Литература. 6 класс. Часть 1 Курдюмова Тамара

Сергей Тимофеевич Аксаков родился в старинной дворянской семье. Детство провел в Уфе и в родовом имении Ново-Аксаково Оренбургской губернии. Учился в Казани, сначала в гимназии, затем в университете. Аксаков жил в Петербурге, Москве и в подмосковной усадьбе Абрамцево (сейчас там литературно-художественный музей). Служил в Комиссии по составлению законов и Московском цензурном комитете.

В памяти потомков Аксаков останется как переводчик, театральный и литературный критик и прежде всего самобытный писатель.

В 1834 году был опубликован очерк «Буран», который считают предвестием автобиографичской прозы Аксакова. Затем были созданы «Записки об уженье рыбы», «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии» и «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах». Так создалась своеобразная «охотничья» трилогия, в которой писатель сочетал «дельные охотничьи заметки и наблюдения, живописные картины природы, интересные анекдоты и поэзию», как отмечал Н. А. Некрасов.

Главное место в творчестве С. Т. Аксакова занимают автобиографические произведения – «Семейная хроника» и «Детские годы Багрова-внука».

Детские годы Багрова-внука (Фрагмент)

(С. Т. Аксаков)

При первом удобном случае начал я читать арабские сказки, надолго овладевшие моим горячим воображеньем. Все сказки мне нравились; я не знал, которой отдать преимущество! Они возбуждали мое детское любопытство, приводили в изумление неожиданностью диковинных приключений, воспламеняли мои собственные фантазии. Гении, заключенные то в колодезе, то в глиняном сосуде, люди, превращенные в животных, очарованные рыбы, черная собака, которую сечет прекрасная Зобеида и потом со слезами обнимает и целует… сколько загадочных чудес, при чтении которых дух занимался в груди! С какою жадностью, с каким ненасытным любопытством читал я эти сказки, и в то же время я знал, что все это выдумка, настоящая сказка, что этого нет на свете и быть не может. Где же скрывается тайна такого очарования? Я думаю, что она заключается в страсти к чудесному, которая более или менее врождена всем детям и которая у меня исключительно не обуздывалась рассудком. Мало того, что я сам читал по обыкновению с увлеченьем и с восторгом, – я потом рассказывал сестрице и тетушке читанное мной с таким горячим одушевлением и, можно сказать, самозабвением, что, сам того не примечая, дополнял рассказы Шехеразады многими подробностями своего изобретенья и говорил обо всем, мною читанном, точно как будто сам тут был и сам все видел. Возбудив вниманье и любопытство моих слушательниц и удовлетворяя их желанью, я стал перечитывать им вслух арабские сказки – и добавления моей собственной фантазии были замечены и обнаружены тетушкой и подтверждены сестрицей. Тетушка часто останавливала меня, говоря: «А как же тут нет того, что ты нам рассказывал? стало быть, ты все это от себя выдумал? Смотри, пожалуй, какой ты хвастун! тебе верить нельзя». – Такой приговор очень меня озадачил и заставил задуматься. Я был тогда очень правдивый мальчик и терпеть не мог лжи; а здесь я сам видел, что точно прилгал много на Шехеразаду. Я сам был удивлен, не находя в книге того, что, казалось мне, я читал в ней и что совершенно утвердилось в моей голове. Я стал осторожнее и наблюдал за собой, покуда не разгорячался; в горячности же я забывал все, и мое пылкое воображение вступало в безграничные свои права.

1. Почему все сказки «Тысячи и одной ночи» нравились Сереже?

2. Какие «загадочные чудеса» его особенно привлекали? Назовите некоторые из них.

1. Как Сережа пересказывал эти сказки своим родным? Что он особенно подчеркивал в своих пересказах?

2. Почему, когда он стал читать эти сказки вслух, тетушка и сестрица заметили их отличие от его пересказов?

1. В чем, как кажется автору, «тайна очарования» этих волшебных сказок?

2. Как вы объясните, почему Сережа, «сам того не примечая, дополнял рассказы Шехеразады многими подробностями своего изобретения»?

3. Сережа «говорил обо всем… точно как будто сам тут был и сам все видел». Бывает ли и с вами такое состояние при пересказе интересной книги?

Герой литературного произведения как читатель

Каждый писатель, конечно, бывает активным читателем. Бывает и так, что мы узнаем о чтении писателя, когда знакомимся с его дневниками. Так Лев Толстой, вспоминая о своем детском чтении, составил списки произведений, которые оказали на него самое большое влияние. Первый список касается возраста до 14 лет.

С. Т. Аксаков, как вы теперь знаете, рассказывает о своем детском чтении в автобиографическом произведении «Детские годы Багрова-внука». Но мы часто встречаемся с литературными героями-читателями и в книгах о вымышленных героях. Наверное, у вас нет сомнений, что Том Сойер прочел много книг, которые помогали его буйной фантазии, и в том, что Аня попала в Страну чудес прежде всего потому, что была увлеченной читательницей.

Вспоминая литературных героев-читателей, вы замечаете за ними способность, которую с таким удивлением описал Сережа Багров – он стремился дополнять рассказы автора «многими подробностями своего изобретения». Тетушка и сестричка очень стыдили его за это и называли хвастуном, да и сам Сережа был удивлен этим обстоятельством, зная точно, что «был тогда очень правдивый мальчик и терпеть не мог лжи». Но даже тщательное наблюдение за собой ему не помогало. Он так пишет об этом состоянии: «Я стал осторожнее и наблюдал за собой, покуда не разгорячался; в горячности же я забывал все, и мое пылкое воображение вступало в безграничные свои права». Так мы узнаем, каким читателем был литературный герой. Наблюдения за тем, как читают литературные герои, помогут отточить ваше собственное мастерство читателя.

1. Припомните «Правила для читателя». Как они помогают вам организовать собственное чтение?

2. Назовите таких литературных героев, которым вы хотели бы подражать в своем чтении.

1. Дайте характеристику Сережи Багрова как читателя.

2. Оцените Аню в Стране чудес как читательницу.

1. Расскажите о том, каким вы представляете себе идеального читателя.

2. Как вы считаете, способность добавлять свои выдумки к тому, что вы прочли в книге, – это достоинство или недостаток читателя?

Буран

(С. Т. Аксаков)

Ни облака на туманном беловатом небе, ни малейшего ветра на снежных равнинах. Красное, но неясное солнце своротило с невысокого полдня к недалекому закату. Жестокий крещенский мороз сковал природу, сжимал, палил, жег все живое. Но человек улаживается с яростью стихий; русский мужик не боится мороза.

Небольшой обоз тянулся по узенькой, как ход крестьянских саней, проселочной неторной дорожке, или, лучше сказать, – следу, будто недавно проложенному по необозримым снежным пустыням. Пронзительно, противно для непривычного уха скрипели, визжали полозья. Одетые в дубленые полушубки, тулупы и серые суконные зипуны, нахлобученные башкирскими глухими малахаями, весело бежали мужики за своими возами. Запушенные инеем, обмерзшие ледяными сосульками, едва разевая рты, из которых белый дым вылетал, как из пушки при выстреле, и не скоро расходился, – они шутили, припрыгивали, боролись, толкали, будто невзначай, друг друга с узенькой тропинки в глубокий сугроб; столкнутый долго барахтался и не скоро вылезал из мягкого снегового пуха на твердую дорогу. Тут-то сыпались русские остроты, по природе русского человека, всегда одетые в фигуру иронии. «Не больно болтай, – говорил один другому, – язык обожжешь: вишь зной какой, так и палит!» – «Шути, шути, – отвечал другой, – самого-то цыганский пот прошибает!» Все хохотали. Так греются на морозе дух и тело русского мужичка.

Подвигаясь скорым шагом, а под изволок и рысью, обоз поднялся на возвышение и въехал в березовую рощу – единственный лесок на большом степном пространстве. Чудное, печальное зрелище представляла бедная роща! Как будто ураган или громовые удары тешились над нею долгое время: так все было исковеркано. Молодые деревья, согнутые в разновидные дуги, увязили гибкие вершины свои в сугробах и как будто силились вытащить их. Деревья постарее, пополам изломанные, торчали высокими пнями, а иные, разодранные надвое, лежали, развалясь на обе стороны. «Что за чертовщина! – сказал молодой мужик, – какой леший исковеркал березник?» – «Не леший, а иней, – отвечал старик, – глядь-ка, сколько его нальнуло к сучьям… тяга смертная! Ведь под инеем-то лед, толщиной в руку, и все к одной стороне, все к полуночи. Это бывает после оттепелей, случается не каждый год и вещует урожай: хлеба будет вволю». – «Да куда с ним деваться?..» – подхватил молодой крестьянин и хотел продолжать, но старик, с некоторого времени внимательно озиравшийся на все стороны, с прищуренным глазом припадавший к дороге, сурово крикнул: «Полно калякать, ребята. До умета[6] далеко, ночь близка, дело негоже. Бери вожжи, садись погоняй лошадей!..» Безмолвно повиновались строгому голосу старика, умудренного годами опытов, проницательный взор которого провидел в ясности тьму, в тишине бурю. Все струсили, хотя ничего страшного не видали. Проворно повскакали на воза, крикнули, тронули вожжами мочальные оброти[7] невзнузданных лошадей, и обоз, выбравшись из рощи на покатую равнину, побежал шибкою рысью.

Все по-прежнему казалось ясно на небе и тихо на земле. Солнце склонялось к западу и, косыми лучами скользя по необозримым громадам снегов, одевало их бриллиантовой корою, а изуродованная налипнувшим инеем роща, в снеговом и ледяном своем уборе, представляла издали чудные и разновидные обелиски, осыпанные также алмазным блеском. Все было великолепно… Но стаи тетеревов вылетали с шумом из любимой рощи искать себе ночлега на высоких и открытых местах; но лошади храпели, фыркали, ржали и как будто о чем-то перекликались между собою; но беловатое облако, как голова огромного зверя, выплывало на восточном горизонте неба; но едва заметный, хотя и резкий, ветерок потянул с востока к западу – и, наклонясь к земле, можно было заметить, как все необозримое пространство снеговых полей бежало легкими струйками, текло, шипело каким-то змеиным шипеньем, тихим, но страшным! Знакомые с бедою обозы знали роковые приметы, торопились доезжать до деревень или уметов, сворачивали в сторону в ближнюю деревню с прямой дороги, если ночлег был далеко, и не решались на новый переезд даже немногих верст. Но горе неопытным, запоздавшим в таких безлюдных и пустых местах, где нередко, проезжая целые десятки верст, не встретишь жилья человеческого!

В таком именно положении находился незадолго перед сим веселый обоз, состоявший из осьмнадцати подвод и десятерых возчиков. Они ехали с хлебом в Оренбург, где надеялись, продав свои деревенские избытки хотя недорогой ценою, взять из Илецкой Защиты каменной соли, которую иногда удается сбывать весьма выгодно на соседних базарах, если по распутице мало бывает подвозу. Они выезжали на большую Оренбургскую дорогу, перебивая поперек так называемый Общий Сырт, плоское возвышение, которое тянется к Яику, нынешнему Уральску, и по которому лежит известная яицкая казачья дорога. Хотя опытный старик приметил грозу заблаговременно, но переезд был длинен, лошади тощи, на кормежке обоз позамешкался, и беда пришла неминучая…

Быстро поднималось и росло белое облако с востока, и когда скрылись за горой последние бледные лучи закатившегося солнца – уже огромная снеговая туча заволокла большую половину неба и посыпала из себя мелкий снежный прах; уже закипели степи снегов; уже в обыкновенном шуме ветра слышался иногда как будто отдаленный плач младенца, а иногда вой голодного волка. «Поздно, ребята! – закричал старик. – Стой! нечего гнать и мучить понапрасну лошадей. Поедем шагом. Если не собьемся с дороги, авось Бог помилует. Петрович, – сказал он, оборотясь к высокому плотному мужику, также немолодому, – поезжай сзади: твой гнедко хоть не боек, зато нестомчив, не отстанет, да и ты не задремлешь. Гляди в оба, чтобы кто не отстал да в сторону по дровяной или сенной дороге не отбился, а я поеду передовым!» С большим трудом перетащили стариков воз вперед, а лошадь Петровича, столкнув с дороги в сторону, объехали, потом вытащили ее из сугроба, и Петрович стал задним. Старик снял рысий малахай[8], выменянный у башкирского кантонного[9] старшины на жирную молодую лошадь, в осеннюю гололедицу переломившую ногу, помолился Богу и, сев на воз: «ну, серко! – сказал хотя невеселым, но твердым голосом, – выручал ты меня не один раз, послужи и теперь, не сшибись с дороги…» – и обоз поехал шагом.

Снеговая белая туча, огромная, как небо, обтянула весь горизонт и последний свет красной, погорелой вечерней зари быстро задернула густою пеленою. Вдруг настала ночь… наступил буран со всей яростью, со всеми своими ужасами. Разыгрался пустынный ветер на приволье, взрыл снеговые степи, как пух лебяжий, вскинул их до небес… Все одел белый мрак, непроницаемый, как мрак самой темной осенней ночи! Все слилось, все смешалось: земля, воздух, небо превратились в пучину кипящего снежного праха, который слепил глаза, занимал дыханье, ревел, свистал, выл, стонал, бил, трепал, вертел со всех сторон, сверху и снизу, обвивался, как змей, и душил все, что ему ни попадалось.

Сердце падает у самого неробкого человека, кровь стынет, останавливается от страха, а не от холода, ибо стужа во время буранов значительно уменьшается. Так ужасен вид возмущения зимней северной природы. Человек теряет память, присутствие духа, безумеет… и вот причина гибели многих несчастных жертв.

Долго тащился наш обоз с своими двадцатипудовыми возами. Дорогу заносило, лошади беспрестанно оступались. Люди по большей части шли пешком, увязали по колено в снегу; наконец, все выбились из сил; многие лошади пристали. Старик видел это, и хотя его серко, которому было всех труднее, ибо он первый прокладывал след, еще бодро вытаскивал ноги, старик остановил обоз. «Други, – сказал он, скликнув к себе всех мужиков, – делать нечего. Надо отдаться на волю Божью; надо здесь ночевать. Составим возы и распряженных лошадей вместе, кружком. Оглобли свяжем и поднимем вверх, оболочем их кошмами[10], сядем под ними, как под шалашом, да и станем дожидаться свету Божьего и добрых людей. Авось не все замерзнем!»

Совет был странен и страшен; но в нем заключалось единственное средство к спасенью. По несчастью, в обозе были люди молодые, неопытные. Один из них, у которого лошадь менее других пристала, не захотел послушаться старика. «Полно, дедушка! – сказал он. – Серко-то у тебя стал, так и нам околевать с тобой? ты уже пожил на белом свету, тебе все равно; а нам еще пожить хочется. До умета верст семь, больше не будет. Поедем, ребята! Пусть дедушка останется с теми, у кого лошади совсем стали. Завтра, Бог даст, будем живы, воротимся сюда и откопаем их». Напрасно говорил старик, напрасно доказывал, что серко истомился менее других; напрасно поддерживал его Петрович и еще двое из мужиков: шестеро остальных на двенадцати подводах пустились далее.

Буран свирепел час от часу. Бушевал всю ночь и весь следующий день, так что не было никакой езды. Глубокие овраги делались высокими буграми… Наконец, стало понемногу затихать волнение снежного океана, которое и тогда еще продолжается, когда небо уже блестит безоблачной синевою. Прошла еще ночь. Утих буйный ветер, улеглись снега. Степи представляли вид бурного моря, внезапно оледеневшего… Выкатилось солнце на ясный небосклон; заиграли лучи его на волнистых снегах. Тронулись переждавшие буран обозы и всякие проезжие.

По самой этой дороге возвращался обоз порожняком из Оренбурга. Вдруг передний наехал на концы оглобель, торчащих из снега, около которых намело снеговой шиш, похожий на стог сена или на копну хлеба. Мужики стали разглядывать и приметили, что легкий пар повевал из снега около оглобель. Они смекнули делом; принялись отрывать чем ни попало и отрыли старика, Петровича и двоих их товарищей: все они находились в сонном, беспамятном состоянии, подобном состоянию сурков, спящих зиму в норах своих. Снег около них обтаял, и у них было тепло в сравнении с воздушной температурой. Их вытащили, положили в сани и воротились в умет, который точно был недалеко. Свежий, морозный воздух разбудил их; они стали двигаться, раскрыли глаза, но все еще были без памяти, как бы одурелые, без всякого сознания. В умете, не внося в теплую избу, растерли их снегом, дали выпить вина и потом уложили спать на полати. Проспавшись настоящим сном, они пришли в чувство и остались живы и здоровы.

Шестеро смельчаков, или, лучше сказать, глупцов, послушавшихся молодого удальца, вероятно, скоро сбились с дороги, по обыкновению принялись ее отыскивать, пробуя ногами, не попадется ли в мягком снегу жесткая полоса, разбрелись в разные стороны, выбились из сил – и все замерзли. Весною отыскали тела несчастных в разнообразных положениях. Один из них сидел, прислонясь к забору того самого умета…

1. Как изображен зимний день в Оренбургской степи? Дайте его описание.

2. Что помогает представить силу зимнего мороза в описаниях степной дороги и березовой рощи?

1. Почему зимняя степь предстает не как спокойное описание картины природы, а как рассказ о схватке человека с суровой природой?

2. Как удается автору заставить нас понять, что приближается буран?

3. Проследите за изменением описания снеговой тучи.

1. Опишите буран, стараясь сохранить все детали, которые Аксаков использовал в своем рассказе.

2. Подготовьте выразительное чтение и выучите наизусть описание самых грозных моментов бурана.

Пейзаж. Мир природы вокруг нас

Стоит вспомнить о любом времени года, как на память нам приходят знакомые с дошкольного детства строки стихов. Будь это весна или осень, лето или зима, сразу же вспоминаются стихотворные строки и помогают нарисовать знакомую картину.

Знаем мы и о пристрастиях писателей. Так, мы знаем, что Пушкин очень любил осень, а Есенин – весну. И конечно, мы всегда замечаем такие пристрастия авторов при чтении.

В книгах, которые мы читаем, встречая героев и наблюдая за событиями их жизни, мы часто не задумываемся, зима или лето перед нами, лес или степь, улица города или околица деревни. И все-таки мы постоянно ощущаем фон событий, видим то, что окружает героев.

Писатели часто целиком посвящают страницы своих художественных произведений изображению природы.

Стихотворение говорит о близости поэта и природы. Его четыре строфы объединены в одно предложение. Три части этого большого предложения рисуют картины природы, четвертая – убеждает нас, что мир вокруг прекрасен.

1. Посмотрите, какие картины родной природы радуют поэта? Перечислите их.

2. Как объяснить, почему 4 части стихотворения поэт объединил в одно большое предложение?

1. Какими красками нарисован мир природы?

2. Три первые строфы стихотворения начинаются со слова «когда», и только в четвертой строфе поэт говорит нам «тогда». И что же мы видим «тогда»? Что помогает поэту убедить нас в том, что мир прекрасен?

1. Как показал поэт свою любовь к родной природе и тесную связь с ней?

1. Попробуйте рассказать о грустном зимнем вечере, который мама поэта так умело превратила в воспоминание о теплом лете. Сохраните при рассказе те приемы, которые использовал поэт.

1. Какие приемы помогают почувствовать контраст между зимой и летом, грустным настроением и подсказанной мамой мечтой?

2. Какую роль играет повторение слова «позабудь» в ласковых уговорах матери?

1. Какие картины можно было бы нарисовать, читая строки этого стихотворения?

2. Что вы могли бы рассказать об отношениях матери и сына, прочитав это стихотворение?

3. Найдите рифмы в строках стихотворения. Все ли строки имеют рифмы?

4. Вспомните знакомые вам стихотворения Бунина. Какой из приемов, которыми он рисует мир окружающей природы, проявляется ярче всех других?

1. В какие цвета окрашена ночь в этом стихотворении Блока?

2. Какое настроение автора доносит до нас это стихотворение?

1. Какие беды связывает поэт с грозной зимой?

2. Как описал поэт жизнь воробышков в зимнюю пору?

1. Найдите все эпитеты, связанные с изображением воробышков. Как вы объясните то, что их так много?

1. Найдите в тексте стихотворения фольклорные приемы.

2. Сравните описание зимы у Бунина и других поэтов.

1. Какие приметы «природы суровой» назвал поэт в своем стихотворении? Назовите самые яркие из этих примет.

2. Расскажите о герое этого стихотворения.

1. Какие чувства пробуждают у поэта обыкновенные растения одуванчик и подорожник?

2. Как объясните вы суждение автора: «Чем обычней простое растенье, тем живее волнует меня…»?

1. Подготовьте краткий рассказ о «природе суровой», используя только образы одуванчика, подорожника и ромашки. Почему сразу же вам станет недоставать небосвода с его звездами?

2. Как доказать, что автор видит себя на просторах необъятной вселенной?

Способность чувствовать природу и откликаться на ее жизнь свойственна каждому человеку и житейски необходима. Так строки произведений, в которых мы встречаемся с природой, рисуют нам и счастливые и мирные мгновения и бурные и трагичные события этого могучего и независимого мира.

Описание природы в литературном произведении называется пейзажем.

Грозные явления природы часто вторгаются в судьбы людей. В своем очерке Аксаков показывает, как опасно неуменье замечать все оттенки изменений в природе. Об этом повествует судьба погибшего обоза в очерке «Буран».

Некоторые юные читатели считают такие описания неинтересными, в них они не умеют видеть связи с жизнью героев. Однако такая связь есть, даже если вы ее пока не сумели заметить. Мы все – из мира природы и это нужно постоянно чувствовать – тогда мы точнее и ярче будем воспринимать окружающий мир.

1. Вспомните строки описания любого времени года, которые быстрее всего всплывут в вашей памяти. Проверьте себя: какое время года вспомнилось первым?

2. Какие поэты создали много стихотворений о природе?

1. Вспомните приметы осени, которые описал Пушкин. Какая из них ярче всего воспроизводит это время года?

2. Какие приметы зимы более всего запомнились вам при чтении «Бурана»?

1. Рисуют ли поэты в своих пейзажных описаниях связь человека и природы? Попробуйте порассуждать на эту тему.

2. Создайте словарик из десяти слов, включающих приметы одного из времен года. Какие произведения помогли вам в составлении этого словарика?

3. Проведите конкурс на лучшего знатока стихотворений о родной природе.

4. Подготовьте концерт «Любимые времена года русских поэтов».

Читая в очередной раз басни Крылова, вы, наверное, чувствуете себя знатоками его жизни и творчества. Действительно, уже в начальных классах вы смеялись над героями крыловских басен. В прошлом году мы с вами подробно говорили о жанре басни и о самом баснописце. И приступая к чтению новых произведений Крылова, мы советуем вам вспомнить все изученное ранее.

Поведение юных героев басен поможет вам оценить собственные поступки, научит лучше понимать окружающих. Вы, конечно, помните, что авторская точка зрения высказана в морали басни.

Два мальчика

(И. А. Крылов)

1. Кто из мальчиков придумал, как достать каштаны?

2. Почему Сеня решил, что им не удастся добыть каштанов?

3. Какое решение приняли мальчики? Прав ли был Федя?

4. Как повел себя Федя, оказавшись на дереве? Почему? Как вы объясняете его поведение?

1. Как описано поведение Сени и Феди, когда они решились добыть каштаны?

2. Почему Федя так и не вспомнил о своем приятеле? Как вы это объясните?

1. Расскажите о том, как мальчики добывали каштаны сначала от лица Сени, а потом Феди. Что должно отличать эти рассказы?

2. Создайте диалог между мальчиками, используя для него тот момент, когда Федя, сытый и довольный, слез с дерева.

3. Как вы поняли мораль этой басни? Имеет ли она отношение к вашей школьной жизни?

Волк и Ягненок

(И. А. Крылов)

1. Как произошла встреча Ягненка с Волком?

2. Чем был вызван диалог Волка и Ягненка? В ответ включите слова басни.

3. Можно ли назвать этот диалог спором?

4. Чем завершились доводы Волка?

1. Каким изображен в басне Волк? Попробуйте его охарактеризовать.

2. Что отличает реплики Ягненка? Верит ли он в возможность доказать свою правоту?

1. Дайте комментарий к морали басни.

2. Кажется ли вам, что эта мораль вполне подходит для многих событий и поступков в наше время? Встречали ли вы в жизни Ягнят и Волков?

3. Устройте выставку лучших иллюстраций к басням И. А. Крылова и расскажите о самой, по вашему мнению, удачной иллюстрации.

Отец писателя происходил из древнего княжеского рода, мать была из крепостных крестьян. В. Одоевский учился в Московском благородном университетском пансионе, там он активно занимался литературной деятельностью, писал музыку, увлекался естественными науками. До сих пор интересны его статьи о композиторах Г. Берлиозе, Р. Вагнере, Ф. Листе. Известно его участие в создании Петербургской и Московской консерваторий.

Владимир Федорович Одоевский сотрудничал в пушкинском журнале «Современник» и в ряде других изданий. Ему принадлежит один из первых русских романов, изображающий будущее, – «4338 год».

Особенной популярностью пользовались его «Пестрые сказки». Полное их название: «Пестрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою». Второй столь же популярной до сих пор книгой являются «Сказки дедушки Иринея». В. Г. Белинский писал об этом герое: «Советуем, любезные дети, получше познакомиться с дедушкой Иринеем. Не бойтесь его старости… какая юная, благодатная душа у него!»

Мы присоединяемся к совету критика и предлагаем вам «Отрывки из журнала Маши».

1. Познакомьтесь с названиями «Сказок дедушки Иринея».

Серебряный рубль

Мороз Иванович

Шарманщик

Разбитый кувшин

Городок в табакерке

Анекдоты о муравьях

Бедный Гнедко

Столяр

О четырех глухих

Червячок

Житель Афонской горы

Сиротинка

Отрывки из журнала Маши

Два дерева

Какие из этих сказок вам знакомы? О каких можно уже по заглавию сказать, что это сказки? Все ли из этих произведений сказки? Чтобы абсолютно правильно ответить на этот вопрос, нужно их прочитать.

2. Прочитайте фрагмент из «Анекдотов о муравьях».

«Как известно, главное занятие муравьев – это запасти себе в продолжение лета пищу на зиму. Я думаю, всем моим читателям известно, что муравьи прячут в земле собранные ими зерна ночью, а днем выносят их сушить на солнце. Если когда-нибудь вы обращали внимание на муравейник, то, верно, замечали вокруг него небольшие кучки зерен. Я знал их обычай и потому чрезвычайно был удивлен, заметив, что мои постояльцы делали совершенно противное: они держали свои зерна под землею в продолжение целого дня, несмотря на солнечное сияние, и, напротив, выносили их наружу ночью; можно было подумать, что они выносили свои зерна на лунный свет, но я ошибся, – мои муравьи имели преважную причину поступать так, а не иначе.

В небольшом расстоянии от окна находилась голубятня; голуби беспрестанно садились на окошко и съедали зерна, попадавшиеся им на глаза; следовательно, мои муравьи поступали очень благоразумно, скрывая свое сокровище и не доверяя его похитителям».

Можете ли вы доказать, что перед вами художественная речь, а не научная информация?

3. Автор этого рассказа о муравьях – ваш ровесник. Можете ли вы вспомнить собственную попытку понаблюдать за природой и жизнью живых существ рядом с вами? Если этого не было, то как вы можете это объяснить?

Отрывки из журнала Маши. В сокращении

(В. Ф. Одоевский)

8 января 18.. года.

Сегодня мне исполнилось десять лет… Маменька хочет, чтобы я с сего же дня начала писать то, что она называет журналом, то есть она хочет, чтоб я записывала каждый день все, что со мною случится… Признаюсь, я этому очень рада. Это значит… что я уже большая девушка!.. Сверх того, как весело будет через несколько времени прочитать свой журнал, вспомнить все игры, всех приятельниц, всех знакомых… Однако ж, должно признаться, это и довольно трудно. До сих пор я брала перо в руки только затем, чтоб или списать пропись, или написать маленькое письмецо к бабушке… Да, это совсем нелегко! Однако ж увидим… Ну, что ж я делала сегодня? Проснувшись, я нашла на столике, подле кровати, маменькины подарки. Маменька подарила мне прекрасную книжку в сафьяновом[11] переплете для моего журнала; папенька подарил мне очень хорошенькую чернильницу с колокольчиком. Как я этому рада! Я все это положу на мой столик – и мой столик будет точь-в-точь как папенькин… Как я этому рада!

Я обедала… Маменька послала меня почивать…

10 января.

Сегодня у нас была гостья – прекрасная дама! На ней была прелестная шляпка с перьями, я непременно такую же сделаю для моей куклы. После обеда я пришла в гостиную. Папенька и маменька разговаривали с дамой. Многого из их слов я не понимала; одно только я заметила: эта дама очень удивлялась, отчего у нас в доме так мало слуг, а между тем все в таком порядке. «Вы, верно, – сказала она маменьке, – очень счастливы в выборе людей». – Нет, – отвечала маменька, – но я сама занимаюсь хозяйством. – «Как это можно? – возразила дама, – я так этого никак не могу сделать». – Кто же у вас смотрит за домом? – спросил папенька. – «Мой муж», – отвечала дама. – Ну, теперь неудивительно, – возразил папенька, – что у вас слуг вдвое больше нашего, а между тем все не делается в доме, как бы надобно. Муж ваш занят службою, целое утро он не бывает дома, возвращается и работает целый вечер, когда же ему заниматься хозяйством? И потому у вас им не занимается никто. – «Это почти правда, – отвечала дама, – но что же делать? Как этому помочь?» – Смею думать, – сказал папенька, – что заниматься хозяйством – дело женщины; ее дело входить во все подробности, сводить счеты, надсматривать за порядком. – «Для меня это невозможно, – отвечала дама, – я не так была воспитана: я до самого моего замужества не имела понятия о том, что называется хозяйством, только и умела, что играть в куклы, одевать себя и танцевать. Теперь я бы и хотела подумать о хозяйстве, да не знаю, как приняться. Какое я ни дам приказание – выйдет вздор, и я в отчаянии уже решилась предоставить все мужу или, лучше сказать, никому». Тут папенька долго ей говорил, что ей должно делать, чтобы выучиться тому, чему ее в детстве не учили, но я многого не могла понять из его слов. Они еще разговаривали, когда к ней прискакал человек из дому и сказал, что ее маленький дитятя после кушанья очень занемог. Дама вскрикнула, испугалась и сама так вдруг сделалась больна, что маменька не решилась отпустить ее одну, а поехала к ней с нею вместе.

11 января.

Маменька вчера возвратилась очень поздно и рассказывала, что дитятя занемог от какой-то нелуженой кастрюльки, доктора думают, что он не доживет до утра. Маменька никак не могла удержаться от слез, рассказывая, как страдал бедный мальчик, – и я заплакала. Я никак не могла понять, каким образом дитя могло занемочь от нелуженой кастрюльки; но когда папенька сказал: «Вот что может произойти, когда мать семейства сама не занимается хозяйством!» – Как? – спросила я, – неужели дитя умирает от того, что его маменька не занимается хозяйством? – «Да, моя милая, – отвечал папенька, – если б его маменьку с детских лет приучали заниматься домом больше, нежели танцами, тогда бы с нею не было такого несчастия». – Ах, Боже мой! – вскричала я, бросившись к маменьке на шею, – научите меня хозяйству! – «Изволь, моя милая, – отвечала маменька, – но только этого вдруг сделать нельзя; надобно, чтоб ты привыкла помаленьку, да достанет ли у тебя и терпения?» – О, уверяю вас, что достанет! – «Хорошо, – сказала маменька, – мы сделаем опыт. Ты видела в комоде, что в твоей комнате, свое белье?» – Видела, маменька. – «Заметила ли ты, что когда прачка Авдотья приносит белье к твоей нянюшке, то нянюшка принимает его по счету?» – Заметила, маменька. – «Теперь, вместо нянюшки, ты будешь принимать белье от Авдотьи». – Но как же, маменька, я упомню, сколько какого белья? Я заметила, что и нянюшка часто ошибается и спорит с Авдотьей. – «Я не удивлюсь этому, – сказала маменька, – потому что твоя нянюшка не знает грамоте, для тебя же большою помощью будет то, что ты умеешь читать и писать. Ты запиши на бумажке все свое белье и отметь, сколько, какого. Когда Авдотья будет тебе приносить его, то ты, смотря на бумажку, проверяй, все ли то принесла Авдотья, что ты ей выдала». – Ах, маменька, это очень легко! Как хорошо, что я умею читать и писать! – «Вот видишь ли, моя милая, – заметила маменька, – помнишь, как ты скучала, когда заставляли тебя читать книжку или списывать прописи, ты мне тогда не хотела верить, как это необходимо». – О, маменька! – вскричала я, – теперь во всем буду вам верить, но скажите мне, разве и белье принадлежит к хозяйству? – «Да, моя милая, это составляет часть хозяйства, прочее ты узнаешь со временем, теперь заметь, один раз навсегда, что без порядка не может быть и хозяйства, а порядок должен быть и в белье, и в содержании прислуги, и в покупках, и в собственном своем платье, словом, во всем, и ежели не наблюдать порядка в одной какой-либо вещи, то слуги не будут его наблюдать и в другой, и оттого все в доме пойдет навыворот, от этого-то и происходят такие несчастия, какое случилось с дитятею этой дамы».

12 января.

Сегодня пришли нам сказать, что бедный дитятя умер: какое несчастие! Бедная мать, говорят, в отчаянии. Вижу, что надобно слушаться маменькиных слов. – Сегодня я приняла белье от нянюшки по реестру[12], составила особую записку черному белью и отдала Авдотье: она должна его возвратить чрез четыре дня. Я спрашиваю у маменьки, как узнать, сколько надобно мыла для того, чтобы вымыть белье. Маменька похвалила меня за этот вопрос и сказала, что на каждый пуд[13] белья надобно фунт[14] мыла. Я велела взвесить белье, выданное мною Авдотье, и его вышло полпуда; из этого я заключила, что на него пойдет мыла полфунта.

Сегодня к папеньке принесли большие свертки, он развернул их на столе, и я увидела какие-то престранные картинки. Я никак не могла понять, что это такое. Папенька сказал мне, что это географические карты. – На что они служат? – спросила я его. – «Они изображают землю, на которой мы живем», – сказал он. – Землю, на которой мы живем? Стало быть, здесь можно найти и Петербург? – «Разумеется, моя милая». – Где же он? – спросила я папеньку, – я его не вижу, здесь нет ни домов, ни улиц, ни Летнего сада. – «Точно так, моя милая, здесь нельзя видеть ни домов, ни улиц, ни Летнего сада, но это вот отчего: слушай и пойми меня хорошенько». Тут он взял лист бумаги и сказал: «Смотри, я нарисую эту комнату, в которой мы сидим, она четвероугольная, и я рисую четвероугольник: вот здесь окошко, здесь другое, здесь третье, вот одна дверь, вот другая, вот диван, фортепиано, стул, вот шкапчик с книгами». – Вижу, – сказала я, – я бы тотчас узнала, что это наша комната. – «Теперь вообрази себе, что я бы хотел нарисовать план – такого рода рисунок называется планом, – план дома, в котором мы живем; но на этом же листе бумаги я его поместить не могу, и для того я, уменьшив его несколько в размере, перенесу мою комнату на другой лист. Вот посмотри: вот наша гостиная, вот кабинет, вот спальня, твоя детская. Узнала ли бы ты по этому плану, что это наш дом?» – О, без сомнения! – «Теперь вообрази себе, что я бы хотел на таком же листе нарисовать план нашей улицы. Посмотри, как от этого должен уменьшиться план нашего дома. Теперь еще вообрази себе, что я на таком же листе хотел бы нарисовать план целого Петербурга. Тут наш дом должен уже обратиться почти в точку для того, чтоб можно было на этом листе уместить все улицы Петербурга; но кроме Петербурга есть и другие города, из которых иные далеко, очень далеко. Собрание всех этих городов называется нашим отечеством, Россиею. Вообрази же себе, что я хотел бы на этом же листе нарисовать план всей России, точно так же, как я рисовал план Петербурга, план нашей улицы, нашего дома, нашей гостиной; но уже в плане России самый Петербург обратится в точку. Вот эта карта, которая теперь лежит перед нами, есть карта или план России. Вот на ней Петербург, вот и Нева; но нельзя в нем видеть ни Летнего сада, ни нашей улицы, ни нашего дома, потому что сам Петербург замечен одною небольшою точкою или, лучше сказать, этим домиком с крестиком наверху, который ты здесь видишь». – Ах, как это любопытно! – сказала я папеньке. – А есть ли еще что-нибудь, кроме России? – «Как же, моя милая, есть и другие земли, и для них есть особые карты». – Ах, папенька, как бы я желала узнать все эти земли! – «Ты это узнаешь, моя милая, но для этого надобно учиться истории». – А что такое история? – «На этот вопрос отвечать долго; напомни мне о нем после».

17 января.

Вспомня обещание папеньки, я пошла к нему с своим журналом и сказала: «Вы обещали рассказать мне, что такое история». – История, моя милая, – отвечал он, – есть то, что ты теперь в руках держишь. – «Это мой журнал». – Да, моя милая, я повторяю, что ты держишь в руках свою историю. – «Как это, папенька?» – Описание происшествий, чьих бы то ни было, называется историей, и потому-то я сказал тебе, что ты, описывая все, что с тобою случается, пишешь свою историю. Теперь представь себе, что я и твоя маменька, мы также пишем журналы, и Вася, когда подрастет, будет то же делать. Если бы соединить все эти журналы, то из них бы составилась история нашего семейства. – «Понимаю, папенька». – Теперь вообрази себе, что мой папенька, а твой дедушка также писал свою историю, таким же образом и его папенька, а мой дедушка, которого вот ты видишь портрет, писал свою историю. – Я посмотрела на портрет и сказала: «Ах, папенька, как бы я рада была, если бы ваш дедушка в самом деле писал свою историю». – Для чего это, моя милая? – «Для того, что я могла бы тогда узнать, почему он не так одет, как вы». – Этот вопрос очень кстати, моя милая; в то время, когда жил дедушка, все одевались так, как ты его видишь, и разница была не только в платье, но тогда иначе говорили, иначе думали. Точно то же я тебе должен сказать и о дедушке моего дедушки, вот знаешь старичка с бородою, которого портрет всит в столовой. Тогда еще более разницы с нами было как в платье, так и во всем; он не только носил бороду, ходил в шитом длинном кафтане, подпоясанном кушаком, но в его доме не было ни кресел, ни дивана, ни фортепиано. Вместо того у него стояли кругом комнаты дубовые скамейки; он ездил не в карете, а всегда почти верхом; жена его ходила под фатою, никогда не показывалась мужчинам; она не ездила ни в театр, потому что его не было, ни на балы, потому что это почиталось неприличным; они оба не знали грамоты. Видишь ли, какая во всем разница с нами. – «Ах, папенька, как это любопытно! И все это можно узнать из истории?» – Да, моя милая, но заметь, что как жил дедушка моего дедушки, так и все, которые жили в одно с ним время. У них также были отцы и дедушки, у этих также, еще, еще… История всех этих людей, или, как говорят, народа, с описанием всего того, чем они были на нас похожи или не похожи, составляет то, что мы называем историею России, нашего отечества. Такие же есть истории и о других землях и народах. – «Каких же это народов, папенька?» – О, их было много! И если бы я тебе их назвал всех, то это не дало бы тебе никакого о них понятия; ты их узнаешь постепенно. На этот раз замечу тебе только то, что они все между собою столь же мало похожи, сколько мы на прадедушку. Все они носили разные имена, из которых теперь многие уже потерялись. Так, ты встретишь в истории такие народы, которые, вместо нашего фрака, носили на себе одни покрывала. Вот, например, бюст, который представляет человека без шляпы на голове, с одним перекинутым чрез плечо плащом, – это был человек, которого называли Сократом, он жил в земле, которую называют Грециею, почти за две тысячи лет до нас; я тебе со временем дам прочитать его историю…

20 января.

Я вчера так устала, что не могла приняться за перо, и потому решилась описать сегодня все, что со мною вчера случилось. Не знаю, с чего начать: так много я видела нового, прекрасного… Когда мы приехали к графине Воротынской, музыка уже играла. Пропасть дам, кавалеров, все так нарядны: в комнатах так светло, все блестит!.. Дожидаясь окончания танца, я села подле маленькой барышни, которая сидела в уголку, была одета очень просто, в белом кисейном[15] платьице; на ней были поношенные перчатки. Она обошлась со мною очень ласково… Признаюсь, мне было немножко досадно, потому что танцы только начались и мне долго надобно было просидеть на одном месте; но моя подруга Таня, так ее называли, была так мила, что я скоро позабыла об этой неприятности. Она мне рассказывала, как вырезывать картинки и наклеивать на дерево или на стекло, выклеивать ими внутри хрустальных чаш; как переводить живые цветы на бумагу, как срисовывать картинки; я не знаю, чего эта девочка не знает!.. Одним словом, время протекло с нею для меня незаметно, если бы не она, то я бы целые полчаса умирала со скуки. – Между тем танец кончился, и все мои маленькие приятельницы бросились обнимать меня, но я заметила, что многие из них не говорили ни слова с Таней и очень невежливо оборачивались к ней спиною. Это мне было очень неприятно, и я, со своей стороны, стала беспрестанно обращаться к Тане и с нею заговаривать. Вдруг маленькая хозяйка дома, графиня Мими, схватила меня за руку и, сказав, что она хочет мне показать другие комнаты, увела меня от Тани. Когда мы отошли на несколько шагов, графиня Мими сказала мне: «Что вы все говорите с этою девочкою? Пожалуйста, не дружитесь с нею!» – Да почему же? – спросила я, – она очень мила. – «Ах, как вам не стыдно! – сказала графиня Мими. – Мы с нею не говорим; я не знаю, зачем маменька позволила ей приехать к нам. Она дочь нашего учителя. Посмотрите, какие на ней черные перчатки, как башмаки дурно сидят; говорят, что она у своего папеньки ходит на кухню!» Очень мне жаль было бедной Тани и хотелось мне за нее заступиться, но все мои маленькие приятельницы так захохотали, повторяя: «Ходит на кухню, кухарка, кухарка», что я не имела духу вымолвить слова. Тут начались танцы: у меня сердце сжималось, слушая, как мои приятельницы смеялись над Таней и говорили: посмотрите, как танцует кухарка! Это дошло до того, что одна из моих маленьких приятельниц подошла к Тане и, насмешливо посмотрев на нее, сказала: «Ах, как от вас пахнет кухней!» – Я удивляюсь этому, – очень просто отвечала Таня, – потому что платье, в котором я хожу на кухню, я оставила дома, а это у меня другое. – «Так вы ходите на кухню?» – закричали все с хохотом. – Да, – отвечала Таня, – а вы разве не ходите? Мой папенька говорит, что всякой девочке необходимо приучаться к хозяйству. – «Да ведь мы и вы – совсем другое», – сказала одна из барышень. – Какая же между нами разница? – спросила Таня. – «О, пребольшая, – отвечала гордая барышня, – у вас отец – учитель, а у меня – генерал; вот, посмотрите: в больших эполетах, со звездою, ваш отец нанимается, а мой нанимает; понимаете ли вы это?» И с этими словами она оборотилась к Тане спиной. Таня чуть не заплакала, но, несмотря на то, все ее оставили одну и – я вместе со всеми. Я невольно за себя краснела. Я видела, что все презирали Таню за то, чего именно от меня требовала маменька и что я сама любила, но не имела силы подвергнуть себя общим насмешкам. И Таня стояла одна, оставленная всеми; никто не подходил к ней, никто не говорил с нею. Ах, я очень была виновата! Она одна приласкала меня, когда никто не обращал на меня внимания, когда мне было скучно!.. Но кажется, что маменька графини Мими заметила ее несправедливое презрение к Тане; я это думаю вот почему. Графиня, поговоря с другими маменьками, позвала нескольких из нас в другую комнату.

«Как это хорошо, – сказала она, – что вы теперь все вместе, все вы такие милые, прекрасные, – я бы хотела иметь ваши портреты; это очень легко и скоро можно сделать: каждая из вас сделает по тени силуэт другой, и, таким образом, мы в одну минуту составим целую коллекцию портретов, и, в воспоминание нынешнего вечера, я повешу их в этой комнате». При этом предложении все призадумались, принялись было за карандаши, за бумагу, но, к несчастию, у всех выходили какие-то каракульки, и все с досадою бросили и карандаши и бумагу. Одна Таня тотчас обвела по тени силуэт графини Мими, взяла ножницы, обрезала его кругом по карандашу, потом еще раз – и силуэт сделался гораздо меньше, потом еще – и силуэт Мими сделался такой маленький, какой носится в медальонах, и так похож, что все вскрикнули от удивления. Очень мне хотелось, чтобы Таня сделала и мой силуэт, но после моего холодного с нею обращения я не смела и подумать просить ее о том; каково же было мое удивление, когда Таня сама вызвалась сделать мой силуэт. Я согласилась: она сделала его чрезвычайно похоже и отдала графине. Потом, взглянув на меня, эта добрая девочка, видно, прочла в моих глазах, что мне очень бы хотелось оставить этот силуэт у себя; она тотчас по первому силуэту сделала другой, еще похожее первого, провела его несколько раз над свечою, чтоб он закоптился, и подарила его мне. Тут я не могла более удержаться, бросилась к ней на шею и, почти со слезами, просила у нее прощения. Милая Таня сама была растрогана…

1. Произведение Одоевского называется «Отрывки из журнала Маши». Как теперь мы чаще называем такие записи?

2. Сосчитайте, сколько дней описала Маша в своем журнале. Как вы объясняете, почему одни записи длиннее, другие короче?

3. Сколько героев населяет страницы дневника Маши? О ком она больше всего рассказывает в своем дневнике?

1. Как вы представляете себе Машу – автора дневника?

2. Как она относится к людям, о которых пишет?

1. Расскажите о Маше как авторе дневника.

2. Подготовьте сочинение (можно устное) «Один день девочки Маши».

3. Сделайте записи одного-двух дней вашей жизни, подражая записям журнала Маши.

4. Почему, как вам кажется, «Отрывки из журнала Маши» помещены автором в книге «Сказки дедушки Иринея»?

Страницы: «« « 12345678 » »»