблюдать, сейчас на заключенных поле действует, на вас — нет. Находясь под воздействием поля, объект полностью лишен возможности принимать самостоятельные решения.

— Когда нас пытались задержать… почему они не попытались воспользоваться таким прибором. — В голосе Лики сквозило отвращение.

Саша ее чувства вполне разделял. Это был отвратительный, омерзительный агрегат — любые пытки лучше, чем такое вот уничтожение личности. Пусть и временное. Даже заключенные в фашистских концлагерях имели право выбора — либо подчиняться, либо умереть. Или бороться — что с высокой степенью вероятности означало ту же смерть. Здесь же живое, разумное существо было лишено даже такой возможности. Только тупое подчинение…

— Применение подобной аппаратуры строго контролируется, даже в случае миров, входящих в Ассамблею. Здесь он, помимо прочего, попадает еще и под «Закон изоляции». Попытка его использования вызвала бы вмешательство следящих систем спутников наблюдения. СПБ имеет данные приборы, этот подает спутнику контрольный сигнал. Сейчас я ослаблю поле, они смогут говорить.

Он снова принялся вращать верньеры, пока не хмыкнул с явным удовлетворением. Затем поднял глаза на Штерна, все так же безучастно сидевшего за столом. Бывший шеф «Арены», казалось, даже не замечал происходящего — будто бы и не было в его кабинете людей и нелюдей, малопонятных приборов и груды оружия. Его глаза равнодушно смотрели в одну точку, расположенную где-то на обоях, а лицо не выражало ничего — только полное, абсолютное безразличие ко всему.

Но вот зрачки шевельнулись… еще раз, затем еще. Глаза медленно, будто бы нехотя, обежали присутствующих, затем уставились на Лигова.

— Сейчас я начинаю расследование действий представителей Далата на планете Земля, в рамках Права, полученного посредством Спора. Назови свое имя.

Голос Дана звучал сухо, нейтрально. Он словно бы даже не приказ отдавал и не ответа требовал, просто произнес вслух несколько слов, для себя. Но для Штерна это, видимо, было вполне достаточно.

— Леин Ля Хаар…

— Имя и статус на этой планете.

— Генрих Генрихович Штерн. Директор компании «Арена». Владелец Команды. Диспетчер третьего уровня.

— Это впечатляет. Диспетчер третьего уровня… вот, значит, как. Хорошо, кто я?

— Ты аналитик Службы планетарной безопасности Ассамблеи. Регион компетентности — Земля.

— Хорошо. Обладаю ли я правом задавать вопросы?

— Да.

— Готов ли ты отвечать на вопросы?

— Да.

Дан, вздохнув с еле заметным оттенком облегчения, повернулся к Трошину.

— Это обязательная процедура официального допроса. Я обязан установить, что задержанный понимает, кем является он сам, кто находится перед ним, сознает, что следователь обладает полномочиями для проведения допроса, и готов отвечать. При этом тот факт, что воля задержанного подавлена, значения не имеет.

— Интересные у вас правила.

Дан криво усмехнулся.

— Ваши правила, думаете, лучше? Ладно, продолжим. Ну, с чего начнем?

Как много вопросов вертится на языке и как хочется выкрикнуть их прямо в лицо бывшему шефу. Выкрикнуть все сразу — и почему открыт сезон охоты на членов Команды, и почему уничтожены базы СПБ… только вот эти ли вопросы наиболее важны? Или есть и другие, которые нужно задать, только вот сформулировать их пока не получается?

Саша пожал плечами.

Такой краткий ответ, видимо, вполне Лигова удовлетворил.

— Кто отдал приказ на уничтожение Команды?

— Приказ отдал Диспетчер первого уровня.

Дан снова повернулся к Саше:

— Диспетчер первого уровня обладает высшей властью среди далатиан, находящихся на планете. Применительно к вашим меркам — он что-то вроде императора. То есть его власть абсолютна, и никто из далатиан не имеет даже помысла воспротивиться. Это просто невозможно. При рассмотрении этого дела я вынужден учесть, что права выбора Штерн не имел.

— Штерн, вы… — Саша попытался было обратиться напрямую к шефу, но тут же на его плечо легла ладонь Лигова.

— Извините, Александр, вопросы здесь задаю я. Да, я знаю, что в вашей истории эта фраза часто окрашивалась в неприятные оттенки, но факт остается фактом — я сейчас единственный здесь представитель СПБ, и отчет они могут держать только передо мной. Сейчас его воля молчит, и он ответит на любой ваш вопрос со всей возможной искренностью, однако потом сможет опротестовать каждый свой ответ. Он же прекрасно понимает, что сейчас происходит, и, хотя сейчас ничего не может с этим поделать, память сохранит целиком и полностью. Формально, то есть даже в том случае, если бы не применялось подавление психики, он имел бы право лгать вам. Мне он обязан говорить правду. Конечно, если бы мы встретились в другом месте и в другое время, он бы с готовностью лгал и мне… но эта возможность рассматривается лишь теоретически. Во избежание дальнейших проблем будет лучше, если любой задаваемый вопрос прозвучит в моем исполнении, договорились? Что вы хотели спросить?

— Почему был отдан такой приказ.

— Согласен, это важный вопрос. Итак, Диспетчер, следующий вопрос… — Лигов на мгновение задумался, затем продолжил: — Объясните причину отдачи приказа на уничтожение Команды, расскажите о ходе исполнения приказа, а также обо всех значимых деталях этого процесса.

Несколько минут Штерн молчал, как будто бы собираясь с мыслями. На какое-то мгновение Саше показалось, что в глазах бывшего шефа сверкнула ненависть, смешанная с досадой на собственное бессилие. Было ли это отражением света в зрачках, или тем немногим, что смог позволить себе лишенный воли организм, он так и не понял. А потом пленник заговорил, и все, находящиеся в кабинете, обратились в слух.

По словам Штерна, Земля была действительно отдана далатианам в результате выигранного на Арене Спора. Срок действия полученных прав подходил к концу, и, согласно закону, Жюри Арены объявило о сроках подачи заявок претендентами на этот мир. Однако ситуация оказалась несколько сложнее, чем предполагалось.

По Кодексу, ни одна Команда не имеет права выступать против своей родной планеты. Эта статья была введена очень давно и направлена была отнюдь не на следование каким-то этическим нормам. Просто слишком часто Команды в подобных ситуациях принимали решение скорее начать игру в поддавки, чем выиграть бой, несущий ущерб их материнской планете. Хотя Земля формально не являлась членом Ассамблеи и не должна была им стать в обозримом будущем, Команда Трошина была зарегистрирована как происходящая именно с Земли. Несмотря на то что это казалось очевидным, были и другие, более удачные решения. Тот факт, что происхождение Команды Трошина не было скрыто, Штерн расценивал как свое упущение. При этих словах Лигов ухмыльнулся и добавил, что любой подлог рано или поздно вскрылся бы, после чего Команду ждала бы пожизненная дисквалификация.

Таким образом, далатиане не имели возможности выставить землян на защиту своих прав и вынуждены были использовать другую Команду. Все бы было вполне законно и не вызвало бы проблем, если бы хотя бы один мир возжелал бы претендовать на Землю. Но желающих не нашлось. Далатиане даже пытались окольными путями убедить какую-нибудь не слишком претенциозную расу выставить заявку… но никто не пошел на это. Земля, сильно загаженная, с порядком отравленной биосферой и при этом обладающая весьма агрессивным населением, ни для кого не представляла коммерческого интереса. Заявка далатиан оказалась единственной.

И все бы прошло гладко, далатиане без боя получили бы Землю в пользование на новый срок, если бы не произошло именно то, чего они опасались. Член Большого Жюри, Ссунг дай Саар раскопал в архивах Ассамблеи прецедент, единожды возникавший около полутора тысяч лет назад. Неизвестно, из каких побуждений действовал Ссунг дай Саар, то ли он испытывал какие-то чувства к землянам — а это у члена Большого Жюри не приветствовалось, либо он просто слишком уж педантично подошел к проблеме… факт остается фактом. Он нашел нужную ссылку в чудовищно большом ворохе информации и извлек на свет давно ушедшее в историю событие. Похоже было, далатиане знали о прецеденте и боялись его.

Ситуация, во многом аналогичная текущей, уже возникала. И суть ее была не в том, что на планету претендовал всего один соискатель, а в том, что сама планета имела собственную, официально зарегистрированную Команду. Решением Большого Жюри в том древнем разбирательстве стало предложение, сделанное официальной Команде спорной планеты, защищать собственные интересы.

Ситуация, в которой оказались далатиане, была весьма сложной. Они не только не имели права воспользоваться услугами Команды Трошина для защиты своих интересов, но и были вынуждены противостоять ей — а никто лучше Штерна не знал, что в таком противостоянии шансы землян будут очень высоки. Штерн, не меняя интонации, сообщил, что, по мнению его специалистов, ни одна Команда миров, входящих в Ассамблею, не смогла бы противостоять землянам с вероятностью победы более сорока процентов. Он лично сделал предложение Диспетчеру первого уровня решить возникшую проблему радикальным путем — уничтожив Команду землян или ослабив ее до такой степени, чтобы она более не представляла собой опасности. Столь же равнодушно Штерн отметил, что, несмотря на ряд неудач, в целом поставленную задачу он считает выполненной.

На вопрос Лигова, почему атакам подверглись сотрудники СПБ, Штерн спокойно ответил, что Служба планетарной безопасности могла, хотя и чисто теоретически, помешать действиям далатиан по устранению членов Команды, поэтому было решено нанести удар и в этом направлении. Время, которое потребовалось бы СПБ для восстановления своей резидентуры на планете, вполне хватило бы далатианам для завершения операции. После вступления в силу нового Права СПБ не смогла бы предъявить далатианам сколько-нибудь серьезные обвинения, поскольку, по законам Ассамблеи, высшей властью на планете являются представители ее официального правительства. Это, конечно, в достаточной степени бесспорно, но… но пока Земля не является членом Ассамблеи, официальным правительством считается Диспетчер первого уровня. А это означало, что рапорт СПБ о происходящем на планете будет скорее всего спущен на тормозах. Если только к моменту его подачи планета не перейдет в другие руки.

Выслушав это откровение, Дан скривился, как от острой зубной боли.

— Скажите, Дан… вы в самом деле практически не имеет власти? — осторожно, понимая, что сыпет соль на рану, спросил Трошин.

— Как ни печально это признавать. Некоторые законы Ассамблеи давно пора пересмотреть, а этот… он очень стар, настолько, что его считают уже не законом, а каноном. Видите ли, Саша, когда создавалась Ассамблея и ее Служба безопасности, миры, решившие войти в этот альянс, более всего опасались за собственное благополучие, не желая получить на свою голову военную диктатуру… хм-м… ну, не у всех были головы, но аналогию вы поняли. Поэтому решено было, что СПБ будет выполнять работу в основном наблюдательного характера и не будет действовать в ущерб планетарному правительству. Уже потом, когда СПБ начала работать и на неприсоединившихся мирах, вносились поправки, дополнения, родился «Закон изоляции»… Но вот тот, базовый закон — он, по сути, не изменился. И этот ваш Штерн, хоть это и прискорбно, прав — даже нападение на сотрудников Службы сошло бы им с рук. Ну, наказали бы какого-нибудь Диспетчера… пятого или шестого ранга. Мелкую сошку, как вы говорите. Мол, превысил полномочия, проявил своеволие… И на этом все.

— Хреново вы цените своих людей.

— Не мне вам объяснять, Александр Игоревич, что жизнь отдельного существа и благо общества в целом несоизмеримы. Ассамблея — довольно хрупкое творение, находящееся в равновесии благодаря усилиям многих и многих. И расшатать эту неустойчивую конструкцию не так уж и сложно. Лично я лучше дам себя убить, чем поспособствую повторению зрелища, выходящего на расстояние прямого удара дредноута иггов. Мы, СПБ, работаем для того, чтобы гасить конфликты в зародыше. А цена… она не имеет значения.

— Забавно… тогда почему же вы просто не дали этим уродам всех нас поубивать? — горько усмехнулся Саша. — И нас… и себя заодно.

— Я и сам не знаю. — Дан вдруг отвел глаза. — Наверное, мне давно надо было просить перевода. Засиделся я на вашей планете…

Он спрашивал что-то еще, Штерн отвечал, все так же равнодушно выплевывая факт за фактом, не стараясь свалить вину на другого или взять на себя лишнее. Он просто отвечал — не в силах противиться воздействию излучения.

А Саша думал… В голове снова вертелась какая-то мысль, и он лихорадочно пытался ухватить ее за хвост, сформулировать — она была очень важна, он чувствовал это. В голове бились слова Штерна о том, что Земля, с ее изуродованной биосферой, оказалась никому не нужна. И когда наконец забрезжила конкретная форма этой мысли, Трошин даже вздрогнул. А затем дотронулся до руки Лигова.

— Дан… скажи, он сейчас не врет, потому, что не может, или потому, что не должен?

— Я бы сказал, что врать он физически не может, — протянул Дан и, покачав головой, добавил: — Есть способы обмануть излучение, но тогда бы он просто молчал.

— Тогда задай ему один вопрос. Очень важный вопрос.

— Какой?

— Зачем им Земля?

Дан молчал, его глаза все время норовили отплыть куда-то в сторону, или хотя бы закрыться, лишь бы не встречаться взглядом с Трошиным. Было совершенно очевидно, что ответ на этот вопрос или известен ему, или он догадывается о том, что предстоит услышать. И при этом Лигов был уверен, что услышат они нечто крайне неприятное.

— Мы нуждаемся в колониях. — Обращенный к Дану голос Штерна звучал как приговор. — Слишком мало миров подходят для нас, необходимый далатианам высокий радиационный фон в сочетании с достаточной удаленностью от звезды встречается крайне редко. Земля все еще слишком чиста, ядерные испытания, аварии реакторов и утилизация радиоактивных отходов не дают нужного результата, поэтому мы планируем развязать ядерную войну. Если она состоится, то условия жизни на Земле станут приемлемыми для далатиан. Если в войне местное население будет уничтожено, планета будет объявлена свободной и пригодной к передаче в полное владение. Иных претендентов не будет, и Земля станет нашей. Закон Ассамблеи запрещает прямое применение ядерного оружия — следовательно, земляне должны сделать это сами. Мы способствовали прогрессу их науки, прежде всего в области ядерных технологий. Мы обеспечили накопление запаса ядерных вооружений, достаточного для поставленной цели. Несмотря на некоторый спад напряженности последних лет, они все еще стоят на самом краю. И войну они начнут, начнут сами… Мы только подтолкнем…

Глава 12

Под ногами тихо поскрипывал белый песок. Наверное, это был ненастоящий песок, не такой, как на солнечных пляжах — он был немного другой. Другого цвета и, возможно, другой по составу. И он скрипел… а разве песок скрипит?

Трошин оглядел свою Команду. Лица… новые лица, знакомые — и почему-то чужие. Наверное, потому, что многие из них стоят здесь впервые. А те, кому он с готовностью доверил бы прикрывать свою спину, уже никогда не встанут рядом. Их бой уже окончился. Навсегда.

Михаил…

Он решил взять глефу. Обращение с таким оружием требует навыка, как, впрочем, и с другим. Но Мишка утверждает, что справится. Его кольчуга, усиленная стальными пластинками, доходит почти до колен. Наверное, не стоило натягивать на себя столько железа, но Лика настояла… похоже, она очень озабочена сохранением его шкурки в целости. Саша мог бы голову на кон поставить — девочка втюрилась. И похоже, это серьезно… во всяком случае, ее глаза начинают сиять, когда взгляд падает на Мишку.

Петр…

Годы кабинетной работы берут свое, уже не та подвижность, уже нет той силы в некогда способных, пожалуй, гнуть подковы руках. Правда, тяжелый кистень в какой-то мере компенсирует эти недостатки. И все же Саша беспокоился за новоиспеченного члена Команды, его подготовка оставляет желать лучшего, а времени на тренинг нет. Пять часов тренажера — это, можно сказать, ничто.

Максим…

Пацан молодой, жилистый, подвижный. Несколько лет — и из него выйдет отменный боец. Только эти несколько лет — в будущем, а будущее не определено. Кто знает, как закончится сегодняшний день. Макс утверждает, что занимался китайскими единоборствами. Вот и сейчас нервно крутит в руке катану. Если бы и в самом деле занимался, то не нервничал бы так сейчас. Восточные единоборства — философия, не просто умение махать руками и ногами. Ох, не от желания ли покрасоваться перед Ниночкой вышло это заявление.

Ниночка…

Зачем, зачем она полезла во все это. Да, она хороша, просто загляденье — высокая точеная фигурка в тоненькой кольчуге, больше декоративной, чем способной от чего-нибудь защитить. Шлем с белым пером цапли оставляет лицо открытым, из-под металла видны Ниночкины глаза… Она и сегодня не отказалась от изысканного макияжа, а ведь краска может помешать, может ущипнуть глаз в самый неподходящий момент. А здесь ведь не подиум, где на модель обращены лишь взгляды да объективы многочисленных камер. Но Нина абсолютно не хотела слушать советов — Саша даже не предполагал, что девушка может проявить такое упрямство. И так и не смог втолковать ей, что они не на показ мод в стиле ретро идут.

Геннадий…

Как ни странно, за него Саша переживал менее всего. Хорошо развит физически, неплохо владеет самбо… подвижен. Парень не стал утяжелять себя латами, только легкая кольчуга — в бою основной упор на ловкость, а не на способность держать удары. Капитан должен справиться, и все же ему, как и другим, будет тяжело. И оружие у него странное, непривычное, чем-то похожее на полицейскую дубинку американского образца, но с острыми клинками на концах. Остается надеяться, что с этой железкой Генка справится.

Борис…

Знакомые лица. Этот — не подведет, на него можно положиться, и Саша понимает, что Борька, да он сам — единственные, кому предстоит выдержать основной натиск. Как бы ни хорохорилась молодежь… он усмехнулся, вдруг поймав себя на мысли, что считает большинство членов Команды зелеными салагами. Что ж, в этом есть доля истины. И в предстоящей схватке его тяжелый двуручник и Борькина секира — именно в них вся надежда Команды.

Лика…

Она все такая же — стройная фигура, сияющая кольчуга, тяжелый арбалет. На бедре — меч… даже не меч, скорее просто шпага, толку от нее немного. Стрелок она неплохой, но скорострельность арбалета невысока, да и толку от железного болта сейчас тоже будет немного. И все же утешает уже то, что Лика будет стоять во второй линии — и, возможно, у нее будет больше шансов.

Наташа, Стас, Лонг, Биг, Олег…

Страницы: «« « ... 89101112131415 » »»