Игра в отрезанный палец Курков Андрей

23

Ник проснулся вечером около десяти. По телевизору шел какой-то немецкий фильм. Сахно в номере не было.

Без Сергея, конечно, Нику было спокойнее. Он даже рад был отсутствию своего напарника. Но в то же время какое-то ощущение абстрактного долга, подсознание бывшего офицера теребили его, беспокоили, легонько покалывали тонкой иглой, вызывая несильное раздражение. Где Сахно?

Мысли об ужине потихоньку оттеснили мысли о напарнике. Бодрость требовала подкрепления, еды.

Ник спустился в фойе, увидел стеклянную дверь в гостиничный ресторан.

Внутри сидел один прилично одетый старик и пил пиво из тяжелого керамического бокала.

Оглянувшись на вошедшего Ника, он опустил бокал на столик и поднялся, приветливо улыбаясь. Подошел. Спросил по-немецки, что он может предложить гостю.

Ник в конце концов понял, что старик этот – или официант, или что-то в этом роде.

– Повар работает до десяти, – объяснил он Нику. – Но у нас кое-что из горячего осталось, могу подогреть в микроволновке…

Простота и домашность этого заграничного заведения обезоружили Ника. Из предложенного стариком к подогреванию он выбрал какую-то особую сардельку и жареный картофель. По совету старика взял к этому бокал пива.

Уселся за столик.

Старик минуты через три принес весь заказ и пожелал приятного аппетита. Сам вернулся к своему недопитому пиву.

Снова тишина заполнила пространство вокруг Ника. Он почувствовал себя в вакууме, словно отрезанным от пространства, индивидуально запакованным, как костюм химической защиты, который почему-то приходилось таскать во все командировки.

Мысли перескочили на пространство, от которого Ник оказался «отрезанным». Они словно оторвались от головы и полетели в Саратов, к Татьяне и Володьке. Они, наверно, грустят. Получили от него телеграмму. Ничего не поделаешь, придется и им смириться, как пришлось ему. Светлое новое будущее немного отодвигается. Это так естественно для всей бывшей и нынешней Советской страны. В ней всегда все хорошее отодвигалось на позже. Теперь все хорошее отодвигается на позже отдельно в каждой из отвалившихся бывших республик. Это не значит, что хорошее не наступит. Это значит, что за все хорошее надо платить. И теперь, во времена молодого славянского капитализма, хорошее, надо понимать, сильно подорожало. Даже ожидание светлого будущего подорожало. А раньше все было бесплатным…

Пиво показалось Нику слабым, а сарделька понравилась. Она оказалась щедрого размера.

Тишину нарушил длинный звонок. Старик встрепенулся. Вышел за стеклянные двери ресторана в фойе. В мягком свете фойе Ник увидел, как старик открывал кому-то дверь в гостиницу. Потом вернулся в ресторан.

Следом за стариком в ресторан заглянул негр в строгом темном костюме с галстуком, обвел зал озадаченным взглядом и ушел.

«Значит, гостиница на ночь закрывается», – понял Ник и улыбнулся, подумав о том, что Сергей не сможет сейчас пройти наверх в номер незамеченным.

Через полчаса, когда бодрость, потраченная на поздний ужин с пивом, начала уступать место усталости, гостиничный старик подошел к Нику и объяснил, что должен закрыть ресторан.

– Нет-нет, пиво еще можно взять и пить в фойе, – добавил он, опасаясь неудовольствия гостя. – Это ресторан надо закрыть в одиннадцать, иначе местные власти оштрафуют. У нас дешевая лицензия…

24

На летней веранде большого дачного дома был накрыт щедрый стол. Над столом висела лампа с соломенным абажуром, разливавшая вокруг нежный желтый свет. Свет лампы порождал блик на гладком металлическом теле черной «Волги», стоявшей перед высоким порогом. За «Волгой» затормозила еще одна машина, только что въехавшая на территорию этого подмосковного «заповедника». Виктор так и не разобрался, что это за машина. Усталость и темнота не позволяли определить марку.

Теперь они сидели за круглым столом. Их было трое – Виктор, Рефат и толстенький водитель второй машины, представившийся «просто Юрой».

Светловолосого звали Рефат Сибиров. Когда Виктор спросил об отчестве, он улыбнулся и сказал: «Зовите меня просто Рефат. Мое отчество вам язык поломает!»

Юра был с виду действительно простоват, все время улыбался своей усатой улыбкой, рассматривая блюда. Потом он взял на себя обязанности тамады.

– Вина или водочки? – спросил Виктора.

– Вина, – негромко ответил Виктор, и тут же заурчала красная струйка, лившаяся в бокал.

– Сок, да? – Юра посмотрел заискивающе на Рефата.

Рефат кивнул. Заметив удивленный взгляд Виктора, он посмотрел на него спокойно и сказал:

– Я вообще не пью. К сожалению.

«Просто Юра» уже накладывал Виктору в тарелку салат из помидоров, колбасу, балык.

– Горячее чуть позже будет. Мы же, я думаю, будем ужинать до рассвета, – сказал он, снова усато улыбаясь и косясь на Рефата. – Послушаем первых соловьев, а потом отдохнем…

– Кушайте, – произнес Рефат. – Сначала по-русски надо выпить и закусить, потом поговорим, время есть…

Виктор и ждал начала этого разговора, и немного нервничал, одновременно побаиваясь. Чего было бояться? На этот вопрос он и сам себе ответить не мог. Просто обстановка с этой подчеркнутой вежливостью, с этим роскошным столом настораживала. Он уже понимал, кто заплатил за его гостиничный номер. Его, Виктора, уже вроде купили. Потом надо будет чем-то платить. Только чем? Он от них наивно ждет какой-то информации, а они, наверно, ждут чего-то от него. А чего можно ждать от него?

Виктор поковырял вилкой салат, подцепил четвертинку помидора.

– Что вы такой невеселый? – удивился «просто Юра», прожевывая кусок балыка. – Мы же еще не выпили! Надо исправиться. А вообще представьте себе – ехали бы сейчас в грязном вагоне, подъезжали бы к границе, а там фонарик в лицо, проверка документов, глупые вопросы. Давайте выпьем. По крайней мере за знакомство!

Рефат чокнулся стаканом с яблочным соком. «Просто Юра» пил водку. Казалось, он и все остальное пил бы, как водку, – одним глотком, независимо от количества.

– Вы приехали с Ивиным поговорить? – неожиданно спросил Рефат.

– Да, – признался Виктор.

– Юра, покажи ему!

«Просто Юра» зашел в дом и вернулся с большим конвертом. Протянул конверт Виктору.

Отодвинув тарелку, Виктор вытащил из конверта несколько больших фотографий. Присмотрелся. На них с разных точек был сфотографирован труп мужчины, лежащий на ковре лицом вверх. Ковер под трупом на черно-белой фотографии был темным.

Виктор присмотрелся к лицу и, казалось, узнал этого человека – это был один из двоих, стоявших рядом с вдовой на кладбище.

– Это Ивин? – на всякий случай спросил Виктор.

– Да, разве не узнаете?

– Самое время помянуть, – «просто Юра» налил себе водки, потом Виктору вина. – Смерть – штука неизбежная. Сколько от нее не убегай, а когда-нибудь да догонит!

Виктор пригубил вина. Посмотрел на Рефата, лицо которого сейчас было серьезным в отличие от их третьего товарища по столу.

– А какие вопросы вы хотели ему задать? – спросил Рефат, поймав на себе взгляд Виктора.

Виктор молчал. Он уже решил не упоминать о двух других друзьях Броницкого, перебравшихся в Москву, – может, в другой раз ему удастся с ними встретиться. О чем нельзя говорить – он уже решил, а о чем говорить – не знал. Лучше бы самому задать пару вопросов, чтобы понять, чего от него хотят эти люди.

Он задумчиво отвернулся, посмотрел за бортик веранды, на березки, подходившие почти вплотную к дому.

– А вы откуда знаете, что я к Ивину приехал? – спросил он, продолжая разглядывать стволы берез.

– Он нам позвонил из Киева, боялся, что его там убьют. Кто-то фотографировал его на кладбище… Вы же, должно быть, занимаетесь делом Броницкого?

Виктор снова обернулся к Рефату.

– Да. Но мне кажется, никто Ивина на кладбище не фотографировал. Я там был…

– Он собирался остаться в Киеве еще на несколько дней, а прилетел самолетом в тот же вечер, сразу после похорон. Приехал домой, и там его нашла жена, когда вернулась от подруги…

– А кто же брал у него в доме трубку, когда я звонил? – удивился Виктор.

– Наша сотрудница… – Рефат отпил глоток сока. Потом прикусил нижнюю губу в раздумье. – Знаете, я вижу, вам трудно разговаривать. Послушайте, мы с вами оба русские, и все это разделение на отдельные страны – чистая политика. Мы с вами занимаемся одним и тем же. Мы тоже хотим знать, что произошло с Броницким. Вы, наверно, думаете, что его убили «злые москали», особенно после скандала в штабе, где он служил. Поверьте, здесь никто не был заинтересован в его смерти. Если дадите слово сохранить нашу встречу в тайне, я вам смогу это легко доказать фактами. Решайте!

Виктор задумался. Рефат показался ему человеком серьезным, и он уже понимал, что если «просто Юра» был похож на обычного, но очень компанейского оперативника, то Сибиров вообще, казалось, не имел никакого отношения к милиции. Уж очень хорошо он владел собой.

Словно в подтверждение догадки Виктора, Рефат вдруг улыбнулся и сказал: – Вы же знаете, что между Россией и Украиной подписан договор о согласованной совместной работе спецслужб, так что даже если когда-нибудь, помимо вашей воли, выяснится, что вы с нами встречались – никто это не назовет предательством! Фотографии, – он кивнул на конверт, – возьмете с собой, чтобы отчитаться о поездке. Лишний день у вас ушел на встречу с майором Крыловым из МУРа, – теперь он указал на «просто Юру». – Я вам предлагаю только обменяться вопросами и ответами.

Минуты через две Виктор кивнул. Любопытство и твердая уверенность в возможности узнать что-то новое победили.

– Вот и хорошо. – Рефат вздохнул, переглянулся с Юрой. – Почему вы только сейчас заинтересовались Ивиным?

– Три дня назад я узнал, что он останавливался в гостинице «Москва» во время гибели или смерти Броницкого. Я думаю, что они вместе обедали в гостинице, скорее всего в буфете. Потом труп Броницкого был привязан к рекламному дирижаблю возле гостиницы…

Рефат кивнул.

– Все точно, – сказал он. Потом перевел взгляд на Юру. – Неси горячее!

«Просто Юра» снова ушел в дом.

– Вы хорошо работаете, – продолжил Рефат. – Только зачем так усложнили само следствие?

– В каком смысле?

– Почему у вас кабинет в райотделе милиции? – спросил Рефат.

– Потому, что это мой кабинет, – оторопело ответил Виктор.

Рефат напряженно улыбнулся тонкими губами.

– Ладно, вернемся к Броницкому. Это ведь вы тормознули вылет его трупа в Воронеж?

Рефат, показалось Виктору, и знал слишком много, и стал задавать, что называется, не те вопросы. Виктор промолчал, сам налил себе вина, сделал пару глотков.

– Вы сказали, что сможете мне фактами доказать, что Москва в деле Броницкого ни при чем, – произнес он твердо, уставившись прямо в глаза Рефату и только в этот момент заметив, что глаза у него светло-зеленые.

– Чуть позже, – проговорил Рефат.

«Просто Юра» принес фарфоровую кастрюльку с крышкой. Освободил для нее место посередине стола. Поставил.

– Оп-ля! – снял крышку игривым жестом.

Он взял уже пустую тарелку Виктора, положил на нее из кастрюльки три свернутых трубочками блинчика. Потом обслужил Рефата и себя.

– Давайте поедим, а то остынет! – предложил Рефат.

Напряжение, с которым Виктор ожидал продолжения разговора, отступило. Виктор расслабленно взял в руки нож и вилку. Отрезал кусочек блинной колбаски и положил себе в рот. Знакомый солоноватый вкус «приласкал» язык. Сразу захотелось еще кусочек.

Когда Виктор отрезал третий кусок блинной колбаски, из нее выпало несколько красных икринок.

Виктор замер, глядя на блины. Он вдруг понял, что такие же блины с красной икрой – последняя еда Броницкого.

Посмотрел вопросительно на Рефата – тот сидел неподвижно и улыбался Виктору своими светло-зелеными глазами.

– Мы с Ивиным и Броницким ужинали в гостинице двадцатого мая, – через минуту произнес Рефат. – Вы совершенно правы – именно в буфете на пятом этаже. Запоминайте, что я скажу дальше, вам будет очень полезно знать. При том условии, которое вы приняли, – никому об этом ни слова. Броницкий был нашим другом. Он помогал нам и когда был в штабе, а еще больше, когда стал работать в президентском аппарате. Он должен был остановить вторую поставку украинских танков в Пакистан, но пароход ушел… Вы были в доме, где жил Ивин. Этажом выше Ивина для Броницкого уже была готова квартира. Через пару недель он бы уже переехал в Москву на ПМЖ. Двадцатого вечером мы как раз обговаривали его будущее. Он ушел около полуночи. Из моего номера мы вызвали по телефону такси. Он должен был по дороге домой заехать на пять минут к своему коллеге. Я помню, он назвал диспетчеру маршрут – от гостиницы на Бастионную, потом на Суворова. Мы сами потом попробовали разыскать этого коллегу, но опоздали. Несчастный случай. Поломка газовой колонки. Квартира наполнилась газом, а он не заметил и захотел прикурить. Все сгорело вместе с хозяином. Правда, мы узнали, что это только официальная версия. На самом деле коллегу взорвали самодельной миной, подложив ее под кресло, к которому он был привязан. Думаю, что этот коллега и был организатором или, может быть, всего лишь исполнителем убийства. Конечно, для того, чтобы отправить Броницкого в полет на дирижабле, нужна была помощь. Может, в этом деле он сам лично и не участвовал. Кто знает?! Но, во всяком случае, его уже похоронили. Остались еще одни похороны, и дело будет сдано в архив.

– Чьи похороны? – спросил Виктор.

– Того, кто подложил мину под кресло… Классический вариант – отрезаются два первых звена цепочки, и после этого уже ничего никогда не узнаешь.

– А те, кто привязал труп к дирижаблю? – Виктор проницательно посмотрел на Рефата.

– Это скорее всего были люди «штатные». Контролеры. Один или два. Если их найдешь и припрешь к стенке – они все равно покажут пальцем на второго покойника. Их и убирать нет смысла – себе дороже. Ладно, давайте перекусим.

Виктор положил себе на тарелку еще парочку блинов с икрой. «Просто Юра» подлил ему вина. Себе – водки. Рефату – сока.

Ночная тишина этого заповедного уголка Подмосковья подступила вплотную к круглому столу, стоявшему на освещенной уютным светом веранде. Где-то крикнула ночная птица.

«Просто Юра» залпом выпил свою стопку водки и потянулся за балыком.

Виктор жевал блин и думал. Рассказ Рефата произвел на него впечатление. Да и сам Рефат был похож на человека, который врать не будет. Видно, он находился уже в том положении, когда ему даже в силу профессии врать было необязательно – для этого существовали подчиненные. То, что Рефат принимал Виктора за эсбэушника, – тому даже нравилось. Людям нравится, когда их «преувеличивают» в чужих глазах. «А может, я уже на самом деле эсбэушник, мне только пока не сообщают об этом?» – подумал Виктор. Вспомнил о Диме Ракине, своем бывшем коллеге, перешедшем в спецотдел «Ф». Ведь это именно он порекомендовал передать дело Броницкого Виктору. А что такое спецотдел «Ф»? Тайна, покрытая мраком. Когда Дима сдавал дела, Крыса – Леонид Иваныч Крысько, вечный майор – проговорился, что Дима теперь будет «связывать порванные ниточки». Отдел по координации действий. Каких и чьих? Скорее всего, эсбэушных и эмвэдистских. И о взрыве на Бастионной Виктор ничего не слышал, хотя это их район.