Залог страсти Смолл Бертрис
Да что это нашло на нее?
Но она немедленно выбросила из головы все мысли о приличиях. Этот большой красивый мужчина – ее муж. Он хочет владеть ее телом, и Анабелла, к собственному изумлению, поняла, что так же сильно хочет этого, как он сам. Она чувствовала, что ей нужно многому научиться у него. И следует показать себя способной ученицей.
– Любите меня, милорд Дун, – потребовала она.
Он изумленно уставился на нее. Он более чем счастлив тем, что она так жаждет слиться с ним. Особенно когда она обхватила его руками, смело гладя спину и ягодицы, подражая его прежним ласкам. Довольный Ангус перекатил ее на спину и стал целовать, пока она не задохнулась. Он раздвинул коленом ее ноги, и она покорно их развела. И тут же удивила его еще больше, протянув руку, чтобы взять его плоть. А когда захотела отнять руку, он почти взмолился:
– Нет! Нет! Мне так нужны твои прикосновения.
Он поймал маленькую ладошку и притянул к своему «петушку» и мошонке.
– Ты не сердишься? – тихо спросила она. – Я очень хотела дотронуться до тебя.
Ее пальцы так нежно ласкали…
– От вожделения он становится все больше, правда?
Его обдало жаром.
– Да, – выдавил он.
Иисусе, он продолжает твердеть. Раньше это никогда не происходило так быстро! Какое волшебство так быстро возбудило в нем страсть, такую огромную страсть?
Теперь он жалел о каждом мгновении последних двух месяцев, когда мог заняться с ней любовью. Но нет! Он мудро поступил, выждав, дав ей возможность узнать его лучше. Потеря девственности открыла Анабелле источник страсти.
Ее пальцы, гладившие его «петушок», рождали восхитительный хаос эмоций. Он не знал, сколько еще сможет вынести эту сладкую пытку.
Наконец он овладел собой и, сжав ее руки, поднял их над головой, оседлал и вонзился в ее влажное жаркое лоно. И застонал, когда стенки сомкнулись вокруг его плоти. Анабелла блаженно вздохнула. Она была слаще и теплее любой женщины, которую он близко знал.
Она обхватила его ногами, наслаждаясь взаимным желанием. Значит, это и есть страсть. Неудивительно, что женщины не способны связно рассказать о том, что испытали. Это действительно неописуемо.
Он отпустил ее руки, и теперь она могла теснее прижаться к нему. Ее пальцы мяли его широкие плечи.
Он хотел быть нежным, потому что она только что стала женщиной, но не мог сдержаться, когда ее ноги сомкнулись на его талии. Он стал входить в нее. Глубже. Жестче. Глубже. Жестче… пока она не стала издавать легкие стоны наслаждения, что только подтолкнуло его на дальнейшие подвиги. Ее ногти вонзились ему в спину. Тело приподнялось, чтобы встречать каждый выпад.
Он сказал, что больше боли не будет, и ее не было. Его яростное, страстное желание заставляло ее изнемогать от восторга. Она и не предполагала, что соитие может быть столь восхитительным. Голова ее кружилась. Тело, казалось, вот-вот взорвется от наслаждения. Как это может быть? Но она действительно взорвалась, обуреваемая мириадами эмоций, смысл которых оставался непонятен. Она взмыла в небо. Она летала. И была абсолютно свободна.
Ангус зарычал, когда его пульсирующий «петушок» излился глубоко в нее, наполняя ее тайный сад своим сладострастным приношением. Содрогнувшись, он удовлетворенно вздохнул.
Анабелла разразилась слезами.
– Иисусе! Я сделал тебе больно?
Его «петушок» до сих пор подрагивал, и он пока не мог выйти из нее.
– Нет, нет, – заверила она, все еще всхлипывая. – Просто я никогда не знала такого чистого наслаждения, которое только сейчас пережила. Скажи, что ты тоже испытал такое счастье и я не забрала все для себя, алчная душа! Это было бы так несправедливо!
Он слабо рассмеялся.
– О, милая, я не припомню, когда бы женщина так ублажала меня. Я с нетерпением ожидаю новых моментов вместе. Твоя невинность была огромным даром, Анабелла. Я благодарю тебя за это. Но проснуться перед рассветом и найти, что ты жаждешь разделить со мной страсть, – дар, которого я не ожидал. Я еще раз благодарю тебя.
Он снова ощутил восхитительный аромат ее волос. Пусть его жена некрасива, но какую женщину послало ему небо! Он хочет от нее детей, и у них будут дети!
Они снова заснули в объятиях друг друга. Проснувшись, Анабелла увидела, что его нет. Судя по яркому солнцу, уже давно рассвело. Оказалось, что между бедрами немного саднит, а ноги болят.
Краснея, она припомнила свое смелое обращение с мужем, однако он не рассердился на ее поведение. Но позволено ли жене быть столь дерзкой с мужем?
После первоначального потрясения Анабелла решила, что ей нравится соитие с мужем. Она хотела большего. Матерь Божья! Неужели такое желание естественно? Ей еще так долго учиться, и Джин, несомненно, может многое прояснить.
Дверь спальни открылась.
– Вы проснулись, – улыбнулась Джин. – И вижу, ничего страшного с вами не произошло. Граф просил узнать, не хотите ли проехаться с ним верхом, хотя не сейчас, а к полудню.
– Да, – кивнула Анабелла и спрыгнула с постели, невзирая на не слишком приятные ощущения.
Глаза Джин на мгновение широко раскрылись. Хотя она уже два месяца служила хозяйке, все же никогда не видела ее в костюме Евы.
Но Джин тут же усмехнулась.
Сегодня утром Ангус насвистывал, когда спускался в зал. Разве не все мужчины одинаковы в своих потребностях? Ангус обнаружил, что некрасивая жена наделена идеальным телом, и очевидно, этого достаточно, чтобы привести его в такое прекрасное настроение.
– Вам нужна ванна, – сказала она.
– Сегодня вечером. Сейчас я обойдусь тазиком с водой. Не хочу заставлять мужа ждать, – пробормотала Анабелла, уже наливая воды в тазик.
– Только смойте кровь с бедер, – посоветовала Джин и тут же поспешно собрала с кровати окровавленные простыни.
Боже милостивый! Сколько коричневых пятен! Ангус действительно выполнил долг перед Дуном, и Анабелла вовсе не выглядела несчастной. Скорее счастливой. На губах ее играла легкая улыбка. Умываясь, она напевала.
Джин выложила свежую сорочку, чулки, штаны, полотняную рубашку и подбитую мехом куртку с рукавами. Сапожки она поставила у постели, где быстро одевалась Анабелла.
– Пойти сказать Ангусу, что мы сейчас спустимся? – спросила она.
– Да. Но потом возвращайся, помоги мне с сапожками и волосами.
Джин торопливо вышла, унося простыни. Отдала их прачке, которая, увидев пятна, вопросительно взглянула на Джин.
– Ни слова, – предупредила та. – Дело сделано, и это главное.
Прачка молча кивнула. Она не собиралась сплетничать и этим самым уничтожить все шансы на будущее Уны.
Джин вернулась в зал и сказала брату:
– Леди спустится, как только я надену ей сапожки и заплету волосы.
– Я подожду во дворе, – кивнул Ангус.
Джин снова побежала в покои хозяйки и помогла ей натянуть сапожки. Расчесала длинные пряди и заплела в одну косу.
– Не уезжайте слишком далеко, – предупредила она Анабеллу, протягивая пару ярко-красных перчаток для верховой езды из оленьей кожи. – Иначе все разотрете до крови. Он во дворе.
Анабелла почти слетела вниз и выскочила во двор, где граф уже сидел на коне. Конюх помог ей сесть в седло. Сноу нетерпеливо гарцевала, готовая пуститься вскачь.
– Я готова, милорд, – сказала Анабелла. Их глаза встретились.
Они ускакали. Анабелла увидела, что стада овец и коров вернулись с летних лугов и паслись на ближних пастбищах. Скот разжирел на обильных кормах. Когда пойдет снег, граф прикажет перевести животных в сараи, чтобы защитить от волков, рыщущих по промерзшим холмам.
– Как ты себя чувствуешь сегодня утром? – вежливо спросил граф.
– Так же хорошо, как, надеюсь, вы, милорд.
– Значит, вам понравились наши постельные игры, мадам? – усмехнулся он.
– Как, надеюсь, и вам, милорд, – повторила она.
Он пристально вгляделся в ее безмятежное лицо, но, заметив в глазах веселые искорки, рассмеялся:
– Дерзкая вы особа, мадам.
Но тут взгляд его упал на ее округлые маленькие грудки, и он почувствовал, как просыпается дремлющая плоть. Как сладки эти груди, вкус которых он помнит. Не будь утро холодным и ветреным, он поддался бы искушению взять ее на склоне холма, среди зарослей вереска.
Ангус представил, как она раздвигает ноги и стонет от наслаждения, когда он наполняет ее.
И снова его поразила сила желания к ней. Он с трудом этому верил. Но не мог ждать до ночи, чтобы снова получить ее. Да и стоит ли ждать?
– Думаю, пора повернуть обратно, – сказал он.
– Догони!
Сноу рванулась назад.
Удивленный Ангус пустил жеребца в галоп. Она лукаво улыбалась, радуясь, что у нее есть фора. Но ей удалось обогнать его совсем ненамного. Копыта прогрохотали по мосту. Они влетели во двор. Конюхов нигде не было видно. Анабелла, смеясь, соскользнула на землю и повела Сноу в полутемную конюшню. Ангус последовал за ней.
Они молча расседлали лошадей, растерли и наполнили кормушки овсом и сеном. Когда она вышла из стойла Сноу, закрыв за собой дверцу, граф зашел ей за спину и легонько обнял. Она слабо запротестовала, когда он потянул ее в пустую конюшню и уложил лицом вниз на вязанке сена.
– Есть больше, чем один способ соития, мадам! – прорычал он ей на ухо, возясь с пуговицами на ее штанах, расшнуровывая рубашку и стягивая штаны. Открылась соблазнительная попка.
– Ангус! – взвизгнула она. – Что ты затеял?
Вместо ответа он расстегнул собственные штаны, с тихим шелестом упавшие на пол.
– Воспоминания о прошлой ночи преследуют меня, – прошептал он. – Я должен взять тебя, Анабелла. Должен!
Он резко раздвинул ее ноги и сжал бедра.
Сердце бешено колотилось в груди Анабеллы, но она была скорее взволнована, чем испугана. И тут его набухшая плоть скользнула в ее лоно.
– Иисусе! Ты уже мокра! – простонал он, входя еще глубже, наслаждаясь прикосновением ее ягодиц. Сжав ее груди, он стал медленно двигаться. Мышцы лона стиснули его плоть, отчего вожделение в нем закипело.
Она инстинктивно выгнула спину. Какое восхитительное безумие, когда тебя берут сзади. В темной конюшне, как какую-то молочницу или служанку! Но о, как это великолепно!
Он стал двигаться быстрее. Входить глубже. Голова Анабеллы уже кружилась от вожделения. Его горячее дыхание обжигало ее ухо.
– О, Ангус, – почти всхлипнула она. – Хорошо! Как хорошо! Не останавливайся!
Какую шутку сыграл над ним Господь! Послал Ангусу деву, казавшуюся кроткой, как ягненок, но на деле самую страстную из всех ему известных женщин. Она была огнем, опалявшим его душу.
– О да! Да! – вскрикнула Анабелла, когда ее возбуждение достигло пика.
– Иисусе! Иисусе! – простонал он, готовый взорваться от наслаждения.
Страсть между ними горела все жарче. Они растянулись на вязанке сена. Оба тяжело дышали, пытаясь обрести ясность ума. Его пальцы стиснули ее груди, когда последние капли семени вяло вытекали в ее лоно а она пыталась продлить наслаждение.
Наконец Анабелла громко вздохнула.
– Кто-то может войти, – напомнила она.
– Да, – согласился он, медленно поднимаясь и застегивая штаны. Потом поднял жену и помог ей привести костюм в некое подобие порядка. Но прежде чем отпустить, не мог не поцеловать ее. Потом оба как ни в чем не бывало вышли из конюшни.
– Значит, можно соединяться повсюду, – заметила Анабелла абсолютно спокойно, словно продолжая беседу.
– Да. В любом месте, в любое время.
– Я всегда считала, что подобные игры совершаются в темноте и только в спальне, – покачала головой Анабелла.
– Вы предпочитаете, чтобы было только так, мадам? – спросил он.
– Матерь Божья, милорд, конечно, нет! Я жду еще более восхитительных сюрпризов! Вы обещали научить меня всему, чем можно угодить вам. И я обещаю, муж мой, что буду самой прилежной ученицей.
– Ради всего святого, прекратите, мадам, – взмолился он. – Вы снова возбуждаете во мне желание, а у меня сегодня много работы.
– В таком случае не заставляйте меня долго ждать сегодня ночью, – предупредила она. – Мне не терпится начать учебу.
С этими словами она присела перед ним и поспешила уйти.
Голова Ангуса шла кругом от похотливых мыслей, которые пробудили в нем ее слова. Он снова попытался понять, какое волшебство она применила, чтобы заставить его почувствовать вожделение, присущее только молодому бычку в разгар лета. Но тут он понял, что ему все равно. Ведь взаимное вожделение – это прекрасно. Если они будут продолжать так, как сегодня, у них появится много детей. И старая, и новая церкви считали, что единственное предназначение женщины – рожать детей.
И все же он точно знал, что его вечно мрачный отец и веселая француженка-мать любили друг друга и наслаждались в постели. Сможет ли он полюбить Анабеллу? Или его чувства к ней – всего лишь обычная похоть?
Настал декабрь. Анабелла постаралась сделать его самым счастливым месяцем для обитателей Дуна, поскольку в декабре было много праздников. Пастор Блейн хотел осудить все это веселье. Но молодая графиня не позволила.
– Нет ничего дурного в том, чтобы праздновать пришествие Господа нашего и его рождение.
– Но слишком обильные пиры и танцы – грех, миледи, – расстроился священник.
– Разве грешно благодарить Бога за то, что послал нам своего возлюбленного сына? Грешно накормить бедных и раздать подарки тем, кто хорошо служил нам? Нет! Я не могу допустить подобные мысли, и вы, разумеется, сами этому не верите.
Ее слова были весьма разумны, и как может Господь оскорбиться при подобных обстоятельствах?
Пастор Блейн смирился. Он слышал, что в замке на обед будет оленина и граф откроет бочонок собственного виски.
– Но даже пируя, мы должны помнить о Господе, – сказал он.
– Разве вы не произносите благословение каждый раз, когда сидите за высоким столом? – удивилась она.
– Да. Но кто делает это, когда меня нет?
– Мой муж, конечно, – пожала плечами Анабелла.
Удовлетворенный пастор даже помог украсить зал сосновыми ветками и омелой. И лично наблюдал, как вносят в зал рождественское полено. Мало того, одобрил графиню, когда та назначила управителя Мэтью Фергюссона князем беспорядков. Каждый день в замке пировали, если не считать нескольких дней поста и молитвы, по-прежнему соблюдаемых старой церковью, поскольку Фергюссоны все еще оставались католиками. К собственному изумлению, пастор Блейн одобрил и эти дни.
Ангус с трудом отрывался от жены. Дня не проходило, если не считать тех, в которые ее связь с луной прерывалась, чтобы он не лежал между ее бедрами, по крайней мере два или три раза ежедневно. Он брал ее в библиотеке, на полу, у огня. Как-то увлек ее в темный чулан для белья. Конюшня стала любимым местом их встреч. Не успевали слуги убрать посуду со стола, как лорд и леди исчезали из зала.
– Ты словно зеленый юнец со своей первой девкой, – брезгливо сказал как-то Мэтью. Перед этим он слышал, как Анабелла хихикает, а брат натужно рычит в темном углу зала.
Они не слышали его. Но было чертовски очевидно, чем они занимаются, и когда брат, пыжась, подобно петуху, появился из полумрака, Мэтью не выдержал.
– Не могли бы вы ограничить свою похоть хотя бы спальней и ночным временем? – выпалил он.
– Это ты постоянно поощрял мои слабые усилия, – с ухмылкой напомнил Ангус. – Хочешь сказать, что ты ограничиваешь свою похоть спальней и ночным временем?
При виде выражения лица брата он оглушительно захохотал.
– Полагаю, я просто удивлен, что такая женщина может вызвать в тебе столь неудержимую страсть, – съязвил Мэтью.
Ангус понимающе хмыкнул:
– Пусть Анабелла некрасива, братец, но тело, данное ей Господом, великолепно. Мне стоит лишь подумать о ней, как я готов к бою. Кроме того, моя сладкая жена более чем готова разделить нашу страсть. Перед ней невозможно устоять, и поскольку я не вижу причин противиться вожделению, то и сдаюсь перед ее чарами. Я начинаю верить, что ты вполовину бы не был так угрюм и мрачен, если бы жена делила с тобой постель в холодные зимние ночи.
– Ба! – фыркнул Мэтью. – Поскорее надели ее ребенком и прекрати так наслаждаться собой и своей женушкой.
Граф снова рассмеялся:
– В свое время, младший брат. В свое время.
Глава 6
Едва минула Двенадцатая ночь, как в Дуне появился Джеймс Хепберн, граф Босуэлл.
– Я приехал отвезти вас обоих ко двору, – объявил он Ангусу и Анабелле. – Королева ждет ребенка. Дарнли – просто свинья и отвратительно ведет себя, потому что она не хочет коронации и графы весьма неспокойны, а это дурной знак.
– И ты втянешь нас в эту ситуацию? – рассердился Ангус. – Нет.
– Ей нужно отвлечься. Увидеть новые лица. Она часто спрашивает о тебе, Ангус, и хочет встретиться с человеком, который так облегчил ей проведенное во Франции детство.
– Откуда тебе это знать? – взорвался Ангус. – Даже твой отец не знал цены графского титула, полученного мной от вдовствующей королевы.
– Не знал. Она сама мне сказала, – признался Босуэлл.
– Ты настолько близок к королеве, Джейми? – удивился Ангус. – Значит, играешь в опасные игры, и думаю, тебе пора остановиться.
– Я предан королеве. Ни один человек в Шотландии, кроме меня, не может этим похвастаться. Даже ее дорогой брат Джеймс Стюарт, граф Морей, за которым водится прелюбопытнейшая привычка исчезать, когда грядут неприятности. Мой отец позволил любви к Марии Гиз и своему разочарованию ее отказом выйти за него превратить его в государственного изменника и запятнать имя Хепбернов. Всю жизнь я пытался стереть это пятно. Какова бы ни была судьба Марии, я останусь рядом с ней. Верный до самой смерти.
– А женщина, на которой ты должен скоро жениться? Что будет с ней? – вырвалось у Ангуса.
– Ты, конечно, приедешь на свадьбу, – кивнул Джеймс, избегая прямого ответа. – Королева тоже будет. Идеальное время, чтобы появиться при дворе. Побудете с ней несколько недель, добьетесь ее милости и вернетесь в Дун. Это простая вежливость, Ангус. Ничего больше. Кроме того, там будет моя сестра Дженетт. Она будет счастлива иметь еще одного человека, которому может пожаловаться на мою женитьбу. Пока у меня не будет сына, наследником остается ее сын, мой племянник Френсис. Она готова на все, лишь бы он заполучил титул графа Босуэлла, – смеясь, пояснил Джеймс. – Но пусть не волнуется. Мой брак с Джин Гордон – не любовный союз. Его хотят королева и Джордж Гордон. Он считает, что через меня усилит свое влияние на королеву. А королева думает, что таким образом приобретет преданность одного из самых могущественных лордов севера. Гордоны теперь получили прощение за последнее восстание.
– А Джин Гордон? – тихо спросила Анабелла.
Удивленный тем, что она смело вступила в разговор, Джеймс пригляделся к жене Ангуса. Да. В ней произошли какие-то перемены, но он не мог сказать, какие именно.
– Моя нареченная любит другого. Огилви. Но когда королева решила соединить меня с леди Джин Гордон, молодого человека поспешили женить на другой.
– Бедная девушка, – пробормотала Анабелла.
– Где состоится свадьба? – поспешно спросил Ангус, чтобы Джейми не обратил внимания на дерзкие слова его жены.
– В Эдинбурге. В кирхе в квартале Кэнонгейт. Королева хотела католическую церемонию в Королевской часовне, поскольку Гордоны, как и ты, по-прежнему придерживаются старой веры. Но я теперь протестант. Гордоны не возражают, да и Нокс для разнообразия притих.
– Мы там будем, – пообещал Ангус, поспешно взглянув в сторону жены и тем самым надежно заглушив любые протесты. Джеймс, очевидно, в фаворе у королевы и женится на сестре графа Хантли, самого могущественного северного лорда.
– Вы недовольны? – спросил Босуэлл Анабеллу.
– Не люблю путешествовать, – призналась она. – Но не могу отказаться. Дуну не повредит поехать и заверить королеву в почтении и преданности. Нам придется скоро уезжать, потому что до вашей свадьбы осталось меньше месяца, а Эдинбург находится далеко от нас. У меня едва хватит времени сложить свои наряды.
– Хорошая девочка, – усмехнулся Джеймс. – Обязательная и верная.
– Значит, одобряешь мою девочку, Джейми? – спросил Ангус.
– Да, конечно. Думаю, мадам, что вы поладите с леди Гордон, поскольку она так же образованна, как вы, правда, на мой вкус, немного педантична.
Он остался еще на один день, а потом уехал. Джин и Анабелла стали собираться. Джин предстояло тоже ехать в Эдинбург. Ангус послал Мэтью вперед, чтобы найти дом, тем более что ему не нравилось жить в гостиницах, а место во дворце Холируд, где жила беременная королева, они вряд ли получат.
Анабелла в последние дни неважно себя чувствовала, но ничего не поделаешь, приходилось ехать на свадьбу Джеймса Хепберна, а потом бывать при дворе, чтобы угодить королеве. Вернувшийся Мэтью сообщил, что ему удалось снять дом на три месяца неподалеку от Королевской Мили с видом на Эдинбургский замок и с большим садом. Владелец был во Франции, но слуги остались в доме. Мэтью также договорился о том, где они будут останавливаться во время путешествия. К восторгу Анабеллы, им предстояло провести две ночи в Рэте.
Они оставили Дун в холодное, но солнечное утро. Чайки летали над головами и громко кричали. Путешественники молились о хорошей погоде, поскольку до Эдинбурга была неделя или больше пути. Они взяли две дюжины солдат. Повозки с вещами отправились в путь на два дня раньше, в сопровождении еще дюжины солдат. Будет прекрасно, если они окажутся в городе одновременно, ведь повозки едут куда медленнее, чем всадники на конях!
Через несколько дней они добрались до Рэта, как раз когда пошел снег. Анабелла предупредила мужа, что замок очень мал в сравнении с Дуном.
– Возможно, нам придется спать в зале у очага, – вздохнула она.
Но к ее удивлению, все обернулось иначе. Граф и его брат заночуют у очага, а Анабелла разделит спальню с сестрой Агнес и Джин Фергюссон.
Родители тепло приветствовали ее. Но Анабелла сразу заметила непривычно подавленную атмосферу.
– Где мои старшие сестры? – спросила она.
Агнес расплакалась.
– Мы надеялись избавить тебя от стыда, – пробормотала леди Энн. – Мирра позволила Йену Мелвиллу опозорить ее. Потом он отказался на ней жениться и взял одну из моих кузин Гамильтон. Обе девушки были беременны от грязного распутника, но Гамильтоны смогли дать большее приданое. Мирра скинула сына. В кирхе ее прилюдно осудили. И не поставили к позорному столбу только потому, что ее отец – лэрд.
– О ма, мне так жаль, – покачала головой Анабелла, вспоминая дерзкие и откровенные слова сестры в ночь ее отъезда в Дун. Тогда ей это очень не понравилось, но что она могла сделать, чтобы спасти Мирру?
– А Сорча? С ней все хорошо?
– В декабре она обвенчалась с Гилбертом Эллиотом. Слава богу, что Эллиоты посмотрели сквозь пальцы на историю с Миррой, тем более что знали, какая Сорча хорошая девочка, – пояснил Роберт Бэрд.
Агнес шмыгнула носом.
– Но что случилось с Миррой? – допытывалась Анабелла.
– Уехала. Вышла замуж за горца, которого моя сестра прислала с севера, – сказал отец. – Я написал ей о Мирре, и в начале января сюда явился человек по имени Дункан Маки. Он родственник твоей тетки и приехал с ее письмом.
Прежде чем выслушать историю, все уселись у огня.
Они не ожидали гостей в такое время года, не говоря уже о рыжеволосых гигантах.
– Я приехал жениться на вашей дочери, – прогремел низкий голос. Мужчина смотрел сверху вниз на перепуганных лэрда и его жену. У него были клочковатая рыжая борода и грива такого же цвета волос.
– У меня четыре дочери и две уже замужем, сэр, – ответил тогда лэрд.
– Одна из них, я слышал, опозорена, – последовал удивительный ответ. – Я приехал за этой девушкой, милорд. Я Дункан Маки из Кэрна, родственник сестры вашего мужа, миледи. У меня есть земля, прекрасный каменный дом, маленькая деревня, где живут тридцать два человека, у которых на первом месте преданность мне, и большое стадо скота. Но я никак не могу удержать жену надолго, хотя давно пора жениться.
Против воли заинтересовавшись, Роберт Бэрд спросил:
– Но почему ты не можешь удержать жену? Сколько у тебя их было?
– Три, – скорбно ответил Дункан. – Каждая мертва и похоронена. Одна умерла в родах, вместе с младенцем. Другая утонула в озере, а третью забрала зимняя простуда. Теперь никто не соглашается выдать за меня свою дочь, говорят, что я приношу несчастье.
– В самом деле, – произнес лэрд, не зная, что еще ответить на подобные речи.
Его жена незаметно сделала знак слуге принести прохладного и пригласила гостя сесть.
Он уселся и, подавшись вперед, спросил лэрда:
– Как и почему девушка была опозорена, милорд?
Как ни странно, лэрд счел нужным подробно объяснить гостю, в чем дело.
– Дункан кивнул, и в его глазах было искреннее сочувствие, – вставила леди Энн.
– Я сказал Дункану, что Мирра не распутница, просто глупа и легкомысленна, – продолжил лэрд. – Мелвилл отказался от нее за более толстый кошелек, она подверглась публичному осуждению, и никто не захотел на ней жениться. Все же этот горец согласился ее взять. Сказал, что не ее винить нужно в случившемся, а Йена Мелвилла. Что, по его мнению, другой девушке повезло, что ее семья смогла заплатить большое приданое, дабы избавить дочь от стыда, который пришлось пережить Мирре. Потом он попросил разрешения увидеть ее. Прежде чем согласиться, я перечитал письмо сестры, пытаясь лучше понять, кто этот человек, который просит руки Мирры, но, по правде говоря, посчитал его даром небес.
– Что случилось потом? – спросила Анабелла отца. – Помнишь, что написала тетка?
– Да, я выучил письмо наизусть, поскольку в нем крылось спасение Мирры. Там было вот что:
«Братец, ты просил моей помощи. Я рекомендую тебе Дункана Маки, родственника моего мужа. Он считается хорошим человеком, достойным противником и опасным воином на поле брани. Его слабость в том, что вечно выбирает в жены глупых девчонок. Если у Мирры такой сильный характер, как ты писал, она станет Дункану хорошей женой. Если отдашь ему племянницу, будь уверен, что я наставлю ее и помогу.
Твоя любящая сестра Джин».
– Я послал за твоей сестрой. Велел прийти в зал и предупредил Маки, что она прекрасна, но ее языком можно резать дерево, настолько он остер. Дункан рассмеялся и сказал, что любит девушек с перчинкой.
Слушатели тоже рассмеялись.
– При виде Мирры у него отвалилась челюсть, – снова заговорил лэрд. – Со мной было то же самое, когда я впервые увидел твою ма. Я сказал Мирре, что этому человеку предстоит стать ее мужем. Мирра объявила, что никогда не выйдет замуж, но Маки только рассмеялся и сказал, что да, она станет его женой. Она стала издеваться над тем, что он неотесанный горец. И заявила, что не выйдет за северянина. Но тут уж я потерял терпение и сказал, что если бы она не была так тщеславна и глупа, вышла бы за Мелвилла, несмотря на то что он трусливый негодяй. Сказал, что Дункан Маки – родич мужа ее тетки. И готов жениться, несмотря на все случившееся. Сказал, что не позволю, чтобы ее поведение и дальше пачкало доброе имя семьи. Сказал, что пастор немедленно позаботится о контрактах и свадьба состоится еще до ночи. Потом я оставил их в зале, но, уходя, слышал, как Мирра кричит, чтобы он не приближался к ней и не смел целовать. А потом – молчание.
– Грозный парень, – усмехнувшись, заметил граф Дун. – Значит, ваша вторая дочь вышла за этого горца?
– Да! Я отправился в кирху, где пастор упал на колени и поблагодарил Бога за удачу Мирры. Немедленно составил брачные контракты и вернулся со мной в зал, где мы узнали, что Мирра согласилась стать женой Дункана. Пастор заметил, что тот – человек благоразумный и что Мирре очень повезло найти хорошего мужа, невзирая на все ее недостатки.
– Вряд ли она хотела для себя такого будущего, – возразила Анабелла. – Она воображала, что поедет ко двору, поскольку родич Йена – советник королевы.
– Очень сомнительно, – покачала головой леди Энн. – Невзирая на все претензии, эта ветвь семьи Мелвиллов считается захудалой. И несмотря на грубые манеры горца, он мне понравился, хотя знакомство было коротким. В нем были доброта и честность, что дало мне утешение. Я знаю, что Мирра будет с ним счастлива.
– Он не жаловался, что приданое маленькое? – спросила Анабелла.
– Десять золотых монет, сундук с бельем для стола и постели, пуховое одеяло, два серебряных кубка, шесть серебряных ложек, маленькая позолоченная солонка, маленький мешочек с солью и два небольших отреза бархата, – перечислил лэрд. – На Дункана все это произвело большое впечатление. Он сказал, что никогда еще не имел жену с таким хорошим приданым. Мне не пришлось извиняться, как в случае с Мелвиллами. Я слышал, Гамильтоны дали ему двадцать пять золотых монет, чтобы избавить дочь от позора.
– Надеюсь, она родит дочь, – злобно прошипела Агнес. – Они сделали бедную Мирру такой несчастной, что она скинула сына. И потом много дней плакала.
– Агнес! – приструнила ее мать, – Есть ли милосердие в твоем сердце?
– У меня нет милосердия для глупцов! – выпалила Агнес.
«Какая интересная малышка», – подумал Мэтью.
– Их поженили в тот же день, па? – спросила Анабелла.
– Да, как только контракты были подписаны. Мирра удивилась, когда Дункан написал свое имя. Он был так же удивлен, когда она написала свое. Но как только все было подписано, состоялось венчание.
– Она вышла замуж в юбке и белой блузке, – вставила Агнес.
– Я счастлива, что все хорошо закончилось, – улыбнулась Анабелла.
Принесли обед, очень простой: оленина в подливке из красного вина с луком-пореем и морковью, жареный каплун, хлеб, масло и сыр. На десерт подали печеные яблоки. После обеда Анабелла с матерью и Джин сели у очага. Агнес играла в шахматы с Мэтью и восторженно мурлыкала после каждого своего хода, считая себя очень умной.
– Ты чаще улыбаешься, чем раньше, – сказала леди Энн дочери. – Ты счастлива?
Анабелла кивнула.
– Все в Дуне любят ее, – заверила Джин. – Она хорошая госпожа и хозяйка.
– Рада это слышать, – ответила леди Энн. – По крайней мере моя старшая дочь ведет себя сообразно своему воспитанию. Поверить не могу, что Мирра решилась на такое, но мне грустно, что пришлось разлучиться.
– У тети Джин одни мальчики, мама, – напомнила Анабелла. – Мирра станет дочерью, которой у нее никогда не было. И бьюсь об заклад, моя сестра будет хорошей женой этому горцу.
Утром они уехали из Рэта с первыми лучами солнца и через два дня прибыли в Эдинбург. Дом, снятый для них Мэтью, оказался на удивление уютным, и Анабелла сразу увидела, что слуги дружелюбны и вышколены. Они помогли Джин разложить вещи и развесить платья госпожи. Однако с купанием все было не так просто. Купальня в Дуне была редчайшим явлением. Ангус был недоволен небольшой деревянной лоханью, которую принесли слуги, и немедленно послал за плотником. Объяснил, что ему необходимо, и через два дня в дом доставили высокий круглый деревянный чан. Для того чтобы наполнить такой, нужно было много ведер воды, но граф наслаждался купанием, и Анабелле чан тоже понравился.
– Чтобы не слишком утруждать слуг, которым приходится дважды таскать ведра, – сказал муж, – будем мыться вместе, милая.