Дорожные работы Кинг Стивен

19 января, 1974

После наступления темноты он сходил в гараж и принес оружие домой. В соответствии с инструкцией он сначала сделал из «Магнума» несколько холостых выстрелов, а потом аккуратно зарядил его. На проигрывателе стояла пластинка «Роллинг Стоунз». Мик Джэггер пел «Одинокого бродягу». Эта музыка нравилась ему все больше и больше. Он вообразил себя Бартом Джорджем Доузом, Одиноким Бродягой, Прием Только по Предварительной Договоренности, – и засмеялся.

В патронник «Уэзерби» входило восемь патронов. Они казались такими большими, что вполне могли подойти к среднего размера гаубице. Зарядив винтовку, он с любопытством оглядел ее, размышляя о том, действительно ли она такая мощная, как утверждал Грязный Гарри Суиннертон. Он решил сделать пробный выстрел на заднем дворе. В конце концов, на улице Крестоллин не осталось никого, кто мог бы сообщить в полицию о выстреле.

Он надел пиджак и открыл заднюю кухонную дверь. Потом он вернулся домой и взял с дивана небольшую подушку. Включив двухсотваттную лампочку на заднем дворе, которой они с Мэри обычно пользовались во время летних барбекю, он вышел из дома. Снег, покрывший землю, был как раз таким, который он мысленно представлял себе чуть больше недели назад, – нетронутым, незагрязненным, абсолютно девственным. Ни один чудак не ступал своей гребаной ногой на этот снег. В прошлые годы сын Дона Аполингера Кенни частенько пробегал через их задний двор к дому своего друга Ронни, а Мэри иногда пользовалась натянутой между домом и гаражом веревкой, чтобы развесить там кое-какие из своих вещей (как правило, интимного характера). Но он сам всегда ходил в гараж через другую дверь, и теперь его поразила мысль о том, что с тех пор, как выпал первый снег, никто не побывал на заднем дворе. Судя по его нетронутому виду, даже собаки здесь не бегали. Ни одного живого существа с конца ноября.

Неожиданно им овладело безумное желание выйти на середину двора и слепить снеговика.

Однако вместо этого, он прижал подушку к правому плечу, на мгновение придержал ее подбородком, а потом упер в нее приклад «Уэзерби». Зажмурив левый глаз, он посмотрел в прицел и попытался вспомнить те советы, которые актеры давали друг другу в фильмах про войну перед высадкой морской пехоты. Обычно какой-нибудь много повидавший на своем веку сержант вроде Ричарда Уидмарка говорил какому-нибудь салабону вроде Мартина Миллера: «Не дергай курок, сынок. Дави на него осторожно». Или что-нибудь похожее.

Ладно, Фред. Давай проверим, сумею ли я попасть в свой гараж.

Он осторожно надавил на курок. То, что последовало за этим, не было похоже на звук выстрела. Это был взрыв. На мгновение его охватил ужас: ему показалось, что винтовка взорвалась у него прямо в руках. Но когда отдачей его швырнуло на кухонную дверь, он понял, что все в порядке. Выстрел разнесся по всей округе странным, рокочущим грохотом, похожим на звук стартующей космической ракеты. Подушка валялась на снегу. Плечо обжигала пульсирующая боль.

– Господи, Фред, – выдохнул он.

Он посмотрел на гараж и едва поверил своим глазам. В наружной обшивке образовалась дыра, сквозь которую можно было бы подать чашку с чаем.

Он прислонил ружье к косяку и пошел по снегу, даже не вспомнив о том, что на ногах у него обычные тапочки. Он изучал дыру около минуты, изумленно отламывая щепки указательным пальцем. Потом он обошел вокруг гаража и вошел внутрь.

С внутренней стороны дыра была еще больше. Он посмотрел на микроавтобус. В двери со стороны водителя зияло отверстие, в которое он свободно мог засунуть два пальца. Металл прогнулся, краска на нем отслоилась. Он открыл дверцу и осмотрел салон. Конечно, пуля попала в противоположную дверь, как раз под ручкой.

Он обошел вокруг машины и убедился, что пуля прошила вторую дверь насквозь, оставив отверстие со злобно торчащими наружу металлическими стружками. Он обернулся и посмотрел на стену. В ней также было отверстие. Надо полагать, она до сих пор летит.

Он вспомнил, как Гарри говорил ему, что если попасть из этой винтовки в оленя, то внутренности разлетятся вокруг ярдов на двадцать. А что произойдет с человеком? Скорее всего, то же самое. Ему стало не по себе.

Он вернулся к кухонной двери, подобрал подушку и вошел в дом, машинально потоптавшись на пороге, чтобы стряхнуть снег и не наследить у Мэри в кухне. В гостиной он снял рубашку. Несмотря на подушку, на плече осталось красное пятно в форме приклада.

Не надевая рубашку, он пошел на кухню, сварил себе кофе и разогрел готовый обед. Поев, он пошел в гостиную, лег на диван и заплакал. Вскоре плач превратился в настоящий истерический припадок. Он попытался остановить его усилием воли, но не смог. В конце концов, припадок кончился, и он забылся тяжелым сном. На щеках его серебрилась седая щетина. Во сне он выглядел старше.

20 января, 1974

Он проснулся виноватым рывком, испугавшись, что уже утро, и он проспал. Его сон был мутным и темным, как прокисший кофе. После такого сна он всегда просыпался с ватной головой, толком не понимая, кто он и куда он попал. Винтовка лежала там же, где он ее и оставил, вальяжно раскинувшись на мягком кресле. «Магнум» валялся на столике.

Он поднялся с дивана, пошел на кухню и несколько раз плеснул себе в лицо холодной водой. Потом он поднялся по лестнице на второй этаж и нашел чистую рубашку. По дороге вниз он надел ее и заправил в брюки. Он запер внизу все двери. По причинам, в которых он не хотел отдавать себе слишком подробный отчет, с каждым поворотом замка на сердце у него становилось немного легче. Он снова почувствовал себя самим собой – впервые с того момента, как эта проклятая дура шмякнулась перед ним на пол в супермаркете. Он положил «Уэзерби» на пол под окном в гостиной. Потом он подтащил к окну мягкое кресло, перевернул его набок и раскрыл коробки с патронами.

Вернувшись на кухню, он запер все окна. Потом он прихватил в столовой стул и подпер им ручку кухонной двери. Покончив с этим, он налил себе чашку холодного кофе, рассеянно отхлебнул глоток, сморщился и выплеснул остатки в раковину. Он смешал себе коктейль.

Пройдя в гостиную, он вытащил из шкафа автомобильный аккумулятор. Он поставил его за перевернутым креслом, потом достал соединительные провода и положил их рядом с аккумулятором.

Покряхтывая и тяжело дыша, он потащил ящик взрывчатки наверх. Добравшись до площадки, он поставил его на пол, едва не уронив в последний момент, и прислонился к стене, чтобы перевести дыхание. Он становился слишком стар для подобного рода упражнений, несмотря на сильные мускулы, накачанные еще в те времена, когда вместе с напарником он загружал грузовики четурехсотфунтовыми тюками с выглаженными простынями. Но что ни говори, когда человеку сорок, не стоит слишком искушать судьбу. Сорок – это как раз подходящий возраст для первого инфаркта.

Он прошелся по всему второму этажу, повсюду включая свет. Гостевая спальня, гостевая ванная комната, спальня хозяев, кабинет, который раньше был комнатой Чарли. Потом он подставил стул под чердачный люк и включил пыльную лампочку на чердаке. Потом он спустился назад в кухню и взял там большой моток цветной изоленты, ножницы и острый нож для разделки мяса.

Он вынул из ящика две шашки взрывчатки (они были мягкие на ощупь; надавив пальцем посильнее, можно было оставить на поверхности отпечаток) и отнес их на чердак. Он отрезал два куска запального шнура и зачистил концы ножом. Потом он вдавил по медному проводу в каждую из шашек. Спустившись вниз, он зачистил другие концы и прикрепил к ним еще две шашки, плотно обмотав их зачищенными проводами.

Напевая себе под нос, он провел еще два запальных шнура из чердака в хозяйскую спальню и положил по шашке на каждую половину двуспальной кровати. Оттуда он провел запальные шнуры в холл, оставив одну шашку в гостевой ванной и еще две в гостевой спальне. Выходя, он потушил свет. В прежней комнате Чарли он оставил четыре шашки, соединив их вместе изолентой. Он вынес моток запального шнура из комнаты и сбросил его через перила. Потом он спустился вниз.

Четыре шашки на кухонном столе, рядом с бутылкой «Южного Утешения». Четыре шашки в гостиной. Четыре в столовой. Четыре в холле.

Он оттащил запальный шнур в гостиную, слегка задыхаясь от хождений вверх и вниз. Но ему предстояло сделать еще одно путешествие. Он пошел наверх и взял ящик, ставший значительно легче. В нем осталось только одиннадцать шашек взрывчатки. Только сейчас он заметил, что в этом ящике когда-то хранились апельсины. Сбоку полинявшими буквами было написано:

ПОМОНА

Рядом со словом был нарисован апельсин с одним листком на черенке.

Он отнес ящик в гараж и поставил его на заднее сиденье микроавтобуса. Он снабдил каждую шашку малглинита коротким запалом, потом подсоединил их к длинному проводу, обмотал место соединения изолентой и протянул длинный запал обратно в дом, позаботившись о том, чтобы он попал в трещинку на пороге боковой двери. Закрыв дверь, он тщательно запер ее на два оборота.

В гостиной он соединил вместе главный домашний запал с проводом, который вел в гараж. Продолжая что-то напевать себе под нос, стараясь действовать как можно аккуратнее, он примотал к месту соединения еще один провод. Он протянул этот последний запал к аккумулятору и зачистил изоляцию ножом для мяса.

Потом он разделил кабель на отдельные медные проводки и свернул из них две косички. Он взял соединительные провода и подсоединил черный зажим к одному хвостику, а красный – к другому. Он подошел к аккумулятору и подсоединил черный зажим к клемме, рядом с который виднелись три выпуклые буквы:

ПОЛ

Красный зажим он оставил не подсоединенным, неподалеку от клеммы с надписью:

ОТР

Потом он подошел к проигрывателю, включил его и стал слушать «Роллинг Стоунз». Было пять минут пятого. Он пошел на кухню, приготовил себе еще один коктейль и вернулся с ним в гостиную. Неожиданно впереди оказалось много свободного времени. На кофейном столике лежал номер журнала «Домашнее хозяйство». Там была длинная статья о семействе Кеннеди и их многочисленных проблемах. Он внимательно прочитал эту статью. Потом он прочитал статью, озаглавленную «Женщины и рак груди». Написана она была женщиной-доктором.

Они появились в самом начале десятого, как раз после того, как колокола на церкви Конгрегации [20], расположенной в пяти кварталах от дома, закончили свой перезвон, призывавший верующих на утреню – или как там это называется у чертовых конгрегационалистов?

Они приехали на зеленом седане и черно-белой полицейской машине. Из зеленого седана вышли три человека. Одним из них был Феннер. Двух других он не знал. У каждого в руке был чемоданчик.

Из черно-белой полицейской машины вышли два полисмена и лениво встали, прислонясь к капоту. По их позам было совершенно очевидно, что они не ждут никаких неприятностей. Для них это был рядовой выезд. Опершись на капот, они принялись что-то обсуждать. Слова вырывались у них изо рта в виде облачков белого пара.

Время остановилось.

ВРЕМЯ ОСТАНОВИЛОСЬ: 20 января, 1974

Ну вот фред собственно говоря как оно вот так вот все оно собственно говоря и выходит давай завязывай заткнись же ты наконец время да время я понимаю в каком-то смысле уже поздно заткнуться видишь ли у меня тут взрывчатка по всему дому как фейерверк на день рождения винтовка в руке и кольт за поясом и весь я как гребаный джон диллинджер понимаешь ли ну что скажешь дружище это вроде как последнее решение или когда лезешь на дерево и думаешь вот сейчас поставлю ногу на эту развилку а потом на эту (люди на улице застыли в живой картине застряли между секунд феннер в зеленом костюме а нога у него в футе и шести дюймах от земли занес ее чтобы наступить на тротуар своими дорогими ботинками в модных калошах если конечно такая вещь как модные калоши вообще может существовать на свете и весь он словно сошел с телевизионной заставки передачи о крестовом походе юристов против впрочем неважно а голова его слегка наклонена набок это оттого другой человек позади него что-то там такое сказал и феннер голову склонил прислушивается что тот ему говорит а у того изо рта облачко пара вырывается и одет он в синий блейзер и темно-коричневые брюки а пальто у него тоже расстегнуто и полы застыли на полувзмахе третий человек только-только поворачивается от машины полицейские прислонились к своей черно-белой машине смотрят друг на друга обсуждать могут все что угодно может быть жен своих или преступление которое никак не удается раскрыть или состояние собственных яиц все может быть и солнце появилось на мгновение в просвете между тучами успело сверкнуть на одном патроне из положенного полисмену боезапаса и вышеозначенный патрон был вставлен в одну из маленьких кожаных петелек на патронташе вышеозначенного полисмена а другой легавый в черных очках и солнце выкололо звездочку на правом стекле а губы у чего толстые плотоядные вот-вот улыбнется но застыл не двигается это же фотография) я начинаю действовать мальчик мой фредди не возникает ли у тебя желания сказать мне что-нибудь в этот торжественный момент перед началом церемонии да говорит фред ты ведь продержишься до приезда репортеров ведь правда разумеется кто бы в этом сомневался слова фотографии сюжеты в теленовостях так говорит джордж сам понимаешь подрывные работы я знаю только одна точка обзора сзади все открыто но фредди тебя не поражает насколько все это одиноко и как по всему городу и по всему миру люди в этот момент жрут срут трахаются чешут свою экзему короче делают все то чем пишут в книгах а мы тут с собой совсем, совсем одни да джордж я об этом думал собственно говоря я тебе уже пытался как-то это все объяснить если ты конечно и помнишь об этом и если это может послужить тебе хоть каким-то утешением сейчас – сейчас все вроде бы в порядке потому что когда никто не может двигаться то не может быть никаких дорожных работ но об одном тебя прошу джордж никого не убивай нет конечно фред специально я никого не буду но ты же видишь в какой ситуации я оказался да я вижу я понимаю клянусь Джорджем я понимаю но я боюсь я так боюсь не надо не бойся я справлюсь с этим я все держу под контролем и полностью владею собой ну кончай кончай.

20 ЯНВАРЯ, 1974

– Кончай, кончай, – произнес он вслух, и все пришло в движение.

Он поднял винтовку, приложил ее к плечу, прицелился в правое переднее колесо патрульной машины и выстрелил.

Приклад сокрушающе ударил его в плечо, ствол дернулся вверх. Большое стекло лопнуло – лишь в углах рамы остались зазубренные стеклянные стрелы. Колесо патрульной машины не просто спустило – оно лопнуло с громким шумом. Машина подпрыгнула на своих рессорах, словно собака, которую никогда раньше не пинали во сне. Колпак отлетел и бессмысленно покатился по заиндевевшему асфальту улицы Крестоллин.

Феннер остановился и ошарашено посмотрел на дом. Человек в синем блейзере уронил свой чемоданчик. У третьего реакция оказалась получше, а может быть, он просто обладал более развитым инстинктом самосохранения. Он мгновенно развернулся на сто восемьдесят градусов, забежал за зеленый седан, пригнулся и исчез из виду.

Полицейские укрылись за патрульной машиной – один спереди, другой сзади. Мгновение спустя полицейский в темных очках выскочил из-за капота, сжимая в руках служебный револьвер, и выстрелил три раза. После грохота «Уэзерби» ему показалось, что кто-то три раза щелкнул пальцами. Он упал за кресло и услышал, как пули пролетели над головой – оказывается, их действительно можно услышать, и издают они звук ззиззз! – и впились в штукатурку. Звук, с которым они впились в штукатурку, напомнил ему о стуке боксерских перчаток о тяжелую грушу в спортивном зале. С таким же звуком войдут они в меня, – подумал он.

Полицейский в черных очках заорал Феннеру и человеку в синем блейзере:

– Пригнитесь, черт вас побери! Ложись! У него там гребаная гаубица, не меньше!

Он высунулся еще чуть-чуть, чтобы лучше видеть, что происходит, и полицейский в темных очках увидел его и сделал еще два выстрела. Пули с глухим ударом вошли в стену. Любимая картина Мэри («Ловцы омаров» Уинслоу Хомера) сорвалась со стены, ударялась о диван, а потом упала на пол. Стекло разлетелось вдребезги.

Он снова высунулся из-за кресла, потому что ему необходимо было выяснить, что предпринимают полицейские (и почему он не догадался купить себе детский перископ?). Надо было узнать, пытаются ли они зайти к нему в тыл (именно так Ричард Уидмарк и Марти Милнер всегда брали японские дзоты), а если это так, то ему придется одного подстрелить, но полицейские по-прежнему укрывались за патрульной машиной, а Феннер и человек в синем блейзере наконец-то опомнились и бросились за зеленый седан. Чемоданчик Синего Блейзера лежал на тротуаре, словно труп какого-то небольшого животного. Он прицелился, сморщился, заранее предвкушая боль от отдачи, и выстрелил.

КРРРРРРАК! Чемоданчик разлетелся на две половины, которые устремились к небесам, развеивая по ветру множество бумаг. Он выстрелил снова – на этот раз в правое переднее колесо седана. Шина лопнула. Один из укрывшихся за седаном людей издал жалобный крик ужаса.

Он выглянул и бросил взгляд на патрульную машину. Передняя левая дверь была открыта. Полицейский в темных очках что-то передавал по рации. Вскоре все приглашенные съедутся на вечеринку. Они разделят его на части, и каждый, кто хочет, получит кусок, и больше не о чем будет беспокоиться. Он почувствовал облегчение – горькое, как алоэ. Что бы это ни было, какая бы смертельная болезнь ни загнала его сюда, на последнюю развилку высокого дерева, он уже был не один, плачущий в одиночку несчастный сумасшедший. Теперь он вышел на большую дорогу безумия. Вскоре они превратят его в безобидный заголовок: ХРУПКОЕ ПЕРЕМИРИЕ НА КРЕСТОЛЛИН ПОКА ЕЩЕ ДЕРЖИТСЯ.

Он положил винтовку и пополз через гостиную на четвереньках, стараясь не порезаться об осколки стекла, выпавшего из разлетевшейся рамы. Он взял маленькую подушку и пополз назад. Высунувшись, он увидел, что полицейский уже выбрался из машины.

Он взял «Магнум» и послал два выстрела над капотом патрульной машины. Кольт своенравно вырывался из его руки, но с такой отдачей вполне можно было справиться. Плечо болело, как гнилой зуб.

Один из полицейских – тот, что был без очков – выскочил над багажником с пистолетом в руке, и он выстрелил в заднее окно патрульной машины. Стекло покрылось сумасшедшим лабиринтом трещин. Полицейский нырнул обратно, так и не успев выстрелить.

– Стойте! – заорал Феннер. – Дайте я с ним поговорю!

– Давай, – сказал один из полицейских.

– Доуз! – закричал Феннер суровым голосом, похожим на голос следователя из последней серии фильма с Джимми Кегни. Полицейские прожектора безостановочно шарят по фасаду гнусной трущобы, где засел Бешеный Пес Доуз, сжимая по дымящемуся кольту в каждой руке. Бешеный Пес свернулся калачиком за перевернутым мягким креслом и рычит. Одет он в полосатую рубашку с короткими рукавами. – Эй, Доуз, ты слышишь меня? Отзовись!

Бешеный Пес, лицо которого искажено непокорной злобой и залито потом, кричит:

– Попробуйте взять меня живым, грязные легавые! – Он выскочил из-за кресла и расстрелял весь свой кольт по зеленому седану, оставив в боку рваный ряд дыр.

– Господи, – воскликнул кто-то. – Господи, да он же сумасшедший!

– Доуз! – снова завопил Феннер.

– Вы никогда не возьмете меня живым! – закричал он, опьяненный всеобъемлющим ликованием. – Вы – грязные крысы. Вы застрелили моего братишку! Я вам отомщу! Много ублюдков отправится прямиком в ад, прежде чем вы до меня доберетесь! – Дрожащими руками он перезарядил «Магнум» и доложил недостающие патроны в магазин «Уэзерби».

– Доуз! – продолжал вопить Феннер. – Как насчет того, чтобы заключить сделку?

– А как насчет того, чтобы отведать горячего свинца, ты, говнюк гребаный? – крикнул он Феннеру, но взгляд его в это время был направлен на патрульную машину, и когда полицейский в темных очках украдкой выглянул из-за капота, двумя выстрелами он загнал его обратно в убежище. Одна из пуль попала в окно дома Куиннов на противоположной стороне улицы.

– Доуз, – вопил Феннер, упиваясь значительностью собственной роли.

– Да заткнись же ты, наконец! – крикнул ему один из полицейских. – Ты ведь его только раззадориваешь.

Феннер растерянно замолчал, и в наступившей тишине послышался звук сирен, вначале отдаленный, а потом все более и более громкий. Он положил «Магнум» и взял винтовку. Период радостного помешательства закончился. Он чувствовал себя разбитым, все тело болело, кишечник был переполнен.

Господи, только бы побыстрее приехали телевизионщики со своими камерами, взмолился он.

Когда первая полицейская машина с визгом и хорошо рассчитанным шиком завернула за угол, совсем как в фильме «Французский связной», он был готов к этому.

Он сделал два выстрела поверх патрульной машины, чтобы припугнуть засевших там полицейских, а потом тщательно прицелился в хромированную решетку и медленно надавил на курок, словно умудренный опытом ветеран в исполнении Ричарда Уидмарка. Решетка взорвалась, капот отлетел вверх, автомобиль вильнул, въехал на обочину и врезался в дерево ярдах в сорока от дома. Дверцы распахнулись, и оттуда высыпались четверо озадаченных полицейских с пистолетами наголо. Двое из них столкнулись. Потом полицейские за первой патрульной машиной (его полицейские – так он думал о них, видя в них уже нечто вроде своей собственности) открыли огонь, и он нырнул за кресло, спасаясь от жужжащих над головой пуль. Он несколько раз выстрелил в ответ и заметил, что две его пули продырявили новую алюминиевую обшивку на заборе Уилбура (интересно, компенсировал ли Городской Совет ее стоимость?). Он слышал, как пули вонзались в его собственный дом – прямо под окном и по обе стороны от него. Одна попала в раму, и щепки брызнули ему в лицо. Было семнадцать минут одиннадцатого. Теперь они попытаются зайти к нему в тыл.

Он высунул голову, так как это было просто необходимо, и пуля прожужжала совсем рядом с его правым ухом. Еще две патрульных машины с включенными сиренами и мигалками приближались с другого конца улицы Крестоллин. Двое полицейских из потерпевшей аварию машины попытались перелезть через забор Аполингеров. Он выстрелил по ним трижды – не чтобы попасть, а чтобы заставить их ретироваться обратно к машине. Так они и поступили. На улицу обрушился целый дождь щепок.

Две новых патрульных машины встали нос к носу буквой «V», перегородив улицу возле дома Хобарта. Полицейские сгрудились в вершине образовавшегося угла. Один из них разговаривал по рации с полицейским из машины, врезавшейся в дерево. Мгновение спустя новоприбывшие открыли по дому ураганный огонь, и ему снова пришлось укрыться. Пули попадали в парадную дверь, в фасад и вокруг окна, из которого он вел огонь. Зеркало в холле взорвалось россыпью бриллиантов. Пуля пробила покрывало на телевизоре, и оно исполнило краткий, но темпераментный танец.

Он прополз на четвереньках в другой конец гостиной и выпрямился у небольшого окна за телевизором. Оттуда он мог наблюдать за всем двором Аполингера. Двое полицейских снова пытались осуществить обходной маневр. У одного из них носом текла кровь.

Фредди, может случиться так, что мне придется убить одного из них, чтобы заставить их остановиться.

Не делай этого, Джордж. Прошу тебя, не надо.

Рукояткой «Магнума» он разбил стекло, порезав при этом руку. Они оглянулись на шум, заметили его и открыли огонь. Он не стал прятаться и открыл ответный огонь. В любой момент пуля могла снести ему макушку черепа. Трудно сказать, сколько продолжалась перестрелка, но неожиданно один из полицейских схватился за предплечье и закричал. Потом он уронил свой пистолет, словно ребенок, уставший от этой глупой игры, и стал приплясывать на месте от боли. Его товарищ обнял его одной рукой, и вместе они побежали обратно к машине.

Он снова встал на четвереньки, подполз к перевернутому креслу и выглянул на улицу. Еще две патрульных машины приближались с разных концов улицы. Они остановились на противоположной стороне возле дома Куиннов. Из них выскочили восемь полицейских и тут же укрылись за патрульной машиной с пробитым колесом и зеленым седаном.

Он снова спрятался за креслом и пополз в холл. Град пуль непрерывно осыпал дом. Он знал, что было бы лучше взять винтовку и подняться наверх – там у него была бы более выгодная позиция, и, возможно, он сумел бы выкурить их из-за машин и заставить укрыться в домах на противоположной стороне улицы. Но он не мог позволить себе отойти так далеко от запального шнура и аккумулятора. Телевизионщики могли появиться в любую минуту.

Парадная дверь была как решето. Слой темно-коричневого лака отлетел вместе со щепками, и из-под него показалась необработанная древесина. Он прополз в кухню. Все окна там были разбиты, линолеум был усыпан осколками. Шальная пуля сбила кофейник с плиты, и он лежал на полу в растекшейся луже коричневой гущи. Мгновение он выжидал под окном, а потом вскочил и опустошил свой кольт в запаркованные буквой «V» машины. Немедленно вся мощь обстрела сконцентрировалась на кухне. Две дырки появились в белой эмали холодильника, а одна из пуль попала в бутылку «Южного Утешения». Она взорвалась, брызнув во все стороны стеклом и южным радушием.

Когда он полз обратно в гостиную, ему показалось, что пчела ужалила его в бедро как раз под ягодицей. Он хлопнул рукой по бедру, чтобы убить ее. Когда он посмотрел на руку, выяснилось, что пальцы его в крови.

Он лег за креслом и перезарядил «Магнум». Потом перезарядил «Уэзерби». Высунул голову из-за кресла и мгновенно нырнул назад, едва успев укрыться от яростного града пуль. Пули попадали в диван, в стену, в телевизор. Покрывало исполняло безостановочный танец. Снова высунулся и несколько раз выстрелил по патрульным машинам, запаркованным на противоположной стороне улицы. Выбил одно окно. И увидел… В начале улицы появились белый микроавтобус и фордовский фургон для аппаратуры. На боках у обеих машин были синие надписи:

НОВОСТИ

WHLM

КАНАЛ 9

Тяжело дыша, он снова подполз к окну, выходившему на внутренний двор Аполингеров. Телевизионщики медленно и неуверенно ехали вперед. Неожиданно из-за спины у них вынырнула новая патрульная машина и, затормозив так, что шины задымились, перегородила им путь. Из заднего окна высунулась рука в синем и принялась отмахиваться от телевизионщиков, словно от назойливых мух.

Пуля срикошетила от подоконника и влетела в комнату.

Сжимая «Магнум» в окровавленной правой руке, он подполз к креслу и закричал:

– Феннер!

Огонь стал чуть менее интенсивным.

– Феннер! – закричал он снова.

– Подождите! – раздался крик Феннера. – Не стреляйте! Подождите минутку!

Раздалось несколько отдельных выстрелов, а потом все смолкло.

– Что тебе нужно? – крикнул Феннер.

– Телевизионщики! Их заблокировали в самом начале улицы. Я хочу с ними поговорить.

Последовала долгая, задумчивая пауза.

– Нет! – завопил, наконец, Феннер.

– Если мне дадут с ними поговорить, я прекращу стрельбу! – Что ж, в этом он их не обманывает. Он посмотрел на аккумулятор.

– Нет! – снова завопил Феннер.

Ублюдок! – подумал он в отчаянии. – Неужели же это так важно для тебя? Для тебя, для Орднера и для всей прочей бюрократической мрази?

Снова начался обстрел – сперва неуверенно, потом – постепенно набирая силу. Неожиданно глазам его предстало невероятное зрелище: человек в клетчатой рубашке и голубых джинсах бежал по тротуару, сжимая в руках портативную камеру.

– Я все слышал! – кричал человек в клетчатой рубашке. – Я слышал каждое слово! Я выясню, как тебя зовут, парень! Он предложил прекратить стрельбу, а ты… Полицейский ударил его дубинкой, и человек в клетчатой рубашке свалился на тротуар. Его камера отлетела в водосточный желоб, и мгновение спустя три пули превратили ее в кучку сверкающего мусора. Бобина не отснятой пленки лениво раскручивалась из останков. Потом огонь снова смолк.

– Феннер, дай им установить камеры! – закричал он. Голос его звучал хрипло, надсадно, горло его болело, все тело было разбито. Острая, пульсирующая боль стала подниматься от бедра вверх.

– Сначала выходи! – закричал Феннер в ответ. – Мы позволим тебе выступить перед камерой!

Красная волна ненависти захлестнула его, когда он услышал эту откровенную ложь. – ЧЕРТ ВОЗЬМИ! У МЕНЯ ЗДЕСЬ БОЛЬШАЯ ПУШКА, И ЕСЛИ Я НАЧНУ ПАЛИТЬ ПО БЕНЗОБАКАМ, ТО ПОЛУЧИТСЯ НЕПЛОХОЕ БАРБЕКЬЮ, ПОНЯЛ ТЫ, ПИДОР ГНОЙНЫЙ?

Потрясенное молчание.

Потом раздался осторожный голос Феннера:

– Что ты хочешь?

– Пришлите мне того парня, которого двинули дубинкой, и позвольте телевизионщикам поставить камеры.

– Ну, уж нет! Мы не собираемся дать тебе в руки заложника, чтобы ты потом шантажировал нас еще бог знает сколько времени!

Один из полицейских подбежал к осевшему на один бок седану и скрылся за ним. Очевидно, там состоялось какое-то краткое совещание.

Раздался другой голос:

– Парень, за твоим домом – тридцать человек. Все они вооружены. Если ты не выйдешь, я отдам им приказ идти на штурм!

Настало время предъявить свои козыри. – Не советую. Весь дом начинен взрывчаткой. Посмотрите сюда!

Он выставил над креслом красный зажим соединительного провода.

– Видите?

– Ты блефуешь! – уверенно прокричал голос.

– Если я подсоединю этот зажим к клемме аккумулятора, который стоит рядом со мной на полу, всем нам придет конец!

Молчание. Еще одно совещание.

– Эй! – закричал кто-то. – Эй! Ведите сюда этого парня! – Он высунулся из-за кресла и увидел человека в джинсах и клетчатой рубашке, который шел по улице без всякого прикрытия, гордо подняв голову. То ли он был так героически предан профессии, то ли просто сошел с ума. У него были длинные черные волосы, доходившие почти до плеч, и тоненькие темные усики.

Двое полицейских решили было перезарядить оружие под прикрытием составленных буквой «V» машин, но передумали, когда он выстрелил поверх их голов. – Господи, ну и вляпались мы в историю! – воскликнул кто-то в досаде.

Человек в клетчатой рубашке шел по лужайке, взбивая ногами маленькие фонтанчики снежной пыли. Что-то прожужжало мимо уха, потом раздался звук выстрела, и он обнаружил, что забыл спрятаться в укрытие. Он услышал, как повернулась ручка входной двери. Убедившись, что она заперта, молодой человек постучал.

Он пополз по полу, усыпанному цементом и штукатуркой, выбитыми из стен. Правая нога болела, как старая ведьма, и когда он посмотрел на нее, обнаружилось, что штанина от бедра и до колена пропитана кровью. Он повернул замок и отодвинул засов. – Давай! – сказал он, и человек в клетчатой рубашке юркнул внутрь.

Он задыхался, но лицо его не показалось ему испуганным. На щеке у него была ссадина от полицейской дубинки, левый рукав был разодран. Впустив человека в клетчатой рубашке, он пополз обратно в гостиную, взял винтовку, выставил ее над креслом и сделал наугад два выстрела. Потом он обернулся. Человек в клетчатой рубашке стоял в дверном проеме. Вид у него был невероятно спокойным. Из кармана он достал большой блокнот.

– Ладно, парень, – сказал он. – Выкладывай, что тут за дерьмо.

– Как тебя зовут?

– Дейв Алберт.

– В автобусе есть оборудование?

– Да.

– Подойди к окну. Скажи полиции, чтобы они позволили съемочной группе установить камеру на лужайке у Куиннов. Это дом напротив. Скажи, что если через пять минут этого не произойдет, то у тебя начнутся большие проблемы.

– Вот как?

– Будь уверен.

Алберт засмеялся. – Ты не похож на человека, который собирается меня убить, парень.

– Скажи им.

Алберт подошел к разбитому окну и выдержал секундную паузу, без сомнения, наслаждаясь моментом.

– Он требует, чтобы моя съемочная группа поставила камеру на другой стороне улицы! – закричал он. – Если это не будет сделано, он говорит, что убьет меня!

– Нет! – яростно завопил Феннер. – Нет, нет и еще раз…

Кто-то заткнул ему рот. Секундная пауза.

– Хорошо! – Это был голос человека, обвинившего его в блефе. – Ты позволишь двум нашим людям пойти и привести их сюда?

Он кивнул вопросительно обернувшемуся репортеру.

– Да! – крикнул Алберт.

После некоторой паузы двое полицейских неуверенно двинулись туда, где стоял автобус телевизионщиков. Двигатель его самодовольно мурлыкал. Тем временем подъехало еще две патрульных машины. Отклонившись вправо, он увидел, что другой конец Крестоллин тоже перегорожен. Большая толпа стояла за желтыми барьерами.

– Ладно, – сказал Алберт, садясь. – У нас есть минутка. Что тебе нужно? Самолет?

– Самолет? – недоумевающе повторил он. Алберт взмахнул руками. – Чтобы улететь, парень. Ууууулететь куда-нибудь.

– Ax, вот ты о чем. – Он кивнул головой, чтобы показать, что понял смысл вопроса. – Нет, мне не нужен самолет.

– Чего же ты хочешь?

– Я хочу, – сказал он, тщательно подбирая слова, – чтобы мне опять было двадцать лет и чтобы я мог заново прожить свою жизнь немного по-другому. – Он увидел недоумение в глазах Алберта и быстро добавил:

– Я знаю, что это невозможно. Конечно, я сумасшедший, но не до такой степени.

– Ты ранен.

– Да.

– Ты сказал правду об этой штуке? – Он указал на запальный шнур и аккумулятор.

– Да. Провод идет во все комнаты. И в гараж тоже.

– Где ты взял взрывчатку? – Тон Алберта был – вполне дружеским, но в глазах была внимательная настороженность.

– Нашел в рождественском чулке. Он засмеялся. – Что ж, неплохо. Я использую эту фразу в сюжете.

– Прекрасно. Когда выйдешь отсюда, скажи полицейским, что лучше им отойти от дома подальше.

– Ты собираешься взорвать себя? – спросил Алберт. В голосе его звучал интерес, только интерес и ничего больше.

– Я думаю над этой возможностью.

– Знаешь что, парень, ты, по-моему, просто фильмов насмотрелся.

– В последние время я не слишком часто ходил в кино. Правда, я посмотрел «Изгоняющего дьявола». Теперь жалею. Как там дела у твоей съемочной группы?

Алберт выглянул из окна. – Неплохо. У нас есть еще одна минутка. Твоя фамилия Доуз?

– Это они тебе сказали?

Алберт презрительно рассмеялся. – Они мне ничего не сказали бы, даже если бы я умирал от рака. Я прочел табличку под дверным колокольчиком. А ты мог бы ответить мне на вопрос, зачем ты все это делаешь?

– Могу. Это из-за дорожных работ.

– Новый участок 784-й автострады? – Глаза Алберта блеснули. Он начал что-то записывать в своем блокноте.

– Да.

– Они отобрали у тебя дом?

– Они попытались. Я возьму его с собой. Алберт записал его ответ, захлопнул блокнот и запихнул его в задний карман джинсов. – Это очень глупо, мистер Доуз. Вы не возражаете, что я так говорю? Почему бы вам не выйти отсюда вместе со мной?

– У тебя эксклюзивный материал, – сказал он устало. – Какие награды вам там присуждают, Пулитцеровскую премию?

– Я б не отказался. – Он весело улыбнулся, а потом снова посерьезнел. – Пошли, мистер Доуз. Выходи со мной. Я позабочусь о том, чтобы люди узнали о твоей позиции.

– У меня нет никакой позиции.

Алберт нахмурился. – Как это понимать?

– У меня нет позиции. Именно поэтому я так и поступаю. – Он высунулся из-за кресла и встретился с глазом кинокамеры, установленной на штативе посреди заснеженной лужайки Куиннов. – А теперь иди. Скажи, чтобы убирались подальше.

– Ты действительно собрался все взорвать?

– Не знаю.

Алберт подошел к двери, но в последний момент обернулся. – Мы где-нибудь встречались? Мне постоянно кажется, что я тебя уже где-то видел.

Он покачал головой. Он думал, что видит Алберта в первый раз в жизни.