Подземный Лондон Акройд Питер

Peter Ackroyd

London Under

Copyright © Peter Ackroyd, 2011

© Издательство Ольги Морозовой, 2014

© А. Осокин, перевод, 2014

© А. Финогенова, перевод, 2014

© Д. Черногаев, оформление, 2014

1

Тьма, которая видна

Гуляя по улицам Лондона, будьте осторожны: вы ступаете по поверхности не прочнее кожи, по тонкому холсту, покрывающему реки и лабиринты, тоннели и пустоты, ручьи и пещеры, трубы и электрокабели, подземные источники и ходы, склепы и канализационные стоки — жутковатые пространства, куда никогда не проникал дневной свет. Прямо под вашими ногами поезда перемещают огромные массы людей, мчась по тоннелям, проложенным в глине эоценовой эпохи. На случай бедствий под землей устроены помещения, способные вместить тысячи беженцев.

Не забывайте, что там, внизу, уходя вглубь на 24 фута, сокрыта вся история древнего города, с доисторических поселений до настоящего времени. Прошлое совсем рядом, под нами. Оно существует как полноправный партнер современного города. И густо населено. Оно обладает даже собственной температурой. На глубине в 100 футов всегда 65 градусов по Фаренгейту около 19 градусов по Цельсию. Некогда было прохладнее, но электропоезда повлияли на ситуацию. А пласты глины поглощают излишнее тепло.

В книге «Лондон. Биография»[1] я исследовал город на поверхности; теперь же моя цель — спуститься под землю и изучить его глубины, не менее поразительные и загадочные. Подобно нервам в теле человека, подземный мир управляет жизнью мира внешнего. Наши действия проистекают и зависят от веществ и сигналов, исходящих из-под земли: вибрации, наводнения, звуки, свет, вода в кране — все влияет на нашу жизнь. То, что под на ми, — это тень, двойник города. И так же, как «верхний» Лондон, он органично рос и изменялся согласно собственным законам. Житель викторианского Лондона, пробираясь сквозь смог и туман, почти не разделял два этих мира. Подземный мир опасен и непредсказуем, он испещрен проходами и гигантскими кирпичными тоннелями, ведущими в никуда. Под площадью Пиккадилли расположена площадь более старинная, от которой в разные стороны разбегаются тысячи ходов. А дороги, сходящиеся у станции «Энджел» в Ислингтоне частью дублируются под поверхностью.

Это непознанный мир. Его нет на картах в цельном виде. Его и нельзя обозреть полностью, целиком. Разумеется, существуют карты газопровода, телекоммуникаций, электрокабелей, канализации; но к ним нет публичного доступа — в целях исключения возможности саботажа. Так что подземный мир вдвойне неприступен. Это закрытая зона. Зона отчуждения. Однако стоит заметить, что интерес к ней не слишком высок. Страх умножается на равнодушие. С глаз долой — из сердца вон. Подавляющее число пешеходов не знают и не интересуются гигантскими пустотами под ногами. Видеть солнце и небо — этого с них достаточно.

Но этот мир таит чудовищ. Подземные глубины были источником предрассудков и легенд с тех пор, как появились люди с их неуемным любопытством. В лабиринте под кносским дворцом на Крите обитал Минотавр, чудовище с телом человека и головой быка. Согласно древнегреческому мифу врата в подземное царство охранял трехголовый пес со змеиным хвостом Цербер. В Древнем Египте богом царства мертвых было существо с телом человека и головой шакала — Анубис, его называли владыкой Земли священной.

Путешествие под землю подразумевало невероятные превращения.

Подземный мир обладал как материальной, так и духовной сущностью. Великие авторы античности — Платон, Гомер, Плиний, Геродот — считали нижний мир вместилищем снов и галлюцинаций. Под землей находятся святилища и храмы большинства великих религий мира. В склепах и пещерах царит атмосфера страха.

16 тысяч лет назад кочующее население Европы селилось внутри пещер или рядом с ними; но красочные рисунки мы находим в потаенных и плохо освещенных частях пещер. Ведь чем глубже опускаешься, тем ближе подбираешься к источнику власти.

Добро и зло существуют бок о бок; чудесное и чудовищное перемешано. Подземный мир представляет собой вместилище ужаса и опасностей и одновременно — спасение от них. Он может быть объектом как любопытства, так и страха. Именно там, внизу, находятся чудодейственные колодцы и места силы. Глубина подобна теплым материнским объятиям. Это тихий приют от внешнего мира. Убежище от врагов. Во время мировых войн прошлого века там спасались тысячи людей. Как ранние христиане в римских катакомбах. Можно согласиться со словами мистера Крота, обращенными к мистеру Барсуку из книги Кеннета Грэма «Ветер в ивах» (1908): «Как же хорошо под землей! Здесь вам не грозят никакие неожиданности, ничто не может с вами случиться и никто не может на вас напасть». «Именно это говорю и я, — ответил мистер Барсук. — Нигде нет безопасности, мира и спокойствия. Лишь под землей»[2].

Под Лондоном испокон веку жил город-близнец. Автор «Неизвестного Лондона» (1919) Уолтер Джордж Бел писал: «Я измерил больше ступеней, спускаясь вниз для изучения захороненного города, чем на лестницах в Сити». Внизу сокрыто куда больше, чем наверху. В одном из путеводителей сказано: «Доподлинно известно, что ни один человек, знающий Лондон, не станет отрицать, что его сокровища скрыты под землей».

В давние времена злодеев тоже загоняли в подземелье. Средневековая тюрьма, или острог, представляла собой буквально яму, вырытую в земле. Чем ниже располагалась камера в Тауэре, тем продолжительнее было заключение узника. Одним из внушающих ужас мест Лондона была подземная тюрьма близ Клеркенвелл Грин, известная как Арестный дом. Он представлял собой систему тоннелей, темных и сырых, с маленькими камерами и прочими помещениями и имел в целом крестовидную форму; ранее он служил фундаментом какого-то крупного здания. Большая часть кирпичной кладки относится к концу XVIII века; это место буквально пропитано многолетними страданиями. Арки, ведущие к камерам, датируются тем же временем. Дом использовался по назначению на протяжении 250 лет, до 1877 года, когда был закрыт. Многие лондонцы до сих пор считают это место зловещим, пристанищем нечистой силы.

Кто знает, возможно, души мертвых действительно бродят под землей. И Стикс по-прежнему несет свои воды, разделяя живых и мертвых.

Подземный мир порождает бурю фантазии, ведь в нем привычные условия жизни перевернуты с ног на голову. В XIX столетии он считался обиталищем преступников, мошенников и так называемых ночных странников; подвалы и тоннели описывались как «укромное вместилище порока», населенное «дикими народцами», а также как «дети подземелья». Это был скрытый от глаз преступный мир, который выходил наружу лишь с наступлением тьмы. Вот что пишет о тоннелях Джон Холлингсхед, автор книги «Лондон под землей» (1862): то были «мрачные лабиринты, опасные для невинного прохожего».

Надо помнить и том, что подземный мир часто ассоциируется с приключениями, ведь это идеальное — доведенное до абсурда — воплощение детского желания «спрятаться лучше всех». Сама мысль о тайных проходах, загадочных лазейках и выходах, о возможности укрыться, затеряться — невероятно привлекательна. Но что если, играя в прятки, тебя так и не найдут? Если друзья бросят тебя в темноте, а сами убегут наружу, к солнцу?

Подземные тоннели создавали — и находили — не один век. Например, имеются доисторические тоннели под Гринвич-парк, есть гигантские катакомбы в Кэмден-таун, под рынком Кэмден-маркет. Немецкий путешественник XVIII века отмечал, что «под землей обитает треть жителей Лондона»; имелось в виду, что бедняки живут в так называемых полуподвалах, или полупогребах, которых в то время было немало в городе. В эти «колодцы» спускались по ступенькам, а «с наступлением ночи они закрывались люком». Бедняки находились буквально на дне общества. Лондонские бродяги зачастую жили под мостами или арками, в условиях, мало отличающихся от подземных.

Адельфовы арки, к югу от Стрэнда, когда-то давали возможность увидеть воочию останки древнего мира. Арки были построены в 1770-х годах над системой подвалов, которые описывались как «часть этрусской клоаки в Древнем Риме». В XIX веке они стали настоящей малиной — обиталищем преступников и профессиональных нищих. В листках объявлений тех времен сообщалось, «в темных арках скрываются убийцы» — например Лоуэр Роберт-стрит состояла из таких арок, под ними прятались проулки, тоннели, опасные спуски, неожиданные повороты и почти незаметные входы в здания. Лошади нехотя ступали по этим улицам… С потолков свисали наросты, похожие на сталактиты. Здесь даже содержали коров, вся жизнь которых проходила во тьме.

Лоуэр Роберт-стрит до сих пор закрыта для движения; это одна из немногих существующих подземных улиц Лондона. Конечно, она имеет собственную легенду — будто по ней бродит призрак убитой проститутки. Томас Миллер в книге «Живописные зарисовки Лондона» (1852) так описывает мрачный район между Стрэндом и Темзой: «Закопченные арки, нависающие слева и справа, спереди и сзади, полностью скрывающие сотни акров земли, которую никогда не питает дождь и не согревают лучи солнца, и сам ветер, похоже, лишь воет и беснуется у входа, не дерзая заглянуть дальше, в самый мрак». Эти арки служат еще одним напоминанием о лондонских подземельях.

Ключ к существованию лабиринтов лежит в особенностях геологии Лондона. Город расположен на образованиях песка, гравия, глины и мела, из которых и состоит Лондонский бассейн, или Лондонская низменность. В самой глубине — залежи каменного слоя палеозойской эры, сформировавшегося миллионы лет назад; до него пока никто не добрался. Над ним находится пласт древнего материала, известный как тяжелая глина, или гольт, и верхний зеленый (глауконитовый) песок. В свою очередь, на песке расположены гигантские меловые слои, сформировавшиеся в период, когда нынешняя территория Лондона находилась на дне моря. Далее идет слой глины. Здешняя разновидность глины очень густая, вязкая и податливая; внизу она имеет зеленовато-синий оттенок, а ближе к поверхности приобретает красно-коричневый окрас. Этот слой образовался более 50 миллионов лет назад. Именно в нем и создавался подземный мир Лондона; в нем проложены тоннели лондонского метро. Глина спрессована настолько сильно, что из нее испарились остатки влаги. Но если давление ослабнет, то, как говорят геологи, она поплывет. Вероятно, это означает «полезет вперед».

Выше над слоем глины залегают песок и гравий; отсюда бьют городские источники. Сквозь этот песчаный пласт эскалаторы и лифты опускают людей вглубь. Реки, образовавшиеся в Ледниковый период, по-прежнему совершают свой путь под землей и, протекая, по этому верхнему слою, впадают в Темзу. Трудно вообразить, на сколь древней земле мы живем. Лондон построен на глине, тогда как нью-йоркский Манхэттен, например, на твердокаменном материале — слюдистом сланце. Этим объясняется обилие там небоскребов. Но может ли этот факт объяснить поведенческие и иные различия жителей двух мегаполисов?

Лондон постепенно уходит в глину, а Манхэттен, напротив, лезет все выше и выше — в облака.

Таким образом, мы возвращаемся в глину и воду, в стихии, породившие Лондон. Они есть начало и, возможно, они же — будущая смерть. Глубинные воды постоянно поднимаются; необходимо откачивать 15 400 000 галлонов ежедневно ради спасения инфраструктуры города.

Под землей обитают разные твари: огромные популяции крыс, мышей, лягушек. Первенство держит бурая русская крыса. Некоторое время назад считалось, что определенные районы под Оксфорд-стрит и Кэннинг-таун населяет местная порода черных крыс, но, похоже, она вымерла.

Зигмунд Фрейд называл крысу хтоническим животным, символом скорее сверхъестественного, нежели ужасного. Она — посланец царства тьмы, которого все мы страшимся. Подземный мир может быть истолкован как метафора человеческого бессознательного — бесформенный зачаток человеческих инстинктов и желаний. Он несет в себе нашу базовую индивидуальность.

Сложно определить количество городских крыс; но старинную легенду о том, что оно превышает человеческое население, пора списать в архив. В канализации периодически включают ультразвук, от которого грызуны впадают в панику и, с силой бросаясь на стены, разбиваются насмерть. Жуткое, должно быть, зрелище. Гибнут грызуны и от естественных причин. Не сумев спрятаться, они тонут во время сильных дождей. Их вытесняют полчища тараканов, способных жить, питаясь человеческими экскрементами. Под лондонскими улицами в изобилии водится таракан восточный, или обыкновенный, он же таракан черный. Периодически появляются сообщения о белых крабах, которых якобы видели на стенах тоннелей, но скорее всего это слухи. Когда-то на линии метро «Лайн» видели скорпионов, бледно-желтых, длиной в дюйм. В темноте прячутся беловатые чахлые существа — кавернофилы.

Под землю, привлеченные теплом и в поисках пищи, спускаются бродячие собаки. Голуби путешествуют до нужных станций на крышах вагонов метропоездов. Там, под землей, водится разновидность комара, не встречающаяся более нигде в Англии, питающаяся за счет собственного «стада». Комар-пискун проник в систему подземных тоннелей в самом начале XX века и с тех пор непрерывно распространяется. Авторитетный журнал «Би-би-си Ворлдвайд» сообщает, что «это насекомое эволюционирует невероятно быстрыми темпами, так что различия между наземным и подземным столь велики, словно их разделяют тысячелетия». Оказавшись на большой глубине под поверхностью, комар вернулся в свою праформу.

Под землей в конце концов оказываются отходы нашей жизнедеятельности. Не случайно когда-то общественные туалеты устраивались только под землей, и к ним вела длинная лестница. Рабочих (их называли смывщиками), обслуживавших такие заведения, суеверно страшились. Они были словно прокаженные, потому что находились к сатане ближе других. Политические движения, избравшие орудием борьбы с законным строем, что характерно, террор и насилие, называли и называют подпольными.

Когда в середине XIX века впервые была предложена идея строительства подземной железной дороги, популярный тогда священник всерьез заявлял, что «строительство таковой системы приблизит надвигающийся конец света, так как человек проникнет в пространства, подвластные аду, и, таким образом, разбудит дьявола». А когда метро таки было построено, журналист описывал звук несущихся поездов как «завывание целой армии чертей».

Мы хороним в земле своих усопших. Поэтому подземный мир неразрывно связан с горем. Церковные кладбища в Сити к началу XIX века были, так сказать, заполнены под завязку; уже средневековые источники свидетельствуют, что из-под земли в тех местах исходил ужасающий смрад. Чумные ямы можно обнаружить в Лондоне от Олдгейта до Уолтэмстоу. Есть такие места, где, говорят, «копнешь — и выпустишь чуму наружу». И эти страхи небеспочвенны: если бактерия бубонной чумы давно уничтожена, то споры сибирской язвы способны спать сотни лет.

Нет тьмы, подобной тьме подземной. Она темнее чернейшего оттенка черного. Там не увидишь собственной поднесенной к лицу руки. Тьма овладевает тобой, и ты словно перестаешь существовать. Так происходит в самых страшных ночных кошмарах, когда вдруг оказываешься в царстве вечной ночи. Но и ночной мрак — ничто по сравнению с мраком подземелья. Он подавляет малейшее стремление к побегу, ибо бежать — некуда.

Возможно, это и есть истинный ад. Различные концепции божественного устройства помещают рай наверху, а ад внизу. Их топография столь же неизменна, как восток и запад, откуда восходит и где заходит солнце. Порядок и гармония присущи видимому миру. Все то, что скрыто от глаз, — бесформенно, бестелесно, бесплотно. Забытое, брошенное, тайное — все это вы найдете там, глубоко под землей.

2

На свет божий

Когда сэр Кристофер Рен проводил раскопки на развалинах старого собора Святого Павла после Большого пожара Лондона (1666), сначала он обнаружил в меловых слоях могилы англосаксов. Тут же рядом покоились гробы саксов из такого же материала. Сразу под останками этой исчезнувшей цивилизации лежали бритты; их скелеты пересыпаны булавками из дерева и слоновой кости, это позволяет утверждать, что тела усопших в саванах укладывали рядами. Под бриттами шел слой с останками римлян и даже фрагментами древней мостовой. Еще глубже Рен обнаружил песок и ракушки. Выходит, Людгейт-хилл некогда представлял собой морское дно.

На Айл-оф-догз была найдена дорога, датируемая бронзовым веком. Улицы англосаксонского периода, покрытые гравием, идут под землей вдоль Мейден-лейн и Шортс-гарден, Флит-стрит и Кинг-стрит; дома по древней Друри-лейн были 39 футов в длину и 18 в ширину. Здесь по-прежнему бурлит жизнь, но корни ее — под землей. Мы ступаем по костям предков.

Как только на этой земле был построен город, он стал постепенно опускаться. С течением времени первые этажи превратились в цокольные, а входная дверь стала дверью в подпол. Улицы тогда располагались на уровне первого этажа. Самые древние из этих руин находятся на глубине 26 футов. А вся история города в сжатом виде составляет 30 футов.

Когда в середине XIX века проводились очистные работы в долине реки Флит, на глубине 13 футов были обнаружены остатки римского тротуара; было заметно, что его камни истерты до блеска колесами экипажей и ногами тысяч пешеходов. Под тротуаром находились штабеля дубовых бревен, окаменевших и потемневших. Назначение их неясно. Несколькими футами ниже нашли древние трубы из дерева — очевидно, полые стволы деревьев. Все эти слои городской истории настолько плотно прилегали друг к другу, что образовали глинистый конгломерат из гравия, дерева и камня. Чуть ниже уровня нынешней улицы обнаружили массу разбросанных булавок. Были это шпильки для волос или иглы для шитья, источники умалчивают.

Впрочем, стихийные открытия подземных тайн Лондона осуществлялись на протяжении веков. Историк и антиквар Джон Стоу, живший в XVI веке, пишет об обнаружении большой берцовой кости человека-горы, чей рост оценивался в 10–12 футов. Ее нашли на кладбище собора Святого Павла среди прочих останков. Стоу, однако, утверждает, что существование на Земле расы гигантов — скорее несомненный факт, чем легенда. На самом деле нет сомнений, что эти великанские кости принадлежали мамонтам.

Важно помнить, что люди всегда верили, что под землей спрятаны сокровища. Да, монеты и небольшие статуи находили регулярно, но, согласно местным законам, «ценности, находящиеся в земле, принадлежат Короне». В Средние века людей мало интересовало, что находится под их ногами, за исключением разве что сундука с кладом. Но в целом подземный мир считался владением дьявола, и что не стоит туда вторгаться. Первые английские археологи — Джон Обри и Уильям Стьюкли, проводившие научные раскопки в XVII и XVIII веках соответственно, выбрали более видимые объекты, Стоунхендж и Эйвбери[3]. Стьюкли удалось обнаружить следы пребывания лагеря Юлия Цезаря у нынешней церкви Святого Панкраса и проследить маршруты римских дорог вплоть до XVIII века. Этим его интересы и ограничились. В те времена город рос столь стремительно во всех направлениях, что его подземная часть практически никого не интересовала. В период экспонентного роста прошлое, как правило, несущественно.

Между тем оно жило собственной жизнью. В 1832 году из Темзы вытащили гигантскую голову статуи императора Адриана, которая пролежала там 1700 лет. В 1865 году рабочие, копавшие землю в районе Оксфорд-стрит, обнаружили дверь люка. Они подняли ее, и перед их изумленными взорами предстала ведущая вниз кирпичная лестница из 16 ступеней. Они спустились по ней и оказались в просторном помещении. Его стены представляли собой восемь арок, заложенных красным кирпичом, через которые в залу когда-то проникал свет. В центре находился бассейн, или ванная, глубиной около 6 футов. Она была наполовину наполнена водой, на дне бил источник. По всей вероятности, то была крестильня римских времен, а вода, как и в древности, вытекала из притока реки Тайберн. Несмотря на находки, зала была уничтожена ради строительства современного здания. Интерес к памятникам, находящимся под землей, был все еще минимален, все это считалось, по выражению журналиста того времени, «бездной забвения».

В 1867 году во время строительных работ на Бувери-стрит, что в стороне от Флит-стрит, была раскопана подземная часовня старинного кармелитского монастыря. Ее превратили в углехранилище. В XIX веке мир, таящийся под землей, считался в определенном смысле нечистым, зараженным. При позднейших раскопках, в 1910 году, выяснилось, что стены часовни были «из отесанного камня… Утопленные ребра арок в углах и по центру каждой стороны соединяются на потолке в виде вырезанной в камне розы».

Итак, представим, что на месте Флит-стрит и вокруг высятся стены монастыря Уайтфрайерс. Можно увидеть монахов, гуляющих в саду, услышать, как они поют псалмы. Таверна «Чеширский сыр» расположена на месте сторожевой башни Северных ворот; сады, раскинувшиеся сразу за северной стеной монастыря, превратились в Винное подворье. Остатки часовни можно видеть и сейчас в Ашентри-корт, недалеко от Уайтфрайерс-стрит. Они поражают случайного прохожего близостью прошлого, но людей там немного.

В 1910 году при строительстве здания Каунти-холл[4] из черного ила пересохшей реки показался остов римского корабля; он затонул от бреши, проделанной каменным ядром, в конце III века нашей эры. В общем-то случайно, в очередной раз скрытое под землей вышло наружу.

Археология как таковая началась лишь в начале прошлого века благодаря самоотверженной деятельности музея Гилдхолла (Городской ратуши). Под напором археологов-энтузиастов и антикваров музей начал принимать на хранение монеты и фрагменты сосудов, которые находили по всему городу; вскоре к ним прибавились и выуженные из Темзы доисторические объекты — от каменных инструментов до бронзового оружия. Сотрудники музея посещали места сноса зданий и землеройных работ и изымали все объекты, обладавшие хотя бы какой-то исторической ценностью.

Часто они покупали такие предметы у рабочих, собрав таким образом множество объектов римской, средневековой эпохи и раннего Возрождения. Один из кураторов, Дж. Ф. Лоуренс, нашел более 1600 предметов лишь за первые полгода своей работы в музее. Прошлое выходило на свет божий. Именно в эти годы под Сток Ньюингтон Коммон была обнаружена мостовая эпохи палеолита; впрочем, она вновь оказалась скрытой от глаз — на этот раз современным зданием.

Бомбардировки во время Второй мировой войны волей-неволей способствовали началу планомерных археологических раскопок. Бомбы разрушили настоящее города, зато, к счастью, помогли открыть его прошлое. В частности, Лондон древнеримской эпохи, когда все могли полюбоваться фрагментами римской городской стены. По мере того как шли скрупулезные исследования на местах бомбардировок, стена возрождалась. В подземной парковке под ней можно и сейчас увидеть солидный фрагмент оригинальной кладки из кентского известняка красной глины; в другой части парковки сохранили остатки западной крепостной стены.

Фундаментом магазина на Лиденхолл-маркет является фрагмент Лондонской базилики. В глубине под Гилдхоллом прячется амфитеатр, способный вместить 6000 зрителей; ширина деревянных ворот, ведущих к арене, составляла 16 футов. В пространстве под Пепиз-стрит, недалеко от Тауэра, была обнаружена церковь, которую можно считать первым христианским собором Англии. Неужели когда-нибудь откопают и собор Святого Павла?

Под домом номер 5 по Фенчерч-стрит было найдено изображение женщины в элегантном наряде. Вероятно, оно украшало собой вход в таверну. Рядом с Нью Фреш Уорф было найдено железное кольцо с гравировкой в виде надписи da mihi vita («дай мне жизнь») и четырех звезд — символа вечности.

Пядь за пядью Лондиниум[5] возрождается. Влажная почва сохранила его в превосходном виде, так что по свидетельствам, найденным под землей, мы можем восстановить вид огромного города с базиликой, амфитеатром, ареной и многочисленными общественными зданиями. Мы видим бани и монументальные статуи, святилища и дворцы. Находки продолжаются — например, колоссальная Стена богов, сохранившаяся лишь фрагментарно; сейчас она хранится в Музее Лондона. Это был каменный фасад длиной в целых 19 футов с барельефами шести богов, вырезанными с обеих сторон. Часть барельефов остается где-то под землей. Подземный мир, как и прежде, скрывает богов и героев. Под Грейв Довер-стрит, в Сайтворке, обнаружили голову речного божества, вырезанную из икряного камня. Резного сфинкса извлекли из недр Фенчерч-стрит. В Полтри располагалось святилище Вакха — там нашли две статуэтки божества. Изида правила под Уолбруком; тамошние изображения ее и ее родных напоминают митреумы — подземные святилища бога Митры. Обнаружение в 1954 году под Уолбруком подлинного митреума III века на глубине 18 футов вызвало такой энтузиазм, что раскопки посетили 80 000 человек. Прекрасная демонстрация того, каким притяжением обладает нечто утерянное и вновь обретенное. Подобный же восторг вызвала находка в Саутворке во время землеройных работ в 1989 году — тогда обнаружили фрагменты театра «Роза».

Священное место сохраняет святость на протяжении веков. Когда в результате бомбардировки церковь Сент-Мэри-ле-Бау была разрушена до основания, выяснилось, что фундаментом здания служил римский храм; на глубине 18 футов находилась дорога римских времен, ведущая к храму. Кроме того, было установлено, что крипта церкви Всех Святых близ Тауэра построена из кирпича римской эпохи. Когда-то это было обычное здание, там находилась цирюльня. Желоб в мостовой говорит о постоянной подаче воды. Еще глубже под криптой собора на Саутворк были обнаружены статуи Нептуна и некоего бога охоты, а также храмовый алтарь. Раскопки под зданием Казначейства на Уайтхолл открыли для обозрения погруженные в воду остатки двух бревенчатых зданий IX века.

В результате этих находок ряд улиц обрели совершенно иной облик. На Кромвелл-роуд в Западном Лондоне можно увидеть раскопки древнесаксонского поселения; в районе Креффилд-роуд в Актоне находились стоянки эпохи палеолита; на Хоптон-стрит в Саутворк была выкопана чаша бронзового века. А на Найтрайдер-стрит (улица Скачущего Рыцаря) ниже собора Святого Павла обнаружили остатки гигантского сооружения, по всей видимости, часть стены цирка, где проводились гонки на колесницах. Отсюда и название улицы. На Ричмонд-террас в Вестминстере были найдены остатки деревянных строений раннего железного века, а на Бэнксайд — признаки древнего лесного массива. Есть немало открытий, относящихся к самой заре человечества. Вотивная статуэтка, известная как дагенхемский идол, была погребена на глубине 8 футов на краю Дагенхемских болот; она пролежала в земле около 4500 лет. А из недр Эритских болот извлекли выдолбленное из дерева каноэ, в котором лежали кремниевые топор и скребок.

Крипты, склепы и места захоронений являются неотъемлемой часть городского пространства. Они невероятно древние. В многотомном издании по лондонской археологии есть фотографии, на которых экскаватор неловко склоняется над скрюченным скелетом — так техника невольно копирует то, что осталось от человека. Впрочем, значительная часть города построена буквально на костях усопших. «Я вдруг со всей серьезностью осознал, — пишет Чарльз Диккенс в эссе „Ночные прогулки“ (1861), — какое невообразимое количество мертвых лежит в недрах этого огромного города, и, если вообразить, что, пока спят жители, все они выйдут наружу, на улицах яблоку некуда было бы упасть, не говоря уж о том, чтобы вместить и всех ныне живущих. Мало того, гигантские толпы покойников заполнили бы все холмы и поля в окрестностях и много дальше». Лишь от римской эпохи должно было остаться около миллиона мертвых. Кладбище церкви Христа, что в Спиталфилдс, открылось в 1729 году и существовало до 1859-го; за этот период на его тесном пространстве было похоронено 68 000 человек. К моменту начала раскопок в 1993-м на некоторых телах сохранились мягкие ткани. Были опасения, что миазмы нанесут вред здоровью археологов, но все обошлось.

Раскопки на кладбищах позволяют изучать мертвых со всех сторон. Мы узнаём, какие социальные группы и семейные кланы обитали в городе; какими болезнями страдали люди и как городская жизнь в целом отражалась на здоровье отдельного человека. Сколько из похороненных на кладбище были местные жители, а сколько — приезжие? Под Кингсвей похоронен рядовой, Г. Помпоний Валенс, а под Людгейт-хилл лежит Вивий Марциан. Некто Цельс, легионер — под Блэкфрайерс, а Марк Аврелий Эвкарп, умерший 15 лет, — на Камомайл-стрит. В Саутворке под землей были найдены мавзолей и храм с видом на придорожное кладбище. Оба здания были выкрашены рыжей охрой, словно предсказав красно-кирпичную кладку будущих станций метро.

Собственное кладбище существовало почти при каждой лондонской церкви. До 1800 года насчитывалось более 200 мест захоронения, большая часть которых сейчас никому не известна. На одном из таких небольших кладбищ на углу Феттер-лейн и Бримз-билдинг есть надгробный камень, установленный, очевидно, на могиле ребенка, с вырезанным именем — Сеймвелл. Можно предположить, что в произношении времен Диккенса это Сэмюел, как Сэм Уэллер из «Посмертных записок Пиквикского клуба». А может, это лишь напоминание об «общем колодце»[6].

Наше знание о Лондоне благодаря захоронениям усопших становится полнее. Оказывается, до 1823 года городских самоубийц хоронили на перекрестке дорог, и это место — на пересечении Гросвенор-плейс и Хобарт-плейс — до сих пор доступно. Возможно, его следует обходить стороной.

Есть еще лондонские катакомбы — места для захоронений более поздних времен. Там гробы укладывались под землей в штабеля в стенных нишах вдоль коридоров; они сохранились в районах Бромптон и Норвуд, Кензал Грин и Хайгейт, Эбни-парк и Тауэр Хэмлетс.

Всего их 10, и построены они были в середине XIX века; викторианцы истово верили, что место мертвых — как можно глубже под землей. Они же создали культ мертвецов, суть которого — сочетание ужаса и сентиментальности; катакомбы стали храмами этого культа. Они не столь изысканны и роскошны, как парижский оссуарий, и не столь укромны и пугающе тесны, как римские катакомбы. Первые христиане Рима прятались в катакомбах бок о бок со своими мертвыми; это чувство священного ужаса чуждо лондонским подземельям. С парижскими у них тоже мало общего. Первые — городские, наполненные мифологией; а лондонские — загородные и вполне практического назначения. Сооружения в Бромптоне или в Норвуде не похожи на лабиринты: они имеют структуру правильной сетки с центральным крестом. Каждый, кто знаком с викторианской архитектурой, видел подобные кирпичные своды. Так и в подземных галереях гробы ставили в ниши влажных от воды сводов, индивидуальные или общие, тесными рядами. В 1869 году автор подробного путеводителя по кладбищу «Эбни-парк» в Стоук-Ньюингтоне описывает тамошние катакомбы как «хладное каменной кладки место Смерти… Здешняя прохлада отвратительна и ужасна».

Архитектура «места Смерти», как и путешествие под землей, осмысливалась и в языческом, и в классическом смысле. Некоторые катакомбы несут типичные следы египетских некрополей — архитектурные детали, проходы, обелиски; напротив, обилие статуй, колонн и святилищ в Хайгейте заимствованы у римлян. В часовне при кладбище «Кензел Грин» обнаружен катафалк с гидравлическим механизмом, опускавший гробы в катакомбы. Проникновение под землю воспринимается, с одной стороны, как наследие древности, а с другой — как театральное действо. Добро пожаловать в подземные глубины!

3

Священные воды

Подземный мир не всегда был синонимом нечистого места. Ведь оттуда бьют источники, питающие колодцы, и целебные источники, оттуда проистекают воды, утоляющие жажду Большого Лондона. Некоторые из них остаются на своем месте не одну тысячу лет. В 1841 году на Табернакл-стрит (улица Сосуда) в районе Финсбери проводился ремонт общественных бань; само название улицы говорящее. В ходе работ был обнаружен подземный источник на глубине 14 футов, который тек по акведуку, выложенному римской плиткой. Очевидно, его использовали постоянно. В одном месте вырезана дата — 1502, обозначающая год проведения ремонта в эпоху Тюдоров. Табернакл-стрит считалась благословенной. В 1774 году на Велвок в Хемпстеде нашли большое число ваз и погребальных урн периода римского завоевания Британии. Одна из урн была гигантской — емкостью в 10–12 галлонов. По всей видимости, они были помещены сюда во время религиозной церемонии открытия источника с целью повысить его изобильность.

Некогда в Лондоне в районах с галечной почвой било множество источников. Именно поэтому районы города с такой почвой — Челси, Ислингтон, Хэкни — были заселены намного раньше, чем глинистые Ноттинг-хилл, Кэмден-роуд или Сент-Джонз Вуд. Река Флит по соседству со Смитфилдом получила прозвище Колодезная. Согласно свидетельству историка Джона Стоу, в ХIII веке «на каждой улице и в каждом переулке города был свой колодец или источник с чистой водой». Но многие повредил или уничтожил Большой лондонский пожар, а в ходе стремительного развития города появлялись новые — и так же быстро забывались. Конец эпохе источников положило масштабное проведение канализации.

Многие колодцы были обречены на звание священных, продолжая восходящую к детству человечества традицию почитания источников. В англосаксонский период на «всякого, кто дает обеты возле источника, или приносит дары ему», или «несет всенощное бдение», насылались проклятья. В ходе археологических раскопок или строительства рядом со старыми колодцами находят монеты и сосуды; особенно часто попадаются лакримарии — сосуды для собирания слез. Люди по-прежнему бросают монеты в колодцы — на счастье. А в те времена колодцы исполнения желаний и бдения у колодца были повсеместным явлением.

В крипте Сент-Мартин-ин-филдс при недавних раскопках обнаружили колодец, а рядом — место для погребения, относящиеся к IV веку н. э.; колодец сам по себе мог быть языческим местом культа. Основание церкви было скрыто от нас полторы тысячи лет. Скрыто очень надежно, накапливая все больше мистической силы. Еще одно владение царства тьмы. Другой колодец нашли под криптой Саутворкского собора. Колодец, посвященный Святому Чеду, покровителю чудодейственных источников, находился недалеко от Кингс-кросс, на нынешнем Сент-Чедс-плейс. И он был настолько популярен, что в полицейском донесении от 20 апреля 1772 года мы читаем: «…на прошлой неделе отпить воды из источника явилось более тысячи человек». Стоила вода один шиллинг за галлон, или три пенса за кварту. В начале XIX века на этом месте был разбит регулярный сад, за которым ухаживала старая дама на должности «хозяйка источника». Она обращалась к прохожим с призывом: «Зайдите и обретите самих себя!» В комнате, где с помощью насоса вода из родника поступала в котел и нагревалась, висел писаный маслом портрет краснощекого толстяка, одетого в плащ и красный чепец; по всей видимости, художник изобразил самого святого. Почтенное предприятие давно ушло под землю.

Совсем рядом, на месте нынешнего вокзала «Сент-Панкрас», находились колодцы Панкраса, у которых «содержались коровы для снабжения дам и господ свежим молоком, сливками и десертом высочайшего качества». Но со временем эти коровьи «спа» стали приобретать дурную славу — как места, притягивающие преступников и женщин легкого поведения. Так что заклятье подземных сил продолжало действовать, и людей, которые пили воду прямо из родника, постепенно начали считать отребьем, сомнительным сбродом.

Рядом с чудесными источниками издавна совершались культовые обряды и устраивались представления, возможно, в память древних культов и церемониалов, связанных с водой. Например, Дьяков колодец и Скорняжий колодец, находившиеся рядом, служили в позднем Средневековье местами для представления мистерий. Дьяков колодец можно увидеть и сейчас — за стеклянной витриной на перекрестке Фаррингтон-лейн и Клеркенвелл Грин. К нему ведут щербатые каменные ступени, по которым шли испить воды многие поколения паломников. «Вода сочится из старой стены, — описывает антиквар XVIII века. — Я был там, пил воду и нашел ее восхитительной, чистой, прекрасного вкуса».

Совсем неподалеку бил родник, известный как Дыра Черной Марии, по всей видимости, это искаженное название Колодца Святой Марии; сам процесс наречения точно отражает печальную судьбу городских родников. Ведь есть и другие интерпретации. Возможно, источник находился в бенедиктинском монастыре Святой Марии, что в Клеркенвелле, монахини которого носили черные одежды. А может быть, он принадлежал женщине по имени Мэри, у которой была черная корова, или, как вариант, ее чернокожей тезке. По третьей версии, источник был посвящен черной Мадонне, темнокожей Марии, изображения которой относятся к Средним векам. В лондонских названиях вообще многое перемешано, хватает там и фольклора, и предрассудков. Считалось, что Дыра Черной Марии утеряна навеки, но в 1826 году деревянный люк над колодцем прогнил, и глазам зевак открылось отверстие в земле.

Окрестности Ислингтона, в том числе Клеркенвелл, мог похвастаться множеством родников. Отсюда и стихотворение одного несчастного, который втуне пытался исцелиться водами разных источников:

Колодец Святого Клемента раньше назывался Святым Колодцем, откуда и название Холивел-стрит, на которой в XIX продавали порнографическую литературу. «Это и сейчас опрятное место, огороженное, выложенное щебнем и всегда чисто вымытое, для общественного пользования, — пишет Джон Стоу. — Колодец полон воды и никогда не иссякает». Холивел-стрит была снесена в 1901 году при работах «по улучшению района», в результате которых проложили трамвайную линию «Кингсвей». Однако местонахождение колодца все еще можно установить. Он находится на участке левее Стрэнда, рядом с гостиницей «Клементс-инн». В Чистый, или Страстной, четверг новообращенные в белых одеждах собираются вокруг колодца. Другой святой источник расположен неподалеку, в подвальной части Дома Австралии, где размещается дипломатическое представительство этой страны, на Олдвич. И это может запутать иного паломника.

Церковь Сент-Брайдс на Флит-стрит построена у колодца Святого Брайда; название Брайдвел, безусловно, происходит от того же топонима. Некогда это был один из важнейших духовных центров Лондона, но к XVI веку потерял значение. А временем его гибели считаются дни коронации Георга IV, когда страдающие от жажды зеваки выпили его до дна. Платан у юго-восточного угла церкви растет на месте бывшего колодца.

Священный источник находился и в Гайд-парк — колодец Святой Агнессы. К нему приносили больных детей. Об этом колодце напоминает лишь квадратная металлическая табличка перед входом в Итальянские сады.

Изначально колодцы Сэдлера служили для нужд монастыря Святого Иоанна в Кленкервелле, но это название восходит к более поздней поре. В 1683 году Джон Сэдлер нанял рабочих для работ в саду, одна из лопат наткнулась на плоский камень на четырех дубовых столбах; под ним находился большой каменный колодец, с аркой причудливой формы. Это оказался практически неиссякаемый источник с железистой водой, воду из которого до недавнего времени можно было купить в Театре у колодцев Сэдлера. Воду использовали и для системы кондиционирования театра. Колодец сохранился до наших дней. Интересно и то, что сам Театр, или Музыкальный дом, начал действовать в начале XVIII века и существует до сих пор. В XIX веке он назывался Акватический театр, там можно было увидеть водные сценические эффекты. Но не только водные: один из артистов, например, съедал петуха живьем, с перьями и внутренностями, запивая его полупинтой бренди.

Значительная часть подземных вод Лондона благодаря близости гравия или глины насыщена теми или иными минералами. И неудивительно, что в XVIII веке в городе появились многочисленные спа для лечения распространенных заболеваний. Вода с достаточной примесью железа, или сульфата магния, или сульфата натрия «укрепляет желудок, способствует тому, чтобы люди, страдающие полнотой, приобретали стройность, а страдающие худобой полнели». В другом объявлении утверждалось, что «эта вода, употребленная внутрь, предотвратит появление или изгонит тромбы и опухоль печени, сплин… а также метеоризм ипохондриков, черную и желтую желчь, цингу и гнев холериков». Собственно железистая вода была уникальным средством для страдающих кожными либо глазными болезнями. У глаз и воды есть нечто общее — они принадлежат сфере оплакивания. В XIX веке такой водой лечили шелудивых собак.

В XVIII веке самым распространенным уличным призывом в Лондоне было: «Люди добрые, где здесь вода, свежая и чистая!»

Нечто в самой атмосфере колодцев пробуждает милосердие, и со временем здесь стали оказывать медицинскую помощь. Дома модных врачей того времени на Девоншир-плейс и Аппер Уимпол-стрит стоят прямо над колодцами и садами Мэриобоун-спа.

Но вся вода ушла глубоко под землю. К началу XX века в Лондоне остался единственный чистый источник — колодец Стритхэм. Сейчас и он ушел под землю.

Однако названия остаются символами прошлого. На месте Спа Филдс напротив колодцев Сэдлера теперь многоквартирный дом. Заведение неподалеку, на углу Розоман-стрит и Эксмут-маркет, где сейчас находится паб «Лондон-спа», 14 июля 1685 года открыл сам Роберт Бойль. Великий ученый вряд ли мог предвидеть, что в начале XXI века на этом месте будет процветать паб с тем же названием. В 1851 году во дворе «Ягненка» на Лэмбс Кондуит-стрит был обнаружен древний колодец; он давно иссяк, но паб действует.

Колодцы и родники — места пограничные, там подземный мир выходит наружу. Они пробуждают в людях желание петь и плясать; здесь же отправляются ритуалы. Великое множество названий в Лондоне, такие как Спринг-гарденс, Вел Уок, Вел-стрит, свидетельствует о количестве и разнообразии таких источников. Имеются также Шедвел, Стоквел и Камбервел. Пройтись по местам всех «похороненных» источников Лондона — задача непосильная. Достаточно знать, что некогда они существовали в изобилии.

4

Забытые реки

В Лондоне текут 13 рек и ручьев. Некогда они протекали по полям и долинам, теперь же несут воды вдоль водопровода и труб канализации. Они выжили в мире, преобразованном человеком. Они похоронены, но не погибли.

Исток Вестбурна находится в Хэмпстеде, а в Темзу река впадает в Челси. Она течет через Килбурн и становится полноводной, перед тем как направиться на юг через Паддингтон к Гайд-парку. Когда-то ее воды наполнили озеро Серпентайн, которое по сей день существует на том самом месте. Рыцарский мост, соединявший берега реки в районе деревни Челси, дал название всему району Найтсбридж. Бейсвотер и окрестности также были названы в честь Вестбурна. Килбурн (Королевский ручей) — еще один его тезка.

Русло Вестбурна проходит теперь по огромной железной трубе, которую можно видеть над платформами станции метро «Слоун-сквер». А в XVIII и XIX веках река текла через пустынные поля, грязь и болота, территорию, которую позже осушили и покрыли почвой, прежде чем превратить в район Белгравия. В Паддингтоне 11 улиц носят названия, связанные с этой рекой — среди них Вестбурн-гроув и Вестбурн-гарденс и, наконец, Бурн-стрит в Челси. Направление русла реки можно нередко проследить по названиям улиц современного города. Сейчас же Вестбурн известен как канализация Рейнло.

Из Норвуда в Южном Лондоне начинает путь река Эффра и течет через Далвич и Херн-хилл и дальше в Брикстон; когда-то в этом месте она была шести футов в глубину и достигала 12 футов от берега до берега.

Эффра была достаточно крупна — по ней ходили баржи; известно, что Король Кнут[7] поднимался по Эффре к Брикстону. Название реки восходит к слову yfrid (поток). У самого истока, в Норвуде, до сих пор стоит старый Лодочный дом. На Брикстон-роуд маленькие мостики соединяли дома с большой дорогой; полоски травы по обе стороны дороги и сейчас обозначают берега реки.

Древний ландшафт сохранился. В Брикстоне находится Уотер-лейн, Колдхарбор-лейн и Раш Коммон (переулок Воды, переулок Холодной гавани, Общий поток). Далее Эффра огибает нынешнюю южную сторону Овала[8] и течет из Кеннингтона в сторону Воксхолла. Примерно в середине бронзового века в месте ее впадения в Темзу была сооружена арена, или платформа; а место сретения рек всегда считалось священным.

История Эффры показательна. Ее верховья были относительно прозрачными и чистыми; во второй половине XVIII века это была быстрая очаровательная речка, берега которой поросли ракитником, боярышником и каштанами. Но по мере приближения к пригородам Лондона она становилась все грязнее, пока не превращалась в поток, мало отличимый от канализации. Позднее ее заложили кирпичом, сверху застроили. И все же в Далвиче сохранился небольшой открытый участок реки, где Эффра течет через Далвич-парк и Далвич Коммон. Несмотря на то что река загнана под землю, она по-прежнему способна разливаться в период сильных дождей; прилегающая территория была в последний раз затоплена летом 2007 года. Дальше по течению проникнуть к ней можно только через канализационные люки на Эффра-роуд в Брикстоне. Недавно появились предложения частично открыть реку для улучшения экологической обстановки в Лондоне.

Река Уолбрук течет на севере города, в Сити; небольшая улица там носит ее имя. Джон Стоу еще в конце XVI века оплакивал ее исчезновение. «Этот поток, — писал он, — через который перекинулось немало мостов, был замурован в кирпичном склепе, сверху же замощен вровень с улицами и переулками, через которые некогда протекал; время шло, над ним возвели дома, таким образом Уолбрук оказался скрыт под землей, и теперь почти забыт».

Мы можем пройти вдоль этого воображаемого русла.

Оно начинается близ Ноливел-стрит в Шордитче; вполне возможно, здешний родник и является истоком Уолбрука. Тут имеются остатки римского святилища. Затем река текла к центру города, в южном направлении, которое сейчас обозначают Кертан-роуд и Бломфилд-стрит; по пути она протекала через стену, огибая церковь Всех Святых с запада; здесь, на глубине 20 футов, был обнаружен акведук. А далее к югу по течению была найдена арка, заросшая мхом; это доказательство того, что русло некогда проходило по поверхности.

Здесь Уолбрук поворачивает на юго-запад и достигает Токенхауз-ярд чуть на северо-востоке от нынешнего Банка Англии; в этом месте река становилась полноводнее за счет впадения двух небольших притоков и, пока русло шло поверху, через него было перекинуто четыре моста. На сводах, под которыми текла река, была воздвигнута церковь Святой Маргариты в Лотбери. Затем Уолбрук вновь плавно поворачивал на юго-запад, тек ниже вдоль здания Банка, а затем в Полтри, под церковью Святой Милдред. Эта церковь, разрушенная к настоящему времени, была построена заново на арке через реку в 1456 году. В источнике 1739 года Уолбрук описывается как «широкая и стремительная река… текущая под шпилем церкви Святой Милдред, глубиной в 16 футов». На пойменных почвах бывшего русла были построены Банк Англии и Мэншн-хаус.

От церкви Святой Милдред в Полтри река бежит к югу мимо римского храма Митры, который стоял на берегу по соседству. Затем спускается к Темзе по руслу в 50 ярдах к западу от современной улицы Уолбрук, где когда-то стояла церковь Святого Стивена-на-Уолбруке. Далее река течет по Клоук-лейн — улица получила название по проходившей здесь клоаке, или канализации. Связь церквей с рекой — или наоборот, если угодно, — подтверждается присутствием на Клоук-лейн в древности еще одной церкви — Святого Иоанна Крестителя-на-Уолбруке.

Затем она течет по Дайнгейт-хилл к Темзе — с огромной скоростью; в 1574 году произошел несчастный случай, когда 18-летний юноша хотел перепрыгнуть поток, но не сумел, и его увлекло прочь с «такой яростной силой, что никто не был способен помочь или спасти его, и вода несла его, пока он не ударился о тележное колесо, застрявшее перед шлюзом, у которого он и утонул, став добычей смерти». Эти самые яростные воды несутся теперь на глубине 35 футов. И по-прежнему указывают направления наземных дорог. Место резкого поворота реки называлось Элбоу-лейн (elbow — локоть), но позже было переименовано в Колледж-стрит. Канава, идущая вдоль Кэннон-стрит, до сих пор напоминает об исчезнувшей долине, через которую текла река.

Выходит, что Уолбрук вытекал из священного колодца и огибал на своем пути шесть, если не более, священных мест. Еще одно свидетельство его темперамента можно обнаружить, изучая… человеческие черепа, которые попали в реку в I веке н. э. При раскопках в старом русле было обнаружено 48 черепов, а новейшие исследования доказали, что черепа были намеренно брошены в реку после удаления нижних челюстей. По цвету костей очевидно, что они долго находились на открытом воздухе. Вполне вероятно, что Уолбрук был местом совершения культовых обрядов. Во времена, когда эти черепа попали в реку, она была около 12 футов в ширину и при этом сравнительно неглубока. Затем стала мелеть, но уже в XI–XII веках буквально возродилась — ее активно эксплуатировали и описывали как «прекрасный источник со сладчайшей водой». Бурное развитие и прирост населения Лондона привели к тому, что к XIII веку Уолбрук превратился в открытый слив, полный нечистот и отбросов. К XVI веку большая часть реки была загнана в трубы. Начался новый этап долгой жизни реки.

Впрочем, она до сих пор используется. По свидетельству Дж. Стоу, был заведен порядок, «по которому выбирались 18 мужчин с восточного берега Уолбрука и 18 с западного для различных городских нужд». Кроме того, он сообщает, что «западный берег был разбит на 12 местностей, а восточный — на 13». В своих низовьях Уолбрук служил водоразделом между районами Дайгейт и Винтри.

Этимология названия реки, вероятно, восходит к слову wealas (река) у бриттов; отсюда утверждения о том, что Уолбрук некогда разделял поселения бриттов от мест проживания римских правителей. Но это лишь гипотеза. Другие реки также служили своеобразными границами местностей и церковных приходов, и их невидимое присутствие до сих пор отражается в различии локальной атмосферы районов вокруг Сити.

Тибурн выбирается из-под земли в Хэмпстеде и направляется на юг через Суисс-коттедж и Риджентс-парк, вскоре принимая в себя воды притока, и, извиваясь, течет в центральный Лондон. Прихотливые изгибы Мэрилбоун-лейн в точности повторяют его русло. Оно было создано доисторическими водными потоками, что прокладывали себе путь по глине, которая с тех пор стала твердой массой. Старинные рисунки запечатлели Тибурн в момент его расцвета — стремящий свои воды через поля, обрамленный прибрежным венком из цветов и кустов. Если вглядеться, можно и сейчас приметить холмы и долины былого ландшафта, впрочем, сейчас они сплошь покрыты кирпично-каменной застройкой, а не растительностью; так формируются контуры современного городского пейзажа.

От Мэрилбоун-лейн Тибурн продолжает течение на юг, пересекая Оксфорд-стрит, после чего поворачивает на юго-восток, к Саут Молтон-лейн; там в честь него названа Брук-стрит (brook — ручей). Затем река следует извилистым путем через окрестности Мэйфэйр, попадает на Дайн-стрит и естественным образом направляется к Пиккадилли. Оксфорд-стрит когда-то называлась Тибурн-стрит, А Перк-лейн — Тибурн-лейн. Очевидно, Тибурн дал имя и виселицам, устроенным близ Марбл Арч. Название Мэрилбоун восходит к церкви Святой Марии у ручья, или потока.

Затем Тибурн пересекает Грин-парк, течет под Букингемским дворцом, под вокзалом «Виктория» и Пимлико и у Воксхолл-бридж впадает в Темзу. До сравнительно недавнего времени это была заболоченная местность, и воды протекающего вблизи Тибурна почти не использовались. В книге «Жизнь путешественника» (1982) Эрик Ньюби описывает, как он однажды подошел к реке, а было это в 1963-м, и увидел, что «дно Тибурна завалено разнообразным мусором — в частности, в то утро там нашли покой пара сувенирных оленьих рогов, Библия фолио на уэльском языке, обломки детской коляски и старый велосипед». Реки словно притягивают ненужные, пришедшие в негодность предметы: брошенные в воду, они будто бесследно исчезают. Верховья Тибурна, однако, были куда более чистыми, и уже в ХIII веке там был сооружен деревянный водопровод, по которому речная вода шла от Мэрилбоун-лейн в центр, где вливалась в более крупный водопровод на Чипсайд.

Другие «утраченные реки» текли к западу от Темзы, например, Стэмфорд-брук, исток которой находится близ тюрьмы «Вормвуд-Скрабс» в Восточном Эктоне, впадает в Темзу у станции метро «Хаммерсмит». Ближе к устью река разделяется на три русла с множеством мелких притоков, которые резвятся и плещутся в глубине под мостовой, неведомые миру.

Речка Каунтерс-крик берет начало неподалеку от кладбища «Кензал Грин», течет через Уайт-сити, Олимпию и Эрлс-корт. Ее устье находится в Челси, у электростанции «Лотс-роуд», еще в 1950-е речку описывали как «застойную лужу, вокруг которой растут чахлые маргаритки да чертополох в компании зеленого ила». По пути от «Кензал Грин» речка минует кладбища «Хаммерсмит», «Бромтон» и «Фулем», возможно, из давнишнего пристрастия к местам погребений.

Хакни-брук на востоке Лондона является северной границей кладбища «Абни-парк».

В Уайтчепел под землей течет ручей, известный как Черная канава.

Немало людей заворожены таинственными руслами подземных рек; в поисках жизни-под-землей они отслеживают их курс — кто с картой, кто с помощью волшебной лозы. Они буквально преследуют реки, упорно идя по их следу даже в далеко не благоприятных для поиска условиях среди многоквартирных домов, торговых центров или в безлюдных заболоченных местностях. Чем дальше они продвигаются, тем явственнее становится лейтмотив скорби земли по утраченному возлюбленному. Лучшим заключением послужат слова Иова: «Уходят воды из озера, и река иссякает и высыхает: так человек ляжет и не станет»[9].

Водоискатели движутся вперед медленно, воссоздавая поступь времени, позабытую в современном мегаполисе — возможно, впрочем, что на восприятие времени влияет именно незримое присутствие реки. Оно будто вторит течению воды в глубине. К примеру, русло Тибурна не изменило очертаний с доисторических времен; то есть оно в прямом смысле соединяет прошлое и настоящее неразрывными объятиями. Как в незавершенной поэме Кольриджа «Кубла Хан, или Видение во сне» (опубликована в 1816 году):

Река Некинджер протекает к югу от Темзы. Начало она берет под нынешним Имперским военным музеем, в прошлом — Бетлемским королевским госпиталем для душевнобольных, и пробегает под станцией метро «Элефант-энд-Касл», а дальше следует вдоль Нью Кент-роуд. Затем русло поворачивает на Прайорес-стрит и Эбби-стрит, по соседству с Бермондским аббатством. В этом месте монахи построили через реку мост. Она бежит отсюда на север, к Темзе. Доки Сент-Сейвиор — точка, где река вливается в более крупную и где некогда находилась пристань Некинджер. По преданию, здесь вешали пиратов; веревку, отправлявшую их в мир иной, называли «шейный платок», или «некинджер».

Между каналов Некинджера, в нижнем течении, располагался один из самых злачных районов Лондона — Остров Святого Якова. Диккенс увековечил его в «Оливере Твисте» как «дом» Вилла Сайкса, а «Морнинг Кроникл» окрестила его Венецией сточных канав и Столицей холеры. Река была кладовой грязи, нечистот и мусора. Улица Святого Якова — единственный свидетель тех уродливых времен. Впрочем, Некинджер всегда был городской притчей во языцех. По его берегам располагались мастерские дубильщиков и шляпников, поэтому цветом он напоминал «крепкий зеленый чай». В 1849 году эти места посетил Чарльз Кингсли, после чего воскликнул, обращаясь к жене: «Что я созерцал! У людей — сотен людей — нет питьевой воды, кроме гнилой воды из канализации!»

Подземная вода издавна ассоциировалась с болезнями; ее считают коварной, опасной, а также верным источником холеры и чумы. Она может как коварно подмыть фундамент расположенных рядом зданий, так и подточить здоровье людей, живущих по соседству. В те времена наиболее распространенными недугами были брюшной тиф и холера; а теперь жители районов вдоль подземных рек чаще других подхватывают бронхит и ревматизм. В одном исследовании прошлого века утверждается, что люди, обитающие близ рек, открытых ли, подземных ли, более предрасположены к астме и сенной лихорадке.

Хочется упомянуть и о другом феномене, связанном с невидимыми реками Лондона. В работе «География лондонских привидений» (1960) Дж. У. Ламберт отмечал, что три четверти паранормальных явлений в городе происходят около подземных источников. Пожалуй, кое-кто сделает вывод, что так подтверждаются сверхъестественные свойства воды; в частности, этим можно объяснить ритуальную активность около Уолбрука. Скептики же будут твердить, что подземные потоки разве что создают странные звуковые эффекты.

Более мелкие речки протекают под землей в районе Южного Лондона, например Пек и Эрлсслюс, которые соединяются и затем впадают в Темзу у Дептфорда. Еще западнее текут Фалкон и Уондл. Фалкон рождается в результате слияния рек Балем и Тутинга около Клэпема; уже окрепшая подземная река впадает в Темзу в районе Баттерси.

Уондл известнее прочих рек, так как большая часть его русла пролегает на поверхности. Река выходит на поверхность в округе Кройдон и совершает путешествие длиной девять миль к Темзе через Ламбет и Уондсворт. Она является естественным водоразделом между Кройдоном и Ламбетом, а также между Мертоном и Уондсвортом; Уондсворт означает Деревня у Уондла.

Уондл прославился изобилием рыбы. В 1586 году Уильям Камден дал ему такое описание: «Чистейший ручей Уондл, полный прекрасной форели». Исаак Уолтон в «Искусном рыболове» (1653) также воздает должное здешней форели. Сам лорд Нельсон рыбачил там, где река втекала в сад леди Гамильтон в Мертоне; в честь возлюбленного она переименовала Уондл в Нил. Река и сейчас притягивает любителей порыбачить; существует даже организация «Уондловы рыбаки». Живший в ХIХ веке Джон Рёскин вспоминает, как «песок взвивался и рыбки прыгали из вод Уондла». Он также увековечен в милом куплете:

Хильда Ормсби, изучавшая реки в начале ХХ века, в книге «Лондон-на-Темзе» (1924) отмечает, что «Уондл словно возмущен своей судьбой заживо погребенного». Иными словами, он воспринимался как живое существо, полное сил, с собственным характером.

Однако существуют реки, еще более живые и более могучие именно в своем новом, подземном обличье.

Давайте-ка прогуляемся вдоль Флита.

5

Река старика Пиквика

Самая быстрая из рек-невидимок Лондона — это, без сомнения, Флит. У него есть собственная история, не менее сложная и разнообразная, чем история города. Флиту посвящено немало стихотворений. Река выходит на поверхность дважды на Хемпстед-хит, а затем течет вдоль Флит-роуд к Кэмден-таун.

Сам исток реки имеет литературные коннотации. 12 мая 1827 года Сэмюэл Пиквик читал в Пиквикском клубе сочинение под названием «Размышления об истоках Хэмстедских прудов с присовокуплением некоторых наблюдений по вопросу о Теории колюшки»[10]. В поздний и не столь радужный период его блистательной карьеры мистер Пиквик оказался в одной из камер тюрьмы «Флит». Так что он знал реку весьма глубоко.

Название Флит восходит либо к англосаксонскому fleotan (плыть), либо к саксонскому flod (разливаться). Строго говоря, так могла называться приливная протока. Флит также был известен как Река колодцев — очень точное определение. Два русла реки сливаются в месте севернее Камден-таун, где в начале XIX века ее ширина превышала 60 футов. Там на дне был найден якорь. Это позволило сделать вывод, что некогда корабли могли добираться по Флиту до нынешних пригородов Лондона. Флит тек мимо старой церкви Святого Панкраса по направлению к Кингс-кросс. Прихожане Святого Панкраса в XV веке жаловались, что церковь стоит «в неподобающе грязном месте у большой воды». Современные улицы, подобно своим предшественницам, дают точное представление о направлении реки.

По пути вдоль моста Кингс-кросс к Сент-Чад-плейс, не доходя до поворота на Кингс-кросс-роуд, вокруг, куда ни кинешь взгляд, холмы и долины. Здесь все боковые дороги ведут влево, к местности, привлекавшей публику благодаря множеству колодцев, источников и общественных садов. Если двигаться дальше вдоль долины по Пакенхем-стрит, Феникс-плейс и Уорнер-стрит, боковые дороги будут уходить вправо; там мы увидим холмы Эйр-стрит-хилл и Бэк-хилл. Здесь зеленели склоны и цвели сады; до сих пор можно подняться на Вайн-хилл и Хербал-хилл. За ними Флит поворачивает на юг, к Фаррингтон-лейн и Тернмилл-стрит, где некогда течение реки заставляло работать три мельницы. В объявлении о сдаче дома в аренду в «Дэйли Курант» за 1741 год упоминается «добрая река, которая способна крутить мельничное колесо для помола пудры для волос, лакрицы и прочего».

Дальше река течет на юго-запад через Каукросс-стрит и вниз по Сафрон-хилл. Здесь епископы епархии Эли в XV веке выращивали шафран, а позже — клубнику. Затем река вливается в огромную долину, на Фаррингтон-роуд, Фаррингтон-стрит и Нью-бридж-стрит, и в конце концов вливается в Темзу у моста Блэкфрайерс. В нижней части ее русла, перед впадением в Темзу, где ширина Флита составляла около 40 футов, когда-то находились два островка.

Когда-то берега Флита в нижней части соединяли пять мостов, три из них каменные. На месте нынешнего Холборнского водопровода стоял Холборнский мост; его название — производное от old boune (старый ручей, или поток). Тернегейн-лейн, что отходит от Фаррингтон-стрит, была почти глухой и неожиданно выводила к берегу, что соответствует ее прозванию (turn again — сверни дважды). К востоку от реки возвышался холм из гравия, который впоследствии пошел на строительство Сити. А к западу простиралась болотистая низина, до конца не осушенная. Флит относился к западным районам Лондона древнеримского периода и оставался территориальной межой в течение 2000 лет. Во время Гражданской войны именно здесь начали строить земляной вал для защиты Сити. И до сего дня река разделяет границей Вестминстера и Сити.

Стало быть, эта поистине великая река несла свои воды через будущее сердце Лондона. Документ 1307 года гласит: «В прошлом Флит был весьма крупной рекой, ибо от 10 до 12 судов с различными грузами и товарами, могли пройти по нему до Флит-бридж». В XII веке ее использовали для транспортировки камня при строительстве старого собора Святого Павла. Кроме того, по ней перевозили сено и зерно, вино и древесину. Олд Сикоул-лейн и Ньюкасл Клоуз свидетельствуют о еще одном важнейшем грузе, который разгружали на пристанях[11].

Но проклятье города уже пало на реку. Скотобойни в Смитфилде и кожевенные фабрики по берегам сбрасывали в нее отходы. Доходило до того, что Флит буквально захлебывался отбросами и илистыми отложениями, тогда как очистительные работы на нем проводились далеко не часто. В очередной раз реку очистили в начале XIV века, и суда снова получили возможность ходить до Флит-бридж и Олдборн-бридж. В следующий раз это произошло через столетие, а затем в 1652 году, когда Флит был запружен «по причине сброса потрохов и прочих отходов мясниками, производителями приправ и прочих продуктов, а кроме того многими домами обслуживания, расположенными на мостах через реку». Дома обслуживания представляли собой не что иное как общественные прачечные. В результате в нижней части Флит представлял собой бурую жижу.

В ХVII веке Бен Джонсон в стихотворении «На достославное путешествие» воспел — если можно так выразиться — свое путешествие к верховьям Флита:

Дальше — больше:

Столетие спустя Джонатан Свифт после созерцания воды с Холборнского моста оставил следующее свидетельство в «Описании ливня в городе»:

После Большого лондонского пожара сэр Кристофер Рэн решил превратить эту сточную канаву в поистине королевскую реку. Он расширил Флит и придал ему черты ни много ни мало венецианского канала — с каменными набережными по обоим берегам и великолепным новым Холборнским мостом. В 1826 году развалины моста были обнаружены под землей, покрытые с одного конца городским мусором.

Как писал спустя 40 лет после реконструкции Нед Уорд в книге «Лондонский шпион» (1703), «единственный, кому это пошло на благо, был некий гробовых дел мастер, который признался мне, что рыбачит в грязных водах куда с большим успехом, нежели в чистых». Драматург XVII — начала XVIII века Джордж Фаркер в пьесе «Сэр Гарри Уайлдер» упоминает «упоительный аромат сточной канавы Флит». Закончим славословие Флита цитатой из сатиры Александра Поупа «Дунсиада» (1728), в которой река играет роль жутковатого фона для иллюстрации лондонской коррупции и нищеты: ее волны «в изобилии трупы собак в Темзу несут».

Крупные и мелкие торговцы отнеслись к лондонскому венецианскому каналу с полным пренебрежением и, заселив всю прилегающую местность, вновь превратили реку в средоточие нечистот. 24 августа 1736 года в «Джентльменз Мэгэзин» была опубликована следующая заметка: «Жирнее борова, пойманного сегодня в канаве Флит в месте ее впадения в Темзу, пожалуй, свет не видывал. Как выяснилось, он принадлежит мяснику, живущему неподалеку от Смитфилд-бар, и пропал пять месяцев тому назад; все это время он обитал в канализации, и теперь его цена выросла с 10 шиллингов до двух гиней». А осенью 1763 года цирюльник из Бромли в сильнейшем подпитии свалился в реку, завяз в иле и замерз за ночь до смерти.

В конце концов канал решили замуровать; набережные превратились в улицы. На пересечении с Флит-стрит был устроен городской рынок, теперь это место называется площадь Людгейт; в 1820-х построили Фаррингтон-стрит. Задача загнать Флит под землю была практически решена.

Но Флит был покорен неокончательно и ненадежно. В 1846 году произошло наводнение, и его воды вместе со зловонными испарениями вырвались наружу. Дороги стали непроходимыми, дома оказались в воде. Мощный поток сточных вод затопил и частично разрушил три работных дома. Один пароход врезался в мост Блэкфрайерс.

Во время гроз река по-прежнему представляет опасность для местных жителей. Тоннели близлежащих станций метро беспрерывно осушают с помощью насосов.

Археология местности — предмет для восхищения и глубокого исследования. На южной стороне одного из двух островков был найден скелет маленького ребенка; он жил во времена, предшествующие древнеримскому периоду Лондона; бескислородная среда позволила частично сохраниться его плоти. Утонул он или стал жертвой убийства, установить невозможно. В III веке н. э. на восточном берегу стояли стекловаренные печи. Существует и множество других свидетельств древнеримского периода: монеты и глиняные сосуды, кольца и кубки, кожаная обувь и деревянные таблички для письма, хирургические инструменты, ланцеты и специальные крючки. В римском слое были найдены три провалившихся туда средневековых ключа. Обнаружено много «съедобных» находок — остатков фруктов, орехи, крупы. Словом, вырисовывается полная картина раннего периода существования Лондона.

Время оставило след и на поверхности земли. Были обнаружены следы римской дороги, ведущей из Ньюгейт; современный Холнборский водопровод в точности повторяет ее направление. Уникальное здание, стоявшее на Людгейтском холме с XII века до 1940 года, было разрушено бомбардировкой. За свою долгую историю оно успело послужить в качестве магазина, гостиницы и доходного дома.

На самом берегу реки некогда стояло каменное восьмиугольное строение, по всей видимости, храм романо-кельтского периода. Внутри оно было выкрашено красным, с зелеными и белыми полосами. В яме позади строения обнаружили остатки сгоревших углей и человеческий череп. В древности Флит был священным источником, связанным с кельтским культом головы. Черепа находили и в Уолбруке. Храм был разрушен в начале IV века, в период, когда христианство стало доминирующей религией в Англии. Вместо него построили большое здание с множеством комнат. Предполагается, что храм снесли, а на его месте возвели епископский дворец. Две римские статуи, Вакха и Цереры, сбросили в реку. В газете «Миррор» от 22 марта 1834 года сообщается о находке «большого числа медалей с изображениями креста, распятия и выгравированной молитвой Пресвятой деве».

В месте слияния Флита и Темзы группой специалистов из Археологической службы музея Лондона в 1990 году было найдено 11 тел, относящихся к началу XI столетия. Перед погребением тела расчленили и обезглавили. Из глубин речного ила извлекли трехместный туалет XII века, брошенный туда словно в память о первоначальной функции реки. Не обошлось и без трупа черной крысы, разносчицы чумы.

Глядя на карты Флита и его долины и изучая археологию местности, легко представить развитие Лондона как стройную череду снов или галлюцинаций. Здания возводятся и сносятся, дорожные покрытия меняются, чтобы впоследствии уйти в небытие, дворы и проулки исчезают и возникают вновь, двери и лестничные марши строятся и рушатся, через прежде необитаемые районы прокладываются дороги, переулки превращаются в улицы, роется множество колодцев, водостоков, погребов, обреченных уничтожению. Вот из слоев грязи достают блюдо с изображением женщины рода Тюдоров, а вот антропоморфную голову скульптуры XIII века. В илистом дне Флита похоронены игрушки, сосуды, курительные трубки, иконные доски, броши, горшки, чаши, кружки, пряжки, булавки, обрывки тканей. Вот изразец с отпечатком пальца маленького ребенка. Поистине, таково течение истории!

Флит издавна ассоциировался с преступностью и болезнями, не в последнюю очередь из-за тюрьмы «Флит», расположенной на восточном берегу. Это место с ужасающей репутацией впервые упоминается в источниках XII века, а значит, построено оно на несколько десятков лет ранее. Тюрьма располагалась на одном из двух островков Флита, соединенном с большой землей мостом; вокруг «Лондонской клети» шел ров 33 фута шириной. Посреди рва возвышалась каменная башня, высокая словно гора. Она, вероятно, была сестрой Белой башни Тауэра. На прилегающей территории найдено несметное количество чашек и кружек; на одной сохранилась надпись: «Дж. Хёрст, Лондонская клеть». Тюрьма существовала 800 лет, ее снесли в 1845 году.

Вдоль русла Флита обитали и другие криминальные соседи. Некий дом около Смитфилда, выходящий на реку, в XVIII веке стал пристанищем воров и грабителей разного пошиба. В доме имелся люк-ловушка, ведущий прямиком в речные воды, таким образом жертвы преступников частенько буквально смывались. Какого-то моряка заманили в ловушку, а затем ограбили и раздели; «к Блэкфрайерс он приплыл уже трупом». Когда так называемый Ветхий дом на Вест-стрит снесли, в его подвалах нашли горы человеческих костей. Тернмилл-стрит была знаменита борделями, а Сафрон-хилл — грабителями. Уильям Пинкс в книге «История Клеркенвелла» (1881) отмечал: «Порок любого рода процветал в этом районе, и никакие меры не способствовали его искоренению; приписанных к нему полицейских не боялись, но запугивали».

Связь Флита с болезнями была не менее тесна, чем с криминалом. В XII веке монахи монастыря Уайтфрайерс жаловались на смрад, который перебивал аромат ладана, и сообщали, что несколько братьев скончались от отравления «гнилостными испарениями». В 1560 году городской врач заявил, что во время эпидемий лихорадки и чумы в «зловонных потоках» близ Флита гибнет большая часть Лондона, ибо «они в скорейшие сроки принимают заразу и разносят ее на длиннейшее расстояние». Вспышка холеры в тюрьме «Клеркенвелл» в 1832 году была также связана с потреблением нечистых вод. То был один из самых загрязненных районов столицы.

Не раз создавались планы по выводу Флита на поверхность городского пространства. Был разработан проект сооружения под площадью Людгейт обзорной платформы, с которой можно было наблюдать за подземной рекой. Так что река еще не до конца утратила необъяснимую власть над воображением лондонцев. На углу Уорнер-стрит и Рей-стрит, на мостовой перед пабом «Кучер и лошадки», есть неприметная решетка. Если наклонить к ней ухо, можно услышать мощный рокот подземной реки. Она жива.

6

Сердце тьмы

В книге «Путешествие на край ночи» (1932) французский романист Луи-Фердинанд Селин упоминает le communisme joyeux caca. Что в буквальном переводе означает «веселый коммунизм дерьма» — великолепный девиз для путешествия в лондонскую клоаку. Это поистине дорога во мрак. Ведь канализация есть вместилище вселенской скверны, субстанций, которые извергаются нашими телами и смываются прочь. В ней скапливаются все отходы мира, выброшенные на улицу или отправленные на свалку. Там покоятся дрянные, отвратительные или просто старомодные вещи. Она — утроба гнили и разложения.

Канализация всегда была символом смерти. В документе XIX века находим следующее утверждение: «Если взять карту Лондона и пометить районы, в которых постоянно наблюдаются эпидемии лихорадки… то вы без сомнений и с поразительной точностью нарисуете план городской канализации». Путь распространения лихорадки безошибочно повторял контуры подземного лабиринта. Несколько вспышек холеры были тесно связаны с расположением зловонных подземных каналов.

Согласно лондонским преданиям в городской канализации обитают жуткие чудовища, к примеру, крысы размером с кошку. «Я частенько видывал не меньше сотни крыс разом, — признавался золотарь XIX века. — Им ничего не стоит напасть на человека, если они понимают, что им негде укрыться». В коллекторах царила нездоровая жара. Однако в некоем извращенном смысле они способствовали возрождению жизни. В прошлом экскременты повсеместно использовали в качестве удобрения; в связи с этим возникали проекты откачки содержимого лондонской канализации для полива близлежащих пашен.

Если в Лондоне древнеримского периода и существовала канализация, то следы ее не сохранились. Типичное римское жилище без нее не обошлось бы. Собственно римская канализация действовала до 1913 года. В Йорке есть остатки древнеримской системы сливов. Однако такое впечатление, что в Лондоне она разрушилась и превратилась в прах, ибо мы не находим ни одного фрагмента. Впрочем, не исключено, что ее останки все же покоятся на большой глубине.

Роль канализации в средневековом Лондоне выполняли реки, ручьи и канавы, в конце концов впадающие в Темзу. Выгребные ямы кирпичной или каменной кладки также были общественными; их откачивали еженедельно или раз в две недели муниципальные рабочие, которых называли «фермеры отхожих мест». В 1326 году один из них по прозвищу Ричард-грабельщик упал в собственную выгребную яму и «погиб ужасной смертью, захлебнувшись в экскрементах». Насосы для откачки фекалий в подземной дренажной системе были впервые применены в Лондоне в XIII веке, во время правления Генриха III.

Но этого было недостаточно для удовлетворения потребностей горожан. Некий Уильям Спрот в 1328 году подал жалобу на соседей, Уильяма и Адама Мейр, в связи с тем, что их клоака, или содержимое сливной трубы, переливалась к нему через стену. В 1347 году двоих лондонцев обвинили в том, что определенные запахи проникают в соседний погреб. В 1388 году был издан закон, согласно которому «уличенные в нанесении ущерба или загрязнении канав, рек, водоемов и воздуха Лондона» подлежат наказанию. Казалось, с разливами Темзы и то легче совладать. Рос город, а с ним нарастала и вонь.

По закону 1531 года была создана официальная комиссия по канализации, которая отвечала за состояние существующей системы коллекторов и строительство новых. Имелось девять подкомиссий: Сити, Вестминстер, Холборн, Финсбери, Тауэр Хамлетс, Гринвич, Сент-Кэтринз, Поплар и Блэкуолл. Под землей уже действовала разветвленная дренажная система, впрочем, ее функция заключалась в очистке лишь поверхностного слоя воды; отходы же частных домов по-прежнему сливались в выгребные ямы и затем использовались в качестве удобрений или незаконно выливались в Темзу.

Новое применение экскрементов было введено в конце XVI века, когда обнаружили, что содержащийся в них азот можно использовать для производства пороха. Появилась бригада так называемых селитрщиков, они имели право войти в любой дом и реквизировать весь объем фекалий. В 1601 году член парламента жаловался, что селитрщики «роются и в спальнях, и комнатах больных, не щадя даже рожениц, и в доме Бога, в храме». Можно сделать вывод, что Лондон стоял на гигантском море дерьма. Возможно, это одна из причин, почему до сих пор образ подземного мира несет немало оскорбительных коннотаций.

В 1634 году по инициативе Иниго Джонса вместо открытой канализации — Канавы-на-болоте — была сооружена новая, крытая. После Большого пожара, когда возник отличный шанс отстроить канализацию заново, Джон Эвелин создал проект «подземного города» с «подвалами, погребами и сводчатыми излучинами, при этом» связанными с «новыми зданиями». Но план остался на бумаге. Правда, был ряд обращений от местных органов, затрагивавших проблему загрязнения в городе. Первые кирпичные стоки построили в XIX веке. Нижняя часть реки Флит была пущена под землю и стала использоваться как канализация в 1727 году. За столетие между 1756 и 1856 годами в городе построили более 100 коллекторов. К 1856 году в Лондоне было около 200 000 выгребных ям и около 360 стоков.

Очередная волна строительства поспособствовала жутковатой исторической находке. В Смитфилде весной 1849 года рабочие, рывшие канаву для прокладки труб, натолкнулись на пласт простого камня, почерневшего от огня и покрытого пеплом от сгоревших тел и костями. Так было обнаружено место казней XVI века, на котором сжигали еретиков времен правления Генриха VIII и Марии Стюарт. Кости забирали себе зрители в качестве реликвий. Какую веру, католическую или протестантскую, исповедовали мученики, значения не имело.

Выгребные ямы и сточные системы не были однозначным благом. В них выделялись метан и болотный газ, которые взрывались, стоило туда попасть искре. Жители домов, пойманные в эту ловушку, сгорали заживо или задыхались. Многие сточные трубы находились в обветшалом состоянии. Говорили, что кирпичная кладка стока Мэйфэйр была пористой, словно имбирный хлеб; ее можно было буквально зачерпывать ложкой. Рабочие канализации задыхались от сероводорода, выделяемого при распаде гниющих тканей.

В результате инспекции городской канализации летом и осенью 1848 года ее состояние было признано пугающим; система находилась в полуразрушенном, запущенном, даже опасном состоянии. Например, сточная система в Работном доме в Вестминстере пребывала «в столь запущенном виде, что уровенщик каждые несколько минут вынужден отрываться от работы из-за плотного осадка, покрывающего стекла спиртового уровня — для протирки… В помещении длиной около 30 футов с потолка словно сталактиты свисают наросты тлетворных выделений в три фута». Одного из инспекторов пришлось «тащить волоком (два фута по прелой чернеющей массе) в бессознательном состоянии». То было сердце тьмы в нижней части города, описанной в докладе инспекции как «дебри». Здесь обитало поистине «чудовищное зло».

В продолжение истории. В октябре 1849 года погибло четверо мужчин, спустившихся в невентилируемую сточную систему на Кенилворт-роуд, Пимлико. В тот же период в результате взрыва в канализации на Кеннингтон-роуд пострадало несколько рабочих, «с лиц которых сорвало кожу и подпалило волосы». В ноябре 1852 года двое мужчин погибли от ядовитых испарений, проникнув в канализацию у Комптон-стрит, Клеркенвелл. В 1860 году четверо мужчин скончалось на месте в одном из стоков Флит-лейн из-за утечки газа.

Сохранилось множество отчетов о взрывах угольного газа. 16 октября 1833 года жертвой такого взрыва стал дом на Кинг-стрит на площади Сент-Джеймс. «По всей вероятности газ проник в дом из канализации, а служанка как раз вошла с лампой в руках, и газ воспламенился. Комнату заполнил огонь, взрывом женщину подбросило до потолка и одновременно вышибло мансардное окно на лестничном марше». Подземный мир оставался как вместилищем разложения, так и таил смертельную угрозу. Подземные силы то и дело находили тайные дорожки в верхний мир.

При всем этом подземный мир имел постоянную клиентуру. Появилась каста помоечников, людей, которые жили на то, что могли добыть, роясь в канализации. Они искали пенни и соверены, а также мистический шар слипшихся монет, который называли «слиток». Они работали в молчании, тайком, гася свои огромные фонари на подходе к решетке водостока, «иначе на улице могла вмиг собраться толпа зевак». Разумеется, они нарушали закон. И, возможно, их принимали за подземный народец, что порой выходит на поверхность подышать воздухом.

Вскоре они и впрямь обрели мистический статус и стали темой сенсационных статей и слухов. Эти обитатели подземного мира проникали в канализацию у берегов Темзы при отливе, вооруженные крепкими палками — для отгона крыс. Они освещали себе путь большими фонарями и часами бродили в лабиринте под многолюдными улицами. Они носили своеобразную форму: холщовые штаны и длинные робы с большими карманами. Они находили металлические ложки, железные коробки из-под табака, иголки и булавки, кости, мраморные обломки, пуговицы, обрывки шелка, щетки, пустые кошельки, пробки, огрызки свечей, семена, обмылки, фальшивые деньги и искусственные зубы. То были отбросы викторианского Лондона, предназначенные для отбросов общества.

С чем же сталкивались эти охотники во время вылазок? Джон Арчер в книге «Следы старого Лондона» (1851) рассказывает, что «многие искатели погибали в своих убогих странствиях». Судьбы этих новых пилигримов по-своему подтверждали репутацию подземных тоннелей и каналов как священных. «Многие задыхаются и гибнут от испарений, — продолжает Арчер, — либо тонут, поскользнувшись на предательском пути, становясь добычей стаи прожорливых крыс, либо захлебываются, накрытые внезапной волной нечистот». Апокалиптический конец. Журналист Генри Мэйхью, оставивший четырехтомный труд «Лондон рабочих, Лондон бедняков» (1851–1862), предполагал, что «несчастные часто погружались во тьму, когда зловонное дуновение гасило их светильники, и брели, пока, обессиленные, не падали замертво на своем пути». Такова была судьба почитателей подземных божеств, пилигримов, изначально обреченных в своем паломничестве; бледных жрецов Мрака и Фекалий.

Отвратительные профессии почти неизменны. Канализационные системы Лондона по большому счету не отличаются от существовавших в кносском дворце в 1700 до н. э., а работа ассенизаторов, или смывщиков, была одна и та же во все времена. В XIX веке, судя по свидетельствам, они были вполне довольны своим уделом. Считалось, что атмосфера канализации дает естественную защиту от болезней. Рабочие даже предпочитали ее воздуху на поверхности. Мэйхью с удивлением констатировал у подземных ассенизаторов цветущее здоровье; то были «сильные, крепкие и румяные здоровяки». Но вот как он заканчивал их описание: «За редким исключением то были тупые, не осознающие свою деградацию люди, не стремящиеся вырваться оттуда». Презрительное, оскорбительное мнение обитателей верхнего мира.

В то время нередко приводили рассказы самих смывщиков. «Там куча добычи, — вспоминал ассенизатор середины XIX века, — видали бы вы, что там попадается… Газ тоже веселая штука, скажу я вам. Только бух на спину и гляди, как что-то просвистит, и пламя понесется по сводам… Как-то утром, когда прилив спал, мы вышли на работу и подобрали ногу». Он помолчал и добавил: «Не деревянную, не подумайте».

Несмотря на браваду и очевидную радость от работы, ассенизаторы не справлялись с обветшалыми стоками и их содержимым. В 1858 году в городе случилась «большая вонь». В тот период туалеты около четверти миллиона частных домов напрямую выходили в общественную канализацию, иными словами все отбросы немедленно попадали в Темзу, которая превратилась в зловонную открытую сточную канаву. Берега по обе стороны чернели от грязи. Однажды королева Виктория и принц-консорт Альберт решили совершить увеселительную речную прогулку, но через несколько минут нестерпимая вонь погнала их обратно на пристань. В большинство домов вода поступала прямо из Темзы и была коричневатая. Окна здания парламента были занавешены драпировками, пропитанными хлористым раствором, но и они, по словам тогдашнего премьер-министра Бенджамина Дизраэли, не полностью заглушали вонь «вод Стикса, смердящих невыносимо и ужасно». Это и был «невыносимый кошмар» Лондона. Премьер-министр однажды покинул зал заседаний в Вестминстере почти в панике, «с кипой бумаг в одной руке и носовым платком, крепко прижатым к носу, в другой, согнувшись почти вдвое, бежал от отвратительного запаха».

Подземный мир вырвался наружу. Всё то, что было извергнуто и отринуто, вернулось и жаждало реванша.

Парламентарии окончательно убедились, что санитарные условия XIX века вовсе не исправились, но только ухудшились по сравнению с условиями века XV. Они были обязаны предпринять глобальные меры, и немедленно.

Решение нашел Джозеф Базалгетт, главный инженер Управления строительством метрополитена. Он предложил построить разветвленную систему канализации параллельно течению Темзы, которая объединила бы трубы, ведущие к Темзе, и направила их содержимое за пределы города в водостоки Баркинга на северо-востоке Лондона и в Кросснес к югу от течения Темзы, в Эритские болота. Ему также удалось реконструировать мелкие сети существующих стоков. Пять основных смежных коллекторов располагались на различной глубине; самая глубокая — в 36 футах под поверхностью.

Кого-то мысль о вмешательстве в подземный мир повергала в ужас. Они верили, как сообщалось в издававшемся Чарльзом Диккенсом журнале «Круглый год», что новые стоки могут стать «вулканами из дерьма, грандиозной системой нечистот, готовой взорваться в любой момент от воспламенения зловонных газов и если не удушить, так отравить всех на своем пути». Им представлялся Аид, который вырвался во внешний мир. Но проект Базалгетта был доведен до конца. На полотне Форда Мэдокса Брауна «За работой» (1863), запечатлевшем героев-рабочих, изображены мускулистые мужчины, прокладывающие канализацию под Хит-стрит в Хэмпстеде.

Одна из наиболее глубоких систем пролегает от парка Рейвенскорт и Хаммерсмит до Кенсингтона, пересекает Бромптон-роуд и Пиккадилли и продолжает невидимый путь вдоль Стрэнда и Олдвич, после чего уходит под Сити и Олдгейт. Другая часть канализации начинается в Хаммерсмите, откуда извилистым путем направляется к реке Ли. Она проходит под Фулхэмом и Челси, затем попадает на насосную станцию, откуда держит путь к Милбэнк и парламенту. Потом канализационные трубы пересекают набережную Виктории, Блэкфрайерс и Тауэрский холм, после чего направляются в Уайтчепел и Степни. Эта система проникает в самые глубины города. Ее тоннели изобилуют изысканными архитектурными деталями и орнаментами, например, ступенчатыми краями сводов. Едва ли ценители смогут полюбоваться ими; их таинственность сродни разве что египетским пирамидам.

Общая канализационная система ведет к насосной станции «Эбби Милз» в Стратфорде. Ее оригинальное здание, в настоящее время используемое как резервное, построено в стиле, который называют «венецианская готика», «славянский» или «византийский» — с целью придать подобающе строгий вид тому, что относится к подземным тайнам.

Здание называли Храмом канализации, опять-таки связывая сакральное с подземным миром.

Другую насосную станцию, в Кросснес, описывают как «великолепный храм технических достижений», ее интерьер напоминает декор византийских церквей. Станцию «Эбби Милз» считали местом силы, «живописным, волшебным», как писал репортер «Дейли Телеграф» весной 1865 года, подтверждая в очередной раз, что подземелье — это потаенная сокровищница. Однако в той же статье, после спуска в безмолвный подземный резервуар, он пишет, что «оказался словно в челюстях притаившейся опасности, в ущелье пред долиной смертной тени».

Репортер подобрался к «мерзейшей клоаке в Европе, словно бессильный пленник, задыхаясь и желая выпрыгнуть наружу, обернувшись пантерой». Два образа подземного мира — магический и демонический — сливаются здесь воедино.

Весной 1861 года журнал «Обзервер» описывает проект Базалгетта как «самое грандиозное и великолепное сооружение современности». Его сравнивают с семью чудесами света. Проект охватывает 82 мили основных коллекторов и 1000 миль более мелких стоков. На строительство ушло 318 миллионов кирпичей и 880 000 кубических ярдов цемента. Сама система, с учетом некоторых улучшений и изменений, действует до сих пор. Кирпич, известный как синий стаффордширский по-прежнему держится крепко, схваченный портландцементом.

А еще Базалгетт понял, что река станет полноводнее, если ее сузить; в результате были построены набережная Альберта и Виктории. Наряду с архитекторами Джоном Нэшем и Кристофером Реном Базалгетт входит в пантеон героев Лондона.

Говорят, что канализация странным образом притягивает к себе людей, в принципе благополучных и здоровых. Многие совершают экскурсии по коллекторам Базалгетта — туристы в поисках сильных впечатлений. Но это требует подготовки и ритуального облачения: достающие до пояса болотные сапоги, шерстяные чулки до бедра, белый защитный комбинезон из промасленной ткани. В снаряжение входят и шлем-каска с шахтерским фонарем. Люди молча слушают, как им зачитывают список правил и предостережений. Их прогулки напоминают путешествия античных героев, когда живые спускались в царство мертвых, а потом возвращались в верхний мир с рассказами о своем нисхождении. Они вступают в настоящую преисподнюю.

Не так давно — в 1960 году — один наблюдатель, спустившийся под Пиккадилли, рассказал следующее: «Казалось, будто мы пересекаем Стикс. Туман проник вслед за нами с улицы и клубился над бесцветной зловонной рекой, похожей на воды Аида». Другой уподобил Флит, превращенный в канализационный коллектор, то выхватываемый светом фонарей, то вновь невидимый во тьме, знаменитым темницам Пиранези[13]. И не зря: одна из опасностей, которыми чреваты подземные прогулки, — оказаться в ловушке, под гнетом мрака. Сточные каналы могут порождать приступы ужаса и истерии.

В описаниях нижнего мира часто ощущается смесь ужаса и благоговения. Подземные помещения сравнивают с соборами: там есть колонны и контрфорсы, арки и крипты. Некий посетитель, обнаруживший арку, сквозь которую низвергался водопад, заметил, что вид был чудесный, словно «сон о подземном монастыре». Экскурсанты бредут по тоннелям, достигающим высоты 17 футов, и холодная гнилостная вода плещется вокруг их сапог, доставая почти до колена. Многих пугает течение, они теряют ориентацию, а за ней и самообладание. Они чувствуют под ногами донные отложения — будто гуляют по морскому берегу в отлив. Через равные промежутки встречаются огромные железные двери, выполняющие роль клапанов. Почти везде, то ближе, то дальше, слышен отдаленный рокот воды. Это голоса порогов и водопадов. Но и звуки внешнего мира — суетливый гул Лондона — доносятся с улиц через вентиляционные решетки.

Подземные путешественники идут через гигантские помещения кирпичной кладки, где разные стоки переходят один в другой. Самые невезучие могут натолкнуться на места скопления обширных отложений жира по обеим стенам тоннеля — результат накопления отбросов современного фастфуда. Не обходится и без крыс. Особенно многочисленные стаи животных наблюдались в XIX и XX столетиях в так называемых кровавых тоннелях, которые тянулись от скотобоен и мясных рынков.

Вонь порой непереносима, но в целом чувствуется лишь запах плесени да сырых стен; там промозгло и неуютно. Над бурлящими водами нередко стелется туман. Вереницы кирпичных коридоров с причудливыми залами овальной формы, кажется, уходят в бесконечную даль. Заблудиться в них ничего не стоит. Или — бесследно скрыться. Ведь в некоторые участки коллекторов нога человека не ступала лет 15.

Один из смельчаков в XIX веке рассказывал, что в старом стоке под мостом Блэкфрайерс «прямо на потолке произрастает колония грибов размером с добрую супницу».

28 июля 1840 года у моста Флит в только что выложенный кирпичом сток — бывшую реку Флит — спустились первые любопытные. Вот что писал один из них: «Я подвесил газовую горелку у начала течения. Вооружившись фонарями, мы направились в сторону Темзы». Так мог бы начинаться дневник путешественника по болотам Борнео, а не по столичной канализации. Тоннель изгибался то вправо, то влево, пока первопроходцы вдруг не осознали, что уже середина дня и прилив достиг двух с половиной футов. Автор заметок признается, что он со товарищи испугались за свои жизни и, «подняв фонари повыше», они «бросились вперед к выходу, ибо должны были преодолеть половину тоннеля, чтобы оказаться в безопасности. Воздух сгустился, мы теряли сознание. Однако нам удалось добраться до Холборнского моста невредимыми».

В «Жизни путешественника» Эрик Ньюби вспоминал о спуске в канализацию Тайберна в начале 1960-х. Ему советовали быть настороже из-за присутствия под землей углекислого газа, паров ацетилена, бензина — цианистого водорода, «имеющего приятный запах миндаля, слабейший намек на который тут же заставлял рабочих канализации» стремглав нестись к выходу. Однако сам он отмечал прежде всего идущий из протекающих труб запах угольного газа, смешанный с тяжелой вонью заброшенной канализации. Продвигаясь вперед, Ньюби видел не одно крысиное семейство, приютившееся в разрушенной кирпичной кладке. Профессионалы-рабочие прозвали их «рождественские кролики». Позже Ньюби попал и в канализацию Флита и был поражен душной, парной атмосферой — «напоминавшей, пожалуй, турецкие бани, где прорвало трубу».

И в настоящее время идет стройка, вполне достойная Базалгетта. Скоро на 20 миль от Чизвика в Западном Лондоне к Бектону в Восточном будет проложен тоннель «Темз Тайдуэй». По нему, не достигая вод Темзы, будут отводиться излишки канализации и прочих отходов, которые накапливаются в период сильных ливней. Тоннель строится на глубине 200 футов, повторяя изгибы русла реки, и считается одним из крупнейших инженерных проектов современности. Он должен быть готов к 2020 году. Однако, как и все, связанное с подземными тайнами, этот проект известен и обсуждается в довольно узких кругах.

Под поверхностью Лондона проходят еще два тоннеля с бегущей водой. На три четверти мили тянется канал под улицей Ислингтон, извиваясь под Мюриэл-стрит, Барнсбери-роуд, Толпаддл-стрит и Аппер-стрит, наконец выходит наружу на Абердин-плейс и совершает путь еще в 370 ярдов. Работы по его закладке велись при свете свечей и постоянно находились под угрозой срыва из-за множества подземных источников. Землю со стройки отвозили на «поле мистера Лорда», где позже построили крикетный стадион «Лордс»[14].

Тоннель «Ислингтон» открыли в 1820 году; первые посетители плыли по нему с помощью леггинга: человек лежал плашмя на днище лодки и направлял ее, отталкиваясь от стенок тоннеля ногами. В 1826 году на смену такому способу пришел паровой буксир, который тащил лодки, прикрепленные к мощной цепи. Как говорили в то время, «пар костей не ломит». Некий журналист назвал это средство транспортировки «поистине адским»: и впрямь дым, пламя и лязг двигателя, по контрасту с непроглядной тьмой арок и черной водой, звук лодок, ударяющихся о стены и друг о друга, и неверный свет, мерцающий вдали за очередным поворотом, создают собирательный образ преисподней, которую невозможно постичь, если не увидеть хотя бы одним глазком.

Тоннель был реконструирован в 2000 году, и теперь, разумеется, лодки в нем двигаются прогулочным шагом, управляемые электродвигателем. Суть путешествия, впрочем, не изменилась. Путь по каналу занимает около 20 минут на барке или небольшой лодке; вас охватывает непередаваемое ощущение прогулки под городом. Какое-то время еще виден слабый отсвет с поверхности в виде пятна на воде, но вскоре вокруг сгущается тьма, по описанию одного из путешественников, — «плотная и липкая». В тоннеле — собственный микроклимат. Штурвальный парового буксира в свое время утверждал: «Когда снаружи туман, в тоннеле ясно. Непростой это тоннель». Зимой здесь дует яростный ветер.

В наше время коллекторы так же опасны — но не смертельно. Рабочие трудятся в бригадах под руководством шефа. Имеется жаргон подземщиков, по которому они узнают своих в условиях, требующих повышенной осторожности. Встречаются случаи синдрома Вейла[15], переносчиками которого могут быть крысы, а также головокружения в связи с долгой работой в темноте. Не исключены взрывы газовых скоплений и внезапные приливные волны. Во время часовой грозы может выпасть количество осадков, равное 100 тоннам воды на один акр. Первый признак близкой опасности — сильнейший ветер, вдруг возникающий в подземелье. Затем приходит мощнейшая приливная волна, способная снести все на своем пути. В коллекторах зевать не рекомендуется.

7

Лондонские трубы

Трубы иного назначения также тянутся под поверхностью Лондона, бесшумно и укромно. Некогда вода из источников на севере поставлялась в город по деревянным и кожаным желобам. К XIII веку, когда некоторые крупные реки обмелели или превратились в открытые сточные канавы, питьевую воду пустили по свинцовым трубам. Постепенное проникновение этого металла в воду, должно быть, заметно отразилось на общем здоровье горожан. В 1236 году Гилберт де Сандфорд получил «соизволение доставлять воду из деревни Тайберн в Лондон по свинцовым трубам». Так называемый Великий водопровод шел под нынешней Оксфорд-стрит. Его маршрут отмечен в названии Кондуит-стрит (conduit — трубопровод, водовод). Затем он тек через Холборн и в конце концов достигал Чипсайда, где воду можно было набирать с помощью гигантского насоса, известного как Колонка в Чипе. Другая колонка, поменьше, что находилась на противоположном конце Чипсайда, у ворот Святого Павла, получила прозвище Писающая, потому что вода из нее текла непрерывно. Одно время эта система являлась революционным инженерным решением, и между этих двух колонок формировался символический центр Лондона в дни карнавальных или королевских процессий. Иными словами, священное место.